Славин против Ленина, или последняя вылазка ренегата Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 329.02 ББК 66.017.

СЛАВИН ПРОТИВ ЛЕНИНА, ИЛИ ПОСЛЕДНЯЯ ВЫЛАЗКА РЕНЕГАТА

Макаров Игорь Николаевич,

главный референт аппарата фракции Коммунистической партии Российской Федерации в Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации, преподаватель Международного юридического института (г. Москва)

Аннотация. Статья посвящена критическому анализу книги профессора, доктора философских наук Б.Ф. Славина «Ленин против Сталина. Последний бой революционера». Разоблачаются попытки фальсификации отечественной истории XX века.

Ключевые слова: В.И. Ленин, И.В. Сталин, марксизм-ленинизм, идеологическая борьба, история КПСС, национальный вопрос.

SLAVIN VERSUS LENIN, OR THE LAST FORAY OF THE RENEGADE

Makarov I.N.,the chief assistant staff of the Communist Party

faction in the State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation,

professor of the International Law Institute

(Moscow)

Abstract. The article is devoted to the critical analysis of the Professor's book, Doctor of Philosophy B.F.Slavin, "Lenin versus Stalin. The last battle of the revolutionary" .The attempts offalsification of the national history of the 20-th century are exposed.

Key words: V.I. Lenin, J. V. Stalin, marxism-leninism, the ideological struggle, the history of the CPSU, national matters.

«Сталин изменил Ленину! Клятва Сталина на II Всесоюзном съезде советов, 26 января 1924 г.: «Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам укреплять всеми силами союз рабочих и крестьян. Клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту твою заповедь!»

Ленин требовал союза всех трудящихся, их освобождения от гнета капиталистов. Что же сделал Сталин? Сталин заключил союз с вашими злейшими врагами, английскими и американскими капиталистами. Они бессовестно эксплуатируют трудящихся и обращаются с ними как с рабами. Сталин изменил своей клятве, предал вас и всех трудящихся! Долой предателя Сталина!» [1]. Это - дословное воспроизведение текста немецкой листовки, появившейся летом 1942 года на Воронежском фронте.

В .И. Ленин и И.В. Сталин всегда находились на острие вражеской пропаганды не только потому, что они были признанными лидерами всемирного коммунистического движения. Нет, пожалуй, в нашей истории более масштабных фигур, олицетворяющих собой всю тысячелетнюю многонациональную Россию. Гитлеровский расчет на «холуйскую» психологию наций, якобы томящихся в «советской тюрьме», тогда полностью провалился. Образы двух народных вождей - умершего и живого, зачинателя и продолжателя великого дела, навечно слились в массовом сознании. Именно этот двуединый образ более трех десятилетий вдохновлял советских людей на невиданные в мировой истории свершения и победы.

И только теперь, в период социального регресса, в атмосфере всеобщего упадка и деморализации, могут

171

рождаться такие образчики «колониальной истории», как очередная книга профессора Бориса Славина под громким названием «Ленин против Сталина. Последний бой революционера». Сие сочинение состряпано по нехитрой рецептуре небезызвестного Сванидзе: «Массовая аудитория - это не заседание ученого совета в академическом институте. Тут совершенно другие законы восприятия, совсем иные законы воздействия. Поэтому для такой аудитории надо не стесняться создавать свои «контрмифы», но, так сказать, обоснованные мифы. И это будет правда, но правда раскрашенная. Как красят черно-белое кино специально для современного молодого зрителя, привыкшего к цветам, к восприятию богатой цветовой гаммы. Вот точно так же нужно окрашивать историю, иначе непрофессионал ее просто «не съест»» [2].

Только на первый, поверхностный взгляд, может показаться, что автор с привычным для него усердием «копает» под Сталина. Необходимо запастись немалым терпением, чтобы распутать тот невероятный клубок ухищренных инсинуаций и грубых фальсификаций, который сплел Славин в своем раскрашенном «под научность» трактате, адресованном той самой «массовой аудитории».

Об одной лживой «теории»

В своей книге Славин утверждает, что существует, дескать, целая «теория тождества двух вождей», которая, по его мнению, «глубоко ошибочна». «Говорить о тождестве Ленина и Сталина, значит, на мой взгляд, приравнивать великого революционера и «могильщика революции», гениального политика и хитроумного политикана, интернационалиста и шовиниста, глубокого теоретика и примитивного эмпирика, основателя Советского государства и создателя тоталитарного режима власти» [3, с.104].

Помнится, и мне, грешному, в числе прочих, уже «попадало» от Славина за распространение этой «никуда не годной теории»: «Решительно выступая против «отлучения» Сталина от Ленина, Макаров тем самым снова возрождает старую теорию «тождества двух вождей», проявляющуюся в известном тезисе-лозунге: «Сталин - это Ленин сегодня»» [4]. Однако напрасно Славин недовольно ворчит на современных «политиков и идеологов как левого, так и правого толка». Для начала ему следовало бы предъявить свой «иск» двоим наиболее близким Владимиру Ильичу людям - жене, Н.К. Крупской, и сестре, М.И. Ульяновой, а также одному из учеников, Г.Е. Зиновьеву, коротавшему, как известно, с Ильичем напряженные летние месяцы 1917 года в Разливе. Выходит, что именно они были «родоначальниками» и самыми горячими пропагандистами так называемой «теории тождества».

«Надо и ребят втянуть в строительство культурной жизни, - призывала Надежда Константиновна Крупская на Совещании сельских учителей-отличников 10 января 1939 года. - Тогда только вырастут из них настоящие ленинцы, настоящие сталинцы. Ведь имя Ленина, имя Сталина для нас - знамя. Когда мы говорим о Ленине, о Сталине, мы

думаем о социализме, о тех громадных достижениях, ко-

торые у нас имеются, думаем о победе коммунизма» [5]. Ей вторила Мария Ильинична Ульянова: «Под руководством партии Ленина-Сталина наша страна добилась, -сметая со своего пути презренных реставраторов капитализма, контрреволюционных троцкистов и правых, - построения социализма и уверенно идет под испытанным водительством товарища Сталина к новым завоеваниям, к победе коммунизма» [6]. Что же касается Григория Евсе-евича Зиновьева, то он едва ли не первым в истории партии заявил, что «в книге великой освободительной борьбы пролетариата эти четыре имени - Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин - стоят рядом» [7]. Поскольку двоих из приведенного ряда Зиновьеву довелось знать лично, ему, видимо, можно поверить на слово.

Пользуясь славинской терминологией, скажем и мы несколько слов о другой «теории» - насквозь лживой и клеветнической «теории» противопоставления Сталина Ленину. Она, мягко говоря, не свежа. Более того, от нее уже изрядно разит гнилостью и плесенью. Изначально, примерно с середины двадцатых годов прошлого столетия, неуклонно двигаясь в объятия друг друга, в СССР ее развивали троцкисты, а за рубежом - некоторые политические банкроты из буржуазных партий дореволюционной России. Приведем для сравнения всего пару цитат непримиримых, казалось бы, антагонистов - Троцкого и Милюкова.

«Нынешние официальные приравнивания Сталина к Ленину - просто непристойность, - писал бывший член Политбюро ЦК РКП (б). - Большевистскую партию создал Ленин. Сталин вырос из ее аппарата и неотделим от него... Только после того, как обострение социальных противоречий на основе НЭПа, позволило бюрократии подняться над обществом, Сталин стал подниматься над партией. Сталин составляет прямую противоположность Ленину, его отрицание и, если позволено сказать, его поругание» [8]. «Если эпоха начинающейся революции имела своим героем Ленина, - вторил ему экс-председатель кадетской партии, - то эпоха революции оканчивающейся имеет героем «гениального» Сталина» [9]. Не правда ли, просто трогательное совпадение взглядов?!

Второй виток в по-гегелевски «спиралевидном» развитии упомянутой «теории» приходится на конец 1950-х -начало 1960-х годов. На этот раз тон задавали уже не эмигранты, а сталинские преемники в высшем политическом руководстве Советского Союза. Для ее популяризации была задействована как «легкая кавалерия» - молодые беспартийные поэты-романтики вроде Евтушенко, так и «тяжелая артиллерия» - ветераны КПСС, имевшие внушительный партстаж. К 70-летию Н. Хрущева газета «Правда» преподнесла ему в подарок коллективное письмо старых большевиков, начало революционной деятельности которых приходилось на период с 1896 по 1916 год. Таковых (готовых подписать это полное лести, подобострастия и, одновременно, «праведного» негодования послание) набралось к апрелю 1964 года ... 2017 человек! Сколько ветеранов партии отказалось поставить свои подписи под сочинением хрущевских подхалимов, остается только предполагать.

172

Среди прочего, в данном письме можно было прочесть и такой пассаж: «Сталин физически уничтожал всех, в ком он подозревал несогласие со своими действиями, и прежде всего - старых большевиков» [10]. На примере этой, по-своему уникальной, фабрикации можно лишний раз убедиться в том, чего на самом деле стоит заезженный до неприличия штамп о «полностью вырезанной» Сталиным большевистской гвардии. Достаточно просто сопоставить некоторые цифры. В своем докладе на первом заседании I Конгресса Коммунистического Интернационала Г.Е. Зиновьев заявил следующее: «Наша партия насчитывала до Февральской революции приблизительно 10 000 членов (выделено мной - И.М.)» [11]. Стало быть, с учетом колоссальных партийных потерь в годы Гражданской и Великой Отечественной войн, а также их естественной убыли, «старых» большевиков, репрессированных в сталинский период, наберется совсем уж небольшое количество.

От запоздало «прозревших» пожилых партийцев не отставали в ту пору именитые ученые-обществоведы: «Отбросив ленинское «Завещание», Сталин поставил себя над ЦК и возомнил себя «начальником» партии, вышел из-под ее контроля, оградил себя от критики. Злоупотребляя авторитетом партии и ее ЦК, спекулируя священным для народа именем Ленина, Сталин методически укреплял культ своей личности», - говорилось в статье «Культ личности» пятитомной Философской энциклопедии [12]. Её авторский коллектив по праву заслуживает «почетного» звания пожизненных сталинских иждивенцев. С молодых лет и до глубокой старости они кормились за счет Сталина: вначале за счет живого - неуемным восхвалением его имени и научных трудов, а затем и за счет мертвого - столь же безудержным разоблачением его так называемого «культа».

Третий этап становления лживой «теории» противопоставления Сталина Ленину был ознаменован горбачевской «катастройкой». Нет смыла останавливаться на нем подробно. Он всем нам хорошо памятен. Мимоходом отметим здесь лишь то обстоятельство, что именно на этом этапе к разноголосому и весьма популярному в те времена хору «дихотомистов» примкнул и Борис Славин.

Уже после буржуазной реставрации, в «лихие» девяностые, «теория разделения и противопоставления» берет сколь абсурдное, столь же и закономерное направление. Именно в эти годы понятие «патриотизм» становится ругательством. Летом 1992 года кто-то из правящей ельцинской группировки впервые употребил словосочетание «красно-коричневое быдло». Невиданное в истории национальное унижение русского народа повлекло реанимацию самых диких и дремучих версий о всемирном сионо-масонском заговоре против России и прочей чертовщины. Особенно впечатляюще они предстают в писаниях некоего Байгушева, бывшего сотрудника аппарата ЦК КПСС: «Великую разницу между русофобом Лениным и русофилом Сталиным я понял только много позже, когда смог почитать архивы революции и советской власти, хранившиеся в спецхранах» [13]. Здесь можно привести в пример и некоего господина Назарова, выступившего в

национал-патриотическом журнале «Молодая гвардия» с материалом под красноречивым заголовком «Большевики большевикам рознь». Один из разделов данного «опуса» начинался следующими словами: «1924 год. Умер Ленин. Перестройка, начатая им, закончилась поражением России... Сталин был и стратег, и психолог. Он понимал, в каком окружении находится. И он выбрал, пожалуй, единственно верный путь: столкнул между собой две сионистские группировки - верных троцкистов и верных ленинцев» [14]. Комментарии, как говорится, излишни.

Не без сожаления приходится констатировать, что своего рода «интеллектуальный лоск» всей этой гнусной писанине придают вполне респектабельные, имеющие международную известность, ученые. «И какая же правда замалчивается?» - спрашивает корреспондент «Комсомольской правды» известного «сталиноведа», доктора исторических наук Ю.Н. Жукова. «А та, например, что Сталин еще в середине 30-х годов, раньше других, понял, что мировой революции в обозримом будущем не будет. Он отошел от этого «святого» ленинского постулата и решил прежде всего нацелить народ на то, чтобы поднять отсталую аграрную страну до цивилизованного уровня. С точки зрения правоверных коммунистов, он предатель дела Ленина, Октября, ревизионист, кто угодно», - отвечает тот [15].

Посильную лепту в распространение рассматриваемой нами протухшей «теории» среди «широких народных масс» время от времени вносят и сами ее заказчики. Скажем, единороссовская верхушка тоже с некоторых пор полюбила противопоставлять Ленина Сталину. Но только там, где Славин ставит минус, «медвежатники» рисуют плюс. По словам председателя Высшего совета «Единой России» господина Грызлова, «Иосиф Сталин - незаурядный человек. Как лидер страны он много сделал во время Великой Отечественной войны. Это человек, который фактически был лидером в процессе тех переговоров, которые шли и в Ялте, и в Тегеране, и итогом которых стало открытие второго фронта... Мы знаем, как уважаем он был со стороны тех, кто открывал второй фронт» [16].

И уж, конечно, совсем иное дело - Ленин, «профессиональный разрушитель» устоев государства российского! «Это не по-христиански, когда столько лет труп по сути дела лежит для обозрения. Это кощунство, это издевательство, это вообще никаким канонам, никаким человеческим традициям не отвечает», - фарисействовала совсем еще недавно заместитель председателя Государственной Думы и член Высшего совета правящей партии госпожа Слиска. И тут же добавляла: «Не последнюю роль Владимир Ильич сыграл в развале нашей страны, когда так неумело действовали, когда заменили царский режим на коммунистический» [17].

Не отстает от своих «старших товарищей» по партии и новоиспеченный министр культуры Российской Федерации Мединский: «Я считаю, что каждый год мы должны поднимать один и тот же вопрос о выносе останков тела Ленина из мавзолея. Ленин является предельно спорной политической фигурой и наличие его как центральной фигуры в некрополе в сердце нашей страны - крайняя

173

нелепость. Но главное не тело - главное дух» [18]. Что же касается Сталина, то «20 лет назад стало модным обвинять его во всех грехах. Конечно, это был далеко не идеальный правитель... Но если бы Сталин уехал из Москвы 70 лет назад, наверное, мы бы ее не отстояли. Вся система власти была построена на одном человеке. Сталин не уехал из Москвы, что означает: он принял решение умереть. Он был готов умереть вместе с защитниками столицы» [19].

Что ж, ничто не ново под Луной. Еще античные философы знали, что противоположности рано или поздно обязательно сходятся. В конечном счете и «правые» еди-нороссы, и «левый» Славин, каждый по-своему, выполняют одну и ту же историческую функцию, функцию ниспровергателей и очернителей великого советского наследия. Почти все они вышли из некогда идейно «монолитной» КПСС, но каждый из них своим путем попал в «обслуживающий персонал» правящего ныне олигархического режима.

Обращает на себя внимание нечто другое. Поразительно то поистине бухгалтерское «усердие», с коим Славин подсчитывает и высчитывает, сколько раз, когда и в чем позиция Сталина не совпадала с позицией Ленина: «Напомню еще раз, что Ленин расходился со Сталиным не по частным, а по принципиальным вопросам политической жизни. Они совершенно по-разному понимали стратегию и тактику партии в период подготовки Октябрьской революции, роль военных специалистов в годы Гражданской войны, национальный вопрос и способ образования СССР, проблему реформирования политической системы, реорганизацию основных государственных институтов, вопросы, связанные с международной политикой и др.» [3, с. 123124].

