CC BY
32
WHIM AS MEANS OF EXPOSING CHARACTER WITHIN A STORY «VILLAGE STEPANNIKOVO AND ITS INHABITANTS» BY F.M. DOSTOEVSKY
N.A.Makarycheva
The article specifies the concept «whim» in context of F.M. Dostoevsky's work. The attention is concentrated on male whims. The author analyzes both psychological components and the reasons for this phenomenon on the example of one of the most «whimsical» men — Foma Fomich Opiskin. When adverting to whims of this hero there emerge parallels with other heroes of novels by Dostoevsky. Thus, there is a prospect for some further research.
© 2007 г.
М.В. Черномырдин СЛАВЯНОФИЛЫ В «ВОСПОМИНАНИЯХ» П. И. БАРТЕНЕВА
«Воспоминания» Петра Ивановича Бартенева были опубликованы усилиями А.Д. Зайцева в альманахе «Российский архив»1. Именно А. Д. Зайцеву принадлежит заслуга возвращения в сферу исследований отечественной исторической науки жизни и деятельности П. И. Бартенева — основателя, бессменного издателя и составителя первого в России историко-археографического журнала «Русский архив»2. При участии А. Д. Зайцева с 1991 года начал выходить альманах «Российский Архив». Как писали его издатели, «...желая возродить благородные традиции своего предшественника, «Российский Архив» ставит перед собой цель соединить воедино цепь, насильственно разорванную в год закрытия «Русского Архива», в 1917 году.»3 Поэтому не случайно, что одно из заглавных мест в разделе «Мемуары. Переписка. Документы» было отведено воспоминаниям П. И. Бартенева. К сожалению, публикация А. Д. Зайцева осталась практически незамеченной и невостребованной. Отрывки из замечательных воспоминаний П. И. Бартенева, а также из его неопубликованного студенческого дневника 1849 года были использованы лишь самим автором публикации в указанной монографии. Между тем, нам представляется, что воспоминания человека, знакомого со многими друзьями и современниками А. С. Пушкина, профессионального историка, археографа, журналиста, получившего образование в Московском университете в период его расцвета, и что для нас особенно важно, лично знавшего многих деятелей как славянофильского, так и западнического направления, заслуживают более внимательного рассмотрения и изучения.
В настоящей статье мы остановимся на рассмотрении «Воспоминаний» П. И. Бартенева как источника по истории славянофильского кружка, характеристики его основных представителей и идеологов. Следует заметить, во-первых, что тем самым мы не отрицаем познавательного, эвристического, потен-
циала «Воспоминаний», которые могут быть использованы и привлечены в качестве источника при изучении других аспектов отечественной истории XIX века; во-вторых, автор данной статьи не претендует на исчерпывающий анализ заявленной проблематики, ограничиваясь лишь некоторыми наиболее важными, на его взгляд, наблюдениями и соображениями.
Обратимся к наиболее важным событиям в биографии П. И. Бартенева. Издатель «Русского Архива» родился 1 октября 1829 года в с. Королевщина Тамбовской губернии в старинной дворянской семье. Его детство прошло в г. Липецке на Дворянской улице, где семья Бартеневых владела домом, и в родовых поместьях. С 1841 по 1847 гг. П. И. Бартенев обучался в Благородном пансионе при Рязанской гимназии, по завершении которого отправился в Москву для поступления в университет. Пройдя экзаменационные испытания, был зачислен на словесное отделение историко-филологического факультета, которое закончил в 1851 году. Как писал А. Д. Зайцев в краткой биографической справке, предваряющей публикацию «Воспоминаний», к началу 1850-х гг. относится знакомство П. И. Бартенева с П. А. Вяземским, П. А. Плетневым, С. А. Соболевским, П. В. Нащокиным и другими современниками А. С. Пушкина, что позволило ему одному из первых приступить к собиранию документов о жизни и творчестве поэта4. В эти же годы он служит в Московском архиве Министерства иностранных дел, заведует журналом «Москвитянин», издаваемым М. П. Погодиным. В 1856 году, когда славянофильский кружок получает разрешение на издание собственного журнала «Русская беседа», становится его