CC BY
124
М I L Н I S Т
Молочников А.М. Смоленские стрелецкие приказы и их руководители в
Смутное время.
В статье обстоятельно рассмотрена история стрелецких приказов города Смоленска на рубеже XVI-XVII вв., во времена Смуты и великой осады города 1609-1611 гг.: их организация, состав, связи с посадским миром через рядовых и со служилым дворянством через командиров, биографии стрелецких голов.
Ссылка для размещения в Интернете:
http: //www.milhist. info/2012/12/19/molochnikov
Ссылка для печатных изданий:
Молочников А.М. Смоленские стрелецкие приказы и их руководители в Смутное время [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2012. — Т. III. — С. 321-369. <http: //www.milhist.info/2012/12/19/molochnikov> (19.12.2012)
www.milhist.info
2012г.
МОЛОЧНИКОВ А.М.
СМОЛЕНСКИЕ СТРЕЛЕЦКИЕ ПРИКАЗЫ И ИХ РУКОВОДИТЕЛИ В
СМУТНОЕ ВРЕМЯ
Организация стрелецких полков — приказов в России XVI—XVII вв. до сих пор не подвергалась обстоятельному исследованию. В особенности заметны пробелы в изучении провинциальных стрелецких гарнизонов, даже таких крупных крепостей, как Великий Новгород, Псков, Смоленск. Безусловно, система стрелецких полков в этих городах во многом копировала столичную. Однако нельзя не учитывать некоторые региональные особенности управления стрелецкой пехотой. Конечно, лучше всего рассматривать их на примере конкретного региона и определенного периода.
Некоторые важные наблюдения по этому вопросу позволяет сделать изучение смоленского служилого города в Смутное время. Надо сказать, что источников о смоленских стрелецких полках конца XVI — начала XVII веков сохранилось достаточно много. К тому же Смоленск интересен тем, что его военная организация пережила взятие города в 1611 году и период междуцарствия.
Смоленские стрельцы вместе с детьми боярскими участвовали в ополчении Минина и Пожарского с первых дней его основания: «В то же время от Смоленска града дворяня и дети боярские и стрельцы, отбыв домов своих, стояху в Арзамаских местех: граду бо их Смоленску от полского краля
Жигомонта взяту бывшу, и жены их и дети в плен отведены быша......Слышав
же о них Козма, яко люди благочестни суть и воинскому делу искусни, паче же в бедах сущи и в скудости мнозей ходяще, а християном насилия не чиняще, послав к ним с молением, да приидут в Нижней, обещав им корм и казну на подмогу давати. Они же с радостью пришедеше, яко до двою тысящ и вящшее число их. И елико множашася казна, толико воинских людей грядуще, яко бы со всея вселенныя»1. Этот житийный рассказ троицкого келаря Симона
Азарьина подтверждается рядом других источников . Совместные мытарства смоленских дворян и стрельцов показывают, что эти две воинские категории имели общее управление вне зависимости от центральной власти. Поэтому в данной статье особое внимание уделено стрелецким головам из детей боярских, а также рассмотрены другие моменты стрелецкой организации, такие как численность и состав.
Структура и состав смоленских стрелецких полков
Прежде чем перейти к источникам, хочу напомнить об одной важной особенности стрелецкой организации по всей России. Она заключалась в чёткой границе между головами и сотниками, с одной стороны, и пятидесятниками, десятниками и рядовыми стрельцами, с другой. Головы и сотники набирались из детей боярских и не считались собственно стрельцами. Пятидесятники, десятники и рядовые стрельцы набирались чаще всего из посадских людей и даже после записи на службу многие из них сохраняли своё ремесло.
Такая система отразилась в сохранившемся отрывке смоленской крестоприводной книги 1598 года . В ней поименно перечислены все, кто принёс присягу царю Борису, то есть всё мужское население Смоленска. У книги отсутствуют начало и конец, а потому до нас не дошли списки детей боярских, приказных людей, пушкарей и так далее, а только некоторая часть посадских и стрельцов. Всего в крестоприводной книге перечислены три приказа по пять сотен в каждом, однако как раз на четвёртой сотне последнего приказа она обрывается4. Чтобы понять, как всё это выглядело, приведу начальную часть стрелецкого отрывка: «//Л.15// Стрельцы
Лукьянова приказу Фёдорова сына Карсакова.
Григоревы сотни Микулина:
Пятидесятник Иван Гаврилов сын ветошник, Петруша Логинав сын сапожник, Иван Фёдоров сын Дехтярев, Гриша Иванов сын ярыга, Гаврилка Андреев сын пирожник, Карп Иванов сын плотник, Петраша Артемов сын сапожник, Михалка Ларентьев сын войлочник, Ивашка Трифонов | л.15об |сын сапожник, Митя Иванов сын Колентьев.
Десятник Офоня Зиновьев сын мясник, Третьяк Юрьев сын Ковшечников, Ондрюша Васильев сын Макеева, Истома Иванов сын ормячник, Степан Кузьмин сын ормячник, Федько Григорьев сын Шарин, Данила Истомин сын ормячников, Петру Иванов сын Влазнев, Матюша Григорьев сын булавочник, Сенка Иванов сын Первуша»5.
Приказы и сотни были именными, то есть назывались по именам начальников. Вероятно, головы и сотники принесли присягу раньше и были записаны в дворянской части крестоприводной книги, а в сохранившемся отрывке они указаны только чтобы обозначить соответствующие воинские подразделения.
Головами у стрельцов в 1598 году являлись Лукьян Федорович Корсаков, Казарин Бегичев и Пётр Чихачев6. Из посольских книг можно узнать, что Бегичев в уже в 1593 году был стрелецким головой и одновременно исполнял обязанности посольского пристава — сопровождал амбассадора Римской империи от русской границы до Москвы . В 1604 году он уже стрелецкий
о
голова в Москве . В десятне 1605/06 года из его родственников или однофамильцев есть только М.П. Бигичев. Можно предположить, что Бегичев служил по Смоленску недолго и его род здесь не закрепился. Напротив, Корсаков и Чихачев принадлежал к старшим смоленским родам и к ним мы ещё вернёмся.
Сотники в Смоленске также были из к местных дворянских родов. Собственно стрельцы занимали должности не выше пятидесятника.
Чиновная перегородка между сотниками и пятидесятниками отражалось на численности их подчинённых. Пятидесятник являлся в то же время одним из десятников в своей полусотне, у него под началом было 4 десятника и 49
стрельцов. Также под командой у каждого десятника было 9, а не 10 человек. На детей боярских — сотников и голов, этот счёт уже не распространялся. У каждого сотника было два пятидесятника и 100, а не 99 стрельцов. Равно как и головы имели под началом 505 человек — 5 сотников и 500 стрельцов.
В приведенном фрагменте можно заметить, что среди стрельцов достаточно часто встречаются указания на ремесленное происхождение — стрелец либо сам обозначен по роду занятий, либо его фамилия указывает на отцовское ремесло. На самом деле, стрельцов с очевидным ремесленным происхождением было немногим больше трети от общего количества. До нас дошли сведения о 1279 стрельцах, если считать от рядового до пятидесятника. Из них у 825 человек (64,5 %) не указано какого-либо ремесла. Полный перечень разнообразных специальностей смоленских пехотинцев перечислен в Приложении. В то же время занятие городским ремеслом не было чем-то необычным. Например, первый же пятидесятник в крестоприводной книге по профессии ветошник, то есть старьёвщик. Чаще всего стрельцы всех рангов были сапожниками (73 человека) или портными мастерами (50 человек).
Кроме указаний на ремесленное происхождение фамилии стрельцов отражают происхождение из других городов, чаще всего это близкие к Смоленску Белая, Вязьма, Рославль. Также у пятидесятников встречаются фамилии Дернов и Ширков9. Такие фамилии носили смоленские земцы, потомки местных вотчинников, которые вместе с детьми боярскими несли службу со своих земельных владений. В 1605/06 году Дерновы и Ширковы пишутся вместе с другими детьми боярскими, но с меньшими поместными окладами. Однако пятидесятники, даже если происходили из земцев, то в поместной коннице не служили, в отличие от сотников, которые могли менять характер службы.
Среди стрелецких пятидесятников состояли и приказные люди. В стрелецком приказе, как и во всяком другом бюрократическом учреждении России, была должность профессионального делопроизводителя — стрелецкого подьячего. Документы смоленской обороны позволяют нам познакомиться со
стрелецким подьячим Борисом Ивановичем Чемесовым, который помогал стрелецкому голове вершить судебные дела и был послухом (свидетелем) при наборе новых стрельцов10. Стрелецким подьячим, судя по всему, являлся и стрелецкий пятидесятник Семен Кузьмич Игумнов. В годы смоленской обороны последний составлял поручные записи по стрельцам-новобранцам в сотне Стефана Щетихина11. В то же время в декабре 1610 года он ходил в ночной караул к Днепровским воротам12. Трудно сказать, совмещалось ли подьячество с обычной стрелецкой службой в мирное время, или только в осадное? Также смоленские источники не говорят о количестве подьячих на одну сотню. Известно только, что и Чемесов, и Игумнов, числились в приказе В.Г. Чихачева, а значит, было не меньше двух подьячих на стрелецкий полк.
За набор новых стрельцов отвечали сотники — дети боярские. За каждого новобранца составляли поручные записи, поручателями выступали сами стрельцы того же приказа. Согласно поручным записям рубежа 1610—1611
13
годов за одного-двух-трёх новобранцев ручалось около 45 стрельцов . Ручательство давали стрелецкому сотнику при двух свидетелях-послухах. Сотник в данном случае был представителем государя. В поручной записи 4 ноября 1610 года все ещё упомянут свергнутый царь: «государеву цареву и великого князя всея Руссии Василия Ивановича сыну боярскому сотнику»14. Но уже в записях от 16 января 1611 года стрельцы ручаются «московского государства боярам и всей земли сыну боярскому сотнику стрялецкому»15. Состав «бояр московских» — земских лидеров тогда ещё не был ясен, однако первый смоленский воевода Михаил Борисович Шеин, безусловно, входил в их число.
Иногда сложно судить, в какой степени в этих поручных записях отражена обычная практика набора стрельцов, а в какой видны реалии осадного времени. В записях 16 января сказано, что новых стрельцов набирают «к государеву хлебному жалованию»16, то есть ко дню выдачи месячного продовольствия. Скорее всего, такая практика сложилась ещё в предшествующие годы.
