Ю.П. Ивонин
СООТНОШЕНИЕ ФОРМАЛЬНОГО И МАТЕРИАЛЬНОГО ИСТОЧНИКОВ ПРАВА В ФИЛОСОФСКО-ПРАВОВОЙ КОНЦЕПЦИИ П.И. НОВГОРОДЦЕВА
Статья посвящена обоснованию П.И. Новгородцевым идеи государства законности средствами естественно-правовой традиции. Автор полагал, что в позитивной теории права невозможно представление об обязательности закона для государственной власти. Для этого необходим моральный и интеллектуальный приоритет идеального источника права перед его формальным источником, что превращает «государство законности» в «правовое конституционное государство».
Ключевые слова: естественное право, позитивное право, философия права, теория права, формальный источник права, материальный источник права, правообразование, правовое сознание.
П.И. Новгородцев разделял идеи концепции «возрожденного естественного права» (Р. Штаммлер, В.М. Гессен), стремившейся преодолеть конфликт естественного и позитивного права. Автор считал, что естественно-правовые построения представляют завершение и наиболее полное выражение нормативного исследования институтов. П.И. Новгородцев полагал, что философия права в кантианской традиции (сторонником которой он себя считал) включает только регулятивные суждения и исключает конститутивные: «нормативное рассмотрение было всегда скрытым предположением естественно-правовой школы. Когда она говорила о первобытном договоре и естественных правах человека, она более разумела нормы долженствующего, чем законы существующего; хотя при этом не всегда обходилась без путаницы понятий. Кант вскрыл эту сущность естественного права» [3, с. 233]. Всеобщность философско-правовых построений не может принимать во внимание прошлое или будущее состояние правовых институтов. Эти построения априорны и конструируются разумом независимо от эмпирического материала. Автор писал: «мысль обращалась не к тому, что будет в силу естественных причин, а к тому, что должно быть, в соответствии с нравственным законом... ясно и отчетливо поставленный вопрос естественного права имеет совершенно особый и самостоятельный смысл, резко отличающий его от чисто исторического вопроса о развитии права» [4, с. 526].
П.И. Новгородцев (при некоторой непоследовательности) отказывался видеть в естественном праве какое-то надпозитивное образование, конкурирующее по юридической силе с государственным правом. Только государственное право обладает юридической силой. Автор писал: «современная юриспруденция относит название права исключительно к нормам положительным, признанным в законе или обычае, охраняемым властью и судами. Идеальные требования не представляют собой права в строгом смысле слова, а суть только проекты будущего права» [6, с. 117]. Естественное право юридической силы не имеет, хотя и обладает юридическим значением как масштаб совершенства законодательства и материал для законодателя. По словам ученого, «цель ее не в том, чтобы объяснить фактический строй государственных отношений, а в том, чтобы указать, насколько в данном строе отражаются нравственные начала, которые должны лежать в основе правопорядка. Вместо того, чтобы право ставить в зависимость от государства, оно государство ставит в зависимость от идеального представления о праве» [2, с. 511].
Как и большинство теоретиков естественного права, П.И. Новгородцев полагал, что содержание государственного права не отвечает требованиям идеального масштаба. Он усматривал наличие «вечного контраста положительного права с естественным. Этот контраст вытекает из самого существа задачи: право, по идее, должно быть справедливым и не может стать им вполне; оно должно вечно стремиться к усовершенствованию и никогда не может достигнуть полного совершенства» [3, с. 219]. Одновременно русский ученый был далек от мысли полагать естественное право набором субъективных предположений, не содержащим в себе ничего обязательного. П.И. Новгородцев стремился найти ответ на вечный вопрос философии права: как возможен обязательный характер естественного права для законодателя. Иными словами, ученый решал проблему субординации регулятивных предписаний.
