CC BY
375
Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 5 (186).
Экономика. Вып. 25. С. 30-39.
Т. В. Красавина
содержание, формы, особенности постиндустриального общества
Рассмотрена базовая категория политической экономии — «постиндустриальное общество», дано определение этой категории в аспекте цивилизационного подхода, рассмотрены формы и особенности постиндустриального общества.
Ключевые слова: постиндустриальное общество, индустриализация, цивилизация, постмодернизм.
В современном обществе очевидны значительные изменения на всех уровнях социального бытия. Данные трансформации задают качественно иную ситуацию определения различных социальных феноменов и их места в мире. Меняются ценностные установки и ориентиры, видоизменяются эталоны и стереотипы, что ведёт к новому пониманию основных положений человеческого существования.
В хаосе трансформирующегося общества возникает необходимость определения путей развития цивилизации. В такие периоды истории открываются новые возможности для социального конструирования. Сложность здесь заключается в том, что на стадии генезиса чего-то нового трудно формировать картину миру. Как бы ни характеризовать современность, ясно, что она отмечена чертами кризисности и переходности к чему-то принципиально иному. Слово «кризис» сегодня заменило «прогресс» — центральное в общественно-политическом лексиконе Просвещения. Этот переход не просто смена дат, одного века на другой, но и нечто более глубокое. Отказаться от традиции и направиться по просторам изменившейся реальности нелегко. Вместе с тем приверженность чему-либо имеет определённые недостатки, связанные с границами понимания, диктуемыми избранной научной тенденцией и логикой. При различиях в акцентах и обозначениях современности важным является не только конкуренция концепций, но и способность к накоплению данных о текущих и предстоящих трансформациях.
В связи с этим в последние десятилетия в западном мире нарастало внимание к проблемам футурологии, к постижению сущности современного общества и наиболее вероятных направлений его дальнейшего развития. По мере обострения этого интереса и углубления соответствующих исследований становилась всё более очевидной недостаточность технократических
подходов, открывших ещё в XIX в. путь к футурологическим исканиям, и акценты в построении прогнозов будущей социальной реальности стали смещаться на закономерности развития самого человека, на модификацию его поведения и тех фундаментальных ценностей, которые наполняют смыслом человеческую жизнь. От «технотронного» общества к «постиндустриальному» и «информационной» эпохе — такова траектория развития современной социально-философской теории. И чем дальше идёт это развитие, тем более заметными становятся серьёзная обеспокоенность исследователей открывающимися перспективами. Концепция постиндустриального общества воплощает научную традицию, восходящую к эпохе Просвещения. Именно тогда исследователи впервые стали акцентировать внимание не столько на вопросах политического устройства общества или организации его духовной сферы, сколько на экономических аспектах социальной жизни. Первым следствием нового подхода стало перенесение акцента на проблемы технологического порядка. В работе Ж.-А. де Кондорсе «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума» соединились элементы старых и новых воззрений, когда этапы технологического и хозяйственного прогресса цивилизации связываются с периодами эволюции человеческого разума [10].
Эти тенденции стали наиболее ярко проявляться с наступлением индустриальной эпохи, которую её идеологи самым непосредственным образом связывали с реализацией идей века Просвещения. Противопоставление индустриальной цивилизации как нового прогрессивного этапа в развитии человечества его предшествующим периодам доминировало в сознании исследователей в течение всей первой половины
XIX столетия. При этом сторонники идеи индустриализма стремились уже не продемонстрировать преемственность нового общества по от-
ношению к прежнему, а всемерно подчеркнуть его самостоятельный характер и доминирующее значение в наступающую эпох [8].
Идеологи индустриального общества считали, что этот тип социального устройства свободен от тех резких классовых противоречий, которые существовали ранее, прежде всего в силу отсутствия праздного класса, внеэкономическими методами присваивавшего продукт общественного труда. Определяя промышленника как человека, «который трудится для производства или для доставки разным членам общества одного или нескольких материальных средств, удовлетворяющих их потребности или физические склонности», А. де Сен-Симон высказывал два важных положения относительно природы индустриального строя. Во-первых, обосновывался тезис о том, что единственной целью является организация промышленности, понимаемой в самом широком смысле, и охватывающей все виды полезных работ. Предполагалось, что в будущем особое значение приобретут технические и научные знания, а постоянной целью общественной организации станет возможно лучшее применение для удовлетворения потребностей человека знаний, добытых науками, искусствами и ремёслами. Во-вторых, устранение социальных противоречий мыслилось на пути доминирования промышленного класса над обществом. Идея равенства, столь близкая идеологам эпохи Просвещения, реализовывалась через апелляцию к тому, что различное положение, занимаемое людьми в социальной иерархии, будет определяться не наследованными правами и привилегиями, а исключительно различиями в их собственных способностях и талантах.