Формуляр поручных обязательств достаточно универсален и не привязан к известным событиям героической обороны: «служить летнея и зимнея и годовая и полугодовая и посылочная и где не пошлют и службы им за нашею порукою не сбежать, государева денежнова и хлебнова жалованья не снесть, козны государевой, пищали и зеля и свинцу не снесть же, и подвод государевых не потерять, не красть и не разбивать, татиною и разбойную рухледью не промышлять и зернью не играть, корчмы и блядни у себя не держать, государева денежнова и хлебнова жалованья не проворовать, татем и разбойникам приезду и приходу не держать, московского государства бояром, всей земле лиха никакого не учинить, за рубеж в Литву, в немцы и в Крым и в иные государства не отъехать».
В условиях ручательства упоминалось и такая провинность, как преступление против начальников и сослуживцев «или голову стрелецкого и сотников и свою братию, стрельцов, покрадут, да збегут».
Поручительство за новобранцев было не самым строгим из возможных в Московском государстве — ручались не головами, а денежным штрафом. Если новобранцы совершали какую-либо из перечисленных провинностей и при этом сбегали от суда, поручики должны были выплатить «пеню»: «что
17
московского государства <бояре и вся земля> укажет» .
Если верить поручным записям, то в Смоленске до последнего момента набирали стрельцов из числа ремесленников и их других невоенных людей. Среди девяти стрельцов-новобранцев двое были поповскими сыновьями, один сыромятник, один сапожник и один чулочник. Не следует забывать, однако, что в осадное время замещать выбивших стрельцов приходилось чаще. Новобранцы заступили в строй «в убитова место», «в больнова место» и «во изменичье место». Однако сам порядок, при котором каждого выбывшего стрельца должен был замещать новобранец, сложился и сохранялся, вероятно, ещё с мирного времени. При таком порядке было затруднительно замещать стрельцов только стрелецкими же детьми и скорее всего смоленскую
огнестрельную пехоту до последнего времени пополняли за счёт посадских людей и других городских сословий.
Таким образом, стрельцы не были обособленной частью населения. Можно даже сказать, что первое русское регулярное войско сохраняло некоторые черты старинного городского ополчения. Стрелецких голов в Смоленске можно сравнить с тысяцкими древнерусских городов-государств. Подобное сходство заметно и в том, что начальство над стрельцами было закреплено за представителями старейших родов местных детей боярских.
Стрелецкие головы и родовое старшинство в Смоленске
О начальниках стрелецких приказов в начале Смутного времени
18
сообщает так называемая «смоленская десятня 7114 (1605/06) года» . Этот своеобразный документ сохранился в двух списках начала XVIII века из частных дворянских архивов и представляет собой перечень примерно 1200 человек, которые распределены по чинам и окладным статьям. Сведений о боеготовности или землевладении служилых людей этот источник не содержит, но против некоторых имен детей боярских указана должность, которую они занимали в служилом городе. В частности, у двух служилых людей стоит помета: «голова у стрельцов». Один из них уже известен нам по крестоприводной книге — это Пётр Иванович Чихачев19. В десятню он записан
90 91 99
четвёртым, после И.Б. Макшеева , Г.М. Полтева и А.И. Дедевшина . Пётр Чихачев был выборным дворянином с окладом 600 четвертей. Кроме него такой оклад имели ещё два человека и только у шести смоленских дворян были оклады выше 500 четвертей. Не удивительно, что Чихачев одним из первых смолян перешёл из служилого города в государев двор. Уже в 1608 году на свадьбе царя Василия «подножие несли: бархат Григорей Полтев, сорок
23
соболей Петр Чихачов» . В боярском списке 1611 года он показан в числе
24
московских дворян24. Скорее всего, Пётр Чихачев возвысился вместе с Григорием Полтевым во время борьбы с Болотниковым в 1606—1607 годах.
Если Полтев тогда командовал отрядом смоленских дворян и детей боярских, то Чихачев, как я полагаю, водил в походы свой стрелецкий полк. Таким образом, они вместе осуществляли руководство смоленским ополчением.
Вторым стрелецким головой по десятне 1605—1606 года был Иван
25
Лукьянович Зубов, выборный дворянин с окладом 500 четвертей . Зубовы также принадлежали к одному из самых старших смоленских родов. Один из них, Игнатий Ширявич, в 1569—1570 был смоленским помещиком, а в 1578— 1579 году уже стал дьяком поместного приказа и впоследствии проводил писцовые описания различных уездов26. Возможно, смоленские Зубовы
27
изначально происходили из семьи московских дьяков27. Сам Иван Лукьянович, в отличие от Петра Чихачева, не получил заметных повышений по службе, но точно также в самые тяжелые годы Смуты уже не руководил стрелецким приказом. Если П.И. Чихачев перебрался в Москву, то И.Л. Зубов, скорее всего, ушёл со службы из-за старости или смерти. В любом случае, в самый напряжённый для Смоленска период Смуты руководство стрелецких приказов вновь обновилось.
В документах подготовки смоленской крепости к осаде от поляков
упоминаются отставленные стрельцы приказов Фёдора Зубова и Василия
28
Чихачева28. Из других источников можно узнать, что Фёдор Михайлович Зубов руководил стрелецким отрядом в ополчении князя Скопина-Шуйского в 1609— 1610 годах, а Василий Григорьевич Чихачев был стрелецким головой в
29
осаждённом Смоленске в 1609—1611 годах . К их судьбе мы ещё обратимся, а пока следует отметить, что имена стрелецких голов изменились, но фамилии в 1609 году остались те же, что и в 1605-м. Более того, стрелецкий приказ в обоих случаях перешёл к следующему по старшинству представителю того же рода. В.Г. Чихачев был выборным дворянином с окладом 500 четвертей и по величине поместного оклада как раз занимал второе место в своём роду после
30
П.И. Чихачева . Такой же чин и оклад имел Ф.М. Зубов, который был записан
31
в десятне сразу после И.Л. Зубова . Это значит, что самые влиятельные смоленские семейства сохраняли за собой управление стрелецким войском.
Подобная родовая преемственность стрелецких голов была не случайной. Для примера, точно такая же ситуация существовала и при замещении судейской должности. В десятне 1605—1606 года против двух детей боярских стоит помета: «судья в Смоленску». Первым из них был Воин Лукьянович
32
Корсаков (выбор, 500 четвертей)32 — сын того Лукьяна Корсакова, который являлся стрелецким головой в 1598 году. Вторым смоленским судьёй указан
33
Иван Иванович Чихачев (двор, 500 четвертей)33, старшие родичи которого также один за другим начальствовали над стрелецкими приказами. Должности стрелецких голов и судей и были теми ключевыми постами, которые сохраняли за собой три влиятельных смоленских семейства: Зубовы, Корсаковы и Чихачевы. Полностью система родовой преемственности показана в таблице 1.
Таблица 1
Должности стрелецких голов и судей в смоленском служилом городе в
конце XVI — начале XVII веков
Источник Крестоприводная книга 1598 года. Смоленская десятня 1605/06 год Архив смоленской воеводской избы за 1608-1611 гг.
Стрелецкие головы Лукьян Корсаков, Казарин Бегичев, Пётр Чихачев. Пётр Иванович Чихачев, Иван Лукьянович Зубов. Фёдор Михайлович Зубов, Василий Григорьевич Чихачев, Иван Оболешев.
Судьи Нет сведений. Воин Лукьянович Корсаков. Иван Иванович Чихачев. Иван Петрович Ленин.
Безусловно, такое сохранение служебных должностей за определёнными служилыми семействами было связано с родовым сознанием детей боярских в XVI—XVII вв. Благодаря ему в Московской Руси и появилась особая категория служилых людей по отечеству, карьера которых зависела не только от личных
достижений, но и от заслуг их предков. В эту категорию входили и крупные думные чины, и провинциальные дети боярские. Карьеру на государевой службе делал не отдельный служилый человек, но весь его род. К сожалению, система службы по отечеству остаётся малоизученной. В числе прочего не до конца прояснен вопрос о том, насколько она была укоренена в сознании провинциальных детей боярских. Долгое время считалось, что служба по отечеству была не выгодна детям боярским, поскольку ограничивала их карьеру в пользу представителей боярских родов. В действительности же такая система, при которой можно было передать свои служебные достижения сыновьям, казалась удобной и справедливой даже самым неродовитым детям боярским.
Во всяком смоленском служилом городе к наследственному продвижению по службе и родовому старшинству относились с уважением. Автор «Повести о победах московского государства», который сам был в лучшем случае «середний отечеством», с большим почтением говорит об установлении смоленского служилого города и о разделении смоленских помещиков на чины: «Изобра государь изо многих градов лучших и честных людей, дворян, и учинив к ним свое государское рассмотрение, и росписав их на три стати, первую и среднею, и меншую, учинив дворянский список и кто которой чести достоин (выделено нами. — А.М.), и повеле их в смоленских уездах испоместить против их отечества и чести (выделено нами. — А.М.) по своему государскому разбору и рассмотрению и по их дворянской природе. Посему повеле государь земцев собрати, сиречь которые тутошние помещики, в своих же поместьях остались на его государево имя. И не повеле государь у них тех поместьев отнимати, повеле им по-прежнему владети, кто чем владел, и разобрав их на три стати против их чести и повеле им особный список учинити. От того бо времени установися чин во граде Смоленске. Егда бысть смотр, первое повеле государь своих государевых дворян града Смоленска по их дворянскому списку кликати: первое - первую статью, потом же - среднюю и
потом меньшую. После же дворянского списку повеле государь земцовский список кликати: первое - первую статью, потом же - середнююю и меншую.
И бысть по его государеву разбору и рассмотрению во граде Смоленске чин такой имеяшеся от взятия Смоленского великого князя Василия Ивановича и до взятия смоленского, до царя Василия Ивановича, как взял польский король Жигомонт во 119 и до разорения Московского. До того бо времени кождо всякий честь свою и породу знаяше (выделено нами. — А.М.), понеже бо той град Смоленск исперва пред всеми грады многую честию почтен бяше»34.
Можно вспомнить, как в 1606 году смоляне выступили в поход против
35
Болотникова и сами избрали себе воеводой Григория Михайловича Полтева . Это, безусловно, было связано с его родовым положением. Полтевы занимают первые места в так называемой «десятне 1574 года», в «списке недорослей» из той же десятни, в смоленском разделе общерусской десятни новиков 1596 года, списке смоленских окладчиков в той же десятне, в разборной десятне смолян 1622 года36. Нет никакого сомнения, что род Полтевых считался самым старшим среди прочих служилых родов в Смоленске. Характерно, что в 1606 году избрание воеводой по отечеству произошло не по указу государя, но по воле собрания всего служилого города.
