CC BY
35
Смысловыявляющий текст -мера качественности современного издания
Т.А. Волкова,
к.ф.н., доцент кафедры периодической печати МГУП им. Ивана Федорова
Сегодня трудно однозначно определить, на каком этапе развития находится российская журналистика. Недавно, казалось бы, все было ясно: в непростые 90-е годы на пике эмоциональной настроенности всего общества - прежде всего его культурной элиты - на решительный, даже безжалостный отказ от «тоталитарного» идеологического наследия разрушали память обо всем, что еще вчера было дорого, что считалось эталоном профессионализма и особой духовности, которой всегда славились российская и советская журналистика. Действительно, тогда виделось, что изрядно поднадоевшая советская пропаганда и все, что с ней связано, - это лишь негатив, который (что особенно радостно!) никогда не вернется в общественный дискурс.
Безусловно, новое время сделало возможным, действенным многое, о чем в период существования СССР осмеливались мечтать лишь диссиденты: перемены, приведшие к демократизации общественной жизни и нашей профессии, отмена идеологических ограничений, плюрализм, формирование многомерной картины мира, возвращение к историческим истокам, к плавному, как казалось, течению реки времени до начала сложного участка с порогами и стремительными водопадами, где по воле судьбы советский человек преодолевал немыслимые трудности. Наверное, благодаря и этому в профессиональном сознании журналистов очень быстро закрепилась установка на принятие американизированного стандарта новостной, информационной журналистики, что находило выражение и в своеобразной программе ежедневной работы руководителей ведущих СМИ в новое время, и в их стремлении теоретически обосновать идущие процессы. Разрыв с традициями советской журналистики, стремление наметить границу между «бытие до; от чего отказываемся» и «к чему надо стремиться» казались объективными. Появлялись такие утверждения: «Журналистика
прошлого и настоящего - две разные профессии. <...> Одна из них журналистика, другая - нет. И прошу не видеть в этом никаких оценочных моментов, что одна «"хорошая", а другая - "плохая"». Это два абсолютно разных вида деятельности. <...> .В журналистике как таковой присутствует несколько базовых понятий, во многом технологического характера, которые, собственно, и отличают эту профессию от других смежных или схожих с ней видов человеческой деятельности. Эти понятия - источник, цитата. Проблема состоит в том, что журналистика до определенного момента (на мой взгляд, до 1990 года) работала без источников. Основным источником был мозг автора. В редких случаях существовала некая симуляция источника, как-то: "письмо читателя", ТАСС или что-нибудь подобное. Но основным содержанием текста были мысли автора. <...> Аграновскому не нужно было никогда, ни для одного текста непосредственного доступа к информации. Ему был нужен доступ к людям, характерам, судьбам, обстоятельствам и к чему угодно еще. Вся информация, которая содержится в его текстах, опосредованная. Никогда он не выяснил в своей жизни ничего. Он ничего в своей жизни не установил. Он вел блестящие разговоры с чрезвычайно интересными людьми и великолепно их описывал. Это - другая профессия. ... Взять из этого наследия мне нечего, потому что этого наследия как журналистского не существует»1.
Безусловно, в новое время изменились, как определяют исследователи, не только творческие приемы, которые, на наш взгляд, стали гораздо менее творческими, все больше приобретая черты ремесленничества, не только стиль и технология журналистской работы, но «даже личностные приоритеты и Я-концепция журналистов»2. Но непозволительно, на наш взгляд, отказываться от важнейших вех истории отечественной журналистики. Это неверно как с точки зрения теоретических научных исследований, так и с общечеловеческой, нравственной позиции каждого профессионала. Конкретно-исторический подход как научный метод исследования требует признать: наша сегодняшняя журналистика не появилась из небытия, она имеет прочный базис из лучших творений мастеров слова прошлого. Нужны и полноценный анализ вклада видных ее представителей в процесс развития отечественной журналистики, и выявление особенностей уникального опыта в конкретном случае. История российских СМИ, включая и новейший период, -это цельное знание о едином, непрерывном процессе эволюции российской медийной системы. Невозможно произвольно извлекать из него
1 Пархоменко С.Б. Журналистика прошлого и настоящего - две разные профессии» // Пресса в обществе (1959-2000). Оценки журналистов и социологов. М. : Издательство МШПИ, 2000. С. 384, 386-389.
2 Пронина ЕЕ Психология журналистского творчества. 2-е изд. М. : Издательство Московского университета, 2003. С. 4.
целые значимые фрагменты; современная медийная культура может ориентироваться на лучшие образцы журналистского творчества с их гуманистической направленностью.
