Л.Ф. Широкова (Институт славяноведения РАН, Москва)
Словацкая проза о Второй мировой войне и ее место в литературном процессе
Abstract:
Shirokova L.F. Slovak prose about World War II and its place in the literary process
The events of World War II and the Slovak national uprising had a significant impact on the field of ideology and culture. In the Slovak literature, significant changes took place. The motive of war was for many years the backbone, attracting writers of various ideological and artistic orientations, creative or life experience, including direct participants of the anti-fascist Resistance. The motive of war got its most vivid embodiment in the novels of the turn of the 1950s and 1960s, when authors departed from rigid ideological and aesthetic standards of the age and showed the tragic events of the wartime through the prism of people's destinies.
Ключевые слова: Словацкая литература, военная проза, жанрово-стилевое многообразие, герой и конфликт.
Важнейшими вехами в истории Словакии ХХ в. стали события, связанные со Второй мировой войной и Словацким национальным восстанием 1944 г. На протяжении послевоенных лет менялись, в том числе и в научной литературе, оценки этого периода - в зависимости от политической обстановки в стране и политических убеждений того или иного исследователя. Особенно остро вставал вопрос о Словацком национальном восстании, которое и в наши дни оказывается порой объектом споров по поводу его закономерности или чужеродности в словацкой истории, общенародного или сектантско-коммунистического характера его подготовки и проведения и др.
Л. Липтак в своей книге «Словакия в ХХ веке» (2000) отмечал: «В той же мере, что и разнообразие суждений, которые пришлось ощутить на себе широкому и терпеливому хребту повстанческих гор за столь короткое время, примечательно и то, до какой степени интерес историков и публицистов был сосредоточен не на самом ходе восстания, а, скорее, на его подготовке, на действительных и вымышленных вариантах восстания... Вне центра внимания часто оставалось главное и существенное - само
восстание, жизнь на освобожденной территории, бои, победы и поражения. Именно то, что запечатлелось не только в историографии, но и в сознании народа, ...что определяет ничем не заменимый, неповторимый и неистребимый момент аутентичного исторического переживания. Переживания настолько реального, что его не сможет вымарать никакое новое толкование или исказить пусть даже тысяча толстых томов, статей и постановлений; мало того, это переживание настолько сильное и глубокое, что исподволь вбирает в себя даже те слои, группы и местности, которые в самом восстании участвовали лишь «сбоку»; тем самым оно становится поистине национальной традицией»'.
События Второй мировой войны и Словацкого национального восстания во многом определили послевоенный облик Словакии, повлияли на расстановку политических сил, на сферу идеологии и культуры, значительные изменения произошли и в литературе.
После 1945 г. тема войны и Восстания на долгие годы оставалась магистральной для словацкой литературы. Она привлекала к себе писателей разных идейно-художественных направлений, творческого и жизненного опыта. Переживаемые отдельно взятым человеком и большими массами людей драматические, а часто и трагические события, связанные с этим пограничные состояния человеческой психики, испытания нравственных, духовных, религиозных основ личности и социума - все это требовало серьезного художественного осмысления и в то же время отвечало потребностям развития литературы. По мере своего развития, обусловленного в этот период не столько эстетическими, сколько идеологическими факторами, эта тема приобретала различные модификации, жанровые и идейно-художественные воплощения.
Можно отметить несколько волн подъема «военной прозы», связанных как с особенностями литературного развития, так и с запросами времени, идеологическими требованиями к культуре.
На начальном, послевоенном этапе (1945-1948 гг.) очевидным было ее идейно-стилевое разнообразие. К теме войны обращались дебютанты, сами в недавнем прошлом участники войны. В. Минач (роман «Смерть ходит по горам»), К. Лазарова (повесть «Друзья») и др. Писатели более зрелого поколения, уже обладавшие большим литературным опытом, освещали события войны в присущих им идейно-стилистических формах; в числе них близкие
к неоромантической традиции Ф. Швантнер (рассказы «Крестьянин», «Священник», «Дама», «Письмо») и К. Горак (роман «Горы молчат»), приверженец социалистического реализма П. Илемницкий (роман «Хроника»), близкий к экспрессионизму Я. Боденек (сборник рассказов «Из волчьих дней»).
