CC BY
153
УДК 346.7
DOI 10.24411/2078-5356-2019-10217
Карпычев Владимир Юрьевич Vladimir Yu. Karpychev
доктор технических наук, профессор, ведущий научный сотрудник
Приволжский филиал Научно-производственного объединения «Специальная техника и связь» МВД России (603134, Нижний Новгород, ул. М. Горького, 71)
doctor of sciences (technical), professor, leading researcher
Privolzhsky branch of the scientific and production association «Special equipment and telecoms» Ministry of the internal affairs of the Russian Federation (71 M. Gorkogo st., Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603134)
E-mail: [email protected]
Карпычев Михаил Владимирович Michail V. Karpychev
кандидат юридических наук, доцент, начальник кафедры гражданского права и процесса Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
randidate of sciences (law), associate professor, chief of sub-department of civil law and procedure Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoye shosse, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603950)
E-mail: [email protected]
Смарт-контракт: перспективы роботизации договорного права Smart contract: prospects of contract law robotization
В статье анализируются подходы к внедрению
The article analyzes the approaches to the introduc-
смарт-технологии в качестве средства поддержки клас- tion of smart technology as a means of supporting classi-сической договорной деятельности и инновационной cal contractual activities and innovative technology of its
технологии ее ведения. Рассмотрены особенности правового регулирования смарт-договорных отношений.
Сделан вывод о достаточности действующей правовой базы и законодательных инициатив для внедрения в экономическую и правовую практику смарт-договоров.
Ключевые слова: смарт-контракт, договор, блок-чейн, правовое регулирование.
management. The features of legal regulation of smart contractual relations are considered.
It is concluded that the existing legal framework and legislative initiatives are sufficient for the implementation of smart contracts in economic and legal practice.
Keywords: smart contract, contract, blockchain, legal regulation.
Современные информационные технологии (далее — ИТ) не просто обеспечивают поддержку различных областей предметной деятельности, но и существенным образом меняют их содержание и функционал. При этом непрерывное развитие ИТ, как правило, с опозданием отражается в законодательстве, а иногда создает трудности правового регулирования соответствующих отношений.
© Карпычев В.Ю., Карпычев М.В., 2019
Подтверждением этого тезиса является блокчейн-технология (БЧ-технология), инвариантная в своей основе предметным областям использования. Особую известность получило ее прорывное проникновение в весьма закрытую и консервативную финансовую сферу. На стадии обсуждения и первых попыток правового регулирования находится внедрение этой и иных ИТ в юриспруденцию.
Одним из актуальных вариантов применения новых ИТ является смарт-контракт (smart-contract, «умный» договор, далее — S-договор) — ранее неизвестный в правовой сфере термин. Отметим, что в специальной правовой литературе предлагается большое количестве определений S-договора.
Мы приведем здесь лишь одно определение, предложенное Проектом федерального закона № 419059-7 «О цифровых финансовых активах» (далее — Проект ФЗ «О ЦФА): «смарт-контракт — договор в электронной форме, исполнение прав и обязательств по которому осуществляется путем совершения в автоматическом порядке цифровых транзакций в распределенном реестре цифровых транзакций в строго определенной таким договором последовательности и при наступлении определенных им обстоятельств» [1].
А Проект федерального закона № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее — Проект ФЗ «О внесении изменений в ГК РФ») предлагает ввести в статью 309 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) понятие автоматизированного исполнения обязательств [2]. Семантический анализ приведенного и док-тринальных определений понятия S-договора позволяет сделать следующие выводы: в них сделана попытка интегрировать юридические понятия и понятия из области ИТ. Более того, четко прослеживается желание авторов использовать в сугубо юридическом категориальном аппарате понятия и термины из области ИТ.
При этом с неизбежностью возникает конвергенция терминологии двух предметных областей, порождающая трудности и противоречия, плохо разрешимые в рамках традиционного аппарата предметных областей. Это находит отражение в наличии двух подходов к определению S-договора: «программный код» или «правовой договор».
