CC BY
62
б. КОНСТИТУЦИОННОЕ ПРАВО, КОНСТИТУЦИОННЫЙ СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС, МУНИЦИПАЛЬНОЕ ПРАВО
5.1. СООТНОШЕНИЕ ГАРАНТИЙ СУБЪЕКТИВНЫХ ЭКОЛОГИЧЕСКИХ ПРАВ И ПРАВОЗАЩИТНЫХ РИСКОВ В КОНТЕКСТЕ АКСИОЛОГИЧЕСКИХ ПРЕДПОЧТЕНИЙ РОССИЙСКОГО ГОСУДАРСТВА
Новикова А. Е., к.ю.н., доцент, доцент кафедры конституционного и муниципального права
Место работы: Юридический институт НИУ «БелГУ»
Чалых И. С., к.ю.н., ст. преподаватель кафедры конституционного и муниципального права
Место работы: Юридический институт НИУ «БелГУ»
Аннотация: в статье предпринята попытка сопряжения институтов гарантий субъективных экологических прав и правозащитных рисков с системообразующих позиций. Такое соотношение ориентировано на поиск путей повышения эффективности практического осуществления профильного правообеспечения; основано на переосмыслении сущностных характеристик метода классификации и специфики содержания результатов его применения.
Ключевые слова: гарантии субъективных
экологических прав, правозащитные риски, сопряжение, фактор, эффективность, практическая реализация, классификация.
WARRANTIES OF SUBJECTIVE VALUE OF ENVIRONMENTAL RIGHTS AND HUMAN RIGHTS IN THE CONTEXT OF RISKS AXIOLOGICAL PREFERENCE TO RUSSIAN STATE
Novikova A. E., Ph.D., associate professor, assistant
professor of constitutional and municipal law
Place of employment: National Research Institute of Legal
«BSU»
Chalyh I.S., Ph.D., art. lecturer constitutional and municipal law
Place of employment: National Research Institute of Legal «BSU»
Annotation: The article is an attempt pairing institutions guarantees subjective environmental rights and human rights risks of strategic positions. Such a relationship is focused on finding ways to improve the practical implementation of the Human Rights Protection , based on the reinterpretation of the essential characteristics of the classification method and the specific content of the results of its application.
Keywords: Use of subjective environmental rights, human rights risks, conjugation, factor, efficiency, practical implementation, classification.
Традиционно в юридической науке метод классификации рассматривается как общенаучный метод, позволяющий раскрывать содержание
исследуемого объекта (предмета) с разновекторных позиций, согласно избранному критерию классификации. Однако опыт научных исследований позволяет прийти к заключению, что указанный метод может приобретать системообразующий характер в аспекте конкретнопрофильных научных изысканий, а также в случае сопряжения содержательной составляющей результатов классификации конкретного объекта с функционально ориентирующими правовыми инструментами, обосновывать и повышать эффективность практического применения первых - в рамках действительного юридического процесса. Подтверждением такого вывода служит предлагаемое авторами соотношение институтов гарантий субъективных экологических прав [1] и правозащитных рисков [2], выступающих предметами профильных самостоятельных исследований, с позиций перспективности его учета в качестве фактора эффективности практической реализации.
Так, в процессе исследования проблемы обеспечения субъективных экологических прав посредством применения метода классификации нами выделены общие и специальные гарантии таковых, существующие и (или) подлежащие осуществлению в современном российском государстве. В целях оптимизации такого обеспечения акцент сделан на специальных гарантиях, рассматриваемых в качестве результата аккумуляции общих гарантий прав и свобод личности и непосредственного их правового выражения, к которым отнесены юридические, институциональные и факультативно-векторные гарантии субъективных экологических прав. Причем выделение таких видов гарантий ориентировано не на абстрактное представление о сфере обеспечения субъективных экологических прав, а на систематизацию первых, выступающую предпосылкой формирования целостной системы конституционно-правовых гарантий указанной категории прав в качестве перспективного направления развития юридической науки и практики [3, с. 97].