постоянным сотрудником, ближе знакомится с братьями Киреевскими, семьей Аксаковых. В 1858 году Петр Иванович оставляет службу в Архиве и совершает поездку по странам Западной Европы, во время которой в Лондоне встречается с А. И. Герценом и передает ему для издания копию «Записок» императрицы Екатерины II и некоторые другие материалы по русской истории. С 1859 по 1873 гг. П. И. Бартенев заведует Чертковской библиотекой в Москве, готовит и публикует ее каталог. Одним из замечательных эпизодов его биографии является знакомство с Л. Н. Толстым, по просьбе которого он консультирует и редактирует первое издание романа «Война и мир». В 1863 году П. И. Бартенев приступает к составлению и изданию журнала «Русский Архив», как отмечают исследователи, «по подсказке А. С. Хомякова»5. Первыми археографическими и литературными опытами П. И. Бартенева стали собранные им письма А. С. Пушкина к П. В. Нащокину и опубликованные М. П. Погодиным в журнале «Москвитянин» (1851, № 23) и статья «О сочинениях В. А. Жуковского», опубликованная в «Московских ведомостях» в 1853 году. Первым же по-настоящему серьезным археографическим опытом, обратившим на себя внимание образованной публики, стало «Собрание писем царя Алексея Михайловича, с приложением уложения сокольничья пути, с пояснительною к нему заметкою С. Т. Аксакова, с портретом царя и снимком его почерка», вышедшее в 1856 году. В целом, за свою полувековую научную деятельность П. И. Бартенев обогатил отечественную историческую науку ценнейшими материалами по истории XVIII—XIX вв.: сборники «Осьмнадцатый век», «Девятнадцатый век», «Архив князя Воронцова», «Архив князя Куракина»; материалы, связанные с А. С. Пушкиным («Пушкин в Южной России. Материалы для биографии»,
«Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П.И. Бартеневым»)6. Кроме того, П. И. Бартенев занимался и переводами7.
Опубликованные А. Д. Зайцевым «Воспоминания» были продиктованы П. И. Бартеневым и записаны его дочерью в 1910 году. Они охватывают период с конца XVIII века и до конца 1850-х гг. Говоря о времени создания «Воспоминаний», отметим, что начало XX века допустимо, на наш взгляд, охарактеризовать как отдельный и важный этап в изучении и осмыслении отечественного литературно-общественного движения середины XIX века, главными представителями которого являлись западники и славянофилы. Именно в это время выходят в свет работы, которые во многом закладывают традицию его изучения
о
и понимания в отечественной историографии8. Связано это, по нашему мнению, с несколькими причинами: во-первых, революция 1905-1907 гг. на некоторое время «либерализировала» правительственную политику, что выразилось, например, в возможности использования ранее засекреченных и недос-
9
тупных исследователям архивных материалов ; во-вторых, русская культура переживает свое «Возрождение» (в частности, религиозный Ренессанс, представители которого обращались к теологическим трудам А. С. Хомякова и И. В. Киреевского); в-третьих, как классическое славянофильство, так и классическое западничество становятся достоянием прошлого, сходят с арены общественно-идеологической борьбы, устанавливается необходимая историческая перспектива. Именно с начала XX века западники и славянофилы, их борьба в 1840-1850-е гг. приобретают статус «доминант» культурного самосознания.
Начало века было ознаменовано также изданием и переизданием сочинений представителей славянофильства и западничества: А. С. Хомякова, Ю. Ф. Самарина, И. В. Киреевского, К. С. Аксакова, Т. Н. Грановского и других. Вполне возможно, что такой всплеск интереса к прошлому общественного и литературного движения в России стал побудительным мотивом для П. И. Бартенева10, профессионального историка и ревнителя исторического документа, оставить свое «особое мнение» в анналах истории. Тем более что он застал славянофильский кружок в его расцвете, был лично знаком со многими из тех, кто являлся «передовыми бойцами» обоих лагерей и кто оказал на него в период его вхождения в научную и литературную деятельность значительное влияние11.
