CC BY
80
УДК 94
СОСЛОВНАЯ И ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ
ИДЕНТИЧНОСТЬ РОССИЙСКИХ ОДНОДВОРЦЕВ В ПЕРЕСЕЛЕНИЯХ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX - НАЧАЛА XX ВВ.*
Статья посвящена факторам формирования и эволюции сословной и этнокультурной идентичности российских «однодворцев» в пореформенный период. В процессе исследования, выявлена география размещения «однодворческих» групп в пределах Европейской России, определены принципы государственной политики в отношении аграрных переселений, участия и роли отдельных локальных сообществ в данном процессе. Обоснованы причины миграционной мобильности сельского населения Черноземного Центра империи и основополагающие позиции правительственной бюрократии в организации переселенческого дела. Установлено, что выбор крестьянства в качестве главного субъекта переселений на восточные окраины страны, способствовал сословной инкорпорации однодворцев в государственное крестьянство.
Ключевые слова: «однодворцы», имперская политика, колонизация, аграрный вопрос, переселения, сословная идентичность.
M. K. HypKUH M. K. Churkin
SOCIAL CLASS AND ETHNOCULTURAL
IDENTITY OF RUSSIAN SINGLE HOMESTEADERS IN THE MIGRATIONS OF THE SECOND HALF OF XIX - EARLY XX CENTURIES
The article is devoted to the formation and the evolution of social class and ethnocultural identity of the Russian "single homesteaders" in the post-reform period. In the research process, identified the location odnodvorets groups within the European part of Russia, defined the principles of state policy of agricultural resettlement, the participation and role of local communities in the process. Justified reasons for migration mobility of rural population Chernozem Center of the Empire and the fundamental position of the governmental bureaucracy in the organization of the resettlement case. Determined that the choice of the peasantry as the main subject of migrations to the Eastern outskirts of the country, contributed to the estates of incorporation single homesteaders in the state peasantry.
Keywords: single homesteaders, Imperial policy, colonization, agrarian question, resettlement, social class identity.
В отечественной историографии проблема переселений на восточные окраины империи оценивалась в тесной связи с осмыслением природы внутреннего колонизационного процесса. В этой связи, на первый план традиционно выносились вопросы выявления причин миграционной мобильности населения, факторов, определивших эскалацию миграционных настроений в крестьянской среде, обстоятельств водворения, обустройства, а также выбора адаптивных стратегий поведения участниками переселенческого процесса. К настоящему моменту накоплен и отрефлексирован обширный материал, относящийся к области выявления эпицентров переселенческого движения и детерминирующих факторов миграционной мобильности сельского населения Европейской России, даны детальные характеристики природно-гео-графическим, экономико-демографическим и социально-психологическим обстоятельствам формирования и эскалации миграционных побуждений в крестьянской среде.
Доказано, что в земледельческой отрасли экономики Центрального Черноземья во второй половине XIX - начале XX вв. произошло оформление аграрно-экологического кризиса, ограниченного территориальными рамками исследуемого региона, вследствие экстенсивной эксплуатации земельных угодий, регулярного вовлечения в производственный оборот дополнительных площадей лесного и лу-гово-пастбищного комплекса. Эскалация аграрного кризиса в регионе стала результатом действия природно-географи-
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, грант № 14-31-01018 «Однодворцы Западной Сибири: стратегии социокультурной адаптации локальных групп».
ческого фактора: специфические особенности климата Черноземья, дискретный характер крестьянского труда, ориентированного на конкретные метеорологические условия заставляли земледельческое население придерживаться традиционных, исторически апробированных технологий обработки пашенных угодий.
На этом фоне в типично черноземных губерниях Европейской России шел процесс инерционных демографических изменений как естественной реакции на формальное экономическое благополучие, достигнутое в предшествующие реальному кризису периоды. В результате стремительного роста населения и накопления избытка рабочих рук, значительно превышающего потребности сельского хозяйства на фоне резкого спада производительности земельных угодий произошло окончательное оформление аграрного кризиса, наполнившегося теперь помимо экологического еще и экономическим содержанием, которое проявилось в снижении уровня жизни крестьянства земледельческих губерний России. В широком смысле данное явление означало нарушение адаптационного равновесия в системе «человек-среда».
