CC BY
34УДК: 002+004
Кангиева Алие Меметовна8 E_mail: alive. kangivevaCagmail. com
«СМЕРТЬ КНИГИ» НА ЗАКАТЕ ЭПОХИ ГУТТЕНБЕРГА
Аннотация. В статье рассматривается книга как философский, культурный, литературный и коммуникативный феномен. Раскрывается сущность книги как средства связи. Анализируются современные тенденции по замещению книги как некой целостности различными элементами гипертекстовой и виртуальной реальности. Делается вывод о том, что книга в коммуникативной философии - то, что обращает человека лицом к Другому. Приводятся примеры понимания понятия «книга» в религиозной картине мира на примере крымскотатарских мистических произведений. Указывается на невозможность привязки феномена книги в современном постмодернистском культурном пространстве к материальному носителю с одновременной важностью сохранения сути книги как некоего целостного сообщения, обращенного автором к другому. Целостный текст книги рассматривается как фактор установления связи с Другим. Делается вывод об онтологичности книги в рамках коммуникативной философии.
Ключевые слова: книга, эпоха Гуттенберга, коммуникативистика, смерть автора, целостность, гипертекст, постмодерн, суфизм
Современная гипертекстовая реальность текстовых лабиринтов, вытесняет книгу как физический материальный носитель, кодифицированный документ и как культурно-исторический феномен из жизни человека. Эпистемологический интерес, информационный голод, потребность в чтении, имманентно присущие человеку, в эпоху постмодерна удовлетворяются преимущественно через гипертекстовые системы, такие как Интернет, в особенности - социальные сети, мессенджеры, СМИ. Отличительной чертой Интернет является фрагментарность, неверифицируемость, контекстуальность. Homo postmodernicus характеризуются референциальным сознанием, соотносящим себя не с реальностью предметного мира, но с рефлексией по поводу поэтики и эстетики [13]. Очевидно, что в таких условиях выросшая из культуры книгопечатания цивилизация претерпевает глубокие трансформации и бытие книги не может оставаться таким же, каким оно было на протяжении прошлых веков.
Одновременно с трансформацией отношения к книге как к физическому объекту, происходит и пересмотр сущности книги в культуре и философии.
1. Книга и философия постмодернизма
1.1. «Смерть субъекта», «смерть автора», «смерть книги».
В 1968 г. Ролан Барт опубликовал свою знаменитую статью «Смерть автора» [1], из которой вырос новый культурно-философский вектор, названный впоследствии «смерть субъекта». Человек в данной парадигме перестает быть субъектом волевых действий, он вообще перестает быть субъектом; он больше не автор, не актор и не субъект выбора; он -некий имитируемый феномен гипертекстовых лабиринтов. Если «умер» автор, то умерла и книга, как символическая коммуникативная проекция автором себя, своего духа, в проявленный мир, обращенная к другому для построения связи.
Смерть книги [21], смерть автора, смерть субъекта [20], подхваченная с интересом и восхищением мыслителями и включенная в «веселый парад смертей», стала отличительной чертой постмодернистской литературы, которая «старается произвести «деконструкцию
8 Кангиева Алие Меметовна, к. филол. н., научный сотрудник НИИ крымскотатарской филологии, истории и культуры этносов Крыма ГБОУВО РК КИПУ (Симферополь, Крым).
смерти», провозглашая в своих произведениях «веселое утверждение смертей»: «смерть бога», «смерть Культуры», «конец Философии» [16].
В поисках концептуального корня этих «веселых смертей» мы неизменно придем к Фридриху Ницше и далее к Мартину Хайдеггеру. В середине прошлого века Мартин Хайдеггер, следуя Фридриху Ницше, провозгласил «смерть» известных культурно-исторических феноменов. Однако Хайдеггер провозгласил смерть и деконструкцию во имя бытия. Он говорил о смерти идолов, уводящих человека от бытия. Хайдеггер, как студент теологического факультета Фрайбургского университета, можем предположить, имел опыт веры в существование Творца. Рискнем предположить, что провозглашенная им смерть идолов была лишь первым шагом на пути к обретению веры в Бога. Это была смерть как начало. Увлечение идеями Хайдеггера и Ницше [14] в ХХ-ХХ1 вв. концептуализировалось в систему абсурдистско-релятивистских, циничных воззрений, которую сегодня принято называть философией постмодерна. В духе философии постмодерна прозвучала и провозглашенная во многочисленных Интернет-источниках и «смерть книги» [21], дополнившая «веселый параде смертей» [8]. Цинично и всеохватно, играючи и легко утвердив смерть концептов, на которых веками строились цивилизации - культуры, философии, автора, книги - мир задумался, насколько верно была понята изначально провозглашенная Ницше и Хайдеггером «смерть»? Не выхолащивают ли эти «весело утвержденные смерти» само бытие человека? И насколько оправдано Хайдеггера считают предтечей постмодерна?
