CC BY-NC-ND
682
Соотношение государственного суверенитета и принципа уважения прав человека в контексте применения международноправовых мер принуждения
г 1=1 В.С. Беззубцев
аспирант кафедры международного публичного и частного права Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». Адрес:101000, Российская Федерация, Москва, ул. Мясницкая, 20. E-mail: [email protected]
Н=1"1 Аннотация
Права человека традиционно рассматривались как категория, противостоящая государственному суверенитету и государственной власти. Начиная с 1990-х гг в западной (прежде всего в американской) доктрине международного права высказывались точки зрения, что принцип уважения и защиты прав человека должен получить приоритет над остальными основополагающими принципами международного права, прежде всего, принципом невмешательства во внутренние дела, а в определенных случаях — и над принципом неприменения силы. Что касается государственного суверенитета, то в условиях глобализации стало принято говорить о снижении его роли в связи, в частности, с тем, что права человека должны получить универсальное значение и стать предметом ответственности всего международного сообщества. В настоящей статье обосновывается несоответствие таких подходов современным реалиям международной практики. Неконструктивным является противопоставление суверенитета государства (его независимости на международной арене и верховенства во внутренних делах) требованию уважения и защиты прав человека. На примере, в частности, ситуации на Ближнем Востоке проиллюстрировано, что государство продолжает оставаться основным институтом, обеспечивающим основополагающие права человека, — только в условиях стабильного политического режима может быть гарантировано устойчивое экономическое развитие и защита человеческих прав. Ответственность международного сообщества как минимум, в настоящий период, не может заменить активной роли государства: основная ответственность за обеспечение прав населения ложится на национальные государства. Прогрессивное развитие международного права должно быть направлено на укрепление стабильности и институтов управления в проблемных регионах. В связи с тем, что основным трендом развития международных отношений сегодня является региональная интеграция, будет возрастать роль региональных организаций, в том числе в области обеспечения прав человека. В этих условиях ООН необходимо выстраивать систему более тесного взаимодействия с региональными интеграционными институтами.
Ключевые слова
государственный суверенитет, защита прав человека, принципы международного права, невмешательство, глобализация, гуманитарная интервенция.
Библиографическое описание: Беззубцев В.С. Соотношение государственного суверенитета и принципа уважения прав человека в контексте применения международно-правовых мер принуждения // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2015. № 2. С. 37-49.
JEL: К33; УДК: 341
37
Правовая мысль: история и современность
В контексте адаптации международного права к реалиям современной международной обстановки важнейшее место занимает вопрос государственного суверенитета как неотъемлемого свойства государства — субъекта международного права. Последние несколько десятилетий концепция суверенитета в его традиционном понимании — полное верховенство государственной власти во внутренних делах и недопустимость вмешательства во внутреннюю компетенцию государства извне (со стороны других государств или сообщества государств) — подвергалась пересмотру и во многом утратила абсолютный характер, что было обусловлено как объективными, так и субъективными факторами. И те, и другие, в конечном счете, порождены глобализацией — противоречивым процессом всесторонней всемирной интеграции и унификации, ведущим к стиранию границ между внешним и внутренним, публичным и частным. Все эти совершенно разнородные последствия, связанные с глобализацией — как положительные, так и отрицательные, влияние которых испытывает суверенитет, можно объединить в несколько групп.
Во-первых, это изменение субъектного состава международно-правовых отношений. В 1990-х гг. в работах видных американских исследователей Дж. Ноя и Р. Кохейна было отмечено перераспределение власти на международном уровне от национальных государств, ранее обладавших ею монопольно, к другим субъектам: транснациональным корпорациям, от деятельности которых порой зависит благополучие целых регионов, международным неправительственным организациям, которые оказывают все большее воздействие как на внешнюю так и на внутреннюю политику государств1.
Во-вторых, это изменение самой структуры международных отношений, вызванное взаимозависимостью государств, информатизацией общества, а так же ростом транснациональных угроз (международный терроризм, незаконный оборот наркотиков, отмывание денег и т.д.), с которыми каждому отдельному государству справиться все труднее. Сюда же можно отнести интернационализацию некоторых ресурсов (например, водных), усиление региональной экономической и политической интеграции (совершенно отдельным в этом контексте является вопрос о трансформациях суверенитета в рамках Европейского Союза), экологические и климатические проблемы, носящие трансграничный характер. Еще один вызов суверенитету — это процессы, происходившие в Африке и Азии после распада мировой колониальной системы, а затем и в Европе после распада СССР и Югославии. Эти процессы привели к появлению значительного количества непризнанных, частично признанных государственных образований, несостоявшихся (failed states) или распадающихся (failing states) государств, вопрос о суверенитете которых крайне проблематичен.
