CC BY
30SOS ИЗ ПУЧИНЫ.
НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ СПАСЕНИЯ ПОДВОДНИКОВ 4
ЗАТОНУВШИХ И АВАРИЙНЫХ ЛОДОК1 Д
Поливанов В.Т. Т
Вторая мировая война
О
о
Т
сг
¡Я
В период ведения боевых действий спасение экипажей аварийных и Д затонувших подводных лодок, как правило, не организуется; по вполне по- О нятным причинам это просто невозможно. Однако это вовсе не означает, ° что все подводники, оказавшиеся в таких обстоятельствах в годы войны, р однозначно обречены на неминуемую гибель. Как часто случается в жизни, Д непредвиденные благоприятные обстоятельства могут возникнуть совершенно неожиданно и вопреки даже самым пессимистическим прогнозам. Ими иногда и удается воспользоваться отдельным подводникам, экипажам в полном составе и даже лодкам. Как показывает опыт войн, аварийную лодку может спасти свой корабль, взяв её на буксир, или принять к себе на борт её экипаж, в случае невозможности осуществить буксировку. Не единичны случаи спасения подводников, всплывших на поверхность с затонувших лодок неподалеку от случайно оказавшихся поблизости кораблей или судов. Всплывших со дна моря подводников иногда поднимают к себе на борт корабли противника, только что утопившие подводную лодку, как вещественное доказательство своего боевого успеха.
Однако следует признать, что спасение с аварийных и затонувших лодок в период войны является исключительно редким событием и зависит от случайного совпадения целого ряда обстоятельств. В годы Второй мировой войны из 734 немецких подводных лодок, погибших в районах боевых действий и на переходах, спаслось всего лишь несколько десятков человек. А в советском и американском флотах имели место случаи спасения своими кораблями всех до единого оставшихся в живых членов экипажей с практически обреченных подводных лодок. Хотя это и были единичные случаи, но они имели место и свидетельствуют о том, что и в годы войны спасение подводников вполне возможно. Вот несколько примеров.
«Илиде» (Италия)
Итальянская подводная лодка «Илиде» знаменательна тем, что спасение небольшой части её экипажа в трагическую минуту осуществили непрофессиональные спасатели.
1 Продолжение. Начало: Ученые записки Санкт-Петербургского имени В.Б. Бобкова филиала
Российской таможенной академии. - 2012. - № 1 (41). - С. 227-239; № 2 (42). - С. 230-250; №
3 (43). - С. 238-263; № 4 (44). - С. 238-265; 2013. - № 1 (45). - С. 252-300.
Построенная 6 ноября 1936 года, «Илиде» принадлежала к лодкам типа «Перла» с надводным водоизмещением 700 тонн. В период гражданской войны в Испании лодка, переименованная в «Гонсалес Лопес», участвовала в боевых действиях на стороне генерала Франко. По окончании войны в Испании её вновь вернули итальянским ВМС под прежним названием.
В феврале 1940 года она была переоборудована для обеспечения действий человеко-торпед. Для этих целей на ней было установлено одно 100-миллиметровое артиллерийское орудие и оборудованы четыре специальных торпедных ангара, которые размещались по одному в носу и на корме по обоим бортам подводной лодки для удобства использования человеко-торпед.
По прибытии в район боевых действий лодка всплывала на небольшую глубину и стопорила ход. Водители торпед (официально их именовали специально подготовленными подводниками), находившиеся внутри её прочного корпуса, надев костюмы и аппараты для дыхания под водой, через выходные люки выбирались из подводной лодки, извлекали из ангаров электрические торпеды и, сев на них верхом, отправлялись в атаку из-под воды избранных объектов.
В середине августа 1940 года для обеспечения подготовки специальных торпедных операций против военно-морской базы Александрии, где находились английские корабли, «Илиде» прибыла в залив Бомба в 400 милях западнее Александрии.
Утром 22 августа в Бомба к «Илиде» ошвартовался сторожевой корабль «Калипсо», с которого на подводную лодку были загружены электроторпеды. Команда спецподводников пока оставалась на сторожевике. «Илиде» с небольшим дифферентом после загрузки торпед отошла от «Калипсо» для проверки герметичности торпедных ангаров и дифферентовки. В этот момент в небе появились три английских торпедоносных штурмовика «Суордфиш», взлетевшие с английского авианосца «Игл». Заметив подводную лодку, они на бреющем полете атаковали её, в результате чего одна авиационная торпеда попала в носовую часть лодки и последняя быстро затонула.
Члены экипажа лодки, которые находились на мостике во главе с командиром Брунетти и работавшие на носовой и кормовой надстройках подводники, ударной волной от взрыва торпеды были сброшены в воду, многие из них получили ранения или погибли. В кормовых отсеках лодки, опустившейся на дно залива на глубину 20 метров, осталось 9 человек: 2 унтер- офицера и 7 матросов.
Сторожевой корабль «Калипсо» немедленно зафиксировал место затопления подводной лодки, а находившиеся на нем спецподводники, используя легкие акваланги, приступили к поискам «Илиде» с целью её обнаружения и выявления характера полученных повреждений. Затонувшая лодка была детально обследована, в ходе чего выяснилось, что в её кормовых отсеках
находятся оставшиеся в живых несколько членов экипажа, которые нуждаются в помощи.
Подводники из состава групп специального назначения, проводившие это обследование, использовали свое снаряжение, особенностью конструкции которого являлась возможность говорить под водой благодаря мембране, вмонтированной в гофрированную дыхательную трубку. Спецподводники установили с находящимися в затонувшей лодке голосовую связь. Затем они попытались открыть кормовой входной люк, один из двух входных люков, которыми была оборудована подводная лодка «Илиде». Несмотря на то, что удалось снять на люке задрайку, открыть люк им оказалось не по силам. Лишь после прибытия специального судна, используя его тральную лебедку и зацепив люк тросами, они смогли его открыть. Как выяснилось, этот люк то ли при ударе лодки о грунт, то ли во время взрыва торпеды был перекошен, и его заклинило.
Спецподводники моментально спустились к лодке и, проникнув через открытый люк в предпоследний кормовой отсек, осмотрели его и обнаружили там тела двух унтер-офицеров, погибших очевидно от недостатка воздуха. Никого больше в этом отсеке не было. Судя по всему, оба унтер-офицера, в соответствии с требованиями инструкции, проникли в этот отсек с целью организовать выход людей из лодки через люк, но пронырнув в отсек, здесь и погибли, не найдя в нем воздушной подушки.
Остальные семь подводников, по-видимому, перешли в последний кормовой отсек и задраили за собой дверь на водонепроницаемой переборке. Погибшие не смогли отдраить люк, который был заклинен. Кроме того, давление воды в этом отсеке оказалось значительно ниже, чем снаружи, что делало невозможным открытие люка без значительных физических усилий. Может быть, погибшие по ошибке вместо клапана выравнивания водяного давления открыли вентиляционный клапан, тем самым, стравив имевшийся в отсеке воздух.
Спецподводники, обследовав кормовую часть лодки, установили, что в её последнем кормовом отсеке люди ещё живы, но оказать им помощь в спасении можно было лишь при их же содействии. Дело в том, что люк в переборке открывался внутрь их отсека и для надежности герметизации был поджат задрайками, которые можно было отвинтить только изнутри.
Между тем, время шло очень быстро, и когда с момента затопления лодки минуло около двадцати часов, на все сигналы и запросы никто из отсека уже не отвечал. Можно было с уверенностью предположить, что кислорода в воздухе отсека осталось критически мало. Поэтому группа спецподводников была вынуждена предпринять немедленные действия по спасению людей из отсека. С «Калипсо» на подводную лодку через открытый люк затопленного предпоследнего отсека протянули воздушный шланг, который подключили к воздушной магистрали лодки. По нему в её кормовую часть стали нагнетать воздух под высоким давлением. Этой мерой надеялись улучшить состав
воздуха отсека, в котором находились в заточении подводники, а также несколько повысить в нем давление, что могло сыграть положительную роль при последующих спасательных действиях.
