CC BY
44
УДК 821.511.131
Т. И. Зайцева Удмуртский государственный университет, г. Ижевск
Соотношение национального и универсального в прозе О. Г. Четкарева
В статье рассматривается проза современного удмуртского писателя О. Г. Четкарева в аспекте национального и универсального ее содержания, выявлено их соотношение в художественной структуре произведений и определена специфика их проявления в образной системе и поэтике композиции.
Ключевые слова: удмуртская литература, проза О. Г. Четкарева, национальное и универсальное, образная система, поэтика композиции.
Приход в литературу и творческое становление О. Г. Четкарева (1955) совпали с общественными переменами перестроечного и постперестроечного времени. Прозаический цикл «День сменяется днем» (1982), повести «Сиз да голубь» (1989) и «Петля» (1993), неоконченный роман «Расколотая луна» (1996), вобравший в себя фантастику и фольклорно-мифологические традиции, выдвинули его в число самых авторитетных современных удмуртских писателей.
Писатель стремится постичь многогранный, неоднозначный и противоречивый характер современного человека, воплощающего в себе эт-нонациональные черты удмурта, живущего между городом и деревней. Он анализирует драму человека, приехавшего из сельской местности в город, мечущегося между городом и деревней, оказавшегося между двух культурных традиций — земледельческой и урбанистической. О. Четкарев первым в современной удмуртской прозе показал страдающего «маргинала», сумел раскрыть не только противоречия душевного мира героя, но и его конфликт с окружающей действительностью.
Сила писателя в том, что он совмещает и одновременно сталкивает мифологемы сознания и привязанность к национальной почве с теми понятиями о мире, которые несет с собой урбанизация. О. Четкарев стремится рассмотреть в частном человеке, в его жизни общенациональные, общечеловеческие черты. Его герой не только убегает из колхоза или деревни, он отстраняется от рода, перестает транслировать веками создаваемые его народом обычаи, нравственные законы, четко выстроенную этику. В душе отпавшего от родного пространства человека образуется пустота, он теряет чувство дома, родины, начинает
противостоять миру и природе. В литературе такой тип героя получил название «маргинальная личность».
Образ маргинала-удмурта в прозе О. Четкаре-ва становится неким символом поисков современным человеком нравственной опоры. В этом контексте востребованными становятся универсальные архетипические категории личности. Поэтика четкаревских текстов развивает традиционные для удмуртов образы земли, дома, родителей и прародителей, жизни и смерти и т. д., через которых актуализируется философское осмысление истории народа, его прошлого и будущего. Говорить о произведениях О. Четкарева как о вполне сложившихся образцах философ -ской прозы в удмуртской литературе, видимо, преждевременно, но в них отчетливо проступают черты, сближающие их с философскими повестями и романами больших мастеров слова (Л. Леонова, Ч. Айтматова, В. Распутина и др.).
Повести О. Четкарева отличаются по своей художественной структуре, организации художественного времени. В частности, интерес писателя к проблеме «ухода человека из деревни» у него, по сравнению с другими удмуртскими авторами, переместился от воспроизведения самих обстоятельств и их критики к интеллектуальному «обыгрыванию» конкретной ситуации при слабой развитости сюжета. Концепция характера, приверженного к родовому началу и теряющего национальные корни в изменившейся действительности, становится в произведениях О. Чет-карева величиной, определяющей структуру произведения, его жанрово-стилевое своеобразие. Обращает на себя внимание глубина осмысления сложных жизненных положений, в которых оказывается герой.
Отличительным признаком четкаревской прозы, воспроизводящей тип маргинального героя, становится и слияние художественной мысли с мыслью публицистической при активной разработке фантастических сюжетов с условными и символическими значениями, отражающими мифологические представления удмуртского крестьянства. Авторские суждения о социальных процессах выражаются не просто в форме отступлений от основного сюжетного повествования, а являются необходимым звеном в освещении жизни.
Ведущие персонажи автора «родом из детства». Первая повесть О. Четкарева «День сменяется днем» (1982), вошедшая в книгу «Я победил тебя, ветер», написана им по воспоминаниям собственного детства. Главный герой — молодой человек, выросший без отца. Лучшие качества характера предопределены его привязанностью к родному краю, деревенским жителям. В образах мудрых деревенских стариков (например, деда Быркыта) выражены, с одной стороны, авторские представления об идеале, а с другой — архети-пические черты предков. Связанный с родным деревенским миром герой, приехавший в город (Конди в произведении «Сиз да голубь», Гирыш в «Петлу», Санко в «Расколотой луне»), «проживет» их жизнь в новых ситуациях. «Заблудившийся» в мире человек всегда может опереться на старшее поколение, хранящее не только старинные народные обычаи, но и общегуманистические ценности. В каждом его произведении обязательно есть такой человек, который помогает герою, находящемуся на грани жизни и смерти, обрести силы и надежды на будущее.