В данной связи под юридическими гарантиями субъективных экологических прав предложено понимать общепризнанные правила поведения, включая субъективные права, юридические обязанности, компетенцию публичных образований и юрисдикцию органов власти, закрепленные непосредственно в конституционных нормах и положениях, а также в законодательных, подзаконных и иных нормативных правовых актах, составляющих правовую систему российского государства, прямо или косвенно связанных с обеспечением (реализацией, охраной и защитой) субъективных экологических прав. Однако, как представляется, юридические гарантии, с определенной долей условности, являют собой статичный результат различных видов юридической деятельности, в первую очередь, нормотворческой. При этом в конкретных правоотношениях такой результат есть первооснова и катализатор динамической стороны права, что содержательно ориентирует на выделение следующего вида (специальных) гарантий субъективных экологических прав - институциональных. Таковые, согласно результатам профильного авторского
исследования, следует рассматривать в качестве позитивно направленных средств, условий и факторов, влияющих на реализацию, охрану и защиту
субъективных экологических прав в конкретном
(российском) государстве посредством организации и деятельности государственных органов, органов местного самоуправления, включая их должностных лиц, институтов гражданского общества. Следовательно, субъектами институциональных гарантий могут выступать: органы государственной власти (в первую очередь, высшие) и местного самоуправления, должностные лица, а также субъекты со специальным
статусом - прокуратура Российской Федерации,
Уполномоченный по правам человека, профильные общественные объединения. Между тем, далеко не все элементы правозащитной сферы в современной России, имеющие правообеспечительный характер, можно однозначно отнести к юридическим или институциональным гарантиям. В данной связи, учитывая цель систематизации, а в перспективе -оформления системы рассматриваемых гарантий, нами обосновано выделение группы факультативно-векторных гарантий субъективных экологических прав, ориентированной на программный и нравственный аспекты. При этом, в формальном ключе, обязательной содержательной характеристикой таких гарантий является понятие «экология», или широко трактуемое «окружающая среда», а в содержательном - их рассмотрение как совокупности политико-правовых и социально-ориентированных средств, нравственнопсихологических факторов, имеющих место в государстве и обществе, положительно влияющих на обеспечение процесса реализации, охраны и защиты субъективных экологических прав. Уточним, что особенностью факультативно-векторных гарантий выступает тот факт, что элементно они закреплены в подсистемах ранее рассмотренных юридических и институциональных гарантий субъективных
экологических прав [3, с. 101, 117, 118, 147]. С нашей точки зрения, такая системно-видовая интерпретация гарантий субъективных экологических прав позволяет не только уточнить их содержание (теоретическая значимость), но и качественно повысить эффективность их реального осуществления при условии комплексного применения (практическая значимость).
Также уточним, что классификацией называется прием, посредством которого из некоторого множества объектов выделяются все входящие в него классы таким образом, чтобы каждый, принадлежащий исходному множеству объект, попал в один и только в один класс. Классификация способствует определению содержания явления или проблемы [4]. Однако, в контексте исследуемого вопроса, отчасти следует согласиться с распространенной точкой зрения, что ни одна (авторская) классификация не является окончательной, а уточняет имеющиеся научные результаты, их содержание [5, с. 80] и не исключает иного (авторского) толкования и переосмысления. Соответственно, в большей части
результаты классификации носят теоретический характер. Между тем, как отмечалось выше, в случае конкретизации сферы правоотношений, где применяется метод классификации, и сопряжения полученных классификационных результатов с универсальным
правовым инструментом, такие результаты могут
обрести свойства системности и устойчивости, что позволяет эффективно применять их в юридической практике, а также нивелировать возникающие здесь
деструкции. В аспекте перспективы практического обеспечения субъективных экологических прав - на основе выделения профильных видов их специальных гарантий - таким инструментом представляется институт правозащитных рисков. С учетом изложенного, видится логичным обращение к его содержательной характеристике.