Сходную точку зрения, обогащённую оценкой отдельных частных моментов, высказывали представители позитивизма в социологии —
О. Конт и Дж. Ст. Милль. У них отмечалось, что индустриальное общество не может в полной мере искоренить неравенства и то, что место самого индустриального строя в истории человечества нуждается в более чётком определении. Именно в рамках позитивистской традиции проводили явное противопоставление между буржуазным обществом и феодализмом. О. Конт отмечал, что уход феодализма с исторической арены был естественным процессом, что «падение этой системы совершалось беспрерывно в продолжение предшествовавших веков вследствие ряда видоизменений, независимых от всякой че-
ловеческой воли, которым способствовали все классы общества, оно явилось, одним словом, необходимым следствием движения цивилизации». В условиях экспансии индустриальных порядков особое внимание стали привлекать элементы, которые акцентировали внимание на исторической преемственности различных социальных систем в большей мере, чем на подчёркивании различий между ними. Таким образом, возникла потребность в периодизации истории на основе анализа роста и развития производительных сил.
Наиболее явно новая тенденция проявилась во второй половине прошлого столетия. Разделяя предложенный А. де Сен-Симоном, О. Контом и Дж. Ст. Миллем подход к буржуазному обществу как к обществу «промышленников», ряд мыслителей акцентировали внимание на вычленении отдельных исторических фаз по признакам технологической организации производства, обмена и распределения создаваемых в обществе благ. Приверженцы «исторической» школы в политической экономии предприняли выделение эпохи дикости, а также пастушеской, земледельческой, земледельческо-мануфактурной и земледельческо-мануфактурно-коммерческой стадий. На основе анализа типов распределения и обмена производимых благ были разграничены, кроме того, периоды естественного натурального, денежного и кредитного, а несколько позже — эпохи индивидуального, переходного и социального хозяйства. В относительно завершённом виде концепция периодизации, основанная на изучении организации производства и обмена благ, увидела свет в работах представителей «новой исторической школы» в начале XX в. [8].
Таким образом, возникла первая фундаментальная составляющая концепции постиндустриального общества, в качестве доминирующего распространился подход, основанный на периодизации истории не по принципу оценки классовой структуры соответствующих обществ, а на основе исследования технологических аспектов организации общественного производства.
Параллельно развивалось и иное научное направление, приверженцы которого с позиций преобладания технологических факторов в общественном развитии разрабатывали проблемы модификации социальной структуры под воздействием этих факторов. Одним из первых
исследований, в котором глубокий анализ промышленной системы был соединён с изучением институциональной структуры общества, стала работа Т. Веблена, положившая начало институциональному направлению в политической экономии. Предложенная теория учитывала многие факторы, в том числе формы организации обмена, характер взаимодействия между социальными группами и классами, формирование индивидуальной мотивации. Такая широта охвата разнообразных социальных проблем придала этой концепции большое прогностическое значение и активизировала работы других авторов в рамках институциональной традиции. Главное значение для становления концепции постиндустриального общества заключалось в том, что ранее абстрактная идея противопоставления стадий технологической эволюции преломилась в новых условиях в структуризацию секторов общественного производства и выявление внутренних закономерностей хозяйственного развития, не зависящих от социальной и политической системы той или иной страны [6].
В конце 1940-х гг. в работах К. Кларка «Экономика в 1960 году» и Ж. Фурастье «Великая надежда XX века» был сформулирован ведущий методологический принцип концепции постиндустриального общества — разделение общественного производства на первичный (сельское хозяйство), вторичный (промышленность) и третичный (сфера услуг) сектора. Выделялось положение о грядущем увеличении доли третичного сектора по сравнению с первичным и вторичным как в совокупной рабочей силе развитых стран, так и в структуре валового национального продукта. Таким образом, сформировалась вторая фундаментальная составляющая концепции постиндустриального общества — принцип доминирования технологических аспектов организации общественного производства над оценкой классовой структуры оказался распространён не только на историческую периодизацию, но и на конкретный анализ экономического развития современных обществ. Эти положения ознаменовали собой относительную завершённость построения системы методологических предпосылок теории постиндустриализма, вполне оформившиеся лишь в работах, созданных в середине XX столетия.