В 1950-1955 гг. наметилось усиление политического и идеологического давления на культуру, в литературе это период насаждения метода социалистического реализма, отразившийся, в частности, в крупных прозаических формах, где многие явления были представлены упрощенно и схематично. При этом тема Словацкого национального восстания на определенное время, когда шли репрессии по отношению к руководителям Восстания, была почти вытеснена из литературы темами индустриализации и коллективизации. Редкими исключениями стали романы Д. Татарки «Первый и второй удар» и П. Карваша «Это поколение», «Поколение атакует». Первые попытки преодоления шаблонов соцреализма относятся к 1956 г., когда вышли в свет произведения А. Бед-нара (роман «Стеклянная гора» и сборник рассказов «Часы и минуты»), вызвавшие острую критику в печати.
Следующий период (1958-1964 гг.) стал временем расцвета крупных синтезирующих жанров. Писатели, авторы трилогий, романов-эпопей по возможности отходили от жестких идейных и эстетических норм; в их произведениях трагические события военных лет, пережитые страной испытания показаны через призму живых человеческих судеб. Среди лучших романов этих лет -«Поколение» В. Минача, «Мертвые не поют» Р. Яшика, «Смерть зовется Энгельхен» Л. Мнячко, «Аменмария. Только хорошие солдаты» Л. Тяжкого и др.
Подъем военной прозы заметен и в середине 1970-х - начале 1980-х годов, когда «юбилейная» тема Словацкого национального восстания (в 1974 г. широко отмечалось его 40-летие) помогла одним писателям опубликовать свои произведения после вынужденного молчания (В. Шикула «Мастера», М. Дзвоник «Пепелища»), другим, начинающим - ярко заявить о себе (Ю. Балцо «Восково-желтое яблоко», 1976; В. Швенкова «Кедровый лес» и др.).
* * *
Произведения первых послевоенных лет (1945-1948) отличались большим художественным многообразием, обусловленным различием жизненного и литературного опыта, возможностью выражения идеологических позиций и творческих принципов писателей. Общим же их свойством стали непосредственность впечатлений, большая жизненная и психологическая достоверность, особенно присущая лучшим их образцам. Нередко произведения создавались на основе реальных событий, пережитых или зафиксированных их авторами. Они отличались приближенному к документальности способу изложения событий и в то же время - остротой и экспрессивностью художественного выражения. Многие из начинающих писателей были в рядах повстанцев (В. Минач, П. Кар-ваш, К. Лазарова и др.), и их дебюты естественным образом связывались с тематикой восстания, отражали их собственные судьбы и настроения той поры.
Владимир Минач (1922-1996) вступил в литературу в 1948 г. романом «Смерть ходит по горам», в котором он художественно переосмыслил личный трагический опыт партизана и узника фашистского концлагеря. Центральные герои романа - братья Ян и Петер Лотары - наделены автором многими автобиографическими чертами. Их военные судьбы складываются по-разному, но одинаковым оказывается постоянное ощущение экзистенциальной угрозы, балансирования на краю гибели. Петер попадает в плен и на протяжении всего романа, измученный и полуживой, проходит по кругам ада фашистских тюрем и концлагерей. Ян продолжает партизанскую борьбу в горах, перенося холод и голод, подвергаясь ежеминутно смертельной опасности. Ощущения и переживания братьев очень схожи, они - словно две модели судьбы одного и того же человека, для которого единственным желанием стало выживание. Литературная критика того времени, ориентирами для которой служили идейные постулаты социалистического реализма, ставила молодому писателю в вину пессимистический настрой романа, индивидуализм с оттенком чуждого экзистенциализма. Впоследствии, в трилогии «Поколение», Минач изобразил восстание в крупном эпическом формате, несравненно более широком по охвату социальных, политических и личностно-типоло-гических параметров. Но его дебютный роман, благодаря эмоциональной непосредственности и достоверности в изображении психологических состояний человека в антигуманных условиях вой-
ны, остается одним из лучших произведений послевоенной словацкой прозы.