Усиление внимания мирового сообщества к правам человека, вопросам их соблюдения и защиты так же, несомненно, относится к следствиям глобализации. Именно идея защиты прав человека оказала наибольшее правовое, а не только экономическое и политическое влияние на государственный суверенитет. Именно лозунг защиты прав человека был основанием, использованным США для того, чтобы переступить через напрямую вытекающие из суверенитета принципы невмешательства и неприменения силы, чтобы оправдать вооруженное вторжение в независимое государство в 1999 г., когда была проведена военная операция против Югославии.
Исторически нападение НАТО на Югославию не было первой силовой операцией, совершенной с целью пресечь массовые нарушения прав человека, — в качестве приме-
1 См.: Теория международных отношений: Хрестоматия / сост., науч. ред. и коммент. П.А. Цыганкова. М.: Гардарики, 2002. С. 147-151.
38
В.С. Беззубцев. Соотношение государственного суверенитета и принципа уважения прав человека... С. 37-49
ров «гуманитарных интервенций» можно рассматривать и действия Вьетнама по свержению режима Пол Пота в Камбодже в 1978-1979 гг., вторжение Индии в Пакистан в 1971 г., свержение диктатуры Иди Амина в Уганде, осуществленное армией Танзании в 1979 г. Тем не менее именно югославский прецедент дал начало масштабным исследованиям по выработке критериев правомерности международного (иностранного) вмешательства с целью пресечения массовых и грубых прав человека, поставив серьезные вопросы перед действующим международным правом. Известно высказывание президента Чехии В. Гавела в поддержку вооруженной интервенции в Югославию в 1999 г.: «Я думаю, что во вторжении НАТО в Косово имеется элемент, в котором никто не может сомневаться: это, вероятно, первая война в истории, которая велась не ради интересов, а ради определенных ценностей и принципов. Ее характер — исключительно гуманитарный: главную роль играют принципы, права человека, которые имеют приоритет даже над государственным суверенитетом. Это делает вторжение в Югославию законным даже без мандата ООН»2.
Сложность поставленных тогда перед международным правом вопросов заключается в том, что при определении правомерности применения принудительных мер (особенно военных) в области защиты прав человека необходим учет непростого взаимодействия как минимум трех важнейших концептов современного международного права. Во-первых — государственного суверенитета, исторически являющегося основой системы международного права, и принципов, непосредственно из него вытекающих — невмешательства во внутренние дела, суверенного равенства государств. Во-вторых — правового регламентирования использования силы (в более широком смысле — мер принуждения), что всегда составляло ключевой вопрос международного правопорядка. И в-третьих — уважения прав человека. Данный принцип хотя и сформировался окончательно только после Второй Мировой войны, в течение нескольких десятилетий стал общепризнанной императивной нормой, пронизывающей почти все отрасли современного международного права. Хотя в Уставе ООН говорится только о поощрении и развитии прав человека как цели деятельности Объединенных Наций, Хельсинский заключительный акт СБСЕ (1975) уже называет принцип защиты (уважения) прав человека в качестве основополагающего наряду с остальными «классическими» принципами, такими как суверенное равенство государств, невмешательство во внутренние дела государства, отказ от применения силы и угрозы ее применения.
Тем не менее принцип защиты прав человека имеет иную природу, нежели другие принципы классического международного права. Эти принципы в той или иной степени производны от государственного суверенитета, а права человека имеют в качестве обоснования своей императивности другой источник, которым можно признать естественное право. Существующая концепция международного (межгосударственного) права, основанного на формальном равенстве суверенных государств (ранее — цивилизованных народов) и согласовании их воль зародилась в период, когда права человека не существовали на международном уровне в качестве императивной юридической категории; таким образом, принцип защиты (уважения) прав человека не является «классическим» принципом международного права. Хотя за несколько веков (по крайней мере, со времен Великой французской революции) до своего юридического закрепления в качестве императивной нормы категория прав человека существовала в доктрине как категория естественного права.
2 Цит. по: Volsky A. Reconciling Human Rights and State Sovereignty. Justice and the Law in Humanitarian Interventions // International Public Policy Review. 2007. Vol. 3, no 1. P. 23.
39
Правовая мысль: история и современность
Бразильский юрист Н. Боббиу в своей работе «Эра прав» отмечает, что «права человека зародились как естественные универсальные права, развивались как права позитивные внутригосударственные (когда национальные конституции стали инкорпорировать положения Декларации прав и свобод человека и гражданина 1789 г.), чтобы, в конце концов, получить свое закрепление в качестве универсальных позитивных прав»3. Наибольшее влияние на закрепление принципа уважения прав человека как императивной нормы международного права оказали, безусловно, итоги Второй Мировой войны и приговор Международного военного трибунала в Нюрнберге. Впервые в истории к ответственности за тягчайшие преступления против человечности были привлечены высшие должностные лица государства и признаны виновными (преступными) отдельные государственные органы. Именно это во многом способствовало развитой затем во Всеобщей декларации прав человека 1948 г. интерпретации прав человека как охранительных прав против государственной власти.
