CC BY
28
YAK 39(57)
СНЕГОХОД И ОЛЕНЬ: ОСВОЕНИЕ ПРОСТРАНСТВА В СВЕТЕ ЛОКАЛЬНОСТИ И МАГИСТРАЛЬНОСТИ КУЛЬТУРЫ
SNOWMOBILE AND REINDEER: SPACE DEVELOPMENT IN THE LIGHT OF CULTURAL LOCALITY AND ITS LONG-RANGE
В статье анализируются стратегии освоения охотничьих угодий оленеводами и возможности замены оленей на другие виды транспорта с точки зрения проблем природопользования, процесса российской колонизации и изменения традиционного уклада жизни.
The article analyzes the strategy of development of hunting grounds by reindeer herders and the possibility of replacement of deer by other means of transport from the point of view of the problems of nature, of the process of Russian colonization and changes in the traditional way of life.
Ключевые слова: снегоход, северный олень, освоение пространства, охотники-оленеводы, мобильность, локальность и магистральность культуры.
Key words: snowmobile, reindeer, space development, hunters-reindeer breeders, mobility, cultural locality end its long-range.
Казалось бы, общемировая тенденция перехода подвижных групп охотников-собирателей на оседлость и концентрация в стационарных селениях неизбежно влечет к существенному сокращению площадей осваиваемого ими физического пространства и, как следствие, к обеднению стратегий и приемов адаптации и к кризисным явлениям в их сообществах. В таком случае утрата бывшими охотниками-оленеводами оленного транспорта, казалось бы, должна рассматриваться исключительно как экологическая дезадаптация, разрушение системы природопользования со всеми вытекающими из этого кризисными последствиями. Однако данный момент этот вывод не столь однозначен, как может показаться при поверхностном на него взгляде. Возникает вопрос: насколько полно машины, способные перемещать человека по таежному бездорожью, могут заменить ездовых оленей?
Автор данной статьи полагает нужным несколько скорректировать свое прежнее, возможно, слишком категоричное утверждение, что технические средства передвижения никак не могут заменить собой транспортное оленеводство. Тогда, на наш взгляд, было излишне критическое высказывание против мысли, согласно которой «возможности технических средств передвижения (авиация, автомобили, снегоходы и т.д.) разрушили у народов Севера старое понимание этнограницы, в результате чего для человека традиционного уклада жизни (промысловики-охотники, рыбаки) становится возможным охват промысловой территории все больший, что раздвигает границы. Некогда труднодоступные места становятся досягаемыми» [4, с. 167-168]. При этом мы ссылались на то, что авиационные рейсы в отдаленные таежные селения совершаются нерегулярно. Обычно пассажирский вертолетный рейс делается с периодичностью раз в неделю или раз в две недели. Жители таких селений становятся, по сути, заложниками авиации, тогда как оленья упряжка позволяет перемещаться на значительные расстояния и осваивать огромные по площади территории.
Относительно воздушного сообщения наша критика остается во многом справедливой. Достаточно упомянуть случай, когда кочевая семья со-вречинских эвенков, стоявшая на Курматовском заливе Большого Советского
ББК 63.529(253)-4
Д.В. ВОРОБЬЕВ D.V. VOROB'EV
озера, не воспользовалась оленями, а несколько дней ожидала вертолет, который, как предполагалось, закинет ее со всем скарбом на реку Осетровую, расстояние до которой составляет около двадцати километров. В итоге вертолет так и не прилетел [3, с. 21-22]. Не так все однозначно оказывается, когда оленный транспорт заменяется ездой на снегоходах или сосуществует с ней.
Впрочем, если взглянуть на проблему перемещения в пространстве более глобально, то она оказывается значительно сложнее, и современные технологии делают охотников-оленеводов в некоторых аспектах действительно более мобильными, нежели они были прежде.
