CC BY
44
© 2009
А.В. Литягина
СОСЛОВНЫЕ ЦЕННОСТИ И НОРМЫ ГОРОЖАН ЗАПАДНОЙ СИБИРИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НАЧАЛЕ ХХ ВВ.
В статье охарактеризована традиционная, сословная система ценностей и социальных норм жизни горожан Западной Сибири. Показано наличие элементов крестьянской ментальности: сословная корпоративность, наличие единой, цельной системы нравственных понятий, идущей из основ православной культуры. Отмечается и появление новых ценностей модернизации: рационализм, трезвый расчет, нацеленность на прибыль в среде купечества. Сопоставляются ценности и нормы мещанства и купечества.
Ключевые слова: история России, Западная Сибирь, сословия, ценности.
Ценности и нормы — важнейшая часть образа жизни людей. Можно говорить о широком спектре ценностей, которые чтятся и хранятся. Эти ценности присутствуют в самых разных сферах жизни, скрепляют общество, идентифицируют его как особое социокультурное объединение. Речь идет именно об общественных ориентирах, признаваемых, как правило, большинством населения и составляющих морально-нравственную основу жизни горожан.
Самым многочисленным сословием являлись мещане. Именно этот слой совместно с городским крестьянством составлял основание социальной пирамиды городов. Их психология во многом была схожа с психологией деревенских жителей. Б.Н. Миронов привел ряд убедительных свидетельств современников о таких реалиях в малых и средних городах России. Отмечалось, что у крестьян и городских низов был общий фольклор (пословицы, поговорки), сходные нравы, традиции, предрассудки и развлечения. После проведения великих реформ 1860-х гг. система ценностей крестьянства и городских низов переживала трансформацию, в их поведении наблюдался рост рационализма, прагматизма, расчетливости, индивидуализма1.
Однако процесс формирования ценностной системы и норм, соответствующих модернизации, был непростым и длительным.
Данные о занятиях, семейном и общественном быте, мировоззрении, брачных, похоронных и других обычаях, об играх и развлечениях, круге чтения показывают, что городские низы в подавляющем большинстве российских городов до середины XIX в. обладали сходной духовной культурой и менталитетом, что и крестьяне, хотя отличались материальной культурой (одеждой, жилищем и т.п.). При этом, «чем меньше был город, и чем больше его жители занимались
сельским хозяйством, тем меньше горожане отличались от крестьян во всех от-
2
ношениях, в том числе и по своему менталитету» .
Формирование ценностных ориентаций мещанства происходило на основе народной культуры, которая включала в себя уважительное отношение к старшим и заботу о стариках, детях, беспомощных родственниках; милосердие в са-
мых разных его проявлениях, помощь и взаимопомощь; трудолюбие, совестливое отношение к труду; понятие чести и долга; твердость в выполнении взятых на себя обязательств и многое другое. Исследователи русской культуры и традиций, изучая прежде всего крестьянский быт прошлой эпохи, пришли к выводу о том, что все было связано между собой в единой, цельной системе нравственных понятий3. Цельность народной нравственности определялась у русских крестьян православной верой. К ней восходили прямо или косвенно все оценки и утверждения в этой области. Понятия передавались из поколения в поколение. Но, кроме того, они заново укреплялись в каждом поколении за счет восприятия основ христианства. Нравственные поучения постоянно звучали в церковных проповедях, наставлениях родителей, разъяснялись учителем, обучавшим грамоте по Псалтыри. Крестьянство, переселяясь в города, приносило с собой эти здоровые нравственные основы. Городские мещане были также трудолюбивы, совестливы, отзывчивы, богобоязненные.
В середине XIX в. представления о труде во многом исходили из незыблемости существовавшего сословного строя и социальной структуры. Занятие человеком деятельностью, не характерной для того сословия, к которому он принадлежал, не одобрялись. Однако в силу многочисленности и пестроты мещанского населения, среди мещан были люди, занятые самым разным трудом.
В среде торговцев было широко распространено пренебрежительное отношение к занятиям ручным, малоквалифицированным, «черным» трудом. Для горожанина, чьи торговые дела потерпели крах, переход в ряды ремесленников или фабричных рабочих, был очень сложен по социально-психологическим причинам. Стать ремесленником означало не просто заняться непривычным и непрестижным трудом, а также снизить свой социальный статус, уважение в обществе. В силу этого многие разорившиеся купцы и мещане предпочитали выбирать нерациональный способ поведения, перебиваясь мелочной торговлей, стоявшей нередко на грани мошенничества, или всякого рода посреднической деятельностью, которая не приносила почти никакого дохода.
Кроме того, «между мещанами вы встретите целые толпы работников, которые не имеют никакого определенного занятия и которые по собственному их выражению перебиваются кое-как. Сегодня он ловит рыбу, завтра он копает огород, через неделю он шьет сапоги; сегодня он грузил судно, завтра он отправляется на сенокос. Подобную жизнь ведут даже домовладельцы мещан в
4
значительных городах» .
Низкий статус земледельческих занятий в среде горожан объясняется и социально-экономическими факторами: с одной стороны, развитием товарно-денежных отношений в пореформенную эпоху, с другой стороны — сокращением ресурсов города, необходимых для ведения сельского хозяйства. Введение Городового положения 1870 г. особенно сильно, в экономическом и социальном отношениях, ударило по мещанам-земледельцам. Городские думы, в которых мещане были слабо представлены, став распорядителями городских земель, изменили порядок их использования. Мещанские общества, распоряжавшиеся землей до реформы, потеряли на нее права и не получили никакой компенсации. Думы, для увеличения городских доходов, стали сдавать землю в аренду. В городах, где часть мещан была занята в сельском хозяйстве, они стали быстро
разоряться. Это заставляло горожан, занятых прежде сельским хозяйством, переносить свои интересы из аграрной сферы в промышленность, транспорт, торговлю, сферу услуг.