Журналистика прошлого и настоящего - это не разные профессии. Это продолжение и новый цикл развития. Письма читателей были в свое время самым верным источником журналистики, самым чутким индикатором настроений в обществе. Журналисты центральных изданий - знаменитые спецкоры, например, газеты «Известия» всегда шли к своей теме от реального письма читателя. В лучшие годы газеты, во времена хрущевской «оттепели», письма до скрупулезной их классификации в одном из самых значимых отделов редакции - отделе писем - помещались на какое-то время на специально сдвинутые столы в редакционной библиотеке, и многие журналисты с интересом знакомились с ними, идя к своим публикациям, как было сказано выше, от реальных человеческих историй. Коллеги вспоминают, что часто за разбором писем в библиотеке можно было застать знаменитую Татьяну Тэсс, которая стремилась успеть «выудить» все самое интересное и важное до учета всех писем и составления аналитических обзоров, предназначенных для отделов агитации и пропаганды. А в организованных, в этот же период в разных городах страны, общественных приемных «Известий» работали, без преувеличения, самоотверженные люди, которые стремились помочь каждому, кто обратился в газету со своей бедой3. Журналистика являлась социальным институтом, выполняющим одну из своих главных функций - реальной помощи представителям аудитории издания. Кроме того, одно из знаменитых мировых агентств, ТАСС, с полным правом можно назвать источником информации. Безусловно, мы должны принимать во внимание тот факт, что информация просеивалась через идеологическое сито, подчиняясь законам пропаганды, но это следует считать феноменом уже другого порядка.
Невозможно согласиться и с высказанным в приведенном выше фрагменте беседы с С. Пархоменко о новой и старой журналисти-
3 См., например: ОзерскаяР. Верный студенческому братству // Алексей Аджубей в коридорах четвертой власти. М. : Издательство «Известия», 2003. Римма Озерская, журналист «Известий», в частности, вспоминает: «Работа в приемной - нелегкий хлеб. Некоторые мои коллеги удивлялись: "Как ты можешь столько лет там работать, ведь с ума можно сойти?!". Не сошла. И эта работа, должна сказать, дала мне очень многое и самое главное - радость человеческого общения. В нашей работе нельзя переоценить умение общаться с человеком, умение слушать, и главное - слышать его. Уметь сопереживать и сочувствовать. К нам часто приходили со словами: "Обошли всех - остались "Известия"». И редакция часто оказывала людям реальную помощь, потому что ее авторитет был очень высок. ... Я никогда не пасовала перед переполненной приемной. Чтобы люди не теряли зря время на ожидание, выходила в холл, просматривала карточки посетителей и одних направляла к кому-либо из сотрудников, другим советовала, в какое учреждение и к кому обратиться» (с. 34).
ке мнением о том, что А. Аграновский «никогда . не выяснил в своей жизни ничего». Аграновский, который хорошо писал именно потому, что, по его же собственному определению, хорошо думал, буквально «выстреливал» каждый раз своими публикациями - прочувствованными и детально подготовленными проблемными очерками по социально-экономической тематике. Лучшим доказательством тому служат факты принятия важнейших постановлений ЦК о «преодолении недостатков, указанных в статьях тов. А. Аграновского» вскоре после публикации.
Публицист с особой тщательностью использовал в своих материалах данные статистики: «В черной металлургии на одну инженерную должность приходиться у нас 0,4 техника, в нефтедобывающей промышленности - 0,3, в нефтеперерабатывающей - 0,2. На «Трехгорке» в подчинении у инженера находится одна пятая техника, на Чистопольском часовом заводе - одна тринадцатая, а на Московском мясокомбинате - семь сотых техника. Тут уж запахло мистикой: не сержанты индустрии, а сплошные дроби!»4. Неравнодушный публицист с горечью писал о том, что «речь идет уже не о мнимых величинах, а о настоящих "живых" специалистах - о нашем будущем»5. Он бил тревогу, думая о судьбах страны, о пользе или вреде того или иного решения для народного хозяйства, о разбазаривании средств, в результате чего, как он резюмировал, страдают люди, труженики - те, кто создает подлинное богатство: «Происходит самая страшная из растрат - растрата образования. Когда человек, которого учило общество, занят не своим делом - это бесхозяйственность. Когда знания, полученные им, не "работают" - это омертвленный капитал, прямой убыток государству. Куда более страшный, чем станки, ржавеющие под снегом. <...> Само дело, порученное людям, вместо того чтобы тянуть их вперед, изо всех сил осаживает назад. <...> Надо легализовать положение техника. .И в этом качестве уважать и ценить. И инженера назвать инженером, и использовать как инженера, покончив с "уценкой" этого звания. <...> Образование стало всенародным в нашей стране. Впервые в истории оно доступно всем, и от этого. как бы потеряло цену. <...> Так пора уже нам научиться экономить знания, способности, таланты людей»6. На наш взгляд, - вполне современно и поучительно!
Аграновский скрупулезно выстраивал доказательную базу, используя в качестве аргументов конкретные факты статистики, многочисленные экономические показатели в каждом своем очерке, применяя ступенчатую композицию. Отталкиваясь от главной идеи, заявлен-
4 АграновскийА.А. Сержанты индустрии // А лес растет. М. : Советский писатель, 1973. С. 279.
