СНОВИДЕНИЯ КАК СТРУКТУРНЫЙ ЭЛЕМЕНТ ПОВЕСТИ КРИСТИ ВОЛЬФ "КАССАНДРА" Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 821.521

Макаренко Лариса Викторовна

Кандидат филологических наук, доцент кафедры «Русский язык и русская литература» Гуманитарно-педагогический институт, ФГАОУ ВО «Севастопольский государственный университет»; Российская Федерация, Севастополь, e-mail: larisa-sevast@yandex.ua

Адонин Руслан Фанисович

Студент,

Гуманитарно-педагогический институт, ФГАОУ ВО «Севастопольский государственный университет»; Российская Федерация, Севастополь, e-mail: rusadd@bk.ru

СНОВИДЕНИЯ КАК СТРУКТУРНЫЙ ЭЛЕМЕНТ ПОВЕСТИ КРИСТИ ВОЛЬФ «КАССАНДРА

В статье исследуется роль сновидений как важнейшего компонента творческого осмысления действительности современными писателями на примере повести «Кассандра» Кристи Вольф, одного из самых читаемых в Европе авторов.

Ключевые слова: современная немецкая литература, мотив сна в литературном произведении, онейропоэтика, мир сновидений, реальный и ирреальный мир.

Larisa V. Makarenko

PhD in Philology science,

Associate Professor of the Department «Russian language and Russian literature»,

Institute of Humanities and Pedagogics, Sevastopol State University; Russian Federation, Sevastopol

Ruslan F. Adonin

Student

Institute of Humanities and Pedagogics, Sevastopol State University; Russian Federation, Sevastopol

DREAMS AS A STRUCTURAL ELEMENT OF CHRISTIE WOLF'S NOVEL

«CASSANDRA»

Abstract. The article explores the motif of sleeping and dreaming as a means of reflecting reality, allegories and circumlocutions by the example of Christie Wolf's novel "Cassandra".

Key words: modern German literature, the motif of sleep in a literary work, oneuropoetics, the world of dreams, the real and irreal world.

Для цитирования:

Макаренко, Л. В., Адонин, Р. Ф. Сновидения как структурный элемент повести Кристи Вольф «Кассандра» // Гуманитарная парадигма. 2020. № 1 (12). С. 29-38.

Сновидения и их толкование занимают важное место в литературе. Являясь кодом и каналом информационного обращения автора к своим читателям, художественная литература как искусство познания человеческой души стремится постичь всю сложность психики человека, его подсознания, которое полнее всего обнаруживает себя во время овладевшего человеком сна. Сон и описание сновидений являются частью художественного мира писателей разных эпох.

Сон является важной частью физиологии человека, занимая одну треть жизни человека, во многом определяя духовную и творческую составляющую его существования. Как отмечает В. П. Руднев, «сновидение становится „местом встречи" дневного и ночного мира человека, сознания и подсознания, является одним из важнейших подступов к действительности и к душевному состоянию по ту сторону сознания. Именно этим объясняется постоянное обращение к сновидениям в мифологии, религии, литературе и других отраслях знания, связанных с духовной сферой земного бытия человека» [8, с. 121]. Ю. М. Лотман анализировал природу сна с точки зрения культурологии, как многозначное средство хранения сведений, пространство, которое ещё надлежит заполнить смыслами. По мнению исследователя, интерпретация сна не может быть однозначной, поскольку «это нулевое пространство может заполняться различными носителями сообщения, в зависимости от типа истолковывающей культуры» [7, с. 126].