Огромное значение в системе ценностных ориентаций мещанства занимал дом. «Для приобретения такого дома мещанское семейство способно налагать на себя нечеловеческие усилия и лишения. ... Перейти из сословия бездомных наемников в сословие хозяев казалось ему все равно что переродиться»5. Свой дом — это для бездомных мещан, пожалуй, самая заветная мечта. Из своего дома никто не выгонит, в случае невзгод над головой останется своя крыша. Кроме того, дом может приносить и доход, если часть помещения сдавать квартирантам. Использование своего дома как доходного являлось для мещанина с нестабильными и малоприбыльными занятиями весьма и весьма привлекательным стимулом для приобретения пусть даже «нечеловеческими» усилиями своего жилья.
Если говорить о социальной ориентации сибирских мещан, то главным ориентиром для них, конечно же, служило купечество. Этому способствовала и близость материальной культуры городских сословий. Как пишет В.П. Бойко: «материальные потребности купцов были по своей сути народными, типично национальными. Многое у купцов было как у крестьян и мещан, только богаче по качеству и лучше по количеству»6.
Разрушение традиционной системы ценностей и формирование новой происходили, с одной стороны, стихийно, под влиянием новых условий жизни, с другой стороны, образованное общество и правительство намеренно принимали многообразные меры (создавали клубы, общества трезвости, читальни, народные библиотеки, изобретали даже новые праздники и т.п.), чтобы изменить традиционное мировоззрение народа.
Несмотря на нововведения, изменения происходили медленно, во-первых, вследствие инерции, свойственной всем традиционным идеалам и установкам сознания, а во-вторых, вследствие постоянной миграции в города крестьян, несших с собой традиционные нормы.
Мигранты из деревни и их потомки медленно воспринимали нормы городской культуры и освобождались от традиционного менталитета. И этому в немалой степени способствовали связи новых поселенцев со старым, деревенским миром. Зарубежный исследователь Джонсон Э.Р. отмечал наличие связей между мигрантами как характерную черту разных эпох и стран. Он писал, что у мигрантов проявляется тенденция обосновываться на новой территории и в новом культурном пространстве вместе и обеспечивать различные виды помощи друг другу, будь то Северная Америка или быстро растущие города Третьего мира'. Российские и в том числе Западно-Сибирские города не были исключением. Было естественно, что недавно прибывший мигрант должен искать поддержку и помощь от кого-то. И, по свидетельству современников, этот «кто-то» был чаще всего земляк. Некоторые потомки современных Западно-Сибирских горожан помнят и знают историю переселения своих родственников в регион. Так, например, известно, что переехавшие в Бийск из Вятской губ. выходцы из крестьянского сословия Воробьевы первоначально поселились в Барнауле, у земляка и родственника купца М.М. Кашина. В дальнейшем, переехав в Бийск,
они сохраняли связи со своими родственниками, о чем свидетельствуют и семейные записи, и фотографии. Выходцы из деревень обосновывались в сибирских городах и всюду, естественно, встречали себе подобные крестьянские образцы культуры и поведения. Связи с селом, земляческие связи способствовали сохранению крестьянских традиций и нравов. Новые волны переселений постоянно пополняли состав сибирских городов за счет выходцев из села. Все это
о
способствовало «выживанию крестьянской культуры в городе»8.
Отражением последнего явления также были и сословные корпоративные объединения. Региональной спецификой, на наш взгляд, является сильная живучесть и активность мещанских объединений. Они в Западно-Сибирских городах активно действовали и принимали в свои ряды новых членов вплоть до 1917 г. На общероссийском материале также отмечено, что мещанские общества деградировали медленнее ремесленных и купеческих9. Но региональная особенность выражалась в том, что и в конце XIX - начал ХХ вв. органы городского самоуправления считались с наличием в городе мещанских объединений, обращались к ним нередко за материальным содействием, между ними шел обмен информацией, горожане свои интересы предпочитали порой защищать через корпоративную организацию, от нее же в случае нужды ждали помощи.
Как справедливо отмечают исследователи, корпоративность являлась важной частью общественного сознания и принципом социальной организации, что было характерной чертой традиционного общества. Одним из самых существенных свойств корпорации является ее стремление обеспечить всесторонний контроль за соответствием жизнедеятельности каждого из членов корпорации принятым в ней нормам. Поскольку процесс модернизации связан с разрушением корпоративной структуры социума и освобождением личности от контроля со стороны корпорации, то анализ степени корпоративности в социальной структуре общества позволяет выявить специфику и темпы модерниза-ции.10 Входившие в мещанское общество люди соглашались подчиняться коллективистским установкам, принятым данной корпорацией, в случае уклонения от таковых подвергаться вынесенному обществом наказанию, в целом испытывать над собой контроль. И это не воспринималось как насилие. Низкие доходы, экономическая неустойчивость индивидов порождали желание застраховать себя круговой порукой, отдав за это часть своей свободы.
В своих решениях мещанское общество руководствовалось не формальными нормами закона, а своими представлениями о нравственности. Отметим, что это вообще весьма характерно для русской ментальности. В народной традиции сквозь века прошло пренебрежение к закону, отчасти по его незнанию, отчасти по неверию в его справедливость («закон что дышло, куда повернул, туда и вышло»). Поэтому в мещанской среде, как и в крестьянской, дела решались сходкой, миром, по-божески. Бийское мещанское общество следило за добропорядочностью поведения своих граждан. Однозначно осуждались лица, появившиеся в публичных местах в пьяном виде. К таковым применялось наказание согласно 570 ст. IX т. свода законов о состояниях: наказание в виде общественных работ сроком один месяц. В 1876 г. собравшиеся мещане постановили взыскивать штраф в размере одного рубля с лиц, явившихся в нетрезвом виде в городское управление или в камеру мещанского старосты. От полицейского
управления поступал рапорт в городскую управу о проступках граждан, городская управа в свою очередь обращалась через мещанского старосту к обществу мещан о принятии соответствующих мер. На собрании коллективно рассматривали степень вины и меру наказания. Так, в ноябре 1877 г. рассматривали дело мещан Еремеева и Прокопьева. Первый был задержан полицией за пьянство и драку. Второй «замечен в пьянстве четыре раз, следовательно поведения своего и не думает исправить». Коллективный приговор о наказании провинившихся общественно-полезным трудом сроком на 1 месяц был направлен на утверждение в городскую управу.11 В июле 1878 г. рассматривалось дело Н. Горохова «о буйственных поступках в пьяном виде». Приговорили: «Так как мещанин Горохов никогда нами ни в чем не замечался, и поведения он хорошего, поэтому на первый раз поступок его оставить без последствий, объявить, что если он на будущий раз будет замечен в пьянстве, то на него будет наложена мера взыска-
12
ния». .
