CC BY
123
УДК 94
СМЕРТЬ КАК ИНДИКАТОР ЕВРОПЕЙСКОЙ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ ЭПОХИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ И РАННЕГО НОВОГО ВРЕМЕНИ
Ю. С. Обидина
Марийский государственный университет, г. Йошкар-Ола
DEATH AS AN INDICATOR OF THE EUROPEAN INDIVIDUALITY OF THE MIDDLE AGES AND EARLY MODERN TIMES
Yu. S. Obidina
Mari State University, Yoshkar-Ola
Задача данной статьи - исследовать некоторые аспекты средневекового менталитета и менталитета раннего Нового времени, связанных со смертью в Европе, в частности: общепринятые убеждения, социальные практики и ценности, связанные со смертью. Безусловно, в значительной степени свой след в этих социальных практиках и ценностях оставили христианская религия и церковь, тем не менее показано, что существовала и параллельная традиция, помимо преобладающей христианской. В дополнение к неизбежным региональным различиям существовали различия социальные и ментальные. После Реформации новые евангельские церкви начали формировать свои собственные убеждения и обычаи на основе общего христианского фона, пересматривая или отказываясь от некоторых основных принципов. Особое внимание в статье уделяется личностному моменту в восприятии смерти, который появляется в эпоху Средневековья как в рамках христианской традиции, так и вне ее. Это восприятие отражается не только в ментальных конструкциях, но и в материальной культуре и имеет свое знаковое выражение. Также отмечается, что осознание собственной смерти было связано с осознанием собственной индивидуальности, а также с пониманием нового для человека чувства времени. Новый образ смерти, возникший в эпоху перехода от Средневековья к Новому времени, изменил представление о человеке, нивелировав человеческое тело до простого объекта, а не «образа и подобия Божьего». В заключение отмечено, что смерть на сегодняшний день остается единственной универсальной истинностью нашего бытия.
Ключевые слова: Средневековье, раннее Новое время, смерть, ментальность, личность, идентичность.
The purpose of this article is to investigate some aspects of the medieval mentality and mentality of the early modern age associated with death in Europe, in particular: generally accepted beliefs, social practices and values associated with death. To a significant extent, the Christian religion and the church left their mark in these social practices and values, however, it was shown that there was also a parallel tradition, besides the predominant Christian tradition. In addition to the inevitable regional differences, there were social and mental differences. After the Reformation, the new evangelical churches began to form their own beliefs and customs on the basis of a common Christian background, reviewing or refusing some basic principles. Particular attention is paid to the personal moment in the perception of death, which appears in the Middle Ages both within the Christian tradition and outside it. This perception is reflected not only in mental constructions, but also in material culture, and has its own symbolic expression. It is also noted that the realization of one's own death was associated with the realization of one's own individuality, as well as with the realization of a new sense of time for a person. The new image of death that arose in the era of the transition from the Middle Ages to the New Time, changed the notion of man, leveling the human body to a simple object, and not "the image and likeness of God". In conclusion, it is noted, that death today remains the only universal truth of our being.
Keywords: Middle Ages, early New time, death, mentality, personality, identity.
В то время как многие историки исследовали ис- историк Филипп Арьес предложил исследовать то, торию народов и королей, в 1974 году французский что, по его мнению, может быть единственной
© Обидина Ю. С., 2017
Vestnik of the Mari State University Chapter "History. Law". 2017, vol. 3, no. 3 (11)
константой в человеческом существовании: смерть. В серии лекций, озаглавленных «Западное отношения к смерти» [5] Арьес утверждал, что восприятие смерти отражает меняющееся понимание себя по отношению к миру, и меняется оно от жизни, обреченной на смерть в Средние века, до глубокого отрицания собственной смертности в промышленном мире.
