CC BY
217
УДК 115
А.Г. Горбунова
СОБЫТИЕ КАК ФИЛОСОФСКАЯ ПРОБЛЕМА: ПОДХОДЫ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ
Событие — это один из самых загадочных и сложных для понимания концептов современной мысли. Категория события — одна из ключевых для понимания современной философии, однако ввиду обилия подходов к данному понятию и частого отсутствия терминологической ясности в его употреблении представляется необходимым прояснить место и роль события в современной философии и обозначить возможные подступы к философской интерпретации этой категории. Задача данной работы состоит в интерпретации категории события в широком поле современной философии. Исследование категории события является той путевой нитью, с помощью которой можно проследить путь метафизики. Актуальность темы также в том, что она маркирует уход от теоретизма на путь выработки постметафизического мышления, вобравшего в себя онтологический и лингвистический повороты, или, проще говоря, на путь практической философии, ориентированной на экзистенциально значимое знание. Новизна и значимость разработки проблемы события концентрируются в точке антитезиса по отношению к спекулятивному типу рефлексии истории. Данная статья анализирует традицию философской рефлексии проблемы события в ее эволюции от классических парадигм к постструктуралистским.
Для начала рассмотрим самое общее проблемное поле, в котором мы находим понятие события. В конце XIX — первой половине XX века понятие события становится одним из ключевых для философии и оказывается в центре самых разных философских систем. Но под событием в этих философских системах часто подразумеваются совершенно несходные вещи. В этом смысле разговор о том, как событие понимается в современной философии, рискует превратиться в разговор об омонимах, под которые едва ли можно подвести общий знаменатель. Однако в самом регулярном обращении современной философии к теме события все же прослеживается некое единство поиска. Речь здесь идет в том числе о поиске некой перво-
начальной реальности, предшествующей как субъекту, так и объекту, и имплицитно включающей эти два полюса. Еще во второй половине XIX века в школе неокантианства понятие субъекта было переосмыслено таким образом, что субъект и объект оказались двумя полюсами некой исходной реальности [10, с. 173]. Такая «первая реальность» синонимична событию и ряду других понятий, призванных ее ухватить. Это «нейтральные элементы опыта» в эмпириокритицизме Маха, «чистый опыт» Джеймса, «логические атомы» Рассела, «исторический опыт» Анкерсмита. В XX веке появились теории, показывающие неразличимость или, вернее, искусственную природу различения субъекта и объекта познания, необоснованность наделения их различной онтологической природой, их единство в целостной структуре бы-тия-в-мире, или в жизненном мире, который я могу познавать только постольку, поскольку я являюсь его неотъемлемой частью. Сам поиск реальности, предшествующей субъекту и объекту, задает новую парадигму онтологии. Для онтологии, как она сформировалась в Древней Греции, само словосочетание «онтология события» — оксюморон: никакая онтология события невозможна, поскольку онтология по определению имеет дело со ставшим и неизменным, с бытием, а не со становлением, вечным потоком, историей. Правда, и здесь все не так однозначно: мы можем вспомнить Гераклита и диалектику Платона. Понятие события в XX веке находится в центре не только у таких философов, как Хайдеггер и Витгенштейн, но и у А.Н. Уайт-хеда, создавшего своеобразную «метафизику события», и у Ж. Делёза, и у А. Бадью. Событие также одно из ключевых слов для М. Бахтина.
М. Фуко выделяет в недавнем прошлом три основные попытки концептуализировать событие: неопозитивизм, феноменологию и философию истории [11, с. 451]. Неопозитивизму не удалось рассмотреть событие в его особости: он не различил событие и положение вещей, в результате чего событие стало пониматься как нечто материальное. Феноменология же «либо
располагала голое событие до смысла или по соседству с последним — твердыня фактичности, безмолвная инерция случайностей, — а затем подчиняла событие активным процессам осмысления, вгрызания в него и его разработки; либо же феноменология допускала область первичных сигнификаций, которая всегда существовала как некая диспозиция мира вокруг Я, следующая по его пути и за его привилегированными локализациями, заранее указывая, где событие может произойти и его возможную форму. Либо кот, чей здравый смысл предшествует улыбке, либо общезначимый смысл улыбки, предвосхищающий кота. Либо Сартр, либо Мерло-Понти. Для них смысл никогда не совпадает с событием: из этого вытекают логика сигнификаций, грамматика первого лица и метафизика сознания» [11, с. 451]. Философия истории же, согласно Фуко, заключает событие в циклическую модель времени. «Ее ошибка — грамматическая; философия истории рассматривает настоящее как то, что обрамлено прошлым и будущим; настоящее — это бывшее будущее, где его форма была предуготовлена, а прошлое, которое произойдет в будущем, сохраняет идентичность своего содержания. Прежде всего, такое понимание настоящего требует логики сущностей (которая закладывает настоящее в памяти) и логики понятий (где настоящее заложено как знание о будущем), а затем и метафизики завершенного и связного космоса, метафизики иерархического мира» [Там же. С. 452]. Таким образом, истории приписывается смысл, получается вневременная история. Все это слишком сильно замешано на Гегеле и основано на метафизике. Событие оказывается подчинено твердо централизованному порядку.