Прежде всего, заметим, что определять S-договор как «программный код» некорректно с правовой точки зрения, поскольку понятие договора однозначно определено статьей 420 ГК РФ. Видимо, использование термина «S-договор» в смысле «программный код» является вербальным (когнитивным) искажением сложного понятия из области ИТ (вербальное искажение возникает в результате неточности передачи языком. Основные ошибки: логическая ошибка несоизмеримости понятий; смешивание похожих или косвенно относящихся к предмету понятий; упрощение [3]).
Предлагаем свою интерпретацию: в области ИТ S-договором может именоваться специализированное программное обеспечение (программа ЭВМ в значении ст. 1261 ГК РФ, ПО), содержащее элементы искусственного интеллекта (смарт) и предназначенное для поддержки экономической деятельности в части фиксации условий договора, автоматического их исполнения при реализации набора детерминированных условий и хранения данных по исполненным договорам. Таким образом, термин «^-договор» в данном контексте является ИТ-жаргонизмом и всего лишь указывает на использование в договорных отношениях смарт-технологии, реализованной в ПО (далее — S-ПО) с конкретным назначением и функциональной архитектурой.
Рассмотрим основные функции S-ПО, вытекающие из его назначения и определяющие правовую природу S-договора.
Смарт-функция. В простейшем случае под фиксацией условий договора следует понимать представление сформулированных на естественном языке условий договора и обязательств сторон в электронном виде. При этом простой набор текста договора в редакторе не меняет его естественно-языковую природу, но позволяет рассматривать при закреплении электронной подписью как электронный документ. Такого рода документы давно признаны в юриспруденции и широко используются на практике.
Принципиально более сложная техническая и новая для юриспруденции задача заключается в автоматизации выявления фактов возникновения предопределенных условий договора и выполнения соответствующих обязательств. Для решения этой задачи недостаточно естественно-языкового текста договора, в том числе в электронной форме. Такого рода задачи в ИТ решаются методами и средствами искусственного интеллекта (смарт).
Одной из основных технических проблем, требующих решения при создании S-ПО, является формализация естественно-языковых условий договора, под которой мы понимаем представление смысла и естественно-языкового текста договора на языке ЭВМ (в программном коде).
Возможность формализации договора определяется возможностью представления юридического профессионального языка и языковых конструкций в терминах и выражениях формального (машинного) языка. Поэтому можно говорить о формализуемых и неформализуемых условиях договоров. Для формализации многих условий договора хорошо подходит логическая
конструкция: «Если... И... То... Иначе...». Такие условия, как правило, входят практически в любой договор и связаны с определенными событиями (в т ч наступление определенного момента времени или истечение периода времени) или действиями, при наступлении которых S-ПО должно выполнить заданные при проектировании функции (обязательства сторон).
Плохо формализуемыми (неформализуе-мыми) условиями договора являются условия, которые не могут быть интерпретированы на машинном языке доступными средствами, и, соответственно, не могут быть включены в S-ПО.
Отметим, что современные юридические лексика и правовые конструкции относятся к плохо формализуемым языкам. Характерной трудностью является недостаточная лингвистическая определенность многих терминов, используемых в предметной области (что влечет необходимость истолкования условий договора судом в порядке ст. 431 ГК РФ).
Тем не менее, по нашему мнению, можно средствами формального языка достаточно корректно описать не только условия и обязательства договора, но и порядок разрешения спора; порядок определения ответственности сторон и др.
Несколько сложнее отразить процедуру оценки качества товара и тем более услуги. Особенно трудно формализовать субъективные оценочные условия, например, «стороны должны действовать добросовестно» (п. 3 ст. 307 ГК РФ). Однако такого рода задачи в той или иной степени решаются методами инженерии знаний [4].