Истоки термина «постиндустриальное общество» не могут быть названы однозначно. Традиционно считается, что оно было введено
в научный оборот американском социологом Д. Рисменом, который в 1958 г. применил его в заглавии одной из своих статей, получившей благодаря этому широкую известность, но носившей относительно частный характер. Между тем ещё в 1917 г. А. Пенти его использовал, вы-неся в заглавие одной из своих книг, а сам отдавал приоритет в применении данного термина
А. Кумарасвами, автору работ по доиндустри-альному развитию азиатских стран. Следует отметить, что те авторы, которые использовали понятие постиндустриализма в начале XX в., вкладывали в него смысл, отличающийся от принятого в настоящее время. Предполагалось, что индустриальный строй обострил многие социальные противоречия, и рисовалось идеальное общество, где возрождены принципы автономного и даже полукустарного производства, посредством чего преодолеваются конфликты, порождённые индустриальной системой [17].
Сложно сейчас сказать, было ли применение понятия «постиндустриальное общество» Д. Рисменом возрождением ранее использовавшегося термина или же оно принадлежало самому американскому социологу [17]. В начале XX в., как и в конце 1950-х гг., социологи пришли к использованию этого понятия как не столько определяющего с позитивной точки зрения новую социальную структуру, сколько противопоставляющего её предшествующим стадиям общественной эволюции. При этом методологические основы такого противопоставления, имевшиеся у А. Кумарасвами и А. Пенти, являются, безусловно, менее основательными, чем предложенные Д. Рисменом и другими современными авторами. Таким образом, автором данного термина можно считать Д. Рисмена, а также других исследователей, применивших его в 1960-е гг.
К этому времени относится и синтез различных подходов к оценке современного состояния социума, давший начало теории постиндустриального общества в её современном понимании. Этот период принёс не только широкое распространение самого понятия постиндустриализма, но и окончательное осмысление того, что любые политические и социальные различия в современных условиях не могут считаться важнее фактора технологического прогресса. Именно тогда Д. Рисмен выносит его в заголовок своей известной статьи, а Д. Белл использует в лекциях, прочитанных им в Зальцбурге. Уже в конце 1950-х гг. Р Арон был убеждён в том, что «Европа
состоит не из двух коренным образом отличных миров советского и западного, а представляет собой единую реальность — индустриальную цивилизацию». К концу 1960-х гг. данная проблематика стала одной из наиболее актуально обсуждавшихся западными социологами, в новой идее уже тогда виделась глобальная методологическая парадигма, способная дать новый импульс обществоведческим исследованиям [1].
Идея постиндустриального общества оставалась популярной, а соответствующий термин широко применяется в философских, социологических и экономических работах. Некоторые исследователи конкретизируют свои подходы, говоря о постиндустриальном капитализме, постиндустриальном социализме, а также экологическом и конвенциональном постиндустриализме и т. д. Между тем основой концепции постиндустриального общества остаётся оценка нового социума как резко отличающегося о общества, господствовавшего на протяжении последних столетий.
С конца 1960-х гг. термин «постиндустриальное общество» наполняется новым содержанием. Учёные выделяют такие его черты, как массовое распространение творческого, интеллектуального труда, качественно возросший объём научного знания и информации, применяемой в производстве, преобладание в структуре экономики сферы услуг, науки, образования, культуры над промышленностью и сельским хозяйством по доле в ВНП и числу занятых, изменение социальной структуры [8].
В традиционном аграрном обществе основная задача состояла в обеспечении населения элементарными средствами к существованию. Поэтому усилия были сосредоточены в сельском хозяйстве, в производстве продовольствия.
В пришедшем на смену индустриальном обществе эта проблема ушла на второй план. В развитых странах 5-6 % населения, занятые в сельском хозяйстве, обеспечивали продовольствием всё общество. На первый план выдвинулась промышленность. В ней была занята основная масса людей. Общество развивалось по пути накопления материальных благ.
Следующий этап связан с переходом от индустриального к сервисному обществу. Для осуществления технологических инноваций решающее значение приобретает теоретическое знание. Объёмы этого знания становятся столь большими, что обеспечивают качественный ска-
чок. Чрезвычайно развитые средства коммуникации обеспечивают свободное распространение знания, что даёт возможность говорить о качественно новом типе общества [2].