Руководство мещанским объединением могло при помощи полиции наказать за плохое поведение, заточив на несколько суток провинившегося в каталожную камеру. Так, в 1880 г. по просьбе помощника мещанского старосты полиция задержала некоего Кутергина за пьянство, обман жителей («выпрашивал
деньги на горотьбу поскотины»), угрозы в адрес руководства корпорации и аре-
13
стовала на трое суток. .
Сходство мещан по образу жизни с крестьянством было существенным поводом живучести корпоративного объединения. Домохозяева в этот период держали много скота. Вопросы создания выпасов для скота, наем пастухов, определения им жалования из общественных сумм, огораживание выпасов и т.п. занимали много места в жизнедеятельности горожан.
Мещанские общества оказывало социальную помощь своим членам. В 1902 г., например, на выдачу пособий безработным неимущим и вдовам с сиротами г. Бийска было выделено двести рублей14.
В крупных городах, в губернских и торгово-промышленных центрах процессы разрушения крестьянской ментальности, формирование ориентаций на буржуазные, просветительские ценности проходили быстрее и заметнее. Этому способствовали учебные заведения, многочисленные и разнообразные общественные организации, клубы, библиотеки и т.п. здесь, как мы видели, заметнее разрушалось сословное самосознание и жители ассоциировали себя с принадлежностью к какой-либо профессии, виду деятельности.
Однако даже в таких крупных центрах Западной Сибири, как Томск и Омск, продолжали действовать корпоративные сословные организации, осуществлявшие социальную помощь своим членам. Так, в Томской богадельне мещанского общества в 1912 г. содержалось 86 человек, также томские мещане содержали ночлежный приют, оплачивали стипендию на содержание одного ребенка во Владимирском детском приюте15. Оплачивали также мещанские общества и счета из больниц за членов своей организации, находившейся на излечении. В Омске мещанское общество в 1901 г. насчитывало 3225 плательщиков общественных сборов, средства шли, помимо содержания сословного управления и сиротского суда, на финансирование благотворительных и учебных заведений, на пособия престарелым, убогим и неимущим16.
Таким образом, можно говорить, что вплоть до советского времени в городах ценились коллективизм, корпоративный строй жизни. Во многом сохранялся общинный уклад, соответствующий типу традиционного общества.
Быт — сфера, где проявлялись ценностные ориентацииё нормы и стандарты поведения, достаточно консервативная. Как справедливо указывали исследователи, «быт многослоен, гетерогенен, в нем всегда наличествуют элементы, возникшие в разные эпохи ... Как правило, быт изменяется медленнее по сравне-
17
нию с другими общественными явлениями.»1'.
Однако постепенно новая светская, буржуазная культура приходила на смену традиционной, а вместе с ней новый менталитет. Трансформация начиналась с новых видов и форм деятельности и нового распорядка жизни, что влекло за собой значительные изменения привычного уклада, за этим следовали перемены в домашнем и общественном быту, затем затрагивалось мировоззрение, и, наконец, изменялся менталитет. Все стадии этого цикла (деятельность—быт—духовная культура—менталитет) в свое время прошло дворянство, потом — все городское образованное общество, затем начали, но не успели пройти городские низы, рабочие и крестьяне.
Формирование новой городской культуры в городах в большой мере было связано именно с мещанством. Слой этот был очень широким, пестрым, включал в себя представителей и побогаче, и победнее, и совсем бедных, и авторитетных, примерных по образу жизни жителей, и не очень, задействованных в разных сферах деятельности. Однако в массе своей они представляли типичных обывателей своего времени, волей судеб избравших тот или иной род деятельности, будь то предпринимательство или поденная работа. Очень точно отмечал это Н.А. Бердяев: «Мещанство всегда бралось у нас как категория духовная
и моральная, а не социально-экономическая. Мещанство есть прежде всего от-
18
рицание яркой, творчески оригинальной личности» .
Некоторые исследователи пользуются понятием «мещанин», подразумевая под «мещанством» тип социальной и духовной жизни (и значит культуры), возникающий на почве рационального предпринимательства. Именно трезвость и расчет в повседневной жизни характерны для рационализма мещанина19. Рациональность при этом рассматривалась как свойственная горожанину в повседневной жизни трезвость и расчетливость, а под предпринимательством — тип деятельности, ориентированный на извлечение выгоды, на производство товаров, увеличение собственности.
Предпринимательская деятельность требовала для своего успеха энергичности, расторопности, продуманного риска. По городу ходили слухи о смекалистых, расторопных людях, сумевших с выгодой вершить дела. Устная история донесла, например, интересный случай из предпринимательской практики семьи Воробьевых. Однажды, как было принято, зимой в Бийск на ярмарку съехалось множество торговцев из округи со своим товаром. Много было мясных туш, птицы, молочной продукции. И наступило невиданное потепление. Началась оттепель. Все таяло. Торговцы за бесценок отдавали мясо. Воробьевы все скупали, обливали водой и складывали под навес. Хозяин семейства говорил: «Или мы на этом выиграем, или все потеряем». И выиграли. Ночью ударил мороз, а потом всю продукцию удачно реализовали.