Дальнейший план спасения состоял в том, чтобы убедить семерых оставшихся в отсеке подводников открыть изнутри переборочный люк и впустить в отсек воду из затопленного смежного отсека. Когда давление в их отсеке уравняется с забортным и в нем образуется воздушная подушка, из неё можно будет поднырнуть в переборочную дверь и перебраться в смежный отсек, откуда через открытый входной люк подняться на поверхность.
Но с реализацией такого плана возникла, казалось, непреодолимая трудность. Его никак не воспринимали те, кто был замурован в кормовом отсеке. Их спасатели неоднократно ныряли в лодку и пытались убедить людей в отсеке, что им подсказывается единственный возможный и надежный вариант. Других вариантов просто не существует. Но подводники из отсека не отвечали. Потерявшие всякую надежду уговорить их, спасатели, в конце концов, решительно просигналили им, что если в течение 30 минут они не отдрают люк, все спасательные работы будут прекращены. Для пущей убедительности они поднялись на поверхность.
Безусловно, это был просто психологический прием, они никогда не покинули бы обреченных товарищей и боролись бы за их спасение до последней возможности. Но они вынуждены были пойти на обман во имя спасения жизни подводников. И их уловка удалась. Как ни трудно было людям, пережившим большие потрясения при торпедировании лодки, её гибели и в заточении, двинуться навстречу водяному вихрю, воля к жизни помогла им это сделать.
Утром 23 августа от затонувшей «Илиде» к поверхности устремились огромные пузыри воздуха, которые, достигнув поверхности, шумно лопались, образуя большие всплески и водовороты. Среди бурлящей воды то в одном, то в другом месте стали появляться головы всплывающих подводников, высоко вверх выбрасывавших руки и издававших радостные выкрики. Их мгновенно поднимали на борт «Калипсо». Находившиеся наготове спецподводники с появлением на поверхности первых спасенных немедленно ушли под воду, проникли в кормовой отсек подводной лодки, схватили двух оставшихся в нем членов экипажа, колебавшихся сделать последний шаг к своему спасению, и с соблюдением всех необходимых мер предосторожности доставили их на поверхность, в прямом смысле не выпуская из рук.
Приведенный случай является наглядным примером того, как творческая смекалка, организованные действия команды спасателей позволили быстро и оперативно обследовать место затопления подводной лодки. Это позволило обнаружить присутствие в ней живых людей и спасти от мучительной гибели от удушья несколько подводников. Уникальность вышеизложенной операции прежде всего в том, что занимавшиеся спасением непрофессиональные
спасатели проникли внутрь затонувшей подводной лодки и буквально за шиворот выволакивали спасающихся на поверхность.
Из девяти первоначально оставшихся в живых членов экипажа «Илиде» двое погибли в отсеке оборудованного входным люком, который они не смогли открыть. Из семи спасенных подводников, в том числе и доставленных на поверхность, по данным У Шелфорда, двое, а по М. Сакаи, один умер от удушья. Сказалось длительное пребывание в воздушной среде с высоким содержанием углекислого газа. Остальные остались в живых. С затонувшей «Илиде» были сняты и находившиеся на ней электрические торпеды. Тот факт, что ни один из участников спасательной группы в описанной операции не заболел кессонной болезнью, несмотря на длительное пребывание под водой, поразителен и вызывает удивление.
В целом анализ операций, проведенных специально подготовленными подводниками торпедирующих подразделений итальянских ВМС, свидетельствует об их отличной легководолазной подготовке и высокой практической натренированности.
«С-11» (СССР)
В первой половине июля 1941 года советская подводная лодка «С-11» Балтийского флота под командованием капитан-лейтенанта Середы A.M. находилась на боевой позиции в районе Данцига. Старшим на борту был командир дивизиона подводных лодок капитан 3 ранга Тузов И.Н. 19 июля «С-11» успешно торпедировала немецкий транспорт водоизмещением около 7 тысяч тонн. Умело маневрируя в многочасовом подводном поединке, лодка сумела оторваться от противолодочных кораблей охранения, которые израсходовали по ней не один десяток глубинных бомб. Это был не только первый боевой успех подводной лодки, её успешная атака открыла боевой счет балтийских подводников в Великой Отечественной войне. В последующие дни «С-11» неоднократно подвергалась атакам надводных кораблей и самолетов противника, но каждый раз успех был на её стороне.
1 августа на лодку по радио поступило приказание покинуть боевую позицию и возвратиться в базу. 2 августа на подходе к островам Даго и Эзель она всплыла в назначенной точке, где должна была встретиться с надводными кораблями, которым надлежало сопровождать подводную лодку в надводном положении на определенном участке её маршрута в базу. В установленное время встреча состоялась, и, построившись в походный ордер, лодка в кильватере за тральщиком, в охранении морских охотников направилась в пролив. Спустя около 2-х часов корабли конвоя, не дойдя до условленного рубежа, уменьшили ход, пропуская лодку вперед в пролив. На запрос командира, почему они остановились, последовал ответ, что конвой возвращается, чтобы
встретить и сопроводить ещё одну подводную лодку. «С-11» самостоятельно вошла в пролив.
Корабли конвоя ещё не успели построиться в походный ордер и лечь на обратный курс, как раздался оглушительный взрыв, и из-под киля по левому борту лодки взметнулся высокий столб пенной воды, смешанный с бурым грунтом. Через несколько секунд моряки с надводных кораблей увидели, как вместе с оседающим столбом воды в море погружается и подводная лодка.
Через 30-40 секунд на том месте, где она находилась, можно было наблюдать только воздушные пузыри, поднимавшиеся на поверхность. От всего случившегося остался след в форме лаконичных записей в вахтенных журналах кораблей конвоя следующего содержания: «18.00. Подводная лодка «С-11» затонула от взрыва. Широта..., долгота. В бессознательном состоянии подобраны два тяжелораненых командира».
Очевидцам трагедии было трудно определить, почему погибла лодка: то ли она подорвалась на мине, то ли её атаковала немецкая подводная лодка, которая притаилась где-то рядом. Морские охотники по команде ринулись прочесывать район и на всякий случай сбросили несколько серий больших глубинных бомб. Как было установлено через 15 лет, когда состоялся подъем «С-11», она действительно подорвалась на мине. По приказанию штаба надводные корабли, установив веху на месте гибели лодки, покинули злополучный район. Один из них, имея на борту раненых и скончавшихся подводников, приспустил флаг и полным ходом направился в базу.
Когда корпус лодки потряс чудовищной силы взрыв, всем, кто находился внутри, показалось, что она выскочила из воды (лодку действительно подбросило). Отсеки наполнились грохотом падающих предметов и звоном разбиваемого стекла приборов и электроплафонов. Мгновенно погасло освещение, и отсеки погрузились в темноту. Палуба уходила из-под ног, так как подводная лодка стремглав проваливалась вниз. Дизели сами по себе остановились. Лодка ударилась килем о каменистый грунт, качнулась и, завалившись на левый борт, замерла. Наступила непривычная давящая тишина. В кормовом седьмом отсеке оказалось четыре человека. Старший краснофлотец Василий Зиновьев, комендор, нес вахту на боевом посту управления вертикальным рулем вручную. Он подменял штатного рулевого, который заболел. При взрыве Зиновьева сильно ударило головой о рулевую колонку, в результате чего лоб у него оказался рассеченным. Из раны обильно текла кровь, заливая лицо. Старший краснофлотец Никишин Николай, старший торпедист, отдыхал на верхней койке после вахты. Взрывом его сбросило с койки, и что-то тяжелое, твердое навалилось на него. Это оказалась торпедо-погрузочная балка, которая, однако, при ударе лодки о грунт сдвинулась, и Никишин смог освободиться из-под неё. Краснофлотец Мазнин Александр, электрик, после вахты прибыл в седьмой отсек отдыхать на штатном месте.