В процессе постижения сложных взаимоотношений двух состояний человека - сна и бодрствования, двух миров - реального и ирреального, углублялось понимание художественно-эстетического функционирования картин сновидений в системе художественного произведения; дифференцировались философское толкование сна и сновидений,

30

концептуальный аспект этого явления, виденье его эстетической роли в конкретном произведении. В конце ХХ века литературоведение обращается к исследованиям в области онейропоэтики — области поэтики, которая, как отмечает В.В. Зимнякова, «сосредоточена на филологическом анализе литературных снов как вербального художественного текста и художественной гипнологии, в которой сновидения имеют исключительно авторский и персонажный статус» [4, с. 3]. В данной статье нами предпринимается попытка рассмотрения сна и сновидений как структурного элемента произведения — средства отражения действительности, аллегорий и иносказаний на примере повести Кристи Вольф «Кассандра».

Криста Вольф (1929 - 2011) — знаковая фигура немецкой литературы второй половины ХХ века, один из самых читаемых авторов в Европе. По словам Бернд Д. Вреде, «пожалуй, никакая другая женщина-автор немецкоязычного пространства не оказала такого большого влияния на развитие литературы за прошедшие три десятилетия, как Криста Вольф» [1, с. 111]. В своих исторических и мифологических повестях и романах Криста Вольф обратилась к отдалённым эпохам, но при этом сумела отразить их глубокое родство с современностью, зашифровав при помощи уникальных поэтических метафор свои мысли и чувства. Конфликты, положенные в основу сюжетов уже первых произведений писательницы, уносят читателя в сон, утопию, гротеск. «Этот эффект, в конечном итоге, — следствие великолепной тематизации общезначимого в человеческом плане мифического материала» [1, с. 110].

Её главным произведением литературные критики называют философскую повесть «Кассандра» (1983), в которой жизненный путь женщины-прорицательницы стал зеркальным отражением современной писательнице немецкой истории. Как отмечает П. Д. Ивлева, «писательница встаёт в один ряд с героем-повествователем и даже более того они сливаются воедино, образуя мощный социокультурный источник, в котором, как в зеркале, отражаются все проблемы и конфликты современного общества. Основной целью при этом становится познание и изображение с помощью ёмких художественных образов сущности человеческого бытия, места человека в мире, поиск ответов на извечные вопросы на материале современности» [5].

В древнегреческой мифологии Троянская война занимает особое и, пожалуй, главное место. Находящийся на периферии троянского мифа образ Кассандры тем не менее стал сквозным в искусстве и литературе последующих эпох. Трагическая безысходность судьбы троянской пророчицы была чрезвычайно популярной в античном искусстве и литературе. Образ дочери

Приама и Гекубы, сестры Париса, привлекал греческих и римских драматургов (Эсхил, Еврипид, Сенека), писателей эллинистической эпохи (Александр Филострат), немецких писателей конца XVIII века (Ф. Шиллер), в отечественной литературе к образу мифологической царевны обратились писатели в первой половине XIX века (В. К. Кюхельбекер, А. Ф. Мерзляков, А. Н. Майков). В XX веке образ Кассандры также оказался интересен (Леся Украинка, Д. Дринкуотер, Ж. Жироду, Г. Гауптман, А. Мак-Лей, Р. Байра и др.).

Г. Ишимбаева отмечает, что Криста Вольф по-своему намечает философское и художественное восприятие мифа. Если в греческом мифе существовало абсолютное растворение человека в природе и природы в человеке, то у К. Вольф наблюдается в какой-то степени социальное, идущее от автора понимание мифа [6, с. 160]. Миф для неё — огромная и непобедимая сила, управляющая решительно всем, в том числе человеком, и вместе с тем — это сила, не способная абсолютно уничтожить в человеке его зрелое критическое начало. Но если в мифе героя и мир связывает единая судьба, то в интерпретации К. Вольф происходит этап переосмысления героем предназначенной ему свыше судьбы. П. Гуров, анализируя творчество Кристы Вольф, акцентировал, что история о Кассандре «является не более чем декорацией к основному действию, относящемуся к духовной сфере человеческого существования» [3].