Скорее всего, Зубовы, Корсаковы и Чихачевы занимали следующую после Полтевых ступень родового старшинства и также пользовались в Смоленске влиянием и уважением. Поэтому им доверяли такую серьёзную силу, как стрелецкое войско. Надо помнить, что система службы по отечеству предполагала именно наследственную карьеру, с повышениями и понижениями, и потому стрелецкие головы несли перед своими родами ответственность за эффективное управление вверенными им приказами. Это позволяло избежать случайных, временных людей на ответственных должностях. Такой порядок был выгоден как властям Московского государства, так и самим смоленским дворянам. Кроме всего прочего, он укреплял взаимодействие поместной конницы и огнестрельной пехоты, поскольку руководители этих двух войсковых категорий происходили из одного слоя —
верхушки смоленского дворянства. Поэтому различные категории смоленского войска сохраняли единство управления даже в годы в годы ослабления царской власти и междуцарствия.
Численность смоленских стрелецких полков
В крестоприводной книге 1598 года представлено 3 стрелецких приказа по 500 человек в каждом, принимая во внимание, что документ сохранился не полностью.
Однако в десятне 1605—1606 года названы только два стрелецких головы, а кроме них указаны 12 стрелецких сотников. В конце десятни, после различных категорий новиков, следует подзаголовок: «Новики ж дети боярские
37
в Смоленску в сотниках» . В этой категории перечислены 12 детей боярских дворовых и городовых. Уже по разделению на чины видно, что речь всё-таки идёт не о новиках.
Таблица 2
Стрелецкие сотники в смоленском служилом городе в конце XVI — начале
XVII веков*
Источник Крестоприводная книга 1598 года Смоленская десятня 1605/06 год Архив смоленской воеводской избы за 1608—1611 гг.
Имена сотников Лукьяна Корсакова: Григорий Микулин. Михаил Битяговский. Пороша Кудрявой. Тимофей Довотчиков. Ортемий Кушелев. Двор, 500 четвертей: Лаврентей Варганов сын Обухов. Игнатей Семенов сын Мещеринов. Фёдор Михайлович Зубов: Фёдор Лихарев.
Казарина Бегичева: Двор, 450 четвертей: В. Г. Чихачева:
Паук Макшеев. Невзор Алексеев сын Семен Соколов.
Посник Пикин. Бакин. Константин Щелин.
Микита Чечетов. Артем Тимофеев сын Стефан Шатихин.
Меньшой Клокачов. Кушелев. Осип Митков.
Иван Коптяжин Кузма Варганов сын
Обухов.
Петра Чихачева. Двор, 400 четвертей: И.К. Оболешева:
Осип Коноплев. Богдан Тимофеев сын Андрей Петрыкин.
Нелюб Раков. Шестаков.
Северга Глебов. Андрей Василев сын
Кречет Микулин. Петрикин.
Город, 450 четвертей:
Осип Федоров сын
Коноплев.
Казарин Петров сын
Вяземской.
Сергей Никифоров сын
Ефимьев.
Город, 400 четвертей:
Василей Иванов сын
Полтев.
Город, 350 четвертей:
Симон Истомин сын
Соколов.
* Совпадающие в разновременных источниках имена и фамилии сотников выделены подчеркиванием.
Напомню, что десятня дошла до нас в списках начала XVIII века и здесь явно произошла ошибка переписчика. Он смешал два подзаголовка, либо написал «новики ж» автоматически, по привычке. На самом деле речь идёт не о новиках, а только о сотниках, причём стрелецких, поскольку двое из них, Артемий Кушелев и Осип Коноплев, служили ещё в 1598 году.
Ещё один стрелецкий сотник, Василий Полтев, упомянут в родословной биографии смолянина Воина Дивова: «А как пришли из Ярославля воры на смоленские места, и боярин князь Иван Семенович Куракин послал Воина Дивова да с ним дворян и детей боярских да сотника стрелецкаго Василея Полтева с стрельцами, и на Лучась на реке воров побил, и с сеунчем от Воина
38
Дивова послан был Осип Языков»38.
Соотношение сотников в 1598 и 1605—1606 годах показано в таблице 2. В третьей графе этой же таблицы перечислены те сотники, имена которых удалось извлечь из смоленских документов 1608—1611 годов.
Итак, в смоленской десятне стрелецких приказов два и сотен 12, а не 15, как в крестоприводной книге. В таком случае, смоленский стрелецкий приказ должен был составлять 600, а не 500 человек. Безусловно, все видимые изменения могли произойти из-за ошибок переписчиков документа. Но нельзя исключать, что десятня действительно передает изменения в структуре стрелецкого войска.
Дело в том, что о 600 смоленских стрельцах дважды упоминает в своих записках поляк Станислав Немоевский, который прибыл в Россию в свите Марины Мнишек в апреле 1606 года. Сперва во время своего пребывания в Смоленске он пытался собирать сведения о крепости, и вот что отметил: «В Кремль никого из наших не пускали, а когда нам довелось ехать мимо кремлевской стены, заперли ворота, а их только двое в столь громадном помещении. Перед кремлём стояло человек 600 стрельцов, опершись о
39
заржавелые ружья» .
В «Дневнике Марины Мнишек» неизвестного автора за те же самые дни указано другое количество смоленских стрельцов: «Дня 21. Третий ночлег в
Смоленске. Вся та «москва» сопровождала царицу, из Смоленска при этом выехало их очень много. Народу было до нескольких десятков тысяч, которые челом били и соболей дарили. Чернецы же хлеб и образа выносили ей навстречу. Вся крепость, которая в Смоленске очень велика, была по стенам уставлена стрельцами, а было их до 2000. И оттуда ей также чернецы хлеб-соль и образа выносили»40. Но это число в дневнике, скорее всего, является примерной прикидкой, тогда как именно точное 600, а не округленное 500 в «Записках Немоевского» позволяет думать, что их автор смог выяснить действительную численность стрельцов в охране крепости.
В дальнейшем тот же Немоевский записал общие сведения о стрелецком войске в России: «Как у нас роты, так и у них стрельцы делятся на приказы; в каждом приказе по 500 человек, у каждой сотни сотник, пятидесятник и, наконец, десятник. В пограничных городах, т.е. посадах, число стрельцов зависит от того, как велико число жителей. В Москве более всего: их 9 приказов. Они имеют за рекой свою особенную слободу (majesto), которую и называют стрелецкой слободой, но теперь их осталось мало: они перебиты в нынешнею войну, после смерти Дмитрия. В Смоленске, Пскове, Новгороде (где так заразителен воздух, что не было примера, чтобы в течение пяти лет не было чумы) их может быть до 600 человек»41. Из этих трёх больших пограничных городов сам Немоевский побывал только в Смоленске. Но данные десятни 1605—1606 годов, да и других источников, совершенно исключают, чтобы в Смоленске было лишь 6 стрелецких сотен. Возможно, Немоевский в обоих случаях указал численность только одного стрелецкого приказа. По его словам, количество стрельцов в пограничных крепостях стало невелико из-за частых эпидемий. Действительно, во время войны с Лжедмитрием I в Смоленске было моровое поветрие. Предположим, что от чумы количество стрельцов сократилось, и потому вместо трёх приказов сделали два, но по 600 человек в каждом. Тогда всё сходится: и сведения смоленской десятни, и показания Немоевского.
Однако в смоленских документах 1608—1611 годов указаны трое стрелецких голов: Фёдор Зубов, Василий Чихачев и Иван Оболешев. Правда, стрельцы последнего упоминаются только осенью 1610 года, когда они
42
возвращались из Москвы в осаждённую крепость . Известно, что Иван Оболешев командовал стрелецким отрядом в составе великого посольства Голицына и Филарета. В этот отряд входили 5 сотников и 184 смоленских
43
стрельца .
Исследователи обороны Смоленска 1609—1611 годов поднимали вопрос о численности стрелецкого войска в крепости. Советский ученый Владимир Петрович Мальцев писал по этому поводу: «В списке стрельцов, составленном в марте 1610 года, перечислены стрельцы трёх сотен. Так как список неполон, то можно думать, что в осаждённом Смоленске остался целый стрелецкий приказ (400 стрельцов). Два смоленских стрелецких приказа (Фёдора Зубова и Василия Чихачева) вошли в состав отряда Якова Барятинского, а ещё один приказ (Ивана Оболешева) находился в то время в Москве. В Смоленске от приказов Фед. Зубова и Вас. Чихачева осталось 97 стрельцов, но так как у этих стрельцов не было пищалей, то стрельцами их можно считать лишь по общественному положению»44.
Современный историк Сергей Сергеевич Александров связал переход приказа Оболешева в Москву с походом смолян 1606 года: «Исходя из того факта, что осенью 1610 г. под Смоленск из Москвы прибыли смоленские стрельцы приказа Оболешева, а в 1609 г. на соединение с армией М.В. Скопина- Шуйского ушли приказы В. Чихачева и А. Зубова, то, скорее всего, приказ Оболешева (450 человек) входил в отряд Г. Полтева и оставался в Москве с 1606 г.»45
В остальном Александров почти полностью повторил мнение Мальцева: «Согласно данным «Дневника Марины Мнишек», весной 1606 г. в Смоленске было 2 тыс. стрельцов, что составляло 4—5 приказов (стрелецкий приказ насчитывал 450 человек). Осенью 1606 г. приказ Оболешева выступил к Москве и оставался в столице до осени 1610 г. С Я. Барятинским и С.
Ададуровым ушли приказы В. Чихачева и Ф. Зубова. В сентябре 1609 г. какое-то количество стрельцов М.Б. Шеин отправил в Дорогобуж. Вряд ли воевода перед началом осады мог выслать против тушинцев значительные силы стрельцов, если бы у него был всего один приказ. Скорее всего, в Смоленске в сентябре 1609 г. было 2 стрелецких приказа, и несколько сотен стрельцов М.Б. Шеин направил в Дорогобуж. Бежавшие из Смоленска называли разные цифры стрельцов: 300 и 500 человек. Попавший в плен летом 1610 г. дворянин показал, что стрельцов в Смоленске 500 человек. В начале осады их могло быть больше, возможно, 550 человек, т.е. один приказ и одна сотня»46.