В XIX и вплоть до середины XX в. коммуникации существовали в двух различных формах. Первая — это почта, газеты, журналы и книги, т. е. средства, которые печатались на бумаге и распространялись методами физической транспортации или хранились в библиотеках. Вторая — это телеграф, телефон, радио и телевидение; здесь закодированные сообщения или речь передавались средствами радиосигналов или по кабельной связи от человека к человеку. Сейчас технологии, некогда существовавшие в разных областях применения, стирают эти различия, так что потребители информации получают в своё распоряжение множество альтернативных средств, что порождает и ряд сложных проблем с точки зрения законодателей.
В дело с неизбежностью вовлекаются мощные частные интересы. Точно так же, как замена угля нефтью и конкуренция между грузовым автотранспортом, железными дорогами и газопроводами привели к существенным изменениям в распределении корпоративной власти, в структурах занятости, в профсоюзах, географическом расположении предприятий и тому подобном, так и колоссальные изменения, происходящие в коммуникационной технологии, затрагивают отрасли промышленности, связанные с коммуникациями.
В самом общем плане здесь можно выделить пять проблем.
1. Слияние телефонных и компьютерных систем, телекоммуникаций и обработки информации в одну модель. С этим связан вопрос о том, будет ли передача информации осуществляться преимущественно через телефонную связь или возникнет какая-либо иная независимая система передачи данных; какова будет относительная доля микроволновых станций, спутников связи и коаксиального кабеля в качестве каналов передачи.
2. Замена бумаги электронными средствами, включая электронные банковские услуги вместо использования чеков, электронную почту, передачу газетной и журнальной информации факсимильными средствами и дистанционное копирование документов.
3. Расширение телевизионной службы через кабельные системы со множеством каналов
и специализированными услугами, что позволит осуществлять прямую связь с домашними терминалами потребителей. Транспорт будет заменён телекоммуникациями с использованием видеофонов и систем внутреннего телевидения.
4. Реорганизация хранения информации и систем её запроса на базе компьютеров в интерактивную информационную сеть, доступную для исследовательских групп; прямое получение информации из банков данных через библиотечные и домашние терминалы.
5. Расширение системы образования на базе компьютерного обучения, использование спутниковой связи для сельских местностей, особенно в слаборазвитых странах; использование видеодисков как для развлечений, так и для домашнего образования.
Технологически коммуникации и обработка информации сливаются в единую модель, получившую название «компьюникация». По мере того, как компьютеры всё шире используются в коммуникационных сетях в качестве коммутирующих систем, а средства электронной коммуникации становятся неотъемлемыми элементами в компьютерной обработке данных, различия между обработкой информации и коммуникацией исчезают. Основные проблемы здесь — правовые и экономические, и основной вопрос — должна ли эта новая область подлежать государственному регулированию или ей лучше развиваться в условиях свободной конкуренции [2].
Самый же важный вопрос — политический. Информация в постиндустриальную эпоху — это власть. Доступ к информации есть условие свободы. Из этого прямо вытекают проблемы законодательного характера.
Нельзя рассматривать постиндустриальное общество только как новую ступень в технической сфере. Меняется и сам человек. Труд больше не является для него жизненной необходимостью. Постиндустриализация связана с превращением процесса труда, по крайней мере, для заметной части общества, в разновидность творческой деятельности, в средство самореализации и с преодолением некоторых присущих индустриальному обществу форм отчуждения. Вместе с тем постиндустриальное общество — это общество постэкономическое, поскольку в перспективе в нём преодолевается господство экономики (производство материальных благ) над людьми и основной формой жизнедеятельности становится развитие человеческих способностей.
Становление постиндустриального общества представляет собой глубочайшую социальную, экономическую, технологическую и духовную революцию. Её ядром, сердцевиной является, в свою очередь, становление нового социального типа человека и характера общественных отношений. Этот тип можно определит как «богатую индивидуальность», «многомерного человека» [9]. Если ещё 30-50 лет назад жизненный путь человека и круг его общественных связей определялись в первую очередь тем, к какому классу или социальному слою он принадлежит, и лишь во вторую — его личными способностями, то «многомерный человек» реально может выбирать между работой по найму и собственным бизнесом, между различными способами самовыражения и материальным успехом. Это значит, что человек может выбирать и строить по своему усмотрению и те отношения, в которые он вступает с другими людьми. Они всё меньше и меньше господствуют над ним, как это было в эпоху индустриального капитализма. Именно с таким изменением связан наблюдаемый ныне в развитых странах «рыночный ренессанс».