Однако список сталинских «прегрешений» против Ленина, приведенный нашим «счетоводом-любителем», просто смехотворен и не идет ни в какое сравнение с «подвигами» других ленинских сподвижников. Доходило до того, что в 1909 году, в самый разгар идейной борьбы с «примиренчеством», отказ газеты «Социал-демократ» (на тот момент - Центрального органа РСДРП) напечатать статью «О методах укрепления нашей партии и ее единства» и отклонение одноименной резолюции вынудили Ленина заявить о выходе из состава редакции. И лишь после уступки Зиновьева, Каменева и Варского он аннулировал свое заявление. Кроме них, на антиленинской позиции примирения с меньшевиками тогда настаивали А.И. Рыков и В.П. Ногин [20].

Или взять хотя бы дискуссии по национальному воп-ро су. В октябре 1915 года Карл Радек, будущий член большевистского ЦК, печатает в газете «Бернер Тагват» статью «Аннексии и социал-демократия», которая целиком посвящена теоретическому разгрому ленинского положения о «самоопределении наций». Полностью отрицали этот «краеугольный камень» ленинизма в тот период Н.И. Бухарин, Г. Л. Пятаков, А.М. Коллонтай. Последняя впоследствии вполне откровенно признавала: «С тов. Лениным у меня были расхождения по двум вопросам: по вопросу о национальном самоопределении (вместе с тов. Бухариным и Пятаковым я считала, что этот пункт должен быть

выброшен из программы) и по вопросу о милитаризме» [21].

Славин, вероятно, «подзабыл» и то, что на VII (апрельской) Всероссийской конференции РСДРП (б) 1917 года Пятаков выступил не просто с содокладом, а фактически - с альтернативной платформой, подчеркнув тем самым принципиальное несогласие с Лениным. А на VIII съезде партии, в марте девятнадцатого года, в атаку на ленинский пункт о праве наций на самоопределение вновь ринулся Бухарин. Он требовал исключить его из партийной программы, заменив на невразумительное «самоопределение трудящихся». Пятаков же, темпераментно поддерживавший своего давнишнего «компаньона», договорился до того, что «лозунг «право наций на самоопределение», который нашей партией проводился спокон века, показал себя на практике, во время социалистической революции, как лозунг, объединяющий все контрреволюционные силы» [22]. Иными словами, он попросту обвинил Ленина в пособничестве контрреволюции!

Но Б. Славин почему-то не «клеймит» этих авторитетных большевиков как «антиленинцев» и «шовинистов». Достается пока только одному Сталину. Но лиха беда -начало. Напрашивается вывод, что вся история партии представляется профессору Славину, говоря словами школьного преподавателя из знаменитой киноленты «Доживем до понедельника», сплошной проделкой компании двоечников против своего строгого учителя. Или, наоборот, быть большевиком-ленинцем означало, по Славину, быть марионеткой, безмозглым и безропотным проводником воли вождя, никогда не задающим неудобных вопросов? Но это уже не реальная история, а злая и пошлая карикатура на нее.

В славинском «творении» можно наткнуться на еще более парадоксальные вещи. Вот каким образом трактует он весь советский период отечественной истории: «Как уже упоминалось, таких общих тенденций, в основном, было две: демократическая и антидемократическая. Демократическая тенденция выражала интересы рабочего класса и других трудящихся классов, прежде всего, многочисленного крестьянства. Эта тенденция проявлялась тогда, когда улучшалась жизнь народа, когда становилось больше свободы и справедливости... Другая тенденция - антидемократическая, бюрократическая, тоталитарная базировалась на выражении интересов тех слоев общества, которые устали от революции и войны» [3, с. 123]. Или в другом месте его книги: «Противоречия советской истории есть результат борьбы ленинской и сталинской линии в политике. Когда брала верх первая тенденция, людям становилось лучше и легче жить, когда распространялся сталинизм, возникала трагедия миллионов» [3, с.148].

Подобная нелепица - не что иное, как отголосок полузабытого ныне перестроечного деления на так называемых «консерваторов-сталинистов» и «демократов-ленинцев» [23]. Вырисовывалась весьма занятная картина: если где-нибудь случались пожары, расстрелы или голод, то это - непременно злодейские козни «партии Сталина». А там, где царили солнечный свет, героические подвиги, ударный труд и товарное изобилие, там, безусловно, при-

174

ложила свою «миллионопалую» руку «партия Ленина». После прочтения подобных рассуждений так и тянет возразить известными ленинскими словами: «Очень хорошо, господин Славин! Но посмотрите как вы неуклюжи, неловки, недогадливы в своих теоретических нагромождениях». Вспомните ежегодное снижение розничных цен. В 1947 -1954 годах оно проводилось семь раз, причем уже к концу четвертой пятилетки (1950 год) государственные цены уменьшились на 41 процент, а к 1954 году они оказались ниже в 2,3 раза, чем до денежной реформы [24]. Что же получается: все эти мероприятия в глубокой тайне от Сталина проводили чудом уцелевшие в ЦК ВКП (б) «истинные ленинцы»?!

Не иначе, как для пущей убедительности, бывший поборник философского материализма и научного атеизма Славин призывает себе в помощь обитателей преисподней: «На мой взгляд, Сталин был, конечно, не «бичом бо-жием», а «бичом дьявольским», нанесшим сокрушительные удары по лучшим представителям российского народа и ленинской плеяде революционеров» [3, с. 114]. В подобной занимательной теологии есть все же один неоспоримый плюс. Наверное и сам того не подозревая, Славин заочно вступает в схоластический диспут с замшелыми мракобесами, называющими сегодня Ленина не иначе, как «бесом конченым» [25]. Если следовать немудреной «логике» Славина, то «бич божий» находился в ленинских руках.

С нескрываемой брезгливостью и отвращением пишет Славин о «неблаговидной роли» Сталина в годы революции и Гражданской войны, о его «участии в насильственных «эксах»», в уничтожении пленных офицеров и белоказаков». Разумеется, для него и сталинская индустриализация с коллективизацией имели самые «тяжелые последствия». «Сознавая эпохальный характер такого перехода, Ленин отводил для него десятилетия», - разглагольствует наш прекраснодушный мечтатель [3, с. 19]. Однако сам Ленин считал мечтательность «уделом слабых» [26, т.22, с. 118]. А вышло так, что История не отвела Советскому государству необходимых для постепенного наращивания промышленного производства и добровольного кооперирования крестьянства десятилетий. Впереди была чудовищная мировая война. И в том, что накануне нее во главе Советской державы оказались не кабинетные теоретики и бесплодные демагоги, а именно Сталин, «чернорабочий» Октябрьской революции, есть весьма жесткая и справедливая историческая логика.

Притча о сталинском «шовинизме»

Пожалуй, самой «горькой пилюлей» для автора «Последнего боя» является то, что он не достиг заявленной им в книге цели. Точнее, едва не добился прямо противоположного эффекта. Противопоставив «великодержавного шовиниста» Сталина интернационалисту Ленину, Славин, наверное, и сам не заметил, как оказал последнему «медвежью услугу». Фактически он выставил политического гения недалеким простофилей, которого можно было «водить за нос», без малого, двадцать лет. Ведь «Ленин оши-

бался, считая Сталина полезным человеком для революции» [3, с.63].

Чтобы выяснить, совершил ли Ленин на самом деле столь «фатальную» ошибку в оценке «полезности» Сталина, вовремя не разглядев в нем скрытого шовиниста, достаточно обратиться к некоторым вехам их совместной дореволюционной деятельности. Непосредственных контактов в ту пору между ними было немного. Наиболее плодотворным оказался 1913 год, в течение которого Сталин неоднократно бывал в гостях у Ленина в польских городах Поронине и Кракове и имел с ним довольно продолжительные беседы. Н.К. Крупская вспоминала о втором визите Сталина так: «На этот раз Ильич много разговаривал со Сталиным по национальному вопросу, рад был, что встретил человека, интересующегося всерьез этим вопросом, разбирающегося в нем (выделено мной - И.М.)» [27].

Неоспоримый авторитет Сталина среди партийных теоретиков национального вопроса доказывает хотя бы то, что на его статью Ленин не раз ссылался при чтении своих рефератов на эту тему в Париже, Льеже и Кракове зимой 1914 года. Наряду с именами европейских марксистов

0. Бауэра, К. Реннера (Шпрингера), К. Каутского, в плане своего парижского реферата он упоминает и партийный псевдоним И. Джугашвили:

«В) 2 теории м[арксизма] по национальному] в[опро]су.

1. О[тто] Б[ауэр] и Бргрпдег]. Национальный] х[а]р[ак]т[е]р (О[тто] Б[ауэр] I, 5). Нац[ионали]зм в соц[иализ]ме.

«Чистый пр[ин]ц[ип] нац[ионали]зма (ср. Сталин). Последовательное] разв[итие] национального] пр[ин]-ц[и]па в социалистическом] общ[ест]ве. Нация = общность к[ульту]ры» [28].

Зачем же Ленину, славившемуся своей жесткой принципиальностью и научной чистоплотностью, нужно было непременно ссылаться на Сталина, если хоть на минуту поверить в правдивость расхожей версии о ленинском авторстве классической работы «Марксизм и национальный вопрос»?

Неспроста профессор Славин исправно игнорирует и такой испытанный метод подлинно научного исследования, как метод историзма. На тактических разногласиях Ленина и Сталина по так называемому «вопросу об автономизации» теоретики славинского толка «топчутся» уже не одно десятилетие. Но предыстория вопроса куда сложнее и многомернее, чем представил ее Славин в своем «творении». Чтобы честно разобраться в ней, необходимо вникнуть в исторический контекст, а не «выдергивать» приглянувшиеся отрывочные сведения и цитаты.

Обильно цитируемое Славиным письмо «К вопросу о национальностях или об «автономизации»» лишь завершало длительный и весьма противоречивый процесс разработки Лениным концепции межнациональных отношений в социалистическом государстве. Эволюция ленинских взглядов на данную проблему такова: от полного отрицания федерализма до признания жизненной необходимости федерации равноправных республик. Эпистолярное наследие В.И. Ленина по этой теме насчитывает более 120

175

работ. Причем в послеоктябрьский период написано не более четверти из них.

К федерализму, как принципу устройства многонационального государства, до Октябрьской революции Ленин относился резко негативно. Следуя дорогой, проложенной идейными предшественниками, он считал федерацию политическим понятием, означающим государственный союз равных. Но при капитализме, в условиях всеобщего неравенства, такого союза не может быть никогда. Потому-то теоретики научного социализма в доле-нинский период и пришли к однозначному выводу, что отстаивать федеративные отношения на данном этапе идейно-политической борьбы бессмысленно. В отдельных случаях, скорее как досадное исключение, К. Маркс и Ф. Энгельс допускали федерализм. В 60-е годы XIX столетия Маркс указывал на то, что прямой и абсолютный интерес английского рабочего класса требует разрыва его связи с Ирландией, даже в том случае, если бы после отделения ее от Англии дело пришло бы к федерации.

Наиболее предпочтительной формой государства основоположники марксизма, а затем - и Ленин, считали унитарную республику, сочетающую единую централизованную власть с широким местным самоуправлением: «Мы требуем . свободы отделения угнетенных наций не потому, чтобы мы мечтали о хозяйственном раздроблении или об идеале мелких государств, а, наоборот, потому, что мы хотим крупных государств и сближения, даже слияния, наций, но на истинно демократической, истинно интернационалистской базе, немыслимой без свободы отделения» [26, т.27, с.68].

Трудно поверить и в то, что Славину неведомо ленинское положение об унитарной демократической республике с предоставлением прав автономий ее национальным окраинам. В 1913 году Ленин писал по этому поводу С.Г. Шаумяну: «Мы за демократический централизм, безусловно. Мы против федерации (выделено мной - И.М.)». И далее, еще с большей категоричностью: «Мы в принципе против федерации - она ослабляет экономическую связь, она негодный тип для одного государства» [26, т. 48, с.234-235]. В свою очередь Шаумян, как один из наиболее теоретически подготовленных «националов», вполне соглашался с такой постановкой проблемы: «Как решает русская социал-демократия национальный вопрос в России? Вообще она сторонница тесного сближения наций, живущих в пределах России, сторонница политической централизации. Ни для одной из наций не требует она отделения или федеративной связи, так как этого не требуют интересы пролетариата этих наций, в частности, или интересы международного пролетариата вообще» [29, с.152]. Более того, в письме Ленину от 30 мая 1914 года будущий бакинский комиссар прямо заявлял: «Вы уже знаете, что я находил (и нахожу) неправильным требование разделить Россию на ряд автономных областей (Польшу, Малороссию, Кавказ, Урал и т.д.)» [29, с. 463]. И в таком видении будущего страны среди большевиков-интернационалистов он был далеко не одинок.

Необходимо признать, что, относясь в тот период к подобным настроениям идейных соратников с понимани-

ем, Ленин все же делал некоторые оговорки по поводу прав национальных окраин на автономию, которая «нисколько не противоречит демократическому централизму; напротив, лишь посредством автономии областей в большом и пестром по национальному составу государстве можно осуществить действительно демократический централизм» [26, т. 25, с.71]. Однако в главном ленинская позиция оставалась незыблемой. Пока он жестко «за централизацию, против мещанского идеала федеративных отношений» [26, т. 26, с. 109]. На протяжении всего дооктябрьского периода Ленин, возвращаясь к данной тематике, демонстрирует завидные твердость и постоянство во взглядах. К примеру, в своей знаменитой статье «О национальной гордости великороссов» он подчеркивает: «Мы вовсе не сторонники непременно маленьких наций; мы, безусловно, при прочих равных условиях, за централизацию» [26, т. 26, с. 109]. Через три года, в июне 1917 года, уже в качественно иных исторических условиях, формулировка повторяется почти слово в слово: «Мы не сторонники мелких государств. Мы за теснейший союз рабочих всех стран против капиталистов и «своих» и всех вообще стран» [26, т. 31, с. 342].

Но накануне Октября проблема «автономизации» начинает звучать у Ленина еще более конкретно и определенно: «Полная свобода отделения, самая широкая местная (и национальная) автономия, детально разработанные гарантии прав национального меньшинства - такова программа революционного пролетариата» [26, т. 31, с.168]. К слову, на апрельской Всероссийской партконференции в своем докладе по национальному вопросу Сталин выдвинул предположение о том, что «9/10 народностей после свержения царизма не захотят отделиться. Поэтому партия предлагает устройство областных автономий для областей, которые не захотят отделиться и которые отличаются особенностями быта, языка, как, например, Закавказье, Туркестан, Украина» [30, т. 3, с. 53]. У Ленина на этот счет не было никаких возражений. Напротив, вслед за ленинской и сталинской формулировками, соответствующий пункт появляется в партийных решениях: «Партия требует широкой областной автономии, отмены надзора сверху, отмены обязательного государственного языка и определения границ самоуправляющихся и автономных областей на основании учета самим местным населением хозяйственных и бытовых условий, национального состава населения и т.п.» [31].

Начало Гражданской войны и иностранной интервенции против Советской России явилось, как известно, мощным катализатором национал-сепаратизма. Образовалось множество «центральных» и областных правительств. К августу 1918 года их насчитывалось около двадцати: Комитет членов Учредительного собрания (Комуч) в Самаре, Временное Сибирское правительство в Томске, Уральское областное - в Екатеринбурге, Амурское - в Благовещенске, Деловой кабинет Дальнего Востока - в Харбине, казачьи правительства: Уральское, Оренбургское, Сибирское; Туркестанская, Башкирская, Алашская национальные автономии и многие другие псевдогосударственные образования.