А.В. Головнев, разрабатывая новое направление в антропологическом знании, получившее название «антропология движения», очень удачно и не без иронии подметил, что современный «движущийся человек» (homo mobilis) - это не кочевник или охотник, а «сидячий менеджер с мобильным телефоном и интернетом». В наше время «благодаря технологиям связи и транспорта случилась "смерть расстояний", а заодно и кризис живой коммуникации» [7, с. 237]. Таким образом, почти каждый современный человек, оснащенный необходимой техникой, оказывается вполне себе мобильным, не совершая для этого физического движения вовсе или не затрачивая в движении больших усилий. Охотники-оленеводы не составляют в этом исключения. Они также пользуются мобильными телефонами, электронной почтой, скай-пом, многие зарегистрированы в социальных сетях. Современная глобальная культура сама по себе магистральна. На макроуровне она охватывает и модернизирует все мировые локальные культуры. Новейшие средства связи становятся в том числе и средствами передвижения. Если использовать данный подход, то, безусловно, труднодоступные прежде места становятся досягаемыми. Кстати, при таком макроуровневом подходе и авиация, естественно, также сделала таежного охотника-оленевода, наряду со всем остальным человечеством, значительно более мобильным, способным за сутки покрыть расстояния, для которого прежде требовались дни, недели и месяцы.
Тем не менее, когда на микроуровне речь заходит об освоении охотниками тайги и тундры именно физического пространства, о площади охвата ими промысловых территорий, ситуация вырисовывается несколько в ином свете. Современные средства связи «убивают расстояние» тем, что дают человеку возможность напрямую, не через некий промежуток времени, а сейчас, в данный момент, общаться с коллегами и любыми другими собеседниками, оперативно решать свои проблемы и поставленные задачи. В то же время они никак не могут помочь охотнику, находящемуся в отдаленном поселке или на таежном стойбище, переместиться на десятки или сотни километров по тайге в ту местность, где, например, в данный момент сосредоточены стада диких оленей. Охотник вынужден полагаться либо, как и многие сотни лет назад, на собственные ноги и/или ездовых оленей и собак, либо на технические средства передвижения (снегоходы, квадроциклы, вездеходы). В результате встает вопрос о соотношении и эффективности традиционных для данной локальной культуры или получаемых извне, от магистральной культуры, транспортных средств.
А.В. Головнев предложил подразделять культуры на локальные и магистральные и вычленять в культуре две ее неотъемлемые черты - локальность и магистральность [6, с. 18-23].
Локальность основывается на экологической адаптации, то есть существует в двухмерном измерении «человек - природная среда» и базируется на одном конкретном биотопе. Действия людей в локальных культурах подчинены циклу жизнеобеспечения, они определяются промысловой деятельностью, зависят от образа жизни животных - объектов промысла. Кочевание в локальных культурах также теснейшим образом связано с промыслом [6, с. 20].
Магистральные культуры существуют в трехмерном измерении «человек - природная среда - социум». Они, помимо адаптации экологической, базируются на социальной адаптации и осваивают социоресурсы. Создающим
их субъектом является не охотник, а воин или торговец, представитель элиты, обладающий управленческими технологиями. Магистральная культура вырастает из локальной, когда распространяется на большое пространство и подчиняет другие локальные культуры. Она возникает там, где на первый план выходит соперничество, усложняющее пространство. [6, с. 21-22].
Если исходить из тезиса двухмерности экологической адаптации и кочевания только как формы промысловой мобильности, то сообщества охотников-оленеводов вполне соответствуют критериям локальной культуры. Ведь их сезонные передвижения, которые вполне могли насчитывать более тысячи километров, подчинялись нуждам либо охоты, либо потребностям самого по себе оленеводства как такового. Формой магистральной же культуры следует признать мобилизующее и постоянно деформирующее сообщества охотников-оленеводов воздействие извне сначала колонизации российского государства, затем трансформаций советского периода и, наконец, постсоветский (он же глобализационный) рыночный удар по традиционным сообществам.
В то же время А.В. Головнев утверждает, что «магистральная культура всегда подвижнее локальной, поскольку она вырастала на преимуществе в движении и целенаправленно развивала технологии мобильности в конкуренции с культурами соперницами» [6, с. 22]. Получается, оседлый по своей сути, хотя и обладающий возможностью чуть ли не мгновенного перемещения в любую точку земного шара представитель современной постиндустриальной культуры, оказывается мобильней почти всю жизнь находящегося в физическом передвижении охотника-оленевода? Здесь мы сталкиваемся с двумя уровнями (или двумя формами) мобильности: движение в мировом глобальном контексте с его современным «кризисом расстояний» и многочисленные «движения» на местном локальном микроуровне.
