СЛУГИ: ОТ СОЦИАЛЬНОЙ УЯЗВИМОСТИ К ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛЕЗНОСТИ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

СИДОРОВА С.Е.* СЛУГИ: ОТ СОЦИАЛЬНОЙ УЯЗВИМОСТИ К ФУНКЦИОНАЛЬНОЙ ПОЛЕЗНОСТИ1

Аннотация. Слуги были востребованы во все эпохи и во всех обществах и составляют огромную часть современной рабочей силы. Это особенно актуально для густонаселенного региона Южной Азии, где до сих пор функционирование огромного числа хозяйств, даже весьма среднего достатка, обеспечивается домашними работниками, и эта практика ни в коей мере не демонстрирует тенденции к угасанию. Слуги стали объектом научного интереса и анализа сравнительно недавно, на рубеже XX и XXI столетий. Основная цель статьи состоит в том, чтобы выделить ключевые теоретико-методологические подходы, используемые для изучения этой страты общества, осмыслить, до какой степени используемый аналитический инструментарий достаточен для решения связанного с ней комплекса проблем, и предложить альтернативную исследовательскую оптику (исследования в области поддержания и починки / ремонта - Maintenance and Repair Studies), которая представляется плодотворной для расширения горизонта анализа и смещения ракурса восприятия проблемы.

Ключевые слова: слуги; домашние работники; исследования труда; прекариат; постколониальная теория; домашний поворот; исследования в области поддержания и починки.

SIDOROVA S.E. Servants: From Social Vulnerability to Functional Usefulness

* Сидорова Светлана Евгеньевна - кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН, старший научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН.

1 В данной работе частично использованы материалы моей статьи, опубликованной в 2020 г. [9].

Abstract. Servants have been in demand in all eras and in all societies and make up a huge part of the modern workforce. This is especially true in the densely populated region of South Asia, where large numbers of households, even those of moderate means, are still supported by domestic workers, a practice that shows no signs of dying out. Servants became the object of academic interest and analysis relatively recently, at the turn of the 20 th and 21 st centuries. The main goal of the article is to highlight the key theoretical and methodological approaches used to study this stratum of society, to comprehend to what extent the analytical tools used are sufficient to solve the complex of problems associated with it, and to propose an alternative research lens (Maintenance and Repair Studies), which seems fruitful for expanding the horizon of analysis and shifting the perspective of the problem.

Keywords: servants; domestic workers; labor studies; precariat; postcolonial theory; domestic turn; maintenance and repair studies.

Для цитирования: Сидорова С.Е. Слуги: от социальной уязвимости к функциональной полезности // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 9: Востоковедение и африканистика. - 2024. - № 3. - С. 22-60. - DOI: 10.31249/rva/2024.03.02

Антрополог Дэвид Гребер в книге «Бредовая работа», размышляя об общественной ценности тех или иных профессий, предлагал провести мысленный эксперимент и представить, что определенный класс людей просто исчез: «Если однажды мы проснемся утром и обнаружим, что не только медсестер, мусорщиков и механиков, но, если уж на то пошло, также и водителей автобусов, работников продуктовых магазинов, пожарных и поваров из заведений общепита унесло в какое-нибудь другое измерение, то результаты тоже будут катастрофическими» [2, с. 294]. Переходя от умозрительных построений к практическим примерам, Гребер вспоминал шестимесячную забастовку банковских служащих в Ирландии в 1970 г., в результате которой не произошло экономического коллапса вопреки ожиданиям организаторов. Зато за два года до этого, когда мусорщики вышли на десятидневную забастовку в Нью-Йорке, город уступил их требованиям, потому что в нем стало невозможно жить [2, с. 295-296].

Перечисленные им профессиональные группы по типу и содержанию деятельности относятся к сфере услуг, нехватку кото-

рых общество чувствует быстрее всего, так как они обеспечивают удовлетворение постоянных, возникающих на регулярной (ежемесячной, ежедневной или ежечасной) основе базовых потребностей людей. Среди занятых в этой области есть те, кто осуществляет те же виды работы, но составляет отдельную когорту, называемую слугами. В современной номенклатуре профессий их именуют домашними работниками (domestic workers). Определение, предлагаемое для этой категории трудящихся Международной организацией труда (МОТ)1, звучит так: «Это те работники, которые выполняют работу в частном домохозяйстве (-ах) или для них. Они предоставляют прямые и косвенные услуги по уходу и в качестве таковых являются ключевыми участниками экономики ухода (care economy). Их работа может включать в себя такие задачи, как уборка дома, приготовление пищи, стирка и глажка одежды, уход за детьми, пожилыми или больными членами семьи, работа в саду, охрана дома, вождение автомобиля для семьи и даже присмотр за домашними животными. Домашний работник может трудиться полный или неполный рабочий день; может быть нанят непосредственно домохозяйством или через агентство по трудоустройству; может проживать в доме работодателя (live-in worker) или в собственном доме (live-out worker). Домашний работник может работать в стране, гражданином которой он не является, и поэтому его называют домашним работником-мигрантом»2.

Более короткое определение МОТ образца 2024 г. подразумевает под домашним работником «любое лицо, выполняющее домашнюю работу в рамках трудовых отношений и на профессиональной основе» [33, с. 2].

Дефиниция важна, так как неопределенность критериев в добавление к неформальному характеру труда слуг порождают сложности в оценке численности этой группы населения. Например, в отчете МОТ за 2013 г. Индия была выделена в отдельный кейс, так как из-за отсутствия четкого алгоритма подсчета, вы-

1 Международная организация труда (МОТ), International Labour Organization (ILO) - образована в 1919 г. во исполнение некоторых положений (статьи 387-426) Версальского договора. В 1946 г. МОТ стала специализированным агентством ООН (подробнее см.: https://www.ilo.org/about-ilo/history-ilo, а также [74]).

2 [https://www.ilo.org/topics/domestic-workers/who-are-domestic-workers].

званного непониманием, кого относить к домашним работникам, их число колебалось в диапазоне от 2,5 до 90 млн человек [31, с. 14]1.

Несмотря на отмечаемое некоторыми исследователями сокращение численности домашних слуг в XX столетии2, связанное с автоматизацией одних выполняемых ими функций и перенесением других из частного пространства в общественные зоны, домашние работники по-прежнему составляют значительную долю трудящегося населения в мире. По подсчетам МОТ на 2021 г. всего в 155 странах к этой категории относились 75,6 млн3 человек, из которых 50% приходятся на Азию (исключая Среднюю Азию) и Тихоокеанский регион, что составляет 4,5% от общего количества работающих там по найму людей [48, с. ХУШ]. Выборочная статистика по Южной Азии выглядит так: в Индии число домашних работников составляло 4764 тыс. человек (1,3% от общего числа трудозанятых) на 2019 г., в Бангладеш - 1518 тыс. (2,5%) на

2017 г., в Пакистане - 828 тыс. (1,4%) на 2018 г. По Шри-Ланке (на

2018 г.) и Непалу (на 2017 г.) МОТ приводит только процентные показатели - 2,9 [48, с. 32] и 0,9%4 соответственно5. Более того, по прогнозам той же МОТ «ожидается, что спрос на домашнюю работу будет расти в свете демографических изменений, старения населения и увеличения потребностей в долгосрочном уходе... Количество цифровых платформ в этом секторе занятости выросло в 8 раз: с 28 платформ в 2010 г. до 224 платформ в 2020 г. Трудовые ресурсы для работы в домохозяйствах, вероятно, сохранятся из-за продолжающегося неравенства доходов внутри стран и между ними, а также неравного доступа к образованию и услугам по уходу. Будучи сектором с интенсивным трудоустройством, который удовлетворяет основные и растущие потребности домохозяйств в прямых и косвенных услугах по уходу, домашний труд может стать

1 В конечном итоге они приняли как наиболее реальную цифру в 4,2 млн домашних работников на 2004-2005 гг. [31, с. 14].

2 См., напр.: [2, с. 18].

3 Речь идет о людях старше 15 лет. В отчете 2013 г. фигурировала цифра в 53 млн домашних работников в мире [31, с. у].

4 Цифра по Непалу взята из интерактивной карты МОТ [https://www.ilo. org/global/topics/domestic-workers/who/lang--en/mdex.htm ].

5 По Бутану и Мальдивам совсем не приводится никаких цифр.

источником занятости в период восстановления экономики после ТОУГО-19» [48].

Все эти цифры и прогнозы являются результатом совсем новых исследований (второго-третьего десятилетий XXI в.), что стало следствием лишь недавно пробудившегося интереса к этой категории населения, как со стороны государственных, общественных, международных организаций и институтов, так и академических штудий. В докладе 2013 г. «Домашние работники по всему миру: глобальная и региональная статистика и степень правовой защиты» сообщается, что МОТ впервые озаботилась проблемами прислуги еще в 1936 г. во время Международной конференции труда, которая приняла Конвенцию об оплачиваемых отпусках (№ 52), установившую право на шестидневный оплачиваемый отпуск для работников обрабатывающей промышленности и некоторых других отраслей. При этом «Конвенция исключила домашних работников, что подвигло участников Конференции просить, чтобы "пункт об оплачиваемых отпусках для прислуги [был] включен в повестку будущей сессии, а также рассмотрен вопрос относительно того, могут ли другие условия найма домашней прислуги стать предметом международного регулирования". Как утверждал тогда один из делегатов, домашние слуги [...] являются наемными работниками и, следовательно, тоже имеют право на защиту» [31, с. 1]. Следующий шаг в этом направлении МОТ совершила лишь три четверти века спустя, приняв в 2011 г. Конвенцию о домашних работниках (№ 189) и сопутствующую Рекомендацию (№ 201) [31].

Это случилось в том числе и под влиянием ученых, которые, определенным образом настроив исследовательскую оптику, высветили эту страту общества и начали в последней четверти XX в. ею заниматься, превратив в объект научного интереса и анализа. Именно слуги, домохозяйства и широкий диапазон отношений и взаимозависимостей в процессе труда находятся в фокусе настоящей статьи. Задача состоит не столько в том, чтобы дать обзор уже весьма внушительной к настоящему моменту историографии по данной проблематике, сколько выделить ключевые направления в ней и попробовать разобраться, до какой степени используемый аналитический инструментарий достаточен для того, чтобы обнаружить дифференцирующие признаки изучаемой группы, ответить на вопрос, кто такие слуги, какие теоретические подходы могут

быть плодотворными для расширения горизонта анализа и смещения ракурса восприятия проблемы. Рассмотрение этих вопросов будет основываться преимущественно, хотя и не исключительно (учитывая теоретический характер текста) на материале азиатского и южноазиатского регионов.