1.2. Хайдеггер - предтеча постмодерна? «Предсмертные» настроения.
Сегодня ряд ученых высказывает мнение, что Хайдеггер был неправильно понят философами-постмодернистами [5]. Продолжив эту мысль, предположим, что ключ в дискоммуникации между Хайдеггером и постмодернистами был в отношении к Богу. Философы-постмодернисты - это мыслители, для которых опыт веры не вживлен в экзистенцию. А опыт страха-тоски, паники, фоновой тревоги, которая уже так привычна, что даже не осознается, как привычный с младых ногтей шум моря - напротив, вживлен в уровень, называемый в исламском мистицизме «хаккуль-якын» (убеждение, вошедшее в сущность).
Философия постмодерна - это «истерический смех» мира после глобальных рукотворных катаклизмов. Смех отчаянного, человека-фрустранта, который больше не верит, не надеется и не ищет. Он пресыщен горем и страхом, в нем нет опыта доверия и любви. Цинизм - признак слабости и беспомощности. Циничный смех философов и мрачно-саркастическое провозглашение крушения ценностей - это ответ слабого и растерянного на всепоглощающий отчаяние. Но Хайдеггер говорил о другом.
Мы предполагаем, что понять Хайдеггера может тот, кто глубоко, на уровне предельных бытийных интуиций знает о Боге. О том, что есть Сущий сам по себе вне изменений, вне образов, вне нужды, вне времени и пространства Бог. Об этом был Хайдеггер. Но мыслители восприняли первую часть его посыла - о крушении всех опор на глиняных ногах - и не услышали вторую. Философы-постмодернисты приняли критику Хайдеггера в адрес прагматичного разума, техногенной цивилизации: да, все, что мы видим - игра миражей, кажимость, «ненастоящесть». Среди всего этого, действительно, нет Бытия. Но беспомощность мыслителей после мировых войн оказалась столь велика, что они не нашли в себе сил провозгласить за отрицанием миражей - утверждение Сущего.
1.3. Танатологический цинизм ХХ-ХХ1 века.
Чем чреваты философско-культурологические игры со смертью? Как показывает история, катаклизмы 20 века - это еще не предел. Феноменальная, беспрецедентная жестокость людей в 20 веке - обернулась в эстетизацию, манифестацию жестокости и смерти, превращение жестокости в самодостаточный и «самоценный» с художественной точки зрения феномен. Самое страшное, что произошло в XXI веке как результат тотального цинизма и релятивизма [20] - не появление жестоких поступков в глобальном
масштабе, а то, что с этих поступков была снята оценочность. Они перестали быть плохими. Таков результат постмодернистского «парада смертей», «размытости оппозиций добро-зло, любовь-ненависть, смех-ужас, прекрасное-безобразное, жизнь-смерть» [12]. Жестокость стала всего лишь одним из видов дискурса, одним из нарративов, уместных в своем контексте. Если нет плохого и нет хорошего, мир погружается в тотальный релятивизм. В мировоззренческой системе, где есть лишь рассказ, появление которого делает возможным мышление, интерпретация которого единственно и рождает смыслы -то можно все. «Гуляй Ванька, Бога нет. А до страшного суда далеко» - так описала мироощущение крестьян во времена Степана Разина историк Н.М. Молева [15]. Человек в XXI в. - словно крестьянин, «освобожденные от страшного суда», потерявший страх перед Богом, но вместо этого здорового страха-трепета наполнившийся страхом всего, абсолютно всего, от микробов до метеоритов. Жизнь человека превратилась в череду панических атак на фоне не угасающий никогда, ни наяву, ни во сне тревоги. Этим человек заплатил за провозглашение смерти Бога, культуры, философии, книги, отказ от боязни Бога, отказ от границ и чувства спокойствия, приходящего в ответ на соблюдение этих границ.