176

У целого ряда местных партийных лидеров, принадлежавших к ранее угнетенным народам, стала проявляться не просто нездоровая амбициозность, а настоящее национальное чванство. Достаточно вспомнить пресловутое совещание руководителей мусульманских коммунистических комитетов Поволжья и Урала, состоявшееся 18 - 22 июня 1918 года в Казани. На нем было провозглашено образование самостоятельной Российской мусульманской коммунистической партии (большевиков)! Аналогичная ситуация сложилась и в Туркестане, отрезанном фронтами гражданской войны от пролетарских центров России. Националисты намеревались создать здесь сепаратные «Тюркскую республику» и «Тюркскую коммунистическую партию». В июле 1920 года ленинскому Политбюро пришлось даже пойти на такую недемократичную меру, как роспуск «проштрафившегося» крайкома КПТ и образование временного Центрального Комитета Компартии Туркестана. КПТ вошла в состав РКП (б) на правах областной организации, а сам Туркестан стал отныне определяться не как республика тюркской нации, а как «автономная республика населяющих ее народов: туркмен, узбеков, киргизов, таджиков, каракалпаков, казахов» [32].

Славин деликатно «умолчал» и об истоках так называемого «грузинского дела». А возникло оно отнюдь не в 1922 году и вовсе не из-за вздорного характера Орджоникидзе. Группа председателя Совнаркома Грузии Мдивани, в которую входили члены ЦК республиканской компартии Кавтарадзе, Цинцадзе, Думбадзе, Окуджава, была явно заражена «чесоткой» буржуазного национализма. Под ее нажимом, скажем, был издан закон, по которому грузинки, выходя замуж за представителей других народов, лишались грузинского гражданства. Ею же было инициировано массовое выселение армян из Тифлиса. На XII съезде РКП (б) был оглашен потрясающий документ, подписанный Мдивани 14 июля 1921 года: «Грузревком постановляет разгрузить гор. Тифлис от всех лиц, кои: а) не связаны с городом Тифлисом коренным жительством, и б) не добывающие средств к существованию общественно-полезным трудом обязаны в течение двух недель со дня опубликования настоящего постановления выехать из пределов города Тифлиса» [33]. Иначе говоря, «Грузия - для грузин!».

«Коммунистический» курс новых грузинских властей в отношении Абхазии, Аджарии и Осетии мало чем отличался от национальной политики свергнутого меньшевистского правительства. «Мы развернули выше дневник Джугели и увидели одного из «рыцарствующих» меньшевиков в собственном изображении. Он сжигает осетинские деревни и стилем испорченного гимназиста записывает в дневник свое восхищение красотой пожара и свою родственность Нерону», - живописал Лев Троцкий «яркий образ» начальника так называемой «Народной гвардии» (главного карателя) меньшевистской грузинской республики [34]. В наши дни лавры Нерона не дают покоя уже господину Саакашвили, превзошедшему по части людоедства самые буйные фантазии Джугели.

Правительство соседней Армении, явно следуя грузинскому примеру, отказалось выделить пастбища азер-

байджанским крестьянам, что вылилось впоследствии в массовую межэтническую резню. «Я должен сказать, что националистический уклон - это не специфическое грузинское явление. Он свойственен всем республикам, расположенным на территории бывшей Российской империи, как реакция против национального гнета царизма, но в настоящее время ничем не оправдываем. Без беспощадной борьбы против националистического уклона, с одной стороны, и такой же борьбы против другого типа уклона -рецидива великорусского колонизаторства - немыслимо утверждение национального мира и правильной национальной политики», - справедливо подчеркивал на I съезде Компартии Грузии Серго Орджоникидзе 30 января 1922 г., еще задолго до объявления ленинского наступления на бюрократический великорусский шовинизм [35].

Разномастные русофобы и поныне любят паразитировать на ленинской фразе о необходимости защиты «русских инородцев от нашествия того истинно русского человека, великорусского шовиниста, в сущности подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ» [26, т. 45, с. 401]. Но они обычно в упор не замечают добавление о том, что держиморда этот достался новой власти в наследство от царизма «и только чуть-чуть подмазан советским мирром» [там же]. Стало быть, Ленин ведет речь лишь о властвовавшей верхушке Российской империи, проводившей в национальных «окраинах» политику насильственной русификации, но отнюдь не о всем русском народе, находившемся подчас в еще более униженном положении.

Кроме того, хорошо известны его опасения, что «тончайший слой старой партийной гвардии» окажется растворенным «мелкобуржуазной швалью». Для того чтобы в большевистских организациях национальных республик мелкобуржуазный национализм окончательно не взял верх, были необходимы консолидированные усилия всей когорты революционеров ленинской школы. Но именно Народный комиссар по делам национальностей становился центральной политической фигурой в решении этой сложнейшей задачи. Н.К. Крупская не случайно отвела его ведущей роли несколько строк в своих воспоминаниях о Ленине: «Он знал хорошо взгляды Сталина на национальный вопрос, в Кракове они много говорили на эти темы... От человека, стоящего во главе работы на национальном фронте, требовалась широта кругозора, глубокая убежденность и уменье практически организовать дело. Поэтому-то и выдвинул Ильич на эту работу Сталина» [36]. Персонально на Сталине лежала вся полнота ответственности. Именно он превращался в главную мишень воинствующих националистов. Любое неверно выбранное им слово или даже интонация могли спровоцировать самые катастрофические последствия.

В резолюции «Об отношениях между Закавказскими советскими республиками и РСФСР» пленума Кавказского бюро ЦК РКП (б) 3 июля 1921 г., на котором, между прочим, присутствовали Сталин и Орджоникидзе, говорилось:

«1). Признать необходимым проведение в жизнь независимости кавказских республик (Грузии, Азербейджа-

177

на (так в тексте - И.М.) и Армении) при безусловном сохранении существующих партийных отношений между Цека компартий этих стран и ЦЕКА РКП...

2). Ввиду абсолютной необходимости взаимной военной и хозяйственной поддержки означенных советских республик, держащих общий фронт против империализма, признать необходимым заключение военной, торговой, хозяйственно-финансовой конвенции между Закавказскими республиками и РСФСР на началах добровольности» [37, с.40-41]. Разве в этом документе, разработанном при активном участии будущих фигурантов «грузинского конфликта», содержится хотя бы намек на возможное поглощение закавказских республик Россией?

Что же до пресловутой «автономизации», то она отнюдь не была выдумана Сталиным, а осуществлялась де-факто с первых месяцев Советской власти. Еще в январе 1918 года Совнарком РСФСР принял решение ввести представителя Украины в состав нового российского правительства. После принятия IV Всеукраинским съездом Советов «О государственных отношениях между УССР и РСФСР» были объединены военные и экономические государственные органы обеих республик. А в июне 1920 года 30 членов Украинского ЦИК вошли в состав ВЦИК РСФСР. В письме к украинскому пролетариату и крестьянству по поводу победы над Деникиным, датированном 28 декабря 1919 года, Ленин вполне еще допускает вариант вхождения «незалежны» Украины в состав РСФСР: «Только сами украинские рабочие и крестьяне на своем Всеукраинском съезде Советов могут решить и решат вопрос о том, сливать ли Украину с Россией, оставлять ли Украину самостоятельной и независимой республикой и в последнем случае, какую именно федеративную связь установить между этой республикой и Россией». К тому времени в составе РСФСР, кроме Туркестанской и Башкирской республик, в период с 1920 по 1922 год были созданы Киргизская (Казахская), Татарская, Дагестанская, Горская и Якутская автономные республики, Коммуна немцев Поволжья, а также Чувашская, Калмыцкая, Марийская, Удмурдская, Коми-Зырянская, Адыгейская, Кабардино-Балкарская, Карачаево-Черкесская, Чеченская, Горно-Алтайская автономные области. Бурятская область и Карельская трудовая коммуна в 1923 году были преобразованы в автономные республики.

Вполне естественно, что наряду с образованием новых автономий, происходило активное вовлечение их руководителей в высшие органы власти РСФСР. Представители Азербайджана, Армении, Белоруссии, Грузии и Украины в соответствии с решением IX Всероссийского съезда Советов (декабрь 1921 года) также были включены в состав ВЦИК. В постановлении съезда «О советском строительстве» на сей счет говорилось: «Ввиду расширения федерации РСФСР (выделено мной - И.М.) и желания отдельных республик иметь своих представителей в высшем законодательном органе республики, IX съезд Советов постановляет во изменение постановления VIII съезда Советов увеличить состав Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета до 386 человек» [38]. Таким образом, посланцы всех этих народов, наряду с русскими,

на равных участвовали в управлении Российской Федерацией.

Сталин, теоретически обобщая складывающуюся практику советского государственного строительства, писал: «Единственно целесообразная форма союза между центром и окраинами - областная автономия окраин, отличающаяся особым бытом и национальным составом. Автономия эта должна связывать окраины России с центром узами федеративной связи... Советская автономия не есть нечто застывшее и раз навсегда данное, она допускает самые разнообразные формы и степени своего развития. От узкой административной автономии (немцы Поволжья, чуваши, карелы) она переходит к более широкой, политической автономии (башкиры, татары Поволжья, киргизы), от широкой политической автономии - к еще более расширенной ее форме (Украина, Туркестан), наконец, от украинского типа автономии - к высшей форме автономии, к договорным отношениям (Азербейджан) (выделено мной - И.М.)» [37, с.40-41]. Данный сталинский текст был опубликован на страницах «Правды» 10 октября 1920 г. Но Ленин не счел необходимым опротестовывать идеи и принципы, изложенные в нем. Не счел потому, что это все еще была общепринятая в то время партийная точка зрения.

Таким образом, «план автономизации» был выработан без всякой спешки, не умозрительно, а на основании тщательного анализа богатейшего фактического материала, поступающего с мест. Причем ни о каком диктате со стороны Центра тогда еще не могло быть и речи. В пользу «автономизации» высказались и ЦК компартии Азербайджана, и коммунисты Армении, и Закавказский крайком РКП (б) в целом. А вот в украинском руководстве мнения резко разошлись. Д.З. Мануильский, секретарь ЦК КП (б) Украины, писал Сталину 4 сентября 1922 года: «Опыт истекшего года показал, что то положение, которое создалось на окраинах и, в частности, на Украине, приводящее к ряду конфликтов между ведомствами центра и мест, дальше длиться не может. Это положение, приводящее к тому, что ответственные товарищи должны тратить три четверти своего времени на урегулирование конфликтов, должно быть радикально пересмотрено, ибо оно не отвечает больше объективной обстановке. В каком направлении? Я полагаю, что в направлении ликвидации самостоятельных республик и замены их широкой автономией» [37, с.76-77]. Председатель Совнаркома Украины Х.Г. Раковский, горячий сторонник Троцкого, вообще отвергал и сталинскую «автномизацию», и будущий ленинский «федеративный союз». Он предлагал объединить советские республики на основе конфедерации, которая не предусматривала ни единого бюджета, ни единого плана экономического развития, ни единого гражданства, ни единой внешней политики.

22 сентября 1922 года, несмотря на продолжающуюся тяжелую болезнь Ленина, Сталину пришлось поставить перед ним давно назревший вопрос со всей жесткостью и прямотой: «Мы пришли к такому положению, когда существующий порядок отношений между центром и окраинами, т.е. отсутствие всякого порядка и полный хаос, становятся нестер-

178

пимыми, создают конфликты, обиды и раздражение, тормозят и парализуют всякую хозяйственную деятельность в общероссийском масштабе» [37, с.78]. Никакой антиленинской «крамолы», вопреки утверждениям Славина, в сталинском «плане автономизации» не было. Проблема заключалась лишь в том, что Сталин еще всецело придерживался господствующей в партии точки зрения, в то время, как ленинская мысль уже преодолела устоявшиеся на протяжении двух предреволюционных десятилетий представления и оставила их далеко позади. Но на то он и гений. Недаром же Циолковский назвал Ленина человеком будущего.

Этот беспристрастный вывод подтверждает и В.М. Молотов, активный участник тех событий. А уж в его непредвзятости сомневаться не приходится. Дважды - и при Сталине, и во времена Хрущева - он попадал в жестокую «опалу» за свою неудобную прямоту и склонность к спору с первыми лицами страны. «Сталин в практических делах был не то, чтобы сильней, но был более упорным - это ему немного мешало. Да, мешало. По национальному вопросу он был большой специалист, а вот при создании Союза Советских Социалистических Республик он держался старой ленинской линии, чересчур упорно шел по ней, а Ленин шагнул дальше» [39, с. 208].

Нет никаких оснований сомневаться в том, что Сталин глубоко осмыслил и принял ленинский вариант будущего Союза. Принял внутренне, без всяких оговорок. Не без согласия Ленина он возглавил комиссию по разработке проекта закона об образовании СССР, сформированную Октябрьским (1922 года) пленумом ЦК партии. В соответствии с ленинским видением объединения советских республик Сталин переработал и собственноручно написанную им резолюцию комиссии Оргбюро ЦК РКП (б), и многие другие документы.

Не столь однозначен, как он видится Славину, и ответ на вопрос о том, на чьей стороне был Ленин в «грузинском инциденте». Ленинская позиция, высказанная в телеграмме членам ЦК Компартии Грузии от 21 октября 1922 года, была вполне отчетливой: «Удивлен неприличным тоном записки по прямому проводу за подписью Цинцадзе и других, переданной мне почему-то Бухариным, а не одним из секретарей Цека. Я был убежден, что все разногласия исчерпаны резолюциями пленума Цека при моем косвенном участии и при прямом участии Мдивани. Поэтому я р е ш и т е л ь н о о с у ж д а ю б р а н ь п р о т и в О р д ж о н и к и д з е и н а с т а и в а ю н а п е р е д а ч е в а ш е г о к о н ф л и к т а в п р и л и ч н о м и л о я л ь н о м т о н е н а р а з р е ш е н и е С е к р е -т а р и а т а Ц К Р К П (б) (разрядка моя - И.М.), которому и передаю ваше сообщение по прямому проводу» [26, т. 54, с. 299]. Этот и некоторые другие документы говорят о том, что в принципе Ленин был за сохранение Закавказской федерации, а потому считал позицию «независим-цев» в корне ошибочной. Но его до крайности возмутили методы отстаивания политической линии ЦК партии, выбранные Орджоникидзе. «Кулачный» способ убеждения несогласных Ленин и расценил, как возрождение шовинистических нравов царского чиновничества в наиболее уродливом их виде.

Группа Мдивани получила решительный отпор и на XII съезде РКП (б), где ленинское письмо «К вопросу о национальностях или об «автономизации»» было оглашено по делегациям. Сохранилась записка Сталина, адресованная Бухарину, взявшему на себя политически выгодную роль адвоката «обиженных» грузинских руководителей. Отстаивая свой проект резолюции съезда по национальному вопросу, Сталин пояснял ему: «У меня нигде не сказано, что борьба с антирусским национализмом «столь же важна», наоборот, у меня сказано, что борьба с русским национализмом важнее (выделено мной - И.М.). Я говорю, не «столь же важна» борьба с антирусским национализмом, а столь же «необходима и обязательна»» [37, с. 113114].

Никак не стыкуется с соображениями Славина и телеграмма, направленная Сталиным 21 марта 1923 года секретарю Закавказского крайкома РКП (б) Г.К. Орджоникидзе: «Я узнал от Куйбышева и Каменева, что при организации Закреспублик ЗакСНК отобрал у национальных] СНК почти все комиссариаты, кроме пяти или шести бытовых комиссариатов. Я считаю эту комбинацию вместе с Каменевым и Куйбышевым неправильной и незаконной. Федерацию Закреспублик надо составить так, чтобы у национальных] СНК остались, кроме шести бытовых, еще пять хозяйственных, вместе с РКИ. Нельзя ставить национальные республики Закавказья [в] худшее положение, чем Крымскую или Якутскую. Эту ошибку надо исправить и немедленно» [37, с. 106].

Сторонники славинской «концепции» могут возразить, что на подобные «компромиссы» Сталин вынужден был идти только под давлением авторитета Ленина. А в действительности он только и делал, что «строил козни» нерусским народам и давным-давно вынашивал «имперские планы». Но, в отличие от чьих-либо домыслов, истина всегда конкретна. И главный ее критерий заключается в ответе на простой вопрос: что стало с государственным устройством СССР после смерти Ленина, изменились ли заложенные при нем фундаментальные принципы взаимоотношений союзного центра с национальными республиками?