Униженные и обездоленные: исследования о труде, субалтернах, постколониализме и гендере

Классические исследования труда

В основе отношений доминирования, подчинения, субординации, иерархии, лояльности, преданности, складывающихся между хозяевами и слугами, лежит труд, т.е. выполнение за плату / вознаграждение / содержание (в той или иной форме) работы по хозяйству или обслуживанию нужд нанимателей, поэтому главным из отличительных признаков представителей данной группы является их профессиональная принадлежность или занятость, и, соответственно, выбранная проблематика формально укладывается в рамки исследований труда (Labor studies).

Однако эта дисциплина длительный период находилась под влиянием марксизма, увлекалась проблемами индустриального рабочего класса (пролетариата), историей рабочего движения и тред-юнионов. Она оперировала концепциями класса, производительных сил, коллективного труда, прибавочной стоимости, капитала, которые не давали ей возможности увидеть в слугах объект исследования, так как последние не поддавались описанию посредством упомянутых понятий. Объясняя этот парадокс, Н. Син-ха и Н. Варма, редакторы и авторы двухтомного исследования «Прошлое слуг», посвященного слугам в Южной Азии в период с конца XVIII по первую половину XX в. [64; 65], пишут: «Кажется, что нежелание исследователей труда обсуждать домашних слуг и сферу обслуживания проистекает из восприятия их как незначительного явления, не заслуживающего того, чтобы маркироваться понятием "труд". Другая причина слепоты исторических штудий, конечно же, кроется в мощной марксистской традиции фундаментального разделения труда на производительный и непроизводительный, что определяло отсутствие у историков интереса к напи-

санию истории домашнего труда»1. Здесь же стоит добавить, что, находясь в услужении условно у состоятельной части общества, эта группа трудящихся не обладала достаточным потенциалом к классовой борьбе. Личная зависимость от работодателя, рассредо-точенность по закрытым частным домохозяйствам, принадлежность скорее к семье, чем к единому трудовому сообществу / коллективу делали слуг более незащищенными и менее податливыми к сопротивлению и активному социальному действию, что также снижало интерес к ним как к полновесным акторам исторических процессов.

На двойственность положения слуг обращала внимание и Леонор Давидофф, которая в книге с характерным названием «Между миров» назвала их место в социуме сумеречной зоной. Анализируя взаимосвязи между семьей и экономикой заработной платы в Великобритании конца XVШ - первой половины XIX в., она отметила, что слуги были включены в систему патриархального доминирования [26, с. 406-407] и вместе с женами и детьми находились под протекцией главы семейства, выполнявшего функции их представителя во внешнем мире: «.В XIX в. домашние слуги реально не были членами семьи (как хотелось бы думать многим нанимателям) и однозначно не рассматривались как часть оплачиваемой рабочей силы. Эта аномалия, кажется, мало интересовала академических исследователей или общество в целом. Вплоть до середины XX в. домашняя прислуга считалась само собой разумеющимся элементом социального ландшафта, вызывавшим далеко не мимолетный интерес как у мейнстримовых, так и у

1 [www. servantspasts. wordpress.com/еру-project/].

Рассуждения К. Маркса о сущности услуг см.: [4, c. 99-104]. В частности он писал: «В целом те работы, которые могут быть потреблены лишь как услуги и не могут быть превращены в отделимые от рабочих и, стало быть, в продукты, существующие вне их как самостоятельные товары, но которые все же могут непосредственно капиталистически эксплуатироваться, составляют ничтожную величину по сравнению с массой товаров капиталистического производства. Поэтому их следует оставить совершенно в стороне и рассмотреть лишь при исследовании наемного труда, в разделе о том наемном труде, который не является производительным трудом» [4, c. 100].

Существует большой пласт литературы, посвященной экономике услуг (service economy) и критике марксистского подхода к этой проблеме. См., напр.: [75; 42; 79; 34].

марксистских экономистов. Они считали прислуживание непроизводительным трудом, поскольку оно не добавляло ничего, что можно было бы определить как экономическую ценность, и осуществлялось за пределами признанного (recognized) рабочего места. Даже небольшое количество исследований женского труда, как правило, упускало из виду прислугу. Айви Пинчбек1, например, в своем новаторском исследовании, посвященном женскому труду в конце XVIII - первой половине XIX в., исключила домашних слуг на том основании, что их труд оказался неподверженным влиянию промышленной революции» [27, c. 3]. Таким образом, исследования труда (Labour Studies), оставив «за бортом» и не придав самостоятельной ценности «непроизводительному» труду слуг, не обнаружив их на «признанном» рабочем месте, не выработали достаточно удобных инструментов для его изучения. И не сделали этот сегмент трудового люда заметным и значимым для общества и политических элит, ответственных за формирование социальной политики.

Тем не менее марксизм с его вниманием к угнетенным классам и школа анналов, появившаяся уже в XX в., с ее интересом не столько к деятельности выдающихся людей и отдельным событиям, сколько к обществу в целом, постепенно формировали запрос на «историю снизу». Впервые употребивший это выражение Люсьен Февр, один из основателей школы анналов, в эссе, посвященном истории и изменяющемуся в течение веков смысловому наполнению слова «труд» отмечал, что «с тех пор, как в начале XIX в. возникла литература - историческая, экономическая, социальная, - занимающаяся тем, что мы называем ныне "проблемами труда", люди того времени в своих книгах, в своих мыслях и попечениях связывали понятие "труд" с представлениями о бедности, нищете, эксплуатации... Тем временем теоретики отстаивали свою, отличную точку зрения и пытались возвратить труду его достоинство. Вернуть ему права и четко их определить. Однако прежде всего превратить его из проклятья, тяготеющего над обездоленными, и только над ними одними, в подлинный общественный долг, обязательный для всех. После этого неудивительно, что трудящиеся классы получили наконец "право на историю" -

1 Имеется в виду книга А. Пинчбек [53].

29

потому, что они были трудящимися, а не потому, что они были обездоленными» [16, c. 366-367]. Несмотря на этот посыл, вектор выведения трудящегося человека из состояния униженности и обездоленности и обретения им достоинства, заданный в XIX в., во многом продолжает определять оптику академических штудий по сей день.

Прекариат

Так, современные науки о труде недавно вовлекли слуг в сферу своих интересов через изучение феномена прекариата. Автор этого термина1 Гай Стэндинг2 в книге «Прекариат: новый опасный класс» определяет эту социальную страту как неоднородную и разношерстную и вынужден прибегать к характеристикам, построенным на отрицании: «Прекариат еще не обрел собственного голоса и не способен предъявить свою программу. Это не "ущемленный средний класс" (squeezed middle), не "низший класс" (underclass) и не "беднейший рабочий класс" (lower working class). ... Прекариату не достает самоидентификации на основе трудовой деятельности. Поступая на службу, эти люди занимают должности, менее перспективные в плане карьерного роста, без традиций, социальной памяти, они не дают возможности почувствовать свою причастность к трудовому сообществу с устоявшейся практикой, этическими и поведенческими нормами, не дают чувство взаимной поддержки и товарищества. Прекариат не ощущает себя частью солидаризированного трудового сообщества. От этого усиливается отчужденность и неуверенность в том, что следует делать. Действия и настроения этих людей из-за неопределенности скатываются к беспринципности. Над их поступками не маячит "тень будущего", позволяющая осознать, что все, что они говорят делают или чувствуют сегодня, скажется на их долгосрочных отношениях» [15, c. 7, 29]. Иными словами, это аморфная группа с очень пестрым составом, едва ли не главными объедини-

1 Термин «прекариат» происходит от соединения двух слов precarious (англ., ненадежный) и пролетариат.

2 В период с 1975 по 2006 г. Г. Стэндинг работал в МОТ, с 1999 по 2006 г. возглавлял Программу социально-экономической безопасности МОТ (https:// www. guystanding. com/career).

тельными признаками которой являются «осознание общей незащищенности», положение социальной и трудовой ненадежности, уязвимости и неустойчивости, отсутствие гарантий и стабильности, связанных с работой [15, с. 12, 25, 28-29]. Стэндинг считает прекариат «появившейся на мировой арене новой группой людей, классом, который пока еще находится в процессе становления» [15, с. 6].

Скептически взглянувшие на его труд Р. Джонна и Дж. Фостер отказывают феномену прекариата в новизне и прослеживают его генеалогию от концепции «промышленной резервной армии» К. Маркса и Ф. Энгельса, которые включали в нее в том числе и домашних слуг [42]. Другой исследователь Рональдо Мунк критикует Стэндинга за употребление по отношению к этой группе людей термина «опасный класс», видя в этом проявление европоцентризма и старого страха европейцев времен викторианской Англии перед городской беднотой или люмпен-пролетариатом [49]. Он ставит вопрос, насколько релевантен термин по отношению к миллионам рабочих и городских бедняков на глобальном Юге, где «ненадежность» (ргесагюшпе88) была нормой. «В перспективе Юга труд там всегда был прекарным, и этот базовый факт развенчивает представление о том, что что-то новое было открыто. Генеалогия концепции прекариата указывает на ее южное происхождение, но это никогда по-настоящему не признается» [49, с. 752]. Дальнейшая критика Мунка касается неясности роли пре-кариата в конструировании социального: «Ничего из сказанного [Стэндингом. - С.С.] о прекариате не определяет его новую роль с точки зрения производственных отношений современного капитализма, и у нас нет никакого понимания того, какое он может иметь фундаментальное значение для воспроизводства социальной системы в целом. То, что мы видим, - это довольно импрессионистический и преждевременный набор идентификаций и обобщений, ведущих к общей концепции, которая в лучшем случае описывает определенный этап постфордистской истории рабочего класса Европы» [49].

Таким образом, проблема прекариата зачастую сводится к моральной повестке, в рамках которой его представители оказываются на положении «жертв» и «страдальцев» [15, с. 6]. Тем не менее, в отличие от исследований о труде времен «классовой

борьбы» такая оптика позволяет, по крайней мере, захватить в зону внимания слуг в качестве профессиональной группы, однако мало что добавляет к понимаю сущности их труда. Домашние слуги вливаются в общий поток прочих пораженных в правах и нуждающихся в социальной защите категорий трудящихся и остаются группой без четких границ. В книге Рене Офренео «Азия и Тихоокеанский регион: продвижение достойного труда в условиях углубляющегося неравенства» при перечислении наиболее распространенных злоупотреблений, лишений и трудностей, которые испытывают азиатские женщины, занятые в теневом (informal) секторе экономики, домашний труд упоминается наряду с сельскохозяйственным, фабричным, уличным (торговля) и т.д.: «Домашняя работа, являющаяся огромным резервуаром для неформальных работников, порождает множество злоупотреблений (сексуальных, физических и т.д.) и юридических проблем (например, отсутствие трудовых договоров, нарушение трудовых норм и т.д.), а работа типичной домашней прислуги часто недооценивается и плохо регулируется» [50, c. 35]. Но и в специально посвященных современным слугам исследованиях оптика остается примерно той же. Например, С. Сен и Н. Сенгупта в книге «Домашние дни: женщины, работа и политика в современной Колкате» предлагают концепцию «прагматичной близости» для описания отношений между хозяевами и служанками. Последние взамен зарплаты предоставляют не только услуги, но и чувство доверия и безопасности. Такая стратегия позволяет им минимизировать конфликты с нанимателями, обеспечивать собственную безопасность и достигать определенного уровня достоинства и человечности в работе, которая в противном случае считается черной и унизительной [57, c. 177]. Иными словами, работы о современных слугах встраиваются в парадигму обретения достоинства.

