УДК 821.161.1
СМЕХОВОЙ ОБРАЗ ГЕРМАНИИ И НЕМЦЕВ В САТИРИЧЕСКОМ ПРИЛОЖЕНИИ К ЖУРНАЛУ «СОВРЕМЕННИК» «СВИСТОК»
Сергей Сергеевич Жданов
Сибирский государственный университет геосистем и технологий, 630108, Россия, г. Новосибирск, ул. Плахотного, 10, кандидат филологических наук, зав. кафедрой языковой подготовки и межкультурных коммуникаций, тел. (383)343-29-33, e-mail: [email protected]
В статье рассматриваются сатирические образы Германии и немцев, представленные в приложении к журналу «Современник» «Свисток». Хотя данное приложение выходило недолгое время (в 1859-1863 гг.), оно оставило значительный след в истории русской литературы. В качестве материала исследования были использованы как поэтические, так и прозаические произведения, которые были созданы авторами «Свистка» Н. А. Добролюбовым, Н. А. Некрасовым, И. И. Панаевым, М. А. Антоновичем. В ходе исследования было установлено, что маркированные немецкостью образы в этих произведениях можно обозначить как литературные типажи. При этом основным является типаж «доброго немца» - филистера. Также авторы «Свистка» активно прибегали к мотиву противостояния немецкого и русского начал с целью сатирического изображения недостатков общественной жизни в России.
Ключевые слова: сатира, русская литература XIX в., имагология, Германия, немцы, филистеры, художественное пространство, свой, чужой.
JOKING IMAGE OF GERMANY AND GERMANS IN THE SATIRIC SUPPLEMENT TO THE MAGAZIN "SOVREMENNIK" "SVISTOK"
Sergey S. Zhdanov
Сибирский государственный университет геосистем и технологий, 630108, Россия, г. Новосибирск, ул. Плахотного, 10, Ph. D., Head of Language Training and Intercultural Communications Department, phone: (383)343-29-33, e-mail: [email protected]
The article deals with satiric images of Germany and Germans represented in the supplement to the magazine "Sovremennik" "Svistok". Though this supplement was published a short while in 1859-1863 it left an important mark in the history of Russian literature. The study material consists of poetic as well as prosaic works that were written by the authors of "Svistok" N. A. Dorolyubov, N. A. Nekrasov, I. I. Panayev, M. A. Antanovich. It was found that the images in these works marked by Germanness can be defined as literary stable character types. The main type of them is the type of a 'good German', i. e. philistine. The authors of "Svistok" also used a motif of controversy between German and Russian elements with the aim of satiric representing weaknesses of the social life in Russia.
Key words: satire, russain literature of the XIX century, imagology, Germany, germans, philistines, literary space, own, alien.
Введение
Интенсификация межкультурных контактов, неуклонно набирающая обороты и принявшая мировые масштабы, привела к необходимости осмысления данных процессов широким спектром научных дисциплин. Одним из таких от-
ветов на данный вызов стала имагология, которую в самом общем виде можно определить как науку об образах Чужого. Оппозиция «Свое - Чужое» является базовой в любой национальной культуре, но конкретные варианты ее реализации разнятся от страны к стране и от эпохи к эпохе. Соответственно, имагология призвана проанализировать, как образы Чужого формируются и трансформируются, наполняясь конкретным содержанием, а также какие связи выстраиваются между Чужим и Своим в той или иной культуре. Формируясь в качестве самостоятельной дисциплины во второй половине ХХ в., имагология на данный момент проходит период активного развития, как на Западе, так и в России, о чем свидетельствует целый ряд исследований начала XXI в., посвященных имагологической проблематике. В качестве примеров можно привести работы Й. Леересена [1], И. Шевреля [2], Б. Нойманна [3], В. П. Трыкова [4].