За «рыночным ренессансом» в действительности стоит колоссальное развитие нерыночной сферы — системы социальной защиты, образования, здравоохранения, культуры и, что очень важно, домашнего труда по воспитанию, «производству» человеком самого себя и своих детей, труда непосредственного общения. Характерной чертой складывающегося постиндустриального общества становится двухэтажная, двухсекторная экономика, состоящая из сектора производства материальных благ и услуг, который контролируется рынком, и сектора «производства человека», где осуществляется накопление человеческого капитала и, по существу, не остаётся места рыночным отношениям. Причём развитие сферы «производства человека» всё больше определяет развитие и структуру рынка, динамизм экономики и конкурентоспособность стран в мире. При этом «производство человека» всё меньше является прерогативой государства и всё больше самого гражданского общества: органов местного самоуправления, общественных организаций, наконец, самих граждан [6].
Интеллектуальная собственность «многомерного человека» постиндустриального общества складывается в результате огромных затрат труда по воспитанию детей в семье, расходов госу-
дарства, частных фондов и самих граждан на образование, собственных усилий детей, а потом студентов по освоению знаний и ценностей культуры, общих — государственных, частных и коллективных затрат на поддержание и развитие культуры и искусства, затрат времени людей по освоению достижений культуры. Наконец, в интеллектуальной собственности воплощаются затраты времени и усилия человека по поддержанию своей «спортивной формы» — своего здоровья, работоспособности, не говоря уже о совокупных расходах на охрану и восстановление окружающей среды. Уже в 1985 г. величина «человеческого капитала» Америки в несколько раз превышала сумму всех активов американских корпораций. Такое сопоставление говорит само за себя [3].
Лёгкость накопления и передачи информации в эпоху постиндустриализации порождает свои проблемы. Так, становится всё более очевидной угроза полицейского и политического наблюдения за индивидами с использованием изощрённой информационной техники. Как писал бывший сенатор С. Эрвин в обзоре по использованию компьютерных банков данных федеральными агентствами, «подкомитет обнаружил многочисленные случаи того, как агентства начинали с весьма благих целей, а затем заходили столь далеко за пределы необходимого, что неприкосновенность частной сферы жизни и конституционные права индивидов оказывались под угрозой уже в силу самого существования досье на них... Наиболее важным открытием было установление факта чрезвычайно большого количества правительственных банков данных с громадными досье практически на каждого жителя страны. 54 агентства, предоставивших информацию на этот счёт, доложили о существовании 858 банков данных, содержащих 1,25 миллиарда записей на индивидов».
Всё это подтверждает следующий факт: когда какое-либо агентство, обладающее властью, устанавливает бюрократические нормы и стремится во что бы то ни стало насаждать их, создаётся угроза злоупотреблений. Другой не менее важный момент заключается в том, что контроль над информацией чаще всего выливается в злоупотребления, начиная с сокрытия информации и кончая её незаконным обнародованием. Для предотвращения этих злоупотреблений необходимы институциональные ограничения, прежде всего в сфере информации.
В постиндустриальном обществе для самовыражения и самоутверждения человека велико значение политики, административнообщественного самоуправления — прямой («партисипаторной») демократии, которая расширяет общественные связи человека и тем самым возможности для проявления им творческой инициативы.
Западная общественная мысль в 1980-е гг. пришла к тому же выводу, к которому в своё время пришёл К. Маркс в первом черновом варианте «Капитала»: культура, наука, информация — всеобщее достояние. Как только их «запускают» в производство, т. е. используют как производительную силу, они становятся подлинно всеобщей собственностью. «В классической и марксовой экономической теории капитал мыслился как “воплощённый труд”, но знание нельзя интерпретировать в том же ключе,— писал Д. Белл.— Главное состоит в том, что знание, как систематизированная теория является коллективным достоянием. Ни отдельное лицо, ни отдельная группа работников, ни корпорация не могут монополизировать или защитить патентом теоретическое знание или извлечь из него уникальное производственное преимущество. Оно является общественной собственностью интеллектуального мира». В то же время наука, информация, ценности культуры по существу, не отчуждаются ни от их создателя («производителя»), ни от того, кто ими пользуется. Следовательно, эта общественная собственность является индивидуальной для каждого, кто пользуется ею. Таким образом, для постиндустриального общества характерно предсказанное Марксом единство индивидуальной и общественной (но не государственной!) собственности на основной «продукт» и «производственный ресурс» [5].