Мнения обоих историков разошлись только по вопросу о численности смоленского стрелецкого приказа, Мальцев полагал, что в него входило 400 человек, а Александров считает, что все 450. Ни то, ни другое количество в источниках не встречается, к тому же мнение Александрова противоречит сведениям крестоприводной книги о сотенном делении стрелецких полков в Смоленске. На наш взгляд, при этом и советский, и современный исследователи делают два неверных утверждения.
Во-первых, что приказ Чихачева вместе с приказом Зубова в марте 1609 года присоединился к ополчению Скопина-Шуйского и не участвовал в обороне Смоленска. По мнению Мальцева, в Смоленске в 1609—1611 году оставался какой-то бесхозный и безымянный приказ, Александров же допускает, что таких приказов могло быть два. Умозаключения Мальцева основаны на отрывке из документа о наборе даточных людей в 1609 году: «Фёдорова приказу Зубова, отставленных стрельцов 6 человек с пищальми, да 47 человек с копьи, с топоры, да стрелецких детей 12 человек, бою у них никакова нет. Василева приказу Чихачева отставленных с копьи и с топорки 44
47
человек, да без ружья»47. Но здесь сказано только то, что отставных стрельцов из обоих приказов вооружили и мобилизовали вместе с даточными крестьянами, а о судьбе самих приказов ничего нет. Возможно Мальцев, а вслед за ним Александров полагал, что отставленный стрелец — это тот, которого не взяли в поход. Между тем, судьба обоих приказов, как я уже сказал
выше, была различной. В походе Скопина-Шуйского 1609—1610 года
48
участвовал Фёдор Зубов48, а Василий Чихачев всё тяжелое осадное время оставался в крепости. Среди смоленских документов сохранились четыре поручные записи рубежа 1610—1611 годов по новобранцам-стрельцам из
49
чихачевского приказа49.
Кроме того, единственный список стрельцов времён обороны — роспись хлебных запасов от марта 1610 года50 — также относится к приказу Чихачева. Это хорошо видно, если сравнить имена стрельцов в поручных записях и в мартовской росписи. В обоих документах можно встретить свыше 30 совпадающих имён стрельцов, причём и в росписи хлебных запасов, и в поручных записях эти стрельцы принадлежат к одной сотне. В некоторых случаях даже повторяется порядок имен.
Таблица 3
Фрагменты перечней смоленских стрельцов из документов Смоленской обороны 1609—1611 годов*
Список смоленских стрельцов Поручные записи по
от марта 1610 года смоленским стрельцам-новобранцам
от ноября 1610 и января 1611 года.
«Константинова сотня Щалина:
«.. .да яз Говрила Яковлев сын
У стрельца Гаврилки Смолянинав,
Смолянинова да яз Илья Михаилав сын
- хлеба у него: государева Сапожник,
жалованья, а в семье сам-третей, да у да яз Иван Стефанов сын
него ж стояльщиков дорогобужян Косой,
Яков Зенин сам-семь, в сямьи хлеба у да яз, Фрол Захаряв сын
няго с чети, да Вязмятин Яфимка Гладильщик,
Марозав, сам-шост, хлеба у няго осьмины с три, да Дмитр сам-трятий
- хлеба у няго с осмину.
У стрельца у Илейки Сапожника хлеба - государева жалованья, в сямье сам трятей, да у няго ж стояльщиков Юрка сам-друг -хлеба с поласьмины, Бариска сам-друг - хлеба с четверик, Николка сам-трятей, Филимонка сам-четверт-хлеба у них с осьмину.
У стрельца Ивашки Касова -хлеба у няго - государева жалованья
- сам-пят в сямье. Да у няго ж стоит Васька сам-четверт, хлеба с чети51.
У стрельца у Фролки у Гладильщика хлеба-государева жалованья, а в семье сам-трятей, да у няго ж стояльщиков Ярмолка сам-друг, - хлеба с пол-осмины, сын яво Гаврилка сам-пят, зять их сам-друг -хлеба у них с чети.
У стрельца Дяменки Чярыкина хлеба-государева жалованья, а сямье сам-трятей, да у няго ж стояльщиков Юрка сам-сем, хлеба с осьмину, Филька Ортемов, сам-девят, хлеба с чети, вязметин Трофимка сам-пят, шурин яво сам-пят, хлеба у них с пол-асмины.
да яз Деменя Оврамов сын Чярыкин, да яз Мина Василяв сын хлебник ...
... поручилися есми все мы, стрельцы Василева приказу Григорявича Чихачева, московского государьства боярам и всей земли сыну боярскому сотнику стрялецкому Осипу Миткову, того ж приказу по
53
новоприборных стрельцех ...» .
У стрельца у Левки бочара
хлеба - государева жалованья, сам-
друг в сямье.
У стрельца Минки хлебника -
хлеба у няго государева жалованья, а
в сямье сам-четвёрт, да у няго ж
стояльщики - Петрушка Жяров сам-
шость, Окинка сам-шость, Оляксейка
Жаров сам-пят, Федька сам-трятей,
Сазычка сам-пят, а хлеба у них
осьмины с три»52.
«у стрельца Сенки Ляпуна « ..да яз Семен Говрилов сын
хлеба - государява жалованья - Ляпун,
холост. да яз Ондрюша Офонасяв сын
У стрельца о Ондрюшки пирожник,
пирожника - хлеба у няго - да яз Родя Василяв сын
государева жалованья, в семье сам- Словенской,
трятей, да у няго ж стоят посацких да яз Кондраш Осипов сын
две сямьи: Филька сам-пят - хлеба Колесник, да яз Якуш Иванов сын
чети с пят, Ивашка сам-трятей - Холмитин,
хлеба с четверть. да яз Ондрюша Ондреяв сын
У стрельца Родки Лучянин,
Словинского - хлеба у няго - да яз Меньшой Трофимов сын
государева жалованья, сам-трятей в Вясялой, все мы, поручики,
сямье, да у него ж стояльщиков стрельцы Василева приказа
Ивашка сам-сем, хлеба осьмины с Григорявича Чихачева, поручилися
три, Анох с посаду сам-пят, хлеба с есми государеву цареву и великого
пол-осьмины, ямщик Кузьма сам- князя Василия Ивановича всия Руси
четверт, хлеба с четверть. сыну боярскому сотнику стрелецкому
У стрельца Яньки Осипу Миткову, по новоприборном
Холмитина хлеба - государева жалованья, сам-друг в сямье. У стрельца у Томилки Можаитина -хлеба государева жалованья - холост.
У стрельца у Андрюшки Лучянинова - хлеба государева жалованья - сам-трятей в семье.
У стрельца у Меншика Весялова - хлеба у няго государява
жалованья - сам-друг с женою»
.54
* Имена стрелецких голов и сотников отмечены подчеркиванием. Совпадающие имена стрельцов выделены.
Совпадающий порядок фамилий показывает, что речь идёт об одном приказе и об одной сотне, хотя за полгода тяжелого осадного времени сотника Константина Щелина сменил Осип Митков. К сожалению, список хлебных запасов дошёл до нас без начала и конца, и о численности смоленских стрельцов в годы обороны по этому документу судить невозможно.
В числе осадных сидельцев несколько раз встречается сотник Фёдор Лихарев из приказа Зубова, а также его подчиненные стрельцы. Так что в одном С.С. Александров прав — в Смоленске во время обороны действительно оставались один приказ и одна сотня, поскольку приказ Зубова ушёл в поход в неполном составе.
Во-вторых, как В.П. Мальцев, так и С.С. Александров считают, что приказ Оболешева находился в Москве с 1606 года, основываясь на показаниях стрельцов, которые возвратились в смоленскую осаду из столицы. Однако в тех же показаниях содержатся и другие сведения. Когда 13 сентября 1610 года в Смоленск вернулись 5 человек стрельцов приказа Облешева, трое из них действительно сообщили воеводам, что пришли из Москвы: «Шли-деи оне с
Москвы тому недели с три, и как пришли в Смоленск к Григорью Богослову, и их-деи тут литовские люди взяли и отвели в королевские таборы к гетману, и гетман-деи их велел посадити в тюрьму, и с тех-деи мест по ся места сидели оне в тюрьме»56.
Но у двоих стрельцов (Андрея Кощеева и Ивана Луковкина) была другая история: «... сидели-деи оне в осаде на Белой и как-деи литовские люди взяли Белую и их-деи литовские люди з Белой отпустили под Смоленск, и оне-деи не ходя к Смоленску и пошли было к Москве, и как-де было дело в Клушине и ево-де литовские люди взяли и привезли в Можаеск. И в Можайску-деи он сшолся с Смоленским стрельцом с Ывашкой Луковкиным и из Можайска-деи оне пошли к Смоленску и как-деи оне пришли к Смоленску на Рачеву против Крылошевых ворот и их-деи литовские люди изымали после Петрова дни на третей недели и привели их в королевские таборы к гетману и гетман-деи их пытал и с пытки велел их в тюрьму посадить и с тех оне мест и по ся места
57
сидели в тюрьме»57.
Стрельцы Оболешева могли оказаться в Белой только в июне 1609 года, когда смоляне отвоевали крепость у тушинцев. После этого смоленское войско отправилось в Торжок на соединение с ополчением Скопина-Шуйского, а в Белой оставили две стрелецкие сотни58.
Получается, что приказ Оболешева, равно как и приказ Фёдора Зубова, участвовал в походе 1609—1610 годов. А в 1606 году смоленских стрельцов привёл в Москву Пётр Чихачев, как я уже говорил выше. Скорее всего, этот приказ затем вернулся обратно в Смоленск, дорогу к которому была свободна с конца 1606 и до лета 1608 года.
Впрочем, в истории со смоленскими стрелецкими приказами далеко не всё ясно. Приказ Оболешева упоминается только с сентября 1610 года, а сам Иван Коверзинович Оболешев (дворовый, 500 четвертей)59 не занимал в Смоленске такого высокого родового положения, как Зубовы и Чихачевы. Возможно, что стрелецким головой он стал только после Клушинской битвы и «заменил» Фёдора Зубова. Дело в том, что стрельцы Фёдора Зубова после
Клушинского поражения находились в отряде гетмана Жолкевского. Во всяком случае, так можно понять показания зубовских стрельцов, которые также вернулись в Смоленск в сентябре 1610 года и рассказали следующее: «Да и смоленских-деи стрельцов всех бояря с Москвы отпустили; а грамот-деи от бояр нет: грамоты отпускные давал Желковский.(...) А Желковский-деи стоит под Москвою, перешод Ходынку. И Желковский-деи ходил на вора со всеми русскими и литовскими ратными людьми в последнее воскресенье перед Семеновым днём через Москву. И вор-деи из-под Москвы побежал на Коломну; и они-деи смоленские стрельцы на вора с Желковским ходили»60.