Говоря об изучении образов Чужого в диахроническом плане, следует признать большую ценность как источников для имагологических исследований национальной литературы, в текстах которой фиксируются различные отношения между Своим и Чужим. При этом в фокусе исследования данной работы находятся образы Германии и немцев, представленных в сатирическом приложении к журналу «Современник» «Свисток». Данный литературный источник весьма интересен в плане представлений русского общества 60-х гг. XIX в. Между тем исследований, посвященных конкретно «Свистку», весьма ограниченное количество. Исключениями служат работы Ю. Н. Денисенко [5], А. А. Жука и Е. И. Покусаева [6], А. Г. Лошакова [7], А. Максимович [8], А. Е. Рыбаса [9]. Что же касается исследований образов Германии и немцев, представленных в материалах «Свистка», то здесь можно назвать статью О. Б. Лебедевой и А. С. Янушкевича, посвященную образу Германии в сатирических журналах «Искра» и «Свисток» [10]. Кроме того, в нашем исследовании об образе немецкого ученого в русской литературе [11] мы касались произведения К. Пруткова «Черепослов, сиречь Френолог», которое также было опубликовано в «Свистке».
Методы и материалы
В ходе исследования были использованы сравнительно-сопоставительный, а также типологический методы для выявления основных характеристик, приписываемых авторами «Свистка» образам Германии и немцев, а также определения литературных типажей, к которым относятся изображаемые герои-немцы. Материалом исследования послужили как поэтические, так и прозаические публикации данного сатирического приложения. Кроме того, следует упомянуть, что за рамки исследования были выведены образы немецкой персоно-сферы (Бюхнера и Фихте), которые достаточно подробно рассмотрены в вышеназванной статье О. Б. Лебедевой и А. С. Янушкевича [10, с. 108-110].
Результаты
Как указывает А. Г. Лошаков, в сверхтексте «Свистка» доминирует «установка на осмеяние», предполагающая актуализацию «ключевых концептов» смеха, маски и игры [7, с. 34]. Применительно к теме данного исследования следует упомянуть созданную Н. А. Добролюбовым сатирическую литературную маску Конрада Лилиеншвагера. Причем сам этот псевдоним представляет собой пародическую отсылку к имени одного из второстепенных поэтов той эпохи М. П. Розенгейма [6, с. 427]. Следует отметить особый характер национальной маркированности данного образа, создаваемый ремарками редакции, предваряющими сами стихотворения и псевдопереводы Лилиеншвагера, т. е. Н. А. Добролюбов здесь выступает одновременно в двух ролях - представителя редакции и поэта (а если идет речь о переводах «якобы»-австрийца Якова Хама, то в трех). Автор прибегает к литературной игре, балансируя на грани формирования образа-маски и ее разоблачения. Так, он обращается к сатирически сниженному немецкому типажу «возвышенного поэта», хорошо разработанному русской литературной традицией [12, с. 48], чтобы тут же разрушить типаж-ность с помощью наречия «почти»: «...г. Лилиеншвагер как пылкая, поэтическая и притом почти немецкая натура.» [13, с. 53]. Аналогичным образом разрушение немецкости персонажа происходит в другой ремарке, подразумевающей, что вся немецкость Лилиеншвагера заключается в его фамилии: «г. Конрад Лилиеншвагер, по фамилии своей интересующийся всем немецким, а по месту жительства - пишущий по-русски» [14, с. 77]. Это до некоторой степени роднит образ Лилиеншвагера с типажом обрусевшего немца, который представляет собой «специфический минус-типаж, чья немецкая маркированность -лишь сигнал о приеме обманутого ожидания: ничего именно немецкого в нем нет» [12, с. 45]. Однако в действительности образ Лилиеншвагера динамически балансирует между типажами и аллюзиями-пародиями на реальных поэтов.