Проведенное описание смарт-функции соответствует определению программного робота, приводимого, например, в работе П. Берка [5]: средства роботизированной автоматизации процессов (Robotic Process Automation, RPA-инструменты) — «это программные "роботы", использующие правила бизнес-логики для выполнения четко заданных, повторяющихся функций и рабочих процессов точно так же, как это сделал бы человек». В S-функционал входит проверка различных критериев, на основании которых принимается решение о выполнении/невыполнении бизнес-процедур.
Блокчейн-технология S-ПО. Строго говоря, наличие смарт-функционала является необходимым, но недостаточным для такой программы. Полная архитектура S-ПО предполагает также использование технологии распределенного реестра (блокчейна) данных всех транзакций (исполнения обязательств), выполняемых про-
граммой. В контексте данной статьи блокчейен рассматривается как «многофункциональная и многоуровневая информационная технология, предназначенная для надежного учета различных активов» [6].
Основным назначением БЧ-функционала в S-ПО является хранение хронологии транзакций (исполнения обязательств по договорам и договоров в целом). Также в S-ПО в той или иной степени используются иные уникальные характеристики БЧ-технологии (неизменность, децентрализация, анонимность, доступность, защищенность и др.) [6; 7]. В частности, одной из особенностей S-договора является невозможность его изменения в силу специфики хранения информации в БЧ. Эта особенность, с одной стороны, может быть гарантией от одностороннего изменения обязательств, но с другой — исключает легитимное внесение изменений в умный договор, расторжение его в одностороннем порядке.
Еще одним важным с правовой точки зрения свойством БЧ-технологии является придание S-договору статуса электронного документа. Дело в том, что непосредственно программный код S-функционала не обладает свойствами электронной подписи и поэтому не может придать S-договору юридическую силу электронного документа. Эта задача решается записью транзакций в БЧ, которая может рассматриваться как электронная подпись.
Инкорпорация S-ПО в договорное право
Новые пользовательские возможности S-ПО, предназначенного для поддержки договорных отношений, широко могут быть востребованы экономическими субъектами только при признании за S-договором статуса юридически значимого соглашения (ст. 420 ГК РФ). С правовой точки зрения это означает инкорпорацию исследуемой ИТ в существующую систему правового регулирования договорных отношений или внесение в нее некоторых изменений, не нарушающих основ договорного права.
Задача инкорпорации S-ПО в договорное право не является тривиальной. Теоретически возможны две модели S-договора: технологическая и инновационно-правовая. Предложенные названия следует рассматривать как условные, отражающие правовой режим S-ПО в S-договоре, соответственно:
— технологическое дополнение к традиционному правовому договору;
— новая юридически значимая ИТ-форма договора.
В любом случае S-договор должен подтверждать факт заключения договора, а также права и обязанности сторон, которые зафиксированы в БЧ.
Технологическая модель S-договора (далее — ST-ПО) предполагает использование S-ПО исключительно как инструментального средства, предназначенного для поддержки договорной деятельности в части автоматического исполнения обязательств и БЧ-хранения их результатов.
В этом подходе юридически значимое соглашение обеспечивается традиционной технологией ведения договоров. Функционал и правовой режим (в т. ч. все формализуемые и неформа-лизуемые условия) такого договора (далее — ST-договора) должны быть оговорены в бумажной версии договора, текст которого должен содержать указание на исполнение данного договора с использованием S-ПО. При этом ST-ПО не имеет самостоятельного правового режима.
Мы не видим правовых проблем в применении этой модели в договорах и согласны с авторами, указывающими на наличие соответствующей правовой базы. Ограничениями могут быть экономические и организационные условия конкретных сделок.
В качестве специального условия в ST-дого-воре может быть предусмотрен порядок действий сторон при некорректной работе ST-ПО (технический сбой или ошибки программирования), в результате которой нарушается воля сторон или в случае возникновения обстоятельств, требующих досрочного расторжения или изменения контракта.