При взрыве находился на палубе, но на ногах не удержался и полетел в трюм отсека, при этом получил множественные ушибы.
Краснофлотец Мареев Василий, электрик, готовился к отдыху на штатном месте после вахты. Во время взрыва его бросило на рифленый палубный настил рядом с запасной торпедой.
Старшему по возрасту из этой четверки было 22 года, однако по корабельному расписанию старшим в отсеке являлся Никишин. Очнувшись после падения, он попробовал включить аварийные фонари, но ни один из них не действовал. Удалось разыскать маленький электрический фонарик «Пигмей», который, хотя и небольшой пучок света, но излучал. В его слабом луче было видно, что отсек затапливает, через негерметичность отсека вода заполнила трюм и дошла до палубного настила; из переговорной трубы, связывавшей отсек с центральным постом, сплошным потоком хлестала вода. Вода также просачивалась из шестого отсека через люк в переборке и вентиляционную магистраль. По команде Никишина подводники бросились герметизировать отсек. Так как лодка лежала с большим креном на левый борт, передвигаться по палубе было нелегко, приходилось отыскивать подходящие опоры для ног, а иногда перемещаться буквально на четвереньках. Были перекрыты клапана на аварийной колонке, переговорной трубе, на ощупь заделывались неплотности. В ход пошли деревянные клинья и пробки, наволочки, простыни и одеяла. Когда была забита последняя пробка, подводники стояли по колено в воде, но она продолжала постепенно прибывать. Для уменьшения поступления воды в отсек через неплотность в трюме было целесообразно создать в отсеке противодавление, но они отказались от такой попытки, решив, что сжатый воздух может потребоваться для продувания балласта и спасения всей лодки, а поэтому не вправе расходовать этот воздух только для своего спасения.
Среди разбросанного в беспорядке отсечного имущества электрик Маз-нин нашел 3 щелочные батареи радистов, соединил их и обмотал тряпкой. Подсоединив к ним лампочку от переносного отсечного фонаря, подводники получили второй источник света.
После завершения работ по герметизации отсека обитатели 7-го отсека стали пытаться установить связь с другими отсеками, чтобы узнать, что случилось с лодкой, где остались живые люди, и действовать с ними заодно. Но все попытки связаться с другими отсеками по телефону оказались безрезультатными, телефон молчал. Использовать переговорную трубу для этих целей также оказалось невозможным, она, очевидно, была перебита, так как при открывании клинкета из неё хлестала вода.
Никишин подошел к носовой переборке и стал громким голосом вызывать шестой отсек. И вдруг из-за переборки ответили. Состоялся грустный диалог, из которого в седьмом отсеке узнали, что в центральном был взрыв, и, очевидно, там все погибли, четвертый и пятый отсеки затоплены, из них личный состав перешел в шестой, в котором воды по грудь, и всех спасает
лишь воздушная подушка. Совет в седьмом был коротким, так как никого ни в чем уговаривать не требовалось, все были единодушны в одном: нужно немедленно открыть переборочный люк в шестой отсек, сравнять уровень воды и затем пытаться всем спастись.
Никишин проверил исправность индивидуальных дыхательных аппаратов, убедился, есть ли в баллонах кислород, затем приказал всем надеть их, но пользоваться лишь в крайнем случае, когда вода полностью затопит отсек.
Четверка смельчаков, забыв о себе, бросилась на выручку товарищей из соседнего отсека, так как те находились в более тяжелой обстановке. Они дружно навалились на массивный стальной люк, но, несмотря на все их усилия и старания, люк не поддавался, взрывом деформировало корпус лодки, значительно перекосило переборку и заклинило люк. Хотя в ход пошли ломы и топоры, но и они не помогли в достижении цели. Через переборку было слышно, как в смежном отсеке тоже штурмовали неподдающийся люк, но он оставался неподвижным. Упорная тяжелая физическая работа быстро истощала силы, но люди напряженно работали, поочередно сменяя друг друга. Однако все их старания были напрасны. Стало ясно, что люк открыть не удастся. С тревогой это поняли и в шестом отсеке, оттуда слабым голосом прозвучали прощальные слова, затем какое-то время слышались лишь шорохи и всплески, затем всё стихло.
Заполнившая отсек вода поднялась до пояса, и Никишин открыл клапан подачи воздуха в отсек. Воздух зашипел, но через некоторое время этот звук прекратился. Попытались продуть кормовые цистерны главного балласта, чтобы, облегчив корму, поднять её на поверхность или хотя бы ближе к ней. Но и здесь подводников ожидала неудача, в аварийной колонке воздуха не оказалось.
Таким образом, каких-либо средств и возможностей спасти подводную лодку больше не оставалось. Спастись можно попытаться, но только покинув саму лодку. Сложность и ответственность момента, а также неистребимое желание вырваться из смертельной западни к воздуху, свету, жизни мобили-зовывали мысли каждого на поиск и принятие трезвого, реального решения.
У них было лишь два пути спасения: через торпедопогрузочный люк или кормовые торпедные аппараты. Глубину, на которой лежала их затонувшая лодка, подводники не знали, так как глубиномер вышел из строя при взрыве. Наиболее легким вариантом спасения было бы открыть торпедопо-грузочный люк, но он таил в себе очень серьезную опасность: хлынувшая в отсек вода, сметая всё на своем пути, мгновенно заполнит отсек. Учитывая, что этот люк расположен в верхней части подволока, никакой воздушной подушки образовываться не будет и всех находящихся в отсеке в один момент выбросит на поверхность. Легкие и сердце не выдержат столь резкого перепада давления, в лучшем случае каждого неминуемо ждет кессонная болезнь.
Чтобы избежать этой опасности, решено был выходить через торпедный аппарат. Это был более продолжительный и более трудный, но единственно правильный и надежный путь. Основная трудность состояла в том, что в обоих торпедных аппаратах находились боевые торпеды, поэтому необходимо было для начала освободить хотя бы один из них. Вытащить торпеду в отсек практически было невозможно, так как сил у них уже не осталось для этой тяжелой работы, да и торпедопогрузочное устройство, как отмечалось выше, было сорвано со штатного места и сломано. А вода между тем продолжала прибывать, затопляя отсек, так что и времени в запасе не оставалось нисколько. Выход был один - вытолкнуть торпеду из аппарата, но для этого необходим воздух высокого давления.
Единственным специалистом-торпедистом в отсеке был Никишин, который и принялся за реализацию намеченного плана. Перепробовав различные варианты, никакого успеха он не добился, торпеды, оставаясь в аппаратах, продолжали закрывать собой единственную дорогу на поверхность, к жизни. Лихорадочно роившиеся в голове мысли неожиданно подсказали нужный вариант: перепустить сжатый воздух из запасной торпеды при помощи гибкого шланга в стрельбовой баллон. Для этого требовались специальные ключи, которые незадолго до подрыва лодки унесли в первый торпедный отсек для устранения какой-то неисправности. Никишин решил обойтись при помощи зубила и молотка, но не рассчитал силу удара и сбил запирающий клапан, в результате сжатый воздух мгновенно со свистом вырвался из торпеды.
Давление в отсеке резко повысилось, всё сильнее давило на уши, в них появился звон, дыхание стало стесненным. Но не всё было потеряно, оставалась ещё одна торпеда на стеллаже, но она, правда, была уже затоплена поступившей в отсек водой. Никишин не растерялся и решил на сей раз перепустить воздух из торпеды, расположенной в аппарате правого борта, в стрельбовой баллон левого. Зиновьев и Мазнин активно помогали ему в работе, прежде чем её начать, он продумал всё до мелочей и подробно всё объяснил своим помощникам, чтобы они понимали, что это их последняя надежда на спасение.
Один лишь Мареев не принимал никакого участия в общей работе, и поведение его было весьма странным. Забившись в угол отсека, он держался за голову, втянув её в плечи, словно ожидал удара по голове. Он бормотал что-то несвязное, бессмысленно оглядывался по сторонам, с его посиневших губ временами срывался неестественно громкий смех. Всем стало ясно, что Мареев не выдержал страшного нервного потрясения.