Также активно авторы «Свистка» прибегают к типажу «доброго немца» -филистера, главными атрибутами которого являются «трубка и пиво» [12, с. 41]. Например, отмечается пробуждение «какого-то смутного стремления к единству» «в апатической, налитой пивом Германии» [15, с. 199]. Здесь же иронически обыгрывается территориальная раздробленность Германии, которая долгое время была объектом русских шуток. Однако глагол «пробудил» фиксирует начало смены образов Германии, уже к 70-м гг. XIX в. превратившейся из страны добродушных Михелей-филистеров, пребывающих «в мире своих фантазий» - грез [16, с. 112], в милитаристскую державу. Возможно также, что мотив сна является иронической отсылкой к поэме Г. Гейне «Германия. Зимняя сказка». Филистерская типажность обыгрывается и в стихотворении Н. А. Добролюбова «В Дрездене», в котором перечисляется «стандартизованная атрибутика» жизни [10, с. 108] немецких обывателей: «мутная Эльба», «кружка пива», «звук Бетховенской сонаты», «концерт на Брюлевской террасе, где немец курит, пьет, внимает, и, точно в рукодельном классе, чулок всех немок занимает» [17, с. 266]. «Вязанье, штопанье чулок» - это обычное занятие типаж-
ных «добрых немок» [12, с. 45]. Сатирическое сближение высокого, духовного начала («звук Бетховенской сонаты») и телесных (питье пива, курение) в единый ряд перечисления («курит, пьет, внимает») показывает ограниченность этого филистерского пространства, которое в женском варианте уподобляется «рукодельному классу». Также обращает на себя внимание другое перечисление: «...над мутной Эльбой, с кружкой пива...», которое в силу своего соположения потенциально провоцирует к метонимии-отождествлению мутной Эльбы с (мутным) пивом. Впоследствии уже в эксплицитной форме сравнение филистерского Рейна и пивной реки использует другой сатирик, С. Черный, в стихотворении «На Рейне»: «Ваш Рейн? Немецкий Рейн? Но разве он из пива.» [18, с. 254].
В тексте «Что о нас думают в Париже» иронически гиперболизирована неторопливость жизни немцев: «.немец нетороплив на суждения: человек может пожить, нажиться, умереть, оставить наследство и быть позабытым не только наследниками, но даже и своими бывшими кредиторами прежде, нежели немец решится высказать о нем свое основательное суждение» [19, с. 364]. Также обыгрывается «инструментальная» функция немцев в русской жизни. Они считаются «частью служебной», т. е. обслуживающей, более низкой по сравнению с русскими, над которыми, однако, оказываются французы, управляющие «головой» русского человека: «... немцы у нас считаются по преимуществу музыкантами, булочниками и сапожниками <...> Немец, обращаясь к нашему слуху, повергает нас в неподвижное умиление своей музыкой, а француз красноречиво заставляет нас прыгать и плясать под его команду; немец нас кормит, а француз услаждает; немец устраивает наши ноги, француз - голову» [19, с. 364].
Другим относительно часто обыгрываемым в публикациях «Свистка» мотивом, маркированным немецкостью, является мотив немецкого засилья в русской жизни. Представление о таком засилье пользовалось относительной популярностью в русском обществе того времени и то и дело находило свое отражение в отечественной словесности. Сравните с высказыванием А. И. Герцена: «...немецкая часть правительствующей у нас Германии имеет. единство во всех. степенях немецкой табели о рангах. .начинаясь подмастерьями, мастерами., она быстро всползает по отлогой для ней лестнице - до немцев при России.» [20, с. 263-264]. В целом сатирическая направленность текстов «Свистка» предполагает высмеивание и развенчание ура-патриотизма. Так, в «Письмах отца к сыну» М.А. Антоновича указывается на чрезмерность риторики об онемечивании русских [21, с. 285]. В «Дружеской переписке Москвы с Петербургом» за авторством Н. А. Некрасова и Н. А. Добролюбова в ироническом смысле упоминается немецкость пространства Петербурга в противовес «истинной» русскости Москвы: «Здесь уже ясно для вас торжество московской, на русской почве выросшей и струею русского духа омытой родной жизни -над чужеземным, чахлым произрастением невских берегов, искусственно выведенным по немецкому маниру» [22, с. 100]; «.Она («столица новая», Санкт-Петербург. - С. Ж.) до наших дней с Россией не срослась: <.> с немецким языком там перемешан русский.» [22, с. 101].