Ответ вполне очевиден. За весь период послеленин-ского развития Советского многонационального государства вопрос о вхождении в Российскую Федерацию на правах автономии какой-либо союзной республики (за исключением Карело-Финской, существовавшей с 1940 по 1956 год) не поднимался ни разу. Напротив, в 1929 году -Таджикистан, а в 1936 году - Казахская и Киргизская автономные республики - были преобразованы в самостоятельные субъекты Союза ССР. С тех самых пор, как Х съезд РКП (б) постановил «помочь трудовым массам невеликорусских народов догнать ушедшую вперед Центральную Россию», и до последних дней существования КПСС и СССР мало что изменилось.

Для полноты картины приведем всего три свидетельства тех, кто в разное время входил в состав высшего советского и партийного руководства. В конце двадцатых годов А.И. Рыков, на тот момент - председатель СНК СССР, говорил: «Колониальная политика, например, Великобри-

179

тании заключается в развитии метрополии за счет колоний, а у нас - колоний за счет метрополии» [40] *.

Через шестьдесят лет министр геологии СССР Г.А. Габриэлянц, которого при всем желании очень трудно заподозрить в великорусском шовинизме, отмечая невиданный рост социально-экономического и культурного потенциала национальных окраин, недоумевал: «Назовите мне такую империю, в которой бы все это создавалось за счет усилий метрополии, затрат и жертв исконно российских нечерноземных областей, хиреющих и теряющих свой основной человеческий потенциал и в результате превратившихся в безлюдные пустыни» [41]. А.С. Черняев, один из руководящих работников аппарата ЦК КПСС, в 1972 году в своем дневнике отмечал, что «отличие нынешнего национализма в том, что его главным носителем является республиканский аппарат, а истоки его в том, что «колониальные окраины» живут много лучше, чем российская «метрополия», они богаче и чувствуют «свои возможности». Благодарность же - не политическое понятие» [42].

Фактически то же самое признавалось и в популярном «Очерке теории социализма», одним из авторов которого, кстати, был Б.Ф. Славин: «Надо подчеркнуть, что русский народ совершил интернационалистский подвиг, выполнив этот завет В.И. Ленина. Вместе с тем время по преимуществу односторонней помощи давно уже прошло; наступила пора, когда помощь должна стать по-настоящему взаимной. Однако на практике расчет в тех или иных республиках все еще делался на сохранение прежних отношений между русской нацией и окраинами страны, а ее собственные интересы не всегда в должной мере учитывались. К чему это привело, хорошо известно. Положение с Нечерноземьем - наглядная, но не единственная иллюстрация такого подхода» [43]. Особенно красноречиво этот справедливый вывод иллюстрируют демографические показатели. С 1959 по 1979 год общая численность русских, украинцев и белорусов выросла всего на 18,8 %, то есть увеличивалась более низкими темпами, чем в среднем по СССР (25,5%). В то же время численность тюркских народов возросла почти на 72% [44]!

Вся проблема состоит в том, что профессиональные хулители Сталина никак не могут, для начала, договориться между собой. Одни, вроде Славина, талдычат о том, что Сталин в угоду своим шовинистическим комплексам «гно-бил» инородцев и всячески выпячивал русских. Другим, напротив, давно не дает покоя мнимый «заговор кавказцев» против многострадального русского народа. Дескать, грузин Джугашвили упорно «тянул» в руководство преимущественно славянского государства своих земляков из

* В данном случае, по нашему мнению, допущено вульгарно-механическое перенесение логики развития имперской Британии на российскую, а затем и на советскую «почву». У Российской империи, несмотря на некоторую «схожесть» с крупнейшими мировыми державами того времени, не было колоний в классическом, «западном» понимании этого термина. Поэтому уместнее говорить не о колониальном, а только о национальном гнете «малых народов» со стороны царского правительства.

Закавказья (Орджоникидзе, Берию, Енукидзе, Микояна и прочих). Обе цепочки рассуждений пересекаются в одной и той же точке, именуемой элементарным невежеством. Ибо школьная линейка - весьма неподходящий инструмент для измерения высоты горной вершины.

Ловкость рук и никакого мошенничества

Поражает та ловкость, с которой Славин выдает складно сочиненные им небылицы за исторические реалии. Безапелляционность тона призвана сформировать у читателя впечатление, будто автор, по меньшей мере, лично присутствовал при описываемых им событиях. Так, по Славину, «не выдерживает критики мнение некоторых исследователей о том, что до начала болезни Ленина никаких политических разногласий между Лениным и Сталиным не было. Еще до революции Сталин, вопреки сложившемуся мифу о его ученичестве у Ленина, пренебрежительно и даже высокомерно говорил о своем «учителе»: он считал Ленина эмигрантом, далеким от знания российских проблем. По мнению Сталина, Ленин и другие эмигранты часто создавали «бурю в стакане воды»» [3, с.64].

Поскольку изнурять себя тщательным сбором доказательств не в правилах Славина, предоставим слово старой большевичке В.Л. Швейцер, отбывавшей вместе с И.В. Сталиным одну из сибирских ссылок. Она вспоминала: «В 1914 году, в конце сентября, когда последняя баржа пришла в Туруханский край, я приехала в ссылку и привезла наброски манифеста ЦК, семь тезисов Ленина о войне. Письмо с тезисами Ленина прислала Н.К. Крупская в Красноярск на явочную квартиру для передачи в Турухан-ский край товарищу Сталину.

Сталина я застала в селе Монастырском, он в это время гостил у тов. Спандарьяна, и передала ему тезисы Ленина о войне. Нужно было видеть товарища Сталина в тот момент. Взяв тезисы Ильича, Иосиф Виссарионович стал читать их вслух. Мы слушали внимательно. Он читал медленно и часто восклицал: «Правильно!».

Тезисы Ленина о войне показали, что товарищ Сталин безошибочно стал на правильную ленинскую позицию в оценке сложного исторического момента. Они показали его полное единомыслие с Лениным. Сталин был необычайно рад, когда увидел, что тезисы Ленина подтвердили его установку по вопросу о войне» [45, с.20].

Отлично понимая, что наскрести хоть что-нибудь существенное на тему идейно-политической борьбы между Лениным и Сталиным, за полным отсутствием таковой, не удастся, Славин прибегает к плутовству. Он пытается играть на «поле» психологии, выискивая проявления их личной неприязни, что само по себе - пустейшее занятие. Пустейшее, прежде всего, потому, что кое-где Славину и самому приходится «проговариваться», и, что называется, «скрипя зубами», цитировать малоприятные для себя вещи. Так, он воспроизводит следующий характерный штрих из рассказа М.И. Ульяновой о посещении Сталиным Ленина в мае 1922 года: «Они поцеловались с В.И. и Сталин вышел». Маловероятно, что Ленин, и без того чуждый любой фамильярности, стал бы лобызаться с врагом сво-

его дела, и уж тем более - незадолго до того предлагать ему породниться: «Однажды то ли в шутку, то ли всерьез он (Ленин - И.М.) сказал Сталину: «Иосиф Виссарионович, а почему бы вам не жениться на моей сестре?» На что Сталин, несколько сконфузившись, ответил: «А я уже женился. На Надежде Аллилуевой»» [46].

До письменной размолвки 1923 года, так полюбившейся Славину, двух давних соратников связывала если не дружба, то уж во всяком случае - полное взаимное доверие и симпатия. Причем Ленин смело доверял Сталину не только труднейшие участки работы, а впоследствии - и ответственнейшие посты, но и собственную жизнь. Наиболее содержательной в этом отношении является книга воспоминаний Анны Аллилуевой, дочери профессионального революционера Сергея Яковлевича Аллилуева и сестры Надежды Сергеевны, супруги Сталина. Дабы предупредить возможные спекуляции насчет «тенденциозности» издания, вышедшего в свет в 1946 году, а также сомнения по поводу посвященности его автора в дела большевистского центра, приведем всего несколько строчек, написанных Лениным собственноручно: «Во время июльских дней, когда мне и Зиновьеву приходилось прятаться и опасность была очень велика, меня прятала именно эта семья, и все четверо (выделено мной - И.М.), пользуясь полным доверием тогдашних большевиков-партийцев, не только прятали нас обоих, но и оказывали целый ряд конспиративных услуг, без которых нам бы не удалось уйти от ищеек Керенского» [26, т.54, с.83].

Итак, после июльских событий 1917 года Временным правительством издан приказ об аресте Ленина. Адрес квартиры Аллилуевых, где он жил в тот период, стал многим известен. Необходимо было срочно перебираться в более безопасное место. Юная Анна стала очевидицей того, как «к часу, назначенному для ухода, пришел Иосиф Виссарионович. Собрались все в комнате Ильича. Стали обдумывать, как переодеть Ленина, чтобы сделать его неузнаваемым. Остановились на том, что Ленина следует побрить. Через несколько минут Ленин уже сидел с намыленным лицом. Брадобреем был Иосиф Виссарионович. Без усов и бородки Ленин и в самом деле стал неузнаваем. В сопровождении Сталина и отца Ленин вышел из квартиры. Шли поодиночке. Впереди шел Ленин. Поодаль шагали Сталин и отец. Все сошло благополучно. Спокойно дошли до Приморского вокзала, и оттуда, никем не замеченный, в дачном переполненном вагоне, Владимир Ильич уехал на Разлив» [47, с.183-184].

В книге А. Аллилуевой встречаются и другие крайне немногословные подтверждения отношений товарищества и простой человеческой теплоты, установившихся между двумя выдающимися личностями: «Иосиф Виссарионович зашел к Ленину часа через два после моего приезда. Они пили чай в комнате Ильича и долго совещались. Потом Сталин, торопясь, по какому-то срочному делу, ушел. Перед уходом он зашел на кухню и отвел маму в сторону.

- А как у вас с продуктами? Как Ильич питается? Ты смотри, Ольга (супруга С.Я. Аллилуева - И.М.), корми его по-своему.

Когда Сталин ушел, мама засмеялась:

- А Ленин то же самое о нем спрашивал. «Вы, - говорит, - как Сталина кормите? Позаботьтесь уж о нем, Ольга Евгеньевна, он как будто осунулся.»» [47, с.177-178].

Накануне вооруженного восстания в Петрограде, в момент наивысшей опасности, Ленин уже не довольствуется помощью своего постоянного связного и охранника. Ему необходим именно Сталин, и никто иной! В ту решающую ночь, по словам Н.К. Крупской, «Ильич было попросил Эйно (Э.А. Рахья - И.М.) привести к нему т. Сталина, но из разговоров выяснилось, что сделать это почти невозможно, что Сталин, вероятно, в Военно-революционном комитете, в Смольном, что трамваи, вероятно, уже не ходят, что это отнимет уйму времени. Ильич решил, что он сам сейчас же пойдет в Смольный, и заторопился. Маргарите (М.В. Фофановой - И.М.) оставил записку: «Ушел туда, куда вы не хотели, чтобы я уходил. До свидания. Ильич»» [36, с.7-8].

Если судить не по славинским текстам, а по историческим документам, то после Октябрьской революции деловая и духовная связь между Лениным и Сталиным еще более укрепились. Лучше всего она прослеживалась в экстремальных обстоятельствах. Одной из таких ситуаций стала сложнейшая операция по поводу гнойного аппендицита, угрожавшего жизни Сталина. Его лечащий врач В.Н. Розанов впоследствии отмечал искреннюю заботу и участие Ленина в выздоровлении больного: «Владимир Ильич ежедневно два раза, утром и вечером, звонил ко мне по телефону и не только справлялся о его здоровье, а требовал самого тщательного и обстоятельного доклада. Владимир Ильич, видно, очень беспокоился и сказал мне: «Если что, звоните мне во всякое время дня и ночи». Когда на 4 или 5-й день после операции всякая опасность миновала и я сказал ему об этом, у него, видно, от души вырвалось: «Вот спасибо-то, но я все-таки каждый день буду звонить вам».

Навещая Сталина у него на квартире, я как-то встретил там Владимира Ильича. Встретил он меня самым приветливым образом, отозвал в строну, опять расспросил, что было со Сталиным; я сказал, что его необходимо отправить куда-нибудь отдохнуть и поправиться после тяжелой операции, на это он: «Вот и я говорю то же самое, а он упирается, ну, да я устрою, только не в санаторию, сейчас только говорят, что они хороши, а еще ничего хорошего нет.»» [48].

Узнав, что Сталин после короткого послеоперационного отдыха в окрестностях Нальчика уехал в Тифлис и там приступил к работе, Ленин направил 4 июля 1921 года секретарю Кавказского бюро ЦК РКП (б) Орджоникидзе следующую телеграмму: «Удивлен, что вы отрываете Сталина от отдыха. Сталину надо бы еще отдохнуть не меньше 4 или 6 недель. Возьмите письменное заключение хороших врачей» [49, с.418]. Несколько дней спустя, 17 июля, он телеграфирует тому же адресату: «Прошу сообщить, как здоровье Сталина и заключение врачей об этом» [50, с.74]. Еще через неделю, 23 июля, Ленин снова беспокоится: «Сообщите фамилию и адрес доктора, лечащего Сталина, и на сколько дней отрывали Сталина» [50, с. 263]. Непод-

181

дельные теплота и сердечность прочитываются в этих трогательных словах.

Ленинский контроль за состоянием здоровья Сталина не ослабевал и после возвращения последнего в Москву. 28 декабря глава Советского правительства пишет своему секретарю Фотиевой: «Напомните мне завтра, я должен видеться со Сталиным и перед этим по телефону соедините меня с Обухом (доктором) о Сталине» [51]. Весьма показательна и такая записка, написанная его рукой в конце декабря 1921 года: «Когда Сталин встанет (не будить его), сказать ему, что я с 11 на комиссии (у меня) и что я прошу Сталина дать мне его телефоны (если Сталин уйдет), ибо мне надо по телефону поговорить с ним» [там же].

Вообще, пристальное внимание к бытовым «мелочам» в жизни близких людей очень характерно для Ленина. Целиком поглощенный государственными заботами, он посчитал не менее важным 15 ноября 1921 года обратиться к коменданту московского Кремля П.Д. Малькову со следующей, казалось бы, пустяковой просьбой: «У Сталина такая квартира в Кремле, что не дают ему спать (кухня - слышно с раннего утра).

Говорят, Вы взялись перевести его в спокойную квартиру. Прошу Вас сделать это поскорее и написать мне. Можете-ли это сделать и когда» [там же].

Еще одна записка по тому же поводу была адресована секретарю Президиума ВЦИК А.С. Енукидзе: «Нельзя ли ускорить освобождение квартиры, намеченной Сталину? Очень прошу Вас сделать это и позвонить мне ... удается ли или есть препоны» [49, с. 428]. 13 февраля 1922 года он, помимо прочего, вновь напоминает Енукидзе: «Квартира Сталина. Когда же? Вот волокита!» [26, т. 54, с. 162] .

Все эти давно опубликованные материалы, казалось бы, не оставляют места для псевдоисторических спекуляций. Но охота, говорят, пуще неволи. Какой-то нездоровый и неуемный азарт Славина-«игрока» все время превалирует над разумом Славина-ученого. Временами он так «заигрывается», что и вовсе опускается до тривиальной лжи: «Летом 1917 года Сталин допускал возможность явки Ленина на суд по поводу его обвинения в связи с Германией, и это не смотря на то, что Временное правительство хотело и могло его арестовать» [3, с. 64]. Такое можно было написать разве что в расчете на весьма невысокий уровень исторического образования своего читателя. Славин настолько одержим страстью к фальсификациям, что готов, по всей вероятности, «поставить на карту» даже собственную научную репутацию. А как еще надо понимать историка, готового «опровергнуть» любой источник, не вписывающийся в «прокрустово ложе» выдуманных им схем?