Действительно, только на первый взгляд отношения западной цивилизации к смерти могут показаться неизменными в течение длительного периода времени. По сути своей они динамичны и постоянно развиваются, но медленно и опосредованно. Однако в истории периодически возникали определенные скачки, которые коренным образом меняли отношение к смерти. Эти изменения нельзя было не заметить, настолько быстрыми они были. Филипп Арьес в своем известном исследовании, посвященном отношению к смерти в западноевропейской цивилизации [1], описывает четыре разные эпохи относительно взглядов на смерть. Он называет эти эпохи эпохой «прирученной смерти», «своей смерти», «твоей смерти» и «запретной смерти». Переходы между каждой из этих четырех эпох вызваны значительными историческими событиями, которые глубоко изменяют менталитет и взгляды масс.
Термин «прирученная смерть» используется Арьесом для описания взгляда на смерть до эпохи Средневековья. В эту эпоху смерть была знаковым и довольно публичным событием [подробнее см.: 2; 3; 4]. Арьес показывает, что и храбрые рыцари, и благочестивые монахи относились к смерти одинаково, потому что «их обычно предупреждали» [1, с. 2]. В эпоху «прирученной смерти» считалось, что смерть отправит предупреждение через естественные признаки или, чаще, внутреннюю убежденность [1, с. 4]. Как только человек будет предупрежден, то скоро он погибнет и должен готовится умереть. Ритуал смерти -это процесс, который был «организован самим умирающим человеком». После всех приготовлений умирающий человек спокойно дожидался смерти.
Но постепенно на смену публичности приходит личностный момент в восприятии смерти, который заключается в личном знакомстве человека со смертью. Это приводит к новому взгляду на смерть, смысл которого заключается в оценке поступков человека в течение его жизни. «Добрые и плохие дела скрупулезно разделяются и помещаются на соответствующие стороны шкал» [1, с. 32]. Повышение осознания индивидуальности умирающего привело к эпохе «своей смерти».
Эти изменения проявляются не только в менталитете и образе жизни, но и в материальной культуре. Рассматривая эволюцию мысли от эпохи «прирученной смерти до эпохи «своей смерти», мы видим движение от массовых захоронений к частным, четко обозначенным могилам. Со временем на могилах появляются надписи. Они представляют собой желание индивидуализировать место захоронения, увековечивая память об умершем в этом месте. В эпоху «собственной смерти» мы видим переход от анонимности покойного к индивидуальности умершего. Именно в зеркале собственной смерти каждый человек обнаружил бы секрет своей индивидуальности» [1, с. 51].
Почему же в Средние века происходит коренной поворот в восприятии смерти? В раннем Средневековье вечность, вместе с Божьим присутствием, была имманентной истории. Теперь смерть становится точкой, в которой заканчивается линейное время и вечность встречается с человеком. Распространение часов символизирует изменение сознания [7, р. 233-263]. С преобладанием линейного времени, заботой о его точном измерении и признанием одновременности событий создается новая основа для признания личности. Идентичность человека осознается со ссылкой на последовательность событий, а не на полноту жизненного цикла. Смерть перестает быть концом целого и становится прерыванием в цепи последовательностей [6].
Изображения скелетов в то время преобладают на титульных страницах гравюр, как на обложках журналов сейчас преобладают обнаженные женщины. Смерть держит на них песочные часы или ударяет по башенным часам. Ко времени Реформации посмертное выживание перестало быть трансфигурированным продолжением жизни и стало либо страшным наказанием в виде ада, либо совершенно незаслуженным даром от Бога на небесах. Внутренняя благодать превратилась в оправдание только верой. Таким образом, к XVI в. смерть перестает быть понятой прежде всего как переход в иной мир, и акцент делается на конечности этой жизни [7, р. 233-263]. Открытая могила вырисовывается намного отчетливее, чем двери неба или ада, и встреча со смертью становится более неизбежной, чем бессмертие, более справедливой, чем король, папа или даже Бог. Вместо цели жизни она становится концом жизни.