Можно согласиться с мнением о мещанстве как особом психологическом
типе, стремящемся к материальному достатку, к накоплению материальных
"20
ценностей .
В то же время, подобно крестьянам, целью хозяйствования мещан являлось получение только пропитания, а общей жизненной целью — не богатство и слава, а спасение души. Накопление богатства среди них осуждалось общественным мнением. Наконец, бедность и малограмотность служили препятствием к накоплению капитала и превращения мещан и ремесленников в
21
предпринимателей .
О том, что в широких массах горожан симпатизировали именно тем работникам-умельцам, которые пренебрегали заработанным и не занимались накопительством и преумножением капитала, свидетельствуют наблюдения современника: «Моты — иногда самые симпатичные натуры между работниками первой степени, товарищам своим они не внушают и тени зависти и чаще всего об них отзываются с теплой любовью и самым искренним уважением. Солидный первостепенный работник обыкновенно заносчив .и всегда возбуждает зависть или даже ненависть; про работника же тщеславного и мота часто отзываются очень хорошо: «Это добрая душа и золотые руки — через него еще ни
один человек не сделался несчастным. Много он заработает в месяц или в два,
22
закутит, всех угостит, все раздаст, ничего себе не оставит»22. Подобное отношение к накопительству и к серьезно относящимся к своим доходам людям надо, на наш взгляд, объяснять типичной чертой русской ментальности — пренебрежение к материальному богатству.
Об этом и говорят многочисленные пословицы и поговорки, осуждающие богатство: «Пусти душу в ад, будешь богат», «Богатство спеси сродни», «Богатый - что бык рогатый: в тесные ворота не влезет», «Богатый и не тужит, да брюзжит», «Лучше быть бедняком, чем разбогатеть со грехом», «Богатый и не тужит, да скучает», «Богатый никого не помнит - только себя помнит», «Кто богат, тот и рогат (рога -надменность)», «Отец богатый, да сын неудатный», «Хлеб с водою, да не пирог с лихвою», «Богатым не хвалятся (т. е. его не хвалят), да что ему деется?», «Лучше убожество с добром, нежели богатство со грехом», «Лучше убыток терпеть, нежели злую прибыль иметь», «Сыта свинья, а все жрет; богат мужик, а все копит», «Умом туп, да кашель туг», «Богатый совести не купит, а свою погубляет», «Будешь богат, будешь и рогат», «Будешь богат, будешь и скуп», «В аду не быть - богатства не нажить», «Грехов много, да и денег вволю», «Изведай человека на деньгах», «Копил, копил, да черта и купил». Выражалось скептическое отношение к богатству, ответственность за него: «Щастье лучше богатства», «Богатому с полугорем жить», «Богатому не спится: богатый вора боится», «Богатому сладко естся, да плохо спится. Без денег сон крепче», «Богат ждет пакости, а убог радости», «Богатому черти деньги куют», «Богатство гинет, а нищета живет», «Богатство родителей - порча детям (или: кара детям)», «Богатство с рогами, бедность с ногами», «Денег нет, так подушка под головой не вертится», «Денег нету, и дела нету (т. е. без хлопот)», «Денежка мана (или: мала), задает тумана. Много денег - много и хлопот (или: забот)», «Деньгами души не выкупишь», «Деньги - временем хлопоты», «Деньги - забота, мешок — тягота», «Деньги копил, да нелегкого и купил», «Деньги, что каме-
нья: тяжело на душу ложатся», «И бедно, да сбойливо; и богато, да рассыпчато», «И бедный украдет, да его бог прощает». «Лишние деньги - лишняя забота», «Мамон гнетет, так и сон неймет», «Меньше денег - меньше хлопот», «Соболи-
но одеяльце в ногах, да потонули подушки в слезах», «Через золото слезы льют-
23
ся»23. Выражается уважение к бедным, но честным людям: «Гол, да не вор, беден, да честен», «Богат, да крив, беден, да честен»24.
К деньгам выражалось противоречивое отношение. В фольклоре отложилась и положительная, и отрицательная их оценка. Сила денег выражена в народных пословицах и с юмором, и с горечью, и с обычным практицизмом. Что только не смогут деньги! Деньга — она «и попа купит, и Бога обманет, и камень долбит, и на беду наезжает, и деньгу родит, и в нужде не солжет», «С алтыном воюют, без алтына горюют», «При деньгах Панфил всем людям мил», «Были бы бумажки, будут и милашки», «Были бы побрякунчики, будут и поплясунчики», «В мошне густо, так и дома не пусто», «В плечах не харчист, да мешком плечист», «Добр Мартын, коли есть алтын», «Есть грош, так будет и рожь», «Есть на гумне, будет и в суме», «И роди - плати, и хорони - плати!», «Как сыр в масле катается», «Когда деньги говорят, тогда правда молчит», «Коли богатый заговорит, так есть кому послушать», «Мужик богатый гребет деньги лопатой», «Не
мудра голова, да кубышка полна», «Тот мудрен, у кого карман ядрен», «Худ Ро-
25
ман, коли пуст карман» .
Тема безденежья тоже представлена: «Беднее всех бед, когда денег нет», «Без денег — что без рук», «Где-то денежку куют, да нам не дают», «Колотишься, бьешься, а с сумой не разминешься», «Были бы деньги, а дыр-то много», «С деньгами воюют, а без денег горюют», «Кому сон, кому явь, кому клад, а кому шиш». Утешение в этой ситуации находилось в юморе: «Нищета прочней богатства» (шуточ.). «В одном кармане — вошь на аркане, в другом — блоха на цепи», «Все богатство тут — кнут да хомут», «Убить нас некого, да и снять с нас нечего», «Потерял Мартын отцов алтын»26.