Спустя годы Н.К. Крупская напишет о тех невероятно напряженных днях: «7-го мы были у Ильича на квартире Аллилуевых вместе с Марией Ильинишной (так в тексте - И.М.). Это был как раз у Ильича момент колебаний. Он приводил доводы за необходимость явиться на суд. Мария Ильинишна горячо возражала ему. Каменев в это время находился на другой квартире поблизости. Я заторопилась. «Давай попрощаемся, - остановил меня Владимир Ильич, - может, не увидимся уж». Мы обнялись. Я

пошла к Каменеву и передала ему поручение Владимира Ильича. Вечером т. Сталин и другие убедили Ильича на суд не являться и тем спасли его жизнь» [36, с. 283-284].

Г. К. Орджоникидзе еще более конкретен: «Ногин довольно робко высказался за то, что надо явиться и перед гласным судом дать бой. Таково было мнение значительной части московских товарищей. Владимир Ильич со свойственной ему ясностью сказал, что никакого суда не будет. Сталин решительно против явки к властям. «Юнкера до тюрьмы не доведут, убьют по дороге», - говорит он (выделено мной - И.М.)» [52]. Буквально о том же свидетельствует и А.С. Аллилуева: «В первый же день по переезде Ильича в нашу квартиру к нему вместе со Сталиным зашел Серго Орджоникидзе. Был тогда и Ногин, была Стасова. Обсуждали, следует ли Ильичу отдать себя в руки временного правительства. Сталин и Серго возражали единодушно - для них было ясно, что обещаниям Керенского верить нельзя.

- Юнкера убьют Ленина, прежде чем доставят его в тюрьму, - сказал Сталин» [47, с.181].

Столь же непроходимый «частокол» из собственных нелогичных обобщений и абсурдных умозаключений возводит Славин и вокруг ленинской статьи «Как нам реорганизовать Рабкрин?». Оказывается, задумав ее, Ленин руководствовался отнюдь не великой целью упрочения рабоче-крестьянской власти, которой он, без остатка, посвятил всю свою жизнь, а всего лишь мелочным желанием найти хоть какой-нибудь повод «подмочить» деловую репутацию Сталина: «Отсюда вытекало и его (Ленина -И.М.) общее требование к качеству работников нового аппарата: «лучше числом поменьше, да качеством повыше». Но именно данному требованию не удовлетворял наркомат Рабкрина, которым руководил Сталин. В нем было много случайных людей, он не справлялся со своей главной функцией - ревизией других аппаратов, в нем господствовали бюрократизм и очковтирательство. Ленин считал, что «хуже поставленных учреждений, чем учреждения нашего Рабкрина нет и что при современных условиях с этого наркомата нечего спрашивать»» [3, с.29].

Процитированные выше строки были надиктованы Лениным 2 марта 1923 года. Но вся штука в том, что к тому времени Сталин уже, без малого, год не являлся наркомом Рабоче-крестьянской инспекции! Сразу после избрания генеральным секретарем ЦК РКП (б) он оставил этот пост, передав его А. Д. Цюрупе. В протоколе Пленума ЦК РКП (б), состоявшегося 3 апреля 1922 года, по предложению Ленина на этот счет было особо отмечено: «Тов. Сталину поручается немедленно приискать себе заместителей и помощников, избавляющих его от работы (за исключением принципиального руководства) в советских учреждениях.

ЦК поручает Оргбюро и Политбюро в 2-х недельный срок представить список кандидатов в члены коллегии и замы Рабкрина с тем, чтобы т. Сталин в течение месяца мог быть совершенно освобожден от работы в РКИ» [53].

Возглавив Рабоче-крестьянскую инспекцию, Цюрупа совмещал еще и должности заместителя председателя Совнаркома, председателя Госплана СССР. Больше того, во

182

время болезни Ленина ему пришлось фактически руководить всей текущей работой Советского правительства. Потому и неудивительно, что дела в отдельно взятом наркомате пришли в запустение. Но Славину непременно нужно «повесить» всё это на Сталина. Экий путаник этот Славин! Недаром еще Энгельс полушутя предупреждал: имеешь дело с профессором, приготовься к самому худшему.

Когда наш «известный политолог и публицист» пытается взяться за трагическую и морально тяжелую тему последних дней и смерти В.И. Ленина, то своим несуразным, сбивчивым и путанным ее изложением невольно вызывает жалость к себе. Порой он расписывается в совершенной беспомощности что-либо понять: «Здесь есть какое-то необъяснимое противоречие в свидетельствах Крупской» [3, с. 94]. Ещё бы! Неточности и противоречия встречаются не только в литературном наследии Надежды Константиновны. Вот характерный отрывок из мемуаров А.И. Микояна: «Помню, 21 января, во второй половине дня, я зашел на квартиру к Сталину, чтобы посоветоваться с ним по ряду вопросов, связанных с нашими северокавказскими делами. Не прошло и 30-40 минут нашей беседы, как вдруг, неожиданно, в комнату ворвался крайне взволнованный и возбужденный Бухарин и не сказал, а как-то выкрикнул, что из Горок позвонила Мария Ильинична и сказала: «Только что, в 6 часов 50 минут, скончался Ленин» [54, с. 235].

А вот как прозвучал тот же эпизод на Пленуме ЦК ВКП (б) в феврале 1937 года из уст самого Н.И. Бухарина: «Вот же они были при смерти Ильича: Мария Ильинична, Надежда Константиновна, доктор и я» [55].

Закономерно возникает вопрос: так кто же из них

прав?!

И тут, лет эдак через девяносто, вдруг появляется некто с претензией не только «поправить» запутавшихся «недотеп» - соратников Ленина, но и заодно растолковать нам, несмышленым своим современникам, как все обстояло на самом деле! Однако в том-то и соль, что историческая правда ему малоинтересна. Во что бы то ни стало, «не мытьем, так катаньем», требуется доказать лишь одно: Сталин - хладнокровный убийца. Здесь Славину все абсолютно ясно. Из множества «версий» главной он рекомендует считать ту, по которой Ленин был отравлен. Только вот незадача - вновь и вновь упорно мешают факты и очевидцы.

Вопреки рекомендациям врачей, специальному решению Политбюро, стремлению друзей и соратников оградить тяжелобольного от всех политических сложностей и неурядиц, негативная информация все равно просачивалась к нему. Смертельную развязку явно ускорило ознакомление Ленина с документами XIII партийной конференции, завершившей свою работу 18 января 1924 года. Снова вчитаемся в воспоминания Н.К. Крупской: «Суббота и воскресенье ушли у нас на чтение резолюций. Слушал Владимир Ильич очень внимательно, задавая иногда вопросы. Чувствовалось, что содержание материалов очень его огорчило. Наблюдавшие его в эти последние часы отметили, что он перестал смеяться, шутить, погрузился в

какие-то думы» [56]. Непосильные в таком состоянии интеллектуальные и психологические нагрузки совпали с резкой переменой погоды. Необычайно усилился мороз. В те январские дни 1924 года он доходил до минуса сорока. Подобные перепады температуры и атмосферного давления, как известно, провоцируют лавину смертей людей, страдающих сердечно-сосудистыми заболеваниями. Именно от кровоизлияния в мозг скончался и Ленин.

Известный патологоанатом, профессор Н.Ф. Мель-ников-Разведенков, несколько больше, чем наш доктор философии, «разбиравшийся» в медицине, оставил следующее описание картины неизлечимого заболевания вождя: «Как предполагают наблюдавшие Ленина врачи, при аутопсии был найден первичный склероз сосудов, так называемый склероз от изнашивания, вызвавший вторично в мозгу размягчение и кровоизлияние. Остальные органы оказались в относительной исправности и могли бы еще послужить, если бы не глубокие изменения в сосудах мозга. Судя по данным вскрытия тела В .И. Ленина, ни о каком другом характере изменений сосудов не может быть и речи, кроме свойственных перерождению их и склерозу, который развивается при преждевременном или старческом изнашивании их. Разрушения в мозгу настолько обширны, что уму непостижимо, как можно было жить с ним» [57].

Бесцеремонно вторгаться в историю болезни и личную трагедию В.И. Ленина у Славина не было ни профессиональных, ни тем более - моральных оснований. Тем самым он уподобился господину Волкогонову, который, поместив на обложку одной из своих низкопробных книжонок фотографию гения, обезображенного тяжким недугом, выставил на всеобщее обозрение собственное нравственное уродство. Но это совсем не смущает нашего «ревнителя» чистоты и добропорядочности в политике. Рискуя еще глубже увязнуть в мутном болоте бесчестия, он дает понять, что слова об отравлении нужно воспринимать не буквально, а, скорее, в метафорическом смысле: «С моей точки зрения, если Ленин не был отравлен физически, то, безусловно, его отравили духовно и политически тем, что не дали реализовать дорогие ему идеи, вошедшие в его Политическое завещание» [3, с. 101]. После подобных фокусов остается лишь недоумевать: и как это Славин умудрился «проскочить» мимо такого «детективного сюжета», как покушение на жизнь Ленина в августе 1918 года?! Но не стоит особенно удивляться, если в следующем своем «опусе» он поведает нам о том, как Сталин лично пропитал ядом пули, а затем вложил пистолет в руку Фанни Каплан.

В своем «Последнем бое» Славин совершает еще целый ряд еще более головокружительных «открытий», достойных сомнительной «славы» Фоменко, Носовского и прочих псевдоученых проходимцев. Вообразите: оказывается, «по прямой санкции» Сталина проводилось расказачивание казаков на юге страны и убийство царской семьи на Урале! Эта «лапша» одного сорта с той, которую нынче навешивают на уши доверчивой публики авторы новомодных глянцевых журналов. Таким же «манером» некая госпожа Гилярова недавно раскрыла «страшную

183

тайну» Н.С. Хрущева, который (вот потеха!) совсем «не умел писать» [58]! Даже беря во внимание неказистую внешность и хамоватый стиль поведения Хрущева, все же не стоило бы сводить интеллектуальные способности многолетнего главы Советского Союза к умственному уровню питекантропа.

Столь же глупо отрицать и неизбежные издержки политической деятельности Сталина, наличие у него определенных личностных черт, о которых говорилось в памятном ленинском «Письме к съезду». Но еще глупее представлять суть дела так, будто бы это - главная и единственная сторона всей его деятельности. И уж совсем за пределами исторической науки и морали находятся попытки приписать Сталину то, к чему он не имел ровным счетом никакого отношения. Причем в ход идут самые нелепые сплетни и домыслы, надерганные из книжонок весьма сомнительного свойства. Чего стоит, к примеру, писанина тщательно опекаемого спецслужбами США перебежчика Орлова под названием «Тайна сталинских преступлений», на которую частенько ссылается Славин, хорошо показала А. Кирилина в своем глубоком и интересном исследовании о С.М. Кирове [59]. Источниковедческая ценность такого рода макулатуры равна нулю.

Умению автора манипулировать цитатами мог бы позавидовать даже бывалый наперсточник. Внимательно вчитаемся в следующий отрывок из заключительного слова Сталина на XIII съезде РКП (б): «Члены партии, оторвавшиеся, видимо, от партии, возмущаются и не могут переварить того, что «какой-то шофер» будет их чистить. Таких членов партии надо воспитывать и перевоспитывать, иногда путем исключения из партии. Основное в чистке -это то, что люди такого сорта чувствуют, что есть хозяин, есть партия, которая может потребовать отчета за грехи против партии. Я думаю, что иногда, время от времени, пройтись хозяину по рядам партии с метлой в руках обязательно следовало бы» [30, т.6, с.229]. Так мыслил и говорил Сталин.

А вот какую немудреную комбинацию проделывает с этим высказыванием Славин: «Как хозяин в партии, генсек, по мнению Сталина, время от времени мог проходиться «по рядам партии с метлой в руках» [3, с.34]. Как говорится, «почувствуйте разницу»! В оригинале речь идет о том самом «шофере» - рядовом партийце - который в период «чистки» запросто может призвать к ответу обнаглевших партбюрократов и карьеристов. Славин же «ловким движением руки» выворачивает «на изнанку» весь смысл фразы и назначает главным «чистильщиком» партийных рядов Генерального секретаря. Но держать за наивных простачков можно только тех, кто не знаком с первоисточниками и не видит цели подобных проделок.

Читая Славина, частенько вспоминаешь знаменитое лермонтовское «смешались в кучу кони, люди.», тщетно силишься найти хотя бы малейшее «рациональное зерно» во многих его постулатах. В утверждении, что Сталин якобы «ненавидел старых большевиков за то, что они знали о его неблаговидной роли в революции и Гражданской войне: в частности, его участие в насильственных «эксах», в уничтожении офицеров и белоказаков, его сотрудничество

- 184 -|РР-

с охранкой и др.» [3, с.112], нет и частицы здравого смысла. Ровным счетом, наоборот. Большинство партийцев -профессиональных революционеров - видело в нем человека, понятного и близкого по духу. «Старая» большевистская гвардия и пошла за Сталиным потому, что, в отличие от «блистательных» лидеров оппозиции, он не чурался черновой работы, не допускал идейных шатаний, был уважаем за свою суровую решительность, постоянную готовность на риск и самопожертвование, за беззаветное служение делу революции. Даже Троцкий спорит со Славиным: «Что Ленин считал Сталина твердым революционером, это совершенно неоспоримо» [60, с. 96]!

Особенно забавен «бородатый» анекдот о сотрудничестве молодого Сталина с полицией. Использование подобной давно прокисшей дряни говорит о том, что с аргументацией у Славина совсем худо. Впрочем, вдумчивого читателя здесь осеняет догадка, что все эти его театральные жесты, все эти его стенания вроде: «Не смейте ставить гения рядом с подонком!» - не более чем отвлекающий маневр. Далее с каждой страницей догадка превращается в твердую уверенность. Славин нарочно всех путает. На самом деле он - ярый сторонник «теории тождества двух вождей», которую «контрабандным» путем протаскивает в своей книжке! Но это не что иное, как наиподлейшее «тождество», навязываемое обществу нынешней официальной пропагандой: и Ленин и Сталин были душителями всех гражданских свобод, свирепыми диктаторами, одинаково беспощадно подавлявшими любое инакомыслие. И тот и другой были «тайными агентами», с той лишь разницей, что один - германской разведки, а другой - царской охранки. И тот и другой вели крайне порочный образ жизни, шокируя «благопристойное общество» своими похождениями. И тот и другой, наконец, были одинаково ненавидимы своими же ближайшими «приспешниками» и ликвидированы ими при первой возможности.

Согласно Славину, Ленин «требовал высылки ученых и философов» и «отдавал приказы о конфискации церковных ценностей», Сталин же «окончательно свернул революционную демократию, уничтожил полностью все виды и формы политической оппозиции режиму» и создал «сугубо тоталитарную модель государственной власти с одной партией». Выходит, что бывший заместитель директора Института истории и теории социализма ЦК КПСС, который много лет славил достижения «развитого социализма» на кафедрах общественных наук МГУ и МГПИ, подвизался нынче профессиональным подпевалой в многоголосом гнусном хоре махровых антисоветчиков и антикоммунистов.

«В последнее время в литературе стало все больше появляться фактов(!) о возможном сотрудничестве Сталина с царской охранкой», - не без восторга сообщает нам Славин [3, с. 114 -115]. Речь, видимо, идет о «фактах» наподобие так называемого «секретного письма» заведующего Особым отделом департамента полиции Еремина начальнику Енисейского охранного отделения Железнякову. Оно занимает видное место среди всевозможных «Веле-совых книг», «Сионских протоколов», «Завещаний Петра

Великого» и других порядком нашумевших мистификаций. Впервые, конечно же, «по чистой случайности», эта липовая «депеша» всплыла в американском журнале «Лайф» аккурат после ХХ съезда КПСС. Но ни один уважающий себя и своего читателя зарубежный автор ни разу не опустился до цитирования подметной фальшивки. Напротив, для серьезных исследователей биографии И.В. Сталина такого вопроса вообще не существует. Не лишенный объективности Роберт Такер писал, что «отрицательный ответ на него обусловлен не только фактом полного отсутствия каких-либо доказательств столь прочных и длительных связей с полицией, но и нашей оценкой молодого Сталина как революционера» [61].

