CC BY
97
Рецензии
Соловей Т. Д., Соловей В. Д. Несостоявшаяся революция: Исторические смыслы русского национализма. Серия: Записки
о древней и новой России. Вып. 3. М.: Феория, 2009. 440 с.
Ранее и совсем недавно мы уже обращались к работам Валерия Соловья, посвященным российской истории и русскому национализму (см.: Ковалев, 2009). И вот — новая монография, которую написали Татьяна Соловей и Валерий Соловей, вновь привлекла наше внимание. И это не случайно.
В последнее время немного найдется отечественных работ по социально-политическим наукам, которые могли бы побудить к дискуссии, вызвать читательскую заинтересованность. «Грантовая нива» оскудела, исследовательский энтузиазм имитировать долго не удается, общая атмосфера не располагает к научным штудиям. Понятно, что та работа, которая прикидывается «академической», отчет удачливого грантового конкурсанта (при все большей сомнительности принципа конкурсной конкуренции) или публикация ради пополнения списка публикаций (таких у нас подавляющее большинство!) неких субъектов, отбывающих «трудовую повинность» в научных отделах или на кафедрах — это в большинстве своем неинтересные, бесполезные как в теоретическом, так и в практическом плане тексты. Принципиально иной результат получается, когда авторы демонстрируют неподдельный исследовательский интерес к разрабатываемой теме, который подкреплен гражданским чувством и политической страстью. Именно такова вышедшая в 2009 г. книга «Несостоявшаяся революция. Исторические смыслы русского национализма».
Риски, которые возникают при сочетании интереса авторов к предмету своих исследований и ситуации, когда они «неровно дышат» по отношению к описываемому объекту, весьма велики. Можно впасть в апологетику или наоборот... Но, на наш взгляд, при изучении истории и перспектив русского национализма Соловьи удачно избежали крайностей субъективации в своих оценках и выводах. Спорить с ними можно сразу и в общетеоретических вещах, и по конкретным сюжетам истории русского национального самосознания. Но ведь для того и существуют научные дискуссии! Например, в теоретико-методологическом введении к своей книге авторы настаивают на том, что «у национализма гораздо больше оснований быть включенным в семью метаидеологий, чем у консерватизма» (с. 10). Так, кстати, считал и Р. Арон. То есть великие идеологии — это не традиционно упоминаемые социализм, либерализм, консерватизм и т. д., но место последнего
принадлежит национализму, у которого, по мнению авторов, есть идеологический инвариант в виде нации, а у консерватизма его якобы нет. (А как же насчет Традиции и Порядка?). Главное отличие самой националистической идеологии авторы видят в том, что «она провозглашает нацию выше всех других форм групповой солидарности и выше всех других принципов политической легитимности».
В пространном введении к «Несостоявшейся революции» объясняются теоретические подходы, с которыми солидаризируются авторы, дается историография проблемы, характеризуется социокультурный контекст изучения русского национализма и т. д. При рассмотрении эволюции национализмов авторы пользуются теоретической схемой Мирослава Хроха, согласно которой эта идеология проходит три стадии. На первой происходит научное обсуждение внешне аполитичных вопросов языка, истории и культуры; вторая стадия — это период агитации и пропаганды, распространение националистических идей среди населения; третья стадия знаменует массовую политическую мобилизацию и достижение национальных целей (на русском языке см.: Хрох, 2002).
Как и другие национализмы, русский развивается по схожей схеме, но какие-то факторы и в прошлом, и в настоящем сдерживают успешное развитие фазы С — политической мобилизации и достижения власти. Почему?
В целом, хотя в общетеоретических вопросах авторы не претендуют на какое-то новое слово, а используют уже имеющиеся наработки, книга интересна другим, а именно попыткой ответить на поставленный выше вопрос, проследить историю русского национализма в прошлом и настоящем, оценить его перспективы.
Она состоит из трех разделов, четырнадцати глав и концептуально очень важного заключения «Почему не состоялась национальная революция». Этот вопрос и разбирается в трех частях книги, посвященных соответственно дореволюционному, советскому и постсоветскому периодам отечественной истории. Русский (как и иной) национализм был противопоказан империи, то есть принципиально наднациональному государственному образованию. Но в отличие от окраинных национализмов, национальных движений других этносов, национализм русских представлял для Российской империи смертельную опасность, ибо уничтожал ее целиком, бил в самое сердце, лишал необходимых ресурсов и энергетики, носителями которых были великороссы. С другой стороны, и самодержавие оказывалось в очень сложном и противоречивом положении. Империя успешно расширялась и
достигала впечатляющих побед за счет сверхэксплуатации русского этноса, но сделать этот этнос по-настоящему главенствующим в континентальной империи было нельзя, не поставив империю на грань распада. Между тем русские национальные чувства пробудились и требовали своего.
