Сонеты К. Д. Бальмонта Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 821.161.1.09

СОНЕТЫ К.Д. БАЛЬМОНТА

Жидиханова К.А.

В статье представлен анализ художественных особенностей сонетов К.Д. Бальмонта. Установлен устойчивый признак функционирования жанра в лирике поэта, выразившийся в явном стремлении к экспериментаторсту и разрушению традиционной формы классического сонета.

Ключевые слова: К.Д. Бальмонт, сонет, система рифмовки, символ, смысловой параллелизм, лирический субъект, антитеза, тематический диапазон.

K.D. BALMONT S SONNETS

Zhidikhanova K.A.

The article presents an analysis of the art features of K.D. Balmont's sonnets. Stable feature of functioning of the genre in the poet's lyrics is established, what was expressed in a clear effort to experiment and the destruction of the traditional forms of classical sonnet.

Keywords: K.D. Balmont, sonnet, rhyming system, symbol, semantic parallelism, lyrical subject, antithesis, thematic range.

Вершиной русского сонета считаются произведения, включенные в сборник К.Д. Бальмонта «Горящие здания», так как в них отразились все икания, свойственные эпохе символизма.

Значимость жанра для Бальмонта была отмечена еще в начале XX века: «Самосознание поэта - этот центральный мотив «Горящих зданий» - выражено в тесной связи с прославлением этой трудной и традиционной, вполне установленной поэтической формы: сонет, что влек Бальмонта смолоду. В форме сонета прощается навсегда поэт с представителями рассудочности, отвергающей все таинственное...» [1, с.48].

Не случайно количество сонетов в сборнике равно числу строк сонета - 14. Сонеты К.Д. Бальмонта демонстрируют мастерское вкрапление символа в строго очерченную форму и являются доказательством необыкновенного тематического разнообразия данного жанра. Кроме того, поэт предстает неким де-

миургом, провозвестником будущего, выступает как звено, связующее обыденный мир с миром воображаемым. В основе художественных образов поэта - не столько переживание реальности, сколько отражение сознания творца, его духовной жизни. Именно поэтому большая часть сонетов сборника посвящена внутренним переживаниям поэта, размышлениям о том, что подвластно творческой личности.

Сам К.Д. Бальмонт в сборнике «Горящие здания» раскрывает сущность философии, открывшей ему новизну творчества и ощущение слитности с мировым целым, вселенской гармонии: «Я отдаюсь мировому, и мир входит в меня. Мне близки и звезды, и волны, и горы. Мне близки звери и герои... мне близки все, мне понятно и дорого все» [4, с. 36].

Сонет «Крик часового» открывает сборник К.Д. Бальмонта, и именно в этом образе

выражено представление поэта о собственном предназначении, о роли искусства и творчества в жизни общества.

Одним из значимых мотивов стихотворения становится мотив тишины. Эта пугающая тишина является символом приближающейся смерти, но есть и жизнь, и она связана с духовной сущностью поэта: «Все спят. Все спит. И пусть. Я - верный - тут...» [2, с.3].

Бытовая ситуация отдыха солдат перед боем представляется как своеобразный переход от жизни к смерти. Поэт подчеркивает иллюзорность всего того, ради чего живут и погибают его герои:

Сады, пещеры, замки изо льда, Забытых слов созвучные узоры, Невинность чувств, погибших навсегда... [2, с. 3]

Солдаты представляются как обыкновенные люди, живущие по земным законам. А им противопоставлен часовой, которому, в отличие от других, открыто всеведение, дар предчувствия.

Бытовая сцена превращается в предвестие апокалиптической картины. Символичен и призыв: «Товарищи, товарищи, проснитесь!». Совершенно очевидно, что в нем звучит обращение не к конкретным, усталым от боев людям, а к обществу и даже миру, прозябающему в бездействии, во сне. Однако лирический герой верит, что жизнь еще можно возродить, остановить разрушение и смерть.