Инновационно-правовая модель инкорпорации S-ПО (далее — SL-ПО) в договорное право предполагает легитимацию S-ПО и на этой основе отказ от бумажной версии договора, признание юридического статуса договора за соглашением, заключенным с использованием S-ПО, без выполнения каких-либо иных формальностей (такие соглашения далее будут именоваться SL-договоры).
Действующее законодательство позволяет признать юридическую силу договора (ст. 432 ГК РФ) в электронной форме, существенные условия которого представлены в программном коде. Покажем это.
Форма SL-договора. SL-договор соответствует правилам о форме гражданско-правового договора, поскольку пункт 2 статьи 434 ГК РФ допускает заключение договора путем «обмена электронными документами, передаваемыми по каналам связи, позволяющими достоверно
установить, что документ исходит от стороны по договору».
По общему правилу выполнение требования достоверного установления авторства сторон обеспечивается электронной подписью (ст. 6 Федерального закона от 6 апреля 2011 г. № 63-ФЗ «Об электронной подписи»). Включение в S-ПО криптографического функционала БЧ-технологии удовлетворяет этому требованию, что позволяет говорить о SL-договоре как об электронном документе.
Вместе с тем, следует учитывать, что в случаях, предусмотренных законом (например, продажа недвижимости) или соглашением сторон, договор в письменной форме может быть заключен только путем составления одного документа, подписанного сторонами договора (п. 4 ст. 434 ГК РФ).
В Проекте ФЗ «О внесении изменений в ГК РФ» предлагается дополнить статью 160 ГК РФ: «Если иное не предусмотрено законом или соглашением сторон, письменная форма считается соблюденной также в случаях выражения лицом своей воли с помощью электронных или иных аналогичных технических средств (например, путем передачи сигнала, в том числе при заполнении формы в сети «Интернет»), если по условиям принятия такого волеизъявления совершения указанных действий достаточно для выражения воли, или если из сложившегося в соответствующей сфере деятельности обычая следует, что совершение указанных действий признается соблюдением письменной формы сделки».
Нетрудно видеть, что SL-договор удовлетворяет этим правилам. Таким образом, действующее законодательство позволяет определить форму SL-договора: простая письменная, с применением электронной подписи сторон. Отметим, что Проект ФЗ «О ЦФА» прямо вводит новую договорную форму — электронную.
Предмет SL-договора. В качестве предмета многих договоров может выступать экономический оборот активов различной природы (имущества — в терминах гражданского права). Основная процедура оборота — обмен (передача) активов.
В современной экономике некоторая часть активов существует в форме документированной цифровой информации, в том числе сведений о количестве актива. Тогда оборот актива — не что иное, как уменьшение количества актива у одного субъекта отношений и приращение его — у другого.
Предметом SL-договора может быть цифровой актив — имущество в электронной форме. Проект ФЗ «О ЦФА» вводит понятие «цифро-
вой финансовый актив» — имущество в электронной форме, созданное с использованием криптографических средств. Однако акцент на финансовой природе актива и использовании криптографических средств создает понятийный диссонанс и существенно сужает понятие цифрового актива [8].
В случае вещной природы актива в цифровом формате можно представлять права на актив. Тогда предметом договора будут права на актив, а физический оборот вещи будет следовать за оборотом прав. При таком подходе SL-договор может быть заключен в отношении любого актива.
В структуре экономической деятельности существуют виды, в которых оборот осуществляют только средства оплаты обязательств (активы) одной из сторон. Другая сторона не имеет обязательств по передаче каких-либо активов (например, договор оказания услуг). Использование S-договоров в таких отношениях возможно при наличии условий и обязательств (например, оплаты), которые могут быть выполнены в автоматическом режиме.