Историки в своей книге последовательно прослеживают перипетии развития дореволюционного русского национализма в старообрядчестве, славянофильстве, среди русских интеллектуалов на рубеже прошлого и позапрошлого веков, наконец, в движении черносотенства. И представленный материал, и его авторская интерпретация крайне интересны и дискуссионны, поэтому нуждаются в подробном самостоятельном изучении. Упомянем только сюжет об отношении власти и патриотов-националистов. Отношение к последним со стороны имперских «верхов» всегда было в лучшем случае инструментальным. Их использовали, а затем бросали, не допуская к власти. Такова, например, судьба черносотенства, вокруг которого, кстати, нагорожено много несправедливых мифов, не имеющих ничего общего с научной объективностью. После того как Черная сотня помогла «выгнать красные тряпки с улиц» во время первой русской революции, движение было фактически предано царской администрацией. (Похожим образом ныне канонизированный последний русский царь поступил и со Столыпиным.) Поэтому при следующем приступе русской смуты монархия Романовых оказалась без какой-либо массовой опоры и была наказана за свою глупость и предательство самым жестоким образом. Впрочем, опора даже на самый широкий фронт русских националистов неизбежно превращала бы наднациональную империю в «национальное государство». На подобную модернизацию царская власть не захотела (не смогла) пойти, за что и поплатилась. В рецензируемой книге утверждается, что «старую империю обрушил не взрыв периферийных национализмов, сепаратизм и отпадение окраин, а бунт народа, который был ее историческим творцом» (с. 170).
Но улучшения жизни главному, по мысли авторов, творцу революции — русскому народу — её последствия не принесли. Симптоматично, что в книге первая глава называется «Нерусская империя» (таковой она была до революции), а раздел о коммунистическом периоде открывается главой «Антирусская империя». Что называется, «почувствуйте разницу»... Степень эксплуатации и угнетения русских при коммунистах (особенно если взять первые полтора десятилетия существования тоталитарной власти) был неизмеримо выше, чем при царях! А чего стоят
издевательства над деревней, военные потери, расход народных сил в «холодной войне» и т. д. Но (страшный парадокс!) история повторилась и в «красной» империи: «Коммунистический режим, подобно вампиру, высасывал из русских жизненные соки и подрывал их силу, тем самым разрушая краеугольный камень советского строя» (с. 200). Но при этом история русского национализма, который, по мысли авторов, мог бы (или давно уже должен был!) привести к так и не состоявшейся русской этнической революции в собственно русских интересах, — эта история опять окончилась поражением в конце очередного исторического периода.
Русский национализм, пусть и в очень ограниченном виде, возродился после наступления пресловутой «оттепели». В эпоху сталинского тоталитаризма никакие идейные альтернативы реально не были возможны. Все и всё в стране «колебалось вместе с линией партии» или превращалось в «лагерную пыль». Когда наступили более «вегетарианские времена», то национализм, наряду с «истинным коммунизмом» и либеральными идеями, стали основными оппонентами официальной версии марксистской доктрины, в которую верили все меньше и меньше. Важно, что развитие идеологического «андеграунда» в советские времена в немалой степени определило исход публицистических схваток эпохи «гласности», а значит, опосредованно, и последующую политическую судьбу государства российского.
Хотя автору рецензии приходилось читать по этой теме многое, встретиться с ее систематизированным изложением в исполнении авторов «Несостоявшейся революции» было крайне интересно. Татьяна и Валерий Соловей не щадят своих героев и их любимые мифы, хотя, безусловно, относятся к русским националистам с политической симпатией. Русское подполье, выступавшее против коммунистического режима (его наиболее известные жертвы — это В. Осипов, Л. Бородин) было слабым и малочисленным, а попытки «русской партии» сделать своим союзником коммунистическую номенклатуру оказались провальными. Неудачей закончилась и борьба за культурную гегемонию, которая велась с помощью ряда «толстых» журналов, обществ по охране памятников и т. п.
Принципиальной ошибкой русских националистов советского периода стало упование на союз с властью, которая опять-таки не могла в силу свой коммунистической природы пуститься на широкое отстаивание этнических интересов русских, не разрушая тем самым созданное террористами-интернационалистами диктаторское государство, в самом названии которого не было никакого намека на народ, проживающий на территории одной шестой части суши.