Работать в отсеке становилось всё тяжелее, самодельный фонарь едва-едва подсвечивал, поэтому многое делали на ощупь. Дышалось с трудом, часто присаживались отдыхать, ныли мышцы, кровоточили исцарапанные натруженные руки, раны разъедала морская вода.
Через несколько часов работы удалось наконец перепустить воздух из торпеды в стрельбовой баллон, но манометр показывал давление в нем 18 атм. Для выстрела не хватало 7 атм, но всё же решили выстрелить. Чтобы торпеда не попала в какой-нибудь корабль, находящийся поблизости, в ней закрыли запирающий клапан, что гарантировало немедленное потопление торпеды сразу же после выхода из аппарата. Затем на торпеде были выполнены необходимые действия, чтобы она не взорвалась при ударе о грунт.
Однако при нажатии на рукоятку стрельбового щитка торпеда оставалась на месте, так как давления воздуха не хватало. С упорством обреченных подводники повторяли весь цикл работ во второй и в третий раз, но результат был прежний - торпеда оставалась в аппарате.
Никишин внимательно проверил стрельбовой щиток и обнаружил неисправность, устранив которую снова проверил и предпринял последнюю, четвертую попытку вытолкнуть торпеду из аппарата. Упорство и настойчивость людей увенчались успехом, торпеда выскочила из аппарата. Чудо свершилось. Почти погибшая подводная лодка «С-11» через 5 часов после смертельного ранения сделала последний выстрел.
Путь к спасению был открыт, первый этап в борьбе со смертью выигран, но каждый понимал, что впереди оставался самый главный этап - выход из лодки на поверхность. Все трое чувствовали неимоверную усталость, от длительной напряженной работы болели руки, ныли мускулы. Присели отдохнуть, поели из аварийного бачка, проверили дыхательные аппараты, приготовили аварийный буек, прикрепили к нему 100-метровый буйреп с мусинга-ми. С общего согласия Никишин написал записку, в которой отметил, что они сделали всё, что могли, для спасения подводной лодки и людей из шес-того отсека, но это не удалось. Поэтому принимают последнее решение, выходят сами. Все трое подписали записку, которая была сделана в 2-х экземплярах, карандашом и чернилами, их заложили в аварийный бачок и задраили его герметично. Затем была открыта задняя крышка торпедного аппарата и воду из него выпустили в отсек.
Наступил самый ответственный момент - предстояло впустить море внутрь отсека. Был продуман каждый шаг, обсуждена каждая деталь. По совету Никишина все густо намазали свои тельняшки тавотом, чтобы вода меньше охлаждала тело, и лучше сохранялось тепло. Хотя и было начало августа, но температура воды в море была такой же, как у горного ручья.
По команде Никишина переднюю крышку торпедного аппарата открывал Мазнин. С замиранием сердца следили его товарищи, как вначале через узкую щель приоткрывавшейся крышки вода хлынула в отсек, затем, по мере уменьшения её напора, крышку всё больше открывали. Наконец, вода в отсеке поднялась выше торпедных аппаратов, и уровень её больше не повышался, образовалась воздушная подушка.
Для любого подводника подобная операция связана с серьезными усилиями по преодолению внутреннего психологического барьера, так как она в корне противоречит основополагающему закону подводников - всеми силами бороться против проникновения внутрь прочного корпуса подводной лодки забортной воды. Вся система подготовки, воспитания и психологической закалки подводников в конечном итоге сводится к тому, что если море рвется в отсек через пробоину или какую-либо негерметичность, ему нужно противостоять всеми доступными средствами и методами, вплоть до самопожертвования во имя спасения подводной лодки и жизни товарищей. А здесь, правда, в силу сложившихся критических обстоятельств нужно самому открыть свободный доступ забортной воде внутрь лодки. Такое же волнение и страх, какое испытывали оба матроса, составлявшие экипаж подводной лодки Вильгельма Бауэра, затапливая отсек водой, наверное, будет испытывать каждый подводник, когда, в силу безвыходного положения, он будет вынужден вручать свою жизнь морской стихии во имя спасения.
Давление воды внутри отсека и за бортом подводной лодки уравнялось, а это означало, что можно выходить. По общему решению первым покинуть отсек должен был Никишин, хотя ему как старшему не хотелось оставлять отсек без своего присмотра. Но ему же и предстояло опробовать на себе и показать товарищам весь цикл последовательности действий при таком способе спасения, выпустить аварийный буек и первому узнать обстановку на поверхности, не ждут ли их там какие-нибудь сюрпризы.
Друзья помогли ему надеть дыхательный аппарат, плотно затянули за спиной у пояса пряжку прижимного ремня. В полумраке отсека он смотрелся как былинный богатырь при своем росте под 190 см, огромной физической силе и, как говорят, косой сажени в плечах.
Наступили тягостные минуты прощания. Никишин подошел к Маре-еву, лицо которого было растерянным, в глазах - застывший испуг, он по-прежнему оставался невменяемым. Никишин осторожно прижался к нему и поцеловал, затем попрощался с Мазниным и Зиновьевым.
Чтобы выйти из лодки через торпедный аппарат, всегда требуется немалое мужество. Зажав во рту загубник дыхательного аппарата, Никишин решительно нырнул под воду и направился к горловине торпедного аппарата. Однако влезть в него ему удалось лишь после третьей попытки - мешали широкие плечи, дыхательный аппарат и аварийный буек величиной с футбольный мяч и прикрепленный к нему буйреп.
Толкая перед собой буек, он прополз восьмиметровый торпедный аппарат диаметром 533 мм и условным сигналом оповестил товарищей в отсеке, что буек всплыл, он покидает лодку, и следующий может выходить. Вся процедура преодоления торпедного аппарата заняла у Никишина, по расчетам его друзей, приблизительно 40 минут.
Пропустив между пальцами ног буйреп, он стал всплывать, осторожно перебирая руками и ногами, как в детстве лазил по деревьям. Как ни велико было желание побыстрее выбраться на поверхность, на воздух из студеного плена, но, нащупав руками мусинг, он делал остановку, какую положено было сделать по таблице декомпрессии, в уме отсчитывая время. Никишин понимал, что от этого теперь зависела его жизнь. Поднимался он медленно, весь путь на поверхность занял у него почти полчаса, а когда наконец всплыл, над Балтикой стояла ночь, и на небе бескрайним шатром раскинулось звездное небо. Поблизости не было видно ни кораблей, ни берега. По положению Большой и Малой Медведицы на ночном небе Никишин определил, что сейчас полночь. Значит, после взрыва минуло 6 часов.
На морской поверхности волнение превышало 3 балла, и Никишин крепко ухватился за буйреп, чтобы волны не отнесли его в сторону.
По предварительной договоренности следующим стал готовиться к выходу Мазнин. Он включился в дыхательный аппарат и нырнул в воду. Когда дополз до наружного конца торпедного аппарата и выбрался из него, он дал условный сигнал на выход Зиновьева и решил не всплывать на поверхность, а подождать здесь у кормовой оконечности лодки товарища. Он отсчитывал в уме время, и когда прошло около десяти минут, снова дал в отсек условный сигнал и снова безрезультатно - на сигнал никто не отвечал.
Обеспокоенный молчанием, Мазнин снова влез в торпедный аппарат и, пятясь, возвратился в отсек, чтобы узнать, что здесь случилось. Выяснилось, что Мареев категорически отказывается покинуть отсек и договориться с ним ни о чем невозможно. Он то плаксивым голосом жаловался, что у него босые ноги и требовал новые ботинки, то вырывался из рук и со злостью смотрел блестящими глазами по сторонам, то затихал.