В повести О. Четкарева «Сиз да голубь» писатель продолжил привычную для него тему «маргинального» человека, одновременно выступил в качестве «модернизатора» национальной прозы. Фольклорные аналогии в ней сосуществуют с реалистической трактовкой образов и событий, публицистическая фиксация материала — с его философским истолкованием. В основе повести — разные сюжетные коллизии, связанные с художественным исследованием наболевшей проблемы ухода сельчанина-удмурта в город в поисках работы. Каждая из коллизий имеет свою проблематику, свою стержневую идею. Вместо «многопроблемности» традиционной удмуртской социально-бытовой и производственной прозы О. Четкарев предложил многоуровневый сюжет. В структуре произведения — несколько повествовательных пластов, развертывающихся параллельно и как бы одновременно: история
жизни Кондрата, главного героя повести; судьба голубки Сизарки; жизнь верующей старушки Кирловны; раздумья автора о поисках истины, Бога; сны и галлюцинации, воспоминания и реминисценции. Тесно переплетаясь, они соединяют в единое целое разные времена, сюжетные линии, «нейтрализуют оппозицию реальное/ирреальное» [5, с. 270], сочетают бытовые реалии с вымышленными историями.
Прочитав историю жизни Конди, читатель для себя заключает, что взаимоотношения героя с окружающим миром и современностью «не складываются». Писатель одним из первых в удмуртской литературе заговорил о значимости «родовой памяти» в жизни человека и нации. Герой оторван от своих корней, от нравственных законов деревни, у него потерян интерес к жизни. Такой человек внутренне опустошается, теряет чувство перспективы, поэтому начинает противостоять мирозданию. «Вот, бывает, дурковатые пацаны тешатся: голубя-сизаря словят, привяжут его к столбу, а он и бьется на привязи-то: ни к низу, ни вверх... Летает вокруг столба, пока об него не ударится. Ну, и я точно так же. с некоторых пор» [4, с. 166], — говорит о себе Конди.
Несмотря на маргинальность героя, читатель все же обнаруживает в его разговорах, манерах, поступках, характере и то, что можно назвать «зовом предков». На мир Конди смотрит глазами своих дедов и прадедов, говорит, используя пословицы и поговорки, образные выражения, характерные для сельского удмурта. Именно язык становится формой проявления в нем архетипи-ческого сознания: «хоть об пень лбом, хоть пнем по лбу»; «без твоего звона, своего в ушах хватает»; «в чужом пиру похмелье»; «дурная кровь — кипяток, вскипит и вытечет»; «несчастному человеку и в пельменях — кость»; «не у всякого человека колодец счастья вырыт возле отчего дома», «женишься — переменишься» и др.
В жизненных исканиях героя ведущее место занимает образ родной деревни Бельчихи. На протяжении всего произведения Конди пытается или съездить, или вернуться в деревню, но этому постоянно мешают какие-то обстоятельства, словно злая сила стоит на пути героя. С образом Бельчихи связываются в повести «живительные силы» произведения: «Просторная, в заливных лугах речная долина внизу, а вдоль нее, на высоком юру, ровным строем, как солдаты в шеренге, — дома, улицы. Избы ядреные, крепкие, не на одно поколение вперед рубленные мужиками, стоят друг против друга, оконницами в оконницы.
В палисадах и во дворе то черемуха, то рябина с калиною непременно лохматятся. Огороды тоже вычерчены ровно, как по шнуру, с обязательною, посередине, крутинкой подсолнухов, качающих тяжелыми головами, поджидая осеннюю пору. Поперек Широкой тянется по просторному уступу Смородиновая улица» [4, с. 162-163]. Именно такой была его родная деревня до перестроечных экспериментов.
Писатель изобразил деревню и как личное «земельное» пространство героя, и как символ мироздания. Бельчиха — это и «память» предков, и родина героя, и матерь-земля — источник всего живого, и воплощение народной общности и мудрости. Она является тем сакральным пространством, в котором малая родина героя сливается с большой и становится равной миру. В восприятии героя деревня наделена личностным началом, у него подлинно человеческое чувствование, ощущение.
