CC BY
331
H. Е. Булгакова
СЛОВЕСНЫЕ ЯРЛЫКИ КАК ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ
И ЛИНГВОЭКОЛОГИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ
NADEZHDA E.BULGAKOVA THE VERBAL LABELS AS LEXICO-SEMANTIC CONCEPT
Словесные ярлыки как лексико-семантическое понятие в научной литературе освещается недостаточно: в исследованиях, посвященных лингвоэкологическим проблемам русского языка, речевому манипулированию, нет его всестороннего описания как термина языкознания. В данной статье освещается история изучения словесного ярлыка в отечественной науке, предлагается его дефиниция и описание релевантных признаков.
Ключевые слова: словесные ярлыки, релевантные признаки, неаргументированность, стереотипность, дискредитация.
The verbal labels as lexico-semantic concept are not covered enough: there is no comprehensive description of it as a term of linguistics in studies devoted to linguaecological problems of Russian language and speech manipulation. This article deals with questions of the history of the study of the verbal label in domestic science, a definition and a description of relevant features are proposed.
Keywords: verbal labels, relevant evidence, groundlessness, stereotyping, discredit.
Надежда Евгеньевна Булгакова
Старший преподаватель кафедры русского языка и литературы Лесосибирского педагогического института — филиала ФГАОУ ВПО «Сибирский федеральный университет» ► Bulgakova2163@mail.ru
Лексика является наиболее изученной частью современного русского языка. Однако и здесь до сих пор существуют «белые пятна». Так, не подвергалась комплексному исследованию такая лексико-семантиче-ская единица, как словесный ярлык (далее — СЯ), но упоминается в ряде исследований, анализирующих оценочные средства лексики. В русском языке существует фразеологизм «навешивать (наклеивать) ярлыки (ярлык)», что значит «давать кому-либо или чему-либо поверхностную, одностороннюю характеристику, необоснованно приписывая кому-либо или чему-либо какие-либо свойства, качества и т. п., формально, шаблонно оценивать, характеризовать» [15: 264].
Приём «приклеивания (наклеивания) ярлыков» — это использование слов негативной окраски с целью дискредитировать идеи, планы, личности, вызвать чувство предубеждения, страха, ненависти, не прибегая к объективной оценке или анализу. Этот приём сочетается с практикой «вдалбливания» в общественное сознание стереотипов — установившихся и чаще всего искажённых представлений и понятий [13]. Г. А. Копнина отмечает: «Приём „навешивания (наклеивания) ярлыков" используется для создания и закрепления в сознании аудитории чьего-либо дискредитирующего образа» [5: 87]. А. М. Цуладзе, рассматривая этот приём, пишет, что ярлыки «создаются и вводятся в употребление с вполне определенной целью. Опасность их в том, что, входя в широкий
обиход благодаря прежде всего СМИ, они приживаются надолго, становятся привычными, повседневными словами, порой замещая, вытесняя другие — смежные, но менее агрессивные понятия» [16: 86-87]. Называя ярлыки манипулятив-ными терминами, этот автор отмечает, что они «представляют собой один из видов психологического программирования массового сознания. Это один из способов насаждения массовых стереотипов, противостоять которому очень сложно» [Там же].