Решение, предложенное ученым, содержало обычное для философии права утверждение об интеллектуальной и моральной обязательности правовых ценностей для государства. Для доказательства этого тезиса он в ранних работах использовал представление о социальной функции государства и права. Они являлись средством регулирования существенных свойств общества согласно их объективной целевой функции* - достижению справедливости как равной меры дозволений и обязываний. Стихийное развитие права движется в сторону большей справедливости государственных
предписаний. П.И. Новгородцев принимал мысль, что общество есть конфликтное образование. Он разграничивал преходящие (эгоистические и классово-групповые) и постоянные (моральные) основы социальных конфликтов. Автор отмечал: «дальнейшее развитие общества может иногда уничтожить устойчивость классовых разграничений и резкую обособленность отдельных общественных групп, но оно не в силах устранить естественных различий, устанавливающих в обществе вследствие индивидуальных особенностей его членов и разнообразие их жизненных положений» [5, с.104]. В соответствии с идеями социологического направления в теории права ученый видел в праве инструмент согласования различных интересов. Согласно П.И. Новгородцеву, «с самого начала праву присущ известный примирительный характер. Представляя собой результат взаимодействия и борьбы различных общественных сил, оно необходимо должно принимать во внимание их разнообразные притязания. Внося в общество порядок и мир, оно выполняет эту основную свою задачу не путем отрицания и подавления всех противодействующих элементов, а при помощи известного удовлетворения их требований. Способ и размер этого удовлетворения зависят, конечно, не от одной мудрости и предусмотрительности правящих инстанций; здесь необходима сила» [5, с. 110]. Органом реализации права выступало государство. Автор поддерживал традиционную для академического правоведения мысль о внеклассовой природе государства. Носители государственной власти образуют отдельную социальную группу, чьи интересы не совпадают с интересами экономически господствующих групп. Предмет интереса властвующих - сохранение власти как института согласования иных интересов. Ученый отмечал: «из этой примирительной миссии права в обществе, развившемся в государство, возникает особый государственно-правовой интерес, который действует наряду с интересами отдельных общественных групп, то усиливая их своей поддержкой, то ограничивая их в своих видах. Этот государственный интерес не есть только отражение того или другого классового интереса, и государственное господство не есть простое господство какого-либо одного общественного класса. Правящие инстанции сами по себе составляют особый класс, утверждение которого в обществе меняет общественную организацию и создает в нем новую комбинацию интересов и сил» [5, с. 111]. Реализация этого интереса требует непрерывности властвования и предусмотрительности властвующих. Они принимают решения, не зависящие от изменения баланса социальных сил и интересов.
Таким образом, создается объективная основа подчинения государственной власти постоянно действующему предписанию, т.е. норме. П.И. Новгородцев писал: «простой инстинкт самосохранения заставляет этот правительственный класс не разрывать союз с более могущественными общественными силами, но тот же инстинкт побуждает его принимать во внимание и интересы других, более слабых, общественных групп. То, что слабо теперь, может сделаться сильным впоследствии, и, наоборот, сила настоящая никогда не может быть уверена, что она сохранит свое значение в будущем. Этот страх перед будущим, сочетаясь с исконной примирительной миссией права, и создает ту систему взаимоограничений и сдержек, которую мы называем правовым порядком» [5, с. 111]. Правовой порядок тяготеет к обоюдности прав и обязанностей для всех субъектов, т.е. обнаруживает тенденцию к элементарной справедливости, хотя и не может реализовать ее в полной мере. Ученый утверждал: «прежде всего право вносит принципы ограничения и уравнения во взаимные отношения общественных классов и частных лиц. Являясь организующим началом общественной жизни, право не может выполнять этой функции иначе, как при помощи установления известных обязанностей и границ для частного произвола. Если бы право всецело прониклось началом справедливого уравнения всех, оно воплотило бы в себе чистую идею правды. Право действительно никогда не может стать подобным чистым отражением справедливости» [5, с. 111].