Конечность жизни и близость личной смерти были не только частью нового чувства времени, но и появления нового чувства индивидуальности. На пути паломника от Церкви, Воинствующей на земле, к Церкви, Триумфальной на небе,
смерть была пережита как событие, которое касалось обеих общин. Теперь каждый человек столкнулся со своей и окончательной смертью. Конечно, когда смерть стала такой естественной, люди захотели овладеть ею, изучив искусство умирания. Ars Moriendi, одно из первых печатных самодельных руководств на рынке, оставалось бестселлером в разных версиях в течение практически двухсот лет. Многие люди научились читать, расшифровывая его. Наиболее широко распространенная версия была опубликована Кэкстоном в «Вестминстерской прессе» в 1491 году: более 1500 экземпляров инкунабул были сделаны до 1500 под названием «Искусство и ремесло». Маленькое фолио, напечатанное в аккуратных готических письмах, было частью серии, чтобы наставлять «истинного джентльмена» в «поведении нежном и набожном» от манипулирования настольным ножом до ведения беседы, от искусства плача и продувания носа до искусства играть в шахматы, молиться и умирать [см.: 9].
Это была не книга отдаленной подготовки к смерти через добродетельную жизнь, а также не напоминание читателю о неизбежном неуклонном упадке физических сил и постоянной опасности смерти. Это было «практическое руководство» к делу умирания, метод, который нужно изучать, когда человек еще был в добром здравии, книга, которую надлежит держать в руках в этот неизбежный час. При этом книга была написана не для монахов и аскетов, а для «светских» мужчин, которые не были священнослужителями. Она служила образцом для подобных инструкций, часто написанных гораздо менее остроумно, такими людьми, как Савонарола, Лютер и Джереми Тейлор. Люди чувствовали ответственность за выражение, которое их лицо проявляло в смерти. Примерно в это же время в картине человеческих лиц был разработан беспрецедентный подход: западный портрет лица, который пытается представить гораздо больше, чем просто подобие его черт [9].
В народной среде развился новый вид любопытства по поводу загробной жизни. Фантастические ужасные истории о мертвых телах и художественные изображения чистилища умножились [8]. Гротескное внимание XVII века к призракам и душам подчеркивает растущее беспокойство культуры, обращенной к призыву смерти, а не к суду Бога. Во многих частях христианского мира танец смерти стал стандартным украшением входа приходских церквей. Испанцы принесли скелет человека в Америку, где он слился с ацтекским кумиром смерти. После Реформации европейская смерть стала и осталась с тех пор жуткой.
Одновременно умножались различные народные обычаи, все они были предназначены для того, чтобы помочь людям достойно встретиться со смертью. Новые суеверные устройства были разработаны таким образом, чтобы можно было узнать, требует ваша болезнь принятие приближающейся смерти или какого-то лечения. Если цветок, брошенный в источник святилища, утонул, бесполезно тратить деньги на лекарства. Люди пытались быть готовыми к приходу смерти. Средства против мучительной агонии размножались, но большинство из них все еще выполнялось под сознательным направлением умирающих, которые играли новую роль и играли ее сознательно. Человек должен был указать, когда он хочет опуститься с кровати на землю, которая вскоре поглотит его, и тогда начнутся молитвы. Наблюдатели у постели умирающего знали, что они должны держать двери открытыми, чтобы облегчить приход смерти, избегать шума, чтобы не отпугнуть ее и, наконец, почтительно отвернуться от умирающего человека, чтобы оставить его в покое во время умирания. Смерть теперь - самое личное событие [11].
Предполагается, что ни священник, ни врач не окажут помощь человеку в ситуации типичной смерти XV и XVI вв. В принципе, медицинские писатели признали две противоположные обязанности, которые мог выполнять врач. Он мог либо помочь исцелению, либо помочь прийти к легкой и быстрой смерти. Его обязанность заключалась в признании фациальной гиппократии [11], особых черт, указывающих на то, что пациент уже находится в состоянии смерти. В исцелении, как и в случае ухода, врач стремился работать рука об руку с природой. Вопрос о том, может ли медицина когда-либо «продлить» жизнь, ожесточенно обсуждался в медицинских школах Палермо, Феса и даже Парижа. Многие арабские и еврейские врачи полностью отрицали эту власть и заявляли о такой попытке вмешаться в порядок природы как о богохульстве [11].