С 1945 г. в периодической печати начали появляться рассказы с военной тематикой известного уже к тому времени писателя Яна Боденека (1911-1988). Позднее они вошли в сборник, получивший название «Из волчьих дней» (1947). В пяти рассказах книги представлены различные проблемные и художественные аспекты изображения событий войны и восстания. Так, в рассказе «Первая атака» автор в экспрессионистской манере, резкими контрастными мазками создает обобщенный образ партизанской группы, совершающей свою первую акцию. Персонажи безымянны и лишены каких бы то ни было индивидуальных черт («фигуры», «пригнувшиеся тени», «черный восклицательный знак»). Они выступают как единый организм, монолитная масса («их плечи сливались в темноте, словно черная стена»), руководимая общим чувством ненависти к врагу. Социально-критический пафос, характерный для ранних произведений Боденека, звучит и в самом большом по объему рассказе сборника «Злость». Оказавшись в фашистской тюрьме, бывшие члены повстанческого комитета, среди которых - представители местной буржуазии, в ожесточенных спорах выясняют, по чьей инициативе началась «эта безумная затея» - восстание. Лишь один партизан Вронч сохраняет человеческое достоинство, а в финале - единственный из арестованных спасается - благодаря своей неистребимой «злости» по отношению к оккупантам. Писатель применил в сборнике и гротесково-фантастические приемы («Живой человек»), и элементы психологического детектива («Ночной допрос»).
Йозеф Горак (1907-1974) выступил в этот период как продолжатель линии лиризованной прозы2. В его романе «Горы молчат» (1947) черты, присущие словацкому натуризму (одушевление и поэтизация природы, мифологизация сил добра и зла, цельные народные характеры) используются автором для изображения нового для этой прозы, социального конфликта. Старик-горец Бугала-Ваган, чью жизнь с ее патриархальным укладом разрушила война, воспринимает нашествие фашистов-карателей как осквернение родного дома, «вмешательство дьявола в божье дело». Объявив им свою собственную, личную войну, он становится союзником и помощником партизан, в которых видит преемников легендарного «справедливого разбойника» Яношика.
Глубиной социально-психологического анализа отличаются написанные в первые послевоенные годы рассказы Франтишека Швантнера (1912-1950). Один из ярких представителей натуризма, чьи книги («Малка», «Невеста горных лугов») стали значительным явлением в словацкой литературе, Швантнер ощущал необходимость внутренней творческой перестройки, расширения своего художественного видения мира за счет социально-нравственных сторон человеческого бытия, которые отчетливо и обостренно выразились в пору войны. Размышляя о нравственных итогах восстания, он писал: «В эти грозные, полные напряженной динамики дни наши люди сдавали экзамен на человечность, соскребали с себя наносы цивилизации... В человеке обнажалось самое его ядро. Кто-то стоял с гордо поднятой головой, подставив лоб под пулю, кто-то дрался, словно лев, кто-то шатался, полз, но все же вставал, а кто-то так и оставался лежать, желая быть камнем, бревном, травой, чем угодно, только не человеком. Для меня же главное - именно человек»3 . Человек - дитя природы, средоточие отвлеченных, мифологизированных воплощений добра и зла уступил в новых произведениях Швантнера место другому герою, чьи поступки и весь облик определялись во многом его социальным статусом (об этом говорят и сами названия рассказов - «Крестьянин», «Священник», «Дама»). События первых двух рассказов происходят во время восстания. Место действия традиционно для натуризма - это удаленные от большого мира деревеньки, затерянные среди гор. Но центральные герои существенно отличаются от прежних своим реальным жизненным содержанием, «призем-ленностью».