Представление о справедливом согласовании интересов как выводимое из «идеи» права останется постоянным в размышлениях ученого. В более поздних работах (в частности - монографической статье «Государство и право», 1904 г.) ученый обосновывает более радикальные идеи об обязательности естественного права. Его уже не удовлетворяла концепция самоограничения (самообязывания) государства им же созданным правом*, обосновываемая германским правоведом Г. Еллинеком. Объектом критики П.И. Новгородцева стала предметная область - формальная (догматическая) юриспруденция - в которой была обоснована эта концепция. Она отстаивала монопольное положение формального источника права. Это, в свою очередь, означало, что если государство - монопольный источник права, то оно произвольно определяет объект нормативного регулирования и объем прав и обязанностей субъектов. На этом ненадежном фундаменте и строилась концепция правовой связанности государства. Русский автор был не согласен с надеждой формальной юриспруденции на то, что «остается в силе основное предположение о единстве и верховенства государства и вместе с тем является возможность отстоять необходимость внутренних ограничений и сдержек, выведя их из идеи самого государства» [2, с. 425]. По мысли П.И. Новгородцева, представление о связанности государства им же созданным правом является избыточным для формальной юриспруденции. Органичным для нее будет представление о праве как инструменте одностороннего обязывания
(властвования): право обязательно для подданных, но не обязательно для власти. Автор отмечал: «формальная теория, исходя из представления о праве как о факте одностороннего господства, нисколько не нуждается в том, чтобы понимать и объяснять его, еще и как двустороннюю обязанность, имеющую значение одинаково для власти и для подданных» [2, с. 424]. Разрушительным для концепции самообязывания является и понимание властвования как акта воли. Русский ученый полагал, что связанность власти нормой права не может быть значимым и устойчивым фактом. В этом случае остается в силе аргумент Т. Гоббса против правовой связанности верховной власти (самообязывание тождественно субъективному праву) [1, с. 342]. Признавая бесспорность гоббсовского аргумента, П.И. Новгородцев писал: «если же в основе самоограничения лежит простое хотение воли, вытекающее из господствующего в ней в данную минуту мотива, то сила и судьба этого самоограничения всецело зависят от того, как долго будет господствовать над волей данный мотив. В таком случае об обязанности или самообязывании, конечно, не может быть и речи» [2, с. 432]. Построение концепции правовой связанности государства на почве формальной юриспруденции как концепции самообязывания создает существенные теоретические трудности. Эта концепция вынуждена отвечать на вопрос, разрушительный для ее содержания. Ученый отмечал: «обозначив свою теорию в терминах формально-юридической методы и указав основание для связанности воли в актах ее самоограничения, Еллинек встретился с вопросом: возможность для государства хотеть всего в законных формах не заключает ли также в себе и возможность освободить себя от всякого данного содержания воли по своему усмотрению. В этом именно и состоит сущность вопроса об основе связанности государства своим правом» [2, с. 437].
П.И. Новгородцев полагал, что обоснование обязательности позитивного права для всех субъектов возможно только на основе приоритета естественного права, т.е. установления иерархии нормативных систем. Он писал: «для того, чтобы обосновать связанность государства правом, необходимо признать некоторую норму, стоящую над государством. Но совершенно ясно, что такая норма, стоящая над правотворящим государством, сама не может истекать из его воли и входить в состав создаваемого им права. Это может быть только нравственная, норма права естественного» [2, с. 439]. Таким образом, концепция правовой связанности государства меняет свою предметную принадлежность. Из теоретической конструкции формальной юриспруденции она превращается в философско-правовую. Философия права устраняет затруднения, с которыми столкнулась теория права. Ученый отмечал: «современное правосознание характеризуется именно тем, что каждый закон, издаваемый государством, как и все созидаемое им право, представляется не как простой приказ сверху, а как норма, обязательная для обеих сторон. При последовательном развитии это представление приводит к предположению, что отношение государства к подчиненным зависит не от произвольного определения власти,
а от твердых норм, вытекающих из природы данного отношения; а это само собою приводит к идее естественного права. Для того, чтобы соответствовать основным принципам конкретного правосознания, теория права должна быть продолжена в сторону естественно-правовых начал» [2, с. 424].