5 Там же. С. 283.
6 Аграновский А.А. Растрата образования // Там же. С. 287-288.
ной в начале материала в качестве главной проблемы, публицист будто бы «поднимался» по ступенькам от доказательства к доказательству, прослеживая развитие ситуации на все более высоких уровнях, исследуя все более сложные «развороты» событий, сознательно не отказываясь от так называемых «мешающих деталей». Он порой спорил «в присутствии» читателя сам с собой, оставляя в стороне первоначальные версии, нащупывая единственно верную. Правомерно ли сегодня отказывать выдающемуся публицисту прошлого в праве на установление истины, сомневаться в значении его работы не только для современного ему общества, но и для истории классической отечественной публицистики? Думается, нет!
В наши дни все больше ощущается необходимость вспомнить о бесценном опыте прошлого. В условиях мировой глобализации и конвергенции журналистики, быть может, это покажется откатом назад. Но ведь процессы глобализации и интеграции идут не только в экономической, геополитической сфере, но характеризуются и взаимопроникновением и соединением элементов культур. И в этом смысле негативным фактором можно считать глобализацию массовой культуры в самом неприемлемом ее варианте - когда в результате распространения поп-культуры происходит глобальное же снижение общего интеллектуального уровня, эстетических запросов, вкусов аудитории, даже размывание жизненных, мировоззренческих установок и ценностей, которые, наряду с миросозерцанием, составляют ядро массового сознания. Напомним структуру массового сознания как объекта журналистской деятельности: два взаимосвязанных, устойчивых, медленно изменяющихся компонента - мировоззрение и миросозерцание - это основа для концентрации системы развивающихся исторических представлений; внешнюю же оболочку составляет подвижная, изменчивая сфера общественного мнения. При выполнении своей идеологической функции журналистика, безусловно, обращается ко всем компонентам массового сознания. И от стремления журналистов обращаться к высоким ценностям, к мотивам особой духовности в повседневной жизни, которые так были важны для морально-этических тем в отечественной журналистике недавнего прошлого, могут зависеть и сбережение культуры, и судьбы нашего социума. Современная Россия, так долго ищущая национальную идею и пути, подходы к формированию подлинного гражданского общества, нуждается в такой «публицистике сердца и души». Современные методы конвергентной журналистики, как представляется, способны «уживаться» в сегодняшнем многоцветном и многоформатном мире с сохраненными традициями нашего бесценного наследия.
Сегодня исследователи классифицируют несколько типов мышления и выделяют соответствующие им виды текстов. Так, теорети-
чески определяются понятия магического мышления и связанного с ним мифологического текста; рационалистического мышления и убеждающего текста; позитивистского мышления и прагматического текста; драйв-мышления и гедонистического текста; пе^мышления и сетевого текста. Для нашей проблематики наиболее актуален смысловыявляю-щий текст и гуманистическое мышление7. Текст, выявляющий ценностные ориентиры личности, исследующий непростой, порой изломанный судьбой жизненный путь, представляющий на суд читателя определенную модель мира героя публикации, его самопредставление, понятие о миссии - Я-образ и Я-концепция личности - вот что необходимо для дальнейшего движения нашей журналистики вперед. Лучшие образцы отечественной публицистики дают замечательные примеры обращения именно к такой тематике и подобным методам работы, но традиции «писателей в газете», в наши дни, к сожалению, не всегда востребованы. Об этом говорит, например, такой факт: В. Яковлев, редактируя журнал «Столица», хотел представить читательской аудитории проект, который отличался бы от его прежних изданий особой оригинальностью и запоминающимся «лицом». Поэтому особый акцент в новом издании делался на авторский стиль: «Планировалось составить журнал из длинных, сентиментальных, в духе 60-х годов, очерков»8. Но журнал не пользовался популярностью, приносил убытки, и был закрыт.
Именно смысловыявляющий текст призван помочь человеку обрести силы для дальнейшего существования. «Оздоровление высоким смыслом обыденности», как определяет Е.Е. Пронина9, пришло в журналистику из психотерапии и философии. Экзистенциализм открыл законы субъективных смыслов, не предложив, однако, доказательств их истинности. Но ведь можно сказать, что это аксиома: «Индивидуальный поступок затрагивает все человечество. Я. ответствен за себя самого и за всех, и я создаю определенный образ человека, который я выбираю. Выбирая себя, я выбираю человека вообще»10. Такая гуманистическая парадигма и определяет смысловыявляющий текст, который, в свою очередь, становится показателем качественности того или иного СМИ. Смысловы-являющий потенциал текста устанавливается по коммуникативным принципам композиции и, главное, - духовным интенциям, отраженным в его образной системе. Работа над таким текстом требует от журналиста отказа от информационного давления, манипулирования, морализа-
7 См.: Пронина Е.Е. Психология журналистского творчества. 2-е изд. М. : Издательство Московского университета, 2003.