В целом, характеризуя «Воспоминания», представляется возможным выделить несколько «тематических разделов», или смысловых блоков (заметим, что такая «тематизация» является в некотором смысле произвольной и призвана, в первую очередь, облегчить работу с источником, структурировать ее): детство; семья (в самом широком смысле); обучение в пансионе; Московский университет; «ученики» (П. И. Бартенев, будучи студентом и по окончании университета, стесненный в средствах, занимался частными уроками); знакомства. Для нас является приоритетным именно последний тематический раздел. Несмотря на все разнообразие «тем», «жизненного материала», ведущее место в «Воспоминаниях» занимает человек, отдельная личность. Для П. И. Бартенева как мемуариста характерен интерес к каждому человеку, независимо от того, оставил ли он свой след в «большой истории». Верный одному из своих главных увлечений всей жизни — генеалогии, он скрупулезно выписывает родственные и семейственные отношения и связи каждого своего героя. Не меньшее значение
имеет для него деталь, частная, на первый взгляд не имеющая никакого значе-
12
ния, но верно характеризующая того или иного человека .
«Бартенев, — отмечал А. Д. Зайцев, — еще студентом Московского университета, где выделился сразу и способностями к научному творчеству, и знанием многих языков, сблизился с учеными из группы так называемых западников
(прежде всего, Т. Н. Грановским) и группы славянофильского направления.»13 Среди тех, кто оказал влияние на молодого человека, вступающего в самостоятельную научную и литературную жизнь, и благодарное воспоминание о ком он пронес через всю жизнь, были и так называемые сторонники теории «официальной народности» — М. П. Погодин и С. П. Шевырев. Как уже отмечалось нами выше, в литературе закрепилось мнение о том, что именно славянофильство в лице своих родоначальников и идеологов оказало значительное влияние на П. И. Бартенева. Влияние это оказалось настолько внушительным, что, как сообщает В.М. Важинский, со временем в доме Бартеневых ревность к русской старине приобретала курьезные формы: «... Новый год праздновался 1 сентября, как в допетровской Руси»14.
Особое место в этом отношении принадлежит А. С. Хомякову, «родоначальнику» славянофильства. В. А. Кошелев в своем исследовании писал о П. И. Бартеневе как о «верном ученике» А. С. Хомякова15. Их знакомство состоялось в 1849 году при посредничестве К. А. Коссовича, выпускника Московского университета, знатока языков, близкого к славянофильскому кружку и помещавшему в его изданиях свои статьи. Впервые оказавшись в доме на Собачьей Площадке, в кабинете Алексея Степановича, и увидев его выходящим из спальни «в шелковом ватном халате. и с густыми взъерошенными черными, как смоль, волосами», П. И. Бартенев так писал впоследствии: «Могу повторить за себя слова одного из поклонников Магомета: он схватил меня за сердце, как за волосы, и не отпускал больше прочь»16. П. И. Бартенев прожил в доме на Собачьей Площадке около года (1849-1850). Воспоминания о времени, проведенном в «постоянном общении с Хомяковым», представляют интересный материал для конструирования «культурного мира» славянофила17. Знакомство с «Воспоминаниями» позволяет нам сделать вывод о типологическом сходстве
«культурных миров» идейных противников, несмотря на их даже внешнее раз-
18
личие — сапоги, мурмолка, кафтан, борода у К. С. Аксакова и А. С. Хомякова18. На самом деле, в доме А. С. Хомякова время и пространство также организованы максимально комфортно, рационально и с учетом интересов каждого члена семьи. Утренние часы хозяина дома посвящены беседам с гостями. Около 3-х часов вся семья, не исключая многочисленных детей с их гувернантками, спускается в столовую для совместного обеда. Послеобеденные часы А. С. Хомяков проводит в своем кабинете, предварительно «выкурив трубку и полежав несколько минут на диване», принимаясь за «Семирамиду». Вечер был посвящен опять-таки встречам с друзьями и спорам с оппонентами в одном из литературных салонов Москвы (Свербеевых, Чаадаева, А. П. Елагиной).