О. Четкарев в деревне выделяет образ отчего дома, оставшегося без хозяйского присмотра. Общеизвестно, что дом в мифологии — это целый мир, вековой уклад жизни народа, символ семейного очага. Центром дома была печь, связывающая концепты огня, земли, неба, воды. Деревенская изба с печкой считалась оберегом человека от злых и темных сил. Дом «воспринимался как пространственная граница, одновременно принадлежащая сферам своего и чужого, человеческого и природного. Именно по этой причине внутренняя конструкция дома и его внешняя отделка уподоблялись и микрокосмосу (человеку) и макрокосмосу (Вселенной)...» [2, с. 3]. У порвавшего связь с землей Конди уже нет своего деревенского дома, а городской не приобретен, следовательно, в его душе и жизни царят беспорядок и путаница. Оппозиция «дом/бездомье» в повести О. Четкарева имеет социально-философское звучание.
В душе Конди постоянно теплится надежда на то, что он вернется в родное гнездо, наладит разорванные связи с Бельчихой, «чтобы не оскудеть, не зачахнуть, словно дичок смородины чуждом ему месте» [4, с. 193]. В конце повести герой, действительно, возвращается в родную деревню, но происходит это в ирреальном пространстве. Он пролетает над умирающей Бель-чихою: «А по сторонам пути надмогильными памятниками стояли обгорелые печные трубы. <.> Сошлись на этом жутком могильнике и улица Свободная, и Родниковый переулок. <...> Кончились печные трубы, их заменили раззявленные
красные пасти свежих могильных ям, поджидавших добычу. <...> Перед глазами почти до горизонта немо расстилалась раздавленная, вздыбленная, покрытая ранами рвов равнина. И огромные, величиною с избу, безглазые жуки бороздили ее вдоль и поперек. <...> Мертвая пустыня оставалась там, где проползали слепые чудовища» [4, с. 246-247]. В обобщенно-символической форме автор представляет читателю страшную картину последствий разрушительных реформ, приводящих в конечном итоге к исчезновению всего родового народа: уходят из жизни родовые гнезда Шудья, Ватка, Калмез, Дукъя, Омга, Пельга, Эгра и другие.
Продолжает проблематику разрушения символика Дерева: «А неподалеку от Кондрата встало в могучей силе Древо, покрытое темной в морщинах, корою (каждая морщина глубока, точно овраг). Крона его лишена ветвей, листьев, оно — сплошной бугор, на котором рядами выстроились дома родной Бельчихи. <...> Клонится, шатается Древо деревни.» [4, с. 247-248]. Четкаревское Древо жизни «десятками, и сотнями металлическая прожорливая гнусь атакует», «остервенело вгрызаясь в плоть древесного ствола» [4, с. 247]. Много раз повторяя (варьируя) образ дерева, писатель постоянно прибегает к символике и аллегории. Символика мирового Дерева вмещает в себя древнюю историю народа, идею восстановления связи времен и возрождения традиционных ценностей, не подлежащих переоценке.
В повести «Сиз да голубь» выявляется также восходящая к мифу оппозиция «земля / город». Противопоставление города и деревни (земли) в произведениях О. Четкарева имеет, скорее всего, онтологический характер и воплощает собой противостояние двух миров как различных ценностных систем. Безликая жизнь «винтиков» современного города задавила героя, отлучила от земли, трудовых крестьянских традиций. Бездушное существование города эмоционально тя -готит писателя: «. человека, может, прямиком на тот свет повезли, а рядом никто глазом не моргнул.» [4, с. 204]; «Высокие трубы заводских цехов, похожие на обезглавленные стволы сосен, денно и нощно исторгают зловонную желто-красную тучу пыли. Сквозь нее темно проглядывает злой, опаленный лик солнца и, припудренный ею, прячется, наконец, за бетонной громадой домов» [4, с. 211]; «И даже деревья стоят по обочинам чахлые, вялые» [4, с. 213]. Герой терзается, но не проявляет себя ни в одном поступке. Слабовольный Конди «заливает» свои
беды водкой. В условиях неживого, ненастоящего городского мира человеческая энергия превра-щается в энергию истребляющую, а ценность — в антиценность. К примеру, Конди по-варварски убивает голубку Сизарочку.