Крестьянин из одноименного рассказа - «молодой и здоровый», один из множества себе подобных, доволен своей упорядоченной, безбедной жизнью. Но вдруг ее спокойное течение нарушает непонятная и в высшей степени чуждая ему война с вылазками партизан и акциями карателей в непосредственной близости от его хутора. Страх и неприязнь вызывают у крестьянина и те, и другие; он мечтает только об одном - любой ценой избавиться от пришельцев и вернуть свою жизнь в привычную колею. Писатель прослеживает процесс стремительной нравственной деградации своего персонажа, приводящей его в финале к преступлению: крестьянин убивает больного, обессилевшего человека, оставленного партизанами на его попечение.
Иная социальная психология и иная развязка драматической ситуации представлена в рассказе «Священник». Его герою также непонятна «чужая», еще недавно столь далекая война, ворвавшаяся вдруг в тихий сельский мирок; странными кажутся ему отчаянные «бунтовщики», которые посмели восстать против немецкой военной мощи, нарушив устоявшийся уже порядок. Священник предпочел бы оставаться в стороне от чужих «мирских» споров, но угроза жизни и благополучию его прихожан, долг пастыря побуждают его к активным, даже самоотверженным при всей их практической бесполезности действиям. Посреди деревни, ставшей полем боя, он служит большую праздничную мессу, желая отвести грозящую беду. Нагрянувшие немецкие танки он воспринимает поначалу как божье провидение, орудие, разящее «всех, кто нарушает порядок и спокойный труд человека». Однако, увидев истинное лицо фашизма («не люди, а холодные машины», «за их лбами таилась самоуверенная и торжествующая смерть»), священник осознает справедливость и необходимость борьбы с ним: «Иногда нужно бросить плуг, отложить молитвенник, закрыть церковь и взяться за оружие... нужно выйти в поле и убивать, чтобы убийство не стало правилом»4.
С кратких рассказов, близких к очерку, начал разработку темы народного сопротивления фашизму Петер Илемницкий (1901-1949) -один из ярких представителей еще одного направления словацкой литературы - социалистического реализма5. Посвященный событиям восстания роман «Хроника», написанный им в 1947 г., долгое время считался эталонным; непременные атрибуты народности и партийности сочетались в нем с высоким художественным уровнем. В изображении движущих сил восстания Илемницкий был далек от патетики, от идеализации и монументализации повстанцев. При почти полной документальности события и персонажи в романе глубоко индивидуализированы, привязаны к родной почве. Особенность повествовательной конструкции - «аутентичный» рассказ от лица местного жителя, лесничего Гондаша - обусловила способ отбора и изложения фактов.
Борьба с «буржуазным национализмом», развернувшаяся после 1948 г., затронула и Словакию. Обвинения были выдвинуты против значительной части руководства Словацкого национального восстания (Г. Гусака, Л. Новомеского, К. Шмидке и др.), последовали суровые репрессии. Это не могло не повлиять на поли-
тическую и идеологическую оценку самого этого события. «Искаженное, несправедливое, а часто и пренебрежительное толкование восстания, - отмечал исследователь Б. Тругларж, - ...сковывало силы литературы, .отнимало у наиболее зрелого писательского поколения живительный источник творчества»6. Тема восстания на какое-то время почти исчезла из литературы, уступив место «отработке» приветствовавшихся в эти годы тем коллективизации на селе, индустриального подъема и перековки человека в духе нового, социалистического коллективизма. Вновь о времени войны и восстания, о его проекции на настоящее заговорил А. Беднар в своем романе «Стеклянная гора» (1954) и в сборнике новелл «Часы и минуты» (1956).