«Воспоминания» представляют своеобразный взгляд П. И. Бартенева на отмечаемую многими исследователями характерную черту славянофильского кружка — «семейственность». Вслед за П. Флоренским, значительную роль в истории славянофильства и характеристике его идейного наследия отводит «се-
мейственности» В.А. Кошелев. Именно в родственных связях основных представителей кружка он видит их идейное единство, своеобразную пластичность идеологии «московского направления»19. Обращаясь к этой теме, нельзя не остановиться на проблеме, которую впервые сформулировал в своей работе Н. И. Цимбаев, активного и равноправного участия в жизни кружка женщин — А. П. Елагиной, Н. П. Киреевской, М. В. Киреевской и других. Исследователь справедливо отмечал, что «они вели беседы, спорили, обсуждали политические известия, литературные новости, философские статьи. Они много переводили и переписывали. Нередко через них шел обмен письмами — важнейшее средство
поддержания внутреннего единства славянофильского кружка. Женщины хра-
20
нили традиции славянофильства»20. П. И. Бартенев как человек, связанный с семьями представителей славянофильства просто теплыми дружескими отношениями, а также своей журналистской деятельностью, имел свое «особое мнение». Специфика этого мнения заключается, по нашему мнению, в том, что он имел доступ именно в семейную жизнь представителей славянофильства, видел, прежде всего, их в домашней, «семейственной» обстановке, которая была недоступна их идейным оппонентам и противникам. Именно в этой, назовем ее приватной, сфере «Воспоминания» П. И. Бартенева представляют ценный материал. Так, например, он писал, что Мария Александровна, мать А. С. Хомякова, «окруженная приживалками и женской прислугой», постоянно вмешивалась во все дела дома. Между ней и Алексеем Степановичем завязывалась «переписка» при посредничестве дворовой «девки», которая, как правило, завершалась тем, что посыльная являлась в кабинет и произносила: «Матушка приказала сказать, что у Вас козлиная борода». Или, сидя у нее в спальне, Петр Иванович не раз слышал следующее: «Этот-то (А. С. Хомяков. — М. Ч.) что, дурак, совсем дурак, а вот мой Федя!»21 (Ф. С. Хомяков, брат А. С., погибший на Кавказе. — М. Ч.).
«Казусным» выглядит отзыв мемуариста о жене И. В. Киреевского Наталье Петровне Арбеневой, которую он со ссылкой на Свербеева называет «Каналья Петровна». И далее: «Это была... ложка дегтя в прекрасной чаше меду, которую
представляла собой семья Елагиных. У нее все было напоказ и говорила она не
22
иначе, как с ужимками»22. В историографии же сложилось мнение о Н. П. Ар-беневой как о женщине весьма достойной, начитанной в духовной литературе, именно ее влиянию приписывают обращение И. В. Киреевского к изучению трудов Святых Отцов Церкви. Кроме того, известно, И. В. Киреевский дважды делал ей предложение: первое в 1829 году оказалось отвергнуто, и лишь в 1834
23
году она дала свое согласие .
Интересен портрет, представленный П. И. Бартеневым, младшего из братьев Киреевских, Петра Васильевича. «Он ходил в какой-то венгерке, волоса обстрижены в кружок, в одном кармане «Пан Табачинский», в другом «Пани Спичинская», т.е. спички и мешок для выбиваемой из трубки золы». Изумило автора «Воспоминаний», что Петр Васильевич, как только речь заходила о Петре Великом, называл его «чертом». И, пожалуй, самый замечательный штрих: «Петр Васильевич, вставая с постели, спрашивал слугу своего Самойлу: «Погляди в окно, не начали ли бить немцев?» «И это не в шутку», — добавляет автор. В последние же годы его одолела такая лень, что он «затруднялся написать
самое простое письмо и для сокращения писания придумал в начале писать хам, хам, хам (курсив П. И. Бартенева. — М. Ч.) и в конце тоже, поместив в середине то, что было ему нужно, и затем подписав свое имя»24.
В принципе представляется возможным утверждать, что П. И. Бартенев воспринимал А. С. Хомякова, И. В. Киреевского, К. С. Аксакова, П. В. Киреевского не как представителей того или иного литературно-общественного направления, а, прежде всего, как обыкновенных (в определенном смысле) людей, с которыми его связала жизнь. В пользу этого утверждения говорит и тот факт, что на страницах «Воспоминаний» сами термины «западники» и «славянофилы» (с оговоркой «так называемые») встречаются всего лишь один раз, и П. И. Бартенев не связывает с ними ни А. С. Хомякова, ни Т. Н. Грановского. Заметим, что Н. И. Цимбаев убедительно доказал, термины «славянофилы», «славянофильство» становятся общеупотребительными по отношению к сторонникам А. С.