В сонете «Конец мира» проявляются пессимистические настроения поэта, а оценки мира становятся более жесткими. Самим названием раскрывается отношение лирического героя к тем, кто его окружает. Поэт вновь рисует картину Апокалипсиса:

Могильным блеском вспыхнул серный зной, И души, как листы цветов лесные, Горят, - кипит, свистит пожар лесной [2, с. 75].

Весь сонет пронизан осознанием неспособности человечества к спасению. Причины этого лирический герой видит в бытие современников, живущих безнравственно во «лжи» и «позоре».

Пессимистические установки реализуются в завершающей части сонета. Люди опошлили все и живут, нарушая естественные законы природы:

И свод небес, как купол вырезной, Не звездами заискрился впервые, А гнилостью, насмешкой над весной

[2, с. 75].

В сонете «Разлука» поэт испытывает неприязнь ко всему прозаическому. Его лирический герой отчужден от привычной человеку жизни, подчеркнуто безразличен к условностям морали и быта. Своеобразным девизом лирического героя становится утверждение: «живите скорей» - это предвестие трагического столкновения мира с будущем. Небывалая множественность впечатлений, быстрота их смены ведет к укороченности переживаний:

Где б ни был я, - я всем чужой всегда.

Я предан переменчивым мечтаньям,

Подвижным, как текучая вода.

Но никогда, о сердце, никогда

С своим я не встречался ожиданьем [2, с. 18]

Своеобразным итогом размышлений лирического героя становится утверждение «Никто меня не любит, как земля!», в котором выражен мотив тотального одиночества.

Так, мотивы жизни и смерти в сонетах у К.Д. Бальмонта часто оказываются антитетичными: лирический герой одновременно и верит в светлый исход и в возрождение человечества, и сомневается в возможности светлого будущего.

Синтез Космоса-Хаоса у поэта не менее интересен. Например, в сонете «Уроды» Бальмонт славит «бедных уродов - кривые кактусы, побеги белены и змей и ящериц отверженные роды», славит «чуму, проказу, тьму, убийство и беду, Гоморру и Содом». Трагизм бытия, страх перед жизнью, хаос чувств, впечатлений, в который ввергает человека окружающая действительность, остро ощущаются лирическим героем.

Поэт выступает как носитель христианских представлений, отвергающий пороки. К Библии восходит и образ городов Гоморры и Садома: «И Господь одожди на Содом и Го-морр жупел, и огнь от Господа с небесе. И преврати грады сия, и всю окрестную страну, и вся живущая во градех, и вся прозябающая от земли» (Быт. 19:24-25):

Чума, проказа, тьма, убийство и беда,

Гоморра и Содом, слепые города... [2, с.

90]

Однако следует отметить, что из грядущих бед Апокалипсиса поэт выбирает только две: болезни и войну. В «Откровении Иоанна Богослова» эти испытания последних дней человечества связаны с Всадниками Апокалипсиса. Один из них - всадник на «бледном» коне

- несет «Чуму» и «Мор»: «И видех, и се, конь блед, и седяй на нем, имя ему смерть: и ад идяше вслед его: и дана бысть ему область на четвертей части земли убити оружием и гладом, и смертию и зверьми земными» (Откр. 6:8) Убийство и беда ассоциируются с Всадником Апокалипсиса на рыжем коне, олицетворяющем войну: «И изыде другий конь рыжь: и седящему на нем дано бысть взятии мир от земли, и да убить друг друга: и дан бысть ему мечь великий» (Откр. 6:4)

Сам же сонет строится на прямом смысловом параллелизме: современное общество представляется как толпа уродов, вызывающих чувство глубокого сострадания. Если в сонетах «Крик часового» и «Конец мира» поэт прямо обвинял человечество в грядущем конце света, то в «Уродах» он стремится объяснить причины перерождения проблемами общественного характера: «Убогие рабы, не знавшие свободы...» Люди, живущие вне свободы, не могут сохранять в себе человеческое начало.

