CC BY
29
СОЛДАТЫ ВОЙНЫ В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ Д.Е. слизовский
Кафедра политических наук Российский университет дружбы пародов Уч. Миклухо-Маклая, 6, 117198 Москва, Россия
О своих родителях рассказывает профессор кафедры политических наук, замес-титель заведующего кафедрой Д.Г. Слизовский.
Минуло 60 лет с тех пор, как знамя Победы взметнулось над поверженной фашистской Германией. Готовимся отметить это событие, как можем, готовимся. Мы, современники, привыкли к информационности восприятия событий и фактов. Голый факт, и этого вроде бы достаточно. Так получается в нашей жизни, что и о Великой войне, мы уже говорим вскользь, мимоходом, как о заурядном факте из прошлого. Потому слабо вдумываемся в смыслы ее причии и последствий, в смысл самой войны. Еще меньше мы способны при таком образе мышления понимать смысл судеб людей, проживших и переживших ту историческую эпоху, которую стараемся и никак не можем осмыслить, - Великую Отечественную Войну.
Передо мной ордена и медали, их не много, что-то утеряно. Будучи ребенком, доводилось играть родительскими орденами и медалями вместо игрушек. Так я потерял отцовский орден Красной Звезды. Отец по этому поводу сокрушался, но не ругал. Не видел я и его злости по этому поводу. Вот Орден Отечественной войны II степени. Это орден моего отца - Слизовского Егора Степановича, старшего лейтенанта, командира артиллерийского расчета, дважды раненого. Последнее ранение - осколок мины перерубил ему позвоночник. Огромный шрам па спине отца меня всегда пугал своими размерами. Вернулся он домой весной 1945 г. инвалидом после годового лечения в госпитале. Ушел на войну в самые первые месяцы ее начала. Тогда ему было 18 лет и 3 месяца от роду. Здесь же медаль за освобождение Будапешта, которой была награждена моя мать - Слизовская Екатерина Федоровна. Призвана на фронт в 1943 г. после освобождения территории и населенного пункта ее проживания Красной Армией. Мать родилась в декабре 1925 г. Простая арифметика, ей тоже было 18 лет, когда она попала на фронт. Связистка специального подразделения фронтовой разведки. Дважды ходила в тыл противника. Видела смерть людскую, много смертей. Последняя вылазка их боевой группы в тыл врага имела целью путем максимально шумной активности вызвать у противника ложное представление о сроках и главном направлении наступления наших основных
частей. Из более сотни бойцов в итоге вернулись живыми только шестеро, среди них и моя мать. Потом передислокация, смена воинской части и профиля военной профессии. Дальше освободительный поход в Европу, закончила войну в Будапеште.
Хочу фрагментарно, как помню из их скупых рассказов, поведать о некоторых событиях и фактах из их военной жизни. Не очень они любили рассказывать о военной поре. Отец даже несколько стеснялся об этом говорить. Разве что, когда выпьет, то можно было услышать его неловкий рассказ о его личном в войне участии. Эго никогда не был рассказ о героизме, больше о страхе. Нам, детям, хотелось услышать захватывающие истории героических сражений, убедительных, ярких побед, как об этом было написано в книгах. Кстати, моя первая книга, которую я прочел, не без удовольствия и полностью, «от корки до корки», 'уто - «Повесть о настоящем человеке», С удовольствием читал под тусклым светом керосиновой лампы, рано поутру, еще перед школой (мать в это время «крутилась» по хозяйству), «Хинельские походы», «Это было под Ровно», «И один в поле воин» и другие книги, ярко и образно описывающие подвиги солдат, партизан, разведчиков. В таком же духе, казалось, мы рассчитывали услышать от своих родителей, взрослых соседей, бывших тоже на фронте, о военных сражениях, боях и подвигах. /Должен констатировать очевидный факт, почти ничего, говорившего о героическом, услышать не довелось. Не было и того, что обычно присутствует в рассказе - приукрашивания, тем более хвальбы или хвастливости. Хотя эмоциональная оценка тех событий наблюдалась в выражениях глаз, в мимике, во вздохах матери и насупленности отца.