Содержание этой иерархии остается у П.И. Новгородцева слабопроясненным. В его рассуждениях присутствуют две несовпадающие линии аргументации.
1. Идея институционального подчинения позитивного права естественному. Автор в принципе не соглашается с концепцией самообязывания и близок к тому, чтобы увидеть в естественном праве силовой источник какой-то «обязанности» государства. Он утверждал: «связанность государства правом можно понять как обязанность, вытекающую из принципов, а не как фактическое самоограничение, зависящее от произвола» [2, с. 440]. Автор усматривал и какое-то «несовпадение» государства и права, обнаружив, что «естественно-правовая конструкция государства неизбежно приводит к признанию дуализма государства и права» [2, с. 511]. Провозглашаемый «дуализм» невозможен в концепции П.И. Новгородцева, поскольку социальные функции (или «идея») государства и права тождественны: и то, и другое выступают инструментом умиротворения. Наконец, данная линия аргументации находит свое завершение в тезисе о делимости суверенитета. П.И. Новгородцев требует прийти к «различению суверенитета юридического и суверенитета политического. Власть, безграничная de jure, может de facto быть очень зависимой и связанной» [2, с. 410].
2. Идея логической иерархии естественного и позитивного права. Неясное в трудах П.И. Новгородцева взаимоотношение этих двух «суверенитетов» сосуществует с более примирительным отношением естественного и позитивного права. Ученый предлагает обновленную версию концепции самообязывания. Он полагал, что устранение противоречия в этой концепции переформулирует ее как естественно-правовую доктрину, дополняя представлением о нескольких источниках права. Философ писал: «для того, чтобы найти научное понятие права, надо выйти за пределы формальной юриспруденции и поставить право в связь не с формальными, а с его реальными источниками. Тогда-то и откроется возможность многообразной научной характеристики его - исторической,
социологической, психологической, философской» [2, с. 419]. Вмес-те с тем приоритетный -идеальный - источник права не имеет юридической силы*. Он действует в силу своей интеллектуальной и моральной обязательности. П.И. Новгородцев полагает необходимым признать, что «связанность государства правом имеет в действительности не только формальный, но и материальный характер, что в существующем правосознании государство имеет перед собою некоторый молчаливо им признаваемый предел» [2, с. 515]. Фактическое (материальное) господство идеального источника права закрепляется тем, что его субъектом выступает правосознание, персонализированное во множестве индивидуальных сознаний и в этом смысле не имеющее границ для своего распространения и влияния. Государство в принципе не может контролировать состояние правосознания и вынуждено следовать за его изменениями.
При этом государство не выступает монопольным источником права. Правообразование проходит вне его участия. Ученый отмечал: «по отношению к этим нормам государство является лишь органом, а не творцом: оно так же мало создает субстанциональные основы права, как мало создает оно драгоценные металлы, из которых чеканит монету. Оно дает праву определяющую его форму, но содержание для этой формы властно определяется жизнью и высшую санкцию свою находит в нравственном сознании» [2, с. 511]. Формальный источник выступает субсидиарным, но в таковом своем значении он не противоречит государственному суверенитету**. Установленный приоритет естественного права не нарушает монопольного признания юридической силы лишь за позитивным правом. По мысли П.И. Новгородцева, «с формально-юридической точки зрения всякое право получает свое юридическое бытие - иначе говоря, свою форму и санкцию - от государства. Таким образом, и права свободы в государстве получают характер прав только на почве государственного признания. Но признать - как это часто уже разъяснялось юристами - не значит создать и вызвать к жизни» [2, с. 535].