8 БеляковА. История одного коммерсанта // Профиль. 1998. 30 авг. // http://www.mediaatlas.ru/items/?id=1758&cat=analitics
9 Пронина Е.Е. Там же. - С. 188.
10 Сартр Ж.-П. Экзистенциализм - это гуманизм // Сартр Ж.-П. Тошнота. Избранные произведения. М. : Республика, 1994. С. 440.
торства. Автор должен искренне принимать свою аудиторию, понимать и уважать ее интересы, потребности; не навязывая своих целей, освещать ситуацию с разных точек зрения. Эта помощь, как представляется, не должна ограничиваться лишь одной из важнейших функций журналистики - социального ориентирования, но может быть призвана для высоких целей поиска духовных ориентиров, способов преодоления трудной повседневности не в сиюминутном - здесь и сейчас - моменте существования, а в философски бесконечном мире смыслов, самоопределений. Журналист будто бы ищет на глазах читателя путь для себя, расширяя поле собственного выбора личности, проводя, по мере возможности, и психологические исследования.
Самоактуализация личности - это, на наш взгляд, одна из ведущих тем многих классических образцов отечественной художественной публицистики. Сегодня есть потребность возвращения к такого рода журналистике, хотя акцентируется она совсем не многими. Позитивным фактором можно назвать живой интерес студентов кафедры периодической печати, будущих журналистов, к формам и методам художественной публицистики, осознание необходимости обращения к ним в практической профессиональной деятельности. В рамках небольшой статьи, конечно, невозможно провести масштабный анализ эволюции жанра, но представляется актуальным предпринять попытку проследить движение традиционных творческих методов литературной работы журналиста. Публикации журналистов «Известий» разных лет дают такую возможность. Безусловно, часто в работах публицистов советского периода выявляется стремление к авторитетным оценкам, морализаторству, чего не должно быть в современных смысловыявляющих текстах. Понятно, что при анализе нужно учитывать эту жесткую необходимость следовать требованиям пропаганды, индоктринации общества и отстранен-но воспринимать такого рода прагматическую задачу, обращая внимание лишь на мотивы общечеловеческих, подлинно гуманистических ценностей в творчестве публицистов.
Вспоминая о лучших традициях газеты «Известия», невозможно оставить без внимания творчество Татьяны Тэсс, с публикаций которой начиналось развитие морально-этической тематики в центральной газете. При создании своих смысловыявляющих текстов она тоже делилась с читателем своей заботой, искренне рассказывая о трудностях и сомнениях: «Каждый, кто когда-либо получал письма от незнакомых людей, знает, вероятно, это чувство, которое ощущаешь перед тем, как перешагнуть за порог чужой жизни, чужой судьбы. Сложное это чувство. Есть в нем и душевная тревога, и сознание ответственности, и стеснительность, и особая внутренняя собранность. Нельзя входить в чужую жизнь в качестве простого наблюдателя ее. Человек, написавший вам, видит в вас в первую очередь ответчика за его судьбу, а может быть,
и строителя ее. Если в вас самом нет этого чувства - лучше не входите»11. Эти слова из очерка Тэсс «При свете совести» - лучшая творческая, «художественная» иллюстрация к тем теоретическим положениям, которые определяют понятие смысловыявляющего журналистского текста.
В нескольких колонках очерка, на нескольких страницах небольшого формата - история молодого человека, прикованного к постели из-за тяжелого недуга. Нередкая жизненная ситуация? Но для нее найдены особые слова, создана в рамках произведения особая атмосфера. Талантливому публицисту достаточно в нескольких штрихах представить аудитории нелегкую судьбу парня, который лишь улавливает динамику жизни своих бывших товарищей, однолеток. О значительных событиях - проводах и встречах из армии, свадьбах - он догадывается по ярким, энергичным всполохам жизни вне его комнаты, где мать специально поставила зеркало так, что, лежа спиной к окну, сын может наблюдать только отражение жизни, идущей рядом. Никто не принимает участия в судьбе человека с ограниченными возможностями, и именно журналист берет на себя обязанность напомнить, что тот живет рядом. Герой публикации верит - он все же не один, потому что «без веры на свете ему жить невозможно».
Т. Тэсс по ассоциации вспоминает сцену расставания в метро, которой стала свидетелем. Мужчина грубо обошелся с девушкой, заканчивая отношения, равнодушно оттолкнул ее от себя, не захотев выслушать, понять и хотя бы успокоить. Публицист без навязчивого менторства напоминает: «Ох, как важно вовремя остановиться возле того, кто нуждается в тебе! <...> До чего же важно вовремя вникнуть в чужую жизнь, если ищет и ждет она твоего взгляда, твоей поддержки.».