В научной литературе начали появляться статьи о СЯ в последние десятилетия: опубликованы статьи О. Л. Дмитриевой о ярлыках [3; 4]; краткая характеристика СЯ даётся в работах А. П. Сковородникова, посвящённых лингвоэко-логическим проблемам русского языка [11; 12], и в монографии Г. А. Копниной, посвящённой речевому манипулированию [5]. Одно из первых определений СЯ как лингвистического понятия находим в «Словаре перестройки»: «ярлык — наименование кого-, чего-л., намеренно подчёркивающее одну формальную (часто — ложную, вымышленную) характеристику кого-, чего-л., доводящее его до крайности и игнорирующее другие, более важные характеристики объекта, даётся с целью обвинения (часто — политического) в чём-л.». «Появились ярлыки: „зелёные крикуны", „горлопаны", „митинговая стихия" и т. д. СК, 17.11.90» [6: 253]. Позже толкование лексического значения ярлыка как термина дано в «Учебном словаре» Т. В. Матвеевой: «Краткая отрицательно-оценочная характеристика человека или явления, тяготеющая к постоянству и дискредитирующая данную личность (явление) в общественном сознании. Ярлык — проявление языковой идеологизации, отражение идеологической борьбы. За ярлыками всегда стоит определенная идеологическая позиция: с помощью ярлыков обозначаются те, кто не разделяет позицию говорящего и, следовательно, является ее врагом (Ярлыки 80-х гг. 20 в.: сепаратист, популист, теневик, торгаш, экстремист)» [8: 415].
Толкование ярлыка как термина лексикологии даётся в учебном пособии Л. И. Рахмановой и В. Н. Суздальцевой: это такие слова, «которые
представляют собой шаблонные прозвища, наименования кого-либо, далеко не всегда соответствующие содержанию названного лица, предмета и, как правило, выражающие крайне отрицательную оценку. Таковы ярлыки прежних лет: враг народа, вредитель, подкулачник, троцкист и пр.; более поздние: сионист, диссидент и т. п. Опасность такого рода обозначений заключается в том, что они автоматически моделируют в сознании слушателя, читателя „образ врага", выносят окончательное, не подлежащее переосмыслению суждение о том, кто назван данным словом, независимо от того, соответствует ли эта характеристика действительности или нет» [10: 38]. О том, что СЯ — это «средство создания образа врага» и что он «является продуктом целенаправленного манипулирования сознанием», — пишет О. Л. Дмитриева [3: 91].
Все выше приведённые определения характеризуют СЯ в большей степени с точки зрения культуры речи, этической нормы, но не дают полного представления о СЯ как о языковом явлении.
Очевидно, что подход к понятию СЯ с точки зрения культуры речи и стилистики не может раскрыть всех его семантических, прагматических и функциональных особенностей. Это понятие, как нам кажется, следует определять как на уровне языка, т. е. структурно-семантических признаков и отношений этого явления с другими элементами лексической системы, так и на уровне речи, функционирования.
Как известно, единицы языка являются не только средством познания и репрезентации мира предметов и мира идей, средством осуществления абстрактного обобщённого мышления, но и служат для выражения чувств, эмоций, социальных и индивидуальных оценок, обслуживая тем самым сферу эмоционально-психической деятельности человеческого сознания, сферу стандартного восприятия мира и взаимодействия с ним человека (см. об этом: [14: 4; 9: 100; 17: 40]). Общая экспрессивная функция языка конкретно реализуется либо как мелиоративная (выражение положительных эмоций, оценок), либо как пейоративная (выражение отрицательных оценок, эмоций). Как отметил Ж. Вандриес, в нашей жиз-
ни больше поводов для чего-то плохого, отвратительного, либо того, что мы считаем таковым [2: 124]. В этом смысле СЯ реализуют именно пейоративную функцию языка.
Можно сделать вывод, что СЯ — лексическая единица языка, реализующая общую языковую экспрессивную функцию на участке её пейоративной семантики. При таком понимании к СЯ пришлось бы отнести любые бранные, оскорбительные слова, отрицательные характеристики (инвективная лексика, клички, дисфе-мизмы и т. п.). Поэтому возникает необходимость разграничить СЯ и сходные с ними на первый взгляд понятия: инвективы, клички (прозвища), штампы (шаблоны), дисфемизмы и др. Определим релевантные признаки СЯ.
СЯ всегда экспрессивны, так как оценивают денотат (лицо, действие, предмет, качество), но оценка эта односторонняя, всегда отрицательная, что способствует превращению СЯ в средство осуществления языкового насилия, в том числе манипулирования сознанием и поведением тех, на кого направлен текст, включающий СЯ. Использование СЯ в речи можно рассматривать как негативную характеристику того, что не соответствует ценностям, взглядам говорящего / пишущего. Например: Лукашенко не может честно победить в выборах, максимум 20-30%, поэтому вся эта ругань, антироссийская риторика, конечно, нас не радует (Жириновский В. ОРТ. Время, 03.10.2010).