Повесть «Кассандра» интересна ещё и тем, что она автобиографична, или «аутентична» (Криста Вольф — автор термина «аутентичность») [5]. Кассандра — alter ego автора. 27 сентября 1982 года Криста Вольф записывает в дневнике: «Мне ясно, что Кассандра должна пережить ритуальное возрождение и состояние экстаза, которые она в качестве противовеса привнесла в своё социальное окружение. И если думать о моих дальнейших планах, то я наконец нашла идею для моей фигуры-пророчицы. Счастливая находка» [2].

В «Кассандре», как и в остальных своих произведениях, К. Вольф в качестве главного действующего лица выбирает женщину сильную и страдающую. Повесть имеет монологическую форму, представляя собой исповедь главной героини. Хронотоп повести в основном психологический, мало связанный с топографией. Все события подаются через восприятие Кассандры, что придаёт им субъективность, несмотря на мифологический сюжет. Основу повести составляет не столько повествование о внешних событиях в Трое периода войны с греками, сколько раскрытие душевных переживаний заглавной героини повести. На тесную связь повести с современным контекстом указывает П. Гуров: «Парадигмы прошлого

включены в широкий спектр размышлений о современности» [3], ведь К. Вольф рассуждает как о судьбе художника, так и о двойной морали современной цивилизации, об участии женщин в общественной жизни и их роли в литературе.

История пророчеств Кассандры достаточно известна в мировой литературе. Менее известна большинству рядовых читателей её дальнейшая судьба: Кассандра, прячущаяся в храме во время разгрома Трои, была изнасилована Аяксом, после взятия в плен стала наложницей Агамемнона, родила от него двоих детей и была убита вместе с ним его неверной женой Клитемнестрой. Произведения, известные нам, написаны с точки зрения победителей. В противоположность этому, Криста Вольф заглядывает в душу представительнице побеждённых: повествование представляет собой воспоминания Кассандры непосредственно перед встречей с Клитемнестрой в храме — встречей, во время которой будет убита. Исповедь Кассандры Кристы Вольф — подробный анализ пережитого, подведение итогов перед предсказанной ею же самой собственной смертью: «С этим рассказом я вступаю в смерть» [2].

Текст повести имеет цикличное, спиралевидное построение. Язык повествования «рваный», синтаксис обрывочный. Кассандра постоянно возвращается к одной и той же мысли: «Язык будущего для меня состоит только из одной фразы: меня убьют сегодня» [2]. Мысль главной героини резко обрывается, чтобы затем неожиданно возникнуть вновь. Особую атмосферу в произведении Криста Вольф создаёт, вплетая сны в канву своей повести. Сны видит сама главная героиня, за расшифровкой своих снов к ней приходят другие обитатели Трои, например, её сестра Поликсена, от няни героиня узнаёт о пророческом сне её матери, Гекубы. Становятся предметом обсуждений придворных сны царя Трои Приама. Сны являются причиной тех или иных явлений в жизни окружения провидицы Кассандры, а неверное толкование снов — в том числе и причиной Троянской войны. Благодаря снам в повествовании вольно или невольно образуются два плана, соприкосновение которых и составляет основу повести: мифологический сюжет (внешний, событийный) и психологический анализ внутреннего состояния героини (внутренний, психологический).

Судьба героини трагична — она живёт среди людей, боящихся её дара, не понимающих и не желающих понять её. Жизнь Кассандры — борьба за самоутверждение. Криста Вольф в целом следует за сюжетом мифа, но при этом использует не только общепринятую версию, а и различные авторские вариации мифа. В результате, можно говорить о демифологизации общеизвестной истории, её авторской трактовке. Например, в повести,

основанной на мифах, отсутствуют боги и Олимп, даже событиям, кажущимся нам чудесными, писательница находит рациональное объяснение. Так, божественный дар Кассандры не более, чем результат острого ума юной героини, её хорошей памяти, желания вникать в совершенно не важные для других женщин дела, умение анализировать. Старшая дочь и любимица троянского царя, единственная из двенадцати дочерей Приама и Гекубы, Кассандра живо интересуется вопросами общественной жизни и политики: «...я интересовалась политикой больше всех моих многочисленных братьев и сестёр. Мне разрешалось сидеть и слушать, часто я сидела на коленях у Приама <...> Я, знавшая все имена чужих вождей и царей, названия всех городов и товаров, всё, чем мы торговали или перевозили на наших знаменитых кораблях через Геллеспонт, величину дохода и решения о его использовании» [2].