Так, правозащитный характер риска как правового явления вытекает из самой его природы, имеющей и объективный, и субъективный аспекты. При этом с объективной стороны фактор риска обусловлен неопределенностью как неизбежным свойством окружающей человека реальности, а с субъективной -вероятностью оценки тех или иных результатов, шансов на удачу или неудачу только наделенным сознанием субъектом. Более того, если «риск - это субъективное ощущение и субъективная оценка опасности, то неизбежность усиления фактора риска следует уже из того, что всякое увеличение накопленного знания автоматически ведет к расширению непознанного» [2, с. 152].
Следует подчеркнуть, что к настоящему времени термин «риск» выступает предметом исследования, наряду с различными областями знания [6], и юридической науки [7]. Однако многообразие соотносимых с ним явлений и отношений порождает проблему неоднозначности толкования, что актуализирует авторский подход к определению риска вообще и правозащитного риска, как профильного в научных изысканиях, в частности. Более того, акцентуация внимания на данном вопросе обуславливается отсутствием должного внимания к нему со стороны законодателя, несмотря на фокусное использование - применительно к различным сферам общественной жизни. К категории риска обращаются публичные и частные отрасли права, что свидетельствует, во-первых, об универсальности этого феномена, а, во-вторых, о его многогранном правовом содержании. Причем в общем смысле под риском предлагается понимать возможность того, что произойдет некое нежелательное событие. То есть, риск есть неопределенность, перешедшая в следующую стадию. В силу этого неопределенность и риск в большинстве случаев используются как синонимы. Однако, как представляется, «их лучше различать в том смысле, что риск - это конструктивная стадия неопределенности, которая понята, в известной мере просчитана и служит основанием для какого-то действия» [2, с. 153].
Обращаясь к правозащитному аспекту, подчеркнем, что, согласно ст. 2 Конституции Российской Федерации [8], человек, его права и свободы являются высшей ценностью. В свою очередь процесс развития российской государственности требует оптимизации старых и формирования новых правовых механизмов обеспечения прав личности. Однако при их становлении и функционировании неизбежно столкновение с некоторой неопределенностью результата, которая непосредственно влияет на достижение соответствующей цели. Более того, сегодня результаты правообеспечения (особенно - в части защиты прав личности) во многом уязвимы, так как на них влияют такие факторы, как человеческая неопределенность, техническая неопределенность и социальная неопределенность. Следовательно, чтобы
минимизировать риски в этой области и сделать механизм обеспечения прав личности более
эффективным, видится необходимым введение в научный оборот понятия «правозащитные риски», а также детальное исследование его конституционноправовых характеристик (содержания). В данной связи, основываясь на изложенном и результатах ранее проведенного (авторского) исследования, видится обоснованным определение правозащитного риска -основанного на традиционном понимании данного феномена - как риска вероятности случайного возникновения нежелательного, неблагоприятного события, связанного с нарушением прав и свобод человека и гражданина и влекущего за собой в этой связи соответствующий ущерб [2, с. 156]. Вышеизложенное демонстрирует универсальный и разновекторный характер категории правозащитных рисков, в том числе, как инструмента, способствующего обеспечению прав личности. Следовательно, для его применения в контексте поставленной в исследовании цели требуется содержательное уточнение и конкретизация, ориентированные на оптимизацию осуществления специальных конституционно-правовых гарантий субъективных экологических прав. И здесь также видится адекватным применение метода классификации.
Так, исходя из конституционного постулирования человека, его прав и свобод в качестве высшей ценности и адресации государству обязанности их защищать, дальнейшее рассмотрение категории «правозащитные риски» целесообразно с учетом их видового многообразия. При этом следует обратить особое внимание на обязательное соблюдение следующих принципов при осуществлении корректной классификации правозащитных рисков:
- единство критерия для выделения групп одного порядка;
- соразмерность деления явлений и понятий (при этом сумма объемов понятий или количества явлений должна равняться объему делимого понятия или содержанию исследуемого явления);
- альтернативность или взаимоисключение выделяемых групп (каждая группа понятий или явлений должна быть в объеме только одного видового понятия);
- многоступенчатость классификации (помогает
конкретизировать свойства явлений, детализировать его основные черты и особенности);
- полнота классификации для каждой ее ступени (нельзя делить только часть объекта на виды, а другую часть - на подвиды или группы следующей ступени классификации) [9, с. 110].
