CC BY
547Я • 7universum.com
vEL UNIVERSUM:
//л филология и искусствоведение
СОН КАК ХАРАКТЕРИСТИКА ГЕРОЯ В АСПЕКТЕ ОТНОШЕНИЯ К ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ (на материале произведений Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова)
Иванова Евгения Сергеевна
аспирант кафедры русской литературы Тамбовского государственного технического университета,
РФ, г. Тамбов E-mail: prickl [email protected]
THE MOTIF OF DREAM AS CHARACTERISTIC HERO IN THE CONTEXT RELATIONSHIP TO REALITY (on the works of N.V. Gogol and M.A. Bulgakov)
Ivanova Evgenia
Post-Graduate student of the Tambov State Technical University,
Russia, Tambov
АННОТАЦИЯ
В статье представлены результаты исследования мотива сна как характеризующего средства в аспекте отношения к действительности в произведения Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова. Статья представляет специальный анализ прогнозирующей и комментирующей функции приема сна.
ABSTRACT
The paper presents the results of research on the motif of dream as characteristic hero in the context relationship to reality in the works of N.V. Gogol and M.A. Bulgakov. It presents a special analysis of the predictive and commenting function dream motif.
Иванова Е.С. Сон как характеристика героя в аспекте отношения к действительности (на материале произведений Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова) // Universum: Филология и искусствоведение : электрон. научн. журн. 2014. № 2 (4) . URL: http://7universum.com/ru/philology/archive/item/1002
Ключевые слова: мотив сна, характеризующая функция, прогнозирующая функция, комментирующая функция, отношение к действительности.
Keywords: the motif of dream, characterizing function, predictive function, commenting function, relationship to reality.
В истории русской литературы использование мотива сна является плодотворной традицией. Мы обнаруживаем прецеденты снов в произведениях А. Погорельского, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, И.А. Гончарова, И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, М.А. Шолохова и других русских мастеров слова.
В нашей работе изучается мотив сна в творчестве двух русских писателей-мистиков: Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова. В их творчестве сон — постоянный участник произведений, выполняющий множество функций.
Множество трудов уже написано по данному вопросу (О.В. Дедюхина, Ю.О. Ершенко, Ю.А. Кумбашева. Н.А. Нагорная, Е.И. Рабинович, О.И. Акатова, В.В. Зимнякова, Л.Е. Хворова, И.М. Попова и др.), но наше исследование проходит в рамках сравнительно-сопоставительной работы, где мы рассмотрим характеризующую героя функцию сна в произведениях Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова в аспекте отношения к действительности, что ранее исследовано не было и является новым направлением в гоголе-и булгаковедении.
Актуальность выбранной темы обусловлена повышенным интересом литературоведения к проблеме культурного диалога Гоголь-Булгаков на основании использования мотива сна в литературном произведении. В этом отношении произведения талантливейших русских писателей Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова с использованием сновидческого мотива представляют собой самобытную органическую часть художественного мира каждого из писателей.
Цель настоящей работы — выявить художественное своеобразие мотива сна как характеризующего средства в аспекте отношения героя к действительности.
В качестве объекта исследования выбраны повести Н.В. Гоголя «Невский проспект», «Портрет», роман М.А. Булгакова «Белая гвардия», в которых наиболее ярко отразились художественные и мировоззренческие представления писателей, основанные на использовании приема сна.
В качестве теоретико-методологической базы использованы труды русских и зарубежных философов: Ю.М. Лотмана, Н. Малькольма, И.А. Розова, П.А. Флоренского, З. Фрейда, Э. Фромма, в которых рассмотрены вопросы сна и сновидений в их общей и частной характеристике, а также затронут вопрос использования приема сна в литературе; учтен опыт исследований советских и современных гоголе - и булгаковедов (В.Г. Боборыкина, З.Г. Галинской, В.В. Зимняковой, Е.А. Иваньшиной, Ю. Кондаковой, с. Кульюс, Кан Су Кюна, Т. Поздняевой, И.С. Урюпина, Л.Е. Хворовой, И.М. Поповой) посвященных изучению различных аспектов творческого наследия писателя и, в частности, касающихся в некоторой степени осмысления мотива сна в произведениях М.А. Булгакова.
В процессе исследования применялись текстологический, культурно-исторический, сравнительно-исторический, аксиологический методы и подходы.
