CC BY
50
2 015'07
ВЛАСТЬ
115
has made possible to conclude that senior pupil and students of universities are the most potentially mobile. The author proposes measures for youth social policy correction in order to prevent or decrease youth migration. Keywords: identification, potential territorial mobility, system of education, labour potential, young people's social policy, migration
МЕРКУЛОВ Павел Александрович — к.филос.н., доцент; заведующий кафедрой политологии, государственного и муниципального управления Орловского филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (302028, г. Орел, б-р Победы, 5а; оо@оге1. ranepa.ru)
ЕЛИСЕЕВ Анатолий Леонидович — к.и.н., доцент; заведующий кафедрой философии и отечественной истории Орловского филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (302028, г. Орел, б-р Победы, 5а; [email protected])
СОСЛОВНАЯ МОЛОДЕЖНАЯ ПОЛИТИКА: К ВОПРОСУ ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ ПРЕДПОСЫЛКАХ ФОРМИРОВАНИЯ МЕХАНИЗМОВ ГОСУДАРСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ В МОЛОДЕЖНОЙ СФЕРЕ
Аннотация. Статья посвящена историческим истокам государственной молодежной политики как сложного институционального явления. Обосновывая необходимость расширения хронологических границ существования государственной молодежной политики в России, автор предлагает ввести в научный оборот понятие «сословная молодежная политика», что позволяет выявить находившиеся в зачаточном состоянии отдельные элементы государственного воздействия на молодежь из различных сословий российского общества.
Ключевым выводом статьи является тезис о том, что сословная молодежная политика предвосхитила возникновение единой государственной молодежной политики, сформировавшейся благодаря появлению в структуре российского общества студенчества как особой социальной группы. Ключевые слова: молодежь, сословные группы, сословная молодежная политика, студенчество, государственная молодежная политика
Анализ российского опыта исторической эволюции механизмов государственного воздействия на молодежь ставит перед исследователем целый комплекс вопросов, которые требуют своего научного разрешения.
Так, например, остается дискуссионным вопрос о наличии молодежной политики в России до XIX в. Между тем имеется достаточное число фактов, свидетельствующих о том, что в России доуниверситетского периода существовали механизмы государственного управляющего воздействия на молодых представителей различных сословных групп.
Обращение к ранним стадиям российской государственности не позволяет сколько-нибудь обоснованно говорить о выделении молодежи как особой социальной группы, чей правовой статус целенаправленно определяется государством для достижения постулированных целей. Естественно, нет никаких оснований считать молодежью (как отдельной социальной группой) выделяемую в княжеской дружине «младшую» дружину с ее «пасынками», «отроками» и «детскими» [История СССР 1947: 86]. При всем внешнем сходстве терминов с их современным восприятием определение правового статуса указанных категорий основывается на нормах формирующегося феодального (сеньориального) права. Это исключает уже в основе регулируемого правоотношения возраст субъекта права и степень его социализации в качестве фактора, требующего формирования нового специализированного направления государственной политики.
Государство еще не охватывает большинство сфер человеческого общежития, оставляя их регулирование нормам обычного права и на усмотрение территориальных общин. Соответственно, определенные элементы — возраст совершеннолетия, участие в наследовании, способы ускорения социализации — не входят в сферу государственного регулирования. Своеобразным критерием этого типа отношений выступает динамика дифференциации санкций за совершение преступлений по возрасту субъекта.
Еще одним из проявлений зачатков формирующегося интереса государства к молодежи именно как к объекту, на который оказывается целенаправленное воздействие, является сфера образования. Здесь известная динамика отмечается в связи с появлением интереса органов государственной власти к повышению образовательного уровня социальных слоев, из которых традиционно производилось рекрутирование ряда категорий управленцев [Меркулов 2014: 190-194].
В 1631 г. в Киеве открылось первое русско-украинское учебное заведение до-университетского типа — Киево-Могилевская коллегия. Образование в ней не носило строго профессионально-религиозный характер, и выпускники могли занимать не только церковные, но и светские должности. В 1665 г. в Москве была основана Славяно-греко-латинская академия как первое в стране высшее учебное заведение университетского типа.