Основываясь на авторском подходе к определению риска с точки зрения благоприятного и неблагоприятного исхода [2, с. 155], следует обозначить позитивные и негативные правозащитные риски. При этом с позиции современного (неудовлетворительного) состояния обеспеченности субъективных экологических прав в процессе осуществления профильных гарантий видится логичным акцентировать внимание на втором виде правозащитных рисков, что позволит своевременно выявлять деструкции в таком обеспечении и последовательно их ликвидировать. В случае невозможности непосредственного преодоления негативных правозащитных рисков их учет в перспективе может выступить вектором оптимизации соответствующей гарантии субъективных экологических прав (или их видовых групп).
Наиболее общей в контексте правообеспечения выступает градация правозащитных рисков на управляемые и неуправляемые. Последние не
поддаются рациональному регулированию, поэтому их минимизация больше связана с превентивными мероприятиями, направленными на обеспечение прав и свобод личности. В силу особой значимости последних необходимо, на наш взгляд, придать предпринимаемым обеспечительным мерам свойства целенаправленности и системности, перевести их в ранг стройной политики в сфере прав человека. Такая характеристика вполне соотносима и с целью выделения указанных выше видов гарантий субъективных экологических прав, связанной с систематизацией последних, а в перспективе -органичной включенности в систему профильного правообеспечения.
Отметим, что в исследованиях российских конституционалистов уже предлагалось оформление современной демократической доктрины защиты прав человека в качестве цельного правового акта [10, с. 48]. По мнению М.В. Мархгейм имеется необходимость принятия Концепции защиты прав и свобод человека в России, которая должна отражать общие правозащитные ориентиры Российской Федерации и ее субъектов. Однако данный факт до сих пор не нашел отражения в современном российском государстве.
На наш взгляд, если отстаивать позицию официального закрепления направлений защиты прав и свобод человека, то в качестве такового акта должны выступить «Основы направления политики» или «Основы политики». Тем более, что они характерны для регулирования наиболее актуальных и значимых общественных и государственных секторов в современной России [11]. Исходя из анализа композиции указанных правовых актов, считаем, что Основные направления государственной правозащитной политики в Российской Федерации должны иметь следующий вид:
1. Конституционная модель правозащитной деятельности в Российской Федерации.
2. Современное состояние правозащитного сектора в России.
3. Цель, основные направления и задачи государственной политики в области правозащитной деятельности в Российской Федерации.
4. Принципы государственной политики в области правозащитной деятельности в Российской Федерации.
5. Механизмы реализации государственной политики в области правозащитной деятельности в Российской Федерации.