Стрельцы здесь говорят о битве с тушинцами под стенами Москвы 12 августа 1610 года. В этой битве жителям столицы помог отряд Григория Валуева, который на тот момент принял присягу Владиславу и находился в польском войске гетмана Жолкевского61. Судя по всему, стрельцы Зубова также входили в валуевский отряд, но не стали особенно обращать на это внимание смоленских воевод. Если учесть, что часть смоленского войска перешла к Жолкевскому, а часть оставалось в Москве на службе у царя Василия, а затем у семибоярщины, то появление третьего стрелецкого головы в 1610 году вовсе не говорит о том, что Смоленске существовал третий стрелецкий приказ.
Исходя из всего этого наиболее вероятной представляется следующая реконструкция численности смоленского стрелецкого войска в Смутное время. После морового поветрия из трех приказов по 500 человек составили 2 приказа по 600 человек — зубовский и чихачевский.
Первый из них отправился в ополчение Скопина-Шуйского, но одна его сотня осталась в Смоленске, а две сотни вошли в гарнизон Белой. После взятия Белой оставшиеся стрельцы отпросились в Смоленск и присоединились к общерусскому войску под Клушином. После Клушина большую часть выживших стрельцов и пятерых сотников определили под начало Ивану Оболешеву. Если в эту схему можно внести поправку, то только насчёт того, что у Ивана Оболешева всё же был самостоятельный приказ.
В любом случае в обороне Смоленска принял участие целый приказ Чихачева и ещё одна сотня Зубова, то есть численность стрельцов во время обороны 1609—1611 года достигала 700 человек. Судя по всему, походная численность стрельцов была ниже, чем осадная. Единственный случай, когда известна точная численность стрелецкого отряда — поход смолян под Дорогобуж против тушинцев, который начался в октябре 1608 года. Тогда вместе с Федором Зубовым было «его приказу четыреста двадцать один человек стрельцов»62. Вероятно и тогда, и в 1609 году, в поход выступил приказ без одной сотни, поскольку гораздо большее число стрельцов требовалось для обороны крепости.
Командиры смоленских стрелецких приказов
Судьба каждого руководителя смоленского стрелецкого приказа складывалась по-своему. В Смутное время им всем пришлось пройти нелёгкий боевой путь, но кому-то удалось относительно благополучно завершить карьеру, а на чью-то долю пришлись суровые испытания.
Пожалуй, больше всех повезло Ивану Коверзиновичу (Алексеевичу) Оболешеву. Про него известно, что он участвовал в походе Скопина, в 1610 году получил оклад 30 рублей, затем сопровождал со стрельцами великое посольство Филарета и Голицына. В 1611 году он вместе с первыми ополченцами осаждал в Кремле поляков и в 1613 году получил за это в прибавку ещё 10 рублей63. Оболешев был явно моложе отечеством остальных стрелецких голов, но вскоре после Смуты стал стольником Московского государства64. Сказалось, вероятно, его участие в великом посольстве вместе с митрополитом Филаретом, отцом будущего государя.
Успешно завершил карьеру Пётр Чихачев, который в 1614—1615 году служил воеводой на Белоозере65. Впоследствии он получил по царскому указу вотчину за московское осадное сидение 1618 года, хотя из-за болезни не смог участвовать в обороне66.
Остановимся подробнее на тех стрелецких головах, чья деятельность пришлась на самое тяжелое для смоленского войска время.
К 1608 году Пётр Иванович Чихачев стал московским дворянином, а Иван Лукьянович Зубов ушёл со службы или умер, и в последующих документах не появляется. Стрелецкими головами стали их родственники Фёдор Михайлович Зубов и Василий Григорьевич Чихачев, биографии которых специально еще не изучались. В исследованиях смоленской обороны Мальцева и Александрова они лишь упоминаются. С.В. Александров привлекал десятню 1622 года, но касательно В.Г. Чихачева только упомянул, что у того было гораздо больше крестьян, чем у других смолян — 50 человек. Однако происхождение этих сведений о баснословном богатстве Чихачева после Смуты не ясно, поскольку на самом деле в документе сказано, что у него было 18 крестьян и 5 бобылей — немало по тем временам, но не больше, чем у других выборных дворян по Смоленску. Про Фёдора Михайловича писала Н.В. Лукина в своей работе о Зубовых. Исследовательница коснулась его места в родословном древе семьи и упомянула важнейшие служебные назначения67.
Фёдор Михайлович Зубов отличился как походный стрелецкий голова. Самой яркой страницей его жизни стало участие в ополчении Скопина-Шуйского 1609—1610 гг. Однако его дебют как командира стрелецкого отряда был не самым удачным. Дорогобужский поход смолян начался поздней осенью 1608 года. В это время Смоленск был отрезан от Москвы, поскольку ближайшие города — Вязьма и Дорогобуж на востоке, Белая на севере — были заняты сторонниками Лжедмитрия II. 30 октября 1608 года смоленский воевода Шеин отправил к Москве отряд: «Смолнян и брянчан и серпян дворян и детей боярских восьмсот человек, архиепископлих и монастырьских служек сто тридцать семь человек, голову стрелецкого Федора Зубова, а с ним его приказу четыреста двадцать один человек стрельцов»68.
Этот отряд был более многочисленным, чем ополчение смолян 1606 года. На этот раз во главе войска стоял не смоленский сын боярский, а дворяне из Москвы князь Яков Барятинский и Семен Одадуров. Поэтому Фёдор Зубов
оказался единственным смолянином в руководстве отряда. Перед походом стрельцам выдавали «государева жалования по рублю, да по подводе человеку»69, то есть посадили на лошадей. Поначалу всё шло успешно. Смоляне разгромили тущинцев и заняли Дорогобуж — первый город по дороге к Москве. Дворяне и стрельцы уже готовились двигаться дальше, к столице. Но тут в Дорогобуж приехали посланники от Лжедмитрия и стали убеждать смолян, чтобы те перешли на сторону самозванца. Во главе этих «воров» стоял Иван Игнатьевич Зубов — двоюродный брат Фёдора Михайловича и его предшественника Ивана Лукьяновича. Они все были внуками Никиты Ширяя, от которого расходились три ветви: Игнатьевичи, Лукьяновичи и
70
Михайловичи . Сам И.И. Зубов со времён Бориса Годунова служил воеводой в
71
сибирском городе Берёзове . Когда в 1608 году он вернулся со службы, большинство русских городов признавали «царя Дмитрия». Зубов приехал в тушинский лагерь самозванца и вызвался привести смоленское войско к присяге Лжедмитрию II, набрав себе помощников из числа тушинских пленников-смолян. Вместе с ними он и прибыл в Дорогобуж к войску Барятинского и Одадурова. Надо полагать, что родство со стрелецким головой И.И. Зубов тоже пытался использовать в своих целях.
«И от той, государь, Ивановой Смуты, в Дорогобуже, дворяня и дети боярские и стрельцы и всякие ратные люди издрогли, из Дорогобужа разъехались, воевод князя Якова и Семена покинули, — писал Шеин в донесении, — и воеводы князь Яков и Семен из Дорогобужа пришли в
72
Смоленск»72. Поход к Москве сорвался, первое крупное назначение Фёдора Зубова закончилось неудачей. К тому же его двоюродного брата арестовали по приказу М.Б. Шеина и посадили в смоленскую тюрьму, где он пробыл полтора года.
Однако сам Фёдор Михайлович продолжал службу во главе стрелецкого приказа. Весной-летом 1609 года смоляне совершили новый рейд против тушинцев и на этот раз действовали решительно. Они очистили Дорогобуж и Вязьму, а затем по приказу Шеина повернули на
север, к крепости Белая. В Белой оставили «для бережения» две стрелецкие сотни, а смоленское войско отправилось в Торжок и там присоединилось к
73
ополчению М.В. Скопина-Шуйского .
Поход этого полководца хорошо известен. Смоленские дворяне и стрельцы участвовали во всех важнейших сражениях. Поэтому Фёдор Зубов по праву может быть отнесен к числу соратников молодого полководца. Когда ополчение Скопина остановилось в Александровой слободе, до смолян дошла весть об осаде их города польским королем. Воинских людей в Смоленске было немного, и в защите крепости приняли участие посадские люди. Во время земского схода они составили грамоту к смоленскому войску с просьбой о подмоге, которая начиналась словами: «Господам, города Смоленска голове стрелецкому Фёдору Михайловичу, и дворянам и детям боярским и стрельцам и всем служилым людям смоленского города, земские старосты Лучка Горбачев, да Юшка Огопьянов и все посадские люди, и пушкари, и воротники и стрельцы и затинщики, от мала и до велика челом бьют»74. Грамота подтверждает, что стрелецкий голова тогда был самым авторитетным представителем смоленского служилого города.
Хорошо известно, что под Смоленск русские ратники выступили только после гибели Скопина-Шуйского и что под Клушиным 4 июля 1610 года они потерпели трагическое поражение от гетмана Жолкевского. После этого Фёдор Зубов на какое-то время исчезает из виду. Стрельцами в Москве и в лагере под Смоленском в 1610 году командовал Иван Оболешев. Известно, что поначалу некоторые смоляне поддерживали кандидатуру Владислава и получали от короля Сигизмунда грамоты на свои и чужие поместья, но ни Фёдор Зубов, ни
75
Иван Оболешев королевских пожалований не получали . Но в 1611 году смоляне всем городом отъехали из королевского лагеря и присоединились к Первому земскому ополчению. Затем смоленские ратники, дворяне и стрельцы первыми вступили в нижегородское ополчение К. Минина и Д.М. Пожарского. Однако кто командовал смоленскими стрельцами в походах 1611—1612 годов неизвестно, равно как и неясно, кто руководил смолянами, когда они
переходили из одного ополчения в другое. Но скорее всего Фёдор Михайлович Зубов в это время был вместе со всеми смолянами, а по своему родовому положению и личным заслугам он входил в правящую верхушку служилого города.