Сама характеристика денег в народной мудрости обретает выразительную метафорическую форму: «Деньги — что голуби: где обживутся, там и поведутся», «Деньги — что навоз, то нет, то целый воз», «Вдруг густо - вдруг пусто». «Деньги: что вода. Богатство - вода: пришла и ушла». «Деньги не голова: наживное дело», «Все может случиться, и богатый к бедному постучится». «Деньги — гость: сегодня нет, а завтра — горсть», «Не было не гроша, да вдруг алтын».
То, что новая система ценностей эпохи модернизации, связанная прежде всего с нацеленностью на индивидуализм, конкуренцию и прибыль, весьма непросто утверждалась в российской действительности, отмечает американская исследовательница Л. Мак-Рейнолдс. Вышеперечисленные установки новой эпохи действительно казались очень нероссийскими. Это отразилось в искусстве. Автор приводит пример двух пьес, «Наши американцы» Немировича-Данченко и «Наш американский кузен» Робертсона. Контраст между ними, по мнению автора, показывает абсолютное противоречие в том, как различные общества оценили изобретательность Янки, связанную с индустриализацией. В британской версии, бесхитростный Янки затмевает его пижонских британских пэров. В русской, тем не менее, американский прагматизм представляет цинизм и двуличность. Русский фабричный инженер, который вылепил себя
по образцу американских индустриальных идеалов, оборачивается негодяем с
27
ложными рекомендациями, эксплуатирующим своих рабочих27.
Другая черта, идущая из основ православной культуры — милосердие, готовность подать милостыню. Возникая нередко как непосредственное движение души, из чувства жалости и сострадания, эта готовность опиралась и на общий взгляд, в котором воспитывали с раннего детства: подача милостыни считалась богоугодным делом. Подача милостыни нуждающимся, ссыльным, бродягам и т.п. было очень распространенным явлением. Вот как описывает сибирская писательница XIX в. Н.А. Лухманова обычай помогать нищим в Западно-Сибирских городах: «По краям кухни на чистых лавках, покрытых серым рядном, сидели нищие. У каждого в руках был туесок и мешок за плечами. Вторая помощница кухарки, Агафья, тихая, немолодая баба, раздавала милостыню. В туеса накладывалось мерзлое молоко, наливался густой, домашний квас, или оделялись капуста, огурцы, словом, по просьбе каждого. В мешки опускались краюхи хлеба, крупная серая соль, завязанная в тряпочку, куски жареной рыбы. В доме богача Круторогова, как и во всех богатых домах города (Тюмени — А.Л.), нищие не получали денег, но щедро оделялись хлебом насущным»28. Помогали самым разным людям. Так, в годы Первой мировой войны здесь появилось множество военнопленных. В Бийске, например, они жили в специальном бараке, под охраной, однако некоторые из них, с безупречным поведением, отпускались свободно ходить по городу в поисках работы и пропитания.29 Старожилы рассказывали Б.Х. Кадикову, что горожане жалели их, особенно женщины, давали им продукты, одежду, выражали им сочувствие. Хотя присутствовал
и некий страх перед ними: «как бы последние не были безупречны, но все-таки
30
они враги России и доверяться им нельзя»30.
Отношение горожанина к религии вытекало из господствовавшей традиционной культуры. Поведение в семье, в обществе основывалось на нормах и установлениях, предписываемых конфессией. Это никоим образом не означает, что религиозные нормы соблюдались беспрекословно, но их нарушение находило оправдание опять же в рамках традиции. Большинство православных исправно посещали церковные службы и соблюдали соответствующие ритуалы. Для части горожан вера могла носить формализованный характер, православная обрядность соблюдалась лишь по традиции. Однако православные нормы жизни в конечном итоге пронизывали все сферы человеческого общения и деятельности основной массы населения.
Другой значимой социальной группой было купечество. В процентном отношении их удельный вес был невелик, однако их роль в общественной и культурной жизни городов была очень заметна. Именно купцы были верхушкой местного общества, на которую равнялись другие горожане и неформально признавали их лидерство в городской жизни. Однако отношение к богачам-предпринимателям было разным. К одним относились настороженно и иногда даже с неприязнью, к другим — ласково, с симпатией. По материалам устной истории Бийска видно, что в городе человека всегда оценивали по его личным качествам, а не по тому, к какому он сословию принадлежал. Из рассказа Б.Х. Кадикова: «Если даже человек был богат, но живодер (а таких, кстати, мало было в Бийске), то к нему соответственно и относились. Прямо гово-
рили, чем им человек не нравился. А если человек был добрый душой, богатый душой, то его любили и уважали. Меня удивила позиция, которую люди проявляли к купцам Морозовым. Самого Морозова никто никогда добрым словом не помянул. Наоборот, когда его вспоминали, то какой-то легкий оттенок негатива шел. Он был какой-то заносчивый, грубый. Если он жертвовал деньги на что-то, то обязательно оговаривал какими-то далеко не всегда приятными для людей условиями. К примеру, история о Троицком соборе. Строил он его. Долго его не могли выстроить. Купцы жадничали. Хотели его выстроить с размахом, но ничего не получалось: денег не хватало. И когда он взялся, собрал очень большие деньги, о нем стали говорить, что еще больше денег он присвоил, когда собирал на строительство. Говорили о его магазинах, о том, что они были очень аскетичные, неуютные, отсутствовала рекламная красочность. Он был из кержаков. Поэтому понятно, что ему было не до этих моментов. А вот жена его была невероятно добрая женщина, богомольная, богобоязненная, много жертвовала. Многим помогала. Рассказывали историю, как она помогла одному парню жениться. Один ее старый работник падает на колени: «Матушка, спаси, сына в армию забирают. А у сына зазноба появилась. Она умрет от тоски, если он в армию уйдет». Морозова говорит: «Покажи мне девушку». Ее ей показали. Сына она уже знала. Через воинское присутствие она его откупила от армии. Купила им большой сруб. Справила им свадьбу. Стала крестной матерью им. Это было до русско-японской войны. Она так многим помогала. У нее появлялись работники, которые за нее в огонь и воду могли пойти. Верой и правдой ей служили. О ней вспоминали с умилением».