Именно поэтому прекариатные исследования содержат помимо чисто научной составляющей, запрос на принятие конкретных решений, адресованный общественным и политическим институтам, ответственным за формирование социальной политики. Автор рецензии на книгу Сен и Сенгупты так и считывает послание, заложенное в книге: «Информация, содержащаяся в книге, может оказаться большим подспорьем для политиков при разработке мер по обеспечению благосостояния работающих женщин, а

также для активистов, которые могут сыграть более позитивную роль в объединении работающих женщин для борьбы за свои права» [52, c. 181].

Деятельность МОТ является такого рода ответом на исследования, которые актуализируют прекарный труд через расположенные на разных полюсах понятия унижения и достоинства. В основе программных документов МОТ лежит утопическая, по мнению Мунка [49, c. 757], идея достойного труда (decent work), который определяется как работа в условиях свободы, равенства, безопасности и уважения. Именно эта формула содержится в названии доклада МОТ 2021 г. о домашних слугах. Но и в ней Мунк обнаруживает изъян, опять-таки расширяя перспективу и глядя на проблему со стороны глобального Юга: «"Достойный труд", я бы сказал, не невинный термин, если рассматривать его с южной или постколониальной точки зрения. Во всем колониальном мире подчиненные классы боролись против навязывания колонизаторами наемного труда. Не было ничего освобождающего в том, чтобы оторваться от традиционных общинных способов производства и стать "наемным рабом" (waged slave). .Действительно, вся история модернизации строилась вокруг цивилизующего влияния капитализма и того, как наемный труд мог укротить непокорные массы. В колониальном представлении работа и порядочность / благопристойность (decency) были близнецами, и именно поэтому программа достойного труда может рассматриваться вовсе не как несущая свободу с точки зрения Юга» [49].

Постколониальные, гендерные и субалтерные исследования

В качестве угнетаемой, находящейся в подчиненном положении группы слуги появились в фокусе постколониальной теории и связанных с ней гендерных штудий и исследований субалтернов. Эти подходы успешно работают в зонах культурных контактов / столкновений, создавая бинарные оппозиции по принципу свой^чужой, свой^другой, или, наоборот, размывая между ними границы до состояния гибридности. Для этих историографических традиций значимы иные (помимо труда) категории, через которые объективируются отношения между хозяевами и слугами - гендер, раса, каста, этнорелигиозная или иная социальная принадлежность.

В пространстве Южной Азии, имевшей длительный период колониальной зависимости от европейских держав, эти подходы весьма актуальны, да и возникли они на фоне краха в XX в. колониализма.

Однако выбор той или иной теоретической основы исследования, равно как и ее рождение / появление часто диктуется не только особым историческим опытом исследуемой географической территории, но и наличием фактологического материала, который применительно к теме субалтернов (в самом широком понимании этого слова) и в частности слуг, плохо видимой и слышимой в исторической ретроспективе социальной страте, предсказуемо скуден. В ранние исторические периоды субалтерны представляют собой по-настоящему «молчаливые» группы общества. Об их существовании мы узнаем из текстов, создаваемых представителями «своих» (белыми, европейцами, мужчинами, реже женщинами, хозяевами, политической, экономической, религиозной и т.п. элитой), для которых находящиеся в их подчинении «чужие» / «другие» были условиями и обстоятельствами их жизни. При этом в таких описаниях «другие» зачастую оказывались выведенными за границы нормы или привычного, нередко обладали негативными характеристиками или чертами ущербности. Собственно скептицизм в отношении ориенталистского или искусственно сконструированного в подобных текстах образа Востока и его жителей, потребность в их новом прочтении и вызвали к жизни указанные подходы, для которых субалтерны стали «заметными» и привлекательными объектами исследования.

Например, в Британской Индии отношения европейских колонизаторов с домашними работниками из местного населения, которые становились для них представителями «других», обеспечивали контакты с чуждым миром, являлись источниками информации о нем, оказались довольно детально зафиксированы в колониальных нарративах1. Но эти тексты относятся к «хозяйскому» корпусу источников, где челядь представлена глазами тех, кому она прислуживала, и уже это встраивает ее в бинарную конструк-

1 Абир Мукерджи в своем последнем детективном романе «Неизбежное зло», воспроизводя исторический контекст колониальной Индии в 1920 г., добавляет деталь: «При желании белый человек может прожить в Калькутте в роскошной изоляции, вообще не сталкиваясь с представителями местного населения, за исключением своей прислуги» [6, с. 87].

цию «хозяин-услуга»1. Тем не менее в письмах, дневниках, траве-логах британцев слуги, оставаясь порой безымянными, были участниками реальных бытовых сцен, действовали в конкретных обстоятельствах каждодневной рутины хозяйственной деятельности. Включенность в уникальные жизненные ситуации индивидуализировала их и отличала от безликой массы местного населения, которое в рамках тех же исследований труда или шире - марксистской традиции рассматривалось главным образом как объект экономической эксплуатации и непосильного налогообложения со стороны колонизаторов. Постколониальная же теория пыталась рассматривать слуг как представителей другой культуры, а эпизоды с ними служили иллюстрациями или материалом для анализа кросс-культурных связей в имперском контексте.

В этом ключе выполнены работы Н. Чаудхури, которая одной из первых обратилась к теме европейских женщин и домашнего быта в колонии. В двух статьях 1988 г. она показала, как тексты, создававшиеся английскими женщинами, в основном контактировавшими с туземными слугами, способствовали негативизации образа индийцев и Индии в целом в глазах читающей публики в Британии, а сами мемсахибы таким образом активно участвовали в процессе расового и культурного дистанцирования [22; 23].

Более позднее исследование Дж. Гроссман построено на анализе дидактических произведений Мэри Шервуд (1775-1851), уже названия которых содержат не только указания на конкретные категории прислуги, но и то самое противопоставление своих и чужих: «Леди и ее айя2. Индийская история», «История маленькой Люси и ее дайи3», «История маленького Генри и его носильщика» [59; 60; 61]. Эти рассказы с завидной регулярностью используются

1 Об этой же трудности пишут и редакторы книги «Прошлое слуг»: «Некоторым читателям намеренное использование слова "они" для обозначения слуг может показаться грубым, предполагающим попытку отделить слуг в бинарной системе "мы и они", а затем присвоить "себе" привилегию писать о "них". Конечно, это не является ни намерением, ни, будем надеяться, следствием нашего использования. Скорее, это просто указывает на некоторые методологические трудности...» [65, с. 3].

2 Айя (aya) - в колониальной Индии - служанка при госпоже или няня при ребенке.

3 Дайя (daya) - в колониальной Индии кормилица.

исследователями в качестве источников при изучении колониального домашнего быта в Индии. Гроссман на их основе анализирует прозелитскую деятельность англичанок, в том числе среди домашних слуг, и обращает внимание на тот факт, что вопреки расхожему и упрощенному образу индусов в качестве развращенных и примитивных язычников, создававшихся представителями евангелической церкви, в текстах Шервуд айи и дайи, ухаживавшие за английскими детьми, обнаруживали весьма привлекательные человеческие качества. Тем сложнее было англичанам демонстрировать моральное превосходство, основанное на христианской вере [36].

Результат усилий представителей указанных полей состоит не только в обретении субъектности домашними работниками, оставшимися в историческом прошлом, но и превращении их в современном мире из описываемой и молчаливой группы в слышимую, хотя она все еще нуждается в проводниках и усилителях их голосов в лице антропологов, журналистов, писателей.

Например, в получившем большую читательскую популярность романе Кэтрин Стокетт «Прислуга», действие которого происходит на американском Юге в начале 1960-х годов, основной конфликт разворачивается между белыми хозяевами и черными слугами, которые находятся в более ущемленном положении по сравнению со слугами идентичного с нанимателями цвета, что выводит на первый план не только проблемы домашних работников, но и неурегулированные расовые проблемы в целом, в данном случае усугубляемые ситуацией домашнего труда [72]. В этом произведении, написанном белой американкой, зафиксировавшей свой опыт жизни в штате Миссисипи, «голосом» афро-американских слуг становится белая женщина-журналист, которая озвучивает их истории, проблемы и страхи. При этом ей стоит больших усилий добиться того, чтобы они начали ей доверять и заговорили. Также и упомянутые выше Сен и Сенгупта оговаривают, что исследуют «отношения между трудом и домашним хозяйством как специфический опыт гендерного и классового взаимодействия, (про-) переживаемого домашними работниками [57, с. 2]. Проводя свое исследование уже в XXI в., они во многом пожинают плоды усилий своих предшественников и предлагают анализ, сделанный на основе многочисленных, относительно легко проведенных интервью женщин-домработниц из двух кварталов южной Колкаты.

Наконец, у нас есть пример описания собственного негативного опыта работы няней в качестве студенческой подработки в домах богатых американцев, изложенного опять-таки в художественной форме Эммой Маклохлин и Николь Краус в романе «Дневники няни» [3].

Однако и с использованием научного инструментария, предлагаемого постколониальными, субалтерными и гендерными исследованиями, слуги оказываются в похожем положении, что и в прекариатных, т.е. ущемленными, угнетенными и, главное, по-прежнему размытыми в массе, но генерализированными уже по другим, не столько экономическим, сколько социальным или культурным (насколько их все можно разделить) признакам. В силу того, что эти подходы возникли как рефлексия элит (в широком понимании, но прежде всего западноевропейских) по поводу собственного разнохарактерного опыта доминирования, подавления и подчинения «молчаливых» групп общества, как попытка отказаться от европо- и элитоцентричного вектора, зачастую их оптика предполагает вовлечение в процесс анализа морально-эмоционального компонента от фиксации внимания на униженности и переживаемой сейчас или в прошлом субалтернами несправедливости, призывов общества к эмпатии и ответственности по отношению к ним до демонстраций обид одними и ответными акциями компенсаторных «покаяний» других. В этой части указанные теории проявляют свой прикладной характер, предлагая образ будущего, в котором усилиями интеллектуальных прослоек, государственных институтов и правозащитных организаций будут преодолены институциональные дефекты, социальный остракизм и устойчивые дискриминирующие стереотипы, бытующие в обществе.