В то же время в ряде текстов встречается образ немца-покорителя русского не только пространства, но и времени. Так, сообщается, что в некой «акционерной пучине», «глубоком царстве» «просвещенного мрака» «.новый год начинается... не по Кириллу и Мефодию, но по разным более или менее немецкого происхождения бухгалтерам», которые с помощью «талисмана» «.по произволу останавливают на сколько угодно степеней или ускоряют ход акционерного солнца» [23, с. 319]. В стихотворении Н. А. Добролюбова «В прусском вагоне» образы «чугунных рельс» и длинного поезда символизируют немецкую упорядоченность, прямолинейность, расчетливость и скучность/рутинность немецкой жизни («... Не свернет ни разу с колеи рутинной. Часом в час расчитан в путь его помильно...» [17, с. 265]). Сравните с мотивом скуки немецкого пространства для русского героя в стихотворении Н. А. Добролюбова «В Праге»: «.. .расставшись с родиной святою, я скучал меж немцев русскою душою.» [17, с. 266]. Эту же символику движения по прямой и колее как воплощение немецкости использует И. А. Гончаров в романе «Обломов». Например, отец Андрея Штольца, планируя судьбу сына, «.взял колею от своего деда и продолжил ее, как по линейке, до будущего своего внука.» [24, с. 164]. В образе поезда у Н. А. Добролюбова также выражается отрефлексированная русской культурой германская воля к покорению, т.е. одомашниванию и ограничению пространства, в том числе пространства русского, в котором главенствует иная воля - абсолютная свобода, беспредельность: «Но увы! - уж скоро мертвая машина стянет и раздолье Руси-исполина. Сыплют иностранцы русские мильоны, чтобы русской воле положить препоны» [17, с. 265]. Основываясь на сходном образном «металлизме» покорения и противостояния немецкости («железной воли») и русскости (стихийности), Н. С. Лесков напишет позднее свой знаменитый рассказ о злоключениях инженера Пекторалиса в России с явной отсылкой на бисмарковскую Германию, которая, как мы установили, во времена издания «Свистка» только просыпается. В немецком, т.е. чужом пространстве русское начало лишается силы («Воля моя, воля! Как ты здесь бессильна!» [17, с. 265]) в соответствии с мифопоэтикой, где богатырь (Русь-исполин) теряет силы (или жизнь) в чужом царстве, пространстве смерти (отсюда «мертвая машина»).
Но не стоит забывать, что «В прусском вагоне» является сатирическим стихотворением, направленным не столько на немецкость, сколько на рус-скость, вернее на понимание этой русскости, заключенное в спародированной «славянофильской формуле» о «духе Руси-исполина»» [10, с. 108]. В самообличении, замаскированном под восхваление, хаосу, своеволию и абсурду приписываются положительные коннотации как выражению «истинной» русскости: «Мчусь, куда хочу я, без нужды, без цели землю полосуя» [17, с. 265]. Это движение во имя движения («без нужды, без цели»), движение «от противного» (еду не потому, что мне куда-то надо, а потому, что «не хочу я прямо», чтобы не поддаться «слепой рутине», столь ценимой немцами), движение разрушительное («взад через посевы» [17, с. 265]). Русский поезд принимает свойства окружающего его пространства и, в отличие от немецкого, связанного с мертвым пространством, оживает: «.мы дадим дух жизни и самой машине», «.все
машины с русскою природой сами оживятся духом и свободой» [17, с. 265]. Русская машина становится фактически былинным богатырем, который, сам не зная своей силы, калечит соперников: «.то соскочит с рельсов с силой молодецкой; то обвалит насыпь, то мосток продавит, то на встречный поезд ухарски направит» [17, с. 265]. Кроме того, осмеянию подвергаются непунктуальность («.то пойдет потише, опоздает вволю.»), угодничанье перед властью («.просто часика четыре подождет особу сильную в сем мире» [17, с. 265]).