Отправной точкой концепции противоречия категорий суверенитета и защиты прав человека является классическое понимание государственного суверенитета как его независимости на международной арене и верховенстве во внутренних делах. Это верховенство (внутренний аспект суверенитета) должно распространяться и на положение человека в государстве, на то, каким образом власть государства регламентирует положение народонаселения. Внешний аспект суверенитета (независимость на международной арене) исключает применение одним государством односторонних принудительных мер к другому, что противоречило бы принципу суверенного равенства. Таким образом, в контексте обоснования правомерности применения принудительных мер с целью защиты прав человека возникают проблемы, связанные и с внутренним, и с внешним аспектами суверенитета.
К разрешению этого противоречия по-разному подходят различные школы международного права. Социалистическая доктрина, как известно, отстаивала абсолютный характер государственного суверенитета, который ничем не может быть ограничен, в том числе требованиями о защите прав человека. Советские юристы-международники пришли к однозначному выводу: «...Правовое положение индивидов определяется внутригосударственным, а не международным правом»4. В западных доктринах, в особенности с 1990-х гг., преобладают противоположные точки зрения.
Суверенитет как базовая категория международных отношений и международного права сегодня переживает период конкретизации, уточнения своего значения. Происходит это, в числе прочих факторов, под влиянием требования уважения прав человека как когентной нормы международного права. Необходимо отметить, что важность суверенитета как неотъемлемого качества государства до конца ХХ века сомнению практически никогда не подвергалась. Исключение составляли наиболее радикальные теории, в частности, марксизм-ленинизм постулировал неизбежность отмирания государства как института публичной организации общества; после Первой Мировой войны высказывались идеи о необходимости отказа европейских государств от суверенитета и построении «Соединенных Штатов Европы»5. Тем не менее многие вопросы, относящиеся к сущности суверенитета государства в его традиционном варианте (основанном на полном исключении внешнего вмешательства во внутренние дела го-
3 Bobbio N. Era dos Direitos. S. Paulo: Elsevier, 2008. Р. 25.
4 См.: Тункин Г.И. Современное международное право. М.: Юридическая литература, 1974. С. 83.
5 Критике данной идеи посвящена, в частности работа: Ленин В.И. О лозунге Соединенных Штатов Европы // Социал-демократ. 1915. № 44.
40
В.С. Беззубцев. Соотношение государственного суверенитета и принципа уважения прав человека... С. 37-49
сударства) исторически были предметом довольно серьезных споров государствоведов, философов и юристов.
Со времен Просвещения велась дискуссия о конкретном носителе суверенитета — является ли им (по мнению Т.Гоббса) суверен как персонифицированное государство (известная фраза, приписываемая Людовику XIV: «L’Etat cest moi» — «государство — это я»), или им является народ, как это представлял Ж.-Ж. Руссо. Идея Руссо о народном суверенитете и о правителях как слугах народа, носящая, пожалуй, наиболее радикальный характер из всех идей эпохи Просвещения, лежала в основе дискуссий о носителе государственного суверенитета, которые велись в XVIII-XIX веках. Несмотря на справедливую критику этой концепции, фактически противопоставляющей народ и государство и неизбежно ведущей к революциям (по мнению Г.В. Гегеля, сторонника конституционной монархии, народ без монарха — ничто, т.е. не составляет государства), именно эта концепция была положена в основу Конституции США 1787 г.6
В ХХ веке круг фундаментальных вопросов, связанных с суверенитетом государства, значительно расширился. Обсуждались проблемы делимости государственного суверенитета (Г. Еллинек и др.), вопросы суверенитета федеративных государств и их территориальных единиц. После того как М. Вебером была введена концепция «легитимного насилия», а в марксизме-ленинизме (Ф. Энгельс «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884), В.И. Ленин «Государство и революция» (1917)) была развита концепция государства как аппарата, обеспечивающего подчинение одного класса другому, стали обсуждаться вопросы, связанные с применением силы и принуждения государством в рамках его суверенных полномочий. В марксизме-ленинизме была первоначально развита и идея о самоопределении народов, получившая, в конце концов, статус когентного принципа международного права.
С начала 1990-х гг. в русле идей о «конце истории» в западной доктрине международного права был радикально поставлен вопрос о соотношении традиционного суверенитета и защиты прав человека, которая после падения социалистической системы в Восточной Европе должна носить универсальный, всеобщий характер. Часть западных международников, прежде всего либерального и неолиберального направлений, пыталась либо представить суверенитет в качестве отжившей категории, либо пересмотреть его юридическую сущность. Основополагающей идеей такого направления политикоправовой мысли стала концепция «народного суверенитета» Ж.-Ж. Руссо, смысл которой состоит в том, что носителем суверенитета является народ, и суверенитет государства должен рассматриваться лишь как производное от воли народа. Соответственно, если политика, проводимая правительством, не соответствует воле народа (под политикой, соответствующей воле народа, сторонниками указанных школ понимается, как правило, либеральная демократия западного образца), государство теряет право на уважение своего суверенитета, и международное сообщество имеет право вмешаться во внутренние дела такого государства с целью изменения политики правительства7.