Произведя «деконструкцию смерти», сегодня не просто с легкостью убивают - но делают это предметом искусства, едят друг друга, снимают об этом видеофильмы, оправдывают это религией, искусством и философией. Люди едят друг друга не метафорически, а физически; едят не от голода, а из цинизма, «в порыве деконструкции» и нигилизма. Цветут перверсии, но не вследствие органических нарушений, а «из любви к искусству».
Увидев, как страшен возведенный в ранг мировой идеологии цинизм и релятивизм, философы озадачились поиском выхода. Выходом стало ограничить себя Другим. Так появился т.н. коммуникативный проект в философии и литературоведении. В этом проекте интересно направление, представленное рядом философов [11], в котором Бог рассматривается как Другой. В рамках диалогической философии сакрального другой (Другой человек) не может спасти меня от меня, дать мне границы, без которых я тону в океане тревоги, плыву в потоке горечи, нестремления, истощения и разочарования. Другой (Другой Человек), конкретный другой человек, не абстрактный некто, а живой, телесный, родившийся и ожидающий свою смерть человек, имеющий явный предел - не способен задать границы моего бытия, определить канву моей экзистенции, стать для меня пределом любви, пределом стремления, предельным смыслом моего бытия, поскольку он ограничен во времени, в пространстве, бесконечно нуждается, ошибается, так же как я, слаб, не самодостаточен. Так же, как сотни пустых зеркал, направленных друг на друга, не покажут ничего, кроме рекурсии, миллионы нулей без единицы не дадут опору, бесконечное отражение символов без означаемого не выведет к подлинно сущему смыслу, если не направить зеркало на Сущее, на Бытие. Бесконечное нагромождение метаязыков, когда один описал другой, а тот - третий и так без конца - пока не выведет человека в его чувственный опыт, пока не дойдет до «горячо», «сладко», «мягко» - так и останется спекуляцией, не способной прояснить, наполнить, затронуть сердце и дать покой.
Понимание Бога как другого в рамках философии диалога Бахтина и Бубера, как будет показано ниже, помогает переосмыслит и феномен книги в современной культуре, найти выход из тупиков постмодерна. «Веселый парад смертей», цинично провозглашаемый повсеместно, как и сам цинизм по своей психологической сущности - следствие слабости и фрустрации. Деконструкция книги и института авторства, параллельно с убийством субъектности - ни что иное, как опасная игра разума человека циничного [18].
2. Книга в коммуникативной философии.
2.1. Книга как средство связи.
Если постмодернизм провозгласил смерть книги, после смерти автора и субъекта, то в коммуникативной философии книга не может умереть, покуда является одним из базовых, бессмертных архетипов. Книга - универсальное средство связи [17], то, что обращает меня
лицом к другому. То, что делает возможной тайную встреч со мной, с моим сознанием и моей душой любого Другого.
Очень важно понять, что книга - это не всегда «пачка бумаги, подшитая корешком». «В ближайшие 10 лет физический облик книги кардинально изменится. С ней произойдет то же, что и с магнитофонной кассетой. Сейчас почти никто не снимает на аналоговую пленку, виниловые пластинки покупает только узкий круг коллекционеров, а массовый потребитель скачивает музыку в электронном виде. Люди мигрируют в электронную среду, потому что она обладает рядом неоспоримых преимуществ» [7].
Поэтому, определяя книгу, ненужно привязываться к материальному носителю, но важно сохранить феномен некой целостности, обращенной к другому. Понимать книгу как пространство встречи двух сознаний. Текст призван установить связь с реальным «другим». Рассматривая книгу как фактор личностного развития, исследовательница Т. Бруева отмечает: «Современный кризис книжной культуры нельзя сводить лишь к вытеснению книги в форме кодекса на периферию культурной жизни. Антропологическая суть этого кризиса состоит в игнорировании аудиовизуальной культурой творческого воображения субъекта и его идеалов и ценностей. Однако окончательная «смерть книги» в наши дни является, скорее, мифом, чем реальностью, поскольку существует явная тенденция к симбиозу книжной и аудиовизуальной культур. А это создает перспективу трансформации книжной культуры и «врастания» в новую посткнижную культуру, сохранив свои универсальные возможности» [2].