Сходную образность, воплощающую сюжет противостояния русскости и немецкости, демонстрирует стихотворение Н. А. Добролюбова «Славянские думы». Вместо поезда здесь пароход, который опять-таки обозначается «мертвой машиной» [25, с. 367], управляемой немецким капитаном. Ему противостоит русская стихийность реки: «Где ж справиться немцу с красою рек русских!» [25, с. 367]. Пароход символизирует прогресс Запада («Быстро идет пароход наш.»), а останавливающая его мель или барка - неторопливость русского пространства. Немецкому капитану, который «хитрил» и распоряжался «делать промеры», т.е. вел себя с немецкой рациональностью, также противопоставлены «русские все кочегары» с «русской доблестью» - «смиреньем». [25, с. 367]. Во второй части противостояние стихийной русскости «хитрому» немецкому началу повторяется: «Вы хитры. иноземцы. Вы пароход изобрели; но все ж на Волге мы вас, немцы, по суткам держим на мели» [25, с. 367]. Несовпадение пафоса народности (возможно, что строчка «Вы хитры. Вы пароход изобрели.» является перифразом русской пословицы «Немец хитер: обезьяну выдумал» [16, с. 48]) с банальностью ситуации порождает сатирический комизм, разоблачающий ура-патриотическую риторику.
Обсуждение
Из вышеизложенного нами делается вывод, что тексты «Свистка» обладают важной особенностью при изображении немецкости. Особенность эта вытекает из направленности сатирической критики журнальных материалов прежде всего на российскую действительность. Соответственно, немецкость здесь выполняет чисто служебную функцию, она весьма условно и общими чертами описывается в рамках уже устоявшихся образцов (типажей, устойчивых формул описания). Немецкость - это по большей мере фон, на котором разворачивается абсурд русской действительности. Когда Карамзин описывает Германию, иногда также обращаясь к иронии, он изображает Чужое, когда авторы «Свистка» описывают Германию, они изображают Свое. Например, их интересует поведение русских за границей, которые не ценят вежливости, но готовы смиряться перед силой и грубостью, что выражено в наблюдении берлинского кельнера: «.русский, это известно, что за человек: смотри ему в глаза, он на тебя плюнет и всякую твою услугу за ничто считает, а сделай ему такую рожу, что обругать его хочешь сейчас же, да внимания-то на него не обращай большого - сейчас же укротится и просить станет вежливо и Мпк^еШ даст хорошее» [19, с. 363]. Авторы надевают маску русских обывателей, которые считают всех
немцев, как говорилось выше, либо музыкантами, либо булочниками, либо сапожниками. Таким образом, немецкость ограничивается поверхностным описанием, поскольку обыватель-маска и одновременно объект осмеяния не способен смотреть иначе и не интересуется Чужим: «Что нам немцы! Чья репутация может выиграть или пострадать оттого, что о нас станут говорить не только немецкие кельнеры, но даже гегеймраты и великие ученые» [19, с. 364].
По сути, перед нами еще одна сторона сатирической игры. Подобно тому, что А. В. Жуковская, Н. Н. Мазур, А. М. Песков пишут о минус-типажности, можно говорить в ряде текстов «Свистка» о «минус-немецкости» образа Германии. Например, из стихотворения «Первый шаг в Европу» (его окончательная редакция принадлежала Н. А. Некрасову [8, с. 301]) сведения собственно о Германии умещаются в упоминание о «немецкой дешевизне», из-за которой русские туристы отправляются в Берлин, и о немецком «враге» в лице гостиничной горничной по имени Луиза-Августа-Фернанда-Кунигунда [26, с. 141]. Больше о стране и городе не сообщается ничего. Кроме того, сатирический пафос вражды порождается ничтожным происшествием: раздевая жену, горничная «слегка» царапает той шею, на что не привыкшая сдерживаться русская барышня, видимо, отвечает рукоприкладством (об этом умалчивает муж-рассказчик), но внезапно встречает «отпор суровый» [26, с. 141]. Истинная обличительная интенция стихотворения оказывается направленной не против Германии, грубости нравов ее жителей или вечного противостояния германства и славянства, а против нецивилизованности русских помещиков, бегущих якобы от «грубости, мрака и дичи» России в Европу, но на самом деле "ввозящих" хамство с собой, привыкнув у себя «стричь» «в деревне девок» или «надирать виски безгласному холопу» [26, с. 141]. Попутно, видимо, пародируется ставшее штампом после карамзинских «Писем русского путешествия» сверхэмоциональное расставание с Россией: «.Я сел на пароход и уронил за борт горячую слезу, невольный дар отчизне...» [26, с. 141]. Точно также в стихотворении «В Дрездене» речь идет не о Дрездене, а о русских туристах, которые отличаются от типажных филистеров только размахом гульбы и тем, что вместо пива тратят деньги на шампанское, чтобы подчеркнуть свое несходство с немцами («на показ немецкой расе»): «.русский русских тотчас чует и на показ немецкой расе шампанским встречу торжествует. .русский тотчас отличает здесь земляков...» [17, с. 266].