Эмпатия - проникновение, вчувствование в переживания другого человека, постижение его эмоционального состояния, способность испытывать его чувства - все это свойственно творчеству лучших публицистов. Не случайно Т. Тэсс часто обращалась к образу врача, видимо, находя параллели в предназначении истинных профессионалов, помогающих человеку обрести душевное равновесие - журналиста и доктора.
Именно об этом очерк «Рука друга», в котором публицист рассказывает о работе врачей-офтальмологов: «Болезнь прикасается к лицу человека, как скульптор, углубляя глаза, заостряя подбородок, делая резче скулы. Слепота меняет выражение человеческого лица. Все черты остались такими же, но от лица словно улетело его живое дыхание, оставив взамен печальное и отчужденное бесстрастие. Постукивая палочкой, идет слепой по миру зрячих, отгороженный невидимой сте-
11 Тэсс Т. При свете совести// В сб. При свете совести. М. : Издательство «Известия», 1961. С. 6-7.
ной своей беды. Он входит в дом, стоящий на широком бульваре; где-то внизу шумит море, накатываясь на обрывистый берег. Вместе с незрячими сюда идут и едут те, кому грозит потеря зрения, едут те, кому везде отказали, везде сказали "нет", - едут за последней надеждой, за чудом. <...> И я представила себе этот огромный, бесконечный, как целая жизнь, путь, который пройдет больной от палаты до двери операционной. И руку врача, помогающего ему пройти этот путь. Руку друга»12. Такое простое, будто бы «детское», на первый взгляд, описание больного человека, его страданий как никакие бесстрастные научные определения верно передает эмоциональный, тонкий мир, который мы лишь чувствуем.
Элла Максимова, одна из ведущих журналистов газеты «Известия», также посвятила свое творчество тематике, входящей составной частью в тот огромный проблемный блок антропоцентризма, который «открыл» нашу новую журналистику, делающую первые шаги вместе с зарождением и развитием процессов, характерных для незабываемого времени хрущевской «оттепели». Очерки Э. Максимовой 1980-90-х годов посвящены неизвестным или официально оболганным событиям нашей истории. Сюжет каждого из них - история поисков. И не просто поисков потерянных людей. Это скрупулезное восстановление, как она сама определила, «загубленных судеб», выяснение самых невероятных жизненных обстоятельств - с пристальным, подробным вниманием к человеку. Судеб людей исчезнувших, погибших, потерявших семью, детей, оторванных от матерей. Это трагедии человеческого выживания на крутых виражах бесстрастной истории. Начало большинства из них - война, в неразберихе которой теряются следы героев публикаций. Элла Максимова рассказала, как пройдя по этим следам, восстанавливая по крупицам огромное, неизбывное человеческое страдание, доходила в своих поисках до развязки, горькой или счастливой.
Публицист занималась исследованием изломанных судеб, которые не укладывались в линейное хронологическое описание. Неоднозначные, противоречивые, трудные для понимания поступки героев и смысл событий, наполняющих их жизнь - именно это привлекало, актуализировалось в творчестве. Таков, например, очерк «Дело для Божьего суда», опубликованный в «Известиях» 23 декабря 1999 года Героем публикации стал научный сотрудник лермонтовского музея, спасший национальную святыню - домик Лермонтова в Пятигорске, заминированный фашистами. Об истории спасения никто не знал, ведь после войны герой очерка Максимовой, скрытый под псевдонимом НН, десять лет провел в лагере, работал в воркутинских шахтах. За что? Ответ напрашивается сам. За что в те темные времена арестовывали тысячи людей по «политической статье»? Но не стоит ждать легкости истори-
12 Тэсс Т. Рука друга // Там же. С. 30, 37.
ческого расследования. Максимова бралась за самые запутанные случаи. Читатель узнает, что самоотверженный НН, посвятивший свою жизнь научным изысканием и подвигу спасения нашего достояния, был наказан за сотрудничество с оккупантами. Все неоднозначно в этой судьбе. Публицист определяет: «Что извлек он из десяти лет пребывания на вор-кутинских шахтах? Сам ответил: человек вмещает в себе столько несовместимого, что судить о нем не легче, чем судить его. Судить и не будем»13. Максимова намеренно выбирает для исследования самые сложные для понимания факты, нанизывая на стержень сквозной идеи публикации так называемые «мешающие детали», характеризующие человека, который «войдет в посмертную историю величайшего поэта России».