Процесс постиндустриализации необратим. Однако пока он охватил далеко не все стороны общественной жизни и далеко не все страны. Создаётся новая карта мира. Это информационная карта, которую можно уподобить климатической в том смысле, что на ней отражены некоторые постоянные условия среды. Эта информационная карта показывает большую плотность информации на территории Северной Америки, несколько меньшую — в Европе, Японии и России; во всех других местах плотность информации ничтожна и даже сходит на нет. Даже в самых развитых странах (США, Япония, ФРГ,
Швеция) общество ещё весьма далеко от того, чтобы в полной мере стать постиндустриальным. До сих пор в них многие миллионы людей заняты простым трудом и подвергаются самой обычной капиталистической эксплуатации. И даже в этих странах, в особенности в США, существуют массы неграмотных, которые, естественно, остаются на обочине дороги в будущее. Разумеется, это препятствует постиндустриализации, консервирует старые отношения и старые технологии, а порой и воссоздаёт их на новой технологической основе. Остаются нерешёнными и глобальные проблемы — экологическая и проблема отсталости большинства стран Земли. Однако решить эти проблемы можно только на постиндустриальной основе. В свою очередь, дальнейшая постиндустриализация немыслима без их решения [7; 11-16].
Термин «информационное общество» был введён в научный оборот в начале 1960-х гг. фактически одновременно в США и Японии Ф. Махлупом и Т. Умесао авторами, получившими широкую известность своими исследованиями динамики развития наукоёмких производств [6].
В 1970-1980-е гг. наибольший вклад в развитие данной концепции внесли М. Порат, Й. Ма-суда, Т. Стоуньер, Р. Катц.
Теория информационного общества существенно обогатила представления о современном этапе общественного прогресса, однако большая часть предложенных в её рамках тезисов носила весьма частный характер. Наибольшим значением обладает проведённый её сторонниками анализ роли информации в хозяйственном развитии западных стран. Результатом его стала трактовка информации как специфического ресурса, не обладающего большинством характеристик, свойственных традиционным факторам производства. Среди прочего было отмечено, что распространение информации тождественно её самовозрастанию, что исключает применение к этому феномену понятия редкости, а её потребление не вызывает её исчерпаемости как производственного ресурса; таким образом, сторонники теории информационного общества приходили к справедливому в целом тезису о том, что «в современной экономике редкость ресурсов заменена на их распространённость». Эта формула получила впоследствии широкое признание и нашла подтверждение в хозяйственной практике 1980-1990-х гг.
Таким образом, сторонники теории информационного общества в отличие от постинду-стриалистов вполне осознанно обратились к исследованию более частных проблем, и поэтому данная концепция вряд ли может претендовать на статус целостной социологической доктрины. Акцентируя внимание на весьма поверхностных чертах современного общества, они полностью отказываются от анализа предшествующих стадий социальной эволюции, фактически противопоставляя информационное общество всем известным формам хозяйственной организации. Если, например, Д. Белл подчёркивал преемственность постиндустриального общества по отношению к индустриальному, отмечая, что «постиндустриальные тенденции не замещают предшествующие общественные формы как “стадии” общественной эволюции; они часто сосуществуют, углубляя комплексность общества и природу социальной структуры», то в теории информационного общества противостояние этой новой социальной формы всем предшествующим подчёркнуто гораздо резче. Однако в силу отмеченных обстоятельств концепция информационного общества в то же время может и должна рассматриваться как составная часть постиндустриальной теории. В контексте постиндустриальной методологии многие конкретные тезисы, предложенные в ходе исследования информационного общества, способны углубить наши представления о современном мире. В то же время, подчеркнём ещё раз, доктрина информационного общества подтверждает, что и сегодня концепции, пытающиеся определить формирующееся общество на основе одной из его характерных черт, обладают гораздо меньшими прогностическими возможностями, нежели рассматривающие его в комплексном противопоставлении предшествующим историческим этапам.
Определение современного этапа истории в качестве «постмодернити» обычно ассоциируется с идеями постмодернизма — широкого интеллектуального течения, возникшего на волне социальных трансформаций 1960-х гг. В отличие от постиндустриальной теории, сторонники которой опирались прежде всего на взгляды социологов и экономистов конца XIX — начала
XX в., а также на идеи философов-позитивистов, постмодернизм базировался на более широкой, но при этом гораздо менее структурированной основе [6].
И сама идея постмодернизма, и большинство терминов, используемых в рамках данной теории, берут своё начало в культурологии. Её сторонники обращают внимание в первую очередь на то, что складывающиеся сегодня социальные отношения радикально отличны от традиционного массового общества, и в этом они близки теоретикам постиндустриализма. Понятие «постмодернити» возникло в связи со стремлением подчеркнуть отличие нового социального порядка от «современного». Подобный подход породил весьма интересную периодизацию общественного прогресса, хронологически сходную с той, что предложена в рамках постиндустриальной теории, но в отдельных аспектах даже более совершенную.