Небинарные подходы: гуманитарные повороты

Мобильный, спациальный, эмоциональный, материальный, коммуникативный и др. повороты

Постколониальные исследования, основанные на критике ориентализма, деконструкции искаженных репрезентаций, оперировали понятиями (раса, гендер, класс, цивилизационно-культур-ные различия), изначально содержащими потенциал конфликтности, дуализма, иерархичности, неравенства. Частично преодолеть

господство бинарных оппозиций в качестве основы критического анализа позволяют вышедшие в последние десятилетия на передний план новейшие тенденции в гуманитарных, общественных и естественных науках, сформированные теоретико-методологическими «поворотами». Последние исследуют универсальные потенции всех людей, независимо от их социальной, гендерной, расовой, этнической, конфессиональной принадлежности, а именно их способности к визуализации / созерцанию, движению, пропри-оцепции и соотнесению себя с пространством, коммуникации с обществом и его отдельными элементами, эмоциональным реакциям, взаимодействию с материальным миром. Эти «способности» людей и задают исследовательский ракурс «поворотов», предлагая в качестве аналитических единиц относительно нейтрально-универсальные категории - мобильность, пространство, аффект, визуальность, материальность и т.п. Будучи не столь эмоционально и идеологически нагруженными, они подталкивают исследователей обнаруживать, как через призму фундаментальных компонентов бытия человека высвечиваются / актуализируется изучаемые проблемы и объекты, в данном случае профессиональная деятельность людей, в частности слуг. В таком ракурсе последние скорее объединяются/сливаются с представителями других профессиональных сообществ, а также со своими «хозяевами» по нейтральным, не дискредитирующим их признакам. Такая оптика дает хорошие результаты в поиске неожиданных сюжетов и ракурсов обзора проблемы.

Так, совмещение мобильного поворота и гендерной истории позволило высветить уникальную группу путешествующих колониальных нянь - ай (travelling ayahs), которые курсировали на кораблях между Индией и Британией, обслуживали английские семьи в пути и иногда надолго задерживались в метрополии. Этот сюжет лишь недавно оказался в поле зрения историков и сразу породил целый пласт исследовательских текстов1, просветительский проект, осуществляемый краеведческим музеем в лондонском районе Хакни [18], где находился «Дом ай», дававший приют служанкам, не сумевшим сразу или вообще уехать обратно в Индию, и даже дал толчок изучению более масштабного феномена «жен-

1 См., напр.: [55; 67; 68; 69; 78].

ской морской истории»1. Кроме того, в последние несколько лет реализуется большой проект «Айи и амы2: трансколониальные слуги в Австралии и Британии, 1780-1945» усилиями ученых из Австралии и США под руководством Виктории Хаскинс (университет Ньюкасла, Австралия)3. Его участники проделали грандиозную работу по поиску и анализу архивных материалов, что вылилось в целый ряд публикаций4, интервью и уникальную онлайн выставку с многочисленными изображениями колониальных слу-жанок5.

Путешествующая айя предстает в разных ипостасях - от жертвы колониальной системы, отвергнутой своими нанимателями и оставшейся без средств существования, до ключевой фигуры, осуществлявшей связь между различными частями империи, обладавшей специфическим опытом и знаниями, которые позволяли ей диктовать правила хозяевам.

Сьюзан Конвей, которая также сфокусировалась на жизненных перипетиях нянь, оказавшихся в Британии, построила исследование на сравнении их реальных судеб и их образов, зафиксированных на многочисленных живописных полотнах, где они изображены в кругу английских семей. В статье «Айя, няня для англо-индийских детей» она рассматривает визуальные свидетельства эпохи не как произведения искусства, а социальные конструкты, призванные создавать правильные образы и представления о Британской Индии. Выставленные на обозрение полотна были призваны не только увековечить память о конкретных людях, но и утвердить определенную идеологию, систему ценностей, кодекс поведения, полезные и приемлемые для имперского общества [24].

В визуальную историю колониальных нянь вписывается и сюжет с приобретением в 2020 г. Музеем изобразительных искусств Метрополитен (Нью-Йорк, США) портрета кисти Уильяма Ву-да с надписью «Джоана де Сильва, уроженка Бенгалии, верная и ласковая кормилица детей подполковника Чарлза Диэра», напи-

1 www.jostanley.biz.

2Ама (ama) - в колониальной Индии то же, что и дайя, кормилица.

3 См. сайт проекта: https://ayahsandamahs.com/.

4 См., например: [20; 38; 45; 46].

5 Каталог выставки см.: https://ayahsandamahs.com/wp-content/uploads/2023/ 12Z966cbf_e8f671ce232943ed9b7ccda842c343d5.pdf.

39

санного в 1792 г. Куратор картины Адам Икер в статье «"Стертый маршрут": Джоанна де Сильва Уильяма Вуда» по архивным документам скрупулезно восстанавливает детали жизни няни, оказавшейся в итоге вместе со своими нанимателями в Лондоне, семьи, в которой она работала, и художника, по заказу этой семьи написавшего портрет. Столкнувшись с работой в архивах, Икер обращает внимание не только на то, как та или иная информация представлена в колониальных текстах, но и на, казалось бы, технический момент, а именно на степень их доступности. Со ссылкой на Г. Спивак и С. Хартман он пишет: «Конечно, одно из основополагающих предположений постколониальных исследований состоит в том, что имперские архивы, подобные тем, на которые я здесь опирался, построены на стирании подчиненных, и особенно женщины-субалтерна как обладающего голосом субъекта1. Сопротивляясь такому пессимизму, другие ученые предпринимали попытки поиска, спасения или смелых спекуляций в архивах, "прислушиваясь к невысказанному, переводя неверно истолкованные слова и заново конструируя изуродованные жизни"2. В этой статье я предпринял попытку собственной, хотя и осторожной, реконструкции "стертого маршрута" Джоанны де Сильвы. Работая во времена растущего национализма, пандемий и закрытых гра-ниц3, я неоднократно убеждался, что архивы остаются физическим пространством, к которому зачастую трудно получить доступ. Вопрос о том, какие архивы преодолевают эти ограничения посредством оцифровки, напрямую связан с вопросом о том, чья история ценится. Неслучайно ежемесячная подписка обеспечивает доступ любому, у кого есть подключение к Интернету, к описи завещаний подполковника Чарльза Рассела Диэра, в то время как архивы католической общины Калькутты на данный момент остаются недоступными» [32, с. 18]. Последнее было важно для Икера, так как Джоанна была калькуттской католичкой индо-португальского происхождения.

Обращаясь к визуальной стороне истории Джоанны, Икер не только вписывает портрет в изобразительные образы далеких ко-

1 Цит. по: [66].

2 Цит. по: [37].

3 Период работы над статьей 2020-2023 гг.

40

лониальных окраин второй половины XVIII в., но и обращает внимание на современную развеску картин и то, в каком окружении индийская няня оказалась на стенах галереи. Из интересных наблюдений - это соседство портрета с работой Томаса Лоуренса (1823), изображающей Эмили и Лору Калмади, двух розовощеких девочек трех и пяти лет с ямочками на пухлых руках и ногах, воплощающих «совершенный образ раскрепощенного и очаровательного детства, который оставляет за пределами поля зрения весь аппарат и труд по воспитанию детей. Висящая же рядом с этой картиной картина Уильяма Вуда "Джоанна де Сильва" делает домашний труд видимым» [32, с. 18-19]. Кроме того, Икер отмечает, что на полотнах Джоанна единственный темнокожий персонаж в окружении белых европейцев и предлагает воспринимать собравшееся галерейное общество как слепок лондонской публики конца XVIII в., среди которой начали всё чаще мелькать цветные лица» [32, с. 19].

Специальный «домашний» поворот для слуг

При упомянутом дефиците информации о «молчащих» суб-алтернах большое значение имеет простое накапливание фактического материала, тщательное просеивание давно введенных в оборот источников (письма, мемуары, дневники, травелоги, руководства по домохозяйству, медицинские справочники, носители визуальной информации) на предмет поиска необходимой информации и освоение менее задействованных источников, каковыми в данном случае являются, например, материалы судебных дел, в которых слуги выступали свидетелями или обвиняемыми1, или бухгалтерские книги, фиксировавшие хозяйственную деятельность домовладений. Исследователи выводят слуг из маргинали-зированного состояния путем индивидуализации их жизней, наделения именами, биографиями, судьбами, голосами, вспахивая попутно ниву микроистории2.

Эту задачу как одну из главных видели перед собой инициаторы упомянутого выше проекта и одноименного двухтомного из-

1 См., например: [47].

2 См., напр.: [8; 10; 11; 12; 13; 14].

41

дания «Прошлое слуг»1 Нитин Синха (Центр изучения современного Востока им. Лейбница, г. Берлин) и Нитин Варма (Международный исследовательский центр «Работа и жизненный цикл человека в глобальной истории», г. Берлин). В одном из текстов Варма объясняет: «Мой анализ имеет отношение к более широкой историографической традиции, цель которой реконструировать жизненные истории, биографии и связи субалтернов за рамками абстрактных и структуралистских институтов, таких как рабство, принудительный труд и домашнее прислуживание» [77, с. 75]. Собранные по крупицам сведения дают возможность переводить исторический анализ на микроуровень. Он солидаризируется с Франческой Триваллето в том, что в отличие от глобальной истории (или макроистории), которая пишется в основном на вторичных источниках, микроистория позволяет направить взгляд историков на плотную текстуру каждодневной жизни, социальных отношений, человеческого посредничества, при этом не упуская из вида «большие вопросы» истории [77, с. 76]2. Последнее же становится возможным, если рассматривать восстановленные судьбы не как уникальные, единственные в своем роде, а, напротив, типичные, которые служат «аллегориями более крупных феноменов, влияющих на культуру в целом» [77, с. 76-77]3.

В методологическом плане авторы проекта не отказываются от традиции исследований труда, но предлагают обогатить их новым сегментом знаний, чтобы преодолеть ограниченность изначального подхода. Поэтому в качестве аналитической единицы они предлагают взять не труд, не субалтернов (как маргинализи-рованных групп общества), не других (в качестве антитезы будь то хозяевам, колонизаторам, представителям производительного труда и т.п.), а самих слуг, для определения которых ключевыми являются понятия «обслуживание» как особая форма труда (menial) и «домохозяйство» (domus) как место его приложения.

Участники проекта, поставив домашних слуг и домашнее хозяйство в центр своих штудий, предложили объединить их в

1 Первый том охватывает период с XVI по XVIII в., т.е. эпоху Могольской империи, второй том - период с конца XVIII в. до конца XX в., т.е. колониальное и постколониальное время.