Мне запомнился один рассказ отца. Я об этом помню не потому, что это очень интересный эпизод из отцовской военной жизни. Совершенно нет. Меня по сей день поражает то, что отец застеснялся, как-то неловко себя почувствовал перед нами, детьми, даже в его глазах было сожаление за свои действия как раз тогда, когда он рассказывал нам этот самый эпизод. Он как бы извинялся перед нами, мол, я хотел вам рассказать о героическом, а получилось что-то несуразное, мол, мы и понять-то не сможем, почему он так тогда поступил. А что же было? В одном из боев на Волховском фронте отца ранило. Первое ранение. Немецкий снайпер охотился за командным составом. Отец, офицер, командир артиллерийского расчета. Только что закончилась первая фаза боя. Во всю готовятся к продолжению сражения. Он ведет наблюдение, осуществляет привязку огня орудий к ориентирам прилегающей по фронту местности, требуется определенная коррекция с учетом изменившейся ситуации. Одним словом, все как на войне. Ничего особенного. В этой обстановке он допускает оплошность, неосторожность. Высунулся по пояс через бруствер окопа, и этого было достаточно, чтобы его «снял» немецкий снайпер. К счастью, пуля проходит чуть-чуть выше сердца. Тут же начинается новый бой. Шанс выжить с таким ранением мал, истекает кровью. И все же его подбирает медицинская сестра, молоденькая, хрупкая девушка. Ее попытки оттащить отяжелевшее тело к месту сбора раненых, где могут оказать реальную помощь, почти безуспешны. Бедняжка выбилась из сил, плачет от отчаяния и бессилия. В этот момент им навстречу попадается другой санитар, мужчина. Возвращается на боевые позиции, туда, где кипит бой, для того, чтобы взять очередного раненого. Отец на короткое время пришел в себя именно в этот миг, сумел оценить обстановку и попросил
мужчину-санитара, помочь ему и медсестре. В его молящей просьбе были слова: «Вот перед тобой раненый, бери, тащи его, помоги сестренке, зачем тебе возвращаться туда, где сейчас кромешный ад». Как говорил отец, он рассчитывал на то, что медбрату действительно не хотелось идти в самое пекло. Расчет оправдался, так отец спас себе жизнь. И именно этот поступок, как мне теперь стало понятным, больше всего его коробил, заставлял смущаться, в нем он сам усматривал проявление малодушия - себя, таким образом, спасал, а ведь там, кто-то тоже нуждался в помощи.
Эго не строгий, выверенный по точности исторических событий рассказ, здесь нельзя искать документального подтверждения всего того, о чем будет поведано. Мне хотелось бы воспроизвести отдельные события и факты, которые были и жизни моих родителей, о которых они по-разному поводу рассказывали нам, детям. Тогда я почта не понимал необходимости фиксировать все, что слышал о тех, военных временах. Многое, очень многое позабыто. И только отдельные факты, события, даже их фрагменты еще как-то помнятся. Кое-что я попробую воспроизвести, передать в своем повествовании отдельные суждения, размышления и свои, и моих родителей. Рассказать о том, с чем они столкнулись в годы войны и последующие годы, и которые хотя бы немного позволят молодому читателю понять, как и что было в отдельном уголке нашего Отечества с обыкновенными, простыми людьми в самую лихую годину и для них, и, в общем, для всех.