Духовное же освобождение человечества лирический герой Бальмонта видит в Вере, в обращении к Богу:

О есть же и для вас в молитве череда! Во имя господа, блаженного всегда, Благословляю вас, да будет счастье с вами! [2, с.90]

При этом сам лирический герой представляет себя демиургом. Он находится над толпой, поэтому и способен видеть и чувствовать больше, чем простые смертные. Творческое «Я» превращается у Бальмонта в некий абсолют, которым уравнивается все: добро и зло, правда и ложь.

Вместе с тем Бальмонт рисует мистический порыв от земли в потусторонний мир. Так, в сонете «Бретань» мертвые представлены растворенными в окружающем мире: «Как сонмы лиц, глядят толпы утёсов,/ Седых, застывших в горечи тоски./ Их было много, сумрачных матросов./ Они идут. Гляди! В тиши ночной/ Идут туманы бледной пеленой» [2, с.104].

Содержательная сторона сонета совершенно не характерна для Бальмонта конца 90-х. Позже, во вступительной статье «Костры мирового слова» к сборнику «Зов древности» Бальмонт напишет: «Я давно сроднился с замыслами древних космогоний» [3, с. 9] и подчеркивал, что хочет слышать «подземные голоса и зовы времен отошедших» [2, с. 10]. Без этого комментария была бы непонятна и ос-

новная мысль сонета «Бретань», потому что в нем поэт отказывается от собственного, пусть и пессимистического, мировидения.

Сила земли и земной смерти преобладающие образы в сонете. Луна - традиционный символ трансцендентности - оказывается во власти земли. Природа в сонете персонифицирована, а острова уподоблены живым существам.

Однако центральным образом стихотворения является Океан. В первой строфе о нем лишь упоминается (угрюмы волны), во второй разворачивается необыкновенная мощь Океана. Не случайно и то, что слово «Океан» выделено заглавной буквой. Так поэт подчеркивает его символическую сущность. И в конечном итоге, стихия воды оказывается той силой, которая подчиняет себе все.

Образная система «Бретани» получает свое развитие в сонете «Утопленники», но, в то же время, она полностью переосмысливается.

Мои мечты, как мертвые в Бретани,

Неумолимо бродят вкруг меня.

Они хотят, в забвение обиды,

Молитв заупокойной панихиды[2, с.

104].

В итоге отрицается любовь, что является следствием хаоса мыслей и чувств:

Любовь! Лишь ты уйти не хочешь!

Ты медлишь? Угрожаешь мне? Пророчишь?

Будь проклята! Будь проклята! Аминь! [2, с. 105]

Своеобразно Бальмонт подошел и к проблеме свободы. Человеческое «Я» превращается у поэта в некий абсолют, в котором уравнивается добро и зло. В образе скорпиона происходит самоотражение лирического героя, соединяющего чуткость и бездушие, добрую и злую волю. Это определяется пантеистическим пафосом всеоправдания мира, многообразие которого пытается постичь поэт, сочетая и высокое, и низкое. В сонете «Скорпион», симво-лико-аллегорическом по своему содержанию, лирический герой уподобляет себя страшному существу, которое ощущает ненависть всего мира. Смерть он принимает как освобождение от земных страданий:

Я гибну. Пусть. Я вызов шлю судьбе,

Я смерть свою нашел в самом себе,

Я гибну скорпионом - гордым, вольным [2, с. 3].

Лирический герой Бальмонта утвержда-

ет, что, даже умирая в плену, можно остаться верным самому себе и свободным духовно. Собственную исключительность он видит в том, что и жил, и умирает духовно свободным, и это поднимает его над толпой, делает избранным.