25
Хомякова и И. В. Киреевского с конца 1850-х гг.25 Поэтому мы не встретим на страницах «Воспоминаний» ни размышлений о том, являлись ли А. С. Хомяков, И. В. Киреевский и их сторонники славянофилами или нет, ни доводов pro et contra верности или ложности их учения.
В заключение остановимся еще на одном важном замечании. Вспомним прозвище «дразнилка», данное П. И. Бартеневу М. П. Погодиным, к которому прилипает всякая «библиографическая мелочь». Его «Воспоминания», пожалуй, и есть собрание таких «библиографических» и, добавим от себя, «биографических мелочей», которые оказываются незаменимыми при создании портретов деятелей славянофильского направления.
Нетрудно также заметить, что все приведенные нами отрывки из «Воспоминаний» имеют что-то общее с историческим анекдотом (используя этот термин, подчеркнем, что он не несет негативной смысловой нагрузки). Согласимся также с А.Д. Зайцевым, который писал: «.Многие суждения Бартенева о современниках несут на себе явственный отпечаток личных отношений, симпатий и антипатий непосредственного общения, передают его настроения той поры»26. Как бы то ни было, П. И. Бартенев примечал все нюансы, все незначительные штрихи и детали событий и людей, с которыми его связала судьба, сохранял их в памяти как человек, любящий и понимающий историю.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Бартенев П. И. Воспоминания // Российский Архив (История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.) Вып. 1. М., 1991. С. 46-95. Рукописный и машинописный варианты «Воспоминаний» хранятся в РГАЛИ — ф. 46 (П. И. Бартенев), оп.1, ед. хр. 602—603.
2. Зайцев А. Д. Петр Иванович Бартенев и журнал «Русскш Архивъ». М., 2001. Расширенное и дополненное издание монографии «Петр Иванович Бартенев», вышедшей в издательстве «Московский рабочий» в 1989 году.
3. К читающей публике // Российский Архив. С. 6.
4. Бартенев П. И. Воспоминания. С. 47.
5. Важинский В. М. О жизни и научном наследии Петра Ивановича Бартенева // Бартеневские чтения: Тезисы докладов и сообщений, 24—25 ноября 1999 г. / Под ред. Т.В. Казак. Липецк, 2000. С. 8.
6. Богатейшее творческое и научное наследие П.И. Бартенева было точно охарактеризовано С. А. Соболевским, автором метких эпиграмм: «...Что ни год, то ребенок и книга» (См.: Бартенев П. И. Воспоминания. С. 93).
7. Так им была переведена «История Сербии по сербским источникам» известного немецкого историка Л. фон Ранке (1857) и «История Германии с древнейших времен до 1851 года» Кольраума.
8. Отметим наиболее важные из них: Бердяев Н. А. Алексей Степанович Хомяков. М., 1912; Бродский Н. Л. Ранние славянофилы. М., 1910; Венгеров С. А. Очерки истории русской литературы. М., 1907; Веселовский А. Н. Западные влияния в новой русской литературе. М., 1916; Гершензон М. О. Образы прошлого. М., 1912; Нелидов Ф.Ф. Западники 40-х годов. М., 1910; Пыпин А. Н. Характеристики литературных мнений от 20-х до 50-х гг. СПб., 1906; Степун Ф. Немецкий романтизм и русское славянофильство // Русская мысль. 1910. №3.
9. Николаевские жандармы и литература: 1826—1855. По материалам III Отделения С.Е.И.В. Канцелярии. СПб., 1908.
10. Сам П. И. Бартенев как издатель и составитель «Русского Архива» внес своей деятельностью значительный вклад в изучение и понимание истории и сущности славянофильства, публикуя на страницах журнала статьи и документальные материалы о нем. Более того, Н. И. Цимбаев в своем фундаментальном исследовании приходит к выводу о том, что полемика 1873 года, развернувшаяся на страницах «Русского Архива» между Э. А. Дмитриевым-Мамоновым и И. С. Аксаковым, «стала. конечным рубежом в истории славянофильства как особого направления русской общественной мысли» См.: Цимбаев Н. И. Славянофильство. Из истории русской общественно-политической мысли XIX века. М., 1986. С. 82-84.
11. См.: Зайцев А. Д. Петр Иванович Бартенев. С. 24-31; Цимбаев Н. И. Славянофильство. С. 83.