Мой отец, Слизовский Егор Степанович, родился 2 мая 1923 г. в селе Стра-чево, Суземского района, Брянской области. Из приведенной строчки следует обратить внимание на два факта: год и место рождения. Рожденные в 1923 г. -это восемнадцатилетние парни и девушки. Начало войны для них, 18-летних, начало их взрослой жизни. Они начинали жизнь с войны. Через неделю после начала войны отец уже был призван на фронт и направлен сначала в артиллерийскую школу. Место рождения - это брянщина и прилегающие к ней территории, которые некоторое время в далеком прошлом были под властью литовских князей. Эта территория исторически была приграничной, рядом Украина и Белоруссия. Смешение языков, культур здесь - обычное дело. Исторический котел по переплавке этносов, их психологий, поведения, пристрастий и преференций. Невероятная устойчивость даже в мелочах. Лично меня чуть было не исключили с первого курса РУДН (в то время УДН) за то, что при ответах по русскому языку я долгое время использовал фрикативное «Г». И наша преподавательница Елена Христофоровна строго меня за это наказывала, угрожая поставить «неуд». Это было серьезно, но, слава богу, все обошлось. Я благодарен Елене Христофоровне за урок. Ее строгость заставила меня работать над собой. Так вот, приграничная территория проживания, постоянные, в течение длительного исторического времени перетоки через эту территорию различных и многочисленных пришельцев с Запада, ищущих богатства, счастья и чинов, исторически сформировали в жителях этих территорий какой-то особый склад и поведения, и образа мышления. Можно говорить о сложившейся для тех мест своеобразной локальной типологии человеческой натуры. Мои родители - яркий тому образчик.
Отец, среднего роста, больше сухощавый, подтянутый, рос без матери, которая умерла 2 года спустя после его рождения. Воспитывали его мой дед
Степан и старшие сестры и братья. Слово воспитывали - слишком громко сказанное слово, но, по-моему, оно имело какое-то значение. Ибо в том, как поддерживалась связь между отцом и его родными, как он отзывался о них, я помню. В этой системе отношений доминировало два состояния - первое, отец как-то всегда выделял в разговоре с некоторой долей обидчивости, что он младший среди своих братьев и сестер и потому ему доставалось больше всего невзгод, но почему-то на нем лежит вся ответственность за разрешение всяческих семейных проблем. Последнее и составило второй фактор его жизни. Вернувшись с фронта, он стал главой большой семьи, в которой были, мы, дети, нас трое, его старшая сестра, моя тетя Варя с двумя детьми (отец их погиб) и еще одна тетя. Она серьезно болела и как-то быстро умерла. А братья отца - Дмитрий и Иван не смогли быть опорой. Первый, Дмитрий Степанович (Митя) в сентябре-октябре 1941 г. уже погиб, пришло извещение, что он без вести пропал. По сей день больше о его судьбе ничего не известно. Это был красивый, высокий, очень добрый юноша. У нас на стене в комнате всегда висела увеличенная фотография дяди Мити. С фотографии, подретушированной художником-фотогра-фом, смотрели теплые глаза. На крупном юношеском лице мягкая улыбка, длинный прямой нос, на голове фуражка. Отец мой и все, кто его знали, о нем всегда отзывались только хорошо. Собственно, я получил имя Дмитрий в его честь, так хотел мой отец. Второй брат отца, дядя Иван, сразу же после войны поселился в г. Шостка Сумской области на Украине, работал на заводе «Све-ма», был председателем профкома этого завода. Отец с ним встречался, как правило, почти каждый год по праздникам, на 7 ноября, но отношения между ними были натянутые.