Аграрно-экологический кризис, проехавший катком по районам традиционного земледелия, поставил население, занятое в земледельческом производстве, в жесткие условия выбора между сословной дисквалификацией в результате сворачивания хозяйства и поддержанием сословной идентичности, предполагающей усиленный поиск новых мест и способов приложения своего труда.
Рост миграционной активности сельского населения черноземных губерний, нашедший выражение в интенсив-
ной практике прошений и ходатайств о переселении в губернии и области Западной Сибири, а также регулярных фактах нелегитимных миграций вызывал серьезную обеспокоенность во властных сферах. Во многом поводом для тревожных настроений, становилось отчетливое понимание всего спектра проблем, с которыми государству предстояло столкнуться в связи с интенсификацией массовых миграций в ближайшей временной перспективе. К числу таковых следует отнести общую смену колонизационного вектора России во второй половине XIX - начале XX вв., когда вследствие окончательного решения военных задач на восточных окраинах империи приоритетную роль начинает играть аграрное освоение зауральских территорий, что отчасти рассматривалось в качестве паллиативного варианта амортизации аграрно-экологического кризиса в центре страны. В данных обстоятельствах, именно крестьянство позиционировалось в качестве главного субъекта колонизационного процесса и представителя имперских интересов на востоке страны.
В ситуации, когда государство решительно провозгласило изменение стратегического курса колонизации, невозможно было игнорировать тот факт, что именно в регионе-доноре (Тамбовская, Курская, Орловская, Воронежская губернии), сельское население отличалось крайней этнокультурной пестротой, определившей социокультурное и хозяйственно-экономическое своеобразие локальных групп, так или иначе втягивавшихся в переселенческий процесс.
Консолидированной по сословной идентичности группой южнорусского населения являлись однодворцы - потомки военно-служилых людей конца XVI - начала XVII в. Уже в первой четверти XVIII в. однодворцы утратили статус промежуточной группы между господствующим и эксплуатируемым сословием, войдя в состав последнего. В период петровских реформ необходимость содержать военно-земледельческий слой крестьян в центральных районах страны, по сути переставших быть окраинами, окончательно исчезла. Часть представителей этой категории была включена в состав дворянства, но значительная доля по бедности и измельчанию земельных наделов оказалась причисленной к податному сословию и перешла в разряд государственных крестьян. Численность однодворцев к концу первой четверти XVIII в. составляла 453 души м. п., к середине XIX в. потомков однодворцев насчитывалось более 1 млн. человек [1, с. 126].
Показательно, что формирование локального сообщества однодворцев было пролонгировано во времени и стало следствием дисперсных миграционных процессов в границах западных окраин российского государства, что приводило как к накоплению миграционного опыта, так и к известному изоляционизму отдельных страт внутри локальной группы. Так, по свидетельствам специалистов, первые и более поздние переселенцы долго различались по этнографическим признакам, особенно в одежде: крестьянки из коренных жителей носили поневу и "рогатую" кичку, однодворки - костюм с сарафаном (либо полосатой юбкой) и кокошники. В XIX в. отдельные группы однодворцев были известны под прозвищами: "галманы" (иронич. - бранные, бестолковые) - однодворцы Воронежской, Тульской и Тамбовской губерний; "ионки" - часть однодворцев Нижнеде-
вицкого уезда Воронежской губернии (от ион - он), более образованные, чем другие, утратившие архаизмы в говоре, носившие городской костюм; "коннозаводские крестьяне", в состав которых были причислены для работы на конных заводах однодворцы Скопинского и других уездов Рязанской губернии. Имелись и общие прозвища-клички для однодворцев: "индюки" (гордые), "талагаи" (бездельники, невежи), "щекуны" (грубого нрава, говорившие "що" вместо "что") Нижнедевицкого уезда Воронежской губернии. Различия между группами однодворцев были столь велики, что они не вступали между собой в родственные связи [2].