Научная новизна работы заключается в рассмотрении и истолковании характеризующей функции мотива сна в названных произведениях в аспекте отношения к действительности. Раскрывается уникальность и идейная художественная значимость изучаемого мотива в творчестве Н.В. Гоголя и М.А. Булгакова, оригинальный авторский взгляд. Данная работа способствует расширению представлений о художественном методе каждого из писателей.
Чтобы приступить непосредственно к реализации поставленной цели, разберемся с ключевым понятием. Что же такое мотив сна в литературе?
В.Е. Хализев в «Теории литературы» под мотивом понимал звенья произведения, отмеченные внутренним, невидимым курсивом, который подобает ощутить и распознать чуткому читателю и литературоведу-аналитику [11, с. 172]. Русский филолог А.Н. Веселовский понимал мотив как «простейшую повествовательную единицу», ложащуюся в основу произведения [11, с. 172]. Такое понимание мы взяли за основу в своем исследовании, расширив определение функциональной характеристикой мотива сна.
Взгляд на мотив, его место в литературе и конкретном произведении менялся от восприятия мотива как компонента произведений, обладающего повышенной значимостью (семантической насыщенностью), «пикового» момента воплощения авторской концепции, до представления о мотиве как «внеструктурном» начале, как о достоянии не текста и его создателя, а ничем не ограниченной мысли толкователя произведения [11, с. 172—173].
Взгляды эволюционируют, но неизменным остается одно — значимость мотива в тексте, его актуальность, его внутренняя целостность. Каждый исследователь выделяет в понятии «мотив» ту или иную сторону, определяющуюся предметом исследования, целями, рядом других причин. Так, например, Б.М. Гаспаров обращает внимание на свойство мотива, называет единственным, что может определить мотив, — это его репродукцию в тексте [2, с. 30—31].
В словаре С.И. Ожегова, Н.Ю. Шведовой «мотив» имеет несколько значений, одно из них можно выделить как базовое: «проходящие через художественное произведение компоненты формы, элементы сюжета или темы, настроения» [9].
Художественный мотив сна является сюжетообразующим фактором в эстетическом мире Н.В. Гоголя в сборниках «Петербургские повести» и «Миргород».
В повести «Невский проспект» Н.В. Гоголя сон как часть жизни персонажа обнаруживает параллели с реальной действительностью как в сознании самого
сновидца, так и в сознании читателей, творя «своеобразную мифологическую историю, в которой правда пересекается с вымыслом» [4]. Исследователь Г.А. Гуковский обращает внимание на параллелизм планов — реального и фантастического в произведениях Н.В. Гоголя («Пропавшая грамота», «Вечер накануне...», «Ночь перед Рождеством», «Страшная месть», «Заколдованное место», «Вий», «Сороченская ярмарка», «Майская ночь.» и другие), что, по его мнению, «не только не исключает, но предлагает вхождение фантастических деталей в реальный план» [4, с. 62, 72; 10, с. 101]. Фантастика здесь «.воплощает совершенно искаженное, ненормальное, ни в какое здоровое понимание вещей не укладывающееся представление о жизни, о людях, о ценном и дурном». У Гоголя происходят «вещи необыкновенно страшные в мире совсем не фантастическом, не миражном, не воображаемом, а в реальнейшем Петербурге.» [4, с. 280; 10, с. 102].
Ю. Манн в книге «Поэтика Гоголя» также говорит о возможности двоякого («фантастического» и «реального») прочтения произведений Гоголя. В своей работе автор рассматривает приемы мотивированной фантастики в творчестве писателя: сон, слухи, галлюцинация, сумасшествие и другие, а также формы выражения странно-необычного в плане изображаемого: «странное и неожиданное в суждениях персонажей», «странное в поведении вещей», «дорожная путаница и неразбериха», «непроизвольные движения персонажей» [8, с. 72—127].
Сон создает для художника Пискарева сладкую иллюзию, которая для персонажа становится дороже и ценнее реальной жизни. Именно в «пошлом гадком сне» герой осуществляет мечту, находит счастье и красоту, вдохновляющую его: «О, как отвратительна действительность! Что она против мечты?» [3, с. 32]. Герой оказывается вовлечен в мир иллюзий, он не желает существовать в реальности, где все вокруг кажется ничтожным и гадким. По пробуждении Пискарев испытывает потребность снова и снова возвращаться в мечты. Сновидения постепенно становятся смыслом его существования, «он, можно сказать, спал наяву и бодрствовал во сне» [3, с. 33].