2 Варма ссылается на: [76, с. 1-26].

3 Здесь Варма цитирует: [44].

рамках еще одного поворота - «домашнего», «domestic turn», который еще не имеет благозвучного русскоязычного аналога. Своеобразным «манифестом» нового подхода можно считать следующий текст: «Оба тома и особенно вводные части к ним призваны инициировать и консолидировать "domestic turn" в социальной истории Южной Азии. Это ни в коей мере не означает площадки, существующей за пределами истории, напротив, это пространство - домашнее (domestic) - создается путем детального исследования и обнаружения его взаимосвязей с законами, обычаями, практиками, которые регулируют сферу публичного. Следующая за этим новация проекта состоит в попытке локализовать и проанализировать формы социальных отношений, инкапсулированных в "домашнем микрокосме", для которого связка хозяин-слуга является ключевой, а временами и фундаментальной. И, наконец, самое важное заключается в том, чтобы написать такую социальную историю домашних слуг, в которой "социальное" простирается от институционального и структурного до будничного и дискурсивного. Размещение слуг в качестве центрального объекта анализа в индийском социальном контексте ставит вопрос, схожий с тем, что в свое время определил историографический сдвиг в исследованиях атлантического рабства: является ли южноазиатское общество обществом слуг или обслуживающим обществом?» [64, с. 2].

«Домашний» поворот в том понимании, которое вкладывают в него авторы двухтомника, еще не прижился, потому что нередко можно встретить употребление этого словосочетания в совершенно иных смыслах1. Однако сама идея рассматривать именно домашний труд и домашних работников как ключевой фактор для понимания ряда исторических и современных процессов находит отклик у исследователей. Слуги в таком случае становятся не одной из многочисленных групп субалтернов (в терминологии Моники Краузе одной из «модельных групп») [43], захватываемые сетями обсуждавшихся выше методологий, а единственной, через призму которой осмысливаются прочие проблемы, что может быть продуктивным для определения ее особости.

1 См., напр.: https://worldpeacefoundation.org/blog/a-domestic-turn-introduction/

43

Еще раз обратимся к Виктории Хаскинс, которая в коллабо-рации с разными исследователями работает именно с проблематикой слуг. Предваряя специальный блок статей, посвященных проблемам государственного регулирования домашнего труда в колониальных обществах, Хаскинс и Самита Сен пишут о том, что в контексте практик имперского управления ^оуегптеПаН1у) слуги, находясь на линиях раздела, прежде всего межрасового, выступают как крайне идеологизированная категория, вовлеченная в производство форм властвования и иерархических различий [39, с. 2]. Со ссылкой на Эн Столер [73] она пишет, что «слуги были подчиненными стражами гендерных, классовых и расовых различий, которые то и дело переступали границу самим фактом своего присутствия» [39, с. 5]. В современном мире глобальная экономика домашнего труда, характеризующаяся огромными потоками трудовых мигрантов, обладает явными чертами неоколониализма, поэтому, по ее мнению, очень важно историзировать домашний труд через понятия расы, рабства и колониализма. И в предлагаемых вслед за ее введением трёх статьях о юридическом оформлении взаимоотношений между государством, нанимателями и слугами «раса является системообразующим компонентом... так как именно она, нет сомнения, главная категория колониального капитализма, а его система управления сильно зависит от контроля за домашней жизнью»1.

В качестве еще одного примера возьмем работу Р. Рай и С. Кайюм «Культуры зависимости: современность, домашняя жизнь и класс в Индии». Поставив слуг в центр исследования, они рассматривают их не как профессиональную группу, а как институт, лежащий в основе существования индийских средних и высших страт общества, полагая, что такая оптика продуктивна для выявления процессов и механизмов формирования и переформирования классов. Дом для авторов - это место, где классовые, гендерные, кастовые / расовые отношения производятся и воспроизводятся через особые трудовые практики, реализуемые в интимном пространстве. Слуги, таким образом, являются не объектами, а субъектами этих отношений и наравне с хозяевами сами их продуцируют. «Домашнее услужение сбивает с толку и усложняет концептуальное разделение между семьей и работой, обычаем и контрактом, привя-

1 См.: [63; 45; 56].

занностью и долгом, домом и миром именно потому, что иерархическая организация и эмоциональные регистры дома и семьи должны сосуществовать с аналогичными регистрами на рабочем месте и в рамках контракта в капиталистическом мире. Эта непростая среда обитания чисто аналитически поощряет существование домашнего рабства. Поскольку оно охватывает гендерные, кастовые / расовые, классовые, властные различия в пространстве дома и реализуется через них, мы должны рассмотреть, как эти различия и сопутствующие им эмоциональные валентности диалектически порождают и воспроизводят отношения рабства» [54]. Этот сложный клубок взаимодействий Рай и Кайюм определяют как «культуру зависимости», в рамках которой наниматели и челядь формируются как индивидуальности и классы и которая определяет их повседневное существование.

«Домашний» поворот поставил в центр внимания не только слуг, но и дом в качестве их «признанного» места работы и специфической зоны выстраивания и воспроизводства социальных связей. Тем не менее слуги и домохозяйство, ставшие в этой оптике ключевыми категориями, по-прежнему рассматриваются через понятия власти или гегемонии, производными от которых являются отношения доминирования, зависимости, неравенства. Из жертв таких отношений они могут превращаться в элемент, участвующий в их продуцировании, и осуществлять эту «созидательную» функцию наряду с хозяевами1, но в целом этот подход во многом остается в русле все того же набора аналитических понятий.

Отсутствие жестких терминологических границ делает распределение вышеприведенных историографических работ по тем или иным методологическим разделам весьма условным, потому что авторы, как правило, работают на стыке разных теорий.

Исследования в области поддержания и починки / ремонта (Maintenance and Repair Studies)

В попытках проблематизировать слуг большинство вышеописанных подходов воспринимают, описывают и анализируют эту группу, встраивая ее в иерархическую структуру, осмысливая через практики господства и подчинения, осуществляемые в про-

1 См., напр.: [21].

странстве дома. Однако такой ракурс и предлагаемый ими инструментарий затрудняют понимание феномена слуг как отдельной профессиональной группы, за исключением того, что она действует на территории домохозяйства, не отвечают на вопрос о квалификациях профессионального слуги (не повара, уборщика или няни, а именно слуги как понятия-гиперонима), не помогают концептуализировать домашний труд и его агентов (слуг), а также оставляют за пределами системного анализа целый ряд сюжетов и источников, которые плохо открываются ключами этих теорий и методологий. Альтернативный подход может быть найден, если перенести внимание с социальной подчиненности или уязвимости слуг на их функциональность или полезность, на круг их обязанностей и сущностное содержание их труда.

Название упомянутого выше романа Стокетт «Прислуга» в оригинале называется «The Help» - помощь. Прослеживая этимологию слова «слуга», лингвисты обнаруживают в ряде наречий схожие слова в значении «помощь, помогать». Некоторые дефиниции слов «слуги», «прислуга», «служанка» в словарях передают идею вспомогательного, нацеленного на решение «неосновных» задач труда, в процессе которого эти люди выполняют работу по дому и высвобождают хозяйское время и силы для других, условно «основных» занятий. Одно из первых исследований, посвященное вспомогательному труду и слугам особого рода, появилось в 1989 г. В статье «Невидимый технический персонал» Стивен Шейпин предлагал читателям войти в лондонскую лабораторию в 1675 г., где ставил свои эксперименты химик, физик и натурфилософ Роберт Бойль (1627-1691). В попытке прояснить, кто, как и в каком количестве конкретно проводил опыты, автор обнаружил в лаборатории помимо Бойля еще множество людей: одни изо дня в день следили за повторяющимися экспериментами и делали записи, другие занимались перегонкой, смешиванием, очищением, третьи изготавливали или подготавливали инструменты и приборы. У каждого была своя функция и в соответствии с ней их называли личными секретарями (amanuenses), лаборантами, операторами, ремесленниками, ассистентами, а в целом эта масса технического персонала именовалась слугами (servants) [58, с. 554]. На этом примере Шейпин попытался понять, какие затраты человеческих усилий и времени требовались для совершения открытий и «про-

изводства научного знания» [58, с. 562]. Обратив внимание на невидимую армию помощников1, а также на каждодневную рутину исследовательской работы, Шейпин проложил дорогу тому направлению научной мысли, которое уже в XXI в. оформилось как исследования в области поддержания и починки (Maintenance and Repair Studies, MRS). Они возникли на периферии или как ответвление исследований науки и технологий (Science and Technology Studies, STS) и в итоге образовали отдельное исследовательское поле.

В то время как STS, обратившиеся к технической стороне социальной жизни, имеют дело с новациями и прорывными технологиями, например, с изобретениями того же Бойля (innovation studies), и фокусируются на моментах их внедрения, то MRS, напротив, переносят внимание на анализ рутинных процессов обслуживания механизмов, технологий, институтов, поддержания их в рабочем состоянии и утверждают, что материальный порядок в самом общем понимании требует постоянного надзора и попечения в виде повторяемости действий, обеспечивающих функционирование инфраструктур и вещей или их восстановление. Подобно тому, как в рамках мобильного поворота внимание сместилось с начальной и конечной точек движения (т.е. с событий в пресловутых пунктах «А» и «Б») на то, что происходило на дистанции между ними, в дороге, в случае с MRS в фокусе не одномоментные научные изобретения и революции, а то, как социум существует между ними и вместе с ними, а также, чем они обеспечиваются и кем и как подготавливаются, прежде чем «случиться».

К настоящему моменту в рамках MRS создан уже большой пласт литературы [19; 25; 28; 29; 30; 35; 40; 41; 51; 62]. Ниже будет разобран один из наиболее репрезентативных текстов, чтобы вычленить опорные понятия и категории, многие из которых синонимичны, вторят друг другу, оттеняют друг друга, а вместе составляют терминологический костяк этой традиции, которая фокусируется главным образом на материальном измерении общества и людях в качестве агентов материальных процессов.

1 То, насколько их труд и они сами были не замечаемы, Шейпин иллюстрирует двумя изображениями XVII в., на которых помощниками ученого в алхимической лаборатории выступают ангелочки и херувимы [58, с. 556-557].