Своего апогея развитие военной темы достигло во второй половине 1950-х - первой половине 1960-х годов, когда были созданы крупные эпические произведения о Второй мировой войне и Словацком национальном восстании В. Минача (трилогия «Поколение», 1958-1961) Р. Яшика (роман «Площадь святой Альжбе-ты», 1958 и незавершенная трилогия «Мертвые не поют», 1961), Л. Тяжкого (роман «Аменмария. Только хорошие солдаты», 1964), Л. Мнячко (роман «Смерть зовется Энгельхен», 1959). Разные по идейной концепции и способу ее художественной реализации, они отразили поколенческий и личный опыт современников и участников исторических событий. При большем или меньшем соответствии принятым в тот период в литературе нормам социалистического реализма, лучшие произведения этого времени сохранили свою художественную привлекательность до наших дней благодаря жизненной достоверности характеров и судеб, психологизму в передаче состояния и мотивов поступков персонажей.
Эталонным произведением этого периода стала трилогия В. Минача «Поколение» («Долгий час ожидания», 1958; «Живые и мертвые», 1959; «Колокола возвещают день», 1961). В. Минач, сторонник социалистических идеалов, в художественной практике не следовал жестким стереотипам и догмам «схематизма» начала 1950-х. В трилогии он трансформировал собственный жизненный опыт и, что не менее важно, воплотил свои представления и политические убеждения в живой беллетристической форме. При этом созданная им система персонажей подчинена центральной авторской идее - идее воспитания поколения революцией (восстанием), коммунистической партией, стоящей во главе борьбы за
национальную свободу и социальную справедливость. В характере и биографии центрального персонажа трилогии, Марека Угри-на, как и других персонажей первого плана, можно обнаружить лишь немного от их создателя (в отличие от героя дебютного романа Минача, Петера Лотара). Во всем сомневающийся бедный студент, каким предстает Марек вначале, становится по воле писателя активным участником восстания, а затем - журналистом с коммунистическими убеждениями. Даже любовная линия, как необходимая дань жанру, предстает в романе как испытание с социальным, а то и с идеологическим подтекстом. Идейный посыл трилогии Минача, по справедливому замечанию словацкого литературоведа В. Марчока, это «восстановление авторитета Словацкого национального восстания в сознании общества, ...монумен-тализация исторического подвига своего поколения, .и вместе с тем - утверждение исторической закономерности победы коммунистов в борьбе с фашизмом и в построении социализма»7.
В начале трилогии молодые герои - студент Марек Угрин, девушка из богатой буржуазной семьи Ольга Феркодичева, медичка Эма Бурьянова, молодой офицер Ян Лабуда, начинающий поэт Август Шернер и другие - предстают перед читателем, как «чистые листы», незрелые, не сложившиеся еще до конца люди; «они были молоды и ни во что не верили»8. Изначально цельным предстает лишь характер Янко Крапа, молодого пролетария, убежденного коммуниста. Автор сразу дает ему прямую характеристику: «Янко Крап не думает о своей молодости, он зорко и настороженно смотрит на мир вокруг себя»; «он считал себя героем. Два года работал в подполье»9. Вводя в сюжет очередной персонаж, Минач вкратце характеризует его облик и поведение и не скупится при этом на социально-политические оценки: «Архитектор Феркодич - богатый и важный господин. Он строит себе виллу и заседает в парламенте. Истым словаком он стал как раз в ту пору, когда это было выгоднее всего, .до этого он был аграрием»10. Отрицательные персонажи сразу же представляются читателю в резко-критическом ключе: «Старый Угрин был рослый, здоровый и кряжистый мужик, вспыльчивый и неуемный в бешенстве; шумный и чванливый, .он хотел, чтобы его боялись»11. Особенно гротескно-сатирически рисует писатель портреты политических и классовых врагов - активистов словацкой националистической Людовой партии и ее военизированной гвар-
дии и их приспешников. В таком ключе, например, описывает Ми-нач президента марионеточного Словацкого государства Йозефа Тисо: «Старик этот был самым почитаемым и самым ненавидимым человеком в своей стране. Его бледно-серое лицо, рассеченное под лучами прожекторов черными тенями, походило на 12
лицо трупа»12.