В один из таких моментов, когда казалось, что у него наступило прояснение рассудка, друзья решили попытаться уговорить Мареева войти с ними в торпедный аппарат, а там, подтягивая спереди и подталкивая сзади, поднять его на поверхность. Казалось, Мареев всё понял. Он спокойно дал надеть на свое лицо маску и вставить в рот загубник дыхательного аппарата. Его попробовали окунуть в воду и подтолкнуть к открытой крышке торпедного аппарата. Но как только он попал в воду, выплюнул загубник и начал захлебываться. Пришлось его вытаскивать обратно в отсек. В дальнейшем Мареева никакими силами невозможно было заставить сдвинуться с места. Зиновьев согласился, что их дальнейшие попытки вряд ли будут успешными и нужно спасаться самим. Он предложил Мазнину выходить на поверхность, обещая выйти следом.
Мазнин погрузился, второй раз вошел в торпедный аппарат, быстро преодолел уже знакомый ему путь в стальной трубе, вышел, просигналил и стал ждать ответа. Но в ответ никаких сигналов не последовало, значит никто не выходит. Беспокойство за товарищей снова заставило Мазнина, пятясь задом,
через торпедную трубу возвратиться в отсек. На его решительный вопрос Зиновьев спокойно и уверенно ответил, что он идет вслед за ним. Мазнин предупредил, что кислород в его аппарате на исходе, и он больше ждать не может. В третий раз он влез в торпедный аппарат и, когда прополз его и вышел наружу, ухватившись за буйреп, стал всплывать, перебирая его руками и делая на положенное время остановки у мусингов. Но с каждым метром подъем становился всё труднее, хотя по мере приближения к поверхности вода становилась теплее. В то же время дыхание всё более затруднялось, становилось прерывистым, учащенно билось сердце. Он несколько раз нажал на клапан дыхательного аппарата, но запас кислорода кончился. Слишком долго он дышал им, ползая взад и вперед по трубе торпедного аппарата.
Когда перед глазами поплыли разноцветные круги, Мазнин понял, что теряет сознание, последним усилием он сорвал с лица маску и выпустил из рук буйреп. Его стремительно потянуло вверх. Когда он появился на поверхности и тут же скрылся под водой, Никишин, находившийся у буйка, заметил его, несмотря на темноту и, не раздумывая, стремительно нырнул, поймал под водой обессиленного товарища и всплыл вместе с ним. Мазнин цепко обхватил спасителя за шею, притом так сильно, что тому стало трудно дышать, и тогда Никишин был вынужден дважды стукнуть кулаком спасенного по голове, после чего тот разжал руки.
Когда обессилевший Мазнин пришел в себя, он схватился за буйреп, а Никишин стал плавать кругами рядом с ним, чтобы согреться, а главным образом потому, что буек не мог удержать двоих. Он понимал, что так им долго не продержаться, и наступит в конце концов такой момент, когда и он вынужден будет схватиться за буйреп. Тогда оба пойдут ко дну. Значит надо выбираться на берег сейчас, поскорее, пока силы ещё не иссякли. Он поделился своими размышлениями с Мазниным, который всё сразу понял и согласился остаться у буйка ждать Зиновьева, а Никишину следует плыть одному.
Пообещав прислать помощь в случае, если доберется до земли, Никишин, сделав несколько взмахов руками, скрылся в ночной темноте. Ориентируясь по освещённости звезд (светлее - к востоку, потемнее - к западу), он поплыл на восток - тем же курсом, каким их подводная лодка возвращалась в базу. Он плыл среди бушующих волн, ветер гнал и гнал громадные водяные валы с пенистой гривой, и, казалось, им не будет конца. Никишин был хорошим пловцом, он вырос на берегу реки в Донбассе, затем почти ежедневно плавал в Неве, когда стал жить в Ленинграде. Он любил плавать и плавал подолгу, а за год до начала войны занял призовое место в марафонском заплыве на бригаде подводных лодок.
Как долго ему предстоит плыть до берега, Никишин не знал, поэтому считал, что силы нужно беречь, так как по собственному опыту знал, что выстоять против стихии можно только обладая силой и большим напряжением воли. Отдыхал лежа на спине, плыл разными способами, пытался
приноровиться к ритму набегавших сзади волн, старался по возможности беречь силы, хотя постепенно начинали ныть мышцы.
Плыть в море нелегко, плыть в неспокойном море - вдвойне тяжелее, а Никишину ещё очень мешал ставший теперь ненужным дыхательный аппарат на груди. Он несколько раз пытался от него освободиться, но ему никак не удавалось расстегнуть за спиной пряжку ремня, которым аппарат прижимался к корпусу. Плыл долго, представление о времени было потеряно, и порой казалось, что сил больше нет, от усталости мутилось сознание. Сказывалось перенапряжение последних часов, вначале под водой в полузатопленном отсеке рядом с потерявшим рассудок товарищем, затем наверху у спасательного буйка и наконец в длительном поединке с бушующим морем. Но жажда жизни заглушала ощущение болезненной усталости. Выбиваясь из сил, он ложился на спину, отдыхал, веки непроизвольно закрывались, но, преодолев усталость, он снова продолжал плыть.
Через какое-то время волны уменьшились, ветер стих, звезды стали меркнуть, тускнеть, восточный край неба посветлел. В предрассветных сумерках появилась узкая темная полоса, то пропадала, то снова возникала, когда очередной вал поднимал Никишина на свою вершину. Сознание того, что берег уже близок, придало новые силы, и он поплыл быстрее. Наконец, над узкой полоской берега его воспаленные глаза увидели едва различимый ориентир - тонкой спичкой поднимавшийся к небу маяк. Через некоторое время сквозь шум волн услышал рокот мотора и, внимательно вглядевшись, действительно увидел катер, уходивший вправо. Ветер отнес в сторону его крики о помощи, и катер скрылся из виду. Никишин сразу, как по команде, ослаб, всё тело налилось непреодолимой тяжестью, дальше плыть не было никаких сил, их хватало только на то, чтобы держаться на воде.
Когда берег оказался уже совсем близко, очередной вал бросил его на что-то острое, колючее. Он наткнулся на противодесантное заграждение из колючей проволоки, установленное в море недалеко от берега. В поисках прохода пришлось плыть вдоль заграждения, ныряя, пытаться раздвинуть колючие нити и, в конце концов, ему удалось перебраться и через эту преграду. Наконец, коснулся дна ногами, но пройти оставшиеся несколько метров до суши было не просто. Вдоль берега шел сильный накат, валуны, устилавшие дно, были неимоверно скользкими, а ноги, словно налитые свинцом, не повиновались ему. Так и не смог он выйти на берег.
Солнце уже поднималось над кромкой леса, когда на берег пришли три красноармейца. Увидев барахтающегося у берега матроса, они побежали к нему, двое кинулись в воду, подхватили Никишина и на руках понесли на сушу. В этот момент он потерял сознание, несколько раз оно возвращалось к нему, тогда видел рядом на песке свой дыхательный аппарат и суетившихся над ним своих спасителей. Посиневшего, с поседевшими за одну ночь висками подводника артиллеристы бережно укутали шинелями и перенесли в
помещение. При нем нашли комсомольский билет № 8659586 и маленький электрический фонарик «Пигмей». В настоящее время этот билет хранится в Центральном Военно-Морском музее. С температурой тела 34,5 градуса Никишина доставили в госпиталь, где его парализовало: руки и ноги не шевелились. По мнению врачей, это - результат сильного нервного потрясения и долгого пребывания в холодной морской воде. В госпитале он узнал, что Мазнин и Зиновьев спасены и находятся в госпитале на соседнем острове Эзель.
Невозможно выразить словами, каким было стремление Никишина к жизни, если он проплыл в море семь с половиной часов, пока достиг утром 3 августа 1941 года острова Даго у маяка Тохври.