Субъектный состав SL-договора. Требования к субъектному составу S-договора не могут иметь отличий от аналогичных требований к бумажной версии договора, например, в части наличия у сторон дееспособности (ст. 21 ГК РФ). Спецификой SL-договора может быть обеспечиваемая БЧ-технологией повышенная анонимность (для внешних интересантов) сторон. Однако при заключении и исполнении SL-договора БЧ-технология предусматривает обязательную процедуру аутентификации лиц, исключающую несанкционированный доступ к цифровым активам.
Поэтому, представляется, что статьи 21 и 179 ГК РФ в необходимых случаях могут быть применимы в отношении сторон SL-договора. При этом непосредственно SL-договор позволяет установить волеизъявление, но не волю сторон. Обстоятельства формирования волеизъявления лежат за пределами договорной деятельности и, соответственно, за рамками настоящей статьи.
Таким образом, проведенный анализ позволяет согласиться с мнениями А.И. Савельева: соглашение, «заключенное посредством компьютера, не влияет на возможность его квалификации в качестве договора в гражданско-правовом смысле», так как присутствуют все основные признаки договора [9], и Л. Новоселовой: «смарт-контракт не является отдельным видом договора, а представляет собой особенную форму оформления и реализации сделок» [10].
Перспективы применения S-договоров
Исходя из вышеизложенного, наиболее вероятно использование S-договоров в массовых простых сделках, обычно оформляемых в настоящее время типовыми договорами. Технологическим обеспечением таких S-договоров могут быть специализированные оболочки, шаблоны S-ПО, созданные для конкретных договорных отношений, то есть программный продукт, позволяющий пользователю не проводить программирование, а только формализовать и вводить данные, используя предоставленные оболочкой возможности.
Авторы полагают, что внедрение S-техноло-гии в договорное право может и должно идти поэтапно, эволюционным путем, по нескольким направлениям. Прежде всего, предлагается использование S-ПО в качестве технологического приложения к классическому правовому договору, поддерживающего исполнение отдельных условий договора. В рамках этого направления можно производить:
— разработку оболочек типовых S-договоров для различных видов экономической деятельности, а также утилит к ним — специальных программ, отражающих на естественном языке содержание S-договоров;
— наработку технических решений по формализации естественно языковых юридических конструкций и расширению перечня формализуемых договорных условий;
— формирование общей и ситуативной психологической готовности широкого круга экономических субъектов к использованию S-технологии ведения договорной деятельности.
В случае технической сложности задач первого этапа потребуется введение лицензирования разработки и сертификации программных оболочек (и утилит) S-договоров. Это позволит разрешить проблему обеспечения технического и правового качества S-договоров.
Рассмотренные особенности S-договоров делают логичным следующее предложение: возложить на начальных этапах внедрения риски использования S-договоров на стороны, в том числе применить модель регулирования отношений, аналогичную регулированию обязательств из игр и пари (п. 2 ст. 1062 ГК РФ), то есть отказ в судебной защите по требованиям, связанным с использованием S-договоров.
В некоторой степени этот подход реализован в Проекте ФЗ «О внесении изменений в ГК РФ», в котором предложено дополнить статью 309 ГК РФ правилом: факт совершенного компьютерной программой исполнения сделки
не оспаривается (кроме случаев вмешательства в действие ПО).
Решение этих задач позволит перейти к завершающему этапу внедрения S-договоров — судебному рассмотрению споров.
Заключение
В настоящее время априори невозможно оценить соотношение в будущем классических и S-договоров, которое во многом будет зависеть от возможности формализации сложных договоров с особыми объективными и субъективными обстоятельствами и условиями, а также надежности и удобства S-договоров.
Также следует отметить, что перспективы широкомасштабного внедрения коррелированы экономической эффективностью S-договоров и психологической готовностью экономических агентов и судебного сообщества к их применению. Однако эти аспекты новой ИТ являются темами отдельных исследований.
С правовой точки зрения, на наш взгляд, предстоят дальнейшие дискуссии по регулированию порядка заключения S-договоров; их правовому статусу; возможности расторжения договора в одностороннем порядке, полной или частичной отмене и др.