Возвращаясь к заявленной в теме о соотношении ездового оленя и снегохода, отметим следующее. На магистральном макроуровне движения охотник-оленевод, как и каждый человек современного мира, теоретически может воспользоваться любым средством передвижения последнего. Тем не менее на локальном микроуровне для поддержания сбалансированной системы жизнеобеспечения ему не в теории, а на практике необходимо осваивать обширные таежные пространства. С утратой транспортного оленеводства охват осваиваемого пространства неизбежно сокращается, и перед охотниками встает выбор - либо переход к полной оседлости, влекущий за собой кардинальное изменение стратегии жизнеобеспечения вплоть до отказа от охотничьего промысла, либо обращение к иным альтернативным средствам транспорта, в первую очередь к снегоходам.
В целом утрата оленеводства, несомненно, являет собой одну из причин оседания охотников-оленеводов в поселках и, как следствие, значительное сокращение площадей осваиваемых территорий. Это отмечают многие исследователи.
А.А. Сирина, констатируя сокращение поголовья домашних оленей у эвенков Катангского района Иркутской области и исчезновение его в поселках Инаригда, Наканно и Хамакар, резюмирует: «Там, где у эвенков транспортное оленеводство исчезает, сразу же сокращается осваиваемая ими территория» [10, с. 246]
Д. Брандишаускас, около года кочевавший с группой ороченов-олене-водов, пасущих свое стадо в 200 км от деревни Тунгокочен Забайкальского края, подметил следующее: «Стадо также обеспечивает оленеводам автономию в пространстве тайги и позволяет отчасти не зависеть от системы денежных отношений» [2, с. 104]. Автономию здесь вполне можно понимать не только как невысокую степень зависимости от глобальной культуры и центральной власти, но и как возможность передвижений на дальние расстояния и охват обширных по площади территорий.
У оленеводов тундры снегоход уже стал важным элементом жизнеобеспечения, но в большинстве случаев так и не заменил полностью оленью упряжку. Так, в одной из своих работ К.В. Истомин отметил, что тазов-ские ненцы, невзирая на присутствие у них в настоящий момент большого количества снегоходов, по-прежнему для кочевания и выпаса оленей используют оленьи упряжки, а снегоходы им нужны «в основном для быстрых поездок на дальние расстояния, в том числе в поселки, служащие источником многих необходимых оленеводам в быту товаров и продуктов питания» [8, с. 46].
Здесь необходимо подчеркнуть, что речь идет именно о быстрых поездках. Ездовой олень, естественно, уступает снегоходу в скорости. В силу своей быстроходности снегоход позволяет покрыть значительное расстояние за относительно короткий промежуток времени, но при этом он напрямую зависим от наличия топлива. Например, в ноябре 2009 г. автор этой статьи возвращался с озера Гонда в эвенкийский поселок Чиринда, сидя на «пене» - беспо-лозных металлических санях, прицепленных к снегоходу «Буран». Водитель гнал очень быстро, и сыпавший из-под гусениц снег буквально засыпал меня. Примерно на полпути водитель остановился и вдруг попросил у меня извинения за быструю езду, объяснив при этом необходимость высокой скорости. Она была обусловлена тем, что оставшегося в бензобаке топлива при медленной езде попросту не хватило бы, чтобы достичь поселка [ПМА1, 2009]. Итак, снегоход за счет скорости может быстро покрывать большие расстояния, но в случае, если расстояние окажется слишком большим, есть шанс добираться оставшийся отрезок пути до пункта назначения пешком. В поездке на оленях такой опасности нет, если только не принимать во внимание редчайшие внештатные ситуации, например, такие как поломка нарты (в условиях тайги можно починить на месте) или если олени при падении ездока с нарты или во время привала уходят сами по себе без человека. Последнее называется «отпустить оленей» (как правило, может произойти либо с пьяным человеком либо с очень неопытным ездоком, новичком в тайге [ПМА, 2004]).
В другой работе К.В. Истомин показывает, как широкое внедрение сне-гоходного транспорта сказывается на снижении кочевой мобильности современных коми-ижемских оленеводов. С одной стороны, снегоход облегчает труд пастуха, позволяет существенно увеличить площадь окарауливания рассредоточенных оленьих стад и при объездах эффективно собирать отбившихся животных [9, с. 21], с другой - он позволяет оленеводам быстрее добираться до стада и, как следствие, реже менять места стоянок, переезжая с чумом на новое место, или вообще обходиться стационарными избушками [9, с. 21-22]. В результате территория зимнего выпаса сократилась и ограничивается радиусом 30-40 км от поселка, и основная нагрузка ложится теперь на близлежащие пастбища [9, с. 22]. Таким образом, масштаб освоения физического пространства значительно сократился по сравнению с «доснегоход-ным периодом».