Полагаем, что указанный вариант перспективного правового регулирования является оптимальным, но практика показывает, что с течением времени, несмотря на высказываемые в научной литературе позиции, нет реального их применения. Поэтому в заданных условиях, как представляется, из имеющегося опыта необходимо обособить положения, в данный момент отражающие (в той или иной степени) основные направления политики российского государства относительно правозащитной деятельности (то есть фактически имеющиеся документы с закрепленными в них направлениями политики правозащитной деятельности в Российской Федерации). В качестве таковых, на наш взгляд, следует особо выделить послания Президента России Федеральному Собранию Российской Федерации, которые в юридической литературе неоднократно именовались именно политико-правовыми актами [12, с. 35-37]. В части осмысления фактических форм отражения основных направлений государственной политики относительно правозащитной деятельности в
России, следует отметить, что помимо посланий, в практику вошли и тематические концептуальные документы Президента Российской Федерации -концепции и программы. Таковые, хотя и являются логическим продолжением послания, тем не менее, имеют несколько иной характер - носят разовый, нормативный характер и отражают систему взглядов и отношения к тому или иному вопросу [13]. При этом концепции являются политическими ориентирами для законодательных органов власти. Программа носит стратегический характер, является наиболее эффективным способом воплощения государственноправовой стратегии главой государства. Адресатами программ являются органы исполнительной власти. Однако в отличие от концепций и программ обращение с посланием к Федеральному Собранию является конституционной обязанностью Президента, носящей систематический и регулярный, но не нормативный
характер. К рассматриваемой группе документов, на наш взгляд, также целесообразно отнести ежегодные
доклады Уполномоченного по правам человека как специальной правозащитной структуры в России [14]. В подтверждение следует согласиться с доктринальной позицией, согласно которой гласность, освещение фактического положения дел в сфере соблюдения стандартов человеческого измерения, имеющихся диспропорций между конституционными
обязательствами государства и их реальным
исполнением, а также официальное перечисление в докладах Уполномоченного по правам человека
должностных лиц, виновных в нарушениях прав и свобод человека, должно являться основанием для соответствующего реагирования органов
государственной власти по совершенствованию
законодательной и правоприменительной деятельности [15, с. 80].
В контексте обеспечения субъективных экологических прав, отмеченные положения обретают свою специфику. Во-первых, правозащитная политика российского
государства имеет ряд точек соприкосновения с его экологической политикой, чему во многом способствует доктринальная разработка средств и способов гарантирования субъективных экологических прав, а также реализация полученных результатов в юридической практике. Во-вторых, указанные политикоправовые и концептуально-программные юридические инструменты главы российского государства, Уполномоченного по правам человека определяются нами, согласно результатам их содержательного
анализа, как элементы обеспечения субъективных экологических прав в контексте институциональных (профильная деятельность Президента России, Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации) и факультативно-векторных гарантий (перспектива оформления концепции и (или) доктрины обеспечения экологической безопасности).
Следовательно, минимизация правозащитных рисков в этой сфере напрямую будет способствовать повышению практической эффективности указанных гарантий.
Возвращаясь к видовому многообразию правозащитных рисков, уточним, что управляемые правозащитные риски, поддаваясь правовому
регулированию, минимизируются субъектами, осуществляющими правообеспечительную
деятельность. Однако управляемые правозащитные риски являются и более «опасными» нежели неуправляемые, так как применительно к первым
имеется заданный правовой «сценарий» нехарактерный для вторых. В части обеспечения субъективных экологических прав такой вывод подтверждает необходимость системного подхода к осуществлению соответствующих гарантий, сопряженному с учетом правозащитных рисков. Деструктивность одного вида гарантий (или конкретно определенной гарантии) должна минимизироваться или ликвидироваться
взаимосвязанным с ним иным видом (например, совершенствование статусных законодательных норм -юридическая гарантия - выступит основанием повышения компетенционной эффективности ответственного субъекта правообеспечительной деятельности - институциональная гарантия).
Основываясь на конституционной гарантированности государственной защиты прав и свобод человека и гражданина (ч. 1 ст. 45), считаем, что именно через гарантии на высшем юридическом уровне Российской Федерацией предпринимаются попытки минимизировать правозащитные риски. Исходя из этого, а также с учетом видового разнообразия гарантий защиты прав человека, мы сочли возможным ввести общегарантный и специально-гарантный критерии классификации правозащитных рисков. Так, общегарантный критерий характеризует совокупность объективных условий конкретного государства, в рамках которого и возникают, и минимизируются правозащитные риски. Это дает основание утверждать о наличии правозащитных рисков, обусловленных, в том числе, политическими, экономическими и социальными условиями и обстоятельствами. Специально-гарантный критерий отражает конкретные меры, связанные с защитой прав и свобод человека и гражданина. В соответствии с данным критерием предлагаем выделить юридические, институциональные и процессуальные правозащитные риски. Содержательно указанные критерии взаимосвязаны и с выделением общих и специальных гарантий субъективных экологических прав (с условием не ключевых интерпретационных несовпадений), что обосновывает их непосредственную сопряженность в вопросе повышения практической эффективности последних. В частности, заявленные виды рисков позволяют в значительной мере оценить степень действенности профильных юридических и институциональных гарантий.