Эпоха петровских преобразований не привела к кардинальному перелому в организации системы высшего образования в России, т.к. решала конкретные задачи реформирования государственного устройства, реализовывала задачу обеспечения ресурсной базы для ведения многолетних войн и т.д. Внедрение светской школы европейского образца при Петре I оказалось крайне сложным, малоэффективным, вызывавшим сопротивление и отторжение российского общества. В итоге результат был недолговечным. Вместе с тем в данный период гораздо более популярными и востребованными были духовные школы. К 1738 г. в России было 17 семинарий, где обучались 2 589 учеников. Основу среднего образования составляли епархиальные училища, учрежденные еще при Петре I по образу и подобию европейских средних учебных заведений. Соответственно, говорить о складывании студенчества в России как значимой социальной страты применительно к данной эпохе явно преждевременно. Ни число учебных заведений, ни численность обучаемых, ни тем более их доля даже в городском населении России не позволяют говорить о складывании новой социальной группы, требующей дополнительной специализации государственного управления. По-прежнему зачаточные элементы государственной политики по отношению к молодежи отмечаются только применительно к правящему слою дворян.
Новый период в развитии системы российского специального и общего образования наступил с приходом на смену сословной и узкопрофессиональной школе первой половины XVIII в. общеобразовательных учебных заведений, ориентированных на достижение общепедагогических целей [Милюков 1994: 257]. При Екатерине II в России впервые появилась единая система государственных учебных заведений с общей методикой и организацией учебного процесса. Таким образом началось формирование двухступенчатой системы бесплатных, всесословных «главных народных училищ» в губернских центрах и «малых народных училищ» в уездных городах. Оценивая эти начинания в сфере организации системы народного образования, нельзя не отметить их исключительно светский характер.
Можно сделать вывод о том, что в царствование Екатерины II была создана основа инфраструктуры, которая стала своего рода фундаментом формирования слоя образованных людей в России, а также предпринята достаточно масштабная попытка ее реализации. Если к 1782 г. во всей России было только 8 государственных училищ с 26 преподавателями, обучающими около 600 учеников [Милюков 1994: 275], то в первые десятилетия XIX в. в России было уже порядка 500 светских учебных заведений с численностью учащихся от 45 до 48 тыс. В этот же период в 66 духовных семинариях и школах обучалось более 20 тыс. чел. [Белявский 1987: 286].
Кроме государственного участия в сфере общего и специального образования,
2015'07
ВЛАСТЬ
117
параллельно ему сложилась гораздо более массовая система домашнего обучения. В качестве общего вывода можно говорить о том, что и при Екатерине II качественный скачок в формировании студенчества как объектной основы единой государственной молодежной политики еще не произошел.
На рубеже XVIII—XIX вв. появляются первые тайные антиправительственные молодежные общества, ставшие наряду с дворянством и студенчеством новым объектом регулирования государственной политики в отношении молодежи. Отечественные специалисты в области дореволюционного молодежного движения считают, что первой подобной организацией стало тайное молодежное общество «Виленская ассоциация» (70 чел.), основанное в 1796 г. и имевшее четкую организационную структуру, устав и прочие признаки организации [Полищук 2011: 26]. Оно стало прообразом сети организаций молодежи, ориентированных на восстановление независимости Речи Посполитой, действовавших в Литве и Белоруссии. В 1797 г. власти пресекли его деятельность.
Начальный период царствования Александра I, — несомненно, период масштабных преобразований. Из них реформа образования классифицируется как наиболее продуманная и последовательно реализованная. В ее рамках появляется такой документ, как «Предварительные правила народного просвещения», утвержденный императором 24 января 1803 г. Согласно ему народное просвещение квалифицировалось как особая часть государственного управления, которой руководил министр и правление главных училищ; создавались 6 округов, в каждом из которых открывался университет.
Реформа разрабатывалась с ориентиром на западноевропейские образцы. В основе структуры проектируемого университета лежали 4 традиционных факультета. Структура была реализована в России с введением в действие университетского Устава 1804 г. [Очерки русской культуры... 2001: 127], в котором было предусмотрено создание университетского совета, заложены основы традиционной для Европы автономии университетов. Совет выступал также и в качестве высшей инстанции корпоративного университетского суда. Образование в университете декларировалось как всесословное, что отражало общую тенденцию российской системы образования. В 1801 г. был создан Дерптский (Юрьевский) университет, правовое положение которого было определено Актом постановления для Императорского университета в Дерпте 1802 г. Университет находился под управлением созданного Манифестом 8 сентября 1802 г. Министерства народного просвещения [Полищук 2011: 33].