Такое хорошее отношение людей к купчихе подтверждается и из другого источника. Потомки занимавшегося предпринимательской деятельностью мещанина Н.В. Воробьева рассказывали, что Е.Г. Морозова действительно помогала людям строить свои дома. Так, своему сырьевщику с кожевенного завода Ф.Е. Семенову она дала деньги на дом, а когда он хотел ей вернуть долг, то услышал, что он ей ничего не должен. По свидетельствам современников, это вызывало неподдельное изумление и восхищение. Напомним, что обладание своим домом — это заветная мечта мещанства, и такая бескорыстная помощь со стороны купчихи воспринималось именно как негаданное счастье.
Все это свидетельствует о том, что не жадность, не корысть и не расчет, а человеколюбие и бескорыстная помощь вызывали восхищение и искреннюю любовь к людям, которые проявляли эти качества.
Сохранились в документах и в памяти народной такие добрые дела в некоторых купеческих семьях, как забота о «воспитанниках» - детях, отданных на воспитание несостоятельными родителями, сиротах, взятых от умерших родственников, незаконнорожденных. Нередко происходило усыновление или удочерение приемных детей, и тогда они становились законными наследниками. В воспоминаниях, и в публикациях приводятся такие, например, факты: тар-ский купец Н.В. Шанский и его супруга Юлия приняли найденную работником в навозе девочку, воспитали и выдали ее замуж. Девочку, которую удочерил его родственник, тарский купец П.В. Шанский и его жена Васса, одевали «как куколку», обучали на дому, что, по словам ее домашней учительницы, вызывало даже зависть со стороны соседских детей. Неожиданная смерть приемной доче-
31
ри стала для Шанских семейной трагедией31. И.В. Кулаев вспоминал об одной
томской весьма состоятельной семье, воспитавшей неродного мальчика в люб-
32
ви и ласке на правах законного наследника .
Сострадание и бескорыстная любовь была характерна и для представителей купеческого сословия.
Внутри же купеческой среды существовали свои нормы и правила поведения, сложившиеся под влиянием условий деятельности, уровнем образования и культуры. Основная масса купечества имела домашнее образование, поэтому нормы поведения, привычки в распорядке жизни и досуга зачастую были далеки от высокой культуры. В воспоминаниях современников сохранялось немало упоминаний о куражах, кутежах, причудах и забавах купцов. Предприниматели, придерживающиеся своего стиля жизни, оказывались особняком в купеческой корпорации. Так, как в Бийске недолюбливали купца А.Ф. Морозова, несмотря на его пожертвования, так в Томске в среде местных купцов не жаловали З.М. Цыбульского, который, однако, и широкой благотворительностью был известен, и общественной деятельностью много занимался. Вот что пишет современник тех лет И.В. Кулаев: «Несмотря на все эти заслуги Цыбульского перед городом, томские коренные купцы его недолюбливали, считая его гордецом, не общественным, по их понятиям, человеком, похожим скорее на сановника, чем на купца. Действительно, он мало подходил к кругу тогдашних купцов и их образу жизни. Сибирский купец того времени любил повеселиться нараспашку, по своему, в теплой своей купеческой компании, зело хорошо выпить, в беседе не стесняться в выражениях — вроде всем известного тогда томского купца Е.И. Кухтерина. Захар Михайлович к подобного рода компаниям относился несочувственно и в их гулянках никогда не принимал участия; дом свой держал с достоинством, как настоящий аристократ. Все это, разумеется, томичам не нравилось и было не в их духе, потому они и считали Цыбульского гордецом и нередко, только из-за личной ненависти к нему, во многих городских делах под-
33
ставляли ему ногу» .
В среде купцов также, как видим, ценилась корпоративная схожесть в поведении, кураж, понятные для окружения кутежи и забавы, как выход за пределы повседневности, недоступный же для понимания малообразованных кругов и народной психологии «аристократизм» осуждался.
В воспоминаниях часто отмечается купеческая тяга к «жизни нараспашку». С. Чудновский писал о некоторых тобольских купцах, об одном из них — «С-ве», он так вспоминал: «Не было еще и 8 часов. С-в провел накануне ночь в широком разгуле и теперь только что вставал. Нам указали большую комнату, в которой нас просили подождать. Во всю длину этой довольно обширной комнаты стоял длинный накрытый стол, весь уставленный всевозможными напитками и закусками. Заметив на моем лице изумление, полицмейстер объяснил мне, что у С-ва, как и у большинства крезов-тобольчан, существует прочно устоявшийся обычай с 7 часов утра ежедневно накрывать стол и заготовлять обильнейшие закуски и пития, причем каждый являвшийся к ним по тому или другому поводу забирается без всяких приглашений в эту «столовую» и истребляет там сколько угодно закусок и напитков: таков уж здесь освященный практикой обычай гостеприимства»34.
В своей предпринимательской деятельности купечество, естественно, ориентировалось на прибыль, и ради нее было готово на многое. При этом хитрость, иногда доходящая до прямого обмана в пореформенное время считалась, чуть ли не достоинством. Вот один из типичных примеров того, как сибирские купцы боролись со своими конкурентами: «Один из бийских купцов однажды прибыл в Ирбит и пустил слухи, что его конкурент разорился, и будет рассчитываться на ярмарке пятачком за рубль. Кредиторы всполошились и потребовали немедленного расчета. В результате обвиненному в банкротстве купцу пришлось со всеми своими должниками рассчитаться и вернуться в Бийск с не-
35
большим количеством товара, купленного за наличные деньги»35.