Детализируя возможности учета и минимизации правозащитных рисков в сфере обеспечения прав и свобод личности, включая субъективные экологические права, дополним вариативный ряд таких рисков. Так, по структуре правоотношения все правозащитные риски можно разделить на субъект-риски и объект-риски. Субъект-риски - риски, связанные с субъектами правоотношения: риск утраты специальной
правоспособности, риск ограничения полномочий и иные риски, связанные с пороками в субъекте правоотношения. Объект-риски - риски, связанные с деструкцией в объекте (предмете) правоотношения. К ним относятся риск утраты (гибели) имущества, риск использования вещи не по назначению, риск ненадлежащего исполнения обязательства и пр. По количеству лиц, несущих угрозу правозащитного риска, выделяются односторонний, двусторонний и многосторонний риски. Также риски можно разделить на устранимые и неустранимые. В литературе утверждается, что большинство рисков - устранимые. Между тем имеются риски, которые устранить невозможно. Отметим, что каждая из названных
разновидностей правозащитных рисков может усиливать свое негативное влияние в контексте коллизионности норм, неполноты или недостоверности информации, стихийных бедствий, изменения геополитической ситуации и др., что также подтверждает перспективность соотношения правозащитных рисков и гарантий субъективных экологических прав. Более того, представленная систематизация правозащитных рисков позволила подчеркнуть их, нередко, определяющее влияние на систему обеспечения прав и свобод личности в государстве.
Резюмируя, подчеркнем, что выбор вида и количества правозащитных рисков, подлежащих учету при осуществлении гарантий субъективных экологических прав на современном этапе в большей части зависит от воли субъекта их осуществления. Между тем, учет максимального числа рисков в правообеспечительной сфере, в условиях критичности сложившейся ситуации, видится крайне необходимым даже в
экспериментальном (пробном) объеме. При этом
считаем обоснованным следующий вывод: чем больше и многообразнее правозащитных рисков будет учтено и минимизировано, тем эффективнее станет реализации рассматриваемых гарантий субъективных экологических прав. Более того, универсальный характер такого правового инструмента, как «правозащитные риски», свидетельствует о реальности его сопряжения в
заявленных целях с любыми правами и свободами личности, подлежащими гарантированию в российском государстве.
Список литературы:
1. Чалых И.С. Конституционно-правовые гарантии субъективных экологических прав: понятийно-содержательный аспект // Научные ведомости БелГУ. - 2010. - № 14 (85). -Вып. 13.
2. Новикова А.Е. Понятие и сущность правозащитных рисков // Научные ведомости БелГУ. - 2011. - № 14 (109). - Вып. 17.
3. Чалых И.С. Конституционно-правовые гарантии субъективных экологических прав: Дисс. ... канд. юрид. наук. -Белгород, 2010.
4. URL: http://nofxsss2007.narod.rU/gos/7.htm
5. Международная и внутригосударственная защита прав человека / Под ред. Р.М. Валеева. - М.: Статут, 2011.
6. Романов В.О. Понятие рисков и их классификация как основной элемент теории рисков // Инвестиции в России. -2000. - №12.
7. Лиховидов К. Риск как условие дифференциации объема и мер юридической ответственности // Законность. - 2001. - №
12.
8. Конституция Российской Федерации: принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. (с учетом поправок, внесенных законами Российской Федерации о поправках к Конституции Российской Федерации от 30 декабря 2008 г. № 6-ФКЗ и от 30 декабря 2008 г. № 7-ФКЗ) // Российская газета. -1993, 25 декабря; 2009, 21 января.