Мы видим три системы, потерпевшие неудачу в осмыслении события. Но в чем же заключается возможная удача? К теме события трудно подойти, учитывая, что она обращена ко всему многообразию его понимания: от dasein Хайдеггера, поступка Бахтина до «чистого события» как безличной и доиндивидуальной сингулярности Делёза и совозможного характера процедур понимания («единство моментов истин») Бадью.
Что такое само событие? Обратимся для начала к русскому языку, а затем к историческому дискурсу, поскольку именно у них философская речь заимствовала этот термин. Рас-
смотрение понятия «событие» в русском языке призвано помочь нам увидеть многогранность и философскую нагруженность этой категории, поскольку философская терминология вырастает на почве повседневного языка, как и само философское познание опирается на жизненный мир человека как свою основу. Словарь В.И. Даля определяет событие как «событность кого с кем, чего с чем, пребывание вместе и в одно время; событность происшествий, совместность по времени, современность. | Событие, происшествие, что сбылось, см. сбывать» [4]. Событию синонимичен случай (быль, приключение, происшествие, притча, дело, что сталось, случилось, сбылось; обстоятельство, встреча; все нежданное, непредвиденное, внезапное, нечаянное). Случай — это, например, мужик в ведре утонул. Случай — это и некоторая пора, обстоятельство, и нечаянное совпадение, и встреча, и то, что можно упустить. Событие — это то, что сбывается (исполняется, совершается, делается, случается по думаному, гаданому, предположенному). Сбывается пророчество или предчувствие. В подблюдной песне поется: «кому вынется, тому сбудется, не минуется» [Там же]. Событие — это то, что происходит (исходит, делается, начинает, проистекает, берет начало, возникает, рождается), как взрыв на пороховом заводе, собрание по средам или Волга из тверских болот. Событие — явление предела. А предел — это «начало или конец, кон, межа, грань, раздел, край, рубеж или граница; конец одного и начало другого, в смысле вещественном и духовном» [Там же]. Предел моря — берег, предел суши — вода, предел жизни — смерть. Повторимся, событие — это граница (и снова рубеж, предел, межа, конт, край, кромка, конец и начало, стык, черта раздела).
Но оставим русский язык и продолжим набор синонимов уже из философской речи. Событие — аналог поступка, встречи или сингулярности. Событие, несомненно, должно отличаться от происшествия и эмпирической фактичности. Оно уходит от истолкования как одно из «первых начал», то, что участвует в самом формировании субъективности, и потому уходит от любых определений. Действительно, было бы неверно полагать, что есть некий готовый субъект, с которым происходит событие. Событие само лежит в основе явления субъекта; вначале событие, а уже потом или не потом, а
сразу, но — через событие — субъект. Событие — всеобъемлющая категория, ведь событие суть видимое существование бытия. Плодотворно для понимания события его сопоставление с категорией опыта. Событие — единица опыта. Почему именно через опыт стоит раскрывать событие? Потому что именно опыт есть то, что предшествует категориям субъекта и объекта, а затем происходит дробление данного на эти две категории. Мы говорили выше, что поиск реальности, предшествующей субъекту и объекту, это и есть та область, в которой ищут событие в ХХ веке. Опыт событиен, он предшествует истине. Первоначально нам дан опыт, и то, что мы начинаем различать на позднейшем этапе как субъект и объект, должно быть почерпнуто из опыта, но не наоборот. В событийной парадигме опыт вытесняет истину и ложность. Резонно возникает вопрос: от имени какого (трансцендентального) субъекта могла бы быть провозглашена истина? Изначально мир дается нам таким образом, что разделить язык и мир невозможно. С чем мы реально имеем дело, так это с гремучей смесью опыта, из которой позднее выделяется оппозиция слово-вещь.