Но американский историк здесь не вполне точен. Прочная и длительная связь царской полиции со Сталиным все же имела место, если понимать под ней почти двадцатилетнее шельмование и преследование этого заклятого врага самодержавия. 25 августа 1913 года исполняющий обязанности вице-директора департамента полиции подписал следующее распоряжение на имя начальника Енисейского губернского жандармского управления: «Ввиду возможности побега из ссылки в целях возвращения к прежней партийной деятельности упомянутых в записках от 18 июня сего года за № 57912 и 18 апреля сего года за № 55590 Иосифа Виссарионовича Джугашвили и Якова Мовшевича Свердлова, высланных в Туруханский край под гласный надзор полиции, департамент полиции просит Ваше высокоблагородие принять меры к воспрепятствованию Джугашвили и Свердлову побега из ссылки» [45, с.11-12].

Власти отслеживали буквально каждый шаг Сталина. В марте 1914 года енисейский губернатор сообщает начальнику губернской жандармерии: «В ответ на это поручение пристав Кибиров телеграммою от 12 сего марта донес мне, что оба поименованные поднадзорные находятся налицо в крае и что меры к предупреждению их побега приняты» [45, с.13].

Уже в годы Советской власти жители поселка Курей-ка И.С. Салтыков и А.С. Тарасеева поделились своими впечатлениями о пребывании Сталина в его последней, Туру-ханской, ссылке: «Смелый был Сталин, не боялся надзирателей. Один раз случилось так: надзирателям было велено на проверку в квартиру Сталина . ходить в день два раза: в десять часов утра и вечером. Лалетин надзиратель был грубый, прямо можно выразиться - хам. Надоедлив -страсть. Часто ходил проверять Сталина не вовремя. Вошел этот Лалетин, не постучался. Сталин вскочил, взял его за пиджак, вывел к уличному порогу - и был таков Лале-тин, удрал курячий сын! А перепрыгинские кричат ему вслед: «По делам, по делам, собаке - собачья почесть», а сами свистеть» [62].

Этот незатейливый эпизод, переданный сочным народным языком - лучший ответ фальсификаторам истории большевизма. Их россказни об агентах немецкой разведки и российской охранки, о запломбированных вагонах и кайзеровских миллионах, неминуемо заводят всех любителей исторической конспирологии в логический тупик. Что же это были за «агенты» такие, главным результатом

«разрушительной» деятельности которых стала мощнейшая мировая держава?

То, что сознанием Славина давно завладели химеры, начинаешь подозревать, когда наталкиваешься в его произведениях на такого рода сентенции: «Сталин . был ленив и нерешителен особенно при крутых поворотах истории. Он, как правило, всегда шел за событиями, выжидая, куда они окончательно повернутся» [3, с. 69]. Химеричность авторского мышления проступает с еще большей ясностью, когда он, забываясь, пускается в повторы: «Ошибки Сталина. были прямым следствием его неспособности предвидеть и понимать ход истории» [3, с. 91]. Можно ли без гомерического хохота воспринимать такие заявления?! Славин, очевидно, Сталина с кем-то спутал. И, вероятнее всего, с тем персонажем, в фонде которого нынче трудится. С точки зрения одного бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, «Горбачев по натуре, по характеру не мог быть подлинным главой государства. Способность и готовность взять на себя личную ответственность за принятие и осуществление решений должны быть неотъемлемыми качествами подлинного лидера. У Горбачева, к сожалению, они отсутствовали начисто . Помните, писал о его яростных возражениях тем, кто требовал четкой, конкретной программы действий? В том-то и дело, что он ее не имел и иметь не хотел. Его вела импровизация, а она всегда подвержена влияниям со стороны» [63].

Из-за сталинской «лени» и «нерешительности» страна прирастила свою территорию на 719 тысяч квадратных километров, построила сотни новых городов и поселков, практически с нуля создала промышленность, имела солидный золотовалютный запас, покончила с поголовной безграмотностью и бескультурьем, получила передовую по тем временам науку и оснащенную ядерным оружием армию.

А что осталось после «пятилетки реформ» нынешнего славинского «шефа»? Кровоточащие «обрубки» бывших союзных республик, огромное кладбище жертв межнациональной резни и криминальных разборок, экономическая разруха, всеобщие апатия, ненависть и безысходность. Вряд ли таким виделось будущее Советского Союза В.И. Ленину .

Хорошо забытое старое

Итак, «грузинское дело», по версии Славина, «должно было разрешиться на XII съезде РКП (б) восстановлением ленинской линии в национальном вопросе, снятием Сталина» [3, с.50]. И что же дальше?

Славин утверждает, что «еще при жизни Ленина начала меняться расстановка сил в руководстве РКП (б): Троцкий, с которым Ленин установил своеобразный блок в борьбе против Сталина и его ошибочной политики, фактически остается в Политбюро в одиночестве» [3, с.51]. Чтобы еще больше укрепить читателя в этом выводе, о «нерушимом» блоке напоминается неоднократно: «Ленин всегда доводил свою борьбу до логического конца. Сознавая негативные последствия своей болезни, он устанавливает в конце 1922 года блок с Троцким, который сразу дает

185

позитивные результаты.» [3, с.70]. Или «его (В.И. Ленина -И.М.) оценка была бы предельно критичной по отношению к Сталину и, напротив, благоприятной для позиции Троцкого, с которым он год назад заключил блок против Сталина» [3, с. 89].

И уж вовсе не должно оставить ни малейших сомнений, по замыслу автора, цитирование записки Н.К. Крупской, адресованной Л.Д. Троцкому 29 января 1924 года. Однако чтобы незадачливый читатель все же ненароком не сбился с правильного курса, выводы Славин предпочитает делать за него сам: «Именно в это время начинается долгая политическая борьба между Сталиным и Троцким, длившаяся вплоть до насильственной смерти последнего. Троцкий в этой борьбе пытался опираться на ленинские идеи и партийные традиции, сложившиеся при жизни основателя Советского государства» [3, с. 90]. Таким образом, двух мнений здесь быть не может: Ленин видел своим идейным и политическим преемником только Троцкого, и никого другого.

Но в данном случае Б. Славин снова не прав. Не прав и Е. Плимак, утверждавший, что «на этом посту -это ясно видно из его записей - он (Ленин - И.М.) не хотел бы видеть ни Сталина, ни Троцкого» [64]. Многие исследователи неизбежно попадали в порочный круг, как только самоуверенно пытались «назначить» в преемники Ленину того или иного члена высшего партийного руководства, упомянутого в «политическом завещании». Ведь каждая строка «Письма к съезду» пронизана тревогой за «обеспечение устойчивости ЦК», буквально кричит о предотвращении грядущей опасности раскола. Сохранение идейного и организационного единства партии - вот что было тогда главным предметом ленинских размышлений, а вовсе не поиск некоего «мифического» преемника.

Именно по этой причине в «Письме» всплывает фамилия Троцкого. И дело здесь не только в длинной череде идейных столкновений Троцкого с Лениным, которыми так богата дооктябрьская история российской социал-демократии. Не имеет смысла еще раз приводить хлесткие эпитеты, которыми они наделяли друг друга в пылу полемики. Характеристики эти давно стали хрестоматийными. Но и совсем незадолго до описываемых Славиным событий, в марте 1921 года, их отношения были настолько «теплыми», что Ленину, не на шутку встревоженному за исход Х съезда РКП (б), пришлось в экстренном порядке «сколачивать» антитроцкистскую группу.

А.И. Микоян вспоминал об этом так: «После первых двух дней работы съезда меня неожиданно вызвали в Кремль на какое-то совещание к Ленину... Ленин начал с объяснения цели совещания. Есть опасность, что приняв правильное решение и отвергнув фракционную деятельность, съезд может избрать ЦК, примерно, в том же составе, что и на предыдущем съезде. В результате в ЦК попадет много сторонников Троцкого и может случиться так, что они лишат Центральный Комитет возможности деловой работы, будут затевать споры по любому вопросу, углублять разногласия, и вскоре ЦК снова окажется в положении фактического раскола.

Нужно избрать в состав ЦК действительно пролетарские элементы. У оппозиции есть верхушка бюрократическая, но есть и значительная масса рабочих, искренних людей, которые в силу трудностей, переживаемых нашей партией и страной, поддаются колебаниям. И нужно создать условия, которые не отталкивали бы их от нашей партии.

Но как добиться, чтобы съезд избрал подходящий состав ЦК, - продолжал Ленин. Без должной подготовки и организации этого не достичь . Поэтому сегодня необходимо договориться о том, чтобы каждому поработать в своих делегациях, разъяснить необходимость поддержки выдвигаемых нами кандидатур и отказать в поддержке нежелательных кандидатур. А главное - надо созвать совещание всех делегатов съезда, которые избраны по «платформе десяти». <. >

Сталин подал реплику, что созыв совещания делегатов, избранных по «платформе десяти», будет использован троцкистами и другими оппозиционерами для обвинения нас во фракционности и наши действия могут быть неправильно истолкованы съездом.

Ленин, добродушно улыбаясь, шутливо сказал Сталину: «Что я слышу от старого заядлого фракционера?! Даже он сомневается в необходимости созыва совещания делегатов, стоящих на «платформе десяти»! Вы должны знать, что Троцкий давно собирает сторонников своей платформы, да и сейчас, пока мы с вами разговариваем здесь, наверное, собрал свою фракцию» [54, с. 135-139].

Отметим для себя ленинский тезис о «бюрократической верхушке», сосредоточенной в рядах троцкистской оппозиции. Давно пора навсегда распрощаться с популярной в определенных кругах байкой про то, как против ставленника бюрократического аппарата Сталина выступил Троцкий, глашатай и вождь партийных «низов», и, прежде всего, наиболее квалифицированной и сознательной прослойки рабочего класса. «Верхушечный» характер троцкизма, его непролетарскую классовую сущность Ленин вскрыл еще в отчете о политической деятельности Центрального Комитета X съезду партии, подчеркнув, что «за одни платформы голосовали по преимуществу «верхи» партии» [26, т. 43, с.15]. А в одной из последних статей он выделил такие составляющие «политической физиономии» Л. Троцкого, как «борьба против ЦК в связи с вопросом об НКПС», «чрезмерная самоуверенность и увлечение чисто административной стороной дела», и, наконец, как окончательный приговор, «небольшевизм» [26, т. 45, с. 344].

Эти ленинские выводы, как нельзя лучше, иллюстрирует и персональный состав «подписантов» так называемого «заявления 46-ти», направленного в Политбюро ЦК РКП (б) 15 октября 1923 года. В нем декларировалось, что «партия подменена подобранным чиновничьим аппаратом, который . грозит оказаться совершенно несостоятельным перед лицом надвигающихся серьезных событий» [30, т. 10, с. 162-163]. Но достаточно и беглого взгляда на «послужные списки» лиц, входивших в «ближний круг» Троцкого, чтобы уразуметь, в чьих руках находился фактически весь государственный аппарат.

186

Т.В. Сапронов работал на постах заместителя председателя Высшего Совета народного хозяйства РСФСР, председателя ЦК Союза строителей, а затем и - председателя Малого Совнаркома РСФСР. Е.А. Преображенский поочередно занимал должности председателя финансового комитета Совнаркома РСФСР, председателя Главпро-фобра Народного комиссариата просвещения, заместителя председателя Главконцесскома. В.В. Осинский был заместителем наркома земледелия РСФСР, заместителем председателя ВСНХ СССР, членом Президиума Госплана СССР, управляющим ЦСУ СССР. Ю.Л. Пятаков трудился в рангах начальника Главного управления топливной промышленности ВСНХ, заместителя председателя Госплана РСФСР, зампреда ВСНХ СССР, председателя Главного концессионного комитета. Х.Г. Раковский возглавлял Совнарком Украины, Полпредство СССР во Франции, входил в число заместителей Народного комиссара иностранных дел СССР. Н.Н. Крестинский работал заместителем Главного комиссара Народного банка, Наркомом финансов РСФСР, замнаркома иностранных дел СССР. И.Н. Смирнов замещал председателя Северо-Западного СНК, затем -председателя ВСНХ РСФСР, руководил Наркоматом почт и телеграфов СССР. Л.П. Серебряков являлся заместителем Наркома труда, председателем Главного комитета по проведению всеобщей трудовой повинности при Совете труда и обороны РСФСР, начальником Политуправления Реввоенсовета Республики, комиссаром Главного управления путей сообщения НКПС РСФСР. В .Н. Яковлева назначалась заместителем наркома просвещения РСФСР, председателем Главпрофобра Наркомпроса РСФСР, Наркомом финансов РСФСР.

Суть политического противостояния начала двадцатых годов сводилась вовсе не к борьбе революционного рабочего класса против засилья переродившейся «сталинской» контрреволюционной бюрократии. Дабы отвести сходные обвинения в свой собственный адрес, во фронтальную атаку на партийный аппарат отнюдь не пролетарские слои повела верхушка другого аппарата - советского. «Расцвет главкократии явился необходимым этапом в развитии социалистического хозяйства. Мы создали и создаем не нечто случайное и вредное, а нечто необходимое, именно - административно-хозяйственную советскую бюрократию, без которой не может существовать государство, доколе оно остается государством, т.е. в нынешнюю переходную эпоху к коммунизму» [65]. Это не Калинин и не Каганович. В 1921 году так замечательно писал не кто иной, как Лев Давидович Троцкий!

О том, каким в действительности было отношение Ленина к Троцкому и его присным, красноречиво говорит и небольшая зарисовка В.М. Молотова из зала заседания Пленума ЦК РКП (б) 1921 года, на котором обсуждались разработанные И.Т. Смилгой тезисы по вопросам хозяйственного строительства: «Большой стол. Ленин сидит на корешке, ну как назвать, на узкой части, я рядом с ним, с правой стороны, потому что на меня, как на Секретаря ЦК, было возложено редактирование всех постановлений . А напротив меня через несколько человек Троцкий сидит. Я его очень хорошо вижу, и он меня видит, Ле-

нин мне пишет записку: «Будете выступать - выступайте как можно резче против Троцкого! Записку порвите». Когда дошла до меня очередь, я стал костить Троцкого во всю Ивановскую, сравнивал его с Вандервельде, социал-демократом, лидером II Интернационала. А тот, конечно, видел нашу застольную переписку с Лениным и снова взял слово: «На каждое дело есть свой Молотов!» - и стал по мне колотить так рассерженно, со злобой. А Ленину это и нужно было. Он выступил, поддержал Смилгу, разгромил Троцкого и вбил клин в лагерь троцкистов» [39, с.201-202].

Совершенно напрасно Славин так часто ссылается и на Н.К. Крупскую. В частности, на ее записку, переданную Троцкому через несколько дней после смерти Ленина. Опровергая досужие разговоры вокруг этого, довольно эмоционального по тону, послания, она сама расставила все точки над «1»: «Троцкий не мог, конечно вывести из него того заключения, что В.И. считал его своим заместителем или думал, что тов. Троцкий наиболее правильно понимает его взгляды. Ничего подобного я не могла писать» [66].

Вообще Славин со свойственной ему увлеченностью сильно преувеличил симпатии Крупской к Троцкому и всей его группе. Как наиболее преданный и близкий Ленину человек, она-то уж точно не могла не знать о некоем «политическом блоке», заключенном вождем партии с его будущим «преемником». Но существование такого тайного «блока» почему-то не помешало ей резко раскритиковать в «Правде» от 3 января 1924 года совершенно чуждое ленинским взглядам заигрывание Троцкого с молодым поколением: «Тов. Троцкий в своей статье «Новый курс» (№ 295 «Правды»), говоря о социальном составе нашей партии, указывает на то, что только 1/6 часть партии работает у станка. Этот удельный вес 1/6 недооценивает группа демократического централизма, которая центр тяжести вопроса видит не в том, как обеспечить этой 1/6 достаточное влияние на партию, а в том, чтобы обеспечить права любому члену партии, которая ставит весь вопрос на слишком формальную - чуждую нашей партии - почву.

Необходимость ориентировать, в первую очередь, на рабочих от станка, на рабочую массу забывает т. Троцкий, когда он призывает партию ориентироваться на молодежь» [67].