Соглашаясь концептуально с написанным, возможно, не стоит торопиться называть нашу цивилизацию «посткнижной», несмотря на то, что «облик культуры, рожденной в «эру Гутенберга»... жестко детерминирован особенностями процесса чтения и книгопечатания» [2] неизбежно изменится, однако не в сторону отказа от книги. Наша цивилизация «постугттенбергова» [10], но «посткнижная» ли? Вопрос открыт. Книга -далеко не только «орудие развития человеческой личности» [2], как отмечает Бруева в своей диссертации. В рамках коммуникативной философии книга приобретает новое значение. Коммуникативная философия или «философия другого» [9] остро проблематизирует вопрос о средствах связи, средствах коммуникации и сущности самой связи.
Обсуждаемая последние 15-20 лет научным сообществом и публицистикой «смерть книги» [21] - уже произошедшая, по мнению одних, и неизбежно грядущая, согласно прогнозам других? не учитывает онтологичность книги как средства связи, выстраивающее пространство между мной и другим; неразрывную связь книги с человеческой природой и, в особенности, с коммуникативной гранью человеческой природы. На протяжении веков именно книга была главнейшим символом связи с другим. Сегодня высказывается мнение о том, что переломным моментом в «смерти книги» станет переход на электронные учебники, подготовка единой виртуальной базы для использования электронных книг и др. факторы [7].
Дискуссия о том, в каком виде будет представлена книга, бумажном, пластиковом, жидкокристаллическом, интересна, однако, на наш взгляд, кроме смены формы, привлекшей внимание большинства, происходит гораздо более важное явление, ускользающее от внимания участников дискурса о смерти книги. На наш взгляд, книга действительно, умирает, по крайней мере, ее присутствие в жизни человека и в его культурно-интеллектуальном пространстве значительно уменьшается и речь идет не об исчезновении бумажной книги в руках читателя и вытеснении его электронной - а об исчезновении книги как целостности, центрированной вокруг автора и идеи (единого замысла), обращенной к другому, и замещении книги фрагментарной децентрированной виртуальной реальностью, наполненной «осколками» текстов о сотнях людей на сотни тем, лишенных единого замысла и единого вектора, интенции, направления движения мысли. Вместо книги как пути к автору и пониманию возникает гипертекст как хаотичное текстовое пространство перекрестно ссылающихся друг на друга текстовых фрагментов, окружающее человека и вымещающее необходимость в книге.
Люди интеллектуального труда все реже обращаются к книгам, а обратившись, все реже дочитывают. Однако гипертекстовая реальность не может стать «путем к другому», ибо она фрагментарна, она не требует отказа от себя и внутреннего «движения-к-Ты». Человек продолжает оставаться с собой, будучи погружен в виртуальную реальность обрывков текстов и сообщений. Он не видит «Ты», оставаясь с собой, внутри себя и о себе.
2.1. Книга как приглашение к отказу от себя навстречу-к-Другому.
Книга требует от читателя глубокой самозабвенной погруженности в ее текст, частичного отказа от себя [19]. Разрыв целостности, потоковость, ризоматичность, фрагментарность и эклектичность нанесли серьезный удар по книге как целому - в контексте феномена авторства, единого замысла, смысла вообще, обращенности к другому и манифестации бытия, написавшего книгу. Если смысл - это некая целостная информация о реальном бытии, некое зеркало духа того, кто этим смыслом наделил форму, встреча 9 с другим, в конечном итоге, то мир виртуальный, который текстовым потоком вытесняет феномен книги - это игра слов и значений часто в отрыве от референтов, мир означающих в отрыве от означаемого. Постмодернистская социокультурная реальность воплощает модель Хаксли, описанную в его антиутопии «О дивный новый мир», когда информации так много, что невозможно понять, какая ее часть соотнесена с реальным Бытием. Когда упразднены «правда», «жизнь», «истина», упразднены контрасты [8] и на смену им пришло «веселое утверждение смертей». Существование другого поставлено под сомнение, путь к нему не вызывает интереса. Книга, как «окно в душу автора» более не волнует человека, не бросает вызов читателю, не приглашает к конгениальности. Разрушена культура чтения как «смыслоизвлечения». В то время как читательская компетенция - одна из базовых в атрибутах человека. Разрушена культура «смыслоизвлечения», потому как отрицаются смыслы как таковые. На многочисленных обучающих курсах по скорочтению книгу предлагают рассматривать как «массажёр для мозга», способ рекомбинации опыта и путь к генерации новых идей. Сама концепция скорочтения выхолащивает коммуникативную суть книги. Книга больше не путь к другому. Человек остается погружен в свое сознание и все сущее разворачивается лишь внутри сознания. Объективная реальность, замещается языковыми играми.