Есть у Бальмонта сонеты, в которых он, так же как и В.Я. Брюсов, изображает действительность и одновременно вводит лейтмотив свободы. Так, в сонете «Проповедникам» Бальмонт пишет:

Нам в звонах наслаждение одно,

Мы духи струн мирских на шумном пире.

Но вам, врагам, понять нас не дано... [2, с.

13]

В целом сонет обращен к творцам. По сути, в нем весь мир поделен на две части: тех, кто способен передавать красоту, живущих творчеством, и тех, кому доступно лишь рациональное. Этот сонет является гимном жанру, творчеству и самому лирическому герою. Он ощущает себя связующим звеном между высшим началом и рациональной обыденностью, своеобразным носителем духа «пенья». При этом поэтический дар он ощущает как природный:

Есть много струй в подлунном этом

мире,

Ключи поют в пещерах, где темно,

Звеня, как дух, на семиструнной лире,

О том, что духам пенье суждено [2, с.

31].

В целом же, концепция творца и творчества в сонетах К. Д. Бальмонта полностью совпадает с общими для ранних символистов представлениями. Он ощущает свою богоизбранность, чувствует связь с трансцендентным, считает, что является глашатаем истины, которому подвластно и позволено все.

Собственное видение мира и отношение к нему творца, глубоко индивидуальное, раскрывается в сонете с «говорящим» названием «Проклятые глупости». Лирический герой принимает мир таким, какой он есть, со всеми его болями, страданиями, но не приемлет ограниченность ума:

Увечье, помешательство, чахотка,

Падучая, и бездна всяких зол,

Как части мира, я терплю вас кротко. [2, с. 25]

Но мерзок сердцу облик идиота,

И глупости я не могу понять! [2, с. 26] Не случайно сонет назван «Проклятые глупости» - поэт проклинает глупость, как до этого проклинал любовь.

Не изменяя своим пристрастиям к символу, Бальмонт в сонете «Хвала сонету» сравнивает сонет с красивой девушкой:

Люблю тебя, законченность сонета, С надменною твоею красотой, Как правильную четкость силуэта Красавицы изысканно-простой... [2, с.

26]

Но здесь поэт также параллель чудодейственных чар девушки и сонета. Для него сонет - это прекрасная Муза, способная как вдохновлять, так и обрекать на страдания и душевные мучения:

Да, истинный сонет таков, как ты, Пластическая радость красоты, -Но иногда он мстит своим напевом.

И не однажды в сердце поражал Сонет несущий смерть, горящий гневом,

Холодный, острый, меткий, как кинжал [2, с. 28].

В сонете «Я не из тех» герой претендует на роль сверхчеловека, которому ясна и открыта суть жизни, высший смысл:

В моих зрачках - лишь мне понятный

сон,

В них мир видений зыбких и обманных, Таких же без конца непостоянных, Как дымка, что скрывает горный склон [2, с. 28]

Он противопоставляет себя толпе обывателей исключительностью своих чувств и особой зоркостью, позволяющей видеть в повседневном и прозаическом мерцание всемирного бытия:

И в цепи гор, для глаза вечно-новых, Как глетчер, я снега туда вознес, Откуда виден мир в своих основах! [2, с.

29]

Однако уже в сонете «Путь правды» герой не выступает сверхчеловеком. Он полон светлых чувств и любви к миру:

Бездонность сумрака, неразрешенность

сна,

Из угля черного - рождение алмаза [2, с.

29].

Он пытается объяснить миру тайные возможности человека:

У каждого в душе есть мир незримых

чар...

Как в каждом дереве зеленом есть пожар,

Еще не вспыхнувший, но ждущий про-бужденья[2, с. 30].

В сонете звучит призыв прикоснуться к глубинам души, познать себя, пойти путем правды и получить от этого наслаждение:

Коснись до тайных сил, шатни тот мир, что спит,

И, дрогнув радостно от счастья возрожденья,

Тебя нежданное так ярко ослепит[2, с.

30].