В этом отношении наибольшее влияние на теоретическую мысль Запада оказывают представители так называемой «Йельской школы международного права», стоящей на позициях классического либерализма, во главе с М. Макдугалом. Для них международное право — это неотъемлемая часть внешней политики. Как отмечает Ю.М. Юмашев, концепция «Йельской школы» носит ярко выраженный идеологический характер, по-
6 См.: Гегель Г.В.Ф. Философия права. М.: Мысль, 1990. С. 124.
7 Sur S. Vers uneffacement de la souverainete des Etats? Available at: http://www.asmp.fr/travaux/ communications/2012_12_10_sur.htm (дата обращения: 12.01.2015)
41
Правовая мысль: история и современность
скольку сам Макдугал видел конечную цель международного права в защите демократии, свободы и достоинства человека, западных ценностей в целом8. Видный представитель Йельской школы международного права В. Райсман в работе «Суверенитет и права человека в современном международном праве» 1990 г. прямо называет концепцию государственного суверенитета анахронизмом, настаивая на том, что в международном общении эта концепция должна быть заменена идеей суверенитета народа, которая выражается, по мнению данного автора, в установлении легитимного правительства, соответствующего международным стандартам демократии. По мнению В. Райсмана, «международное право все еще связано идеей защиты суверенитета, но объектом защиты является не власть тирана, базирующаяся на тоталитарном порядке, а суверенитет народа, то есть право людей определять, какую политику будет проводить их правительство... Таким образом, подавление китайским правительством восстания на площади Тяньаньмэнь с целью оградить власть олигархов от гнева народа, было нарушением китайского суверенитета. Диктатура Чаушеску была нарушением румынского суверенитета. Президент Маркос нарушил филиппинский суверенитет, Фидель Кастро нарушил кубинский суверенитет, и советской оккупацией Литвы был нарушен литовский суверенитет»9.
Профессор Пенсильванского университета Ф. Тезон в работе «Философия международного права» обосновывает проведение градации государственного суверенитета в зависимости от легитимности политики государства. Он выделяет для этого критерии горизонтальной легитимности (демократичность самого процесса формирования верховной власти) и вертикальной легитимности (насколько политика этой власти соответствует общепризнанным принципам демократии, свободы соблюдения прав человека и т.д.)10. По мнению С. Хоффмана, государство заслуживает суверенитета, только если оно уважает и защищает права живущих в этом государстве личностей. Как только оно их нарушает, презумпция согласия народа с правительством исчезает, и вместе с ней исчезает и право на уважение суверенитета11.
Таков в наиболее общем виде подход либеральной школы к вопросу о соотношении государственного суверенитета и прав человека. С этой точки зрения гуманистические принципы и защита прав человека выступают как новые ценности, к которым должен адаптироваться суверенитет государства как категория устаревающая. Для адептов либерализма суверенитет — это более не неотъемлемое качество государства, выражающееся в его независимости в международных отношениях, а мерило соответствия политического режима универсальным общечеловеческим ценностям, которое является критерием «легитимности» этого государства, и, как следствие, — его права на участие в международном общении, уважения его суверенитета другими участниками международных отношений. Разумеется, наивысшей легитимностью обладают в таком представлении либеральные западные демократии. Данный взгляд на суверенитет как базовую концепцию международного права оказывал наибольшее влияние на теоретическую мысль Запада в 1990-х гг., согласуясь с провозглашенным Ф. Фукуямой «концом истории»12.
8 См.: Юмашев Ю.М. Западная доктрина международного права начала XXI в. (краткий обзор) // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2009. № 1. С. 4.
9 Reisman W. State Sovereignty and Human Rights // American Journal of International Law. 1990. Vol. 84. Р. 866-876.
10 Teson F.R. A Philosophy of International Law. Oxford: Westview Press, 1998. Р 18-24.
11 Цит. по: Popovski V. La souverainete comme devoir pour proteger les droits de l’homme // http://www. un.org/french/pubs/chronique/2004/numero4/0404p16.html
12 Fukuyama F. The End of History and the Last Man. N.Y.: Free Press, 1992.
42
В.С. Беззубцев. Соотношение государственного суверенитета и принципа уважения прав человека... С. 37-49
Иной точки зрения на суверенитет придерживаются последователи реалистической школы международного права и международных отношений, которую можно признать доминирующей в данный период с точки зрения числа придерживающихся ее стран — ее, в частности, разделяют представители новых экономических держав (страны БРИКС) и многих развивающихся государств. Суверенитет воспринимается, с одной стороны, как постоянная, неизменная и незыблемая категория международных отношений, как то, что характеризует дееспособность государства, но с другой стороны признается, что в современных условиях суверенитет включает в себя и элемент ответственности. По определению А.А. Моисеева, суверенитет — это неотчуждаемое юридическое качество независимого государства, символизирующее его политико-правовую самостоятельность, высшую ответственность и ценность как первичного субъекта международного права13. Именно согласованием воль суверенных государств создается и на основе него функционирует международное право, одной из когентных норм которого является защита прав человека.