Кассандра с детства поняла, что её, любимицу отца, недолюбливают родные, она отличается и умом, и физическими данными — растёт красавицей, побеждает в различных соревнованиях среди сверстников, лучше всех переносит боль: «Я дольше всех держала руку над огнём, не меняясь в лице, без слез» [2]. Она же обладательница уникального дара — Кассандре снятся вещие сны: «Под вечер я уснула и до сих пор помню, что мне приснился корабль, который по синей гладкой воде уносил Энея от нашего берега, и огромное пламя, вспыхнувшее, когда корабль достиг горизонта, между ним, уплывшим, и нами, оставшимися дома. Море пылало. Эта картина и посейчас стоит передо мной, сколько ни легло на неё с тех пор других, других, более страшных» [2]. Кассандра склонна к саморефлексии, ведь буквально каждый свой сон она анализирует, пытаясь понять причины, вызвавшие то или иное сновидение, и принять правильное решение. «Хотела бы я знать... (Да о чём я думаю! Хотела бы? Знать? Я? Именно так. Слова правильные), хотела бы я знать, какого рода беспокойство, неощутимое в пору мира, в пору счастья — так мы говорили, — вызвало этот сон» [2]. Но девушка периодически и сама сомневается в своём провидческом даре, в том, что она «видела»: «Но „видела" ли я? Как это бывало? Я чувствовала. Испытывала — вот точное слово, это был опыт, нечто распознанное мною, когда я „видела"» [2].

Сны Кассандры, по сути, являются анализом окружающей действительности на подсознательном уровне. Когда приходит весть о сестре царя, Гесионе, похищенной спартанцем Теламоном, женившемся на ней и сделавшей ее царицей, Кассандра впервые испугалась: «.тревога за отца росла», «как могла я это знать?», «противоречивые чувства отца передались мне, уплотнились, сгустились и, казалось, расположились под ложечкой» .

Ощущение опасности, тревожность вызывают ряд сновидений, в которых отражается предвиденье будущих кровавых событий: «...сны, в которых являлся мне Эней, а я испытывала наслаждение, когда он мне угрожал; сны, которые мучили меня и рождали ощущение непоправимой беды и собственной, приводящей в отчаяние странности» [2].

Но даже предвидя возможные трагические последствия, Кассандра, привыкшая быть исключительной, умная, обладающая стратегическим умом, умеющая просчитывать действия государственных мужей, не хочет судьбы, уготованной женщине. Семейный очаг — не для неё. «Почему же я так желала именно дара провидения?» — вопрошает героиня перед лицом смерти. И сама же осознаёт, что это был единственно возможный путь для неё как для женщины знатного рода стать жрицей, прорицательницей. Рефреном в повести звучит фраза: «Я хотела быть жрицей. Я хотела пророческого дара во что бы то ни стало» [2]. Кассандра настолько страстно хочет быть жрицей, что в реализации своего желания не гнушается и запретными методами, оттесняя со своего пути сестру, будучи уверенна, что она лучше, чем Поликсена, сумеет служить родичам и согражданам. Несколько раз в повести Кассандра говорит о том, что няня знала о её интригах: «Разумеется, и няня Партена знала, какая ведётся игра. Как состоялось избрание меня в жрицы. От неё знала об этом и Марпесса» [2]. Сама Кассандра об этом говорит так: «Мне это далось нелегко, привыкнув быть исключением, я не хотела, чтобы меня подгоняли под одну мерку с другими» [2].