В творчестве О. Четкарева отражены различные ситуации дисгармонии как вне, так и внутри человека. В этом плане весьма показательно раздвоение героя, обусловившее своеобразную структурную организацию повести «Сиз да голубь». Двойничество часто предстает через сновидения, кошмары, путаные и «дикие» мысли. Один Конди летает, парит в небесах над своей родной деревней, а другой Конди — то ли с похмелья, то ли в состоянии жуткой депрессии — валяется на мятой кровати в коммуналке. Конди не знает, какой путь для него лучше, какой выбор ему сделать. Эту сцену можно прочитать и так: прежнее «я» героя утеряно, новое не приобретено; он одновременно с прошлым, со своими древними сородичами и в «холодном небе» непонятного будущего. Герой напоминает птицу, потерявшую родное гнездо и суетно парящую в небе. Думается, что этот эпизод являет собой и картину вечного противоречия между душой и телом. Отсюда возможен и другой аспект прочтения «полетов» Конди, связанный уже с религией. Повести «Сиз да голубь», «Петля» и роман «Расколотая луна» — это выражение противоречивых мыслей автора о вере. «Полеты» Конди воплощают в себе его религиозные разногласия, его маргинальное (между православием и язычеством) состояние в вере. У героя потеряны связи с верой предков. На взгляд О. Четкарева, соединение православного христианства и национальных традиций — это тот ориентир, на который необходимо опираться человеку в хаосе современного мира.
Параллельно с Конди воспроизведена жизнь голубки Сизарочки, образ которой архетипичен. В удмуртском фольклоре голубь — птица, почитаемая людьми как священная, Божье существо, выступающее символом всего народа. Так, М. Атаманов пишет, что Слободские удмурты своего воршуда называли Дыдык (Голубь), и приводит их обращение: «Бог наш, Инма-Дыдык! Хранитель наш, спаситель! Не покидай, не бросай нас! Не оставляй гореть в огне сыновей рода Ватка, дочерей рода Ватка» [1, с. 50]. «Дыдые, дыды-ке!» («Голубушка!») — такими словами удмурты до сих пор называют любимую девушку, женщину, продолжательницу человеческого рода. Это может быть и ребенок, но такого обращения
удостаивается единственная в семье дочь. Голубь означает также семейный лад и согласие в роду. В символе четкаревского голубя соединились тотемические, языческие, христианские и современные представления народа.
Сизарочка олицетворяет собой природный мир, а ее гибель видится автором как нарушение природной гармонии, разрушение связей между человеком и окружающим его миром. Закономерно возникают вопросы: а не погибель ли уготована народу, теряющему свои древнейшие свя -зи с естественной средой? Есть ли будущее у удмуртов? Сможем ли мы сохранить и перенести из прошлого в будущее наши добрые традиции и нравы?
Оценивая повесть О. Четкарева «Сиз да голубь», некоторые критики ставят его в один ряд с писателями-абсурдистами. Они считают показанный автором мир слишком «разваленным», перепутанным. Однако за образом разрушенного мира просматривается вера автора в будущее нации. Раздвоение и «полеты» Конди означают не только разлад героя с собой и окружающим миром, но и то, что человек еще не изучил глубинные основы своей души и не готов к духовному восхождению. Пафос творчества О. Четка-рева перекликается с надеждами писателей-гуманистов на исправление общества и человека.
Желание осознать «пути обретения спокойствия духа и мира в душе» хорошо просматривается в повести О. Четкарева «Петля». Она более оптимистична, уверяет читателя в том, что человек в состоянии восстановить разорванные связи с окружающим миром. В повести ощутимо присутствие образа Бога. В ней тоже есть мотив двой-ничества, но на этот раз его смысл связан с желанием занять позицию над обыденным существованием человека и познать истину, получить озарение.
Центральными героями произведения являются Гирыш и его оторванная от тела душа. Образы многозначны, текст написан метафорично, в нем много фантастических и фольклорных мотивов, символико-философских обобщений. Большое место в повести занимает тема обретения веры, Бога: «Он и на небе, и на земле, в лесу и в травах. Он внутри каждого человека. Повсюду. Он все слышит и все видит. Он греет, успокаивает, дает большую надежду, жизнестойкость. Он вроде солнца, что ли, если можно так сказать» [3, с. 44]. В «Петле» мир и природа, Бог и человек неразрывно слиты. Мир держится на божеской любви — такова позиция писателя. В прозе О. Четкарева все
больше и больше нарастает ощущение всеведения и попечительской роли Творца в мире.