Профессиональное рвение, смягченное моральными рассуждениями, явно прослеживается в трудах Парацельса. По его мнению, природа наделяет каждого из своих существ своей надлежащей продолжительностью жизни, так что ее энергии потребляются в течение времени, которое истекает между моментом его рождения и его предопределенным концом... Смерть человека - это не что иное, как конец его повседневной работы, истечение воздуха, завершение его врожденной бальзамической силы самоутверждения, исчезновение Разумного света природы и великое разделение трех: тела, души и духа. Смерть - это возвращение
Vestnik of the Mari State University Chapter "History. Law". 2017, vol. 3, no. 3 (11)
в утробу [10]. Трансцендентность смерти стала естественным явлением, больше не требующим, чтобы вина возлагалась на какого-то злого агента.
Новый образ смерти помог уменьшить человеческое тело до объекта. До сих пор труп считался чем-то совершенно непохожим на другие вещи: к нему относились почти как к человеку. Закон признал его статус: мертвые могут подать в суд и предъявить иск живым, а уголовное дело против мертвых было обычным явлением. Мертвых можно было также вызвать в качестве свидетеля. Даже сегодня закон действует во имя мертвых, и мы все еще говорим об «осквернении» могилы или секуляризации общественного кладбища, когда оно превращается в парк. Появление естественной смерти было необходимо для того, чтобы труп был лишен значительной части его законного статуса.
Таким образом, Средневековью, с одной стороны, было комфортно со смертью, она была знакомой и близкой. С другой стороны, именно в средние века начинает осознаваться индивидуальность смерти, а вместе с ней и самость человека, которые в итоге к XVIII в. приведут к драматизации смерти, которая станет чем-то возвышенным: красивым и страшным одновременно.
В заключение хочется задать вопрос, существует ли связь между представлением о смерти и самоидентификацией личности? Если это так, нужно ли считать само собой разумеющимся, что образ смерти и отношение к ней является индикатором исторической эпохи? Индикатором ее человечности? Как бы то ни было, смерть сегодня остается единственной универсальной истиной нашего бытия.
Литература
1. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Прогресс: Прогресс-Академия, 1992.
2. Обидина Ю. С. Взаимоотношение мира мертвых и мира живых в древнегреческой и древнеримской традициях: сравнительный анализ // Вестник Марийского государственного университета. Серия «Исторические науки. Юридические науки» 2016. № 5. С. 32-37.
3. Обидина Ю. С. Взаимодействие греко-римской культуры и раннего христианства как механизм сохранения идентичности античного и христианского миров // Диалог со временем. 2016. № 57. С. 249-258.
4. Обидина Ю. С. Мир мертвых как отражение мира живых в древнегреческом обществе эпохи архаики и классики // Вестник Марийского государственного университета. Серия «Исторические науки. Юридические науки». 2015. № 4. С. 31-36.
5. Aries Phillippe. The Hour of Our Death: The Classical History of Western Attitudes Towards Death Over the Last One Thousand Years. Translated by Helen Weaver. New York and Toronto: Vintage Books. 1981.
6. Death in the Middle Ages and Early Modern Times. The Material and Spiritual Conditions of the Culture of Death. Edited by Cl. Albrecht. De Gruyter, 2016. DOI: https://doi.org/10.1515/9783110436976
7. Plessner Helmuth. On the Relation of Time to Death / ed. Joseph Campbell. Papers from the Eranos Yearbooks. Vol. 3. Man and Time. Bollingen. Series XXX. Princeton N. J.: Princeton Univ. Press, 1957. Р. 233-263.
8. Howard R. Patch. The Other World According to Descriptions in Medieval Literature. Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1950.