Подводя итог пережитому, Надежда Константиновна могла с полным на то основанием выразить колоссальное различие между ленинизмом и троцкизмом в понимании самой сути социализма следующими словами: «Строительство социализма - не только строительство хозяйственное; экономика - только база строительства социализма, основа, предпосылка, а гвоздь строительства социализма - перестройка по-новому всей общественной ткани, перестройка на основе социалистического революционного демократизма.

Это, пожалуй, то, что всего глубже разделяло все время Ленина и Троцкого. Троцкий не понимал демократического духа, демократических основ строительства социализма, процесса переорганизации всего жизненного уклада масс» [27, с. 255].

187

Если и можно говорить о каком-либо созданном Лениным в последние годы жизни политическом «блоке», так это об антитроцкистской «платформе десяти», оформившейся во время внутрипартийной дискуссии о профсоюзах. В 1920 году к числу приверженцев этой платформы относили себя чуть больше половины членов ЦК РКП (б): И. В. Сталин, Я. Э. Рудзутак, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, М. И. Калинин, Г. И. Петровский, Ф. А. Сергеев, А. С. Лозовский, М. П. Томский. Но круг ее сторонников постепенно расширялся.

Для полной ясности процитируем еще один эпизод из памятных записок Микояна, который достаточно красноречиво характеризует обстановку, сложившуюся в партии к началу болезни В.И. Ленина: «В начале 1922 года меня вызвали из Нижнего Новгорода в ЦК, не сообщив о причине . Сталин принял меня приветливо. Сказал, что он вызвал меня по поручению Ленина. Речь идет о подготовке к очередному, XI съезду партии. Главная опасность может идти от Троцкого и его сторонников . При отсутствии платформ и разногласий делегаты будут давать свои голоса за кандидатов в центральные органы партии по соображениям только персональных достоинств, предавая забвению прошлые принципиальные разногласия. И если в таких условиях в ЦК будет избрано относительно много бывших троцкистов, то это будет представлять опасность для работы ЦК после того, как съезд разойдется. Потом Троцкий может поднять голову, вызвать разногласия в ЦК, мешать тому, чтобы партия под руководством Ленина сосредоточилась целиком на положительной работе, может начать борьбу против Центрального Комитета.

Мы опасаемся, что из Сибири может приехать много делегатов-троцкистов. Поэтому Ленин поручил мне все это сказать вам, и, если вы согласны с этим, не поедете ли в Ново-Николаевск (Новосибирск) к Лашевичу - передать от имени Ленина все, что я вам сказал. Я без колебаний заявил, что понимаю, согласен с этим и готов поехать в Сибирь с этим поручением. Я собрался было уходить, как вдруг тихо открывается дверь (это было вечером, уже темнело) - и входит Ленин, в пальто и кепке. Поздоровался и, улыбаясь, смотря на Сталина и на меня, в шутку, с присущим ему одному прищуром глаз, сказал: «Вы свои кавказские разногласия обсуждаете?». Сталин ответил, что он передал мне все, что было условлено, и что я согласен во всем и поеду через день к Лашевичу. Я был смущен этой неожиданной встречей с Лениным и поторопился уйти, попрощавшись с Лениным и Сталиным» [54, с.194-196].

Все новое есть хорошо забытое старое. В справедливости этой народной поговорки лишний раз убеждаешься, когда видишь желание Славина всеми правдами и неправдами воскресить легенду о том, как в противовес «лентяю» и «беспринципному недоучке» Сталину, Ленин, подразумевая кандидатуру Троцкого, подыскивал на высший государственный и партийный пост более образованного, идейно твердого и деловитого человека. Помните: «Ленин был человеком идеи, Сталин - прагматиком, Ленин - работоспособен и решителен в любых сложных ситуациях, Сталин, напротив, был ленив и нерешителен.»? Хотя, к сведению Славина, относительно деловых качеств

-188 -РР-

Сталина в ленинском «Письме к съезду» не было сказано ни единого худого слова. Жесткой критике подвергалась лишь такая черта характера Генсека, как грубость.

Нелишним будет здесь заметить, что вплоть до избрания в апреле 1922 года главой секретариата ЦК РКП (б) Сталин одновременно руководил работой двух сложнейших наркоматов - по делам национальностей и рабоче-крестьянской инспекцией. Ленин, как председатель правительства, был вполне доволен его работой на этих постах и давал ей весьма лестные характеристики: «Вот Преображенский здесь легко бросал, что Сталин в двух комиссариатах. А кто не грешен из нас? Кто не брал несколько обязанностей сразу? Да и как можно делать иначе? Что мы можем сейчас сделать, чтобы было обеспечено существующее положение в Наркомнаце, чтобы разбираться со всеми туркестанскими, кавказскими и проч. вопросами? Ведь это политические вопросы! . Мы их разрешаем, и нам нужно, чтобы у нас был человек, к которому любой из представителей наций мог бы подойти и подробно рассказать, в чем дело. Где его разыскать? Я думаю, и т. Преображенский не мог бы назвать другой кандидатуры, кроме т. Сталина. То же относительно Рабкрина. Дело гигантское. Но для того, чтобы уметь обращаться с проверкой, нужно, чтобы во главе стоял человек с авторитетом, иначе мы погрязнем, потонем в мелких интригах» [68].

Б.Ф. Славину, отказавшему И.В. Сталину в организаторских способностях и трудолюбии, весьма полезно было бы ознакомиться с одним прелюбопытнейшим письмецом, полученным В.И. Лениным в октябре 1919 года. Написавший его советовал в срочном порядке найти «организатора-техника», способного стать достойным помощником главе правительства, который в основном был поглощен стратегией развития страны и партии, в решении конкретных практических задач. «Организационную разруху» он предлагал ликвидировать, учредив «организационную диктатуру из трех членов Ц.К., наиболее известных в качестве организаторов». «Оставив в стороне личные симпатии и антипатии, соображения внешнего почета», по мнению автора письма, «эту тройку можно образовать только из Сталина, Серебрякова и Крестинского (с заменой одного Дзержинским)» [69]. Как видно, фамилия Троцкого среди тех, кто способен исправить критическую ситуацию, не называется. Это тем более удивительно, что написал данное письмо Н. Осинский (Валериан Оболенский), впоследствии - один из идеологов троцкистской «платформы сорока шести». И для такой позиции у него имелись веские основания. Стоит лишь вкратце упомянуть некоторые трудовые «достижения» Троцкого, «блок» Ленина с которым, по мнению Славина, сразу дал «позитивные результаты».

По утверждению А.А. Андреева, который в 1922 году был избран председателем ЦК профсоюза железнодорожников, «Троцкий и Емшанов ничего существенного не сделали для восстановления сильно разрушенного транспорта. Поэтому Ленин настоял, чтобы Дзержинский перешел в НКПС с сохранением за ним руководства работой ЧК» [70, с.151]. Иными словами, наследие «работящего» Троцкого, совсем недолго побывшего Наркомом путей

сообщения, пришлось «разгребать» другим. Стоит ли удивляться тому, что еще одно его «детище» - проект «трудовых армий» (эдакая «аракчеевщина по-советски») - не успев как следует начаться, потерпел полный крах?

11 сентября 1922 года Ленин, всерьез обеспокоенный положением дел в правительстве, направляет следующее письмо на имя Сталина для членов Политбюро: «Ввиду того, что т. Рыков получил отпуск с приезда Цюрупы (приезд ожидается 20.К), а мне врачи обещают (конечно, лишь на случай, что ничего худого не будет) возвращение на работу (вначале очень умеренную) к 1.Х., я думаю, что на одного т. Цюрупу взваливать всю текущую работу невозможно, и предлагаю назначить еще двух замов (зампред СНК и зампред СТО), именно: т. Троцкого и Каменева. Распределить между ними работу при участии моем и, разумеется, политбюро, как высшей инстанции» [71, с.548-549].

Результатом рассмотрения ленинского письма стало поименное голосование по телефону:

«1) «За» (Сталин).

2) «Категорически отказываюсь» (Троцкий).

3) «за» (Рыков).

4) «воздерживаюсь» (Томский).

5) «не возражаю» (Калинин).

6) «воздерживаюсь» (Каменев)» [71, с.549].

Политбюро оставалось лишь «с сожалением констатировать категорический отказ т. Троцкого», отказ от так нелюбимой им конкретной, черновой работы. «Ленину нужны были послушные практические помощники. Для такой роли я не годился», - с неприкрытой циничной издевкой писал по этому поводу Троцкий в своей автобиографии [72, с.454].

«Его высокомерие доходило до того, что будучи членом Политбюро ЦК, он приходил на заседание с толстым томом словаря иностранных слов, и, уткнувшись в него, не обращал внимания на происходящее обсуждение», -вспоминал бывший секретарь ЦК РКП (б) А.А. Андреев [70, с. 154]. По другим сведениям, на заседаниях Политбюро и Совнаркома Троцкий обычно читал французские романы. Воистину не позавидуешь тому государству, эстафета управления которым перешла бы от Ленина, попросту «сгоревшего» на своем рабочем месте, к такому вот «труженику»!

Не делает ошибок, как известно, лишь тот, кто ничего не делает. Сталин ошибался неоднократно. Все его просчеты общеизвестны, тем более, что их с необычайной дотошностью «коллекционировал» Троцкий: «Тов. Сталин после Февральской революции проводил ложную тактику (в своей статье в «Правде» и в резолюции об условной поддержке временного правительства), которую Ленин назвал каутскианским уклоном. В национальном вопросе, в вопросе о монополии внешней торговли, в вопросе о диктатуре партии и в других вопросах тов. Сталин совершал позже важные ошибки» [73, с.98-99].

Безусловно, Сталин совершал, но имел мужество публично признавать свои ошибки. «Вот, например, тов. Троцкий говорит, что я допустил одно время ошибку по части монополии внешней торговли. Это верно . Но я не

настаивал на своей ошибке и после переговоров с Лениным незамедлительно исправил ее», - парировал он одно из самых расхожих обвинений оппонентов [73, с. 303].

Даже находясь на вершине власти, когда каждому его слову придавалось значение научного закона, Сталин никогда не опускался до вымарывания из своих трудов прежних лет признаний собственной неправоты. Так, раскрывая сущность редакционной политики большевистской «Правды» сразу после Февральской революции 1917 года, он подчеркивал, что в целом «это была глубоко ошибочная позиция, ибо она плодила пацифистские иллюзии, лила воду на мельницу оборончества и затрудняла революционное воспитание масс. Эту ошибочную позицию я разделял тогда с другими товарищами по партии и отказался от нее полностью лишь в середине апреля, присоединившись к тезисам Ленина» [30, т. 6, с. 333]. В неизменном виде этот абзац был включен в собрание сочинений, печатание которого началось сразу после Великой Отечественной войны. Или взять знаменитую сталинскую речь о русском народе, произнесенную в победном 1945 году по случаю праздничного приема в Кремле. Несмотря на обильное славословие соратников, он честно признал, что «у нашего правительства было немало ошибок» [74].

Но абсолютно тщетно пытаться найти хотя бы намек на самокритику у Троцкого. Напротив, без затей, он приписал себе все сколь-нибудь значимые политические успехи большевистской партии. То он-де «предвосхитил политику Ленина в марте-апреле 1917 года»[60, с. 96]. То «апрельские тезисы Ленина осуждались как троцкистские» [75, с. 313]. То «не было бы Октябрьской революции», не окажись он в Петербурге в 1917 году [60, с. 103]. То «уже в феврале 1920 г., под влиянием своих наблюдений над жизнью крестьянства на Урале», Троцкий «настойчиво добивался перехода к новой экономической политике» [75, с. 415]. А то и вовсе в Гражданскую войну он являл собой пример железной выдержки и олимпийского спокойствия, в то время как «в первый ее период, особенно в момент утраты Симбирска и Казани, Ленин дрогнул, усомнился» [60, с.103].

Истинную цену всему этому нелепому бахвальству хорошо знали старые большевики. В одной из последних своих речей Ф.Э. Дзержинский с едким сарказмом говорил: «Конечно, все хорошее исходит только от последователей Троцкого, а все дурное исходит от того, кто с ним не соглашается» [76]. А.М. Коллонтай неоднократно напоминала об истинной роли Троцкого в подготовке Октябрьской революции: «Экстренное заседание Петросовета. Иудушка - Троцкий заявляет: «Вооруженный конфликт сегодня или завтра не входит в наши планы у порога съезда Советов». А вооруженное восстание в этот час было уже существующим фактом. Предатель-Иудушка шел под своим собственным флагом, «шел на восстание добровольно, но с оговорочкой»» [77]. В.М. Молотов на склоне лет развенчал воскрешенную идеологами поздней КПСС троцкистскую побасенку о том, что «на пост генерального секретаря Сталин был выдвинут против воли Ленина» [75, с. 456]: «на XI съезде появился так называемый «список десятки» - фамилии предполагаемых членов ЦК, сто-

ронников Ленина. И против фамилии Сталина рукой Ленина было написано: «Генеральный секретарь»» [39, с.181].

Уход «в мир иной» «последних из Могикан» этого революционного поколения дал широкий простор мифотворчеству славиных. Предав забвению ленинское предостережение о том, что невежество менее удалено от истины, чем предрассудок, они установили с середины восьмидесятых годов прошлого века своеобразную монополию на историческую истину. Нам же остается несколько подорвать эту монополию «крылатой» строкой самого Троцкого: «Всякие разговоры о сокрытом или нарушенном «завещании» представляют собою злостный вымысел и целиком направлены против фактической воли Владимира Ильича и интересов созданной им партии» [78].

Трагедия ренегатства

Так что же скрывается под всем этим «туманом», густо напускаемым Б. Славиным в книге со столь громким, с оттенком трагического пафоса, названием? Может, он и вправду движим страстным желанием отстоять светлое имя В.И. Ленина, очистить подлинное ленинское учение от последующих «инородных наслоений»?

Содержание его работы не позволяет утвердительно ответить на эти вопросы.

В первой же главе Славин пытается раскрыть живую, творческую сущность ленинизма. Жаль только, что, отдавая должное революционному новаторству Ленина как политика и ученого, сам он, к сожалению, не высказывает ни одной свежей мысли, не приводит ни единого нового аргумента. От первой до последней строчки читателя не покидает ощущение, что все это - какая-то дремучая архаика горбачевских времен. Смерч буржуазной контрреволюции и реставрации давно разметал, словно карточный домик, всю перестроечную мифологию, а наш теоретик все еще «плутает» где-то в 80-х годах прошлого столетия.

Очередная книга Б. Славина мало чем отличается от других его книг и статей последнего времени. Она развивает все тот же весьма распространенный стереотип, что и целый ряд исследований, изданных в «судьбоносную» эру «нового мышления». А. Рубцов и А. Разумов, например, тоже посчитали, что «ленинское завещание» - это поистине тексты ключевого значения для понимания как всего ленинского теоретико-политического наследия, так и многого из того, что произошло затем в нашей истории, что происходит в ней сейчас» [79].

Но с тем же успехом квинтэссенцией всей теоретической деятельности Ленина можно назвать любую из таких его работ, как «Что делать?», «Империализм, как высшая стадия капитализма», «Государство и революция», «Детская болезнь левизны в коммунизме». На Славина всерьез могут обидеться и его коллеги по «цеху» - философы, справедливо признав самим глубоким и всеохватным из ленинских трудов «Материализм и эмпириокритицизм».

Было время, когда из-под пера доктора философских наук Б.Ф. Славина выходили вполне приличные ста- 190 -рР-

тьи и монографии. Теперь же от этой былой научной добросовестности не осталось и следа. Вероятно, чтобы понапрасну не утруждать себя, Славин всего лишь в очередной раз пересказал свою давнюю статью «Социализм или сталинизм?» из сборника «Критический марксизм: продолжение дискуссий». Демонстрируя чудеса интеллектуальной небрежности, некоторые абзацы из нее наш маститый философ повторил дословно: «Не имея под собой соответствующей технологической базы, политика коллективизации по Сталину, как правило, вырождалась в формальное обобществление средств производства. Есть все основания думать, что Сталин вообще не различал реального и формального обобществления производства» и т.д. [3, с. 20]. Вот вам и вся «грандиозная» эволюция славинс-кой мысли за 10 лет .