Повесть «Петля» — это страшный рассказ об унижениях деревенского сироты-подростка в стенах профессионально-технического училища. В произведении одновременно представлены мир реальный и мир потусторонний, в одно и то же время действие происходит на земле и на небе, в ином мире. Главным рассказчиком становится вышедшая из тела душа юного Гирыша, который, в состоянии полного отчаяния, накинул на себя петлю. Душе дано чувствовать, видеть и показывать все то, чего не позволено обычному человеку. Душа с легкостью переходит из фактического мира в загробный, из настоящего в прошлое и будущее, очень быстро достигает всех уголков вращающейся Земли. Душа видит, читает мысли людей, предсказывает их будущее. В ирреальном мире душа Гирыша встречается со своими умершими родителями. Гирыш видит себя в люльке, беседует с погибшим Толей. Потерянный в советских буднях четкаревский герой, «выключившись» из жизни, испытывает сильное ощущение того, что в мире есть некая надличностная сила, поддерживающая идеалы добра в христианском понимании. Летающая душа повесившегося Гирыша переносится в ту сферу существования, где происходит Богоявление. В художественном мире повести «Петля» божественная сила предстает в проявлении небесного света, некой святой огненной энергии природы. Всевышнее — это выражение совершенно иного порядка, не принадлежащее к обыденной суетной жизни.
Встреча с Богом становится для героя и потрясением, и одновременно исходным пунктом восстановления надломленного внутреннего мира. Созерцая изумительную красоту Божьего присутствия в мире, герой приходит к коренному изменению своего отношения к жизни. Кризис в сознании героя становится началом процесса осмысления им истины о единстве всех людей вне времени и пространства с Создателем. Герой переосмысливает не только ситуацию, связанную с самоубийством, но в нем пробуждается ответственность за свои поступки, за умерших родителей, за весь свой род, за мир. Дела и поступки должны быть связаны чувством почитания Бога, человек не может обрывать жизнь, данную Богом. Обновленная душа Гирыша возвращается в свое тело.
Композиция произведения высвечивает победу сил добра и любви, утверждает надежду
на будущее. В ходе повествования различные сюжетные линии постепенно соединяются и «высекают» важную мысль: человек должен проторить дорогу, ему нельзя останавливаться на полпути. Реализации этой мысли помогает структурообразующий образ-символ «кокро боды» («палка», «клюка»). С одной стороны, этот образ указывает на связь прошлого с настоящим, с другой — символизирует переломные моменты в жизни героев, преодоление ими физических и внутренних слабостей.
В тексте образ палки приобретает множество оттенков и нюансов: путник, провожатый, проводник, ведущий, опора, посох и т. д. Так, в первый раз читатель видит, как палка помогает добраться до своего дома отцу героя. При этом внимание акцентируется на необычности палки: «Это была очень необычная палка. Легкая и одновременно крепкая. Сколько ни пытался узнать, из какого дерева она сделана, — напрасно. Руки какого-то путника, пройдя с ней множество дорог, довели ее до блеска. Особенно блестела та часть палки, которая была похожа на голову лошади. А другой конец палки был уже изношен, исцарапан, даже трещина появилась» [3, с. 48].
В следующей сцене палка становится путеводителем крестного отца героя. Потом ее неожиданно потеряли, а увидеть то, где она теперь лежит, дано летающей душе героя. Находит палку молодой Яко — сосед Гирыша по комнате в общежитии. Палку обретают молодые люди, таким образом «кокро боды» символизирует то, что путь в будущее будет протоптан, Гирыш к нему духовно приготовлен.
Необходимо выделить еще такую манеру письма писателя, как пародийно-ироническое истолкование некоторых используемых им народно-мифологических образов и мотивов. Именно юмор и ирония помогли писателю в очень своеобразной форме раскрыть особенности мышления, речи, говора маргинального удмурта. Повествование, как и в фольклоре, часто связывается со смешными и неправдоподобными случаями. Писатель в народном стиле высмеивает советский образ жизни, социалистическую идеологию, стремится преодолеть идеологические рамки прежней литературы. Советская действительность изображается писателем иронически, но это «смех сквозь слезы». Странствия души героя также кажутся то смешными, то грустными.