9. Коротков Э.М. Исследование систем управления. - М.: Издательско-консалтинговая компания «ДеКА», 2000.
10. Мархгейм М.В. Конституционная система защиты прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации: Дисс. . докт. юрид. наук. - М., 2006.
11. Основы государственной политики в области экологического развития Российской Федерации на период до 2030 года (утв. Президентом Российской Федерации 30 апреля 2012 г.) // Документ опубликован не был; www.garant.ru
12. Гайдарбекова А.М. Место и роль посланий Президента Российской Федерации в политико-правовой жизни общества // Конституционное и муниципальное право. - 2011. - № 6.
13. Указ Президента Российской Федерации от 9 октября 2007 г. № 1351 «Об утверждении Концепции демографической политики Российской Федерации на период до 2025 года» // СЗ РФ. - 2007. - № 42. - Ст. 5009.
14. Новикова А.Е. Институт уполномоченного по правам человека в Российской Федерации (историко-правовой и теоретико-правовой аспекты): Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. - Санкт-Петербург, 2007.
15. Майоров А.Г. Формирование правового института омбудсмана (Уполномоченного по правам человека) в России и за рубежом: Дисс. ... канд. юрид. наук. - М., 2002.
16. Новикова А.Е. Зарубежный опыт конституционно-правового закрепления положений, направленных на минимизацию правозащитных рисков // Пробелы в российском законодательстве №5, 2013, с. 16-20.
Reference list:
1. Chalyh I.S. Constitutional and legal guarantees of subjective environmental rights: conceptual and substantial aspect // Scientific Statement BSU. 2010. № 14 (85). Issue . 13.
2. Novikova A.E. The concept of human rights and the nature of risks // Scientific Statement bSu. 2011. № 14 (109). Issue. 17.
3. Chalyh I.S. Constitutional and legal guarantees of subjective environmental rights: Diss. ... candidate. jurid. science. Belgorod, 2010.
4. URL: http://nofxsss2007.narod.ru/gosA7.htm
5. International and domestic human rights / Ed. R.M. Valeyeva. Moscow: Statute 2011.
6. Romanov V.O. The concept of risk and its classification as a core element of risk theory // Investment in Russia. 2000. № 12.
7. Lihovidov K. Risk as a condition of differentiation of measures and legal liability // The legitimacy. 2001. № 12.
8. The Constitution of the Russian Federation adopted by popular vote 12 December 1993 (as amended by the Law of the Russian Federation on amendments to the Constitution of the Russian Federation dated 30 December 2008 № 6- FCL and from December 30, 2008 № 7-FCL ) // Rossiyskaya Gazeta. 1993, December 25, 2009, January 21.
9. Korotkov E.M. The study of control systems. Moscow: Publishing and consulting company «Deka», 2000.
10. Marhgeym M.V. The constitutional protection of the rights and freedoms of man and citizen in the Russian Federation: Diss. ... doctor. jurid. science. M., 2006.
11. The government's policy in the field of environmental development of the Russian Federation until 2030 (approved by the President of the Russian Federation, April 30, 2012) // The document has not been published; www.garant.ru
12. Gaydarbekova A.M. The place and role of the messages of the President of the Russian Federation in the legal-political life of the society // Constitutional and municipal law. 2011. № 6.
13. Decree of the President of the Russian Federation dated October 9, 2007 № 1351 «On Approval of the Concept of Demographic Policy of the Russian Federation for the period up to 2025» // NW. 2007. № 42. Art. 5009.
14. Novikova A.E.Institute of Human Rights Ombudsman of the Russian Federation (the historical and legal theory and legal aspects): Author. diss. ... candidate. jurid. science. St. Petersburg, 2007/
15. Majorov A.G. Formation of the legal institution of Ombudsman (Ombudsman) in Russia and abroad: Diss. ... candidate. jurid. science. M., 2002.