Можно предположить, что герой является носителем и выразителем мыслей автора. Примечательно, что «жертва безумной страсти, бедный Пискарев, тихий, робкий, скромный, детски-простодушный, носивший в себе искру таланта, быть может, со временем бы вспыхнувшего широко и ярко», осознает себя частью реальной жизни и намеренно сталкивает ее с миром сновидения: «Боже, что за жизнь наша! вечный раздор мечты с существенностью!» [3, с. 39—40, 35]. Герой уже не желает и не умеет существовать в пошлости, обыденности, реальности, и сон как поэтическое средство прекрасно демонстрирует это.
Попытки уйти от действительности заканчивается гибелью героя, который отказывается подчиняться законам бытия, желает освободиться от власти среды. Пискарев пытается творить новую художественную реальность в мире сновидений.
Новая реальность создается и осмысливается во снах героев романа «Белая гвардия» М.А. Булгакова.
О «двуслойности» прозы М.А. Булгакова говорили И. Золотусский, В.В. Сахаров, В.В. Зимнякова, Е. Яблоков, отмечали, что сны объясняют то, что необъяснимо, что соотношение между «сном» и «явью» «вписывается у Булгакова в общую коллизию времени и вечности» <...>, что историческая реальность «сама зачастую предстает как «онироидная», подобная сну» [6, с. 42; 11].
Пережившие военные потрясения, личные потери, центральные персонажи произведения желают изменить реальность, хотят забыть ужасы действительности, превратить их в ужасный сон, от которого вот-вот пробудятся.
В «Белой гвардии» сны видят только обитатели дома № 13 на Алексеевском спуске. Центральным звеном, организующим поэтическую онирическую систему произведения, являются сны Алексея Турбина. Один из заключительных снов романа - сон Турбина о рае — перекликается с «простым и радостным, как солнечный шар», сном Петьки Щеглова,
с «нелепым и круглым» сном Василисы и с видением часового у бронепоезда [1, с. 343, 349]. Объединенные представлениями героев об идеальном пространстве и мире, они образуют единое поле, противопоставленное кошмарам в дореволюционное время. Например, сон-кошмар Турбина и сон о Городе, выполняющие прогнозирующую функцию. Революционное время, например, характеризует воспоминание, похожее на сон, об «умершей громаде университета». Этот сон Николки выполняет комментирующую функцию.
Открытый финал в форме снов позволяет писателю передать зыбкость времени и тревогу, психологическую и социальную неустойчивость героев, их растерянность при выборе своего пути, при этом предоставляя возможность читателю стать соавтором, сотворцом. Финальные сны «Белой гвардии» еще не сбылись, покой герои пока не обрели, но таким образом Булгаков проецирует будущее, моделирует его, оставляет надежду, веру в хорошее.
Так же, как и у Гоголя, булгаковские герои существуют на грани посюстороннего и потустороннего миров. Мир сновидений для них оказывается привлекательнее действительного, ведь там они счастливы, свободны, согреты, неодиноки. Возникает вполне логичный вопрос о смысле их недолгого существования в мире, где они вынуждены страдать: «Заплатит ли кто-нибудь за кровь?» [1, с. 342].
Своеобразным напоминанием о конечности, бренности человеческого бытия, о жалких попытках выбраться из страшного мира действительности является сон Николки о паутине. Герой находит новую, манящую его реальность: «Самое главное пробраться сквозь эту паутину, а то она, проклятая, нарастает, нарастает и подбирается к самому лицу. И чего доброго, окутает так, что и не выберешься! Так и задохнешься. За сетью паутины чистейший снег, сколько угодно, целые равнины. Вот на этот снег нужно выбраться, и поскорее...» [1, с. 207].
Границы сновидений Николки размыты, что помогает раскрытию характеристики состояния героя, а также создает эффект сновидческой
реальности. Нечеткость временных границ, неясность происходящих событий отражаются не только во сне Николки, мы их находим в подаче событий как разговоров, слухов во сне Алексея Турбина, в отрицании происходящего во сне Василисы, «будто бы никакой революции не было, все была чепуха и вздор» [1, с. 343].