Определяя в качестве эпохи модернити период, начавшийся в конце XVII в. (а некоторые авторы, например, А. Тойнби, относили данную границу к последней четверти XV столетия), исследователи фактически отождествляли его с эпохой зарождения и развития в западных странах капиталистического производства. Тем больший интерес вызывает их мнение о том, что уже с начала послевоенного периода в развитии индустриальных стран появились тенденции, позволяющие говорить о формировании нового порядка. К середине 1950-х гг. такую точку зрения разделял не только А. Тойнби, но и такие выдающие социологи, как Ч. Р. Миллс и П. Дракер.
Особого внимания заслуживают выводы теоретиков постмодернизма о снижении возможностей прогнозировать развитие, как отдельных личностей, так и социума в целом, о неопреде-лённости направлений общественного прогресса, о разделённости социума и активного субъекта. Вместе с тем постмодернисты считают, что в эпоху постмодернити преодолевается феномен отчуждения, трансформируются мотивы и стимулы деятельности человека, возникают новые ценностные ориентиры и нормы поведения. Таким образом, преодоление ранее сложившихся форм общественного устройства воспринимается ими как само содержание современного этапа социального прогресса. Констатируя возросшую комплексность социального организма и связывая её с резко повысившейся ролью индивидуального сознания и поведения, постмодернисты переносят акцент с понятия «мы», определяющего черты индустриального общества (при всём присущем ему индивидуализме), на понятие «я». Как следствие, теория постмодернизма
убедительно обосновывает расширение рамок общественного производства и неизбежное в будущем устранение границ между производством и потреблением. В рамках этого подхода предлагаются всё более широкие трактовки как производства, в которое включаются все стороны жизни человека, так и потребления. При этом анализируются не столько сами факты потребления материальных благ и услуг, сколько статусные аспекты и культурные формы этого процесса.
Будучи изначально ориентированной не только и не столько на исследование объективных характеристик современного общества, сколько на изучение места и роли человека в нём, а в последнее время — также на изменения отношения личности к институтам и формам этого общества, теория постмодернизма глубже, чем иные направления социологии, проникла в суть явлений, происходящих на социопсихологическом уровне. Постмодернисты ближе всех подошли к проблеме обусловленности современного производства и современной социальной структуры не столько объективными факторами и конкретными действиями человека, сколько субъективными обстоятельствами и системой мотивов и стимулов, определяющих его действия. Тем самым им удалось убедительно заявить глобальный масштаб и подлинную глубину современных социальных преобразований. Вместе с тем теория постмодернити находится сегодня в явном кризисе, обусловленном крайне неудачным решением в её рамках вопроса о терминологическом обозначении современной реальности. Как показала практика, термин «постмодернити» может быть эффективно использован применительно только к тем историческим периодам, которые характеризуются преодолением ранее сложившейся социальной модели, так как он не фиксирует ничего, кроме факта такого преодоления. Однако после того, как новая общественная система приобретает черты стабильного социального состояния, данное понятие утрачивает черты определённости.
Начиная с первой половины 1980-х гг. термин «постмодернити» стал замещаться ещё более аморфным понятием «модернизация». Постмодернити трактовалось уже не как установившееся состояние, а как гипотетический строй, формирование которого будет связано с завершением неопределённого процесса модернизации. Позднее возникли попытки ограничить период модернити отрезком истории с середины
XVII по конец XIX в. и обозначить завершающую треть прошлого и первую половину нынешнего столетия в качестве эпохи модернизма и таким образом противопоставить постмодернити не всему индустриальному обществу, а лишь тем его формам, которые сложились в последние десятилетия [6].
Развитие постмодернистской теории, таким образом, стало полной противоположностью эволюции концепции информационного общества. Если последняя пошла по пути выделения одного из признаков будущего общества и поэтому оказалась недостаточно гибкой для того, чтобы адекватно реагировать на изменяющиеся социальные условия, то доктрина постмодернити столь аморфна, что всякие её претензии на статус серьёзной социологической теории совершенно безосновательны. Несмотря на это, выдвинутые в её рамках оригинальные тезисы вполне могут быть использованы в постиндустриальной теории, так как ни в коей мере ей не противоречат.