Заключение
Итак, в изображении Германии и немцев в сатирических публикациях «Свистка» было выявлено несколько общих черт: во-первых, обращение авторов к типажным образам-штампам, прежде всего к филистерским образам «доброго немца» и «доброй немки»; во-вторых, обыгрывание мотива противостояния немецкого и русского начал с целью осмеяния славянофильской и ура-патриотической риторики; в-третьих, акцентирование внимания на изображе-
нии русскости, для которой немецкость играет роль инонационального фона, позволяющего иронически заострить описание Своего в «зеркале» Чужого.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК:
1. Leerssen J. Imagology: History and method // Imagology: The cultural construction and literary representation of national characters. A critical survey / Ed. by M. Beller, J. Leerssen. -Amsterdam ; New York : Rodopi, 2007. - Pp. 17-32.
2. Chevrel Y. Réception, imagologie, mythocritique: problématiques croisées // L'Esprit Créateur. - 2009. - Vol. 49. - № 1. - Pp. 9-22.
3. Neumann B. Grundzüge einer kulturhistorischen Imagologie: Nationale Selbst- und Fremdbilder in britischer Literatur und anderen Medien des 18. Jahrhunderts // KulturPoetik. -2010. - Bd. 10. - H. 1. - S. 1-24.
4. Хрыков В. П. Имагология и имагопоэтика // Знание. Понимание. Умение. - 2015. -№ 3. - С. 120-129.
5. Денисенко Ю. Н. Славянофил Яков Хам на страницах сатирического приложения «Свисток» // Вестник 1вГУ. Серия «Филология». - 2017. - № 1. - С. 244-248.
6. Жук А. А., Покусаев Е. И. «Свисток» и его место в русской сатирической журналистике 186G^ годов // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. - М. : Наука, 1981. - С. 4G7-431.
7. Лошаков А. Г. Сверхтекст: семантика, прагматика, типология : автореф. ... д-ра фи-лол. наук. - Киров, 2GG8. - 5G с.
8. Максимович А. Некрасов - участник «Свистка» // Литературное наследство. -1949. - T. 49-50. - С. 299-348.
9. Рыбас А. Е. О смехе «Свистка» // Studia Culturae. - 2011. - № 12. - С. 29-38.
10. Лебедева О. Б., Янушкевич А. С. Образ Германии в зеркале русской сатирической журналистики второй половины XIX века // Диалог культур: поэтика локального текста : материалы III Международной научной конференции. - Горно-Алтайск : РИО ГорноАлтайского университета, 2G12. - С. 95-111.
11. Жданов С. С. Ученость «Германии туманной»: к комическому образу немецкого ученого в русской литературе конца XVIII - начала ХХ вв. // Вестник СГУГи1. - 2017. -T. 22, № 4. - С. 243-256.
12. Жуковская А. В., Мазур Н. Н., Песков А. М. Немецкие типажи русской беллетристики (конец 182G^ - начало 184G^ гг.) // Новое литературное обозрение. - 1998. - № 34. -С.37-54.