Н. Г. Мартыненко, рассуждая о речевой агрессии в политическом дискурсе, указывает, что в качестве средств речевой агрессии используются «политические термины, официальные и экспрессивно-разговорные названия политических партий и движений: коммуняги, фашисты, национал-патриоты, а также наименования политиков по их действиям и стилю поведения: диктатор, разоритель, сепаратист, популист и др.» [7: 12]; это подтверждает наши наблюдения о том, что распространёнными СЯ являются де-терминологизованные единицы.
СЯ зачастую являются детерминологизо-ванной единицей, вследствие того что в разряд СЯ переходит большое количество терминов
(особенно общественно-политического характера) типа фашист, коммунист, оппозиция и т. д. В опредёленных контекстах подобные лексемы утрачивают чёткое денотативное значение, прекращают своё существование как термин. Рассмотрим пример: «Посмотрите, как экстремисты всех мастей пытаются играть на шахтёрских трудностях. Коммунисты даже собирают свой съезд» (ОРТ, Новости, 22.05.1998). В этом высказывании лексемы «экстремисты» и «коммунисты» выступают как контекстуальные синонимы. Из содержания получается, что члены партии КПРФ являются экстремистами. Терминологическая однозначность и точность словоупотребления лексемы «экстремист» нарушена вследствие его сочетания с оборотом «всех мастей». Или: «Сволочи, фашистское отребье, кулацкие выродки, ... Вы думаете, я напишу письмо в благодарность Ельцину и демократии?» (Не дай Бог, 8.06.96; из письма читателей в газету). Прилагательные фашистское, кулацкие, сочетаясь с существительными отребье и выродки, утрачивают денотативное значение и «обрастают» ярлычными коннотациями, включёнными в социально-политические характеристики, что и превращает их в СЯ.
Становятся СЯ так называемые псевдотермины, или лжетермины (термины с размытой семантикой), возникшие в русском языке в годы тоталитаризма, например, подкулачник, враг народа, вредитель, невозвращенец и др.: «... он исключен из партии. Подкулачник с партбилетом. Подкулачник Кириенко выручал кулака во время хлебозаготовок, давая взаймы деньги, не посещал партсобраний, не платил членских взносов — из партии исключен» (Вон из партии // Борьба, 1931, НКРЯ); «Бедняк, а как рассуждает. Очевидно — подкулачник. И это меня злит — бедняк защищает кулацкую линию» (Панферов Ф. И. Очерки); «Вот этот Пальцев — настоящий подкулачник, а те двое — Бочинин и Колотовкин — тоже не сахар» (Липатов В. Деревенский детектив). В этих примерах СЯ подкулачник является псевдотермином, т. к. не имеет чёткой дефиниции ни в толковых словарях, ни в узуальном обиходно-бытовом употреблении. Ср.: «Термин „попутчик"
вполне соответствовал новообразованному термину „подкулачник"» (Чегодаева М. Соцреализм: Мифы и реальность). Или: «К кулакам добавлялись и середняки, и даже бедняки — для них было введено особое наименование „подкулачник"» (Там же). В рассказе В. Астафьева «Веселый солдат» лексема подкулачник является псевдотермином и СЯ: «Здесь, под городом этим, сложил свою голову мой дядюшка, Иван Павлович Астафьев, с четырнадцати лет как подкулачник, стало быть, непримиримейший враг родного народа и власти, высланный в Игарку с мачехой, больным дедушкой и пестрым семейством».