Исследование И.В. Абрамова, проведенное среди оленеводов Кольского полуострова, показывает сходную, но одновременно и иную по результатам картину. В данном случае появление снегоходов позволило увеличить осваиваемое пространство. В статье этого автора отмечено, что широкое внедрение снегоходов в оленеводческие хозяйства началось здесь в конце 1990-х гг., и они оказались удобнее упряжки как в повседневном использовании, так и для работы со стадом [1, с. 26]. В настоящий момент выпас стада происходит преимущественно на снегоходах, а те оленеводы, которые за неимением техники вынуждены пользоваться упряжками, охватывают более ограниченный радиус действия. Более того, снегоходы позволили оленеводам сократить рабочий день в 2-3 раза, а снегоходный путь от их базы до поселка Ловозеро занимает 3-4 часа, тогда как прежде на оленях занимал 6-7 часов [1, с. 29]. Получается, люди на снегоходах оказываются мобильнее лю-
1Полевые материалы автора.
дей на оленях, но и в данном случае это относится прежде всего к поездкам до пунктов назначения, расположенных сравнительно недалеко, и к технологии выпаса стад. Делать объезд стада и собирать разбредшихся животных, безусловно, удобнее и легче на снегоходе, нежели на нартах.
Более интересной в плане подвижности видится описываемое А.В. Абрамовым разделение оленеводов на две группы - «моряки» и «огородники». Первые пользуются исключительно снегоходами и ведут свободный поиск и последующий сбор оленей на приморских тундровых пастбищах. Вторые заняты проверкой состояния изгороди, выстроенной на границе тундровой и таежной зон и позволяющей лучше контролировать стада во время перегона на зимние таежные пастбища. Вторые используют упряжку, иногда даже идут на осмотр пешком. По мнению исследователя, первая - «снегоходная» -группа значительна более мобильна. «Моряки» осваивают обширные по площади пространства. Поиск оленей обусловливает непредсказуемость и некую хаотичность их передвижений. Векторы их дневных маршрутов - круговые, привязанные к различным рекам и озерам, вечерние маршруты прямолинейны и ведут к избушке или базе [1, с. 30].
Невзирая на высокий уровень мобильности «моряков», из описания можно сделать вывод о зависимости их перемещений от перевалочных пунктов, где они могут заправить снегоходы и произвести мелкий ремонт. Вероятно, ночлег в тундре является для них внештатной ситуацией, скорее исключением, чем правилом. Это очень важный момент, позволяющий понять также и стратегии освоения пространства некоторых групп эвенков - бывших таежных оленеводов, окончательно пересевших на снегоход. В итоге исследователь пришел к выводу, что внедрение снегоходов увеличило мобильность оленеводов и сделало выпас более управляемым и предсказуемым. По его словам, «рейд к морю на оленях в ноябре почти невыполним, в то время как на снегоходе - это вполне посильная задача» [1, с. 31]. Полагаем, что невыполнимым его считают привыкшие к снегоходам современные оленеводы, тогда как прежде, до создания системы изб-баз и отказа от кочевых жилищ, это, возможно, было обыденным делом.
В данном случае мы видим наглядный пример того, как транспортная машина может сделать и без того мобильного оленевода еще мобильнее, позволяет осваивать ему по времени и скорости более обширное пространство, чем прежде. Благодаря, наряду с иными факторами, снегоходу оленеводческая практика кольских оленеводов, с одной стороны, стала стационарнее, что выразилось в появлении одной большой базы и многочисленных перевалочных пунктов, в то же время увеличилась и ее общая мобильность, так как скорость машины позволила освоить обширные пространства за короткий отрезок времени.
Итак, казалось бы, оленья упряжка должна иметь стратегические преимущества перед снегоходом в деле освоения удаленных угодий хотя бы по той причине, что последний в своем передвижении ограничен объемом бензобака и тем пределом топлива, которое можно взять с собой, тогда как в первом случае нужно лишь дать животным время на восстановление сил или иметь возможность заменить уставших оленей отдохнувшими.