13. Добролюбов Н. А. Раскаяние Конрада Лилиеншвагера // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. - М. : Наука, 1981. - С. 53.
14. Добролюбов Н. А. Опыты австрийских стихотворений. Соч. Якова Хама // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. - М. : Наука, 1981. - С. 77.
15. Панаев И. И. На рубеже старого и нового года. Грезы и видения Нового Поэта // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. - М. : Наука, 1981. -С.197-215.
16. Оболенская С. В. Германия и немцы глазами русских (ХЕХ в.). - М. : ИВИ РАН, 2000. - 21G с.
17. Добролюбов Н. А. Выдержки из путевых эскизов. Стихотворения Конрада Лили-еншвагера (1. В прусском вагоне. 2. В Дрездене. 3. В Праге) // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. - М. : Наука, 1981. - С. 265-266.
18. Черный С. Собрание сочинений : в 5 т. T. 1. - М. : Эллис Лак, 1996. - 464 с.
19. Добролюбов Н. А. Что о нас думают в Париже (Письмо русского) // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. - М. : Наука, 1981. - С. 362-366.
20. Герцен А. И. Русские немцы и немецкие русские // Герцен А. И. Соч. : в 9 т. Т. 7. -М. : Художественная литература, 1958. - С. 263-308.
21. Антонович М. А. Письма отца к сыну // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. - М. : Наука, 1981. - С. 280-290.
22. Некрасов Н. А., Добролюбов Н. А. Стихотворения присланные в редакцию «Свистка» (Дружеская переписка Москвы с Петербургом. 1. Московское стихотворение. 2. Петербургское послание.) // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. -М. : Наука, 1981. - С. 99-111.
23. Ковалевский П. М. Голос из «акционерной пучины» (От нашего собственного корреспондента) // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. - М. : Наука, 1981. - С. 319-320.
24. Гончаров И. А. Собр. соч. : в 6 т. Т. 4. Обломов. - М. : Правда, 1972. - 526 с.
25. Добролюбов Н. А. Славянские думы (во время плавания по Волге на пароходе) // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. - М. : Наука, 1981. -С. 367.
26. Добролюбов Н. А., Некрасов Н. А. Отъезжающим за границу // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. - М. : Наука, 1981. - С. 140-141.
REFERENCES
1. Leerssen J. (2007). Imagology: History and method. In Imagology: The cultural construction and literary representation of national characters. A critical survey. Ed. by M. Beller, J. Leerssen (pp. 17-32). Amsterdam; New York: Rodopi.
2. Chevrel Y. (2009). Réception, imagologie, mythocritique: problématiques croisées. L'Esprit Créateur, Vol. 49, 1, 9-22.
3. Neumann B. (2010). Grundzuge einer kulturhistorischen Imagologie: Nationale Selbst-und Fremdbilder in britischer Literatur und anderen Medien des 18. Jahrhunderts. KulturPoetik, Bd. 10, H. 1, 1-24.
4. Trykov V. P. (2015). Imagology and imagopoetics. Knowledge. Understanding. Competence [Znaniye. Ponimaniye. Umeniye], 3, 120-129 [in Russian].
5. Denisenko Yu. N. (2017). Slavophil Jacob Ham on pages of the satiric supplement "Svistok". Bulletin of TverSU. Series "Philology" [Vestnin TvGU. Seriya "Filologiya"], 1, 244-248 [in Russian].
6. Zhuk A. A., Pokusayev E. I. (1981). "Svistok" and its place in the Russian satiric journalism of the 1860s. In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (pp. 407-431). Moscow: Nauka [in Russian].
7. Loshakov A. G. (2008). Hypertext: semantics, pragmatics, typology: synopsis of. Doctor of Philology [Sverhtekst: semantika, pragmatika, tipologiya: avtoreferat ... doktora filologicheskih nauk]. Kirov [in Russian].
8. Maksimovich A. (1949). Nekrasov as a participant of "Svistok". Literary Heritage [Literaturnoye nasledstvo], Vol. 49-50, 299-348 [in Russian].