Ядро СЯ составляют языковые СЯ, которые воспринимаются как таковые без контекста и ситуации, к ним относятся псевдотермины и детерминологизованные лексемы. На втором уровне находятся СЯ, выраженные именами существительными, которые приобретают яр-лычное значение за счёт прибавления к ним отрицательно-оценочных прилагательных, например: «Выглядел он, как космополит безродный благородных кровей» (Лебедь, 2003.28.07. НКРЯ); «А всякого рода чуждый элемент — обиженные, репрессированные, приспособившиеся, классово чуждые — эти и близко не должны к ней допускаться» (Домбровский Ю. О. Хранитель древностей); «Через самое короткое время выяснилось, что Таль связан с троцкистами и сам — скрытый троцкист» (Ефимов Б. Десять десятилетий).
На периферии находятся СЯ, представляющие собой многозначные лексические единицы и поэтому нуждающиеся в широком речевом контексте, например: «Это у меня горе, — бешено выкрикнул Страхов, — а тебе, перевертыш, радость!»(КорнешовЛ. Газета, НКРЯ); «Большевизм, как некий перевёртыш монархии, методично шел (и он к нему пришел) к установлению „красного рая на земле"» (Ткачук С. Троянский конь, НКРЯ). Ср.: «Надпись можно читать и слева и справа, потому что эта фраза — перевёртыш или палиндром: „Аргентина манит негра"» (Трамвай, 1991, НКРЯ). В 1-м и 2-м примерах лексема пере-вёртыш является СЯ, т. к. размыта денотативная сема и слова несут отрицательно-оценочную коннотацию. В 3-м примере лексема перевёртыш
не является СЯ, т. к. не имеет отрицательной коннотации, номинирует вид надписи.
Таким образом, мы разграничиваем СЯ языковые (расист, антисемит и под.) и СЯ речевые, контекстуальные (перевёртыш, мясник и под.)
СЯ активно функционируют в речи в течение всего периода развития современного русского языка. Так, в годы революции и Гражданской войны в России использовались такие СЯ, как хищники империализма, предатели, слуги капитализма, лакеи буржуазии, прихвостни, ренегаты и др.; в эпоху сталинизма, когда образование СЯ происходит не менее активно, в их роли употреблялись слова и словосочетания: кулаки, вредители, националисты, шпионы, враги народа, реакционеры, мракобесы, антипатриоты, националистическая буржуазия, классово-враждебные (чуждые) элементы общества, диверсанты, антисоветчики, космополиты и др.; во времена «перестройки» как СЯ были распространены следующие единицы: красно-коричневые, националисты, популисты, сепаратисты, экстремисты и некоторые другие (более подробно об этом см.: [1: 13-18]).
В наследство от советского периода, как отмечает М. А. Ягубова, сохранилась тяга к яр-лыковым оценкам иронического характера: детское правительство, бездарное правительство, Примаковский ковчег, крёстный отец «Газпрома» (В. Черномырдин), главный мытарь страны (А. Починок), почётные бомжи (депутаты), тушка из Мавзолея (Ленин) и т. д. [18: 99].
Причина активного функционирования СЯ в наши дни — широкая политизация и идеологическая дифференциация современного общества в сочетании с низким уровнем культуры дискутирования: «По-прежнему широко идут в ход резкие (подчас — оскорбительные) слова и выражения, функция которых заключается в дискредитации (демонизации) оппонента. Причем используются как старые ярлыки (например: консерватор, фашист, славянофил, антисемит, черносотенец, охотнорядец, патриархальщина) <...> так и новые (например: неформал, сталинист, гомо советикус, красно-корич-
невый, экстремист, партократ, аппаратчик, деструктивные силы и др.)» [11: 11]. По мнению А. П. Сковородникова, особенно тревожен факт превращения в ярлыки слов, выражающих жизненно важные для народа понятия. Так, например, в 90-е годы ХХ века в результате языковой безответственности некоторых авторов были дискредитированы и превращены в ярлыки слова «патриот», «патриотический».