Итак, все в этой судьбе - и очень непросто понять, где ее определяет характер, где обстоятельства, «что там случай, жребий, а что собственная воля». Он был осужден за измену родине, друзья полагают, что должен быть реабилитирован. Несправедливо осужден? Человек, сохранивший ясный разум в восемьдесят пять, печатающийся в журналах с литературоведческими изысканиями, тяжело болен, пишет «мученически, карандашом, уже более года прикован к постели». Читатель узнает, что недавно умерла его жена; она лежала здесь же, за шкафом, перегораживающим комнату. В далеком 1937 НН с радостью принял место своего служения, стал научным сотрудником в лермонтовском Домике. Он много работал, просвещал. Когда началась война, мобилизован не был из-за жесточайшей близорукости. В оккупированном Пятигорске остался без работы, потому что благородно отдал свою должность в музее женщине, которая нуждалась в помощи.
Первая «нестыковка» в судьбе - написал для фашистской газеты антисемитское стихотворение, прославляющее нацистский режим. Затем события стремительны: пошел служить полицаем, ведь на его участке столь любимый им лермонтовский домик! Предупреждал тех, кого немцы собирались арестовывать, высылать из города, помогал наборщику-коммунисту прятать пресс, спас жизнь семье эвакуированного научного сотрудника Пушкинского Дома, работал ради сохранения драгоценных экспонатов музея. Когда приказали сжечь усадьбу, уже заминированную немцами, рискуя жизнью, пошел на хитрость, сказав, что лермонтовский домик, последний дом поэта, где были написаны «Герой нашего времени», «Маскарад», «Мцыри», и вызвался быть заложником до окончания проверки. Благородные, самоотверженные поступки? Но когда в Пятигорск вошли советские войска, пришлось скрываться от своих. Позже его арестовали: «Для чего держали на крючке до
13 Цит. по: Максимова Э. По следам загубленных судеб. М. : Издательство «Известия», 2007. С. 21-33.
47-го года? Разве неизвестны были списки русских полицейских? Еще в 43-м году ту корректоршу вызывали для дачи показаний о журналистской деятельности НН в «Пятигорском эхе». Все другие предъявленные военным трибуналом обвинения строились на какой-то чуши про тайную агентуру, на грубом смешении причин и следствий». Как однозначно определить крутые повороты жизненного пути? Публицист берет на себя трудную задачу - ищет определяющий судьбу НН стержень. Герою публикации помогали три женщины его жизни. Первую, Ирину, которая пыталась взять вину НН на себя, он предал, вернувшись из лагеря не к ней. Вторая, Тамара, провела свое «следствие по делу» НН, подготовила документы для его реабилитации, подала жалобу в Генеральную прокуратуру. Позже, после убийственного открытия о поэтических опытах мужа в фашистской газетке, оборвала свои попытки реабилитировать его. Третья, тоже Тамара, санитарка в больнице, ухаживала за больным НН и его женой. После смерти супруги осталась с НН, ухаживать за ним, продлевая дни тяжело больного человека. Такая вот судьба. Оказывается, и жив-то герой публикации только потому, что пользовался преданными ему жизнями, черпал из них силы и энергию.
Автор очерка, применяющая методы гуманистического мышления для создания смысловыявляющего текста, не судит своего героя, лишь пытается понять, прояснить в ходе своего «расследования» узловые моменты человеческого существования - где, когда и почему оступился? А может быть, и не было никакого преступления - ведь все можно объяснить особыми обстоятельствами, невозможностью поступить иначе? Заканчивая очерк, возвращается к вопросу о реабилитации, оставляя за читателем право подумать, взвесить и вынести свое решение: «.Эта судьба - для духовного арбитража, и если НН заслуживает наказания, то Божьего, не мирского. Не выводится средняя составляющая одной жизни, нет весов, уравновешивающих добром зло. Впрочем, у юристов свои гири и противовесы, сильно изменившиеся с тех пор. .Начальник Управления реабилитации Главной военной прокуратуры говорит, что подать жалобу на предмет отмены приговора можно. НН не виноват в том, что немцы дошли до Северного Кавказа, а служба в управе - еще не преступление. Публикации - да, отвратительны, безнравственны. Ну и что? Лишь бы не было крови на руках.». Заключительный аккорд очерка Э. Максимовой - многоточие, которое дает право читателю поразмышлять над проблемой. Финал философски открыт журналистом, не принимающим на себя роль ментора, поучающего свою аудиторию, а воспринимающим своего читателя в качестве партнера по творчеству.
Журналист «Известий» Эдвин Поляновский много писал о войне. Он находил точные слова, создавал неповторимую атмосферу в своих публикациях о людях, переживших страшную трагедию. Поляновский рассказывал и о равнодушном отношении к ветеранам войны, к
памяти о погибших. В очерке «Неизвестный», написанном в 1986 году, журналист поднимает важную проблему: найденные у одного из хуторов останки погибшего офицера долго не могли перезахоронить, несколько лет ждали разрешения из военкомата, от вышестоящих инстанций, откуда по цепочке шло очередное решение. Между тем останки воина, всеми забытые, были кем-то просто выброшены из сарая, в котором хранились. Ящик взяли в качестве тары для хозяйства, карабин, найденный вместе с офицером, украли, чтобы сделать самопал.