«Вожди русской партии» думали, что используют номенклатуру КПСС в своих интересах, но глубоко заблуждались... Свои неудачи, а иногда просто леность, глупость и трусость — эти «великие русские патриоты» списывали на происки неких тайных сил. Отсюда такая популярность «теории масонского заговора» и т. п. Мы бы добавили от себя, что все эти «кожиновы» были просто скучны в зацикленности на свою любимую мифологию, а «деятели» какого-нибудь «Нашего современника» и его окрестностей в годы памятной полемики эпохи гласности откровенно путали борьбу за «Великое русское дело» со схватками за литераторский паек и прочие привилегии.
Отсюда узколобость и кружковщина, непримиримость к другой точке зрения, антидемократизм. «Где и на каких скрижалях истории русофилы прочитали, что Россия и русские специально не созданы для свободы и процветания? И это в то время, когда другие народы успешно совмещали национализм и национальную самобытность с рынком и демократией», — эмоционально вопрошают авторы книги (с. 260). То, что в советский период патриотам не удалось выиграть борьбу за доминирующий дискурс, а в годы перестройки пришлось записаться в «компатриоты», — это во многом объяснялось субъективными факторами с самыми негативными последствиями.
Итак, описав относительные успехи и стратегическое поражение русского национализма в советский период, авторы переходят к его современному состоянию. Но здесь хотелось бы сделать одно маленькое замечание. Как читатель я сразу стал сожалеть о самоограничении авторов в отношении русского зарубежья, о котором они заявили сразу же во введении. От рассмотрения этого материала они намеренно отказались. Понятно, что это потребовало бы много труда и времени, но сам по себе этот материал для рассматриваемой темы не бесполезен. Нельзя считать, что идеи русского зарубежья никак не влияли на положение дел в советский и постсоветский период. Фильтрация каких-то взглядов, концепций шла непрерывно даже при наличии «железного занавеса». Так получилось, скажем, с пресловутым евразийством, хотя мы разделяем взгляд авторов на это течение как на идейный тупик, политически очень вредный для русских. Но ведь было много и других идей и лозунгов, представляющихся довольно привлекательными!
В целом в интереснейшей работе получился пробел в «эволюционной цепочке» идей русского национализма. Но почему же из планов и рецептов русских эмигрантов, прежде всего, первой и второй волны, ничего не вышло? Люди мучились, страдали, жизнь положили, а семена не всходят.
Коммунистическая власть терзала Россию слишком долго; семьдесят лет — это не сорок, и принятие эстафеты у дореволюционных русских, даже сохранивших культуру в эмиграции, оказалось физически просто невозможным. В этом еще одно отличие России от стран Восточной Европы и Прибалтики. Еще одно обстоятельство связано с тем, что у бывших наших собратьев по социалистическому лагерю и даже по его советскому «бараку» заключалось в том, что там национализм оказался сопряжен со строительством новых национальных государств, стал их идейным фундаментом. «Если бы русские националисты, подобно националистам других советских республик, а также восточно- и центральноевропейских стран соединили, обвенчали национализм с идеями демократических и рыночных преобразований, то получили бы подлинно бинарное оружие огромной политической мощи. Что этому препятствовало? Ничего, кроме интеллектуальной ограниченности ... самих русских националистов», — пишут авторы книги (с. 262-263).
«Русский национализм на развалинах империи» — так называется третий раздел рассматриваемого труда, посвященный постсоветской эпохе. Не сумев завоевать политическое господство, русские националисты оказались в положении маргиналов, а олицетворением течения стали какие-то странноватые группировки с большой степенью неадекватности, к тому же нашпигованные агентами тайной полиции и склонные как-то быстро поддаваться на провокации властей или опять-таки идти у них на поводу. В третьем разделе подробно рассматривается идейная и политическая эволюция «Памяти», РНЕ, НБП, «евразийства» Дугина и т. п. Картина получается неутешительной.
Претендовать на власть или хотя бы на существенное политическое влияние, играя в таком составе, националисты никак не могут. Заметим, например, что голосование за Жириновского показывает высокий потенциал национально-патриотических идей, но сам лидер ЛДПР фактически подыгрывает властям, заблокировав реальное развитие националистической оппозиции. Можно сказать, что есть революционная ситуация, но нет революционеров. Вдруг оказалось, «что главную потенциальную угрозу стабильности в стране и самому существованию режима представляют не маргинальные политические группы, а становой хребет России — русский народ» (с. 391).