После того, как Никишин уплыл в темноту ночи, Мазнин, оставшись один, изловчился и, расстегнув за спиной ремень, сбросил теперь уже ненужный дыхательный аппарат. Он цепко держался за буек, пока не почувствовал, что озноб растекается по всему телу. Чтобы как-то согреться, начал плавать вокруг буйка. Вначале держаться на воде было совершенно нетрудно, но со временем усталость всё чаще напоминала о себе. С каждым часом нарастало беспокойство за Зиновьева и Мареева, которые не появлялись на поверхности. Не меньше тревожила и неизвестность о судьбе Никишина.
Уже наступил рассвет, а он продолжал оставаться один в беспокойном море над затонувшей подводной лодкой. Физически подводник совсем ослабел и держался на воде лишь потому, что никакие силы уже не были способны разжать его окоченевшие пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в буйреп.
Занимался новый день - 3 августа, и огромное яркое солнце поднялось над горизонтом. Временами Мазнин терял сознание, потом снова приходил в себя и долгим невидящим взглядом смотрел вокруг, затем тяжелые веки опять смыкались. Он не знал о том, что после доклада артиллеристов с острова Даго о Никишине дозорным катерам уже передано приказание полным ходом следовать к месту погибшей накануне подводной лодки для спасения людей.
Волнение моря стало стихать. Внезапно Мазнин услышал гул работающего двигателя, который то появлялся, то пропадал. Наконец, увидел приближающийся морской охотник, который проходил стороной в нескольких десятках метров от него. На нем вдоль бортов стояли люди и осматривали поверхность моря. Мазнин стал звать на помощь, но его крики, очевидно, заглушались шумом работающих дизелей, и корабль стал удаляться. Над Маз-ниным пролетел самолет, с которого заметили его и навели ушедшее судно. При подходе охотника к нему рулевой не рассчитал и острой лопастью винта срезал буйреп. В воду полетели спасательные крути с привязанными к ним концами. Мазнин схватил один из них, и его подтянули к борту. Так и подняли его на палубу вместе с буйком в руке и с большим трудом сумели разжать окоченевшие ладони, сжимавшие буйреп.
На подводника набросили шинель и перенесли в моторный отсек, где было тепло, сообщили, что Никишин добрался до берега. Ему стали
массировать руки и ноги, которые онемели и не шевелились. Собирались напоить спиртом, но раздался крик: «Человек за бортом!». Это всплыл Зиновьев, часы показывали 10.00 третьего августа. Прошло 16 часов с момента гибели «С-11».
Зиновьеву пришлось пережить немало трагических минут, проведя всю ночь в отсеке затонувшей подводной лодки рядом с невменяемым Марее-вым. Тот ни на что не реагировал, оставался ко всему безразличным, иногда вскакивал с торпедного аппарата, бормотал что-то невнятное, бессмысленно смеялся. На белом, как полотно, его лице блестели безумные глаза, он часто впадал в забытье.
Усталость валила Зиновьева с ног, повысившееся содержание углекислоты в воздушной подушке значительно затрудняло дыхание, в ушах звенело и неудержимо клонило ко сну, ныл лоб, рассеченный при падении в момент взрыва. Но он понимал, что если заснет, то может случиться так, что он больше никогда не проснется. Поэтому Зиновьев время от времени открывал пузырек и нюхал нашатырный спирт, который отыскался в санитарной сумке. Периодически подносил ко рту и вдыхал кислород из патронов регенерации воздуха, которые прижимал к груди, чтобы как-то согреться их теплом.
Он сознательно подверг себя таким страданиям. В основе его решения остаться в отсеке и не подниматься на поверхность лежала благородная черта его замечательной натуры, преданность товариществу, верность дружбе, ради которых он всегда был готов на всё, вплоть до самопожертвования. Две причины стояли непреодолимым заслоном на его пути к спасительной трубе торпедного аппарата.
Во-первых, он не мог покинуть отсек, оставив в одиночестве больного беспомощного товарища, пусть даже обреченного, но ещё живого. Сделать такой шаг не позволяла его внутренняя убежденность, его нравственные принципы, это было выше его сил и изначально отвергалось категорически. Если бы он так поступил, то, наверное, не выдержал бы укора собственной совести, так как для него понятие подводного братства не было просто красивым словосочетанием.
Во-вторых, он прекрасно понимал, что спасательный буек рассчитан удерживать на плаву только одного человека, а там, на поверхности уже находились два его товарища. Его появление наверху значительно усугубило бы и без того их тяжелое положение и ускорило бы общий трагический финал. Высокое осознание человеческого достоинства надежно подавляло чувства естественного страха и инстинкт самосохранения в этой чрезвычайно тяжелой и опасной обстановке, где смерть стояла рядом.
Временами он впадал в забытье, но, очнувшись, снова нюхал нашатырный спирт, старался шевелиться. Рядом лежал его безумный товарищ, которого Зиновьев всё ещё надеялся спасти, хотя Марееву с каждым часом становилось всё хуже и хуже. Он то ли спал, то ли терял сознание, плечи его
тряслись, потом он долго бился в судорогах и наконец затих. Зиновьев понял, что остался один. Молча накрыл бескозыркой лицо товарища, навечно успокоившегося на морском дне, и долго сидел рядом в скорбных раздумьях. Так не стало одной из причин, удерживавших его в отсеке.
Через какое-то время Зиновьев на фоне абсолютной тишины услышал какой-то гул, который приближался, нарастая. Различался шум работающих гребных винтов над головой. Забеспокоился, не сон ли это, не сходит ли он с ума. Несколько раз поспешно вдохнул нашатырный спирт, прислушался, но слух его не обманул - над подводной лодкой непрерывно гудели работающие судовые двигатели. Так отпала и вторая причина, удерживавшая его в затонувшей лодке. Теперь можно и выходить, совесть его чиста перед собой и товарищами. Он натянул на лицо маску дыхательного аппарата, нырнул под воду и направился к горловине торпедного аппарата. Но войти в него не смог, холод судорогой сводил руки и ноги, пришлось повторить эту попытку несколько раз.
Когда наконец это ему удалось, и он добрался до выхода, ухватившись за буйреп, обнаружил, что тот не уходит вверх, а лежит на дне. Подумав, решил, что, так как второй конец буйрепа закреплен в седьмом отсеке, то, держась за него и перебирая руками, можно сопротивляться силе положительной плавучести, которая будет выталкивать на поверхность, таким образом, проводить декомпрессию во избежание кессонной болезни и благополучно всплыть.
Давление с неимоверной силой выталкивало Зиновьева из воды, но он, цепляясь за шпигаты лодки, полз по ней, пока не растянул весь буйреп, свернувшийся при погружении на дно после отделения от буйка. Размотав его, обернул несколько раз вокруг руки и оттолкнулся от корпуса лодки. Его стремительно потянуло вверх. Это был уникальный подъем - корпус тянуло к поверхности, а руками подводник перебирал буйреп, делая остановки у некоторых мусингов для декомпрессии. Поэтому он был вынужден подниматься головой вниз, а ногами вверх. Голова Зиновьева наливалась кровью, дышать было крайне трудно, но сознание того, что только так можно выжить, заставляло мысли работать четко и ясно. Вскоре он нащупал конец буйрепа, вода заметно потеплела и стала светлее, видимо до поверхности остались считанные метры. Разжав ладони, он мгновенно был выброшен на поверхность, где яркое солнце слепило глаза. От свежего воздуха закружилась голова, помутилось сознание.
На морском охотнике его заметили вовремя, так как держаться самостоятельно на воде он уже не мог. Тяжело дышащего подводника осторожно подняли на борт судна, которое дало полный ход и легло на курс к острову Эзель.
Как только у Никишина восстановилась двигательная способность конечностей, он сбежал из госпиталя на острове Даго, перебрался на остров Эзель, где в местном госпитале встретился с Мазниным и Зиновьевым. Здесь они узнали печальную весть, что подобранные катерами после гибели
Члены экипажа «С-11», спасшиеся с затонувшей подводной лодки: краснофлотец В.В. Зиновьев, старший краснофлотец Н.А. Никишин, краснофлотец А.В. Мазнин. 1941 год
подводной лодки их командир капитан-лейтенант Середа Анатолий Михайлович и механик инженер-капитан 3 ранга Бабис Марк в тяжелом состоянии были доставлены в этот госпиталь и, не приходя в сознание, скончались.