Несмотря на описанные тенденции, книгу не так просто «убить», Книга архетипична и чтение метафорически может быть истолковано как синоним самого мышления, о чем сказал Бэкон: «Природа — это книга, а чтение делает человеком [2].
Процесс замещения электронными текстами бумажной книги необратим. Остановить его невозможно, критиковать, демонизировать либо драматизировать - контрпродуктивно. Сегодня мы констатируем закат эпохи Гуттенберга и обращаемся к поиску нового дискурса, с учетом гипертекстовой виртуальной реальности, с учетом клиповости сознания [4] человека, признавая и утверждая новую форму книги без потери ее сути и онтологичности. Почему умерла книга в жизни и сознании многих людей XXI в.? Потому что человек больше не цел. Книга - это всегда целостность, она обязательно имеет стержень, скелет, замысел, символическое поле, «прыжок» в которое, через отказ от себя, можно оказаться лицом к лицу с автором. Теперь же ризома [6] пришла на смену стержню; рваные фрагменты - на смену единому замыслу. Автор умер, причинив смерть субъекта, а книга - всегда про автора. Поток новостей и заметок в социальных сетях, которые более не кодируют душу автора, не несут функцию пространства встречи, но являют собой «ленивые игры пресыщенных», пошлую «самопрезентацию», запрос на «рваное» внимание - вместо приглашения к встрече душ. Книга умирает не потому, что вместо бумаги пришел монитор. Книга умирает, так как вместо стержня пришла ризома, вместо символов, шифрующих душу и волю, пришли языковые игры, не соотнесенные ни с какой реальной субстанцией, с реальностью Другого, с его Бытием.
9 Как пишет Мартин Бубер в своем философском эссе «Я и Ты»: «Ты встречает меня по милости -его не обрести в поиске».
2.2. Понимание книги «до Гуттенберга» на примере суфийской литературы.
Книга как неизменно бумажный носитель печатного текста, равно как и культура, выросшая вокруг книгопечатания и кодифицированных документов, которые мы привыкли именовать «книгой» - действительно, феномены прошлого. Но книга как великий символ связи с другим сознанием, как универсальное и, возможно, самое совершенное средство связи с другим, способ «увидеть» душу другого, наряду с произведением искусства и живым диалогом - в коммуникативной онтологии человека приобретает конституирующий саму связь характер и остается актуальна после эры Гуттенберга так же, как была актуальна и до.
Если посмотреть вглубь истории, можно увидеть, что люди придавали книге, Писанию как способу установить связь с Богом онтологический характер. Книга выступала не просто материальным либо информационным объектом, сборником мыслей и фактов, а фактором связи с Богом. Читая рукописи, читающий беседовал с автором, а сквозь Писание получал возможность «увидеть» Бога.
«Клиповое» сознание [4] постмодернистского человека замещает книги фрагментарными сообщениями из сети Интернет, постоянное обновление служб обмена сообщениями и социальных сетей как главный источник информации и «пища» для разума и воображения ведет к отрыву от сущности человека, от его коммуникативной природы, как это ни парадоксально. Человек получает эрзац-общение, будучи не в состоянии действительно направить внимание и волю к Другому.
В статье «Коммуникативная природа суфийской прозы» был раскрыт тезис о том, что средневековые суфийские источники созвучны современной коммуникативной философии и придают связи конституирующий человеческое бытие характер. главной миссией человека в суфизме становится «чтение книги вселенной» [9]. Поскольку «вся Вселенная разворачивается как символическая книга о Боге» феномен книги приобретает особое значение. В частности, при анализе произведения Селима Диване Крымского «Burhanul-arifin» [22] мы многократно встречаем такие термины, как "kitap" (книга), "defter" (тетрадь), "levh" (доска для письма).