Ирония как способ изображения действительности дает автору возможность высказать свою точку зрения открыто, не таясь. Особенность иронии повести в том, что, при всей индивиду-
альности выраженных в ней переживаний автора и героя, все это может быть соотнесено с надличностной мудростью, укорененной, с одной стороны, в фольклоре, с другой — в религии. Религиозное «чувство» повести по-своему раскрывает ее язык, который, при всей ироничности ряда эпизодов повествования, отличается своеобразной сдержанностью, строгостью выражения, отсутствием какой бы то ни было экзальтации и слащавости. Фраза писателя насыщена, в меру архаична, внятно афористична.
В художественных текстах О. Четкарева сильны и эмоционально ярко выражены ностальгические интонации по исчезающей крестьянской цивилизации. Критики нередко упрекают его в идеализации старокрестьянского уклада жизни. Действительно, в произведениях О. Четкарева, как и у других удмуртских писателей, обращенных к проблеме маргинального героя, нетрудно увидеть стенания по уходящей деревне их детства. Однако писатели не впадают ни в крайность возврата к прошлому, ни в апологетику этого прошлого, «древней цивилизации», и особенностей национальной культуры. Художественный мир современной удмуртской прозы направлен на обобщение и универсализацию народного самосознания как опоры для выхода из противоречий нынешнего века, возрождение национальных и общечеловеческих ценностей. Поэтому для рассмотренных произведений О. Четкарева характерно превалирование условных форм художественного обобщения реальности над жизнеподобными, что является типологическим признаком философского повествования.
Усиление философского начала в современной удмуртской прозе обусловлено стремлением авторов постичь сложные нравственно-этические конфликты времени. Через творчество практически всех удмуртских писателей проходит проблема необходимости обретения человеком прочных
связей с изменившимся миром. И если в удмуртской прозе 1960-х - начала 1980-х годов доминировал поиск цельного героя, из гущи действительности писатели выделяли сильную личность с устойчивыми чертами характера, а в мотивировке ее поступков преобладали социальные, идеологические причины поведения, то в современной литературе на первый план выходит идея человеческого сознания, стремление осмыслить то, как ощущает себя человек на изломе эпох. Насыщенность художественного произведения вопросами человеческого бытия порождает условность изобразительных приемов, имеющих истоки в национальных мифологических, фольклорных, культурных традициях.
—т—-
1. Атаманов М. Г. (Эграпи Гавир Микаль). Тангыра: кузьмадёс (Тангыра: эпос). Ижевск: Удмуртия, 2008. 320 с.
2. Иванова А. А. Мой дом — моя крепость // Русская словесность. 1998. № 1. С. 2-6.
3. Четкарев О. Г. Кыцес (Петля) // Кенеш. 1993. № 3. С. 44-50.
4. Четкарев О. Г. Сиз да голубь // Четкарев О. Крещение — грехам отпущение: повести и рассказы; пер. с удмурт. А. Демьянова. Ижевск, 1993. С. 154-256.
5. Шибанов В. Л., Кондратьева Н. В. Черты этнофуту-ризма и постмодернизма в современной удмуртской литературе // Удмуртская литература ХХ века: направления и тенденции развития / УдГУ. Ижевск, 1999. С. 258-289.
1. Atamanov M. G. (Egrapi Gaviria Mical). Tangyra: кщта(1ё8 (Tangyra: epic). Izhevsk Udmurtia, 2008. 320 p.
2. Ivanova A. A. My house — my fortress // Russian Language Arts. 1998. № 1, pp. 2-6.
3. Chetkarev O. G. Kyijes (Loop) // Kenesh. 1993. № 3, pp. 44-50.
4. Chetkarev O. G. Glaucous as dove // Chetkarev A. Baptism — the remission of sins: novels and short stories; translat. with Udmurt language by A. Demyanov. Izhevsk, 1993, pp. 154-256.
5. Shibanov V. L., Kondratieva N. V. Traits ethnofuturism and postmodernism in contemporary literature // Udmurt literature of the XX century: trends and tendencies of development / USU. Izhevsk, 1999, pp. 258-289.
T. I. Zaitseva Udmurt State University, Izhevsk
Relationship between the national and universal in O. G. Chetkarev prose
of national determined
the poetics
The article deals with contemporary prose of the Udmurt writer O. G. Chetkarev in the aspect and universal of its contents revealed their relationship in the artistic structure of the work and the specificity of their manifestation in the figurative system of and the poetics of the composition.
Keywords: Udmurt literature, O. G. Chetkarev prose, national and universal figurative system, of the composition.