Мой отец к началу войны уже успел закончить 9 классов сельской школы, расположенной в соседнем селе. Ходили туда за 12 километров пешком. Особые способности у него проявились в математике. Это-то и объясняет, почему его направили в артиллерийскую школу. Сборы на фронт были очень быстрыми. Накануне, перед тем как отправить первую партию призванных на фронт, мой дед Степан собрал всех концовских (концом называют часть улицы, выходящей к околице, ту часть улицы в честь моего деда, за его авторитет, называли «Степанов конец») парней и мужиков за столом, распили одну (подчеркиваю) бутылку водки на 10-12 человек. Прощание было более чем грустным, какие-то напутственные слова, женщины все плакали, мужики храбрились, но было видно, что это им удается с трудом. Это понятно. Все понимали, что многие не вернуться. Так оно и вышло. На обелиске, что стоит в центре нашего села, только 86 фамилий Слизовских, погибших, а там еще Балыкины, Козакавы, Филатовы... Более 800 человек из одного села. Вторая группа призванных на фронт уже не успела прибыть по месту назначения. Продвижение немецких войск было столь стремительным в тот период войны, что призывники неожиданно для них и для всех других оказались окруженными, отрезанными от регулярных войск Красной Армии. Не понимая что делать, они почти все вернулись по домам и на период оккупации, до 1943 г., многие из них по обстоятельствам, редко кто по доброй воле, служили «в полицаях».
Жизнь на оккупированной территории достойна внимания писателей и исследователей по многим причинам. Во-первых, это по всем статьям своеобразная жизнь, наполненная особым режимом проживания. Во-вторых, ок-
купации территорий не канули в историю. Наконец, в данном явлении много любопытного и интересного с точки зрения поведения людей, оказавшихся в оккупации. Жители моего села в полной мере испытали на своей шкуре эту самую оккупацию. Я много об этом слышал, что называется из первых рук (уст). Более того, моя личная осмысленная жизнь состоялась каких-то 8-10 лет после войны. Могу уверенно заявить, я жил на оккупированной территории и осязал, что это такое в живых рассказах очевидцев, разбавленных моими собственными наблюдениями недавней для меня истории. И что же? Оставленное Красной Армией население находилось в течение чуть более суток в состоянии тревожного ожидания. При этом появление первых немецких солдат в селе произошло как-то неожиданно. На дороге, лежащей дугой на пригорке за околицей, хорошо было видно из окон крайних хатенок, как появилась группа немецкого разведывательного отряда на мотоциклах. Спустя час 1^ село по основной улице вошли регулярные войска, которые не задерживались и все шли, и шли на восток. Па следующий день оставленный немцами староста арестовал деревенского паренька, он был комсомолец, инвалид, прихрамывал на одну ногу, и расстрелял его. Упорно ходил слух, что Василий, так звали этого несчастного парня, оскорбительно говорил о немцах, и кто-то донес на него. Возможно, это был одновременно и акт запугивания, и устрашения. В дальнейшем село в течение длительного времени оставалось без административного управления. И вот в этой обстановке дал о себе знать звериный инстинкт человеческой натуры. Оставленные без надзора, при отсутствии всякой власти стали бандитствовать, хулиганить недоросли, подростки 11-15 лет. Управы на них не было никакой, а кому управлять, коль остались старики, дети малые, да женщины. Вакханалия от этих самых подростков была такой, что жители села просили бога, чтобы установилась хоть какая-то власть. Охлократичные зоны безвластного режима - не редкость в условиях масштабных военных операций. Когда идут боевые действия на больших пространствах, когда стратегическая обстановка меняется на фронтах относительно медленно, обширные зоны остаются на время бесконтрольными, либо контроль переходит к случайным, временным группкам и группировкам. Таковыми могут быть и подростковые группы. На территории брянщины было большое число территорий в тылу немецких войск, которые контролировались либо партизанами, либо вообще не контролировались какое-то время. В основном же, конечно, оккупированная немцами территория управлялась, как говорили, с помощью немецкого орднунка (порядка). Это был жесткий для местного населения, если не сказать жестокий режим правления, который устанавливала оккупационная военная машина, опиравшаяся на зондеркоманды, состоявшие из тыловых подразделений. В их составе были не только, собственно, немцы, но и венгры (мадьяры), полицейские группы из местного населения. Особенно зверствовали в наших краях мадьяры, наверно выслуживались. Местное население постоянно сгоняли в рабочие группы по поддержанию транспортных путей, для выполнения других хозяйственных работ. Основная работа оккупационного режима - это изъятие сельскохозяйственной продукции, а потом и угон молодежи в Германию для всевозможных работ на территории этой страны. До 1943 г. в условиях такого режима проживала моя мама.