С начала XIX в. положение однодворцев претерпевает некоторые трансформации. В нормативно-правовых актах и циркулярах локальная группа рассматривается не как категория «бывшего дворянства», а как государственное крестьянство, что окончательно было закреплено в 1866 г. Признаки изменения юридического и сословного статуса сословия, еще в 1830-х гг. идентифицируемого исключительно как «однодворцы» [3, л.125], наглядно отражены в ревизских сказках 1850-х гг., когда в документах повсеместно встречается вариативность в определении данной группы. Так, в ревизских сказки о крестьянах Орловской губернии, Малоархангельского уезда села Красного о состоящих в оной мужского и женского пола однодворческих крестьян Орловской губернии, датируемых 1850 г. в отношении локального сообщества используются такие определения, как «государственные крестьяне» и «однодворческие крестьяне» [4, л. 8-11]. В аналогичном источнике за 1858 г. выражение «однодворец» практически повсеместно заменено словом «крестьянин» [4, л. 28].
Перемены в государственной колонизационной политике, определившие содержание переселенческого движения и имперских практик, ориентированных во второй половине XIX - начале XX вв. в направлении аграрного освоения различных местностей Западной Сибири, ускорили процессы инкорпорации однодворцев в крестьянское сословие. Очевидно, что российские власти, убедившись в несостоятельности и культуртрегерской слабости некоторых локальных групп как проводников земледелия в регионе, а также трансляторов русской культуры (казачество), старались избегать экспериментов, предпочитая опираться на русскую крестьянскую общину, достаточно однообразную в сословном отношении. Кроме того, традиционные опасения сибирского сепаратизма, носителями которого, по мнению правительственной бюрократии, являлись переселенцы из западных и отчасти центрально-черноземных губерний, настраивало представителей империи в границах восточных губерний на проведение жесткого курса сословной унификации. Все это во многом спровоцировало кризис сословной идентичности однодворцев, чему достаточно интенсивно способствовало и включение этой группы в переселенческое движение, тем более, как свидетельствуют документы, в переселение вовлекались чаще всего лишь отдельные фрагменты больших однодворческих семей. Согласно ревизским сказкам середины XIX столетия по с. Красному Орловской губернии Малоархангельского уезда, практически в каждой однодворческой семье числились лица, переселившиеся в Сибирь, связи с которыми были утеряны [5, л. 1-24].
Гуманитарные исследования • 2015 • № 5 (9)
53
По косвенным этнографическим свидетельствам об однодворцах Европейской России можно сделать вывод о сохранении локальной группой собственной этнокультурной идентичности, выраженной в своеобразии одежды и обрядности [6, с. 110-111]. В отношении сибирских однодворцев, данный вывод может быть распространен лишь на отдельные территориальные ареалы, заселение которых представителями локального сообщества производилось в годы, предшествовавшие массовым миграциям [7].
1. Водарский Я. Е. Население России в конце XVII - начале XVIII века. М.: Наука, 1977. 264 с.
2. Русские. URL: http://www.booksite.ru/fulltext/rus/sian/6. htm (дата обращения: 18.11. 2015).
3. Государственное учреждение Тюменской области «Государственный архив в г. Тобольске». Ф. 154, Оп. 8. Д. 410.
4. Там же. Д. 1011.
5. Там же. Д. 1009.
6. Русские / отв. ред. В. А. Александров. И. В. Власова, И. С. Полищук. М.: Наука, 1999. 828 с.
7. Крих А. А. Переселение однодворцев в Сибирь: 1840-е и 1890-е - 1910-е гг. // Культурологические исследования в Сибири. URL: http://www.sfrik.omskreg.ru/page. php?id=436 (дата обращения: 22.11. 2015).
© Чуркин М. К., 2015