Однако еще С.В. Черниченко отмечал, что «абсолютного суверенитета нет, поскольку государства взаимозависимы, и эта взаимозависимость в современном мире непрерывно возрастает»14. Именно этой взаимозависимостью обусловлено появление получившего в последнее время широкое признание элемента ответственности в концепции суверенитета. Это можно считать одним из самых важных этапов в развитии категории суверенитета, которая, как и все остальные составляющие системы международного права, подвержена эволюционным изменениям.
Непосредственно элемент ответственности начал рассматриваться в качестве составной части государственного суверенитета приблизительно в конце ХХ века под влиянием западных, прежде всего американских школ международного права. Несмотря на то, что государственный суверенитет утратил абсолютный характер с образованием ООН и введением в международное право института принудительных мер (гл. VII Устава), сущность суверенитета как базовой категории международных отношений пересмотру не подвергалась. Разумеется, включение в категорию суверенитета элемента ответственности можно признать самым важным изменением в понимании сущности суверенитета, которое произошло именно под влиянием прав человека и требований их защиты как новой когентной нормы международного права. Однако разработка и адаптация элемента ответственности как составляющей части государственного суверенитета еще не завершена. Об этом свидетельствуют и чрезвычайно широкий диапазон мнений, выражаемых в науке международного права относительно значения суверенитета на новом этапе, и неоднозначная оценка мировым сообществом таких концепций, как «обязанность защищать» (Responsibility to Protect) и иных теоретических доктрин, обосновывающих расширение оснований для применения к государству принудительных мер.
Применительно к определению правомерности принудительных мер в области защиты прав человека, на наш взгляд, необходимо разделять взаимодействие прав человека с государственным суверенитетом и их взаимодействие с общепризнанными принципами международного права. Говорить о противоречии между государственным суверенитетом и правами человека некорректно, прежде всего потому, что это катего-
13 Моисеев А.А. Соотношение суверенитета и надгосударственности в современном международном праве: автореф. дис... д-ра юрид.наук. М., 2007. С. 15
14 Черниченко С.В. Делим ли государственный суверенитет? // Евразийский юридический журнал. 2010. № 12 (31). С. 16.
43
Правовая мысль: история и современность
рии разнопорядковые. Уважение прав человека — это принцип международного права, существующий наряду с другими, названными в Уставе ООН, Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами 1970 г., Хельсинском заключительном акте СБСЕ 1975 г. Суверенитет как таковой не является принципом международного права, либо его основополагающей нормой — перечисленные акты называют лишь принцип суверенного равенства государств.
Суверенитет — это то ключевое свойство государства, на котором базируется все международное, т.е. межгосударственное право как особая юридическая система, призванная упорядочивать, регулировать межгосударственные отношения государств. С.В. Черниченко заметил в связи с этим: «Если представить себе, что в мире существует только одно государство, вряд ли тогда сохранилась бы потребность в таком понятии, как государственный суверенитет»15.
Элемент ответственности государства за соблюдение прав человека на территории государства вытекает и из принципа добросовестного выполнения взятых на себя обязательств. Императивное значение в международном праве права человека приобрели после их нормативного закрепления в универсальных и региональных договорах, прежде всего — в международных пактах 1966 г. «О гражданских и политических правах» и «Об экономических, социальных и культурных правах», ратифицированных большинством государств. Выполнение требований о защите и гарантиях прав человека составляет обязанность государств, которую они должны добросовестно выполнять наряду с другими добровольно взятыми на себя обязательствами. Исходя из этого, международный контроль над соблюдением прав человека с использованием соответствующих правовых механизмов (деятельность комитетов по рассмотрению жалоб, процессы в международных судебных и квазисудебных органах) нельзя признать вмешательством в дела, составляющие внутреннюю компетенцию государств.
Сфера внутренней компетенции государств после начала формирования международных механизмов защиты прав человека подверглась определенным ограничениям. В частности, на заре существования ООН вынесение на обсуждение Генеральной Ассамблеи вопросов, связанных с положением в сфере прав человека в каком-либо государстве, считалось вмешательством в дела, составляющие его внутреннюю компетенцию (такой точки зрения придерживался, например, Н.А. Ушаков)16. Теперь такое обсуждение уже не признается неправомерным вмешательством. Определенную роль играют контрольные механизмы в области прав человека, предусматривающие обязательство государств периодически представлять доклады о соблюдении прав человека на своей территории соответствующим международным органам.