По примеру Никишина, Маз-нин и Зиновьев сбежали из госпиталя, все трое благополучно добрались до своей бригады подводных лодок, где долечились и вернулись в ряды защитников Ленинграда. За отличие в службе им были вручены награды: Никишину - медаль «За отвагу», Мазнину и Зиновьеву - медали «За боевые заслуги». В годы войны пути друзей разошлись. Никишин продолжил службу торпедистом на подводной лодке, был ранен, День Победы встретил в Данциге - вблизи тех мест, где начинал войну. Мазнин служил на надводном корабле СБР-станции безобмоточного размагничивания электриком, Зиновьев - комендором на тральщике. Каждый из них внес посильную лепту в общую победу над фашизмом.
В 1956 году, через 15 лет после гибели, подводную лодку «С-11» подняли и отбуксировали на берег. Было установлено, что она подорвалась на неконтактной магнитной мине. Взрыв пришелся в район третьего отсека, где находился главный командный пункт корабля. Водолазы, работавшие на дне, обнаружили метрах в пятнадцати от открытой передней крышки кормового торпедного аппарата лежащую на грунте торпеду. На лодке также были открыты крышки двух носовых торпедных аппаратов, расположенных в первом отсеке. Но в них лежали боевые торпеды. С очень высокой степенью достоверности можно предположить, что и в первом отсеке тоже шла ожесточенная борьба подводников за жизнь. Но по каким-то причинам им не удалось освободить аппараты от торпед, и люди оказались заживо погребенными. Такова уж суровая судьба подводников.
Из поднятой лодки были извлечены останки погибших членов экипажа и захоронены в братской могиле на Рижском гарнизонном кладбище. У этой могилы впервые после Великой Отечественной войны отважная троица встретилась 9 мая 1961 года.
Впервые о мужестве трех подводников с «С-11» рассказала своим читателям газета «Краснознаменный Балтфлот» в нескольких номерах в ноябре 1942 года. Но задолго до публикации и после неё на флотах из уст в уста передавался рассказ о трех подводниках, которые проявили беспримерную храбрость, оказавшись в безвыходном положении. Со временем в процессе пересказов в нем трансформировались факты, изменялись фамилии героев,
присочинялись новые подробности и детали. Флотская молва постепенно переросла в легенду. А в ней рассказывалось о каком-то отважном старшине Мезнине, который выводил из затопленной подводной лодки своих товарищей.
Удивительнее всего то, что эта легенда доходила до Никишина, Маз-нина и Зиновьева, они слушали её, восхищались отвагой и решимостью героев и рассказывали её другим. Легенда была настолько популярной, что черноморцы уверяли, будто этот подвиг свершен где-то в глубинах Черного моря, североморцы рассказывали, что это произошло в студеных глубинах Заполярья. И хотя балтийцы настойчиво утверждали, что это произошло на Балтике, каждый верил в свою легенду. Один из вариантов этой легенды о старшине группы торпедистов Андрее Мазнине даже попал в публикацию Юрия Тарского.
К великому сожалению, мы вынуждены закончить повествование, основанное на документальных источниках, о жизнеутверждающем подвиге на грустной ноте. Это связано с тем, что главный его герой Никишин Николай Андреевич, провоевавший всю войну «от звонка до звонка», не раз ощущавший на себе холодное дыхание смерти в пустынном море и всегда побеждавший её, трагически погиб от ножа подлого насильника, откликнувшись на женский призыв о помощи. Случилось это в мирные дни 1961 года в центре многомиллионного Ленинграда.
«Щ-421» (СССР)
Необычная судьба выпала на долю советской подводной лодки «Щ-421» Северного флота и её экипажа. В связи с тем, что её командир капитан-лейтенант Видяев Ф.А. недавно сменил в этой должности капитана 3 ранга Лунина Н.А. и впервые выходил в море командиром, старшим на борту был командир дивизиона подводных лодок капитан 2 ранга Колышкин И.А.
Командир подводной лодки «Щ-421» капитан-лейтенант Видяев Ф.А. 28 марта 1942 года, находясь на боевой позиции в заданном районе Норвежского моря, успешно торпедировал немецкий транспорт. Это был уже восьмой транспорт противника, потопленный «Щ-421» за девять месяцев войны.
После гибели транспорта лодку долго преследовали противолодочные корабли охранения, которые наседали на неё со всех сторон и не жалели ни усилий.
Командир подводной лодки «Щ-421» ни времени, НИ ГЛубиННЫХ бомб.
капитан-лейтенант Ф.А. Видяев
Подводная лодка «Щ-421»
Через несколько часов напряжённого поединка подводная лодка оторвалась от преследования.
8 апреля, когда было получено приказание возвращаться в базу, в момент всплытия в надводное положение для зарядки аккумуляторной батареи, в 20 часов 58 минут, на глубине 15 метров, мощный взрыв под кормой потряс лодку. Палуба, казалось, встала дыбом и рванулась из-под ног, подводников швыряло по сторонам, будто невесомых. Во всех отсеках мгновенно погас свет. В долгом звенящем грохоте звона стекла расколовшихся электрических плафонов, дроби звонков, шипении сжатого воздуха, вырывающегося из лопнувшей магистрали, потонули голоса людей.
При взрыве основной удар пришелся на кормовой отсек, и он стал быстро заполняться забортной водой, которая стекала тугими струями по вогнутому борту, била через покореженную крышку входного люка, торпедные аппараты и трещины в борту.
В отсеке находились 7 подводников: старшина команды торпедистов старшина 1 статьи Дряпиков К., матросы Сизмин П., Февралев П., Жаворонков П., Воронин И., Новиков А., Кочура В. Используя для освещения единственный сохранившийся аварийный аккумуляторный фонарик, они бросились на борьбу с поступлением воды в отсек, используя штатное аварийно-спасательное имущество и подручные материалы. В ход пошли матрацы, подушки, одеяла и многое другое. Трюмная помпа отказала. Хотя лодка и всплыла в надводное положение, но вода в отсек продолжала прибывать и дифферент на корму увеличивался. По приказанию инженер-механика в носовом торпедном отсеке пустили свою помпу на осушение кормовых отсеков. Через несколько минут после включения помпы стало заметно, что уровень воды в аварийном отсеке перестал подниматься.
После осмотра отсеков были выявлены следующие повреждения: вышли из строя главные электродвигатели, гирокомпас, все радиопередатчики, вертикальный и кормовые горизонтальные рули. Через трещины в прочном корпусе и выбитые при взрыве заклепки в кормовые отсеки поступает вода, мощности осушительных помп не хватает, чтобы остановить её приток. Были искорежены и не открывались задние крышки кормовых торпедных аппаратов, таким образом, стрелять из этих аппаратов стало невозможно, хотя в них и находились боевые торпеды. Спущенные за борт водолазы вели себя решительно и самоотверженно, однако все их попытки осмотреть кормовую часть лодки не увенчались успехом, из-за сильной зыби их било о корпус, выбрасывало на поверхность кверху ногами. Обстановка усугублялась ещё и
Старший помощник командира капитан-лейтенант А.М. Каутский
тем, что подводная лодка находилась на минном поле вблизи берегов противника. В тот час её укрывала ночная темнота и снежная метель, но в любой момент её могли обнаружить не только немецкие надводные корабли или самолеты, но и с находящегося в непосредственной близости вражеского берега, в сторону которого дрейфовала неуправляемая лодка. Без винтов и рулевого управления, с негерметичным прочным корпусом она была лишена возможности не только погрузиться, но вообще двигаться.
Чтобы противник не смог захватить в плен беспомощную подводную лодку, её подготовили к взрыву. Старший помощник командира капитан-лейтенант Каутский A.M. по приказанию командира должен был поджечь бикфордов шнур.