Действие трилогии развивается по нескольким сюжетным линиям, группируемым вокруг того или иного центрального персонажа. При этом в каждой линии сохраняется тональность, заданная этим персонажем. Так, в сюжетной линии Марека Угрина на протяжении всех трех романов, при наличии выраженного любовного мотива, преобладает идейно-воспитательная направленность. В главах, связанных с фигурой Янко Крапа, подчеркнуто звучит героический пафос (подпольная партийная работа, сцены в партизанском отряде). Развитие «женских» линий (Ольга Ферко-дичева, Эма Бурьянова) определяется становлением и классовой «перековкой» характеров, сопровождающими эмоциональные потрясения и любовные переживания героинь. Сатирическими тонами окрашены сюжетные линии представителей буржуазии, приспособленцев и карьеристов - архитектора Феркодича и поэта Августина Шернера. И убийственно-обличительно звучит авторский голос в сценах, где появляются враги - фашисты, «людаки», «гар-дисты»13, такие как Филип Грахо или Винцент Ульрих.
Все сюжетные линии, развивавшиеся в первом томе почти параллельно, переплетаются во втором романе, где описываются события Словацкого национального восстания - с первых его дней августа 1944 г. и до момента прихода в Словакию Красной армии. Повествование изобилует массовыми сценами, описаниями эпизодов партизанской войны. Как коллективный герой выступает в романе и население, восторженно встречающее отряды повстанцев: «В этих глазах была и просьба, и вера, и надежда. Вы - наши, - говорили эти взгляды, - наши близкие и родные, и мы верим в вас, верим, что вы нас защитите.»14. Коллективное начало берет верх над индивидуализмом даже у таких персонажей, как сомневающийся во всем интеллигент Марек Угрин или самовлюбленный эгоист капитан Лабуда. Эпическое действие в еще большей мере, чем в первом романе, преобладает здесь над описанием переживаний, внутреннего мира героев.
Представляя восстание как сознательный акт и одновременно - естественный порыв масс, Минач в тоже время не закрывает глаза на его «острые углы» и противоречия, подчеркивая при этом идеологические моменты. Если в первые дни восстания хаос и неразбериха были вызваны стихийностью движения («Все развивалось по каким-то немыслимым законам. Это был абсолютный хаос»), то, описывая тяжелые дни поражения, автор указывает на причины иного характера: «Нити взаимной вражды вели от штабов высшего командования к фронтам, к исполнительным органам революционной власти. Здесь был вопрос политический»15. Успехи повстанцев связаны, главным образом, с личным героизмом и самоотверженностью коммунистов, прежде всего -Янко Крапа, а также таких отчаянных вожаков, как капитан Ла-буда, которые не жалели ни себя, ни других.
Идея пролетарского интернационализма воплощена в романе в фигурах русских партизан, сражающихся плечом к плечу со словаками, и - особенно ярко, с большой долей авторской симпатии - в фигуре старого коммуниста-интернационалиста комиссара Бенде. Внешне смешной и нелепый, «низенький, круглый и толстый», он «очень плохо говорил по-словацки, причем даже не с одним, а с несколькими иностранными акцентами», однако сила убежденности, внутренняя энергия заставляла суровых партизан слушать его, затаив дыхание. Именно комиссар Бенде становится своего рода духовным наставником для Марека Угрина, воспитавшим из него к концу трилогии настоящего коммуниста.