Можно предположить, что эти понятия синонимичны, взаимозаменяемы, расходятся лишь в этимологии, поскольку «китап» восходит к арабскому «ч^», писать, в то время, как «дафтар» происходит от древнегреческого «diphthera - бгфбера» - приготовленные для письма произведениях крымских кожаные листы. Интересно, что употребление слова «книга» в произведениях крымских мистиков прошлого созвучно пониманию книги в коммуникативной философии. Рассмотрение данного концепта сквозь призму мистической традиции, возможно, дополнит современное его понимание.
В суфийской традиции книга понимается метафорически, т.е. не как кодифицированный документ, а как некое тематически и субъектно оформленное послание, адресованное другому. В этом смысле книга онтологична. Она не может умереть, ибо она положена в основу мира, а сам мир - есть книга. Китап встречается в таких формах, как «китаби-мубин», «дефтери-бикр».
«...Hakk'un zätindan fikr itmek hatädur. Bu zuhurlarina bu garäib-i hikmetlerine fikr itmek gerek. Defter-i bikr gibidür, dimi§ler» [22] - «.Будет ошибкой размышлять о сути Истинно Сущего [Бога]. Следует размышлять над проявленным миром (zahir) и его удивительной мудростью. Ибо это первозданная рукопись» (пер. наш - А.К.) - предостерегая о невозможности размышлять над сущностью Госопда, Селим Диване указывает на то, что путь познания лежит через размышление над явленным миром и называет этот мир «дефтер-и бикр» - «первозданная рукопись», книга, в неискаженной форме сохранившая смысл о Творце, чтение которой скорее расскажет истину о Боге, чем размышление о Сущности Бога. Такое размышление над книгой мироздания с целью постижения Творца рассматривается как ритуал «тафаккур», размышление, которое, в некоторой степени, сходно с трансцендентальной редукцией.
Для обозначения книги, рукописи, свитка в суфийских произведениях используется три термина: "levh", "defter", "kitap".
В стихотворении ниже автор называет свою личность, эго, страсти, желания, препятствующее человеку на пути к Богу, "Defter-i benluk" ("Тетрадь моего эго"): Bir aceb sirra yeti§dum beni hayvan anlamaz Defter-i benlugi sildum ehl-i divan anlamaz [22]. Узнал я удивительный секрет, животное меня не поймет
Уничтожил я тетрадь своих страстей, своего эго - придворные поэты меня не поймут (здесь и далее пер. наш. - А.К.).
Часто в суфийских произведениях вспоминается Levh-i mahfuz «хранимая скрижаль», «книга судеб» - особый объект в форме доски из драгоценных камней над небесами, содержащий в себе неизменную судьбу всего сущего, начертанную пером из света до начала творения прочих миров:
Okurlar Levh-i mahfuzun kitabin ehl-i hal olan Kalan zahirde billahi heman bir kil u kal anlar.
Люди, достигшие особого состояния - «читают» книгу судеб [познают мудрость в предначертанной судьбе],
А те, что поглощены лишь внешней формой - довольствуются слухами и пересудами [видя в начертанной судьбе лишь слова].
В другом пассаже Селим Диване называет «матерью книг» (т.е. такой книгой, к которой все возвращается как к первооснове) совершенного человека, который воплотил в себе все духовные истины:
insani kamilin adi ^oktur. Bir adi ummu'l-kitab
У совершенного человека есть много имен. Одно из них «мать книг».
Vech-i pakin ismidir ummu'l-kitab
Имя чистоликого человека - «мать книг».
Из приведенных выше примеров использования концепта «книга» можно заметить, что книга в религиозной картине мира - основа мироздания. В форме книги создан мир, сотворены лучшие из людей, записана судьба мира. Книга - один из главных символов всего сущего, поскольку все сущее сотворено с целью рассказать о Творце, выстроить с Ним связь. Потому в религиозном мировоззрении книга умереть либо исчезнуть никак не может, исчезновение книги равносильно исчезновению всего мира.