Моя мама, женщина необычайной и невероятно трудной судьбы, и в то же время - это типичная судьба русских женщин того поколения и того времени. Красивая, статная, с чуть раскосыми глазами, характерными для женщин восточного типа. О таком типаже женщин, рожденных и локализованных на сум-щинс, как продукте длительной и давнишней ассимиляции славянок с представителями монголоидной расы, писал философ Ефремов, восхищаясь их необычной для коренного женского населения красотой. Я знал и помню свою маму как труженицу, которая неустанно работала в колхозе и по дому. Работа в колхозе - это невероятно тяжелый (рабский) труд, который, не боюсь преувеличить, выпал па долю только российских женщин. И при том, они, и, конечно же, моя мама могли быть веселыми, ласковыми и нежными для нас, детей, и для своих с характерами мужей. Она очень хорошо пела русские и украинские песни. Ее сильный голос я легко узнавал среди голосов других женщин, когда они возвращались после работы домой либо пешком, либо сидя на телегах, и всегда от души, залихватски, весело пели.
С 1041 по 1943 I'., чтобы избежит!) участи быть угнанной в Германию, мама пряталась в болоте вместе с такими же, как и она, девушками. Жили в шалаше, а то и под открытым небом. Их матери и совсем маленькие дети приносили им пищу, одежду. Л когда вернулась Красная Армия, мама добровольно пошла на фронт. Связистка, разведчица, прошла через жесточайшие бои, неоднократно забрасывалась во вражеский тыл. Закончила войну в Будапеште. При возвращении домой после демобилизации заболела тифом, чуть было не умерла. Дома се ждала большая семья: мать (моя бабушка), отец (мой дедушка), который тоже воевал, был участником сражения под Сталинградом, и пятеро младших сестер и братьев. После войны для нее тяжкие испытания не закончились. Столкнулись с тяжелейшим голодом 1946 г. Чтобы выжить, мать по согласию семьи поехала со своими односельчанами в Западную Украину обменять имеющиеся скудные и последние вещи на продукты. Тогда это был единственный способ, дабы не умереть от голода. Ехали на крыше поезда. На одном из перегонов на них напали бандиты. Мать сбросили с вагона. Осталась живой, помогли подруги, которые сошли на ближайшей остановке и вернулись назад, к месту падения мамы. Все закончилось тем, что приобретенные при обмене продукты все же отобрали представители властей, когда эти обездоленные люди возвращались домой. Возвращение ни с чем стало почти катастрофой. Не найди дедушка случайно в поле заброшенный бурт сгнившей картошки, не выжили бы. Странно, но такова реальность, такова участь и судьба самых обыкновенных, рядовых победителей самого злейшего и самого сильного врага XX в.
Уходит время, ушли из жизни мои родители. Они не выбирали своей судьбы личной, человеческой, и военной судьбы, в частности. Они приняли такую судьбу как данность, не боролись с ней, а как-то по-простому переживали ее, цепляясь за жизнь. И что удивительно, жизнь осмысленную, полнокровную, которая давала новую жизнь. Когда видишь надломы человеческих судеб сегодняшнего поколения, потертого и побитого невзгодами нынешнего бытия, задаешься вопросом, а как же удалось нашим отцам и матерям остаться физически и морально здоровыми, нравственно чистыми? Воистину загадка! Уйдя, они остаются в нас и с нами, как матери, отцы, как солдаты войны.
Память о них помогает спасать ослабевающие души и поддерживать дряхлеющие тела. В этом ~ самый прочный остов непоколебимости нашего духа и просветленного будущего.
SOLDIERS AT THEIR 18
D.E. SLYSOVSKY
Political Sciences Chair Peoples’ Friendship University of Russia 6, Miklukho-Maklay st., 117198 Moscow, Russia
In the scopes of the article the author tells the readers about his parents.