Существует, по крайней мере, одно свидетельство участия Ф.М. Зубова в делах мининского ополчения. Это грамота князя Дмитрия Пожарского в Суздальский Покровский монастырь игуменье Ольге от 4 мая 1612 года. По решению совета всей земли в Ярославле Ф.М. Зубов должен был произвести сыск в монастыре и выселить казачьих жен, детей и племянников, которые укрывались в кельях76. К сожалению, в этом документе не названы чин и должность Зубова, поэтому вопрос о руководителе смоленских стрельцов во втором ополчении все же остается открытым.
Тем временем Василий Чихачев оставался со своими стрельцами в Смоленске. На долю его приказа пришёлся удар с запада. Весной 1609 года, как бы предвещая военную угрозу, на Порецкую волость к северо-западу от Смоленска начались нападения отрядов Шимона Гонсевского, брата польского
77
военачальника и велижского старосты Александра Гонсевского . Против них на русско-литовском рубеже стали строить заставы засечного типа. Главным укреплённым пунктом являлась застава под началом сына боярского Ивана Жидовинова. 13 мая к нему на подмогу прислали стрелецкую сотню Семена
78
Соколова, со свинцом и зельем . В июне на смену пришла сотня Константин
79
Щелина, тоже из приказа Чихачева . Однако 22 июля М.Б. Шеин приказал
80
Жидовинову вернуть стрельцов Щелина в Смоленск . Нужно было готовиться к обороне крепости от польско-литовского войска короля Сигизмунда III. К той самой обороне, которая стала одним из самых знаменитых событий в истории России.
Она началась 21(31) сентября 1609 года. По своей должности Василий Чихачев был одним из ближайших помощников воеводы Шеина. Однако о его деятельности как военного руководителя в 1609—1611 годах прямых сведений нет. В документах Чихачев выступает больше как администратор, он вёл
судебные дела между смоленскими стрельцами. Так, в материалах смоленского разряда (воеводской избы) сохранилась жалоба на судное дело о присвоении имущества, из которого можно почерпнуть ряд любопытных подробностей.
К сожалению, начало документа оторвано и публикатору удалось только разобрать слова «...лешева никольск...». Но ход дела говорит, что это скорее всего был стрелец, и поэтому реконструкция «Иванову приказу Оболешева Никольской сотни...» кажется весьма вероятной, хотя сотника по имени Никола в других документах найти не удалось. Поэтому далее мы будем называть вернувшегося в августе 1610 года в Смоленск воинского человека именно стрельцом. Так вот, пока он ходил в поход 1609—1610 года, его жена Анница умерла в «осадное время». Она передала семейное имущество на хранение стрельцу чихачевского приказа Ивану Гребеннику, которому в изустной памяти (завещании) указала похоронить её и устроить по ней поминки, а также поминать её мужа, если он не вернётся. Но муж, точнее уже вдовец, вернулся в осажденную крепость накануне Спасова дня, и с возмущением обнаружил, что
«у того Ивана по моей жене - полусорочины! А живот мой весь из дворишка
81
перевозил к себе, хлеб и деньги и подворейную рухлядь!» . Стрелец потребовал завещание своей Анницы. Но, по его собственным словам,
Гребенник ему завещания не отдал, а сговорился с подьячим Семеном
82
Игумновым и выскреб из завещания слова про деньги и запасы зерна82.
Тогда стрелец обратился к Василию Григорьевичу Чихачеву с челобитной, чтобы тот приказал «положить перед собой» завещание, то есть лично проверил сохранность документа.
В этом деле есть любопытная подробность. Стрелец Оболешева, кроме прочего, был недоволен, что Гребенник справляет по жене 20-дневные поминки (полусорочины). В отличие от 9-дневных и 40-дневных поминок, полусорочины не входили в церковный канон, хотя иногда отмечались. Может быть, мужу Анны показалось подозрительным чрезмерное усердие Гребенника, особенно в тяжелое осадное время, и он хотел заодно сверить его действия по
завещанию? Стрелец особо отметил в жалобе, что 40-дневные поминки по жене он справлял сам.
Другая уникальная подробность дела — в качестве судьи выступает стрелецкий голова. Поэтому и можно заключить, что служилый человек, участник походов 1609-10 годов, сам был стрельцом. Здесь мы сталкиваемся с неизвестной доселе обязанностью руководителя стрелецких приказов.
Василий Григорьевич Чихачев начал судебное дело по всей строгости и поставил Ивана Гребенника с его женой на правёж. На правеже Иванова супруга повинилась и принесла завещание, правда уже не просто исправленное, а в разорванном виде. Она сказала, что якобы они с мужем эту изустную память «потому перед головой не положили, что по грехам изхерена». После этого они с мужем «добили челом», то есть попросили прощения у стрельца. Тот согласился на мир и составил отпись, по которой отдавал Гребеннику за сбереженье имущества, за похороны и поминки жены 7 четвертей и три четверики ржи, 14 рублей 20 алтын, 80 локтей холстов «и иную рухлядь». Вероятно, это было условное количество, поскольку точно установить, сколько Анница оставила после себя имущества, а сколько Гребенник потратил на её похороны и «полусорочины», без целого завещания было невозможно. Но стрелец предложил составить эту запись, чтобы обозначить, что он Гребенку за поминки ничего не должен. Кроме того Иван Гребенник дал на себя кабалу в 3 осьминах ржи с четвериком, которые должен был возвратить в Спасов день. Как пострадавшая сторона, стрелец имел право потребовать мир на своих условиях. Но дальше судебное дело повернулось не в его сторону.
Мировую отпись составил стрелецкий подьячий Борис Чемесов и передал её В.Г. Чихачеву. Стрелец просил, чтобы отпись отдали ему, но стрелецкий голова под непонятным предлогом ему отказал. «Яз-де тобе в отписи, ведь ко мне же будет бити челом», — сказал Василий Григорьевич и выдал отпись его сопернику Ивану Гребеннику, стрельцу своего приказа. После этого последний подал «встречный иск», заявив, что, наоборот, у стрельца-вдовца остался долг за поминки жены: «И как, государи, у головы тот Иван отпись взял, и умысля,
государи, с тем Семеном Игумновым, да з Борисом Чемесовым, искал на мне после миру перед тем жа головою перед Василием Григоривичем Чихачевым убытков своих - 8 рублев 20 алтын - будто ся он то истратил, жену мою похоронил и помянал! А поминал, государи, тот Иван жену мою и похоронил моим же добром, а не своим! А сорочины, государи, по своей жене, правил я,
83
холоп ваш, сам»
Возмущённый стрелец подал жалобу высшей инстанции — смоленским воеводам. Дело это началось на Спасовой недели, то есть приблизительно в августе 1610 года. Жалобу он подал на государево имя, как тогда было принято, но обращался к «государям, боярам московским». До начала ноября 1610 года в Смоленске в таких случаях обращались к царю Василию Ивановичу, а потом была принята формула «государям боярам московским и всей земли людям». В жалобе, как можно видеть, стрелец обвиняет Гребенника в сговоре со своими начальниками подьячим Борисом Чемесовым, который вёл делопроизводство чихачевского приказа, и с подьячим же Семеном Игумновым, который
84
одновременно был в том же приказе пятидесятником84. Кроме того, жалобщик явно был недоволен действиями самого Чихачева. К сожалению, об этом судебном разбирательстве мы знаем только в пересказе стрельца. Чем закончились иски и на чью сторону встали воеводы, неизвестно. Однако же присвоенное наследство стрельчихи вряд ли позволило бы Гребенку подкупить своих начальников. Если Чихачев с Чемесовым и совершали правосудие в его пользу, то не из корысти, а просто защищая стрельца своего приказа против стрельца приказа Оболешева.
Вскоре Чихачеву опять пришлось вмешаться в неприятное дело. И снова в нем фигурировал Семен Игумнов, правда, на этот раз как свидетель. Где-то в середине декабря 1610 года посадский человек Федя Петров (Петрушин) пожаловался воеводам, что стрельцы украли у него 70 рублей, которые он хранил в амбаре с рожью. По тем временам это были немалые деньги. Как оказалось, сотник Осип Митков и ещё четверо стрельцов пришли к нему на двор изымать вино, так как хранить у себя спиртное было нельзя. Петров также
предъявил поломанные коробья с порезанными ремнями. Митков и стрельцы ответили, что Петрушин «коробьи свои ломал и ременя обрезал сам, а мы-де
85
коробей не взламывали и ременя у коробей обрезывали»85. Фёдор Петрушин сослался на Семена Игумнова, который был во дворе и видел деньги в руках у одного из стрельцов, Микиты Кисельникова. Игумнов служил в другой сотне, у Степана Щетихина, и на федоров двор в тот день попал случайно. Петрушин просил, чтобы его и Кисельникова отправили на пытку, но воеводы вместо этого велели отыскать и привести Игумнова. Тот в расспросе сказал: «В нынешнем во 119 году после Николина дни зимнева в первое воскресенье, в вечеру, шол-де он, Сенька, от себя на караул к Непровским воротам и как-де буду против того посадцкого человека Федькина двора, ажно на том дворе сотник стрелецкой Осип Митков, да с ним стрельцы Бориска, да Кондрашка Домрачеевы, да Офонка Сущевской, да Микитка Кисельников, а стоит-деи тот Микитка в онбаре. И вышод-деи из онбара учел шептать сотнику Осипу Миткову, да опять-деи кинулся в онбар, и вышед-деи из онбару учел давать сотнику Осипу Миткову, а того не ведает што, и сотник-де у нево не взял, и тот-де Микитка Кисельников положил себе в зепь, а того не ведает, што положил. И того-де посадского человека Федькина жена завопила, и учела говорить, что-де взяты из онбара деньги. Да он же-де, Сенка видел у Офонки Сущевского кофтан черлен и он-де Сенка тот кофтан у тово Офонки выхвотя («выхвотя» написано через фиту. — А.М.) из рук вкинул в онбар, да из двора-де сшёл. А сотник-де Осип Митков и стрельцы с тем посадцким человеком пошли в розряд, да понесли с собой скляницу вина»86.