Примечания
1. Законопроект № 419059-7 «О цифровых финансовых активах». URL: http://asozd2.duma.gov.ru/ main.nsf/%28Spravka%29?OpenAgent&RN=419059-7 (дата обращения: 17.03.2019).
2. Законопроект № 424632-7 «О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации». URL: http://asozd2.duma. gov.ru/addwork/scans.nsf/ID/B91DEDFBCF19B4E043258 25C0032641E/%24FILE/424632-7_26032018_424632-7. PDF?OpenElement (дата обращения: 17.03.2019).
3. Гауб С. Теория искажения смысла. URL: https:// www.proza.ru/2015/01/26/668 (дата обращения: 17.03.2019).
4. Червинская К.Р Извлечение экспертных знаний: трудности и пути их разрешения // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 12. Психология. Социология. Педагогика. 2009. № 3-2. С. 23—33.
5. Берк П. Когда стоит применять программных роботов // ITWeek. URL: https://www.itweek.ru/ai/article/ detail.php?ID=189893 (дата обращения: 17.03.2019).
6. Свон М. Схема новой экономики. М.: Олимп-Бизнес, 2016. 224 с.
7. Тапскотт Д. Технология блокчейн. То, что движет финансовой революцией сегодня. М.: Эксмо,
2017. 560 с.
8. Шапсугова М.Д. Реализация принципов цифровой экономики и технологии смарт-контракта в правовом регулировании предпринимательской деятельности // Северо-Кавказский юридический вестник.
2018. № 2. С. 76-82.
9. Савельев А.И. Договорное право 2.0: «Умные» контракты как начало конца классического договорного права // Вестник гражданского права. 2016. № 3. С. 32—59.
10. Новоселова Л. «Токенизация» объектов гражданского права // Хозяйство и право. 2017. № 12. С. 29—44.
References
1. The Draft law no. 419059-7 «On digital of financial assets». URL: http://asozd2.duma.gov.ru/main.nsf/%2 8Spravka%29?0penAgent&RN=419059-7 (accessed 17.03.2019). (In Russ.)
2. The Draft law no. 424632-7 «On amendments to the first, second and fourth parts of the Civil code of the Russian Federation». URL: http://asozd2.duma.gov.ru/ addwork/scans.nsf/ID/B91DEDFBCF19B4E04325825 C0032641E/%24FI LE/424632-7_26032018_424632-7. PDF?OpenElement (accessed 17.03.2019). (In Russ.)
3. Howb S. Theory of distortion of meaning. URL: https://www.proza.ru/2015/01/26/668 (accessed 17.03.2019). (In Russ.)
4. Chervinskaja K. R. acquisition of expert knowledge: challenges and ways of their solution. Vestnik St. Petersburg University. Episode 12. Psychology. Sociology. Pedagogy, 2009, no. 3-2, pp. 23—33. (In Russ.)
5. Burke P. When to use software robots. ITWeek. URL: https://www.itweek.ru/ai/article/detail. php?ID=189893 (accessed 17.03.2019). (In Russ.)
6. Swan M. Scheme of the new economy. Moscow: Olympus-Business Publ., 2016. 224 p. (In Russ.)
7. Tapscott D. Technology of the blockchain. What drives the financial revolution today. Moscow: Eksmo Publ., 2017. 560 p. (In Russ.)
8. Shapsugova M.D. Implementation of the principles of the digital economy and smart technology-contract in the legal regulation of business activity. North Caucasian legal Bulletin, 2018, no. 2, pp. 76—82. (In Russ.)
9. Saveliev A.I. Contract law 2.0: Smart contracts as the beginning of the end of classical contract law. Bulletin of civil law, 2016, no. 3, pp. 32—59. (In Russ.)
10. Novoselova L. «Tokenization» of objects of civil law. Economy and law, 2017, no. 12, pp. 29—44. (In Russ.)