СЯ приложимы не только к индивидууму, но и к социальной группе, социальной деятельности, социальному явлению с целью их дискредитации. Например: «Да вас убить мало! Вы — ренегат! Агент международного империализма!» (Гинзбург Е. С. Крутой маршрут); «Власть коррумпированных чиновников, которая не изменит жизнь к лучшему — это „Единая Россия". Умные и полезные законы — это честный и умный законодатель. Голосуйте за „ЯБЛОКО"» (Листовка. Выборы в Госдуму — 2003); «Все эти пункты командарм развернул еще недели две назад. Сплошное очковтирательство! Думается, по итогам той проверки вряд ли бы Трошева ждала столь блестящая военная карьера» (Советская Россия, 2003.08.09). В данных примерах СЯ навешивается на индивидуума в 1-м высказывании, на группу лиц — во 2-м высказывании, на явление/процесс — в 3-м высказывании.
Проанализированные примеры свидетельствуют о том, что в качестве СЯ используются имена существительные или их сочетание друг с другом и с именами прилагательными.
Итак, учитывая все вышесказанное, можно дать определение СЯ.
Под словесными ярлыками понимаются слова и словосочетания (в том числе фразеологизмы) с пейоративной коннотацией социального или общественно-политического содержания, с ослабленным, иногда утраченным денотатом и гипертрофированной коннотативной частью семантики. Перечислим релевантные признаки СЯ.
1. Словесный ярлык — это номинативная единица, чаще выраженная именем существительным или словосочетанием «существительное + прилагательное» и «существительное + существительное».
2. Коннотативный элемент семантики слова доминирует, а иногда вытесняет денотативный элемент (денотативную сему). СЯ — лексема с ослабленной или размытой референцией и одновременно гипертрофированной односторонне-пейоративной коннотацией.
3. Это лексема пейоративного значения, употребляемая более или менее регулярно по отношению к какому-либо референту.
4. Ядро семантического поля СЯ составляют лексемы со значением враг, враждебность, враждебная деятельность, враждебный процесс, враждебное явление и т. п.
5. Это лексемы или словосочетания социально-оценочного, в том числе общественно-политического содержания (их значения содержат семы «общественный», «социальный», «политический», «государственный»).
6. Для СЯ характерна шаблонность, стереотипность, клишированность.
7. Неаргументированная, бездоказательная или не соответствующая действительности оценочная номинация, основанная на стереотипах восприятия; стереотипная номинация отрицательного характера, используемая без опоры на коммуникативный постулат истинности высказывания.
8. СЯ санкционированы определённой идеологией: противоборствующих партий, политических деятелей, навешивающих ярлыки своим оппонентам (врагам) с целью манипуляции сознанием слушателя / читателя, т. е. для формирования у собеседника определённого восприятия и оценки называемых референтов.
9. Функция СЯ по отношению к политическому противнику, оппоненту агрессивная, дискриминирующая, а по отношению к читателю/ слушателю — манипулятивная.
10. Для реализации СЯ важны контекст или ситуация высказывания; для речевых ярлыков конситуация является определяющим фактором.
Словесные ярлыки — феномен, характерный для современного политического дискурса, в силу своей агрессивной и манипулятивной сущности, представляющий собой отклонение от этико-речевой нормы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Булгакова Н. Е. К вопросу о классификации языковых ярлыков в диахронии (20-90-е годы XX века) // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: Вестн. Российской риторической ассоциации / Под ред. А. П. Сковородникова. Вып 1 (8). Красноярск, 1999. С. 13-18.
2. Вандрис Ж. Язык. Лингвистическое введение в историю / Под ред. Р. О. Шор. М., 1937.
3. Дмитриева О. Л. Штамп и ярлык — языковой тормоз // Мы сохраним тебя, русская речь! М., 1995.
4. Дмитриева О. Л. Ярлык в парламентской речи // Культура парламентской речи. М., 1994.
5. Копнина Г. А. Речевое манипулирование: Учеб. пособие. М., 2007.
6. Максимов В. И. и др. Словарь перестройки. СПб., 1992.