На этот раз Игумнов встал на сторону пострадавшего и не дал стрельцу вместе с изъятым по закону вином прихватить ещё и хозяйский кафтан. Однако он затруднился сказать точно, были у стрельцов деньги Петрушина или нет. Воеводы Шеин и Горчаков решили до времени отпустить стрельцов на поруки: «что им ставитца перед боярином и воеводами по вся дни, покуды дело вершиться». Поручиками по Осипе Миткове выступили дети боярские, за остальных ручались стрельцы. Василий Чихачев первым подписался в
поручной записи за своего сотника, за рядовых подписались стрельцы его
87
приказа87. Право на коллективную взаимовыручку подразумевала серьёзную
ответственность. Если бы стрельцы не явились в разряде для дальнейшего суда,
88
то иск Петрушина переходил на их поручателей88. Подобная система позволяла переносить решение сложных дел внутрь самих корпораций — дворянской и стрелецкой. Кроме того, взаимовыручка сплачивала корпорации и способствовала их усилению. Конечно, для тех, кто не входил в корпорацию, подобное взаиморучательство могло обернуться плохо, как это мы и видели в деле о присвоении наследства. В то же время именно способность стоять друг за друга превращала стрелецкие приказы в настоящие боевые товарищества.
В ратных делах Василий Чихачев проявил себя достойно, бился с поляками на приступах не щадя живота своего. 3 (13) июня 1611 года Смоленск был взят польско-литовскими войсками после ожесточённого штурма. Василий Григорьевич был изранен и вместе со своим сыном попал в плен. Неволя длилась долго. Только через полтора года устоялся порядок в Московском государстве и тут же, не ожидая царского избрания, в Речь Посполитую послали Дениса Оладьина, который должен был, кроме всего прочего, отыскать русских полонянников и договориться об обмене. В «списке Оладьина», вместе со многими другими смоленскими дворянами и членами их семей, был назван
89
«Василий Григорьев сын Чихачев с женою и с детьми» . Этот список был составлен самими смолянами предварительно. Про иных воинов из этого списка впоследствии писали в родословных делах: «убит в смоленское взятие». Чихачев выжил вместе с немногими дворянами — руководителями обороны. На Родину он вернулся только в 1619 году вместе с Филаретом, Шеиным и другими русскими пленниками. Ему дали поместье вместе с другими смоленскими дворянами в Касимовском уезде.
В 1621 году, во время общерусского смотра, перед воеводами предстал увечный в боях воин, который, однако, готов был продолжать службу хотя бы в пешем строю. Окладчики про него сказали: «Наперед сего на службе бывал на коне с пищалью, с саблею, да конь простой, а с простым конем человек на коне
ж с пищалью, с саблею. Да у нево ж сын Иван верстан ныне в одвод, а Василей стар и от ран увечен — без руки, и болен нутреною болезнью — черева выплывают. И ему де за старостью и за болезнью полковые и ближние службы служити не мочно, а мочно-де ему служити московская или городовая служба, а с его поместья служить за нево сыну ево Ивану, покаместа велит ево государь испоместить. А ныне на службе будет и то писано в новичном списку под ево статьею. Да у него ж другой сын — недоросль Измайло двунатцати лет, а как в службу поспеет и ему служити с отцова поместья с братом вместе. А сам Василей у разбору бил челом государю, чтоб ево государь пожаловал за старость и за увечье велел (от) службы отставить, а в его место с ево поместья велел служить сыну ево, Ивану, покаместа велит государь сына его Ивана испоместить. А он с того своего поместья учнёт служить московскую или городовую службу где государь укажет»90. Про его сына Ивана окладчики сказали: «в полону был с отцом вместе»91.
Василий Григорьевич не получил повышения в чинах или значительной прибавки к окладу, остался выборным дворянином с окладом 800 четвертей. В действительности в дачах у него было всего 150 четвертей. Работников-земледельцев, как было сказано выше, у него имелось по тем временам не так
92
мало — 18 крестьян и 5 бобылей . На смотре 1621 года о его службе в стрелецких головах и об участии в героической обороне не было сказано ни слова. Ровно как не стал Василий Григорьевич вспоминать о том, что его родичи служат в московских дворянах. В российском государстве сочувственно относились бывшим военнопленным и тем более к участникам смоленской обороны 1609—1611 года. Однако строгие обычаи того времени не позволяли повышать в чинах воинов, которые не смогли отстоять ключевую крепость, даже если они боролись до последнего. Поэтому Василий Чихачев, хоть и был настоящим героем Смутного времени, но получил за свои заслуги меньше всех. Однорукому воину оставалось поддерживать честь рода, да и самому как-то кормиться на государевой службе. Вместо себя он выставлял двоих сыновей в
конный строй. Сам же бывший стрелецкий голова собирался дослуживать годы простым пехотинцем в одной их пограничных крепостей.
По сравнению с ним у Ф.М. Зубова судьба после Смуты сложилось удачно. Он вновь появляется в источниках в 1616 году. Вместе с Богданом Воейковым Федор Михайлович был осадным головой у даточных людей в Москве. В то время смоленского стрелецкого приказа уже не существовало и под началом у Воейкова и бывшего стрелецкого головы было всего 86 человек: «диак Василий Семенов, да гость Дементий Булгаков, да поместного приказу подьячий Девятой Алексеев. А людей в Тверских воротех: Гостиные сотни торговых людей 6 ч. — а взяти их на казённом дворе, Устюжские сотни
93
тяглецов 65 ч., стрельцов 10 ч.» Как и многие другие руководители смоленского служилого города Фёдор Михайлович Зубов после Смуты был пожалован в московские дворяне94. В 1627 году он служил воеводой на родине Минина, в Балахне95. В 1629—1631 годах был воеводой в Переяславле-Залесском96. Любопытно, что на новой должности у Зубова в подчинении из ратных людей состояли всего один сотник и 50 стрельцов.
Зачин у обоих стрелецких голов был одинаковый, а боевой путь у Чихачева, по нашим меркам, не менее, а то и более достойный. Однако не следует думать, что власть была как-то особенно несправедлива именно к нему. Как раз подобное завершение карьеры стрелецкого головы было вполне обычным для предыдущего, XVI столетия. Напротив, карьера Зубова завершилась на редкость удачно, что было больше характерно для Смутного времени. Сказалось и то, что походы, в которых участвовал Зубов, принесли больше пользы «государеву и земскому делу». Наконец, для детей боярских имело значение не только личное, но и родовое продвижение по службе, а в этом на посту стрелецких голов в равной степени преуспели и Зубовы, и Чихачевы.
Перечисленные сведения о составе и руководстве стрелецкого войска позволяют сделать определённые выводы.
Во-первых, стрельцы в Смоленске, а также, вероятно, и в других городах России, не были замкнутой социальной группой. Пятидесятники, десятники и рядовые набирались с посадского мира, а головы и сотники — из числа детей боярских.
Во-вторых, руководство стрелецкими приказами зависело от отечества служилого человека и обычно сохранялось за представителями двух-трех смоленских дворянских родов. Стрелецкие головы были одновременно авторитетными лидерами у смоленских дворян.
В-третьих, стрелецкие головы делили между собой походную и осадную службу. Однако, при равной численности приказов, в крепостном гарнизоне оставалось больше стрельцов, чем уходило в поход.
В-четвертых, внутри каждого стрелецкого полка сохранялось корпоративное единство и взаимовыручка. Корпоративность, прежде всего, выражалась в системе поручных записей, а также в покровительстве старших чинов над младшими.
Таким образом, в Смутное время влияние дворянского войска (служилого города) на войско стрелецкое стало гораздо значительнее, нежели влияние столичного центра. Впрочем, так было в Смоленске, но в некоторых других городах можно предполагать напротив, усиление воздействия посадского мира. В результате в самостоятельных походах смолян 1606, 1608, 1609 и 1611—1612 годов смоленское дворянско-стрелецкое войско сохраняло единство управления.
Таблица 4
Распределение смоленских стрельцов по роду занятий и происхождению в 1598 году
Происхождение или ремесло Пятидесятники. Десятники. Рядовые стрельцы. Всего
Банник 2 2
Барышник 3 3
Блинник 1 1
Боранник 1 1
Бортник 1 1
Бочары (бочарники) 6 6
Бронник 1 1
Булавочники 2 2
Булатник 1 1
Ведерники 1 1
Веретенник 1 1
Ветошник 1 5 6
Волцовец 1 1
Войлочник. 4 4
Воротники 4 4
Гвоздичник 1 1
Гладильщик 1 1
Гончар 6 6
Гребенщик 7 7
Гусельники 1 1
Домрачеи (музыканты) 1 3 4
Епанчинник 1 1
Житник 1 1 2
Зелейники 1 1
Земцы 2 2
Золотарь 2 2
Игольник 1 1
Извозчик 4 4
Иконник 2 2
Калачники 1 5 6
Ковшечники 1 1
Кожевник 3 3
Колпачник 1 4 5
Коновал 1 1 2
Красильник 2 2
Кузнецы 1 3 11 15
Конюх 1 1
Кошкодавы 1 1
Крупенники 5 5
Масленник 2 15 17
Мельник 2 6 8
Москотельник 1 1
Мыльник 1 2 3
Мясник. 3 9 12
Ножевник 1 1
Овощники 1 2 3
Овсянник 1 1
Овчинник 11 11
Пастух 3 3
Пивовар 1 1
Пирожники 1 6 7
Плетник 1 1
Плотники 1 30 31
Повар 1 1
Полстовал (?) 1 1
Поповы дети 2 2
Портные мастера 1 5 44 50
Просолы 1 18 19
Прудники 1 1
Пуговичник 1 1
Пушкарей дети 1 1
Рожечник 2 2
Рубинник 1 1
Рудомёт 6 6
Рыболовы и рыбники 5 5
Руковичник 25 25
Сапожник 4 69 73
Седельник 1 1 1
Сережник 1
Ситник 5 5
Сковородочник 1 2 3
Сыромятник 5 5
Скорняк 1 1
Соленник 1 1
Строгольник 2 2
Сторож 1 1
Сусленик 1 3 4
Тимник 1 1
Уздник 1 1
Хлебник 1 5 6
Целовальника сын 1 1
Чулочник 3 3
Шапочники 1 2 5 8
Шеповал 3 3
Ярыга. 2 2
Нет сведений 18 64 743 825
Итого 26 104 1149 1279
г • ЛШЬФГШ ЛмУ-Ч ршягтт 4у м»'(#пм4>«
Стрелец, вооруженный пищалью и саблей. Фрагмент "Карты Руссии по рукописи, начертить которую озаботился Фёдор, сын царя Бориса..." Картограф Г. Герритс. Амстердам, 1613 г.