Сны в романе М.А. Булгакова выполняют не только прогнозирующую судьбы персонажей и комментирующую события функции, что в свою очередь помогает раскрытию характеров персонажей, но и помогает организовать повествование. Сон для автора — возможность наиболее адекватно воплотить свое мировидение, отношение к описываемым событиям, возможность включить читателя в особый художественный мир, где он являлся бы и соавтором, и соучастником происходящего.
Характеристики отношения героев к реальности в романе Булгакова «Белая гвардия» и в повести Гоголя «Невский проспект» обнаруживают ряд сходств. Во-первых, они строятся на антитезе «сон — явь». Во-вторых, пространство сна наиболее привлекательно для героев, а пространство яви оказывается чужим и враждебным. В повести Гоголя «все обман, все мечта, все не то, чем кажется!» [3, с. 56], Петербург неласков, холоден, призрачен. Похожее мы наблюдаем и в булгаковском романе: «Ах, страшная страна Украина! Туманно... туманно...» [1, с. 201]. Внешний мир враждебен героям, они в нем чужие. Конфликт «свой-чужой» раскрывается в названных произведения по-разному: у Гоголя художник Пискарев пытается убежать и от, и из действительности; у Булгакова герои пытаются примириться с условиями «чепуховатого» мира, подстроиться под них [1, с. 187]. Попытка бегства оказывается губительной для талантливого Пискарева, но и позицию «подстройки» под условия реальной жизни Гоголь не считает спасительной, о чем свидетельствует история героя повести «Портрет». Булгаков также не дает в своем произведении однозначного ответа, что подтверждается открытым финалом романа, где герои уже перестают испытывать страх, но еще не обретают покоя.
Герой повести «Портрет» Н.В. Гоголя, художник Чартков, также характеризуется посредством приема сна. Гоголь включает описание трех сновидений героя, размывая границы реалистического и онирического начал. Такой прием автор использует для создания особой атмосферы в повести, передачи тесной связи снов героя и реальности, в которой он существует, абсурдности происходящего. Андрей Чартков порой сам не различает, что ему снится, а что происходит на самом деле: «Ему казалось, что среди сна был какой-то страшный отрывок из действительности» [3, с. 111]. Гоголь и сам не дает четкого обозначения, когда заканчивается сон и воцаряется реальность. Фантастическое пространство «замаскировано», повествование в форме сна постепенно растворяется в пространстве общего повествования.
Молодой художник Чартков с головой погружается в работу, которая для него прекрасна, как сон: «Мог позабыть про всё, принявшись за кисть, и отрывался от нее не иначе, как от прекрасного прерванного сна» [3, с. 102]. Герой погружается в «творческий» сон, чтобы глубже постигать красоту невидимую, но чувствуемую, природную, божественную. Такую красоту способен уловить лишь гениальный взгляд художника, для которого творчество — процесс познания себя и окружающего.
Конфликт возникает тогда, когда возникает соблазн изменить свои условия и критерии оценки прекрасного ради хорошего заработка. Чартков все чаще задается вопросом: «Зачем я мучусь и, как ученик, копаюсь над азбукой, тогда как бы мог блеснуть ничем не хуже других и быть таким, как они, с деньгами» [3, с. 104]. Он все чаще высказывает свое желание быть богатым и принадлежать к высшему обществу. С покупкой «странного» портрета зло проникает в жизнь Андрея Чарткова, испытывая его на прочность.
Мысли о бедности и жалкой судьбе художника, о тернистом пути, предстоящем ему на этом свете, занимали его разум. Незаметно для самого таланта мысли его превращаются в страшный сон, где находит выход его желание разбогатеть: «Старик сел почти у самых ног его и вслед за тем что-то
вытащил из-под складок своего широкого платья. Это был мешок. Старик развязал его и, схвативши за два конца, встряхнул: с глухим звуком упали на пол тяжелые свертки в виде длинных столбиков; каждый был завернут в синюю бумагу, и на каждом выставлено: 1000 червонных.». Андрей не мог оторвать взгляда от блестевшего золота: оно настолько близко, настолько доступно. «Тут заметил он один сверток, откатившийся подалее от других у самой ножки его кровать в головах у него. Почти судорожно схватил он его и, полный страха, смотрел, не заметит ли старик» [3, с. 108]. Сердце бьется сильнее, мечты осуществились — золото в его руках. Художник просыпается полный отчаяния. «Неужели это был сон?» - сказал он, взявши себя обеими руками за голову; но страшная живость явления не была похожа на сон» [3, с. 109]. Вновь писатель использует антитезу, противопоставляя два сна героя.