Другой, более субъективный аналог события — это утрата. Это наше выпадение из прошлого и выпадение в историю как гештальт-пере-ключение, дарующее нам исторический опыт. Событие как утрата может быть прослежено на материале культуры в целом и индивидуальной человеческой психики. Архетипом того, что было утрачено в таком дарующем исторический опыт событии, выступает образ утраченного рая. Здесь же событие — это травма. Чтобы событие было травмой в полном смысле слова, оно должно нести с собой полную смену иден-тичностей (смерть Сократа, явление Христа, Французская революция).
Как уже было сказано выше, интерес к теме события замешан на осознании, что «старая» метафизика, предполагающая жесткую взаимосвязь причины и следствия, исчерпала себя. Иной, становящийся тип метафизики опирается на спонтанность и неповторимость событий. Для неклассического типа рациональности характерна обращенность к спонтанности бытия и ее принципиальной событийности. Пост-неклассическая наука имеет дело с нелинейным миром, в котором возрастает вероятность совершения маловероятных событий. Такие
события воспринимаются как необратимость, спонтанность, скачок из потенциальности в актуальность. Характер нового типа метафизики определяется тем, что бытие есть место, где происходит, по словам Г. Башляра, резонанс ртимов различных моментов. Моментом обострения этого резонанса в будущем становится спонтанное, необратимое событие [5, с. 11].
Обратимся к истории научного употребления термина «событие». Он пришел к нам из исторической науки: с одной стороны, нужно было представлять прошлое как непрерывный процесс и «привязывать» друг к другу события, с другой — историческая наука стала отличать существенные события (войны, революции, смены правящих династий), меняющие ход истории, от событий, чья значимость для истории ничтожна. Ввиду такого употребления термин «событие» сразу приобрел оттенок чего-то, выходящего за рамки обыденного [Там же]. Впрочем, в исторической науке мы имеем дело не собственно с событием, а с определенным образом прошлого, проинтерпретированным историком. Именно интерпретация исторического факта придает ему значимость события. История — это хорошо построенный рассказ о событиях, и события, будучи описанными и рассказанными, становятся историей. В.П. Руднев в «Феноменологии события» пишет: «Событие — форма речевого акта... и как любой речевой акт оно прежде всего акт говорения, рас-сказ о событии, так как то, что произошло, но никому не стало из-вестно, на феноменальном уровне не произошло вовсе» [8]. При этом то, что рассказано в виде события, несмотря на то что оно может быть симулировано, имеет шанс остаться событием порой даже на значительное время, а может быть, и навсегда. История представляет собой поток хронологически расставленных событий, которым отведены их уникальные места. Но как расставляются события по своим уникальным местам? Всегда есть некая заданная матрица, в которой зафиксировано, под каким углом зрения попадают в «сетку» истории эти события; эта же сетка определяет меру значимости и интерпретации события, а также причинно-следственные связи между ними, устанавливая тем самым исторический горизонт как единое означаемое [5, с. 11].
И снова вернемся к попаданию термина «событие» в язык философии, на этот раз про-
следив более детально все возможные подходы к нему. Как уже было сказано выше, событие оказалось под пристальным вниманием философов только в ХХ веке. В классической философской традиции примерно до конца XIX века события как феномен не рассматривались. Такого слова в философском языке, по сути, не было, но тема может быть найдена со времен античности: Е^щфгп? Платона (момент «вдруг», момент предела, граница идеи и вещи), т0^ца Плотина («нечистивое дерзновение», привносящее движение в единое). Декарт открыл нам событие сознания, событие мышления ego cogito и дискретность времени в мышлении. У Гегеля события выстраивались в порядке строгой логики самопознания Абсолютного Духа. Но выйти на передний план в философии тема события смогла только с уходом классического понимания мира. Таким образом, можно принять за отправную точку обращения к проблеме события в философии — введение А. Бергсоном временной длительности того или иного явления. «Событием обозначается то, что, свершаясь, отменяет прежние принципы наблюдения, индивидуализируется, становится уникальным» [5, с. 12]. Неклассическая рациональность, в русле которой протекала философская мысль ХХ века, предполагала отказ от резкого разграничения субъекта и объекта, ввиду чего стал возможен поиск некой первой реальности, объединяющей эти два полюса, о чем мы говорили выше. В науке пришло понимание того, что причинность не может быть сведена только к лапласовской формулировке. Важную роль при описании динамики системы начала играть категория случайности. Эти радикальные сдвиги в представлениях о мире привели к необходимости введения дефиниции «событие» в систему философского знания [Там же].