В статье Джерома Дениса и Давида Понтийя «Материальное упорядочивание и забота о вещах» речь идет о процессе разработки и установки навигационных знаков (дорожных указателей) для пешеходов и водителей в Париже в последнем десятилетии XX в. Эти материальные объекты авторы рассматривают в двух проекциях: стандартизированность и хрупкость. Авторы начинают с того, что до этого в Париже для разных транспортных систем (автобусных, трамвайных, метро) существовали разные знаки по дизайну: цвету, размеру, шрифту и т.д. То есть они, как говорят авторы, характеризовались гетерогенностью. Новая система, за разработку которой принялись дизайнеры в 1990-х годах, должна была создать единообразный стиль указателей, заставить их говорить с путниками на едином языке, противопоставляя гетерогенности гомогенность (homogeneity) пространственной организации, а сами эти знаки должны были размещаться повсеместно, чтобы не дать людям заблудиться в городе. Они сравнивали систему знаков с нитью Ариадны. Стиль знаков был закреплен в единой инструкции (раньше их было множество) и нормализован. И с помощью этого дизайнеры обеспечили вразумительность (intelligibility) и удобство (efficiency) среды обитания путников, т.е. разработчики с помощью процедуры стандартизации или унификации наделили указатели характеристиками согласованности (consistency) и постоянства (fixity), сделав их средством материального упорядочивания. А знаки стали так называемыми артефактами упорядочивания (ordering devices). Занимавшийся системой обозначений в аргентинском метро Урета назвал их «властными, дисциплинирующими приспособлениями, которые упорядочивают пространства посредством частичного контроля за телами пользователей» (Цит. по: [30, с. 339]1).

Строго говоря, внедрение унифицированных указателей можно считать новацией в организации знаковой системы городской мобильности. Однако цель ее состояла в том, чтобы путешествие из пункта А в пункт Б перестало быть приключением или квестом, занимающими силы, мысли, энергию и внимание. Примечательно, что структура, которая разрабатывала дизайн, называлась департаментом концепции и нормализации [30, с. 342]. Не-

1 Также см.: [29].

смотря на интерес теории мобильности к тому, что происходит в пути, задача парижских дизайнеров состояла в удовлетворении базовой потребности горожан в движении, которое само по себе для большинства из них являлось не целью, а средством ее достижения в пространстве. Таким образом, инфраструктура мобильности имела вспомогательный характер и была призвана быть «незаметной» в использовании. Ее мнимая «невидимость», которая в данном случае является синонимом подручности, обеспечивалась единообразием, повторяемостью и узнаваемостью знаков, которыми люди, привыкнув к ним, пользовались как само собой разумеющимися, существующими по умолчанию, не заостряя на них внимания1.

Организовав систему городской мобильности на основе стандартности, ее необходимо было стабилизировать, придав ей характер неизменности (immutability) и повторяемости во времени (она должна работать одинаково и постоянно, durability) и в пространстве (она должна работать одинаково и везде). Это та самая жизнь объекта, которая начинается и длится после его рождения / внедрения и которая оставалась за пределами внимания STS. Чтобы он продолжал свое «незаметное», но полноценное существование, его нужно поддерживать в функциональном состоянии и чинить. Поддержание и починка - два столпа, на которых держится идея порядка в MRS. Если обратиться к словарным статьям, дающим определение порядка, то так или иначе они будут содержать идеи привычности, узнаваемости, ожидаемости. «Порядок - гармоничное, ожидаемое, предсказуемое состояние или расположение чего-либо»2; «правильное, отлаженное, организованное состояние»; «определенная последовательность в расположении, размещении, ходе чего-либо» [1, с. 929].

Продолжая сагу об уличных указателях, Понтий и Денис пишут, что они выцветают, плесневеют, падают, кренятся, ванда-лизируются. Тем самым эти объекты демонстрируют свою хруп-

1 Сьюзан Стар в статье об этнографии инфраструктуры (в прямом смысле слова трубы, дороги, насосы, электролинии) отмечает сложности ее исследования, потому что инфраструктура воспринимается как «черный ящик» - невидимая, существующая по умолчанию, материальная структура [71].

2 Определение, предложенное Википедией см: https://ru.wikipedia.org/wiki/ 0/<Ю00/<да°/<Ю0%ВЕ0/<01%800/<01°/<№о/<Ю0%В4о/<Ю0%ВЕо/<Ю0%ВА

кость и уязвимость (fragility, или vulnerability), а также становятся не такими, как другие, выбиваются из стандартизированного шаблона и нарушают идею гомогенности и порядок. Стивен Грэм и Найджел Трифт, обращаясь в своем исследовании о беспорядке к Хайдеггеру и развивая введенное им понятие «подручности», отмечают, что в испорченном состоянии материальный объект переходит из состояния «подручности» в состояние «наличности», т.е. становится видимым, отвлекающим на себя внимание, проблемным [35]. MRS исходят из необходимости: 1) признать «увядание» вещей и их ограниченный жизненный цикл (decay and vitality) в качестве их естественного состояния, а не отклонения от нормы или случайного явления; 2) отказаться от идеи материального порядка «как установленного раз и навсегда». В STS порядок, как правило, рождается из беспорядка с большим трудом и за большие деньги, а уход / поддержание позиционируется как действие редкое, из ряда вон выходящее и представляется как одна из форм инновации. А в случае с MRS производство порядка менее дорогостояще, потому что требует действия на «короткой дистанции», или микропроцессов, которые постоянно повторяются и направлены не на трансформацию или модификацию объекта, а на восстановление, на продолжение быть устойчивым, на то, чтобы произвести то же самое вместо испорченного, такое же, чтобы не разрушить устоявшийся, привычный порядок [30, с. 353-359]. И в этом MRS демонстрируют нетривиальный и системный подход к феномену воспроизводительного труда, который в их оптике оказывается исключительно важным.

Идея порядка, как стандартизированной системы незаметности, существующей за счет постоянных усилий по поддержанию и починке, или уходу (care work), предполагает наличие агентов этих усилий, которых Понтий и Денис называют рабочими по техническому обслуживанию (maintenance workers). Последние «не находятся в поле зрения, они часть армии невидимых работников, тех, кто, по выражению Сьюзан Стар, "моет посуду и выносит мусор"1, тех, кто имеет дело с грязной и неряшливой стороной обыденной жизни.... В парижской подземке пять человек отвечали за уход и починку указателей. День за днем они ремонтировали испорчен-

1 Здесь цитируется работа Стар [70, с. 3].

50

ные знаки, очищали их от грязи, убирали вышедшие из употребления и заменяли их на новые, принесенные из мастерской. При этом они занимались не тривиальными побочными вопросами, второстепенными по отношению к тому, чем "на самом деле" являются знаки метро. Скорее, они столкнулись с другой версией знаков метро, резко контрастирующей с предыдущей: эта вторая версия предполагает хрупкость как важную особенность материального мира.» [30, с. 348].

Таким образом, существенно, что в рамках MRS не агенты (технические работники), а обслуживаемые ими объекты являются уязвимыми и нуждающимися в заботе (care).

MRS и слуги

MRS занимаются преимущественно материальным миром и теми, кто его поддерживает в общественных зонах. Но примечательно, что Стар, размышляя вслед за Шейпиным о том, как организована рутина научной деятельности, сравнивала функции вспомогательного персонала лабораторий, научно-исследовательских институтов и т.п. с теми, которые в частных пространствах выполняют слуги (мытьё посуды и вынос мусора). Обслуживаемые ими потребности относятся к системам жизнеобеспечения или инфраструктуре жизни людей и вещей. Для того, чтобы человек жил, дом надежно его защищал, а вещи служили, важны не столько факты рождения первого, постройки второго и производства третьих, сколько обеспечение их постоянного функционирования (например, в виде регулярного приема пищи, сна, отдыха, обеспечения теплом, устранения грязи, ремонта и т.п.). Налаживание бесперебойного поддержания или ухода за людьми или вещами иногда делегируется специальным помощникам - слугам. Под гиперонимом «слуги» скрывается огромное разнообразие профессий, и общим для них являются повторяющиеся действия, подчиненные суточному / недельному / месячному / годовому социально-биологическому жизненному циклу хозяев и связанной с ними материальной среды обитания.

На рынке труда слуги продают свои силы и время не только с тем, чтобы высвободить то же самое для хозяев, перенаправляющих их на другие цели, но, что не менее важно, для того, чтобы

нормализовать, упорядочить и рутинизировать процесс их жизнедеятельности. Герой рассказа Моэма «Сокровище» Ричард Харен-гер долго искал идеальную кандидатуру на позицию горничной, и, наконец, остановив свой выбор на Причард, спросил ее: «- Когда вы сможете приступить, если я вас найму? Сейчас у меня нет никого. Кухарка по мере сил управляется со всеми делами, но я хотел бы, чтобы всё как можно скорее встало на свои места» [курсив мой. - С.С.] [5, с. 47]. Подобно техническим работникам по отношению к инфраструктурам общественных пространств, слуги придают обслуживанию жизнеобеспечительных систем человека характер стандартных и регулярно повторяющихся практик, которые формируют каркас порядка. Давидофф образно высказалась, что слуги в процессе наведения порядка абсорбировали грязь в свои собственные тела [27, с. 5].

Производство того же самого (или воспроизводство) представляется ключевой характеристикой или сущностным признаком их профессии, который поддается анализу и проблематизации, если применять инструменты MRS. Это не слабое их место (как в оптике марксизма), а профессиональная обязанность. Они не призваны ничего менять, они не двигатели прогресса, а «сберегатели» того, что уже есть. Их задача поддерживать всё в том же состоянии, а при появлении нового и незнакомого превращать его в привычное и рутинное, преобразуя временный хаос и беспорядок, вызванный новацией, в порядок.

Такой подход заставляет по-другому взглянуть на часто отмечаемую в источниках консервативность слуг, которая порой трактуется как следствие их лени, инертности, нежелания переучиваться. Например, Ко Сла, туземный слуга Джона Флори, героя романа Оруэлла «Дни в Бирме», интересуется у своего хозяина, идет ли тот вечером играть в теннис, на что Флори отвечает отрицательно, объясняя это жарой, и просит принести бутылку виски. Ко Сла «бутылку принес, а вместе с ней и ракетку, которую демонстративно прислонил к стене напротив кровати. Теннис в его сознании являлся священным ритуалом белых, и уклонение хозяина от обряда ему не нравилось» [7, с. 65]. А для слуги ритуалом был заведенный распорядок дня и жизни, и сам он выступал его священнослужителем, оберегая от нарушений и неисполнения. То же относилось и к более серьезным сбоям в режиме жизни Флори,

когда тот задумал жениться. Флори впервые за десяток лет очутился в церкви не на похоронах. «Ко Сла, как всякий холостяцкий слуга, воспринял этот респектабельный поход с глубочайшей интуитивной ненавистью. Быть беде! - мрачно вещал он у сараев. - Я всё вижу! Хозяин-то за последнюю неделю совсем другой стал - за день курит всего полпачки, джин перед завтраком не пьет, вечером снова бреется - думает, глупый, я не знаю! - полдюжины новых шелковых рубашек заказал!.. Ох чую, худо будет! Еще месяца три от силы, и прощай мир да лад!» [курсив мой. - С. С.] [7, с. 142]1.