Тем не менее полевые материалы автора 2014 г., собранные у полностью утративших оленеводство эвенков поселка Чиринда на севере Эвенкийского района Красноярского края, демонстрируют даже более широкий охват осваиваемого географического пространства нежели протяженность кочеваний эвенков-оленеводов Советской речки на севере Туруханского района Красноярского края в 2004 г., когда на весь поселок насчитывалось только четыре «Бурана» [4, с. 178]. В настоящий момент, по словам самих жителей Советской речки, с которыми теперь в ряде случаев есть возможность общаться по мобильному телефону и скайпу, количество снегоходов в поселке существенно увеличилось [ПМА, 2016]. Это, впрочем, не привело к снижению поголовья оленей [11, с. 131-133].
Все население Чиринды оседло живет в поселке, но утрата (приблизительно с 1994 г.) оленеводства, полагаем, не сильно сказалась на масштабах освоенного ими физического пространства. Оленный транспорт вполне успешно заменила снегоходная техника. Очень яркой тому иллюстрацией служит богатая топонимия, упоминаемая в разговорах местных жителей, в том числе людей молодого возраста, заставших времена существования домашних оленей только в раннем детстве или не заставших вовсе. Данная топонимия очень богата, и одни географические наименования часто располагаются на очень значительном расстоянии друг от друга. Свободное оперирование топонимами в процессе общения свидетельствует о том, что говорящему о них человеку доводилось бывать в местностях, где они расположены. Более того, люди сами часто прямо указывают на то, какие места им приходилось посещать.
Целью подавляющего большинства далеких поездок чириндинцев на снегоходах является поиск стад дикого северного оленя, промысел которого является основой их жизнеобеспечения. В свою очередь, данное обстоятельство влечет за собой освоение обширных пространств и благоприятствует появлению богатых локальных географических познаний.
Яркой иллюстраций масштаба охвата осваиваемых угодий служит осенний промысловый сезон 2014 г., к сожалению, не слишком удачный. Сначала диковщики1 поехали за оленем из Чиринды на реку Сумна в северном направлении. Не найдя его там в большом количестве, они двинулись на юг, на озеро Комэско, оттуда - на восток, к возвышенности Дуго [ПМА, 2014].
Расстояние напрямую от Чиринды до Сумны составляет более 130 км на север, от Чиринды до Комэско - 80 км на юго-восток, от Комэско до Дуго -почти 100 км на запад-северо-запад, от Дуго до Чиринды - около 50 км на северо-восток. Как видим, площадь охваченного за диковку 2014 г. пространства весьма велика.
Охотничьи экспедиции чириндинских эвенков могут простираться и на большие расстояния (до 600 км и немногим более) и длиться месяцами, проведенными в тайге. В таких условиях является острым вопрос с обеспечением горючим (не заправляясь, на «Буране» можно проехать только немногим более 100 км) и запасными частями для снегоходов. Эвенки выработали три способа его решения.
Первый состоит в том, что многие диковщики строят стационарные избушки в разных направлениях на расстоянии около 50 км от поселка и хранят там стратегический запас бензина и запчастей, позволяющий им ехать дальше. Эта стратегия сходна с той, что применяют кольские оленеводы, использующие перевалочные базы. Однако, если на Кольском полуострове полоса тундры от морского побережья до баз на границе тайги составляет не более 100 км [1, с. 29], то на севере Эвенкии диковщикам приходится покрывать расстояния в разы больше, и даже наличие избушек с запасом необходимого не всегда позволяет уехать настолько далеко, насколько требуют нужды охоты на оленя.
Поступая в соответствии со вторым типом действия, охотник везет с собой на пене бочку бензина объемом в двести литров, необходимый минимум запчастей и палатку.
Третья стратегия, наиболее оптимальная, носит комбинированный характер. Диковщик по возможности строит свой маршрут так, чтобы от зимовья дотянуть до мест, где можно будет в дальнейшем пополнить стратегический запас, в данном случае поселок Эконда или районы близ трассы, по которой едут скупщики мяса (озера Воеволи и озеро Ивакан), или чтобы до этих мест хватило запаса, взятого с собой [ПМА, 2009; ПМА, 2014].