С искренней болью и жалостью публицист описывает последний жизненный рубеж одного из миллионов павших за нас воинов: «Его нашли в сухой балке, посреди большого колхозного поля. Возле вербы. Два дня назад здесь загорали хуторские ребята, допризывники. Будущие солдаты лежали с ним рядом, их разделял лишь непрочный пласт земли. Потом они ушли, а над ним шумел дождь. Весь вечер, ночь и еще целый день шумел дождь. Последний пласт земли сошел, как сходит весенний снег. Володя Денисенко, колхозный пастух, выгнал молодых телят в поле и здесь, в балке, в ручейной промоине и увидел его. Останки обнажились лишь наполовину. Пастух поднял планшет и увидел удостоверение. Фотография оказалась размыта, но были видны номер документа и несколько букв фамилии. Приехал председатель исполкома сельсовета Лебедев и колхозный бригадир Попов. Осторожно, руками, стали раскапывать землю дальше. Человек, видимо, лежал на боку, поджав ноги. Руки - на груди. Спиной к стенке оврага. Наверное, он замерз. Через три дня метрах в десяти нашли карабин без приклада. Да, видимо, он, раненый, замерз: хутор Ленин освобождали в середине морозной зимы сорок третьего года. .Тогда., освобождая хутор, сложили головы 137 воинов. Лишь пятеро из них известны. Остальные 132 - "неизвестные". Скорбное соотношение, трагическое. Воевали - были известны, погибли - стали неизвестны»14.
От конкретного факта публицист идет к философским обобщениям: рассказывая о погибшем воине, он напоминает - война не ушла из нашей жизни и памяти, не должна уходить. Она всегда рядом с нами. Погибшие за нас тоже рядом. Он, и миллионы таких же погребенных «неизвестных» - основа нашей жизни и судеб, они до сих пор поддерживают нас - ведь мы ходим по земле, которую они защищали и где нашли свой последний приют. Публицист с горечью рассказывает о том, что все мероприятия - собрания, концерты, торжественные клятвы -проводятся по обязанности, «для галочки», а о реальных останках, которые надо было перезахоронить, как можно скорее установив имя павшего, забыли.
14 ПоляновскийЭ.Л. Венок раскаяния. М. : Издательство «Известия», 1991. С. 185-186.
И сегодня «Известия», издание с почти столетней историей, к сожалению, находящееся сейчас на грани исчезновения, в последние годы представляло читательской аудитории публикации, которые по праву можно назвать смысловыявляющими текстами. Газета помещала на своих страницах рассказы об известных людях, об их служении. Авторы таких материалов неизменно находят нетривиальные смыслы во взглядах своих героев, в их «Я-концепции», составляющей модель мира конкретного человека, в их непростых судьбах. Публицисты, опирающиеся на лучшие традиции отечественной журналистики, не прекращают поиски фактов, предстающих как трансцензус - т. е. интегральных единиц гуманистического общения, обозначающих перенос за пределы опыта, в иные сферы бытия. Ведь человек - «самотрансцендирующее существо», нуждающееся в высших смыслах, в преодолении с их помощью «вязкой» обыденности. Е.Е. Пронина определяет: «И все важнее для современного человека становится постоянный приток сообщений, которые сумбур политики и суету обыденности подают в свете бытийных ценностей и высоких представлений. .В гуманистической парадигме мышления личность предстает как нечто самодостаточное, способное к преодолению любых проблем на основе собственных сил и возможностей»15.
Такого рода примеры - это публикации, которые, к сожалению, появляются после ухода известного человека. Полосный очерк Е. Ямпольской «МихМих и его звезда. Козаков умер в Израиле, но завещал похоронить себя в России»16 вмещает очень многое - профессиональные, личностные интенции. Скрепляющий материал стержень - это духовная идея, которая и не нова, но столь дефицитна везде и всегда. Автор очерка в краткой врезке емко определяет судьбу: «У Козакова был удивительный дар - в любых обстоятельствах, при противоположных режимах и даже в разных государствах неизменно оказываться если не изгоем, так близко к тому. Всегда из ряда вон, в гордом одиночестве. Прочие устроились, а Козаков нет; все вдоль, а он поперек. Это был характер. Нрав. Норов. Как водится, определивший судьбу». С особой теплотой публицист рассказывает, как жил известный актер в последние годы. Он «беспафосно» спускался в метро, чтобы не опаздывать на спектакли - «до тех пор, пока болезнь глаз не сделала этот демократизм опасным». С сочувствием - как порой бывал обруган служащей у эскалатора за то, что обращался с вопросом, как перейти на другую ветку: «Вы что, слепой? Читать не умеете?» Я сказал: «Да, я слепой. Но она мне не ответила». А еще он беззаветно любил поэзию Бродского, Мандельштама, Пастернака, Ахматовой и с глубоким уважением
15 Пронина Е.Е. Психология журналистского творчества. 2-е изд. М. Издательство Московского университета, 2003. С. 202-203.