Лирический герой упивается этой свободой, к которой стремился, а испытать это блаженство ему помогает «луч священного экстаза». Поэтому не случайно название следующего сонета - «Пробуждение». Здесь герой устремляется в будущее, он открыт для нового и видит в нем только прекрасное, светлое:

Неисчерпаем блеск того, что суждено...

Туманы превратив в разорванные тучи, Ток огненных полос коснулся вышних

гор,

И в глубину долин, светясь, глядятся кручи.

Там нежный сон садов, там синий свет

озер,

И пробужденья чувств, несознанно-могучи, Сливают шум листвы в один протяжный хор [2, с. 8].

В заключительном сонете «Предвещание» лирический герой «всему и всем сочувственный двойник.» При этом он отказывается от земного существования ради трансцендентного:

Я ввысь иду по лабиринтным кручам, Судьба зовет, покой пустынь велик, И стих в душе звучит ключом гремучим [2, с. 32].

Минуты высокого вдохновения осмысливаются в сонете как подлинный взлет личности, как магическое таинство, позволяющее отыскать в музыке мира свой заветный идеал.

И снова используются в тексте прямые мировоззренческие установки символизма, душа поэта тянется к далекой заветной звезде: Туда, туда! За грани вечных гор! Вершины спят. Лазурь, покой, простор. Властительны невидимые чары.

В предсмертной мгле дрожит одна звезда,

Над дольней тьмой, где дымные пожары.

Вершины спят. Скорей! Туда, туда! [2, с.

34]

Таким образом, К.Д. Бальмонт в своих сонетах стремился постичь земное и небесное, не столько противопоставить, сколько соединить эти два начала. Он стремился уловить и понять духовные метания человека и пришел к утверждению, что только жажда жизни, умение принять страдания и победить их, помогут человечеству подавить зло и установить гармонию. Земная жизнь воспринимается поэтом как часть великой мистерии, грандиозного действа, развертывающегося на просторах вселенной. Человек же должен ощутить ход вечности и раствориться в нем.

В сонетах сборника «Горящие здания» Бальмонта ощутима смена идейно-художественных установок поэта: переход к от импрессионизма к символизму, который открывал перед поэтом новые возможности. Метафоричность стиля, характерная для предшествующего периода творчества поэта, сохраняется, но на первый план выдвигается, безусловно, символ как знак, передающий субъективное представление о мире. Так, каждые из четырнадцати поэтических строк превращаются в раздумье на вечные темы и становятся исповедью души поэта.

Литературоведение

Список литературы

1. Аничков Е.В. Бальмонт// Русская литература XX века. 1890-1910 / Под ред. С.А. Венгерова. М.: Республика, 2004. С. 43-62.

2. Бальмонт К.Д. Горящие здания. Лирика современной души. М.: Осень-Скорпион, 1899.

170 с.

3. Бальмонт К.Д. Зовы древности. Гимны, песни и замыслы древних. Египет, Мексика, Майя, Перу, Халдея, Ассирия, Индия, Иран, Китай, Океания, Скандинавия, Эллада, Бретань. Берлин: Слово, 1923. 320 с.

4. Бальмонт К.Д. Избранное: Стихотворения. Переводы. Статьи / Сост. Д.Г. Макого-ненко. М.: Правда, 1990. 608 с.

5. Бальмонт К.Д. Стозвучные песни: сочинения / Сост., предисл., примеч. П. В. Ку-прияновский, Н. А. Молчанова, ред. А. М. Ильичев. Ярославль: Верхне-Волжское книжное издательство, 1990. 336 с. Бальмонт К.Д. Избранное: Стихотворения. Переводы. Статьи / Сост. Д.Г. Макогоненко. М.: Правда, 1990. С. 36.

Об авторе

Жидиханова Карина Александровна - аспирант кафедры истории русской литературы XI-XIX вв., Орловский государственный университет имени И.С. Тургенева, [email protected]