Событие — значимая категория для экзистенциально направленной мысли. Так, экзистенциально поворотным событием в жизни человека является, например, любовь, или религиозное обращение (на эту тему вспомним «Исповедь» Августина и сочинения С. Кьер-кегора). При способности человека осознать совершающийся поворот в собственной экзистенциальной судьбе ему открываются новые смыслы. Такое событие поворота всегда прерывает повседневность.
Событие как «очищенное» понятие описать невозможно. Н.А. Лукьянова отмечает, что событие становится философской категорией только в описании, т. е. нам необходим некий субъект, его определяющий, и на первый план выходит наблюдающий это событие субъект — наблюдатель. «...Уникальность и единичность события связана с особым местом этого события на ценностно-значимой шкале каждой отдельной личности, и тогда два различных события могут отказаться на одной ступени и даже отождествиться с точки зрения их влияния на судьбу этого человека. Следовательно, в феноменологическом описании события всегда существует ситуация совместности, разделенности с другим чего-либо и бытийствования» [Там же. С. 13]. В этом взаимообратимость собЫтия и событиЯ.
Герменевтическая традиция понимает под событием откровение, узнавание, смыслопо-рождающий акт, меняющий ритм жизни того, с кем это событие произошло [6]. Событие становится значимым в момент его «индивидуализации», когда событие как откровение вводится в качестве акта трансцендентного понимания, релевантного и возможного для прочтения исключительно интерпретатором. В вопросе об истине события человек становится творцом многообразных картин исторического процесса. Согласно Г.-Г. Гадамеру, необходимо слияние смысловых горизонтов интерпретатора и интерпретируемого для осуществления герменевтической практики. Интерпретация в этом случае претендует не только на воспроизведение смысла исторического события, как он понимался в прошлом, но и на раскрытие всей полноты его смыслового потенциала, которое возможно только по прошествии многих лет [5, с. 13]. Герменевтическая традиция показывает, что события должны порождать определенное значение, соединяющее участников коммуникации для достижения взаимопонимания.
К продолжению герменевтической традиции можно отнести событие поступка М.М. Бахтина. «Всё происходящее в жизни становится событием взаимодействия разных самосознаний, т. е. диалогом, в котором определяется истина. Диалог — точка соприкосновения субъектов — актуализует умение познать и умение выразить себя в качестве определенных самостей посредством события». Событием, по
Бахтину, является ответственный поступок, который «стягивает, соотносит и разрешает в едином и единственном и уже последнем контексте и смысл, и факт, и общее, и индивидуальное, и реальное, и идеальное, ибо всё входит в его ответственную мотивацию; в поступке выход из только возможности в единственность раз и навсегда» [1, с. 29]. Именно посредством поступка человек приобщается к со-бытию бытия, т. е. навсегда обретает свое место в мире. В поступке проявляется мысль, мысль событийна. И она свершается как причастное событие в бытии. Причастность возможна не субстанциально, а событийно, считал Бахтин. Для него ситуация перехода — это постоянный процесс, пусть даже это время тянется веками («большое время»), бытие есть событие встречи Я и Другого [5, с. 14].
Существуют и иные традиции рассмотрения понятия события. Одна из них начинается в философии А. Бергсона. Выше уже было сказано, что введенное им понятие длительности позволило говорить о событиях в философии. Длительностью Бергсон называет время, являющееся существенной характеристикой жизни. И прежде всего длительность обнаруживает себя в памяти, так как именно в памяти прошлое продолжает существовать в настоящем. Именно с памятью Бергсон связывает рассматриваемое нами понятие события. Память, стремясь соотносить события, делает прошедшее и будущее реальным и тем самым создает истинную длительность и время. Постоянное движение определяет природу человека (и любого живого существа) в мире событий. Бергсон выделяет два типа таких существ: «Первые чувствуют только движения, вторые воспринимают качества. Первые совсем близки к тому, чтобы подчиниться ходу вещей; вторые реагируют, и напряжение их способности действовать, без сомнения, пропорционально концентрации их способности восприятия. Прогресс идет вплоть до самого человечества. «Люди действия» тем более бывают таковыми, чем большее число событий умеют они охватить одним взглядом; в силу этой же причины одни люди воспринимают последовательные события одно за другим и попадают во власть этих событий, другие же схватывают их сразу и господствуют над ними. Резюмируя сказанное, можно утверждать, что качества материи — это копии, которые тем