Являясь агентами «невидимых» и «ненавязчивых» действий и систем, слуги и сами призваны быть такими. Эффект ожидаемой незамечаемости и неожиданной «наличности» слуги ярко описан в детективном рассказе Честретона «Странные шаги»: «В комнату быстро вошел лакей и вдруг остановился, словно окаменев. Сделал он это совершенно бесшумно, но вялые и благодушные джентльмены привыкли к тому, что невидимая машина, обслуживавшая их и поддерживавшая их существование, работает безукоризненно, и неожиданно остановившийся лакей испугал их, словно фальшивая нота в оркестре. Они чувствовали то же, что почувствовали бы мы с вами, если бы неодушевленный мир проявил непослушание, если бы, например, стул вдруг бросился убегать от нашей руки. ... Тот факт, что с лакеем случилось нечто странное, был для них просто скучной и досадной помехой. Быть грубыми они не хотели, а в то же время страшились проявить хоть какую-то человечность. Они желали одного, чтобы всё это поскорее кончилось» [17, с. 32]. Незаметность слуг, проявляемая в стандартной униформе, тихом говоре или молчаливости, особой походке, пребывании в скрытых зонах в доме и т.п., в рамках MRS может рассматриваться не как признак их ущербности и маргинальности, а важный профессиональный навык, наличие которого от него ожидают и требуют.

Когда Стар и собранный ею коллектив авторов изучали процесс производства знаний, они ставили задачу «понять системные свойства науки и выявить компоненты, которые эту систему образуют». «Это не функционалистский подход, - пишет она, - в сердце которого метафора замкнутой системы. Мы хотим подойти к

1 В колониальной Индии, как правило, после появления в доме белой женщины, происходила почти полная смена штата слуг.

53

проблеме науки как набору связанных взаимозависимостей, неотделимых от личных переживаний, общественных вопросов, повестки социальных преобразований, а не как к социальной структуре с одной или несколькими дисфункциональными элементами. . В нашем экзорцизме, мы просто хотим увидеть ученых и технический персонал такими же обыкновенными, как другие граждане, ни злодеями, ни героями. . Мы отказываемся от социально-естественных или социально-технических дихотомий и изобретаем системные и диалектические единицы анализа» [70, с. 2-3].

В ситуации со слугами MRS позволяют изменить однонаправленную объектно-субъектную зависимость, при которой слуги являются объектами подчинения, подавления, эксплуатации со стороны хозяев или объектами жалости и сострадания со стороны эмпатичного общества, включая академические круги. Перенос характеристик уязвимости и хрупкости со слуг на тех, кто нуждается в заботе и уходе (хозяева и материальный мир их личной жизни), наделяет домашних работников субъектностью и делает их важным компонентом системы, обеспечивающей поддержание социально-биологической ткани жизни, через упорядочивающие практики личного обслуживания. В таком ракурсе путь к обретению достойного места в обществе может лежать не через стремление к социальному, тендерному, расовому, кастовому равноправию, а через признание полезности и функциональной незаменимости этой профессиональной группы в установлении социального порядка как конкретного результата повседневной деятельности по физиологическому и материальному поддержанию и ремонту / починке (в прямом и переносном смысле).

Недостающий элемент: еще несколько слов о дефиниции

Размышляя о ценности тех или иных социальных теорий, Давидофф сетует, что наибольшим престижем пользуются те из них, которые максимально дистанцируются «от крови, пота и слез». Те аспекты жизни, которые считаются «наиболее личными, интимными, слишком близкими к телу, заметаются под ковер». «Не только авторы своих биографий, но и историки, - продолжает она, - прятали воображение и обуздывали свои языки, в результате чего презентуемое ими прошлое часто оказывалось идиллическим,

полностью лишенным запахов, побуждений и тел» [27, с. 2]. Но именно с такой стороной жизни зачастую и имеют дело слуги, вследствие чего тоже (а не только по причине «непроизводительности» труда) они вместе с кровью и слезами исчезали из поля зрения исследователей.

Здесь стоит вновь вернуться к вопросу о том, кто такой слуга. Дефиниции, предложенные МОТ или Н. Синхой и Н. Вармой в рамках «домашнего» поворота, формулируются через понятия (низко-) неквалифицированного труда (menial) и дома / домохозяйства (domus, household). Однако в источниках то и дело обнаруживаются слуги, чьи специальности предполагают высокую квалификацию (личные секретари, гувернеры, дворецкие, шеф-повара), или хозяева, которые порой долго и мучительно ищут таковых (как герой рассказа Моэма). В то же время встречается немало ситуаций, в которых отношения между слугами и хозяевами разворачиваются вне дома или домохозяйства, например, в дороге, в публичных местах или вовсе на рабочем месте последних. Наконец, есть целая категория так называемых парадных или статусных слуг, которых только в общественном пространстве и можно увидеть. Они выполняют ритуальные функции, соответствующим образом организуя и декорируя пространство вокруг хозяина во время публичных мероприятий (таковыми, например, были чобдары, держатели посеребренных деревянных жезлов при британских генерал-губернаторах в Индии во время торжественных церемоний). Многие слуги или ситуации так или иначе не вписываются в двухчастную схему: низкая квалификация и домохозяйство.

Ускользающий или недостающий элемент можно попробовать обнаружить, если переключить внимание с деятельности слуг и мест ее осуществления на объекты ее приложения, каковыми являются «хрупкие» и «уязвимые» тела хозяев. Слуги максимально приближены к ним, причем в буквальном смысле слова, физически, имеют дело с интимными сторонами жизни, что является существенной особенностью их труда. В этой ситуации более релевантным и универсальным критерием, маркирующим работника как слугу и объединяющим под этим гиперонимом людей разной специализации и квалификации, может быть обслуживание тел хозяев в непосредственном контакте с ними или опосредованно, в любом месте, где они находятся. Особую значимость при этом

приобретает фактор установления отношений личной зависимости / взаимозависимости, что предъявляет специфические требования к квалификации слуг, в том числе, если не в первую очередь, всё те же молчаливость и незаметность, но уже не только как системный элемент материального порядка, но и в качестве свойств личного характера.

Рабочий вариант определения слуги может звучать так: слуга - это человек, осуществляющий труд, персонифицированно направленный на обеспечение функционирования социальной и биологической жизни другого человека (людей) через организацию и поддержание порядка внутри и вокруг его (их) физическо-го(их) тела (тел) и связанного с ним(и) материального мира, что вкупе создает между слугой и обслуживаемым(и) им человеком (людьми) отношения личной зависимости / взаимозависимости.

Список литературы

1. Большой толковый словарь русского языка. - Санкт-Петербург: Норинт, 2000. -1536 с.

2. Гребер Д. Бредовая работа. Трактат о распространении бессмысленного труда. -Москва: Ад Маргинем Пресс, 2020. - 440 с.

3. Маклохлин Э., Краусс Н. Дневники няни. - Москва: АСТ, 2004. - 350 с.

4. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. - 2-е изд. - Москва: Издательство политической литературы, 1974. - Том 49. - 555 с.

5. Моэм С. По тому же рецепту. - Москва: Захаров, 2003. - 208 с.

6. Мукерджи А. Неизбежное зло. - Москва: Фантом Пресс, 2022. - 416 с.

7. Оруэлл Дж. Дни в Бирме. - Москва: АСТ, 2018. - 352 с.

8. Сидорова С.Е. «Чесотка дхоби»: домашние слуги и гигиена в английских домах колониальной Индии // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 9: Востоковедение и африканистика. -2020в. - № 4. - С. 116-133.

9. Сидорова С.Е. Женская прислуга в колониальной Индии: теоретико-методологические подходы в историографии // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 9: Востоковедение и африканистика. - 2020. - № 3. - С. 156-172.

10. Сидорова С.Е. Баварчи, кхансаман и кхидматгар: слуги на кухне и в столовой колониального бунгало в Индии // Вестник института востоковедения, РАН. -2019. - № 3. - С. 142-152.

11. Сидорова С.Е. Колониальное домохозяйство в цифрах, столбцах и строчках финансовых отчетов: счетные книги генерал-губернатора Бенгалии лорда Уэлсли // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная

литература. Серия 9: Востоковедение и африканистика. - 2021а. - № 4. -С. 71-86.

12. Сидорова С.Е. Мускульная сила и вода: слуги и технологии охлаждения в колониальной Индии // Диалог со временем. - 2021в. - № 76. - С. 358-374.

13. Сидорова С.Е. Опиум в молоке и брань на языке: недоверие и страх в английских детских колониальной Индии XIX в. // Электронный научно-образовательный журнал «История». - 2018. - Т. 9, выпуск 9 (73): Конфликты и обманы в обществах эпохи Средневековья и Нового времени / отв. ред. О.И. Тогоева, П.Ю. Уваров. - Без пагинации.

14. Сидорова С.Е. Тачка вместо тюрбана: индийские луддиты в английском саду // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 9: Востоковедение и африканистика. - 2021с. - № 1. - С. 149-163.

15. Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс. - Москва: Ад Маргинем, 2014. -328 с.

16. Февр Л. Бои за историю. - Москва: Наука, 1991. - 632 с.

17. Честертон Г.К. Рассказы. - Москва: Правда, 1989. - 464 с.

18. Addley E.A. One-way Passage from India: Hackney Museum Explores Fate of Colonial Ayahs. - URL: https://www.theguardian.com/culture/2020/mar/01/one-way-passage-from-india-hackney-museum-colonial-ayahs-london (дата обращения: 15.04.2024).

19. Anwar N.H., Sur M. Keeping in Motion: An Introduction to the Labours of Repair and Maintenance in South Asia // Economic and Political Weekly. - 2020. - Vol. 55, N 51. - P. 31-33.

20. Banerjee S. 'Ayahs in British India' // Digital Encyclopedia of European History. -URL: https://ehne.fr/en/encyclopedia/themes/europe-europeans-and-world/gender-and-empire/ayahs-in-british-india (дата обращения: 15.04.2024).

21. Banerjee S. Men, Women and Domestics: Articulating Middle-Class Identity in Colonial Bengal. - Delhi: Oxford University Press, 2004. - 247 p.

22. Chaudhuri N. Memsahibs and Motherhood in Nineteenth-Century India // Victorian Studies. - 1988. - Vol. 31, N 4. - P. 517-535.

23. Chaudhuri N. Memsahibs and Their Servants in Nineteenth-century India // Women's History Review. - 1994. - Vol. 2, N 4. - P. 549-562.

24. Conway S. Ayah, Caregiver to Anglo-Indian Children, c. 1750-1947 // Children, Childhood and the Youth in the British World / Robinson S., Sleight S. (eds). -London: Palgrave Macmillan, 2016. - P. 41-58.