Таким образом, все написанное позволяет сделать следующие выводы. В различных картинах мира дальнейшие прогнозы относительно бытия книги совершенно различны. От смерти книги вслед за смертью автора и субъекта в постмодернистской картине мире до онтологизации книги в коммуникативной картине мира, в которую может быть вписано и религиозное мировосприятие как один из ее разновидностей.
В частности, коммуникативная парадигма позволяет заключить, что несмотря на отказ от привычной формы и материального носителя, неизбежно происходит сохранение сути книги как целого, направленного на построение связи. Коммуникативная парадигма позволяет говорить не о смерти книги, а об оживлении через показ ее глубоко коммуникативной природы.
Коммуникативный философский проект позволяет увидеть, что книга в культуре и сознании людей не зависит от своей формы. Книга символизирует целостность, гармонию, общение, встречу с автором. Восприятие книги как некой целостности позволяет за «свалкой фактов», «нагромождением информации», увидеть единый замысел, единую волю и единого автора.
Говоря о смерти книги в сознании современного постмодернистского человека, следует обратить внимание, что речь идет не об оппозиции «книга бумажная» vs. «книга электронная», а о противопоставлении целостности книги гипертекстовой ризоме как символу постмодерна. Также важно помнить, что игривое, циничное провозглашение смертей основных концептов мировой культуры, равно как и самой культуры -чрезвычайно опасно и деструктивно.
Для человека коммуницирующего книга как целостность и как «окно в душу автора» -неотъемлемый атрибут существования человека разумного.
В религиозной и, в частности, в суфийской картине мира книга онтологична, все сотворенное, все сущее, само бытие есть исключительно в форме книги. Будучи однажды сотворена, она бессмертна, вечна, вне книги не существует ничто. Книга в форме свитков, дощечек, таблиц, привычных современному человеку кодифицированных документов, сшитых под одним корешком, является лишь отраженным в разных формах единым концептом целостного повествования, центрированного вокруг единого замысла - указать на Творца.
«Эпоха Гуттенберга» действительно оказала существенное влияние на формирование той цивилизации, в которой сегодня живет человек, без книгопечатания мир был бы иным, и, несмотря на свою эпохальную важность, печатная книга, действительно, постепенно вытесняется электронными документами. Но книга как целостность, как единое повествование, собранное вокруг своего ядра, бессмертна, ее не вытеснит гипертекст, с его фрагментарностью и обилием эмотиконов. Поскольку книга как целостное повествование вокруг смыслового ядра в мистической традиция, не связана с конкретным материальным носителем. Какую бы форму для самовыражения и коммуникации ни выбрали люди, книга по-прежнему остается одним из главных средств коммуникаций. А в религиозном миропонимании, само мироздание существует в форме книги, повествующей о Творце и чтение этой книга мира - главный путь полюбить того, кто ее сотворил.
Kangiyeva Aliye Memetovna
THE DEATH OF THE BOOK AT THE END OF THE GUTENBERG ERA
Summary. The book considers the book as a philosophical, cultural, literary and communicative phenomenon. The essence of the book as a means of communication is revealed. Current trends in the replacement of the book as a kind of integrity by various elements of hypertext virtual reality are analyzed. It is concluded that the book in communicative philosophy is what turns a person face to face. Examples of understanding the concept of "book" in the Middle Ages are given on the example of the Crimean Tatar mystical works. It is pointed out that it is impossible to link the phenomenon of a book in the modern postmodern cultural space to a material medium with the simultaneous importance of preserving the essence of the book as some kind of integral message turned by the author to another. The whole text of the book is seen as a factor in establishing a connection with the Other.
Keywords: the book, the Gutenberg epoch, communication theory, wholeness, hypertext, postmodern, Sufism, the death of the author.
ЛИТЕРАТУРА:
1. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Р. Барт. - М., 1994 - С. 384 - 391.
2. Бруева Т. Книга как феномен культуры: философский аспект: автореф. дис. на соискание степени кандидата философских наук / Т. Бруева. - М., 2006. - 24 с.
3. Бубер М. Я и Ты / М. Бубер; пер. с неМ. : Ю. Терентьева, Н. Файнгольда, послеслов. П. Гуревича. - М. : Высшая школа, 1993. - 175 с.