Сама нынешняя власть это очень хорошо чувствует и понимает, неустанно борясь с «экстремизмом», под которым понимается все что угодно, любое проявление недовольства режимом. Отметим, что в этом режиму активно помогают всякого рода
«правозащитники», неустанно выискивающие проявление «русского фашизма». (Чем больше «фашистов» — тем больше рублей, долларов и евро выделят на борьбу с ними.) Однако нельзя же бесконечно и без всяких последствий кричать «Волки! Волки!». В конце концов «волки» и прибегут...
В ответ на идеологическое шельмование в СМИ, угнетение со стороны криминального и/или олигархического бизнеса, выхолащивание прав и издевательство над демократическими процедурами наблюдается всплеск уже не выдуманного, а реального экстремизма с вполне конкретными жертвами. Правда, жертвами этими являются не реальные виновники ужасного положения нашего народа, а случайно подвернувшиеся бандитам люди другой национальности. «В сущности, — отмечают авторы, — мы уже сейчас живем в том социальном аду, который известный западный социолог И. Валлерстайн предвидел как переходное состояние к новой исторической эпохе. Но именно в силу погруженности в ад мы его и не замечаем; социальная и культурная патология, насилие и жестокость для нас норма, особенно для поколения, социализировавшегося в постсоветскую эпоху и лишенного возможности исторических сравнений» (с. 405).
Как следствие, делают в заключение вывод Соловьи, «самое кошмарное видение Кремля: что пресловутые русские пассивность и долготерпение закончатся, что русские во весь голос заявят о своих неотъемлемых правах, поставив власть и государство перед лицом непреодолимого вызова. Однако нельзя же доводить людей до поистине скотского состояния и ожидать при этом, что они будут бесконечно терпеть и покорно умирать» (с. 429).
Все так. Но пока реально некому бросить вызов режиму «суверенной демократии». Зачистка политического поля в РФ проводится с завидной методичностью. То, что авторы громко именуют «революцией русской идентичности» и «рождением нации» возникло как отчаянная реакция на ужасные для современной страны условия жизни и, в частности, на политику властей, открывших дорогу массовой миграции в Россию. Это, по сути, сугубо оборонительная реакция.
Сама тема нежелательной для русских миграции в Россию может принести некоторый политический успех националистам, но привести их к победе, к завоеванию власти она не сможет. Да и некого приводить. «Хотя потенциальная революционная ситуация выглядит выигрышной для русских националистов, более того, это вообще самая благоприятная ситуация для русского национализма за всю его историю, у националистов нет ни малейших шансов её использовать. К своему решающему испытанию они подошли
неподготовленными», — делают пессимистический вывод авторы (с. 416).
Конечно, в краткой рецензии отразить все богатство содержания рассматриваемой монографии невозможно. Поневоле многие сюжеты и вопросы остались за рамками нашей статьи. В целом мы согласны с большинством оценок и выводов авторов. Хотелось бы еще раз отметить актуальность поднятой ими темы. Книга явно идет против господствующего в наших общественных науках течения, которое привыкло шельмовать русский национализм как некую негативную сущность a priori, не стремясь даже к сколько-нибудь объективному сопоставлению его с иными разновидностями националистических идеологий и движений.
Безусловно, это «больная» тема, и при её раскрытии авторы, на наш взгляд, иногда «перегибают палку» в другую сторону. Если роль и место русского национализма, этничности и т. п. часто замалчивается или искажается, то в «Несостоявшейся революции» эти факторы, наоборот, всегда выдвигаются на первый план. По нашему мнению, и в этом с нами можно спорить, авторы все же преувеличивают значение этнического фактора, например в ходе русской революции 1917 г. Безусловно, этническим факторам в ходе этих событий принадлежала немалая роль, но решающая роль все же, наверно, была за «традиционным» социально-экономическим, «классовым» набором: кризисом старой системы, шоком запаздывающей модернизации, ненавистью, неприятием несправедливости и угнетения, которые копились на протяжении многих поколений и привели к страшному взрыву.
Это замечание представляется нам актуальным и в связи с анализом современной ситуации в РФ. Как известно, в последние годы особую популярность получила тема миграции в Россию, которая зачастую бесконтрольна, носит нелегальный и/или криминальный характер, вызывает негативную реакцию коренного населения. Но какие факторы играют в этих противоречиях первостепенную роль: этнические столкновения, «кровь», «революция национального сознания» и т. п. или что-то иное? Может быть, корень проблемы все же социально-экономический? Ведь слишком много в нынешней России лиц, заинтересованных в возрастающем и бесконтрольном притоке мигрантов. Это и «бизнесмены, заинтересованные в дешевой рабсиле, а порой и просто в рабском труде»; это «менты» и прочие чиновники, наладившие разветвленную систему поборов с приезжих; тут же кормятся многочисленные политиканы и правозащитники, спекулирующие на проблемах «толерантности». Как тут точно определить место этнического фактора, «крови»? Ведь
вышеупомянутые категории лиц не питают к беззастенчиво обираемым ими приезжим теплых чувств, весьма неполиткорректно обзывая их «чурками» и т. п. Но что такое «чувства» по сравнению с реальными деньгами в карманах? Самое страшное в том, что недовольство коренного русского (и не только) населения наплывом инокультурных мигрантов выглядит для российских элит фактором экономического ущерба.