более устойчивы, чем более мы овладеваем ее неустойчивостью» [2, с. 289]. Идеи Бергсона оказали влияние на становление философии А.Н. Уайтхеда. Рассматривая событие как постоянное движение, Уайтхед отмечает его роль в познании мира: «Мы должны начать с события, приняв его за конечную единицу природного явления. Событие должно иметь отношение ко всему существующему, в том числе ко всем другим событиям» [9, с. 163]. Таким образом, Уайтхед сделал событие центральной категорией своей философии процесса. Он рассматривал событие как момент схватывания реальности, пространственно-временное происшествие, являющееся своеобразным звеном между прошлым и будущим, которое интегрировано в процесс природы. «Событие начинается как следствие, обращенное в прошлое, а заканчивается как причина, обращенная в будущее» [3]. Для Уайтхеда событие является тем ключевым моментом, с которого надо начинать рассмотрение любого природного явления. В концепции организма Уайтхеда событие существует во внешней и внутренней реальности и является самодостаточным в этой реальности. «Событие в своей внутренней реальности отражает в себе как нечто, состоящее из частей, аспектов, присущей ему ценности, как полная реализация самого себя. Оно реализует себя в виде устойчивой индивидуальной сущности, которая содержит в себе историю своей жизни. Далее, внешняя реальность такого события, отражаясь в других событиях, также принимает форму устойчивой индивидуальности» [9, с. 165]. Для Уайтхеда природа — это множество разнообразных событий, а действительность есть изначальное становление, процесс, в котором каждое событие — это тоже процесс. События — это процессы опыта, каждый из которых представляет собой индивидуальный акт. Отношения многих событий образуют «ткань» времени. Протяженность способствует возникновению длительности, и каждая длительность может делиться на события.
Тему события можно найти у Ж. Бодрийа-ра, Ж.-Л. Нанси, Ж. Рансьера, К. Лефора и др., но главным образом она ассоциируется с философией позднего Хайдеггера. В тексте доклада «Время и бытие» событие (Ereignis) становится третьим термином, приостанавливающим герменевтическую игру взаимного определения
бытия и времени, «местом», где они могут быть специфически «локализованы» и выхвачены мыслью как таковые: «Время и бытие сбываются в событии» [13, с. 404]. Предоставляя перспективу, в которой могут быть распознаны бытие и время, будучи в конечном итоге условием явленности любого конкретного присутствия, событие не имеет собственной локализации: «событие ни есть, ни имеет себе еще какое-то место» [Там же. С. 405]. Ereignis — ни субъект, ни субстанция, ни вообще что-либо из сущего. Эту делокализованность можно рассматривать как универсальную характеристику события. Событие одновременно феноменально очевидно и неуловимо. Оно не принадлежит порядку существующего, но несет с собой разрыв ткани действительного и обещание чего-то радикально иного, невыразимого в терминах фактически данного. Потому философская аналитика события с самого начала оказывается рискованным предприятием: говоря о событии, мы в некотором смысле пытаемся говорить о том, о чем говорить невозможно и о чем, по Витгенштейну, следует молчать.
В XX веке произошло несколько наиболее значительных поворотов в философии, отмечающих попытку ухода от классической проблематики, навязанной субъект-объектной оппозицией метафизики Нового времени. Это в первую очередь лингвистический и онтологический повороты. Они выявили ограниченность классических установлений философии либо языком, либо онтологическими предпосылками. Но наравне с этими двумя поворотами в поле философского исследования происходит еще один — «событийный» поворот. Он относится к континентальной философии и является одновременно превосхождением и продолжением лингвистического и онтологического поворотов. Выстраивается специфическая онтология события, а за языком сохраняется его проблематичность, но исчезает его трансцен-дентальность, поскольку событие — это то, что делает возможным и язык, и бытие, и границу между ними [7]. Хайдеггер показал, что онтология «забыла» бытие, толкуя его из сущего, и что присутствие является «онтически-онтологи-ческим условием возможности всех онтологий» [12, с. 13]. «Существо бытия — не что-то вроде бытия» [13, с. 397]. Издавна бытие разводилось с миром чувственного, со становлением. В мире
случаются события, и сам мир — это событие. Когда мы познаем истину, истина оказывается явленной нам во встрече с ней. Философия же всегда проблематизировала истину и проходила мимо ее событийности. С одной стороны, событие имеет свое что — свое содержание, смысловую определенность, ситуативную интенцио-нальность, завязанную на том или ином сущем. Но то, что делает событие событием, — его как, то, что оно случается, не может быть столь легко локализовано и помыслено. Схематично событие может быть помещено внутри (и тем самым одновременно вне) онтико-онтологического различия: с точки зрения того, что нечто в нем происходит (онтика), и ввиду самого «происходит» (бытие). Выступая в качестве границы, оно соединяет, разделяя. То есть онтология события отталкивается от онтологического различия. Событие обусловливает это различие, будучи само нейтральным по отношению к нему. По замечанию Хайдеггера, онтология призвана ответить на вопрос о том, каким образом бытие принадлежит сущему. Событие и есть возможный ответ. Этот ответ ведет к смене различия событием. Событийность представляет собой путь к прояснению характера бытия. Таким образом, мы видим, что введение концепта события в состав онтологии изначально было призвано решить две задачи: ответить на вопрос о том, как осуществляется бытие, а также, прояснив отношение внутри онтологического различия и его исток, заменить его событием и обосновать онтологию онтологически и выяснить исток событийности сущего [7]. Мы можем видеть, что по логике своего выстраивания онтология события суть последняя онтология, логический предел предшествующих онтоло-гий. И от ее успешности зависит судьба метафизики как таковой.