В то же время это ограничение внутренней компетенции государств нельзя переоценивать. Даже наиболее эффективный на сегодняшний день механизм международного судебного контроля над соблюдением прав человека, каким является Европейский суд по правам человека (далее — ЕСПЧ), не может своим решением отменить акт, вынесенный судом суверенного государства, не может изменить принятый национальным парламентом закон. Безусловно, благодаря авторитету ЕСПЧ и Совета Европы происходит приведение законодательства и правоприменительной практики к стандартам, заложенным в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г.,
15 Черниченко С.В. Указ. соч. С. 17.
16 См.:Карташкин В.А. Соотношение принципов уважения прав человека и государственного суверенитета // Современная экономика и право. 2006. № 1. С. 4.
44
В.С. Беззубцев. Соотношение государственного суверенитета и принципа уважения прав человека... С. 37-49
однако при этом не допускается прямое вмешательство в законодательную или судебную компетенцию суверенного государства-участника Конвенции.
Противопоставление прав человека государственному суверенитету вряд ли можно признать целесообразным еще и потому, что на сегодняшний день именно государство является основным институтом, обеспечивающим и защищающим как личные, гражданские, политические, так и социально-экономические права человека. За исключением механизмов подачи индивидуальных жалоб в международные контролирующие органы и относительно эффективной системы международного судебного контроля за соблюдением прав человека в Европе, имплементация норм о правах человека и их юридическое обеспечение оставлены самим государствам»17. Действительно, не следует преувеличивать отмечающуюся некоторыми авторами тенденцию отхода от концепции национального государства и увеличения элементов наднациональности в системе международных отношений и международного права. Ничто не свидетельствует о том, что в обозримом будущем произойдет уменьшение значимости суверенного государства как субъекта международного права в пользу чего-то иного.
Таким образом, в отношении защиты прав человека с использованием мер принуждения необходимо соблюдение баланса между требованиями защиты прав человека и принципами суверенного равенства государств и невмешательства во внутренние дела. Как показывает практика и прежде всего процессы, происходящие в настоящее время на Ближнем Востоке, иностранное военное вмешательство, в том числе совершенное по мотивам защиты прав гражданского населения, может привести к коллапсу государственности, росту экстремизма (на Ближнем Востоке — исламизма) и к гражданским войнам. В таких условиях невозможно обеспечить даже минимальные стандарты прав человека.
Показательны примеры Ливии и Ирака. Режимы С. Хусейна и М. Каддафи нельзя было назвать отвечающими демократическим стандартам, но после их насильственного свержения ситуация в области обеспечения прав человека стала намного драматичнее. Эти страны распались на отдельные территории, контролируемые различными племенными (в Ливии) или религиозными (в Ираке) группировками, между которыми продолжаются вооруженные конфликты. Пришедшие к власти с внешней помощью правительства не в состоянии контролировать ситуацию. Положение в сфере прав человека, особенно прав религиозных меньшинств, остается оценивать как катастрофическое. В то же время показательно, что страны, хотя и пережившие внутреннюю трансформацию в ходе так называемой «арабской весны», но не подвергшиеся внешнему силовому вмешательству (Тунис и Египет в 2011 г.), демонстрируют намного большую стабильность и эффективность своих государственных институтов, что положительно сказывается и на состоянии прав человека в стране.
При потере уважения к принципу суверенного равенства государств и принципу неприменения силы институт принудительных мер рискует превратиться в инструмент достижения отдельными державами своих политических целей, в том числе под лозунгами защиты прав человека.
Неоправданными были также ожидания резкого снижения роли государства как института в результате глобализации по мере формирования «мирового гражданского общества» и «транснационального права», и, как следствие, моральное устаревание концепции суверенитета, особенно в его традиционном понимании. Т.В. Бордачев спра-
17 Donnelly J. State Sovereignty and International Human Rights // Ethics and International Affairs. 2014. Vol. 28. P. 225-238.
45
Правовая мысль: история и современность
ведливо отмечает, что сегодня в мире сформировалось сообщество из 193 государств, большинство из которых возникло в результате освобождения от колониальной зависимости. Для них обретенный суверенитет является историческим завоеванием и имеет ключевое значение18. Идет процесс складывания государственности в Африке и на Ближнем Востоке, причем в крайне непростых условиях, который до какой-то степени будет напоминать процессы, происходившие в Европе после завершения религиозных войн в XVII-XVIII веках. В связи с этим как основополагающая роль государства, так и важность суверенитета, обеспечивающего его дееспособность, несомненны в современной системе международных отношений и международного права.
Практика международных контролирующих и судебных органов в области защиты прав человека демонстрирует, что в современном мире массовые нарушения прав человека характерны для стран с нестабильными политическими режимами, низким уровнем жизни населения, отсутствием эффективных государственных институтов. В данных условиях невозможно противодействовать усилению влияния религиозного экстремизма, эскалации межэтнических конфликтов. В связи с этим усилия мирового сообщества и прогрессивное развитие международного права должны быть направлены на стабилизацию политической обстановки в проблемных регионах, на укрепление государственных институтов, повышение управляемости. С помощью применения лишь международно-правовых принуждения или деятельности международных контролирующих органов решить данные проблемы едва ли возможно. Военные интервенции стран Запада на Ближнем Востоке привели к возникновению террористической группировки «Исламское государство», которая фактически взяла на себя функции государственного управления территориями, на которых была разрушена государственность. Следствием кризиса государственности, спровоцированного активным вмешательством извне, является и продолжающийся с апреля 2014 г. вооруженный конфликт на юго-востоке Украины.