Талантливый молодой человек, однажды нашедший в себе силы отказаться от подлинного творчества и стать «модным живописцем», теперь принимает условия современной ему жизни, обращается к мнимым ценностям, принятым большинством. «Теперь в его власти было всё то, на что он глядел доселе завистливыми глазами, чем любовался издали, глотая слюнки» [3, с. 117]. Молодой Чартков забывает о прежнем желании развивать свой талант, теперь «золото сделалось его страстью, идеалом, страхом, наслаждением, целью», его работы пишутся «с ловкостью и претензиями на светские замашки». «В его душе возродилось желание непреоборимое схватить славу сей же час за хвост и показать себя свету» [3, с. 135, 125, 119].
За осуществление своего желания герой платит дорогую цену: он «продает» свой талант, а вместе с тем душу [7, с. 149]. Желанная им действительность однажды оказывается самым страшным наказанием для героя, и он «узнал ту страшную муку, которая, как поразительное исключение, является иногда в природе, когда талант слабый силится высказаться в превышающем его размере и не может высказаться, ту муку, которая в юноше рождает великое, но в перешедшем за грань мечтаний
обращается в бесплодную жажду, ту страшную муку, которая делает человека способным на ужасные злодеяния» [3, с. 141].
В состоянии бешенства герой начинает скупать лучшие полотна художников и уничтожать их. С «истреблением» произведений искусства, герой хочет отомстить за совершенную им ошибку. Наконец всё это оборачивается для него тяжелой болезнью. «Жестокая горячка, соединенная с самою быстрою чахоткою, овладели им так свирепо, что в три дня оставалась от него одна тень только. К этому присоединились все признаки безнадежного сумасшествия» [3, с. 142].
Осознание беды поздно приходит к Чарткову. В попытках изменить прошлое, герой губит себя.
Таким образом, художественный прием «сон» в аспекте отношения к действительности в повестях Н.В. Гоголя становится основной характеристикой персонажа, не устоявшего под давлением собственных желаний и не выдержавшего крушения прекрасной мечты под бременем грубой реальности. Характеризующая функция реализуется также посредством двух других: прогнозирующей и комментирующей события функции. Как для Н.В. Гоголя, так и для М.А. Булгакова использование приема сна расширяет художественные авторские возможности, способствует раскрытию и передаче уникального авторского взгляда.
Список литературы:
1. Булгаков М.А. Белая гвардия. — Спб.: Издательская группа «Лениздат», «Команда А», 2013.
2. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы ХХ века. — М., 1994.
3. Гоголь Н.В. Петербургские повести. — М.: РИПОЛ классик, 2013. — 224 с.
4. Гуковский Г.А. Реализм Гоголя. — М.-Л., 1956.
5. Заяц С.М. Пути анализа литературного произведения/ [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://www.proza.ru/2013/06/02/1599 (дата обращения: 07.11.13).
6. Зимнякова В.В. Роль онейросферы в художественной системе М.А. Булгакова: дис. ... канд. филол. наук. — Иваново, 2007.
7. Иванова Е.С. Мотив сна в повести Н.В. Гоголя «Портрет» // Язык и культура: сборник материалов II научно-практической конференции. — Новосибирск. Изд. НГТУ, 2012. — С. 147—151.
8. Манн Ю. Поэтика Гоголя. — М. 1978.
9. Ожегов С.И, Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка/ [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://ozhegov.mfo/slovar/?q=М*&pg=69&md=N (дата обращения 4.02.13).
10. Паниткова Е.В. Традиции русской классики в творчестве В.С. Маканина 1980—90 гг.: Ф.М. Достоевский, М.А. Булгаков: дисс. .канд. филол. наук. — Орел, 2005.
11. Семенова С.Г. Русская поэзия и проза 1920-1930-х гг. Поэтика — Видение мира — Философия. — М, 2001.
12. Хализев В.Е. Теория литературы/ [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http: //modernlib.ru/books/halizev_v/teoriya_literaturi/read/ (дата обращения: 06.09.13).