4. Гиренок Ф. Клиповое сознание / Ф. Гиренок. - М. : Проспект, 2016. - 256 с.
5. Губанов Н. Нищета философии постмодерна / Н. Губанов // Философия и общество. -2007. - № 1 (45). - С. 55-70.
6. Делёз Ж. Ризома. Тысяча плато / Ж. Делёз, Ф. Гваттари // Онлайн-альманах «Восток», 2005. [Электронный ресурс] - Режимдоступа. URL: http://www.situatioaru/app/j art 1023.htm
7. Иванов. М. Конец эпохи Гутенберга / М. Иванов // Форбс. - 2010. [Электронный ресурс] - Режимдоступа. URL: http://www.forbes.ru/column/49823-konets-epohi-gutenberga
8. Кангиева, А. Антитеза жизни и смерти в суфийской прозе средневекового Крыма / А. Кангиева // Вопросы русской литературы: межвузовский научный сборник. - Вып. 29 (86). - Симферополь : Бизнес-информ, 2014. - С. 21 - 26.
9. Кангиева А. Коммуникативная природа суфийской прозы / А. Кангиева // Ученые записки КИПУ. Серия: Филология. История. - 2017. - № 3 - 4. - С. 22 - 31.
10. Киров Е.Ф. Постгуттенбергова пунктуация: проект ограничения функции запятой в системе gwerty/йцукен-письма / Е.Ф. Киров // Понимание в коммуникации: Человек в информационном пространстве: сб. науч. трудов в 3-х т. - Т. 1. - Ярославль, 2012. -С.300-308.
11. Кострова Е.А. Бог как другой в философии Ф. Розенцвейга, Ф. Эбнера, М. Бубера / Е. А. Кострова // Вестник Костромского государственного университета. - 2011. - № 3. -С. 69 - 75.
12. Лихина Н.Е. Актуальные проблемы современной русской литературы. Постмодернизм. Учеб. пособ / Н.Е. Лихина. - Калининград, 1997. - 59 с.
13. Мириманов В. Изображение и стиль: Специфика постмодерна. Стилистика 1950 -1990-х / В. Мириманов. - М., 1998. [Электронный ресурс] - Режимдоступа. URL: http://encyclopaedia. biga.ru/print/liberal arts/postmodernizm.html
14. Мокшанцев Л.В. Картина мира в эпоху постмодерна / Л.В. Мокшанцев. [Электронный ресурс] - Режимдоступа. URL: http://hmbul.ru/articles/204/204.pdf
15. Молева Н. М. «Софья Михайловна» [Электронный ресурс] - Режимдоступа. URL: https://unotices.com/book.php?id=95970&page=38
16. Новикова П.А. "Пространство смерти" в европейской литературе XX века: автореф. дисс. канд. фил. наук / П.А. Новикова. - Самара, 2005 - 21 с.
17. Овчинникова А.П Книга как средство коммуникации / А.П. Овчинникова // Науковi пращ Нащонального ушверситету «Одеська юридична академiя»: зб. наук. пр. / редкол.: С.В. Ювалов, В.М. Дрьомш, Ю.П. Аленш [та ш.]; МОН Украши, НУ ОЮА. - Одеса : Юрид. л-ра, 2012. - Т. 11. - С. 305 - 313.
18. Слотердайк П. Критика цинического разума / пер. с нем. : А.В. Перцева. -Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001. - 584 с.
19. Хайдеггер М. Проселок / М. Хайдеггер. [Электронный ресурс] - Режимдоступа. URL: http://www.lib.ru/HEIDEGGER/bypath.txt
20. Постмодернизм: энциклопедия / сост. : и науч. ред. : А.А. Грицанов, М.А. Можейко. - Минск: Кн. дом Интерпрессервис, 2001. - 1038 с.
21. Lurz John. The Death of the Book: Modernist Novels and the Time of Reading / Lurz John. -New York: Fordham University Press, 2016 - P. 199.
22. Kirim Türk-Tatar Edebiyati // Türkiye Di§indaki Türk Edebiyatlari Antolojisi. - Ankara : Kültür Bakanligi, 1999. - 753 s.
23. Kirimli §eyh Selim Divane. Ariflerin delili / Kirimli §eyh Selim Divane. - Ankara : Ak?ag, 1998. - 160 s.