9. O'Connor Mary Catherine. The Art of Dying Well: The Development of the Ars Morimdi. New York: AMS Press, 1966.
10. Paracelsus. Selected Writings / trans. Norbert Guterman. Bollingen Series XXVIII. Princeton, N. J.: Princeton Univ. Press, 1969.
11. Loren C. MacKinney. Medical Illustrations in Medieval Manuscripts. Berkeley: Univ. of California Press, 1965.
References
1. Ar'es F. Chelovek pered licom smerti [Man in the Face of Death]. Moskow: Progress: Progress-Akademija, 1992.
2. Obidina Ju. S. Vzaimootnoshenie mira mertvyh i mira zhivyh v drevnegrecheskoj i drevnerimskoj tradicijah: sravnitel'nyj ana-liz [Relationship between the world of the dead and the living world in ancient Greek and Roman traditions: a comparative analysis]. Vestnik Marijskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija: Istoricheskie nauki. Juridicheskie nauki = Vestnik of the Mari State University. Chapter "History. Law", 2016, no. 5, pp. 32-37.
3. Obidina Ju. S. Vzaimodejstvie greko-rimskoj kul'tury i rannego hristianstva kak mehanizm sohranenija identichnosti an-tichnogo i hristianskogo mirov [Interaction of Greco-Roman culture and early Christianity as a mechanism for preserving the identity of the ancient and Christian worlds]. Dialog so vremenem = Dialogue with time, 2016, no. 57, pp. 249-258.
4. Obidina Ju. S. Mir mertvyh kak otrazhenie mira zhivyh v drevnegrecheskom obshhestve jepohi arhaiki i klassiki [World of the dead as a reflection of the living world in the ancient Greek society of the archaic and classical period]. Vestnik Marijskogo gosudarstvennogo universiteta. Serija: Istoricheskie nauki. Juridicheskie nauki = Vestnik of the Mari State University. Chapter "History. Law", 2015, no. 4, pp. 31-36.
5. Aries Phillippe. The Hour of Our Death: The Classical History of Western Attitudes Towards Death Over the Last One Thousand Years. Translated by Helen Weaver. New York and Toronto: Vintage Books, 1981. .
6. Death in the Middle Ages and Early Modem Times. The Material and Spiritual Conditions of the Culture of Death. Ed. by Cl. Albrecht. De Gruyter, 2016, DOI: https://doi.org/10.1515/9783110436976
7. Plessner Helmuth. On the Relation of Time to Death, ed. by Joseph Campbell. Papers from the Eranos Yearbooks, vol. 3. Man and Time. Bollingen. Series XXX. Princeton N. J.: Princeton Univ. Press, 1957, pp. 233-263.
8. Howard R. Patch. The Other World According to Descriptions in Medieval Literature. Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1950.
9. O'Connor Mary Catherine. The Art of Dying Well: The Development of the Ars Morimdi. New York: AMS Press, 1966.
10. Paracelsus. Selected Writings / trans. Norbert Guterman. Bollingen Series XXVU. Princeton, N. J.: Princeton Univ. Press, 1969.
11. Loren C. MacKinney. Medical Illustrations in Medieval Manuscripts. Berkeley: Univ. of California Press, 1965.
Статья поступила в редакцию 19.06.2017 г.
Submitted 19.06.2017.
Для цитирования: Обидина Ю. С. Смерть как индикатор европейской индивидуальности эпохи средневековья и раннего Нового времени // Вестник Марийского государственного университета. Серия «Исторические науки. Юридические науки». 2017. № 3 (11). С. 34-38.
Citation for an article: Obidina Ju. S. Death as an indicator of the European individuality of the Middle Ages and early Modern times. Vestnik of the Mari State University. Chapter "History. Law". 2017, no. 3 (11), pp. 34-38.
Обидина Юлия Сергеевна, доктор философских наук, доцент, Марийский государственный университет, г. Йошкар-Ола, basiley@mail ги
Obidina Julija S., Dr. Sci. (Philosophy), associate professor, Mari State University, Yoshkar-Ola, basiley@mail. ru