Русское посольство казначея и посольского дьяка Афанасия Власьева на свадьба короля Сигизмунда III в Кракове, 1605 г. Фрагмент т.н. "Стокгольмского свитка", худ. Б. Гебхард, нач. XVII в. Королевский замок, Варшава.
Четыре стрелецких приказа в боевом порядке. Богушович Ш. Битва при Клушине 1610 г. Х., м. До 1620 г. Львовская картинная галерея.
Худ. Р. Паласиос-Фернандес
Благодарим за материалы, любезно предоставленные для реконструкции, к.и.н. О.А. Курбатова и участников форума www.reenactor.ru
www.milhist.info
1 Азарьин С. Книга о чудесах Преподобного Сергия. — СПб., 1888. — С. 36.
л
Полное собрание русских летописей. — М., 2000. — Т. XIV. — С. 110—113; Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесённых в хронографы русской редакции / Собр. и изд. А. Попов. — М., 1869. — С. 352—353; Повесть о победах Московского государства. — Л., 1982. — С. 30—31.
-5
Смоленская крестоприводная книга 1598 года / Публ. С.П. Мордовиной и А.Л. Станиславского // Источники по истории русского языка. — М., 1976. — С. 131—166.
4 Там же. — С. 143—166.
5 Там же. — С. 143. Опускаются некоторые лингвистические особенности издания крестоприводной книги, такие как древние фонемы и отсутствие знаков препинания.
6 Там же. — С. 143, 151, 160.
Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. — СПб., 1851. — Ч. 1. — Ст. 1251—1252, 1255—1256.
о
Это установили публикаторы крестоприводной книги во вводной статье, см.: Смоленская крестоприводная книга 1598 года. — С. 133 (ссылка на: ЦГАДА. Ф. 210. Столбцы Московского стола № 1074. Ст. 12. Л. 89).
9 Смоленская крестоприводная книга 1598 года. — С. 149, 160.
10 Памятники обороны Смоленска. 1609—1611 гг. / Под ред. Ю.В. Готье. — М.,
1912. — С. 54—55, 136.
11. Там же. — С 136.
12 Там же. — С. 121.
13 Там же. — С. 134— 138
14 Там же. — С. 138.
15 Там же. — С. 135.
16 Там же. — С. 136.
17 Там же. — С. 135— 136
18
Десятня 7114 года по Смоленску // Мальцев В.П. Борьба за Смоленск (XVI— XVII вв.). — Смоленск, 1940. — С. 364—393.
19 Там же. — С. 364.
20
Выбор, 700 четвертей. Судя по всему, И.Б. Макшеев выдвинулся при Лжедмитрии, когда и составлялась десятня 1605—1606 гг. Весной 1606 года он был приставом у послов Олесницкого и Госневского, см.: Белокуров С.
Разрядные записи за Смутное время. — М., 1907. — С. 7.
21
21 Выбор, 600 четвертей. Г.М. Полтев был воеводой смоленского ополчения во время похода под Москву против Ивана Болотникова в 1606 году, затем думным дворянином, см.: Российский государственный архив древних актов (далее — РГАДА). Ф. 286. Герольдмейстерская контора. Оп. 1. Кн. № 241. Приложения. Л. 486; Полное собрание русских летописей. — М., 2000. — Т. XIV. — С. 72; Белокуров С. Разрядные записи за Смутное время. — С. 87, 90; Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесённых в хронографы
русской редакции. — С. 332.
22
Выбор, 600 четвертей. А.И Дедевшин будущий предатель, получал различные ответственные назначения, бывал посольским приставом, воеводой в городе Белая. См.: Полное собрание русских летописей. Т. XIV. — С. 111; Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. — Ч. 2. — Ст. 252; Акты Исторические, собранные и изданные Археографическою комиссией. — СПб., 1841. (далее — АИ). — Т. II. — С. 289—290.
л -у
23 Белокуров С. Разрядные записи за Смутное время. — С. 269.
24 Лихачев Н.П. Боярский список 1611 г. — СПб., 1895. — С. 19.
9 5
Десятня 7114 года по Смоленску. — С. 364. 26 Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие XVI—XVII вв. — М., 1975. — С. 199.
97
Муравьев Н.М. Десятня 1574 года по Смоленску // Летопись Историко-родословного общества в Москве. — М., 1913. — Вып. 1—2. — С. 82.
98
Памятники обороны Смоленска. 1609—1611 гг. — С. 140.
29
АИ. — Т. II. — С. 317; Памятники обороны Смоленска 1609—1611 гг. — С. 3, 54, 55, 78, 103, 104, 112. Десятня 7114 года по Смоленску. — С. 365.
31 Там же. — С. 364.
32 Там же.
33 Там же. — С. 366.
34 Повесть о победах Московского государства. — С. 28.
-5 С
РГАДА. Ф. 286. Герольдмейстерская контора. Оп. 1. Кн. № 241. Приложения. Л. 486; Полное собрание русских летописей. — М., 2000. — Т. XIV. — С. 72; Белокуров С. Разрядные записи за Смутное время. — С. 87, 90; Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесённых в хронографы русской редакции. — С. 332.
36 Муравьев Н.М. Десятня 1574 года по Смоленску. — С. 82, 98; Десятня новиков 1596 г. // Известия Русского генеалогического общества. — СПб., 1911.
— Вып. IV. — С. 183, 186; Разборная «десятня розных городов смолян, вязмичей, дорогобужан...» (РГАДА. Ф. 210 (Разрядный приказ). Оп. 4 (Дела десятен). № 18. Л. 2—4.
Десятня 7114 года по Смоленску. — С. 390—391.
38
Из родословной Дивовых. Известия "статейного списка" по истории земских соборов и Смуты конца XVI — начала XVII вв. // Исторический архив. — 1994.
— № 6. — С. 176.
Записки Станислава Немоевского (1606—1608). Рукопись Жолкевского. — Рязань, 2007. — С. 46. К сожалению, у нас пока недостаточно данных, чтобы прокомментировать мнение польского наблюдателя о качестве ручного огнестрельного оружия, хотя этот вопрос безусловно имеет значение для нашей темы.
40 Дневник Марины Мнишек. — М., 1995. — С. 37.
41 Там же. — С. 186.
49
Памятники обороны Смоленска 1609—1611 гг. — С. 96—97.
43 Сборник Императорского Русского исторического общества. — М., 1913. — Т. 145. — С. 184.
44 Мальцев В.П. Борьба за Смоленск (ХШ—ХШ1 вв.). — С. 227—228.
45 Александров С.В. Смоленская осада 1609—1611 гг. — М., 2011. — С. 100.
46 Там же. — С. 168.
47
Памятники обороны Смоленска 1609—1611 гг. — С. 140.
48 Там же. — С. 96.
49 Там же. — С. 134—139.
50 Там же. — С. 185—197.
51 Там же. — С. 193.
52 Там же. — С. 194.
53 Там же. — С. 136.
54 Там же. — С. 195.
55 Там же. — С. 138.
56 Там же. — С. 96.
57 Там же.
58 АИ. — Т. II. — С. 289—290.
59 Десятня 7114 года по Смоленску. — С. 365.
60 1610 сентября 7. Расспросные речи смоленских стрельцов о происшествиях в Москве и о вестях про самозванца и про гетмана Жолкевского (АИ. — Т. II. № 290. — С. 351—352).
61 См.: Флоря Б.Н. Польско-литовская интервенция в России и русское общество. — М., 2004. — С. 211—212.
62 Памятники обороны Смоленска 1609—1611 гг. — С. 5.
63 Четвертчики Смутного времени // Смутное время Московского государства. 1604—1613 гг. — М., 1912. — Вып. 9. — С. 314.
64 Алфавитный указатель фамилий и лиц, упоминаемых в Боярских книгах, хранящихся в 1 -м отделении Московского архива министерства юстиции. — М., 1853. — С. 38.
65 АИ. — СПб., 1848. — Т. III. — С. 30, 39, 41—44.
66 Осадный список 1618 г. // Памятники истории Восточной Европы. Источники XV—XVII вв. — М.—Варшава, 2009. — Т. VIII: Осадный список 1618 г. / Сост. Ю.В. Анхимюк, А.П. Павлов. — С. 42
67 Лукина Н.В. Вологодские дворяне Зубовы. — М., 2008. — Ч. 2. Кн. 3.
68 Памятники обороны Смоленска 1609—1611 гг. — С. 5.
69 Там же.
70
Лукина Н. Вологодские дворяне Зубовы. — М., 2005. — Ч. 1.
71
Белокуров С. Разрядные записи за Смутное время. — С. 78.
72 АИ. — Т. II. — С. 162.
73 Там же. — С. 289—290.
74 Там же. — С. 317.
7 5
Акты относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссией. — СПб., 1848. — Т. IV. — С. 320—427.
76 Государственный архив Владимирской области. Ф. 575. Оп. 1. № 49. Л. 1—3. За возможность ознакомиться с текстом архивного документа выражаю благодарность к.и.н. М.И. Давыдову (Владимирский филиал РАНХиГС). См. также: Антонов А.В., Митрофанов А.В. Об архиве суздальского Покровского девичьего монастыря XV — начала XVII вв. // Русский дипломатарий. — М., 2004. — Вып. 10. — С. 332.
77
Памятники обороны Смоленска 1609—1611 гг. — С. 4—25.
78 Там же. —С. 17—18.
79 Там же. — С. 20.
80 Там же. — С. 23.
81 Там же. — С. 54.
82 Там же. — С. 54—55.
83 Там же. — С. 55.
84 Там же. — С. 120.
85 Там же.
86 Там же. — С. 121.
87 Там же. — С. 122.
88 Там же. — С. 121.
80
Сборник Императорского Русского исторического общества. — Т. 145. — С. 372.
90 Разборная десятня разных городов, смолян, дорогобужан, дмитровцев и вязмичей 1621 года (РГАДА. Ф. 210. Разрядный приказ. Оп. 1. № 18. Л.4об.— л.5об).
91 Там же. Л.18.
92 Там же. Л. 4.
93
Книги Разрядные по официальным оных спискам. — СПб., 1852. — Т. I. — Стб. 203.
94 Алфавитный указатель фамилий и лиц, упоминаемых в Боярских книгах, хранящихся в 1-м отделении Московского архива министерства юстиции. — С. 20.
95 Книги Разрядные по официальным оных спискам. — Стб. 1362.
96 Там же. — СПб., 1852. — Т. II. — Стб. 167, 265, 333.