Трудно не заметить, что убывание потенциала Славина как ученого происходило с нарастанием его политического приспособленчества. Многим еще памятны яростные нападки бывшего члена ЦИК КПРФ на лидеров обновленной Компартии России якобы за их стремление доказать примат национального подхода над классовым: «Насколько справедливы и научны все эти идейные новации в левом движении? Не приведут ли они в конечном счете к тривиальному национал-коммунизму или национал-социализму и тем самым полностью дискредитируют все левое движение России?» [80, с. 172]. С неистовым гневом будущий сотрудник фонда имени главного изменника делу КПСС и могильщика СССР обрушивался на российских коммунистов: «Вы призываете к миру и согласию даже с теми, кто в свое время развалил Союз и разогнал Советы. Не является ли такой прагматизм тривиальным оппортунизмом?» [80, 173]. Левым радикализмом веяло от его «прокурорских» фраз: «выступая против «революционных скачков», вы фактически отказываете массам в праве на выступление против антинародного режима. Но сохраняется право этого режима на контрреволюцию, что он с успехом сегодня и реализует» [81].

Даже мои непритязательные заметки в журнале «Альтернативы» удостоились однажды злобного окрика Славина: «Лишь мерзостью настоящего можно объяснить ныне модную ностальгию по сталинизму. Вместе с тем, на ее основе нельзя делать успешную левую политику, что подтверждается, в частности, противоречивой и малорезультативной деятельностью КПРФ, активистом которой продолжает оставаться Макаров» [82].

Нынче же, по-прежнему выдавая себя за поборника «чистых» идей Маркса и Ленина, для обоснования своей правоты он призывает правильно интерпретировать мысли экс-президента и нынешнего премьер-министра Российской Федерации Д. Медведева [3, с. 125]! Но разве не Медведев олицетворяет собой то самое «господство олигархического капитала и связанное с ним распространение бедности, криминала и социальной несправедливости в России», которые, видимо, не устраивают Славина? Это все равно, если бы русские марксисты начала XX века, дискутируя друг с другом, отстаивали чистоту цитирования Николая II, Столыпина или Пуришкевича.

Трудно воспринимаются и постоянные претензии Славина на роль, так сказать, «эксклюзивного толкователя» смысла ленинских произведений. Забавно читать, к примеру, вот это: «Да, Ленин называл Сталина «хорошим работником», опытным практиком и даже одним из «выдающихся вождей», однако этим характеристикам не следует придавать большого значения» [3, с. 60]. Иными словами, он и только он, Славин, вправе определять, чему придавать значение в работах Ленина, а что можно и проигнорировать. Однако разберемся в этом как-нибудь сами, ибо нам важен «сам Шекспир», а не примечания к нему.

Подобные претензии вдвойне несуразны еще и потому, что конформистская философия не просто оппонирует ленинизму, она прямо враждебна ему! И теплое местечко в «Горбачев-фонде», и апеллирование к «авторитету» Д. Медведева, и призыв к деидеологизации истории, и постоянная ругань в адрес Сталина, который-де «проклинал частную собственность», - все это выдает в Славине, как выразился бы Ленин, «дюжего филистера». Словно какой-то мифический персонаж, он стремится все вокруг превратить в себе подобное. От имени всех современных марксистов он позволяет себе беспардонно заявлять: «Наследники Маркса и Ленина никогда не были и не будут экстремистами, ибо в отличие от сталинистов, не разделяют идею об оправдании средств конечной целью» [83]. Сами названия его статей, к примеру, «Не крайности, а гармония», - источают елей прекраснодушного социального утопизма.

Но даже в докучливых проповедях «неэкстремистского» и «гармоничного» социализма встречаются весьма ценные умозаключения: «Политика всегда была, есть и будет борьбой больших социальных групп и отдельных людей за обладание политической властью. Эта борьба нередко порождает искаженные представления о фактах и субъектах истории» [3, с. 57]. Что верно - то верно: ничтожно малая группка небезызвестных лиц уже почти три десятилетия навязывает огромной стране свои искаженные представления о фактах и субъектах реальной истории. Одно из них, по фамилии Федотов, ратует за «десталинизацию» российского общества. Другое лицо, по фамилии Славин, выпускает книги вроде «Ленин против Сталина». Третье, по фамилии Яковлев, незадолго до кончины написало следующее: «После ХХ съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды «идей» позднего Ленина. Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработала (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» - по революционаризму вообще.

Советский тоталитарный режим можно было разрушить только через гласность и тотальную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма. Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика - ме-

ханизмы тоталитаризма против системы тоталитаризма -сработала» [84].

Следовательно, по-крупному ошибется тот, кто свяжет появление очередного антисталинского памфлета Б. Славина лишь с разразившимся по команде из Кремля новым истеричным припадком «десталинизаторов». Сталин здесь, так сказать, «промежуточная», далеко не основная цель. Лукавый пафос славинской книженции направлен на дискредитацию, по существу, всей теории и практики революционного марксизма, идейным вдохновителем и политическим вождем которого в XX веке был Ленин. Ее выход в свет означает только одно: окончательное идейное и политическое банкротство Славина и славинщи-ны, последнюю вылазку ренегата. Ведь верно подметил когда-то Лев Толстой: «Ведь не в том трагедия ренегатства, что человек меняет свои взгляды и вырабатывает новые убеждения. Это бывает со многими, весьма искренними людьми. Трагизм ренегатства в той заразе клеветливос-ти, которая быстро, как язва проказы, покрывает все тело, расползается в душе ренегата и превращает его в ужаснейшее из порождений - клеветника» [85].

2011-2012 гг.

г. Москва

Примечания:

1. Филоненко, С.И. Психологическая война на Дону: мифы фашистской пропаганды. 1942-1943/ С.И. Филоненко, М.И. Филоненко. - Воронеж: Кварта, 2006. - С. 197.

2. Сванидзе, Н. Раскрашенная правда/ Н. Сванидзе//Москов-ские новости, 25 мая 2001 г.

3. Славин, Б. Ф. Ленин против Сталина. Последний бой революционера/ Б.Ф. Славин. - М.: Едиториал УРСС, 2010.

4. Славин, Б.Ф. Реплика на письмо-отклик И. Макарова/ Б.Ф. Славин// Альтернативы, 2004. - № 4. - С. 171.

5. Крупская, Н.К. Избранные педагогические произведения/ Н.К. Крупская. - М.: Издательство Академии педагогических наук, 1955. - С. 854.

6. Воспоминания родных о В.И. Ленине. - М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. - С. 151.

7. XVII съезд ВКП (б). 26 января - 10 февраля 1934 г. / Стенографический отчет. - М.: Партиздат, 1934. - С. 496.

8. Троцкий, Л.Д. Сталин. Т. 2/ Л.Д. Троцкий. - М.: «ТЕРРА» -«TERRA», 1990. - С. 145.

9. Милюков, П.Н. Мой доклад о Внутреннем положении России/ П.Н. Милюков // Факел. - 1990: Ист.-рев. альманах.-М.: Политиздат, 1990. - С. 54.

10. Ленинская партия и народ - едины!// Правда, 17 апреля 1964 г

11. Первый конгресс Коминтерна. Март 1919 г. / Стенографической отчет. - М.: Партийное издательство, 1933. - С.19.

12. Философская энциклопедия. /Гл. ред. Ф.В. Константинов. Т. 3. - М.: Государственное научное издательство «Советская энциклопедия», 1964. - С. 115.

13. Байгушев, А.И. Русская партия внутри КПСС/ А.И. Байгу-шев. - М.: Алгоритм, 2005. - С. 163.

14. Назаров, Г. Большевики большевикам рознь/ Г. Назаров// Молодая гвардия, № 5-6, 1992. - С. 213-215.

15. Жуков, Ю.Н. Не надо вешать всех собак на Сталина/ Ю.Н. Жуков // Комсомольская правда, 2006. - 22 декабря.

16. «Лидер партии власти призвал пересмотреть отношение к Сталину»// Известия, 2004. - 22 декабря.

191

17. http://www.er-duma.ru/news/16204, 21.04.2006.

18. http://www.kp.ru/daily/25624.4/791039.

19. http://www.kp.ru/daily/25797/2779004.

20. См.: Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника, т. 2, - М.: Политиздат, 1971, с. 514-515.

21. Коллонтай, А.М. Автобиографический очерк/ А.М. Коллон-тай// Пролетарская революция. - 1922. - № 3. - С. 293.

22. Протоколы съездов и конференций Всесоюзной коммунистической партии (б). Восьмой съезд РКП (б). 18-23 марта 1919 г./ Под ред. Ем. Ярославского. - М.: Партийное издательство, 1933. - С. 79.

23. См.: Абалкин, Л.И. Неиспользованный шанс: Полтора года в правительстве/ Л.И. Абалкин. - М.: Политиздат, 1991. -С. 190.

24. См.: Зверев, А.Г. Записки министра/ А.Г. Зверев. - М.: Политиздат, 1973. - С. 230.

25. http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=35748

26. Ленин, В.И. Полное собрание сочинений/В.И. Ленин. - М.: Политиздат, 1967.

27. Крупская, Н.К. Воспоминания о Ленине. Части I и II. - М.: Партиздат, 1933. - С. 202.

28. Ленинский сборник XXX. - М.: С.53.

29. Шаумян, С.Г. Избранные произведения. Т. 1/ С.Г. Шаумян. -М.: Государственное издательство политической литературы, 1957.

30. Сталин, И.В. Сочинения/ И.В. Сталин. - М.: Государственное издательство политической литературы, 1946.

31. Седьмая (апрельская) Всероссийская конференция РСДРП (большевиков). Петроградская общегородская конференция РСДРП (большевиков). Апрель 1917 года. Протоколы. -М.: Государственное издательство политической литературы, 1958. - С. 252.

32. История коммунистических организаций Средней Азии. -Ташкент, 1967. - С. 386.

33. Двенадцатый съезд Российской коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. 17-25 апреля 1923 г. - М.: Издательство «Красная новь» Главполитпрос-вета, 1923, с. 543.

34. Цит. по: Шафир, Я. От остроты до памфлета/ Я. Шафир. -М.: Издательство «Работник просвещения», 1925. - С. 137.

35. Орджоникидзе, Г.К. Избранные статьи и речи. 1911-1937/ Г.К. Орджоникидзе. - М.: Государственное издательство политической литературы, 1939. - С. 138-139.

36. Крупская, Н.К. Воспоминания о Ленине. Часть III/ Н.К. Крупская. - М.: Партиздат, 1934. - С. 24.

37. ЦК РКП (б) - ВКП (б) и национальный вопрос. Книга 1. 1918-1933 гг. - М., 2005.

38. История Советской Конституции. В декретах и постановлениях Советского правительства. 1917-1936. / Под ред. А. Алымова. - М.: Государственное издательство «Советское законодательство», 1936. - С.191.

39. Чуев, Ф. Сто сорок бесед с Молотовым/ Ф. Чуев. - М.: «ТЕР-РА» - «TERRA», 1991.

40. Дмитриева, Е. Региональная экономическая диагностика/ Е. Дмитриева. - СПб, 1998. - С. 65.

41. Ненашев, М. Ф. Последнее правительство СССР: личности, свидетельства, диалоги/ М.Ф. Ненашев. - М.: А/О «Кром», 1993. - С. 109.

42. Черняев, А. Совместный исход. Дневник двух эпох. 19721991 годы/ А. Черняев. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2008. - С. 17.

43. Очерк теории социализма/ Смирнов Г.Л., Андреев Э.М., Баграмов Э.А. и др. - М.: Политиздат, 1989. - С. 235.

44. См.: Бромлей, Ю.В. Очерки теории этноса/ Послесл. Н.Я. Бромлей/ Ю.В. Бромлей. - М.: Книжный дом «ЛИБРО-КОМ», 2009. - С. 356.

45. Швейцер, В. Сталин в Туруханской ссылке/ В. Швейцер. -М.: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1940.

46. Политковская, К.П. Племянница Сталина/ К.П. Политковская. - М.: Вагриус, 2006. - С. 28.

47. Аллилуева, А.С. Воспоминания/ А.С. Аллилуева. - М.: Советский писатель, 1946.

48. Розанов, В. Воспоминания о Владимире Ильиче/ В. Розанов // Красная новь, 1924. - № 6. - С. 153-154.

49. Ленинский сборник XXXIV. - М.: ОГИЗ: Государственное издательство политической литературы, 1945.

50. Ленинский сборник XX. - М.: Партийное издательство,

1932.

51. Ленинский сборник XXIII. - М.: Партийное издательство,

1933. - С. 329.

52. Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. В 5-ти т. (Ред. Коллегия: Г.Н. Голиков, С.М. Майоров, Г. Д. Обичкин и др.). Т. 2. - М.: Политиздат, 1969. - С. 416.

53. Цит. по: Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия/ Д.А. Волко-гонов. - М.: Издательство Агентства печати Новости, 1989.

- С. 134.

54. Микоян, А.И. Мысли и воспоминания о Ленине/ А.И. Микоян. - М.: Политиздат, 1970.

55. Цит. по: Радзинский Э.С. Сталин/ Э.С. Радзинский. - М.: Издательство «ВАГРИУС», 1997. - С. 394.

56. Цит. по: Минувшее. Литературно-исторический альманах.

- СПб.: Издательство «Atheneum — Феникс», 1989. - С. 170.

57. Мельников-Разведенков, Н.Ф. О механизме происхождения анатомических изменений мозга В.И. Ленина/ Н.Ф. Мель-ников-Разведенков// У великой могилы. - М., 1924. - С. 581.

58. Гилярова, О. Человеческий капитал Страны Советов: от взлета до краха/О. Гилярова// Промышленник России, №8-9 (120) сентябрь 2010 г

59. Кирилина, А. Неизвестный Киров/ А. Кирилина. - СПб.: Издательский дом «Нева», М.: Издательство «ОЛМА-ПРЕСС», 2001. - С. 206.

60. Троцкий, Л.Д. Дневники и письма/ Под ред. Ю.Г. Фельш-тинского/ Л.Д. Троцкий. - М, 1994.

61. Такер, Р. Сталин: Путь к власти. 1879 - 1929. История и личность: Пер. с англ./ Общ. ред. и послесл. В.С. Лельчука/ Р. Такер. - М.: Прогресс, 1991. - С. 108.

62. Сталин. К шестидесятилетию со дня рождения. - М.: Государственное издательство «Художественная литература», 1940. - С. 107.

63. Рыжков, Н.И. Десять лет великих потрясений/ Н.И. Рыжков. - М.: Ассоциация «Книга. Просвещение. Милосердие», 1995. - С. 351 - 353.

64. Плимак, Е.Г. Политическое завещание В.И. Ленина: Истоки, сущность, выполнение. - М.: Политиздат, 1988. - С. 27.

65. Троцкий, Л. Сочинения, т. 15 / Л. Троцкий. - М.: Государственное издательство, 1925. - С. 218.

66. Крупская, Н.К. В редакцию газеты «Sunday Worker»/ Н.К. Крупская// Большевик, 1925. - №16. - С. 72.

67. Дискуссия 1923 года. Материалы и документы/Под общ. ред. К.А. Попова. - М.: Государственное издательство, 1927. - С. 128.

68. Протоколы съездов и конференций ВКП (б). Одиннадцатый съезд РКП (б). Март-апрель 1922 г./Под ред. Н.Н. Попова.

- М.: Партиздат ЦК ВКП (б), 1936. - С. 150-151.

69. Цит. по: Неизвестная Россия. XX век. - М.: Историческое наследие, 1992. - С. 17 - 20.

70. Андреев, А.А. Воспоминания, письма /Сост.: Н.А. Андреева/ А.А. Андреев. - М.: Политиздат, 1985.

192