В заключении необходимо отметить, что стратегия освоения физического пространства, выработанная чириндинскими диковщиками, может функционировать только при условии доступности приобретения в большом количестве бензина и запчастей. При условии налаженного рынка сбыта оле-
1Сибирское название охотников на дикого северного оленя.
ньего мяса на севере Эвенкии [5, с. 329] удачливый промысловик может себе это позволить. В случае последующей неудачной охоты близ поселка это позволит ему отправиться диковать в более далекие места. Отсутствие рынка сбыта любой продукции промысла на севере Туруханского района [11, с. 133], напротив, порождает ситуацию, когда оленный транспорт остается более целесообразным, нежели механический.
Итак, снегоход не уступает оленю в предоставлении человеку возможности освоения далеких таежных пространств, но только при наличии благоприятных для этого условий.
На макроуровне эвенки (и другие охотники-оленеводы) представляют собой локальные культуры, попавшие в орбиту магистральности российской колонизации, переломов советского и современного российско-глобализационного вторжений. На микроуровне они как были, так и остаются мобильными таежными охотникам, освоившими снегоход. Утрата кочевания не влечет за собой потери мобильности, изменяются только ее формы. Как ни странно, средства, полученные от глобальной культуры, позволяют продолжить подвижную жизнь, пребывая в состоянии оседлости. Другое дело, что прежняя, «оленья», автономия сменяется «снегоходной» зависимостью от глобальной культуры.
Литература
1. Абрамов, И.В. Оленеводы Кольской тундры: Локальные особенности сне-гоходной революции [Текст] / И.В. Абрамов // Уральс. ист. вестник. -Вып. 2 (47). - Екатеринбург, 2015 - С. 26-32.
2. Брандишаускас, Д. Локальное энвайроментальное знание: экологическое использование и символизм огня у оленеводов и охотников эвенков-орочен Забайкалья [Текст] / Д. Брандишаускас // Огонь, вода, ветер и камень в эвенкийских ландшафтах. Отношения человека и природы в Байкальской Сибири. - СПб. : МАЭ РАН, 2016. - С. 98-128.
3. Воробьев, Д.В. Жизнеобеспечение и адаптивная стратегия эвенков в конце
XX века (север Туруханского района Красноярского края) [Текст] / Д.В. Воробьев // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. - М. : ИЭА РАН, 2001. - № 140. - 26 с.
4. Воробьев, Д.В. Современное оленеводство эвенков Советской Речки [Текст] / Д.В. Воробьев // Расы и народы. - Вып. 33. - М. : Наука, 2007. - С. 164-187.
5. Воробьев, Д.В. «Диковка» в Чиринде - промысел дикого северного оленя в
XXI столетии [Текст] / Д.В. Воробьев // «Не любопытства ради, а познания для...» : к 75-летию Юрия Борисовича Симченко. - М. : Старый Сад, 2011. -С. 314-339.
6. Головнев, А.В. Антропология движения (древности Северной Евразии) [Текст] / А.В. Головнев. - Екатеринбург : Уро РАН; Волот, 2009. - 496 с.
7. Головнев, А.В. Локальные и магистральные культуры в антропологии движения [Текст] / А.В Головнев // Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям (программа). - М. : РОССПЕН, 2010. - С. 237-244.
8. Истомин, К.В. Попытка построения стадиальной модели межкультурного заимствования и внутрикультурного распространения технологических инноваций на примере кочевых и полукочевых ненцев Тазовской тундры [Текст] / К.В. Истомин // Этнографич. обозрение. - М., 2015. - № 3. - С. 41-59.
9. Истомин, К.В. Кочевая мобильность коми-ижемских оленеводов: Снегоход-ная революция и рыночная реставрация [Текст] / К.В. Истомин // Уральс. ист. вестник. - Вып. 2 (47). - Екатеринбург, 2015. - С. 17-25.
10. Сирина, А.А. Катангские эвенки в ХХ веке: расселение, организация среды жизнедеятельности [Текст] / А.А. Сирина. - М.-Иркутск : ИЭА РАН, Оттиск, 2002. - 286 с.
11. Степанова, О.Б. Селькупы села Совречка [Текст] / О.Б. Степанова // Вестник археологии антропологии и этнографии. - Тюмень, 2015. - № 3 (30). - С. 126134.