Однако в начале XIX в. университетское образование в России по-прежнему находилось в зачаточном состоянии. Катастрофически не хватало высококвалифицированных преподавателей, и прежде всего профессоров, необходимых для создания кафедр в структуре университетов. В общей сложности на всех факультетах Московского университета в 1808 г. учились 135 студентов. Через 10 лет их численность выросла, достигнув 700—900 чел. Новые университеты, основанные в начале XIX в. в Петербурге, Харькове и Казани, в первые годы своего возникновения насчитывали менее сотни студентов. Общее число обучающихся на всю Россию не превышало 1 000 чел. В университетах преподавали 108 профессоров из 177 человек общей численности преподавательского состава [Очерки русской культуры. 2011: 33]. Реальная, а не номинальная «русификация» преподавательского состава была завершена только во второй половине XIX в. [Любина 1996: 28].
С начала XIX в. в России идет процесс формирования единой системы среднего и высшего образования в рамках уже существовавшей общеевропейской схемы. Гимназическое образование в своих базовых учебных программах ориентировалось на французские и немецкие образцы [Савельев и др. 1995: 71]. Известная либерализация внутренней политики и законодательства первых лет царствования Александра I тяготела к восприятию французских моделей. Предварительные правила народного просвещения, принятые 24 января 1803 г., были составлены под влиянием французских образцов времен Великой революции. В первом параграфе Правил указывалось, что «народное просвещение в Российской империи состав-
ляет особенную государственную часть, вверенную министру сего отделения и под его ведением распоряжаемую Главным училищ Правлением»1.
Параллельно шли и процессы самоорганизации студенчества. В Царстве Польском, Белоруссии и Литве возникают студенческие общества сепаратистско-националистической направленности. Активизация националистических сил, о которой стало известно правительству, вызвала к жизни указ 1822 г.2 Этим документом были введен запрет на создание тайных организаций в Царстве Польском, Белоруссии и Литве. В июне 1823 г. в Вильно под руководством сенатора Н.Н. Новосильцева была создана особая комиссия по проблемам, связанным с деятельностью молодежных организаций на территории Виленского учебного округа3. Эту комиссию можно считать своего рода предтечей специализированных органов государственной власти, реализующих в данном случае негативную государственную молодежную политику [Меркулов, Елисеев, Аронов 2015]. В результате работы комиссии осенью 1824 г. были преданы суду с последующим осуждением к тюремному заключению и ссылке более 100 студентов университета [История Вильнюсского... 1979: 104].
В период царствования Николая I была проведена содержательная ревизия действовавших образовательных программ. Базовым трендом в развитии системы образования стало развитие классического образования, основанного на изучении древних языков — греческого и латыни — по английскому образцу.
По социальному составу среда студентов уже не была преимущественно дворянской. В Московском университете студентов-дворян было около трети. Большой процент составили разночинцы, официально в социальную группу не оформленные. Таким образом, студенчество окончательно складывается как внесословная группа и объективно, в силу политической активности молодежи, становится важным объектом регулирования со стороны государственной власти.
Мощным стимулом к качественному скачку на пути возникновения единой общегосударственной молодежной политики в России стали «великие реформы» 1860-70-х гг., когда был запущен процесс стремительной персонализации российского социума. Это стало причиной обращения институтов государственной власти к идее увеличения степени управления новыми социальными группами в контексте укрепления государственной системы управления [Меркулов, Елисеев 2014: 301-305].
За университетами признавалось право автономного управления, было значительно увеличено финансирование преподавания и научных исследований как фундаментального, так и прикладного характера, поощрялась самостоятельность в проведении лекций, создавалась система внутренней и зарубежной подготовки выпускников вузов к получению профессорского звания. Обретение университетами известной свободы в организации внутренней жизни вуза, преподавания и научных исследований дало мощный импульс расцвету русской науки в последующие десятилетия [Любина 1996: 24].
На это же время пришелся и стремительный рост удельного веса молодежи в структуре населения страны. Так, в пореформенной России удельный вес населения в возрасте от 10 до 30 лет достигал 60%. Этот рост становился базой не только студенчества, но и тех социальных групп, которые отличались наибольшей степенью социальной активности во второй половине XIX в. [Урланис 1968: 54]. Можно говорить, что именно в этот период количественный рост студенчества, его место в общественной жизни страны, оценка властью степени его лояльности, перспектив развития дают синергетический эффект возникновения нового качества государственной молодежной политики.