Неприглядная мораль понимания жизни и деятельности многих купцов была заметна окружающим, поэтому в целом отношение к ним и складывалось весьма противоречивое. Окружающие, в том числе и чиновничество, вынуждены были терпеть дерзкие слова и выходки деловой элиты общества. С. Чуднов-ский описывает весьма нелицеприятный для купечества эпизод, характеризующий представления некоторых купцов об их деятельности, нацеленной на обогащение. Когда к богатейшему тобольскому купцу, заводчику, полицмейстер привел ссыльного с целью найти для него работу, то произошел следующий разговор: «... С-в разразился гомерическим хохотом, хватаясь за бока. Затем громким басом, не переставая хохотать, заводчик, покачивая головой, отчеканил: «И шутник же его превосходительство, право! Живет промеж нас, а нашего купецкого дела все никак понять не может!» Затем, быстро обернувшись ко мне, С-в выпалил: «Скажите, вы воровать умеете?» Я остолбенел от такого совершенно неожиданного вопроса; полицмейстер В-в, как ужаленный, вскочил и весь побагровел. Но С-в, ни чуточку не смутившись, вновь обратившись ко мне, самым добродушным и спокойным голосом продолжал: «Вы, молодой человек, на меня не обижайтесь. Я ведь совсем не намерен и не хочу сказать вам что-либо оскорбительное. Я также и не шутки вас спрашивал. Нам, купцам, лестны вовсе не честные служащие, они нам ни к чему! Нам нужны такие служащие, которые бы заведомо у нас воровали. Вы человек умный и сами можете понять, что ежели мой служащий сворует у меня, скажем, 1000 руб., то он же
зато у других сворует для меня 4 000 — 5 000 руб., а я, стало быть, не буду в на-
36
кладе, а в чистом выигрыше»36.
Как справедливо отметила Н.Н. Зарубина, в русской культуре получил достаточное отражение тот факт, что даже твердая убежденность предпринимателя в существовании духовного измерения бытия рядом с его практической деятельностью, неколебимая уверенность в необходимости соблюдения религиозных обрядов не удерживали купца от нечистоплотных поступков, обмана,
прямого мошенничества в делах. В этом состояла важнейшая проблема «обря-
37
дового благочестия» и православной хозяйственной этики в целом37.
К своему статусу, авторитету в обществе купцы относились весьма серьезно. Курьезный случай приводит газета «Сибирская жизнь» за 1881 г. После очередного награждения за общественную деятельность медалью, один из богатейших бийских купцов-виноторговцев (фамилия его в газете не названа) решил сделать парадный фотопортрет со всеми наградами. После просмотра негативов фотограф сказал ему, что лицо не совсем хорошо получилось и нужно пере-
сняться, на что получил ответ: «На рыло плевать, только бы ордена вышли как следует». Узнав об этом, другие виноторговцы наняли странствующего актера рассказать об этом со сцены. Купец обиделся и решил отомстить. Он объявил, что будет торговать вином на 1 руб. за ведро дешевле, чем все остальные, и так и сделал. Виноторговцы переполошились и чтобы не терять барышей, собрали старому купчине 10 тыс. руб. отступного, которые и передали ему с извинени-ями38. Этот случай ясно показывает ценностные ориентации купечества: с одной стороны, важность для купцов правительственных знаков отличия и того престижа, которые они давали, а с другой — понимание ими и остальными купцами того, что главным для них смыслом жизни является возможность обогащаться. Как пишет В.П. Бойко, для этого «.купцы перешагивали через свою
гордость и шли на унижение, готовы были выплатить в случае необходимости
39
огромные по тем временам деньги» .
Среди купцов встречались и честные торговцы, которые не просто руководствовались этическими нормами в своей деятельности, но и призывали к этому других. Так, А.Д. Васенев, один из крупнейших торговцев с Монголией, решительно выступал против нечестных приемов торговли и осуждал своих «коллег» за недостойное поведение в Монголии, строивших свою деятельность на невежестве покупателей или насилии. Он считал, что торговцы за границей
должны были достойно представлять свою страну и использовать все возмож-
40
ности для распространения русской культуры .
В целом, как отмечает Ю.М. Гончаров, купечество оставалось достаточно специфической социальной группой, обладавшей собственной субкультурой, не спешило расставаться с сословными ценностями и в этом отношении являлось, пожалуй, самым консервативным из городских сословий русского общества41.
Народная память донесла до нас, кого и что ценили жители горожане. Ценились доброта и отзывчивость людей, независимо от того, к какому сословию они принадлежали. В почете была народная удаль, смекалка и сила. По городу ходили слухи о щедрости отдельных купцов, о силе и ловкости ямщиков. Горожане получали новые темы для обсуждений на церковных площадях, базарах, общаясь в местах проведения досуга, гуляя по улицам или обмениваясь гостевыми визитами. Можно говорить о значительной психологической взаимосвязанности горожан, о широких межличностных контактах, о большом значении для горожанина мнений о нем большого городского окружения: соседей, друзей, родственников, знакомых. Ценность хорошего отношения к себе со стороны окружающих определялась возможностью коллектива и его представителей участвовать в судьбе конкретного индивида. Это во многом было проявлением крестьянской ментальности, которая и в начале ХХ в. сохранялась у значительной части городского населения.
В целом, сложилась единая, цельная система нравственных понятий, соответствующих христианским, православным нормам. Она не зависела от сословного деления. Осуждались жадность, лихоимство, надменность, гордыня, праздность, пьянство. Чтились доброта, простодушие, щедрость, народная удаль, смекалка, трудолюбие, трезвость. Жалость и сострадание были одинаково характерны для представителей разных сословий. Без сомнения, горожане
дорожили Родиной и государственностью. Одинаково желанным для людей было как получение похвалы и награды со стороны государства, так и уважение и признание со стороны общественности.