В кормовом отсеке торпедисты продолжали борьбу с поступающей в лодку водой. Аккумуляторная батарея ручного аварийного фонарика совсем села, лампочка какое-то время ещё светила, а потом погасла. В отсеке стало совершенно темно. После нескольких часов тяжелой работы в студеной воде подводники окончательно выбились из сил, продрогли. Сказывалось также повышенное давление в отсеке и нехватка кислорода: ломило в висках, появились сильная боль в суставах, одышка и раздирающий грудь кашель. И хотя временами
казалось, что сил больше нет, никто из подводников, ни один человек не смалодушничал, не подумал о своем личном спасении. Опасность, поставившая этих людей на грань жизни и смерти, не сломила, а ещё больше сплотила их. И они выстояли, пробоины были заделаны, и вода, засасываемая отремонтированной помпой, пошла на убыль. Корабельная рация была введена в строй, и радисты передали в штаб флота сигнал об аварии, а вскоре приняли ответную: на помощь к ним направлена подводная лодка «К-22» под командованием капитана 2 ранга Котельникова В.Н. Правда, на особенно скорое её прибытие не надеялись, так как ей предстоял неблизкий переход по штормовому морю через позиции неприятельских кораблей.
Всё это время борьба за непотопляемость аварийной лодки не прекращалась ни на минуту.
Командир гвардейской подводной лодки К-22 капитан 2 ранга В.Н. Котельников
Экипаж работал сноровисто, не покладая рук, забыв, казалось, о близости неприятельского берега, о противолодочных кораб-лях и самолетах. Люди ремонтировали механизмы и приборы, заделывали и конопатили трещины в прочном корпусе. У двух пушек, направивших стволы в сторону вражеского берега, постоянно находились артиллерийские расчеты, готовые в любую минуту открыть огонь.
Неожиданно старший помощник командира капитан-лейтенант Каутский A.M. предложил использовать для движения лодки в надводном положении парус. То ли ему вспомнился героический дрейф парохода «Сибиряков», затертого во льдах и потерявшего гребной винт при попытке выбраться из них, то ли что-то другое. Его предложение было сразу одобрено, и боцман Зимин А.Т., рулевые-сигнальщики Ляшенко B.C. и Розанов Л.М. подобрали несколько брезентовых чехлов разных размеров и быстро сшили из них «на живую нитку» парус, который закрепили на поднятых командирском и зенитном перископах. Свежий ветер наполнил его, и подводная лодка стала медленно отдаляться от берега, который за снежными зарядами, к счастью подводников, так и не открылся. Штурман подсчитал, что подводная лодка движется со скоростью 2-2,5 узла. В некоторых публикациях автором предложения изготовить парус называется командир дивизиона. Однако источники, заслуживающие доверия, утверждают, что авторство принадлежит старшему помощнику командира Каутскому A.M. Так оно и было.
В полдень 10 апреля на горизонте появилась едва приметная черная точка, которая вскоре пропала. Через некоторое время она снова возникла и стала приближаться к «Щ-421». Так как лодка Котельникова по времени ожидалась значительно позже и с другого направления, на аварийной лодке приготовились принять бой. На надстройку подняли боезапас, обе пушки зарядили снарядами из кранцев первых выстрелов, наводчики припали к прицелам, командир минно-артиллерийской боевой части раздал подводникам в центральном посту и на мостике ручные гранаты и запалы к ним. Старший помощник командира, сжав в кулаке коробок спичек, замер у открытого люка артиллерийского погреба, куда тянулся бикфордов шнур. Когда цель приблизилась, в ней опознали подводную лодку Котельникова, настроение у всех приподнялось.
Неоднократные попытки «К-22» взять на буксир аварийную лодку не увенчались успехом. Волны словно играли кораблями: они то сближали их, угрожая разбить друг о друга, то швыряли в разные стороны. С большим трудом после нескольких попыток удалось подать и закрепить на кнехтах стальные буксирные концы. Натягиваясь до предела, они звенели, как струны, щелкали, лопались, с визгом и свистом прочерчивали в воздухе стремительные зигзаги. Неожиданно из-за ближайшего к лодкам холмистого мыса показались мачты корабля противника, и почти одновременно в небе послышалось въедливое жужжание мотора немецкого самолета-разведчика. Но
подводникам обеих лодок повезло: спасительный снежный заряд снова окутал лодки и скрыл их от глаз врага.
Котельников сделал всё, что только было возможно в тех условиях для спасения «Щ-421», но все его усилия расстраивал шторм. Будто желая доказать людям, сколь они слабы перед могучими силами природы, он рвал, как прелые нитки, толстые стальные буксирные тросы, обрушивая водяные валы на оба корабля, захлестывая надстройки и мостики.
Уже шел второй час адской работы, жизнь каждого подводника на надстройке висела на волоске. Они обессилели в ожесточенной схватке с разбушевавшейся стихией. Многие из них получили сильные ушибы, травмы. Чудом удалось вытащить из-за борта смытых волной двух матросов из швартовной команды. В конце концов стало ясно, что взять на буксир пострадавшую лодку не удастся и её не спасти, она получила очень серьезные повреждения, хотя каким-то чудом ещё держалась на плаву. Её корма ушла под воду, а острый нос всё больше поднимался к небу.
Капитан 2 ранга Котельников передал Колышкину и Видяеву о полученном указании Военного Совета флота в случае невозможности спасти «Щ-421» снять с неё личный состав, а подводную лодку уничтожить. Последним ничего не оставалось, кроме как выполнить требование командования.
С большим трудом экипаж аварийной лодки перебирался по носовым горизонтальным рулям на такие же рули своей спасительницы в штормовом море, всё обошлось благополучно и без потерь. В числе последних свой раненый корабль покидали торпедисты кормового отсека, которые долго не могли поверить в то, что командир приказал экипажу покинуть лодку. Только
строгое требование комиссара АфанасьеваН.Г., спустившегося к ним, заставило их отдраить переборочный люк и подняться на надстройку. Последними сошли с лодки командир дивизиона капитан 2 ранга Колышкин И.А. и командир корабля капитан-лейтенант Видяев Ф.А.
Отойдя от подбитой «щуки», Котельников развернулся кормой к ней и выстрелил торпедой. Глаза всех толпившихся на надстройке и мостике были прикованы к пузырчатой дорожке на волнах, которая, стремительно удаляясь, приближалась к обреченному кораблю.
К низко нависшим тучам взметнулся столб воды, нашпигованный дымом и молниями. Когда водяной смерч спал, на месте, где только что с гордо поднятым военно-морским флагом качалась на волнах подводная лодка «Щ-421» крутилась спираль огромной воронки. Находившиеся
Командир бригады подводных
лодок Северного флота контр-адмирал И.А. Колышкин
наверху на «К-22» подводники, провожая в последний путь прославленную «щуку», сняли пилотки и фуражки.
Судьбе было угодно распорядиться так, что за 6 дней до своей гибели, а именно 3 апреля 1942 года Указом Президиума Верховного Совета СССР подводная лодка «Щ-421» была награждена орденом Красного Знамени. Не узнал своевременно об этом её героический экипаж, также как никогда не трепетал над прославленным кораблем Краснознаменный военно-морской флаг - символ коллективного мужества и героизма её экипажа.
На подводной лодке капитана 2 ранга Котельникова также ещё не было известно о том, что за высокую боевую активность «К-22» в тот же день, 3 апреля 1942 года, приказом Наркома ВМФ преобразована в гвардейскую. Примечательно, что именно в этот день она успешно торпедировала транспорт «Стенсаас» (1359 брт.).
11 апреля «К-22» вернулась в свою базу в Полярный. По установившейся традиции, войдя на рейд, лодка холостыми залпами оповестила о своих очередных победах.
Через небольшой интервал был сделан ещё один залп, извещавший о боевой победе находившегося на её борту спасенного экипажа Краснознаменной подводной лодки «Щ-421».