Сон, увиденный Кассандрой после посвящения в жрицы в храме Аполлона, пугает её: «Сон, в ту ночь незваный, напугал меня. Аполлон вошёл ко мне <...> Голубые жестокие глаза, кожа цвета бронзы. Аполлон — бог ясновидящих. Он знал, чего я страстно желала: дара провидения, которым он и одарил меня — и я посмела ничего не почувствовать! — небрежным движением руки, чтобы потом приблизиться ко мне как мужчина; и я думаю, только из-за моего страха он обратился в волка, окружённого мышами, а поняв, что не может взять меня силой, плюнул мне в рот» [2]. Толкователем вещего сна Кассандры в произведении выступает няня: «Если Аполлон плюнул тебе в рот, — сказала она торжественно, — это означает, что у тебя есть дар предсказывать будущее. Но никто не будет верить тебе» [2]. Глядя на побледневшую перепуганную старуху, Кассандра продолжает анализировать своё состояние, мучительно пытаясь разобраться в себе: «Что в этом было? Испуг? Гнев? Соблазн? Правда ли, что я, как меня упрекали потом, пользовалась этой своей способностью вызывать бледность?» [2].

Сны в повести выполняют функцию семейного нарратива, возвращая к событиям, произошедшим ранее. Например, Гекубе, всегда сомневающейся

матери, незадолго до рождения Париса приснился сон, означающий, что ребёнок, рождённый ею, погубит Трою, погрузив её в огонь. Также из вещего сна Гекуба знает о пророческом даре Кассандры — во второй день рождения Кассандра и её брат-близнец, гулявшие с няней в роще Аполлона Тимберийского, уснули под одним из деревьев. Гекуба, разыскавшая детей, к своему ужасу, увидела, что нянька, выпившая вина, тоже спит, а священные храмовые змеи, подползшие к детям, облизывали им уши: «Громко хлопая в ладоши, она прогнала змей, разбудила нас и няню и с тех пор знала: оба эти ребёнка получили от богов дар провидения» [2]. Это воспоминание матери подтвердило, что ей, Кассандре, предназначено быть провидицей, так как храмовые змеи так чисто вылизали уши, что и она, и брат могут «слышать» будущее.

Вещие сны для Кассандры — тяжкое бремя, физические страдания: «Гекуба, моя мать, прижала мои судорожно вздрагивающие плечи к стене, в её руках таилась не женская сила, — всегда судороги, сводящие мне тело, всегда холодная твёрдая стена. Всегда жизнь против смерти, сила матери против моего беспамятства, всегда рабыня крепко держит мою голову, а Партена, няня, вливает мне в рот коричневый горький сок, всегда тяжёлый сон и сновидения» [2]. Вещие сны истязают не только Кассандру, но и её сестру — «поначалу редко, но постоянно один и тот же сон, потом чаще, а под конец каждую ночь. Это было свыше её сил, и в своей беде она снова пришла ко мне. Во сне отец совершал над ней насилие» [2].

Судьба Кассандры — её собственный выбор, её личность — это её собственное творение. Пользуясь своим даром, Кассандра активно участвует в делах отца, царя Приама, пытаясь сначала предотвратить, а затем и остановить бессмысленную войну. Но войны, разжигаемые мужчинами, трудно остановить беззащитной женщине.

Незадолго до начала Троянской войны царю Приаму приснился сон-предостережение, по-разному растолкованный Кассандрой и жрецом — ведь цели пророков различны: «Без просьбы царя я истолковала сон, который он рассказал за столом <...>. «Ты находишься в столкновении сам с собой. Ты сам не даёшь себе действовать. Парализуешь себя». «О чем говоришь ты, жрица, — ответил мне Приам официально. — Пантой уже давно истолковал этот сон. Дракон в золотом панцире — это, конечно, я, царь. Вооружиться следует мне, чтобы сокрушить лицемерного и вооружённого с головы до ног врага. Я уже приказал оружейникам увеличить количество изготовляемого оружия» [2].