Хайдеггер разрабатывает событие как способ осуществления бытия, поскольку о последнем запрещено говорить, что оно «есть». Событие для Хайдеггера — это область, где впервые становятся собой время, язык, Dasein. Оно уникально и единственно и является условием собственной мыслимости. Другой вариант предлагает Делёз. Событие у него оказывается условием и осуществлением становления. Нанси определяет событие как «имение-места-бытия». Поскольку бытие это со-бытие, то если что-то случилось, случилась совместность. Нанси вписывает в со-
бытие исток сообщества и производство смыслов. А. Бадью разводит время и бытие. Событие оказывается способом вернуть ситуацию к ее неразличимому истоку. Оно тематизируется как добавление неименуемого избытка к ситуации, в результате которого происходит сбой в ее репрезентации и на свет выходит «забытая», непредставленная часть. Бадью акцентирует внимание на том, что событие является способом выведения истины из сокрытости в открытость (пользуясь словарем Хайдеггера), а также продолжается,
удваиваясь в постсобытийном (язык и субъект, при условии верности событию). Деррида ввел событие как справедливость. Оно всегда в состоянии наступления подобно невыполненному обещанию, потому вне времени, места и причинности [7].
Таким образом, в общих чертах были рассмотрены логика движения современной метафизики в обращении к событию и множественность способов такого движения в широком философском контексте.
список литературы
1. Бахтин, М.М. Автор и герой в эстетической деятельности [Текст] / М.М. Бахтин. — М., 2003.
2. Бергсон, А. Творческая эволюция [Текст] / А. Бергсон. - М., 2001.
3. Гансвинд, И.Н. [Электронный ресурс] / И.Н. Гансвинд, А.Н. Уайтхед // Б-ка электронных публикаций. — Режим доступа: www.chronos.msu.ru?/ rauthorpublications.html.
4. Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка [Электронный ресурс] / В.И. Даль. — Режим доступа: http://slovardalja.net/.
5. Лукьянова, Н.А. Метафизика события [Текст] / Н.А. Лукьянова // Вестн. ТГПУ. — 2007. — Вып. 11.
6. Нестеров, А. Проблема события в рецептивной теории литературы [Электронный ресурс] / А. Нестеров. — Режим доступа: http://www.philosophy. ru/library/nesterov/sobytie.html.
7. Писарев, А.А. Возможности построения онтологии события в рамках континентальной филосо-
фии [Электронный ресурс] / А.А. Писарев. — Режим доступа: http://new.philos.msu.ru/kaf/ontol/science/ bestworks/.
8. Руднев, В.П. Феноменология события [Электронный ресурс] / В.П. Руднев. — Режим доступа: Ы1р://апШгаро^у rinet.rU/old/4/fenomen.htm.
9. Уайтхед, А.Н. Избранные работы по философии [Текст] / А.Н. Уайтхед. - М., 1990.
10. Фалёв, Е.В. Герменевтика Мартина Хайдеггера [Текст] / Е.В. Фалёв. - СПб., 2008.
11. Фуко, М. Theatrum philosophicum [Текст] / М. Фуко // Делёз Ж. Логика смысла. — Екатеринбург, 1998.
12. Хайдеггер, М. Бытие и время [Текст] / М. Хайдеггер. — СПб., 2006.
13. Он же. Время и бытие [Текст] / М. Хайдеггер; пер. с нем. В.В. Бибихина // Время и бытие: статьи и выступления. — М.: Республика, 1993.