7. Мартыненко Н. Г. Речевая агрессия в политическом дискурсе // Журналистика в 2001 году: СМИ и вызовы нового века: Тезисы науч.-практич. конф. Ч. 10. М., 2002.
8. Матвеева Т. В. Учебный словарь: русский язык, культура речи, стилистика, риторика. М., 2003.
9. Панфилов В. З. Философские проблемы языкознания. Гносеологический аспект. М., 1972.
10. Рахманова Л. И., Суздальцева В. Н. Современный русский язык. Лексика. Фразеология. Морфология. М., 1997.
11. Сковородников А. П. Вопросы экологии русского языка: Учеб. пособие. Красноярск, 1993.
12. Сковородников А. П. Языковое насилие в современной российской прессе // Университетская жизнь. 12 февр. 1996.
13. Стриженко А. А. Язык и идеологическая борьба. Иркутск, 1988.
14. Уфимцева А. А. Типы словесных знаков. М., 1994.
15. Фразеологический словарь русского языка / Под ред. А. И. Молоткова. М., 1967.
16. Цуладзе А. М. Политические манипуляции, или Покорение толпы. М., 1999.
17. Черемисина М. И., Рыжкина О. А. Экспрессивно-лексический фонд русского языка // Актуальные проблемы лексикологии и словообразования. Вып. 6. Новосибирск, 1977.
18. Ягубова М. А. Речь в средствах массовой информации // Хорошая речь / О. Б. Сиротинина, Н. И. Кузнецова, Е. В. Дзякович и др.; Под ред. М. А. Кормилицыной и О. Б. Сиротининой. Саратов, 2001. С. 84-103.
[хроника]
МЕЖДУНАРОДНАЯ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «ЯЗЫК — РЕЧЬ — СПЕЦИАЛЬНОСТЬ: РУССКИЙ ЯЗЫК В СФЕРЕ МЕЖДУНАРОДНОГО ТУРИЗМА»
(Окончание. Начало на с. 23 и 41)
г. Мокнин, преподаватели русского языка тунисских лицеев, а также детской школы-студии «Родничок» при Российском культурном центре. Прошли презентации учебников «Русский язык для гостиниц и ресторанов» (автор А. В. Голубева), «Экспресс курс „Пять звезд"» (автор И. В. Казнышкина), словарей, спецкурсов и тестовых материалов. На конференции работали три тематические секции: «РКИ в вузовской подготовке будущих специалистов в области туризма», «Межкультурная коммуникация и вопросы преподавания РКИ», «Вопросы историко-культурных взаимоотношений и перевода».
В выступлениях участников были представлены различные темы:
- профессиональное общение в системе преподавания РКИ;
- формирование межкультурной компетентности будущих специалистов сферы туризма;
- составление учебно-методических пособий и словарей, разработка новых спецкурсов, направленных на формирование профессиональной и межкультурной коммуникации в сфере туризма;
- лингвокультурологические особенности рекламных текстов; специфика общения работников сферы
туризма и российских туристов; национальные стереотипы восприятия России и русских в Тунисе;
- средства невербальной и паравербальной коммуникации, коммуникативное поведение, русская речевая культура, фразеологизмы в преподавании РКИ;
- специфика и трудности преподавания русского языка как иностранного в Тунисе, Словакии, Алжире;
- трудности усвоения русского языка в арабской аудитории, вопросы интерференции;
- преподавание русского языка детям-билингвам;
- исторические контакты России и Туниса;
- сложности перевода административных и юридических документов сферы туризма.
По итогам конференции проведён Круглый стол «Русский язык в сфере международного туризма», где обсуждались вопросы роли русского языка в развитии тунисского туризма, специфики преподавания РКИ в специальных профессиональных целях.
Уанес Хафян,
доктор филологических наук, доцент, директор ВИЯ
Е. Н. Ельцова,
кандидат филологических наук, преподаватель русского языка ВИЯ, Оркомитет конференции