9. Rybas A. E. (2011). About the laugh of "Svistok". Studia Culturae, 12, 29-38. [in Russian].
10. Lebedeva O. B., Yanushkevich A. S. (2012). Image of Germany in the mirror of the Russian satiric journalism in the second half of the XIX century. In Dialogue of cultures: poetics of the local text: Proceedings of the III International scientific conference [Dialog cultur: poetika lokalnogo texta: Materialy III mezhdunarodnoy nauchnoy konferencii] (pp. 95-111). Gorno-Altaisk: RIO Gorno-Altaiskogo universiteta [in Russian].
11. Zhdanov S. S. (2017). Scholarism of the "nebulous Germany": to the comic German scientist's image in Russian literature of the late XVIII - early ХХ centuries. Bulletin of SSUGT [Vestnik SGUGiT], 4, 243-256 [in Russian].
12. Zhukovskaya A. V., Mazur N. N., Peskov A. M. (1998). German characters of Russian belles letters (the last 1820s - the early 1840s). Novoe literaturnoe obozrenie [New literary review], 34, 37-54 [in Russian].
13. Dobrolyubov N. A. (1981). Konrad Lilienschwager's repentance. In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (p. 53). Moscow: Nauka [in Russian].
14. Dobrolyubov N. A. (1981). Attempts at Austrian rhymes. Jacob Ham's Works. In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (p. 77). Moscow: Nauka [in Russian].
15. Panaev I. I. (1981). Between the old and the new years. Dreams and visions of the New Poet. In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (pp. 197-215). Moscow: Nauka [in Russian].
16. Obolenskaya S. V. (2000). Germaniya i nemcy glazami russkih (XIX v.) [Germany and Germans from the Russian point of view]. Moscow: IVI RAN [in Russian].
17. Dobrolyubov N. A. (1981). Excerpts from traveller's sketches. Konrad Lilienschwager's rhymes (1. In the Prussian coach. 2. In Dresden. 3. In Prague). In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (pp. 265266). Moscow: Nauka [in Russian].
18. Chorny S. (1996). Sobranie sochinenij: v 5 t. T. 1 [Collected works: in 5 v. Vol. 1]. Moscow: Ellis Lak [in Russian].
19. Dobrolyubov N. A. (1981). What they think about us in Paris (Russian's letter). In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (pp. 362-366). Moscow: Nauka [in Russian].
20. Herzen A. I. (1958). Russian Germans and German Russians. In Herzen A. I. Works in 9 v. Vol. 7 [Sochineniya v 9 t. T. 7] (pp. 263-308). Moscow: Khudozhestvennaya literatura [in Russian].
21. Antanovich M. A. (1981). Father's letters to his son. In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (pp. 280290). Moscow: Nauka [in Russian].
22. Nekrasov N. A., Dobrolyubov N. A. (1981). Rhymes sent to the editors of "Svistok" (Friendly correspondence between Moscow and Petersburg. 1. Rhyme of Moscow. 2. Missive of Petersburg.). In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (pp. 99-111). Moscow: Nauka [in Russian].
23. Kovalevskiy P. M. Voice from the 'joint-stock deep' (From our own correspondent). In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (pp. 319-320). Moscow: Nauka [in Russian].
24. Goncharov I. A. (1972). Collected works in 6 v. Vol. 4. Oblomov [Sobraniye sochineniy v 6 t. T. 4. Oblomov]. Moscow: Pravda [in Russian].
25. Dobrolyubov N. A. (1981). Slavic dumas (during trip on the Volga by a steamship). In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (p. 367). Moscow: Nauka [in Russian].
26. Dobrolyubov N. A., Nekrasov N. A. (1981). To travelers abroad. In Svistok. Sobranie literaturnyh, zhurnal'nyh i drugih zametok [Svistok. Collected literary, journalistic and other sketches] (pp. 140-141). Moscow: Nauka [in Russian].
© С. С. Жданов, 2018