25. Dant T., Bowles D. Dealing with Dirt: Servicing and Repairing Cars // Sociological Research Online. - 2003. - Vol. 8, N 2. - P. 1-17.

26. Davidoff L. Mastered for Life: Servant and Wife in Victorian and Edwardian England // Journal of Social History. - 1974. - Vol. 7, N 4. - P. 406-428.

27. Davidoff L. Worlds Between: Historical Perspectives on Gender and Class. -Cambridge: Polity Press, 2013. - 288 p.

28. Denis J., Mongili A., Pontille D. Maintenance & Repair in Science and Technology Studies // Italian Journal of Science & Technology Studies. - 2015. - Vol. 6, N 2. -P. 5-15.

29. Denis J., Pontille D. Beyond Breakdown: Exploring Regimes of Maintenance // Continent. - 2017. - Vol. 6, N 1. - P. 13-17.

30. Denis J., Pontille D. Material Ordering and the Care of Things // Science, Technology, & Human Values. - 2015 - Vol. 40, N 3. - P. 338-367.

31. Domestic Workers Across the World: Global and Regional Statistics and the Extent of Legal Protection. - Geneva: International Labour Office, 2013. - 146 p.

32. Eaker A. An 'Effaced Itinerary': Joanna de Silva by William Wood // Metropolitan Museum Journal. - 2023. - Vol. 58. - P. 8-23.

33. From Global Care Crisis to Quality Care at Home: The Case for Including Domestic Workers in Care Policies and Ensuring Their Rights at Work. - 2024. -March. - URL: https://webapps.ilo.org/wcmsp5/groups/public/—ed_protect/— protrav/—travail/documents/publication/wcms_916326.pdf (дата обращения: 28.04.2024).

34. Gao Ch., Watanabe M. Understanding the "Service Economy": A Marxist Critical Approach // World Review of Political Economy. - 2023. - Vol. 14, N 1. - P. 3462.

35. Graham S., Thrift N. Out of Order: Understanding Repair and Maintenance // Theory, Culture and Society. - 2007. - Vol. 24, N 3. - P. 1-25.

36. Grossman J. Ayahs, Dhayes, and Bearers: Mary Sherwood's Indian Experience and «Constructions of Subordinate Others» // South Atlantic Review. - 2001. - Vol. 66, N 2. - P. 14-44.

37. Hartman S. Venus in Two Acts // Small Axe. - 2008. - Vol. 12, N 2. - P. 1-14.

38. Haskins V.'Mrs Browne and the Bengalis: An Early Transcolonial Story of Domestic Service, 1816-1821 // Asian Studies: The Twelfth International Convention of Asia Scholars (ICAS 12). - Amsterdam: Amsterdam University Press, 2022 - Vol. 1. - P. 216-224.

39. Haskins V., Sen S. Introduction: Regulation and Domestic Service in Colonial Histories // International Review of Social History. - 2022. - Vol. 67, N 1. - P. 1-7.

40. Henke C.R. The Mechanics of Workplace Order: Toward a Sociology of Repair // Berkeley Journal of Sociology. - 2000. - Vol. 44. - P. 55-81.

41. Jackson S.J. Rethinking Repair // Media Technologies: Essays on Communication, Materiality and Society / Gillespie T., Boczkowski P., Foot K. (eds.). - Cambridge, MA: The MIT Press, 2014. - P. 221-240.

42. Jonna R.J., Foster J.B. Marx's Theory of Working-Class Precariousness - And Its Relevance Today // Alternate Routes: A Journal of Critical Social Research. - 2016. -Vol. 27. - P. 21-45.

43. Krause M. Model Cases: On Canonical Research Objects and Sites. - Chicago: Chicago University Press, 2021. - 224 p.

44. Lepore J. Historians Who Love Too Much: Reflections on Microhistory and Biography // Journal of American History. - 2001. - Vol. 88, N 1. - P. 129-144.

45. Lowrie C. Enduring Forms of Indenture Chinese Domestic Workers and the Use of Penal Sanctions in Colonial Singapore, 1920 s-1930 s // Asian Studies: The Twelfth International Convention of Asia Scholars (ICAS 12). - Amsterdam: Amsterdam University Press, 2022. - Vol. 1. - P. 407-417.

46. Lowrie C. Travelling Servants and Moving Images: A Photographic History of Chinese Domestic Workers. - URL: https://visualisingchina.net/blog/2021/03/11/ guest-blog-claire-lowrie-on-travelling-servants-and-moving-images-a-photographic-history-of-chinese-domestic-workers/ (дата обращения: 28.04.2024).

47. Lowrie С. Murder and the Working Lives of Chinese Male Servants in Colonial Singapore, 1910 s-1930 s // International Review of Social History. - 2022. -Vol. 67, N 1. - P. 43-64.

48. Making Decent Work a Reality for Domestic Workers: Progress and Prospects Ten Years after the Adoption of the Domestic Workers Convention, 2011 (No. 189). -Geneva: International Labour Office, 2021. - 340 p.

49. Munck R. The Precariat: A View from the South // Third World Quarterly. - 2013. -Vol. 34, N 5. - P. 747-762.

50. Ofreneo R. Asia & the Pacific: Advancing Decent Work Amidst Deepening Inequalities. - Philippines: ITUC-AP, 2013. - 130 p.

51. Orr J.E. Talking About Machines: An Ethnography of a Modern Job. - New York: Cornell University Press, 1996. - 192 p.

52. Paul C. Book Review: Samita Sen and Nilanjana Sengupta, Domestic Days Women, Work and Politics in Contemporary Kolkata. (New Delhi: Oxford University Press, 2016. - 311 p.) // Social Change. - 2020. - Vol. 50, N 1. - P. 178-181.

53. Pinchbeck I. Women Workers and the Industrial Revolution, 1750-1850. - London: George Routledge and Sons Limited, 1930. - 342 p.

54. Ray R., Qayum S. Cultures of Servitude: Modernity, Domesticity, and Class in India. - New Delhi: Oxford University Press, 2010. - 272 p.

55. Robinson O. Travelling Ayahs of the Nineteenth and Twentieth Centuries: Global Networks and Mobilization of Agency // History Workshop Journal. - 2018. -Vol. 86. - P. 44-66.

56. Sarti R. From Slaves and Servants to Citizens? Regulating Dependency, Race, and Gender in Revolutionary France and the French West Indies // International Review of Social History, 2022. - Vol. 67, N 1. - P. 65-95.

57. Sen S., Sengupta N. Domestic Days: Women, Work, and Politics in Contemporary Kolkata. - New Delhi: Oxford University Press, 2016. - 311 p.

58. Shapin S. The Invisible Technician // American Scientist. - 1989. - Vol. 77, N 6. -P. 554-563.

59. Sherwood Mrs. The Ayah and Lady. An Indian Story. - Boston: Samuel N., Armstrong and Crocker & Brewster, 1822. - 108 p.

60. Sherwood Mrs. The History of Little Henry and His Bearer. - London; Wellington, Salop: Printed by and for F. Houlston and Son, 1826. - 139 p.

61. Sherwood Mrs. The History of Little Lucy and Her Dhaye. - London; Wellington, Salop: Printed by and for F. Houlston and Son, 1823. - 154 p.

62. The Design of Everyday Life / Shove E., Watson M., Hand M., Ingram J. - Oxford: Berg Publishers, 2007. - 192 p.

63. Sinha N. Genealogies of "Verification": Policing the Master-Servant Relationship in Colonial and Postcolonial India // International Review of Social History. - 2022. -Vol. 67, N 1. - P. 9-41.

64. Servants' Pasts: Late Eighteenth to Twentieth-Century South Asia. Vol. 2 / Sinha N., Varma N. (eds). - New Delhi: Orient Blackswan, 2019. - 324 p.

65. Servants' Pasts: Sixteenth to Eighteenth Century South Asia. Vol. 1 / Sinha N., Varma N., Jha P. (eds). - New Delhi: Orient Blackswan, 2019. - 422 p.

66. Spivak G.Ch. Can the Subaltern Speak? // Marxism and the Interpretation of Culture / Nelson C., Grossberg L. (eds.). - Chicago: University of Illinois Press, 1988. - P. 271-313.

67. Stadtler F., Visram R. A Home for the Ayahs: From India to Britain and Back Again. -URL: https://www.ourmigrationstory.org.uk/oms/a-home-for-the-ayahs- (дата обращения: 28.04.2024).

68. Stanley J. Ayahs Who Travelled: Indian Nannies Voyaging to Britain in the Nineteenth Century // Black and Asian Studies Association Newsletter. - 2011. -N 58. - P. 5-8.

69. Stanley J. Black History Month: Ayahs at Sea // Women History Network. - 2011. -9.10. - URL: https://womenshistorynetwork.org/black-history-month-ayahs-at-sea/ (дата обращения: 28.04.2024).

70. Star S.L. Ecologies of Knowledge: Work and Politics in Science and Technology / Star S.L. (ed.). - New York: State University ofNew York, 1995. - 434 p.

71. Star S.L. The Ethnography of Infrastructure // American Behavioral Scientist. -1999. - Vol. 43, N 3. - P. 377-391.

72. Stockett K. The Help. - Berkley, Ca.; New York: Penguin, 2009. - 530 p.

73. Stoler A. Carnal Knowledge and Imperial Power: Race and the Intimate in Colonial Rule. - Berkeley, Ca.: University of California Press, 2002. - 335 p.

74. The Labour Provisions of the Peace Treaties. - Geneva: International Labour Office, 1920. - 18 p.

75. Tregenna F. 'Services' in Marxian Economic Thought. - Ideas: Cambridge Working Papers in Economics. - 2009. - URL: https://api.repository.cam.ac.uk/server/api/ core/bitstreams/edcc89f9-b3d3-4fc1-97cc-16bfc2194090/content (дата обращения: 28.04.2024).

76. Trivaletto F. Is There a Future for Italian Microhistory in the Age of History // California Italian Studies. - 2011 - Vol. 2, N 1. - P. 1-26.

77. Varma N. The Many Lives of Ayah: Life Trajectories of Female Servants in Early Nineteenth-Century India // Servants' Past. Late Eighteenth to Twentieth-Century South Asia. Vol. 2 / Sinha N., Varma N. (eds). - New Delhi: Orient Black Swan, 2019. - P. 73-108.

78. Visram R. Ayahs, Lascars and Princes: The Story of Indians in Britain 1700-1947. - New York: Routledge, 1986.-334 p.

79.Watanabe M. Marx's Category of Service Labour // Hitotsubashi Journal of Social Studies. - 1991. - Vol. 23, N 1. - P. 25-36.