Учитывая, что трендом развития международных отношений, пришедшим на смену неолиберальной глобализации, является процесс региональной интеграции, региональные международные организации будут брать на себя все больше ответственности, в том числе в сфере реагирования на угрозы безопасности и массовые нарушения прав человека. Такими межгосударственными объединениями, как Лига арабских государств, Организация американских государств, Африканский союз, накоплен солидный опыт в вопросах кризисного урегулирования, который должен быть использован, в том числе при принятии и реализации принудительных международно-правовых мер, предусмотренных ra.VII Устава ООН. Исходя из этого, Организации Объединенных Наций следует развивать систему взаимодействия с региональными интеграционными институтами в области безопасности, так как неспособность Совета Безопасности ООН в одиночку реагировать на массовые грубые нарушения прав человека подтверждалась уже, к сожалению, неоднократно (Сомали, 1992; Руанда, 1994; Ливия, 2011).
Происходящие сегодня в мире процессы доказывают еще раз, насколько не прав был Ф.Фукуяма, провозгласивший в 1992 г. «конец истории», торжество либеральной демократии и падение роли государства в международных отношениях. Основанные на данной теории попытки одностороннего внешнего вмешательства привели к тяжелым последствиям и в сфере обеспечения прав человека. Остается выразить надежду, что резолюции Совета Безопасности, аналогичные Резолюции № 1973 от 17 марта 2011 г.,
18 Бордачев Т.В. Суверенитет и интеграция // Россия в глобальной политике. 2007. Т. 5. № 1. С. 65-77.
46
Vladimir Bezzubtsev. Correlation between State Sovereignty and Protection of Human Rights... Р. 37-49
санкционировавшей применение «всех необходимых мер для защиты гражданского населения Ливии»19, больше приняты не будут. Разработка международно-правовых мер, направленных на стабилизацию обстановки в зонах напряженности, является намного более сложной задачей, чем силовое воздействие и карательное миротворчество, однако таков единственный путь, который позволит укрепить практическое воплощение принципа уважения прав человека.
1^1—1 Библиография
Бордачев Т.В. Суверенитет и интеграция // Россия в глобальной политике. 2007. Т 5. № 1. С. 6577.
Гегель Г.В.Ф. Философия права. М.: Мысль, 1990. 415 с.
Карташкин В.А. Соотношение принципов уважения прав человека и государственного суверенитета // Современная экономика и право. 2006. № 1. С. 3-16.
Моисеев А.А. Соотношение суверенитета и надгосударственности в современном международном праве: автореф. дис... д-ра юрид.наук. М., 2007. 52 с.
Теория международных отношений: Хрестоматия / сост., науч. ред. и коммент. П.А. Цыганкова.
М.: Гардарики, 2002. 706 с.
Тункин ГИ. Современное международное право. М.: Юридическая литература, 1974. 449 с. Черниченко С.В. Делим ли государственный суверенитет? // Евразийский юридический журнал.
2010. № 12 (31). С. 15-23.
Юмашев Ю.М. Западная доктрина международного права начала XXI в. (краткий обзор) // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2009. № 1. С. 3-10.
Bobbio N. Era dos Direitos. Sao Paolo: Elsevier, 2008. 202 р.
Donnelly J. State Sovereignty and International Human Rights // Ethics and International Affairs. 2014, vol. 28, pp. 225-238.
Fukuyama F. The End of History and the Last Man. N.Y.: Free Press, 1992. 341 р.
Popovski V. La souverainete comme devoir pour proteger les droits de l'homme //http://www.un.org/ french/pubs/chronique/2004/numero4/0404p16.html (дата обращения: 11.03.2015)
Reisman M. State Sovereignty and Human Rights // The American Journal of International Law. 1990, vol. 84, pp. 866-876.
Sur S. Vers uneffacement de la souverainete des Etats? // http://www.asmp.fr/travaux/communica-tions/2012_12_10_sur.htm (дата обращения: 15.03.2015)
Teson F. А Philosophy of International Law. Oxford: Westview Press,1998. 262 р.
Volsky A. Reconciling Human Rights and State Sovereignty. Justice and the Law in Humanitarian Interventions // International Public Policy Review. 2007, vol. 3, № 1, pp. 20-34.