Марек Угрин - единственный персонаж, внутреннее развитие которого прослеживает Минач. Другие центральные персонажи романа переживают внешние, событийные перипетии, более или менее закономерные повороты судьбы. Распрощавшись с верой в бога и в справедливость, пережив потери и разочарования, он остается чистым душой юношей и вместе с тем - податливым материалом в руках автора. Марек, в начале романа рефлексирующий разочарованный интеллигент, закалившись в восстании телом и духом, становится оптимистом, сознательным бойцом революции: «Новая жизнь будет необычной и интересной, .это начало нового пути и конец тьмы, это - победа»16. Говоря о поначалу настороженном, недоверчивом отношении Марека к марксизму («он боялся внутренних тисков, .четкости и однозначности учения»), писатель тут же находит этому объяснение («он,
как большинство буржуазных интеллектуалов, попал под влияние мифов и легенд о марксизме, в том числе и фашистских мифов и легенд»). Постепенно, осваивая марксизм «на практике», общаясь с коммунистами в партизанском отряде, Марек осознает, что это «бескомпромиссное учение, с ним нельзя ни заигрывать, ни даже всерьез бороться - ему нужно отдаться полностью». В конце романа, уже став известным журналистом, Марек вступает в партию, не желая оставаться в стороне от обострившейся в послевоенные годы классовой борьбы. В третьем томе трилогии Минач особенно прямолинейно проводит грань между «своими», т.е. коммунистами, и «врагами», стремящимися к реваншу представителями реакционных сил. Резко негативно, в прямых публицистических высказываниях, он характеризует расстановку сил и общественно-политическую обстановку накануне парламентских выборов 1946 г., принесших в Словакии победу правой Демократической партии: «Страх за имущество и капиталы расползался по стране, .этот страх сплачивал ряды "правоверных словаков" и питал их силы для защиты "демократии"»17.
«Роман идей» - так характеризует произведение Минача Я. Штевчек в своем фундаментальном исследовании «История словацкого романа» (1986). В основе трилогии Минача, по убеждению словацкого литературоведа, лежит «проблематика, типичная для литературного процесса пятидесятых годов, когда главной составляющей произведения была оценка писателем действительности, его мировоззрение и твердая жизненная позиция»18.
Публицистический пафос в финале трилогии несколько снижает общее художественное впечатление, однако в целом произведение В. Минача остается значительным памятником и поколению участников Словацкого национального восстания, и своей литературной эпохе.
Примечания
1 LiptakL. Slovensko v 20. storoci. Bratislava, 2000. S. 243.
2
Лиризованная проза (термин Я. Штевчека) - характерное явление в словацкой литературе межвоенного периода, подразумевающее ослабление эпического начала за счет поэтизации художественного высказывания. Самое яркое течение в рамках лиризованной прозы - так называемый натуризм (конец 1930-1940-е годы), родственный европейскому регионализму. В русле этого течения создавали свои произведения Ф. Швантнер, М. Фигули, Д. Хробак, Л. Ондрейов.
3 -
SvantnerF. Malka. Bratislava, 1965. S. 255.
4
Швантнер Ф. Избранное. Л., 1984. С. 220.
5 Течение в литературе ХХ в., основанное на идейных принципах коммунистической партийности, народности, революционного оптимизма, а с точки зрения эстетики - на понятности, типичности и конкретности изображаемого. В словацкой литературе соцреализм бытовал - с разной степенью продуктивности - с середины 1930-х до конца 1980-х годов.
6 TruhlarB. Velkä inspiräcia. Bratislava, 1967. S. 12.
7
Marcok V. а kolektiv. Dejiny slovenskej literatüry III. Bratislava, 2004. S 199.
8 Minac V. Generäcia. Bratislava, 1969. S. 15.
9
Ibid. S. 40.
10 Ibid. S. 61.
11 Ibid. S. 103.
12
12 Ibid. S. 92.
13
«Людаки» - члены правящей в 1939-1945 гг. клеро-фашистской Глинковской народной («людовой») партии; «гардисты» - члены военизированных подразделений Глинковской гвардии («гарды»).
14
14 Ibid. S. 315.
15 Ibid. S. 323.
16 Ibid. S. 611.
17
Ibid. S. 768.
18Stevcek J. Dejiny slovenskeho romänu. Bratislava, 1989. S. 486, 531.