Таким образом, в России до возникновения студенчества — новой внесослов-
1 Предварительные правила народного просвещения. Доступ: http://pedagogic.ru/books/item/f00/s00/ 20000027/Л005^Ыш1 (проверено 01.02.2014).
2 Высочайший рескрипт от 1 августа 1822 г. на имя управлявшего Министерством внутренних дел графа Кочубея. Доступ: http://znanija.com/task/1319937 (проверено 01.02.2014).
3 См., напр. Тайное ученическое общество «Заряне». Доступ: http://survincity.ru/2012/08/tajnoe-uchenicheskoe-obshhestvo-zarjane (проверено 01.02.2014).
2 015'07
ВЛАСТЬ
119
ной социальной группы в составе российского общества — политика государства в отношении молодежи осуществлялась по сословному принципу, и поэтому она может быть обозначена как сословная молодежная политика.
Список литературы
Белявский М.Т. 1987. Школа и образование. — Очерки русской культуры XVIIIвека. М.: Изд-во МГУ. Ч. 2. С. 258-293. История Вильнюсского университета (1579—1979) (отв. ред. С.А. Лазутка,
B.С. Лазутка, А. Эндзинас). 1979. Вильнюс: Мокслас. 373 с.
История СССР. Т. 1. С древнейших времен до конца XVIIIвека. М.: ОГИЗ. 1947. 746 с. Любина Г.И. 1996. Россия и Франция. История научного сотрудничества (вторая половина XIX — начало XXвв.). М.: Янус. 263 с.
Меркулов П.А. 2014. Исторический опыт разработки и реализации государственной молодежной политики в России (вторая половина XIXв. — начало XXIв.). Орел: Изд-во ОФ РАНХиГС. 488 с.
Меркулов П.А., Елисеев А.Л. 2014. Формирование молодежной политики в Российской Федерации. — Среднерусский вестник общественных наук. № 3(33).
C. 301-305.
Меркулов П.А., Елисеев А.Л., Аронов Д.В. 2015. «Негативная молодежная политика» как составляющая государственной политики в отношении молодежи. — Власть. № 2. С. 141-145.
Милюков П. Н. 1994. Очерки по истории русской культуры. В 3 т. М.: Прогресс-Культура. Т. 2. Ч. 2. 496 с. Очерки русской культуры XIXвека. 2001. М. Т. 3. 640 с.
Полищук Е.Н. 2011. Организационно-правовое регулирование молодежного движения в дореволюционной России: дис. ... к.ю.н. СПб. 232 с.
Савельев А.Я., Момот А.И., Хотеенков В.Ф. и др. 1995. Высшее образование в России: Очерк истории до 1917г. (под ред. В.Г. Кинелева). М.: НИИ высшего образования. 342 с.
Урланис Б.Ц. 1968. История одного поколения. Социально-демографический очерк. М.: Мысль. 268 с.
MERKULOV Pavel Aleksandrovich, Cand.Sci.(Philos.), Associate Professor; Head of the Chair of Political Science, Public and Municipal Administration, Orel branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (RANEPA) (5a, Pobedy Blv, Orel, Russia, 302028 [email protected])
ELISEEV Anatolij Leonidovich, Cand.Sci.(Hist.), Associate Professor; Head of the Chair of Philosophy and National History, Orel branch of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (RANEPA) (5a, Pobedy Blv, Orel, Russia, 302028 [email protected])
THE ESTATE YOUTH POLICY: A HISTORICAL BACKGROUND OF MECHANISMS OF STATE REGULATION IN THE YOUTH FIELD
Abstract. The article is devoted to the historical origins of the state youth policy as a complex institutional phenomenon. Justifying the need to expand the boundaries of historical existence of the state youth policy in Russia, the author proposes to introduce into scientific circulation a concept of estate youth policy, that reveals some incipient elements of state influence on the youth of the various classes of Russian society. The authors consider that the complex of these elements is an evidence of the presence of the estate youth policy in Russia up to the beginning of the 19th century.
The key conclusion of the article is the idea that estate youth policy has anticipated the emergence of a unified state youth policy. This policy was formed thanks to the emergence of students as a special social group in the structure of Russian society. Keywords: youth, estate groups, estate youth policy, students, state youth policy