Correlation between State Sovereignty and Protection of Human Rights in the International Context of Applying Coercive Measures
ESI Vladimir Bezzubtsev
Postgraduate Student, Department of International Public and Private Law, National Research University Higher School of Economics. Address: 20 Myasnitskaya Str., Moscow, 101000, Russian Federation. E-mail: [email protected]
19 Резолюция № 1973, принятая Советом Безопасности ООН 17 марта 2011 г., санкционировала установление бесполетной зоны над Ливией.
47
Legal Thought: History and Modernity
Abstract
Human rights have always been a category opposing national sovereignty and state power. Since the 1990s in the Western (American primarily) doctrine of international law, a view has been established that the principle of respect and the protection of human rights should dominate the other fundamental principles of international law primarily non-interference in the internal affairs and even non-use of force. As to state sovereignty, in the era of globalization, its role might decrease as in particular human rights should acquire a universal significance and become part of responsibility for the international community. The paper justifies the imbalance between the approaches and modern reality in international practice. Opposing state sovereignty (its independence in the international arena and supremacy in internal affairs) demand of respect and the protection of human rights is opposition. The case of the Middle East shows that the state continues remaining the major institute ensuring the fundamental human rights only under a stable political regime, ensures a stable economic development and the protection of human rights. The responsibility of international community at least now cannot substitute the active role of state: the major responsibility to ensure human rights lies with national states. The progressive development of international law should aim the strength of stability and administration institutes in trouble-plagued regions. As the major trend in the development of international relations is regional integration, the role of regional organizations will increase including human rights. In these circumstances, the UN should develop a system of closer cooperation with regional integration institutes.
Keywords
state sovereignty, protection of human rights, principles of international law, non-intervention in domestic affairs, globalization, humanitarian intervention.
Citation: Bezzubtsev V.S. (2015) Correlation between State Sovereignty and Protection of Human Rights in the International Context of Applying Coercive Measures. Pravo. Zhurnal Vysshey shkoly ekonomiki, no 2, pp. 37-49 (in Russian).
References
Bobbio N. (2008) Era dos Direitos. Sao Paolo: Elsevier, 202 p.
Bordachev T.V. (2007) Suverenitet i integratsiya [Sovereignty and Integration]. Rossiya v global’noy politike, vol. 5, no 1, pp. 65-77.
Chernichenko S.V. (2010) Delim li gosudarstvennyy suverenitet? [Is State Sovereignty Subject to Division?] Evraziyskiy yuridicheskiy zhurnal, no 12 (31), pp. 15-23.
Donnelly J. (2014) State Sovereignty and International Human Rights. Ethics and International Affairs, vol. 28, pp. 225-238.
Gegel' G.V.F. (1990) Filosofiya prava [Philosophy of Law]. Moscow: Mysl', 415 p. (in Russian) Fukuyama F. (1992) The End of History and the Last Man. N.Y.: Free Press, 341 p.
Kartashkin V.A. (2006) Sootnoshenie printsipov uvazheniya prav cheloveka i gosudarstvennogo su-vereniteta [The Balance between the Principles of Respecting Human Rights and State Sovereignty]. Sovremennaya ekonomika i pravo, no 1, pp. 3-16.
Moiseev A.A. (2007) Sootnoshenie suvereniteta i nadgosudarstvennosti v sovremennom mezhdu-narodnom prave (Avtoref. diss. Doktora Jurid. Nauk). [The Balance between Sovereignty and Supra-nationalism (summary of doctor of juridical sciences dissertation)]. Moscow, 52 p. (in Russian) Popovski V. La souverainete comme devoir pour proteger les droits de l’homme http://www.un.org/ french/pubs/chronique/2004/numero4/0404p16.html (accessed: 11 March 2015)
Reisman M.W. (1990) State Sovereignty and Human Rights. The American Journal of International Law, vol. 84, pp. 866-876.
Sur S. Vers uneffacement de la souverainete des Etats? http: //www.asmp.fr/travaux/communica-tions/2012_12_10_sur.htm (accessed: March 15, 2015)
Teson F.R. (1998) А Philosophy of International Law. Oxford: Westview Press, 262 p.
Tsygankov P.A. (ed.) (2002) Teoriya mezhdunarodnykh otnosheniy: Khrestomatiya [The Theory of International Relations. Reader]. Moscow: Gardariki, 706 p. (in Russian)
48
Vladimir Bezzubtsev. Correlation between State Sovereignty and Protection of Human Rights... Р. 37-49
Tunkin G.I. (1974) Sovremennoe mezhdunarodnoe pravo [Modern International Law]. Moscow: Yuridicheskaya literatura, 449 p. (in Russian)
Volsky A. (2007) Reconciling Human Rights and State Sovereignty. Justice and the Law in Humanitarian Interventions. International Public Policy Review, vol. 3, no 1, pp. 20-34.
Yumashev Yu.M. (2009) Zapadnaya doktrina mezhdunarodnogo prava nachala XXI v. (kratkiy obzor) [Western Doctrine of International Law in 21st Century. Summary]. Pravo. Zhurnal Vysshey shkoly eko-nomiki, no 1, pp. 3-10.