12. Как писал сам П. И. Бартенев, он получил от М. П. Погодина прозвище «дразнилка», который так объяснял его значение: «Когда льют колокол,. то бросают в растопленную медь кусочки дерева, необходимые для того, чтобы к ним собирался всякий сор, и медь становилась чище; эти деревяшки называются дразнилками. Так и к вам прилипает всякая библиографическая мелочь» (Бартенев П. И. Воспоминания. С. 83).
13. Зайцев А. Д. Петр Иванович Бартенев. С. 13.
14. Важинский В. М. О жизни и научном наследии...С. 9.
15. Кошелев В. А. Алексей Степанович Хомяков. Жизнеописание в документах, рассуждениях и изысканиях. М., 2000. С. 7. Правда, В. А. Кошелев не уточняет своей мысли о характере «ученичества» П. И. Бартенева.
16. Бартенев П. И. Воспоминания. С. 64.
17. «Культурный мир западника» — название одного из разделов исследования В. Г. Щукина «Русское западничество: Генезис — сущность — историческая роль» (Лодзь, 2001).
18. Ср.: отмечаемое многими современниками и исследователями пристрастие западника В. П. Боткина к последним модам, его англоманию.
19. Флоренский П. Около Хомякова. Критические заметки. Сергиев Посад, 1916; Кошелев В. А. Алексей Степанович Хомяков. С. 11. Здесь же можно найти приведенную автором исследования «генеалогию» славянофильства. Отметим, что, например, Н. И. Цимбаев не склонен преувеличивать значение «семейственности» в истории славянофильства. См.: Цимбаев Н. И. Славянофильство. С. 76-77.
20. Цимбаев Н. И. Славянофильство. С. 78.
21. Бартенев П. И. Воспоминания. С. 66-67.
22. Там же. С. 84.
23. Галкина Л.В. Умозрение Ивана Киреевского // Белевские чтения. Вып. 2. Посвящается памяти протоиерея Михаила Федоровича Бурцева. М., 2002. С. 138; Благова Т.И. Родоначальники славянофильства. А. С. Хомяков и И. В. Киреевский. М., 1995. С. 103.
24. Бартенев П. И. Воспоминания. С.84-85.
25. ЦимбаевН. И. Славянофильство...С. 32.
26. Зайцев А. Д. Петр Иванович Бартенев. С. 23.
SLAVOPHILS IN P.I. BARTENEV'S «MEMOIRS» M.V. Chernomyrdin
The author addresses to "Memoirs" by P.I. Bartenev, a publisher and a permanent editor-composer of the first Russian historico-archeological magazine "The Russian archive", published by A.D. Zajtsev. "Memoirs" are considered to be a kind of the unclaimed source within domestic historiography on the history of the Slavophil society, characteristics of its main representatives and ideologists.
© 2007 г.
А.Т. Липатов
«ЛЕТА К СУРОВОЙ ПРОЗЕ КЛОНЯТ». ПУШКИНСКАЯ ПРОЗАИЧЕСКАЯ ПЕРИФРАСТИКА В ЕЕ ОБРАЗНО-ТЕКСТУАЛЬНОМ ИСТОЛКОВАНИИ
В широких читательских кругах бытует устойчивое мнение, что Пушкин-прозаик сложился намного позже Пушкина-поэта. Но, пожалуй, это не совсем верно: дело в том, что в своих стилевых особенностях пушкинская проза явила себя свету гораздо раньше поэзии. Известно, например, что в лицейском дневнике 16-летнего Александра Пушкина содержатся записи «Мои мысли о Шаховском», где «уже налицо все особенности манеры Пушкина-критика, которые впоследствии не раз поражали исследователей: крайняя сжатость, афористичность и конкретность, немедленный приступ к делу и отсутствие отступлений, ясная насмешливая фраза»1. Примечательно, что эти интонации юного лицеиста откликаются в злой иронии «Записок Видока», написанных уже 30-летним признанным мастером слова. Кажется, именно это и дало основание видному пушкинисту А.З.Лежневу заявить, что пушкинская проза «развивалась потаенно, словно бы стесняясь, спрятанная от общего мнения»2.
И в самом деле, десять лет должно было миновать со времени лицейских «Мыслей о Шаховском», прежде чем Пушкин опубликовал свои первые крити-