К середине 1990-х гг. в зарубежной социологии сложилась весьма сложная и противоречивая ситуация. С одной стороны, постиндустриальная доктрина, подчёркивающая прежде всего центральную роль знания и ускоряющегося сдвига от производства материальных благ к производству информации, получила широкое признание, но при этом осталась скорее методологической основой для развития новых концепций, нежели теорией, пригодной для непосредственного применения к описанию новых реалий. С другой стороны, по меньшей мере две доктрины — теория информационного общества, с её вниманием к технологическим аспектам, и концепция постмодернизма, акцентирующая внимание на становлении новой личности и её месте в современном обществе,— подверглись достаточно резкой критике за присущую им односторонность и утратили ту привлекательность, которой обладали в 1970-1980-е гг.
Постиндустриализм акцентирует внимание на роли технического и научного прогресса в общественном развитии; теоретики постмодернизма выдвигают на первый план новые качества человека, определяющие фундаментальные свойства будущего общества. Однако ни технический прогресс не может осуществиться без радикального развития личности, ни становление самой новой личности невозможно вне экономических успехов, обеспечивающих высокий уро-
вень материального благосостояния общества в целом. Точкой, в которой практически пересекаются выводы двух теорий, является положение о значении науки и знаний, об их роли в развитии современного производства и формировании новых качеств его работника.
В то же время следует стремиться уйти от недостатков всех рассмотренных выше теорий, и главной задачей в связи с этим оказывается построение концепции, в рамках которой все исторические эпохи, выделяемые в ходе развития цивилизации, должны быть противопоставлены на основе единых методологических принципов и связаны воедино сквозной линией развития, некоей тенденцией, последовательно развертывающейся на протяжении всей человеческой истории.
Список литературы
1. Белл, Д. Социальные рамки информационного общества / Д. Белл // Новая технократическая волна на Западе : сборник. М., 1986.
2. Дайзард, У. Наступление информационного века / У. Дайзард // Новая технократическая волна на Западе : сборник. М., 1986.
3. Иноземцев, В. Л. «Класс интеллектуалов» в постиндустриальном обществе / В. Л. Иноземцев // Социолог, исслед. 2000. № 6.
4. Иноземцев, В. Л. Перспективы постиндустриальной теории в меняющемся мире / В. Л. Иноземцев // Новая постиндустриальная волна на Западе : антология / под ред. В. Л. Иноземцева. М. : Academia, 1999. 640 с. [Электронная версия]. URL: http://iir-mp.narod.ru/books/inozem-cev/page_1003.html
5. Иноземцев, В. Л. Понятие творчества в современной экономической теории / В. Л. Иноземцев // ПОЛИС. Полит. исслед. 1992. № 1-2. С. 178187.
6. Иноземцев, В. Л. Расколотая цивилизация. Наличествующие предпосылки и возможные последствия постэкономической революции /
В. Л. Иноземцев. М., 1999.
7. Иноземцев, В. Л. Экспансия творчества — вызов экономической эпохе / В. Л. Иноземцев // ПОЛИС. Полит. исслед. 1997. № 5. С. 110-122.
8. Красильщиков, В. Ориентиры грядущего в постиндустриальном обществе / В. Красильщиков // Обществ. науки и современность. 1993. № 2.
9. Лукин, В. М. Модели индустриальной и постиндустриальной цивилизации в западной футурологии / В. М. Лукин // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 6. 1993. Вып. 1 (№ 6).
10. Хацевич, Р. В. Основные модели постиндустриального развития общества: социальнофилософский аспект : дис. ... канд. филос. наук / Р. В. Хацевич. Архангельск, 2005. 227 с.
11. Arrighi, G. The Long Twentienth Century. Money, Power and the Origins of Our Times / G. Arrighi. L. ; N.-Y., 1994.
12. Drucker, P. F. The New Realities / P. F. Druck-er. Oxford, 1996;
13. Galbruith, J. K. The Affluent Society / J. K. Galbruith. L. ; N.-Y., 1991.
14. Giddens, A. The Consequences of Modernity / A. Giddens. Cambridge, 1995.
15. Heilbroner, R. L. Behind the Veil of Economics. Essays in Worldly Philosophy / R. L. Heilbroner. N.-Y., 1988.
16. Heilbroner, R. The Making of Economic Society / R. Heilbroner, W. Milberg. 10th ed. Upper Saddle River (N. J.), 1998.
17. Riesman, D. Leisure and work in postindustrial society / D. Riesman // Riesman D. Abundance for What? and Other Essays. N. Y., 1964. P. 162-183.