Кассандру не хотят слушать не только потому, что её трагические пророчества не соответствует желанию толпы, которая хочет слышать о

положительном исходе военной операции, но и потому, что пророчествует женщина. Осознавая гендерное неравенство, Кассандра всё же стремится повлиять на ход событий, предсказывая падение Трои. За неугодное, в том числе её отцу, «ясновидение» Кассандру сначала объявляют безумной, а потом бросают в темницу. Кассандра не согласна мириться с ожиданиями окружающих, не в силах отказаться от собственного дара: «Ценой жизни я отказываюсь быть рабой роли, которая мне отведена и которая во всём противоречит мне» [2].

Главный мотив истории троянской царевны — её пророческий дар — остаётся в романе нераскрытым. Обращаясь к античному мифу, Криста Вольф проводит явные аналогии между предпосылками Троянской войны и предпосылками разрушения ГДР. Проводя прямые параллели между прошлым и будущим, Криста Вольф поднимает онтологические проблемы бытия и духовного здоровья человечества. Погружаясь в историю и мифологию, автор раскрывает «повторяемость мотивов» человеческого поведения, типологическую схожесть определённых исторических эпох, но, главное, то, что некоторые способы реагирования человека на обстоятельства очень глубоко коренятся в самой человеческой натуре. Из рассуждений Кристы Вольф мы можем сделать вывод, что для неё, как автора-женщины, образ Кассандры богат и наиболее интересен. К. Вольф формирует свою, очень своеобразную женскую эстетику. В своём произведении она даёт женщине право на критику, на своё видение мира, на свою окружающую среду. Используя сновидения героев как композиционный приём, К. Вольф получает возможность раскрыть сложный внутренний мир Кассандры, постичь саму суть главной героини. При этом Криста Вольф выражает и собственные сокровенные мысли и чувства: сны Кассандры — это часть истории души и самой писательницы. Специфика повести К. Вольф «Кассандра» заключается в том, что сны и сновидения являются не только важным внесюжетным элементом композиции, но и хронотопом произведения.

Литература

1. Бернд, Д. Вреде. Мифопоэзис Кассандры в одноименной повести Кристы Вольф: дис. ... канд. филол. наук. Омск, 1998. 127 с.

2. Вольф, К. Кассандра. Медея. Летний этюд / Пер. с нем. М. : АСТ-Олимп, 2001. 443 с.

3. Гуров, П. А. История и современность в художественной и эссеистической прозе Кристы Вольф 70-80-х годов. М., 1993. 218 с.

4. Зимнякова, В. В. Роль онейросферы в художественной системе М. А. Булгакова: дис. ... канд. филол. наук. Иваново, 2007. 182 с.

5. Ивлиева, П. Д. Три портрета в контексте гиноцентрического романа (И. Бахман, И. Моргнер, К. Вольф) // Российский гуманитарный журнал. 2013. № 2. С. 177-187.

6. Ишимбаева, Г. Г. Трансформация образа Кассандры в творчестве Г. Э. Носсака и К. Вольф // Зарубежная литература Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2013. № 6 (2). С. 260-261.

7. Лотман, Ю. М. Семиосфера. СПб : Искусство-СПБ, 2000. 704 с.

8. Руднев, В. П. Культура и сон // Даугава. 1990. № 3. С. 121-124.

9. Савельева, В. В. Художественная гипнология и онейропоэтика русских писателей. Алматы : Жазуши, 2013. 520 с.

10. Теперик, Т. Ф. Поэтика сновидений в античном эпосе (на материале поэм Гомера, Аполлония Родосского, Вергилия, Лукана): автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2008. 45 с.

11. Фрейд, З. Метапсихологическое дополнение к теории сновидений // Собрание сочинений. Т. 3 : Психология бессознательного. М. : ООО «Фирма СТД», 2006. С. 189-204.

12. Фрейд, З. Сон и сновидения. М. : Олимп, 1997. 544 с.

13. Шмид, В. Нарратология. М. : Языки славянской культуры, 2003.

312 с.