При анализе этнического, экономического и других факторов нужно быть особенно внимательным, чтобы потом не наделать серьезных политических ошибок. Понятно, что судьба главного героя «Несостоявшейся революции» — русского национализма — зависит не только от развития соответствующих движений, но и от позиции российских властей. Пока проявления русского национализма и разговоры об интересах русского народа вызывают чаще всего болезненную, негативную реакцию. Нам такая позиция кажется не просто ошибочной, но и тупиковой, в том числе и для самой российской власти. Аналоги подобного тупика уже были в отечественной истории; они дважды заканчивались крушением империй — царской, дореволюционной, и «красной», советской. Как показывают авторы книги, русский народ уставал от господства над ним враждебных государственных машин, хотя и не мог на выходе из очередной смуты предложить что-то лучшее для себя.
Сейчас вместе с кризисом ушла и возможность «подкупа» населения: обмена незначительных социальных гарантий на невмешательство в политику. Чтобы сохранить свою легитимность, российской власти нужно вести содержательный диалог с обществом. А как же вести подобный диалог в России, где 4/5 населения составляют русские, но политика формируется без учета «русского фактора»? Упорствование элит здесь можно было бы сравнить с гипотетической ситуацией, как если бы зимой 1941 г. власть в Москве взывала не к русскому патриотизму, а к лозунгам Коминтерна, а вместо обращения к памяти о великих русских полководцах Суворове, Кутузове и Александре Невском вдруг стала бы распространять среди красноармейцев брошюры о Розе Люксембург. Абсурд? Но подобный абсурд пока продолжается в нынешней Российской Федерации.
И здесь тема национализма вновь смыкается с вопросом о судьбе российской демократии. Понятно же, что признание русских национальных интересов (без какого бы то ни было ущемления других этносов, проживающих в РФ!) реально означает и возвращение к вопросу о результатах грабительской приватизации и царящем кошмаре дикой социальной несправедливости. Это означает и отказ от управляемой, «суверенной демократии», и
обращение к практике справедливых выборов с реальными последствиями. Понятно, что для значительной части нынешних «элит» такой поворот означает потерю власти и собственности, на что они идти никак не хотят. Но рано или поздно придется, если, конечно, нынешние элиты не хотят повторения для себя судьбы господствующего класса царской России. Фиксация же ситуации «несостоявшейся революции» будет означать как полное отсутствие социальной справедливости, так и несостоявшийся демократический переход.
Нельзя не согласиться с авторами в том, что «национализм вообще неразрывно сопряжен с демократией: демократические преобразования происходят, как правило, в националистических формах, а любая успешная националистическая мобилизация эгалитарна и демократична по своей сути» (с. 261). Отсутствие такой связи обрекает демократический транзит на ту бесславную траекторию, которую мы видели в РФ в постсоветские годы. Конечно, далеко не всегда для становления, укрепления и развития государств демократия используется наряду с национализмом. Мы видим массу примеров национализма без демократии или только с ее фасадом. Но реальная демократия, когда население государства может влиять на власть и реально менять её, без национализма невозможна, ибо чтобы иметь суверенитет народа, нужна исторически состоявшаяся политически мобилизованная нация. В качестве негативного примера можно привести опыт «суверенной демократии» в России, который стал реакцией на разгул «колониальной демократии» ельцинского периода.
Удастся ли здоровым силам в России найти выход из очередного исторического тупика? К размышлению над подобными вопросами побуждает читателя актуальная и содержательная книга «Несостоявшаяся революция: Исторические смыслы русского национализма».
Литература
1. Ковалев В. А. Русские, национализм и социобиология: политические вопросы в книге В. Соловья // ПОЛИТЭКС. 2009. № 1. С. 71-87.
2. Хрох М. От национальных движений к полностью сформировавшейся нации: процесс строительства наций в Европе // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 121-145.
В. А. Ковалев
© В. А. Ковалев, 2009
282 _