16 Известия. 2011. 25 апреля.
относился к .Дзержинскому: «Я испытал приступ удушья, когда товарища Феликса Эдмундовича Дзержинского при помощи петли снимали с гранитного постамента под ликующие крики российского народа. Товарищ Дзержинский показался мне похожим на товарища Гулливера, которого мучают товарищи лилипуты. Когда демонтируют памятники истории, да еще качественно выполненные с точки зрения искусства, это грустно во все времена. Но помимо эстетического есть и другой аспект. Из истории, как из песни, слова не выкинешь. Человек, между прочим, просидевший много лет в царских тюрьмах.». А еще, играя Шейлока в «Венецианском купце», показывал трагедию не отдельного человека -целого народа.
О Юрии Гагарине написано немало. Очерк С. Лескова «Главный полет человека. Почему из многих кандидатов в космонавты выбор пал на Юрия Гагарина»17 открывает еще одну страницу качественной публицистики об известном человеке. Автор публикации определяет: «12 апреля 1961 г. мир начал на одной орбите - и закончил на другой. 12 апреля решительно изменился человек, поскольку его горизонты расширились до космических глубин». Как извлечь из судьбы первого космонавта планеты уроки, которым нужно следовать? Есть ли в его биографии тайные знаки, предопределившие жизненный путь? Знаменитая история о том, что Королев выбрал Гагарина за улыбку - всего лишь красивый миф: «Королев выбрал Гагарина за силу и надежность. Перед полетом в отряде было проведено тайное голосование - и большинство, хотя они были конкурентами, первым номером назвали Гагарина. Сейчас это объяснили бы хитрым термином "харизма". <.> Ни у кого из космонавтов так часто не собирались гости, как в доме Гагарина. "Заехали, ребята, ко мне", - его любимая фраза. Рефрен исторического, сказанного под рев стартовых турбин "Поехали". Каждому новому космонавту первый космонавт говорил: "Поздравляю, выбор пал на тебя". Еще одна немаловажная деталь: оказывается, первый космонавт планеты крестил своих дочерей, но, конечно, был вынужден это скрывать.»
Интересный повод для анализа дает известинская полоса «Мнения и комментарии», представляющая качественную колумнисти-ку. Определенный информационный повод - такой как, например, 105 лет со дня рождения детской поэтессы Агнии Барто, - это лишь начало разговора о воспитании, о современных нравах, о подлинных духовных основах того, старого, советского искусства для детей, о необходимости терпимого и бережного отношения к советской истории. В публикации «Источник Агнии Барто»18 Е. Ямпольская применяет классический прием обобщения, выстраивая цепочку логического доказа-
17 Известия. 2011. 5 апреля.
18 Известия. 2011. 17 февраля.
тельного рассуждения от утверждения глубинного, личностного, усвоенного с детства, быть может, даже сентиментального, отношения к незабываемым строчкам детской поэзии до культуросберегающих основ русского традиционного искусства, особой духовности, которая уходит из нашей жизни. Публицист пишет: «Агния Барто родилась в России, жила в СССР и являет собой счастливое доказательство: у лучшего советского всегда настоящие русские корни. Бояться советского, тем паче проклинать его - глупо. Мы торчим сегодня посреди пересохшей пустыни. Знаем, что есть земля, где текут чистые реки и стоят полные до краев озера. Эта земля - старая Россия. Но одним рывком туда не добраться, сил не хватит. Рядом колодец - маленький, советский. Вроде бы очевидно: давайте оттуда водички напьемся и двинемся дальше. Нам говорят: нельзя, колодец отравлен, начнется помутнение рассудка, собьемся с дороги, забредем не туда. А мы отвечаем: нас в детстве поили из этого источника, и ничего, не самые плохие люди выросли. Спасибо многим.». Интересна в данном случае и метафоричность, образность речи публициста, которая необходима сегодня как противовес сугубо информационной, новостной журналистике.
Итак, традиции классической публицистики, опирающиеся на создание качественного, гуманистически ориентированного, смыс-ловыявляющего текста, актуальны для современной журналистики. Потребность в такого рода текстах существует. Мы попытались проследить историю публикаций, высвечивающих личность, выявить непреходящее значение мотивов антропоцентризма в отечественной медиа-культуре на примере лишь некоторых произведений журналистов «Известий». Безусловно, масса смысловыявляющих текстов в потоке современных публикаций - это мера качественности творчества журналистов, а значит и изданий, которые они представляют. Старейшее наше издание в той или иной мере старалось сохранить традиции, составляющие славу российской журналистики. Не опасаемся, что это, быть может, прозвучит высокопарно. Необходимо, по возможности, увеличивать количество таких независимых, представляющих личностные мнения, качественных текстов.