Модернизационные процессы не могли не откладывать свой отпечаток на явлениях общественного быта, придавая своеобразие его характеру и формам, обусловливая причудливые сочетания в жизни российского социума: ценность предпринимательства, индивидуализма, личного успеха и жизнеспособность корпоративных организаций, сословных обществ, оглядка на общественное мнение, стремление заслужить положительную оценку в глазах коллектива. Жесткие нравы купеческо-мещанской среды соседствовали с интересом к театру, произведениям А. Пушкина, Н. Островского, Л. Толстого, И. Тургенева и других талантливых писателей и поэтов. Типично русским, ментальным проявлением было сосуществование ценностей предпринимательства — расчета и прибыли — с явным пренебрежением к материальному обогащению в широких кругах сибирского общества.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало ХХв.). Т.1. Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 2003. С. 332.
2. Там же. С. 332.
3. Русские. М., 1999. С. 654.
4. Берви-Флеровский В.В. Положение рабочего класса в России. Наблюдения и исследования Флеровского Н. СПб., 1869. С. 437.
5. Там же. С. 426-427.
6. Бойко В.П. Томское купечество в конце XVIII—XIX вв.: Из истории формирования сибирской буржуазии. Томск, 1996. С. 195.
7. Johnson Robert E. Peasant and Proletariat: Migration, Family Patterns, and Regional Loyalties // The World of the Russian Peasant: post-emansipation culture and society. Boston, 1990. Р. 90-91.
8. Ibid. Р. 95.
9. Миронов. Ук. соч. С. 507.
10. Лямин С.К. Корпоративность как традиционная черта социальной организации и менталитета средний слоев пореформенной России // Социальная история российской провинции в контексте модернизации аграрного общества в XVIII — ХХвв. Материалы междунар.конф., май 2002 г. Тамбов, 2002.С. 347; Гончаров Ю.М., Чутчев В.С. Мещанское сословие Западной Сибири второй половины XIX — начала ХХ вв. Барнаул, 2004. С. 149.
11. ЦХАФАК. Ф. 176. Оп. 1.Д. 4. Л. 20.
12. ЦХАФАК. Ф. 176. Оп. 1. Д. 4. Л. 29.
13. ЦХАФАК. Ф. 176. Оп. 1. Д. 137. Л. 38, 39.
14. Гончаров, Чутчев. Ук. соч. С. 95.
15. Там же. С. 94-95.
16. Там же. С. 89.
17. Анохина Л.А., Крупянская В.Ю., Шмелева М.Н. Быт и его преобразование в период построения социализма // Советская этнография. 1965. №4. С.19.
18. Бердяев Н.А. О русской философии. Свердловск, 1991. Ч. 2. С. 26-27.
19. Брянцев М.В. «Мещанский» тип личности в контексте русской культуры нового
времени // Россия в Новое время: личность и мир в историческом пространстве. М., 1997. С. 44.
20. Там же. С. 46.
21. Миронов. Ук. соч. Т. 1. С. 347.
22. Берви-Флеровский. Ук. соч. С. 405.
23. Снегирев И. Русские народные пословицы и притчи. М., 1995. С. 14-15, 212, 467; Разумов А.А. Мудрое слово. Русские пословицы и поговорки. М., 1958. С. 163-165; Спирин А.С. Русские пословицы. Ростов-на-Дону, 1985. С. 33-35.
24. Спирин. Ук. соч. С. 35.
25. Снегирев. Ук. соч. С. 87; Разумов. Ук. соч. С. 164; Спирин. Ук. соч. С. 33.
26. Снегирев. Ук. соч. С. 408,410; Разумов. Ук. соч. С. 164-165; Спирин. Ук.соч. С. 34-37.
27. McReynolds L. Russia at Play: Leisure Activities at the End of the Tsarist Era. X. Ithaca, 2003. Р. 63.
28. Лухманова Н.А. Очерки из жизни в Сибири: Избранные произведения. Тю-мень,1997. С. 25.
29. ЦХАФАК. Ф.176. Оп.1. Д. 23. Л. 23.
30. ЦХАФАК. Ф.176. Оп.1. Д. 23. Л. 23.
31. Гончаров Ю.М. Очерки истории городского быта дореволюционной Сибири (середина XIX — начало ХХв.). Новосибирск, 2004. С. 250.
32. Кулаев И.В. Под счастливой звездой. Воспоминания. М., 1999.
33. Там же. С. 238.
34. Чудновский С. Из дальних лет // Вестник Европы. 1912. № 1. С. 131.
35. Восточное обозрение. 1883. 12 мая.
36. Чудновский С. Из дальних лет // Вестник Европы. 1912. № 1. С. 131-132.
37. Зарубина Н.Н. Православный предприниматель в зеркале русской культуры // Общественные науки и современность. 2001 г. №5. С. 105.
38. Сибирская газета. 1881. 29 марта.
39. Бойко В.П. Купечество Западной Сибири в конце XVIII — начале XIX в. Очерки социальной, отраслевой, бытовой и ментальной истории. Томск, 2007. С. 333.
40. Сибирский купец А.Д. ВасеневЧ. I. Дневники. Барнаул, 1994. С. 13.
41. Гончаров Ю.М. «Хозяин жизни»: купечество как тип мужественности // О муже(^ственности. М., 2002. С. 413.
CLASS VALUES AND NORMS OF THE TOWNSPEOPLE OF WESTERN SIBERIA IN SECOND HALF OF THE 19th — THE BEGINNING OF THE 20th CENTURY
A.V. Litjagina
The article describes a traditional, class system of values and social norms of a life of the townspeople of Western Siberia. There has been shown presence of elements of the peasantry mentality: class corporation-ship, presence of a particular integral system of the moral concepts coming from bases of the orthodox culture. The author also marks some new values of modernization: rationalism, sober calculation, aiming at profit among the merchant class and compares values and norms of the low-middle and the merchant classes.
Keywords: Russian history, West Siberia, estates, values.