Приоритет естественного права над позитивным юридически не закреплен и зависит от состояния правосознания. Это состояние является неустойчивым и обратимым. Ученый отмечал: «если в настоящее время мы признаем, что государственная власть небезгранична по отношению к народу, что, несмотря на свой правовой суверенитет, она поставлена в определенные границы, это объясняется как требование морального характера, как постулат естественного права» [2, с. 527]. Логический приоритет естественного права, однако, не находит прямого продолжения в реальном правовом процессе. Естественное право не господствует над правовыми субъектами с непреложностью физического закона. П.И. Новгородцев не был склонен доверять стихийным автоматизмам государственного развития и правосознания. Они не содержат весомых гарантий того, что право в существенной степени воплотит идею справедливости. Социальные интересы нечувствительны к доводам логики. Позитивное право всегда показывает компромисс между «идеей» права и интересами. Автор констатировал: «ни в каком положительном праве мы не найдем чистого воплощения нравственных начал: в каждом действительном праве отражается борьба сил, из которых слагается общественный процесс» [2, с. 511].
Таким образом, соединение двух трудносогласуемых тезисов - исключительной юридической силы государственного законодательства и подчиненности его идеальному источнику - достигалось за счет расширения правоведения за сферу специально-юридического (догматического) метода и сведения юридической конструкции государства к статусу технического и практического, а не гносеологического построения.
Литература
1. Гоббс Т. О гражданине // Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1989. Т. 1.
2. Новгородцев П.И. Государство и право // Вопросы философии и психологии. 1904. Кн. 74, 75.
3. Новгородцев П.И. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве / Предисл. А.П. Альбова. СПб.: Алетейя, 2000.
4. Новгородцев П.И. Нравственный идеализм в философии права // Проблемы идеализма: Исследования по истории русской мысли / Под общ. ред. М.А. Колерова. М.: Модест Колеров и «Три квадрата», 2002. Т. 8.
5. Новгородцев П.И. Право и нравственность // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 1995. № 6.
6. Новгородцев П.И. Сочинения. М.: Рарирет, 1995.
* В последующих работах П.И. Новгородцев не использует представлений об объективной телеологии права (как неоправданных онтологических допущениях), а предпочитает говорить о логической необходимости выведения следствий из «идеи» права.
* Автор определяет содержание этой концепции так: «она означает такое отношение к праву со стороны государства, при котором власть считает себя связанной теми нормами, которыми она связывает
подвластных». См.: Новгородцев П.И. Государство и право // Вопросы философии и психологии. 1904. Кн. 74. С. 513.
* П.И. Новгородцев стремился к тому, чтобы доказать значимость этой естественно-правовой конструкции для формальной юриспруденции. Идеальный источник не имеет юридической силы, но отсылка к нему обладает юридической значимостью. Без использования этой конструкции формальной юриспруденции невозможно легитимировать постоянные случаи нарушения правопреемственности. Автор писал: «для формальной конструкции права невозможно объяснить, каким образом новое право может иногда утверждаться на формальном нарушении прежнего права. Рассуждая последовательно, мы должны признать, что нарушение права может породить лишь состояние неправомерное. Если, однако, мы не отказываем в признании новому порядку, возникшему с формальным правонарушением на место старого, то только потому, что этот новый порядок, формально-неправомерный, может оправдать себя по материальным моментам». См.: Новгородцев П.И. Государство и право // Вопросы философии и психологии. 1904. Кн. 74. С. 515.
** П.И. Новгородцев полагал, что в свете естественно-правовой теории понятие государственного суверенитета должно быть уточнено и понято как основание правового равенства: «в своем идеальном определении суверенное государство является опорой не против прав личности, а против бесправия и неравенства, против привилегий и монополий, против выделений и исключений. Эта идеальная цель указывает и его средства, и его границы. Сущность суверенитета не в том, чтобы он был синонимом всемогущества, а в том, чтобы суверенная власть имела достаточно могущества, чтобы явиться единым правотворящим источником». См.: там же. С. 520.