CC BY
29
скрытый характер глагольных грамматических показателей
В СИСТЕМЕ ОТГЛАГОЛЬНЫХ ОБРАЗОВАНИЙ ТИПА «БЕГ»
Е.Н. Егорова
Egorova E.N. Latent nature of verbal grammar indicators in the system of verbal formations of “run” type. In the lexical grammatical structure of verbal formations of “run” type there are indicators of two parts of speech - noun and verb. Compatibility of lexical semantics of verb and substantive grammar semantics is the peculiarity of these formations. However verbal semantics is supported by the category of aspect, voice and tense. At the same time these categories do not have morphological manifestation in word structure but have latent nature.
Каждая часть речи русского языка, будучи представленной классом слов, имеет определенные морфологические категории и синтаксические критерии, отличающие их от слов других частей речи. Отглагольные образования типа «бег» не являются исключением. Но при этом они характеризуются одной примечательной особенностью: в их лексикограмматической структуре присутствуют показатели двух частей речи - имени существительного и глагола. Причем лексическая семантика, выраженная корневой морфемой, связана с частеречнои семантикой глагола, что находит отражение в толковых словарях русского языка. Так, например, отглагольное образование «бег» в «Современном толковом словаре русского языка» определяется как: «1. к Бегать (1,4 зн.) и Бежать (1-3, 7, 10 зн.);
2. только мн. Состязание на скорость или дальность передвижения бегом, на коньках, лыжах; вид спорта; 3. только мн. Гонки, состязания на скорость упряжных лошадей, оленей, собак и т. п.» [1].
Что же касается грамматической семантики этих образований, то она, согласно традиционной точке зрения на их статус как отглагольных существительных, выражается флексией, отражающей грамматическую информацию категорий числа, падежа и рода. Суффиксальные же показатели (в словах типа «бег» выделяется нулевой суффикс) выполняют также грамматическую функцию, обеспечивая их функционирование в качестве субстантивов.
Таким образом, особенностью отглагольных образований типа «бег» оказывается совместимость глагольной семантики и субстантивной грамматической семантики, что и обусловливает неоднозначный подход иссле-
дователей к определению языкового статуса этих единиц в системе частей речи.
Целью настоящей статьи является обоснование позиции, согласно которой глагольная семантика данных образований находит грамматическую поддержку, но только не в форме представления «явных» именных грамматических категорий, а в форме «скрытой» грамматики, представленной грамматическими категориями глагола. Именно их наличие, несмотря на особенности их функционирования как «скрытых грамматических категорий», обусловливает правомерность взгляда на статус данных образований как особых форм глагола, а не существительных. Другими словами, грамматические категории существительного, имеющие «явный» характер, оформляют их не как существительные, а как особые - субстантивные - формы глагола, т. е. флексия отражает не словообразование (лексемообразование), а формообразование как особый вид деривации, наряду со словоизменением [2].
Как известно, в качестве основных грамматических показателей глагола исследователи выделяют категории времени, вида (аспектуальности) и залога. Несомненно, в рассматриваемых нами отглагольных образованиях эти категории в отличие от глагола имеют морфологически не выраженный характер. Поэтому такого рода категории принято называть «скрытыми грамматическими-категориями», а грамматические семы -«скрытыми или латентнымиьсемами» [3].
Впервые скрытые и явные грамматические категории разграничил Б.Л. Уорф. Он определил, что «одно и то же значение может в одном языке выражаться регулярно с помощью фиксированного набора грамматических показателей, т. е. быть представлен-
ным открытой категорией, а в другом языке обнаруживаться лишь косвенно, по наличию тех или иных запретов, и в этом случае можно говорить о скрытой категории» [цит. по: 4]. При этом исследователь опирался на избирательность языковых правил, что означало «то, как те или иные единицы могут сочетаться между собой, какой класс единицвоз-можен, а какой не возможен в той или иной грамматической конструкции и т. д.» [4].
Одним словом, ясно, что «...основа языковой системы любого языка (грамматика) не есть простоинструмент для воспроизведения мыслей. Напротив, грамматика самао формирует мысль...» [5].
Установлено, что скрытые категории передают в большинстве случаев категориальные значения классов слов. Однако интересно^ на наш взгляд, следующее замечание В.И. Карасика, касающеесянепосредственно отглагольных субстантивных образований: «Скрытые категории могут выявляться и, так сказать, «на чужойтерритории». Имеется в виду... залоговость у существительных тем-поральность у существительных» [6].
Е. Н. Старикова в исследовании «Проблемы семантического синтаксиса» утверждает, что «значение предикатива (в латентной форме) может входить в семантическую структуру отглагольных существительных (существительные bee, bird). В основе такой-номинации лежит тенденция языка к устранению редупликации идентичных сем в предложении» [7]. В.Н. Телия по отношению кклассу таких имен, как «спор», «война», «надежда», употребляет термин «скрытые семантические предикаты». «За
формойдсуществительных «скрыто» значение процесса» [8]. И.И. Ревзин, по замечанию М.Д. Степановой, приходит к интересному выводу о том, что для скрытых категорий необходимы те же условия, что и для явных грамматических категорий, а именно: а) наличие некоторого способа выражения (неявного, поскольку не используются специфические форманты); б) наличие некоторого четкого противопоставления, распространяющегося на незамкнутые группировки слов [9].
И.П. Москалева в работе «Статус скрытых категорий в грамматике» выделяет еще одно условие существования скрытых категорий -«опора на языковые средства» [10]. Таким
образом, скрытые, невыраженные семы противопоставляются явным, выраженным.
На наш взгляд, термин «скрытая грамматическая категория» не всегда адекватно отражает сущность сем такого рода, потому что в одних случаях эти семы могут быть действительно скрыты, т. е. выражены имплицитно, в других же они находятся на «поверхности» слова, т. е. не являются скрытыми. Поэтому в работе «Аспекты изучения взаимодействия лексики и грамматики»
В. Авраменко употребляется термин «грамматически значимый признак», что, по нашему мнению, является более правильным. «Грамматически значимый признак взаимодействует в речи с грамматической формой, поддерживая ее, а при отсутствии последней -заменяет ее» [3].
И.П. Москалева уточняет: «При отсутствии очевидных морфемных реализаций скрытые категории обнаруживаются в сочетаемо-стныхограничениях и трансформационных возможностях языковых единиц на синтаксическом уровне» (подчеркнуто нами. - Е. Е.) [10]. Выделенное нами сочетание подтверждает, на наш взгляд, наличие в отглагольных образованиях типа «бег» морфологически невыраженных значений времени, вида и залога, но имеющих проявление в особых синтаксических позициях. Поэтому можно говорить об исследуемых категориях как о «сопряженных» грамматических категориях, когда одно значение выступает в рамках другого, через него [10, 11].
Таким образом, речь может идти о таком «своеобразии скрытых категорий», которое «проявляется в реальном процессе функционирования языка, где происходит как бы параллельное развертывание и синтезирование грамматических и лексических значений». Последнее обстоятельство влечет за собой «аккордную» актуализацию целого ряда грамматических значений и «обнаруживается при синтаксическом, синтагматическом соотнесении с формами других разрядов» [12].
Как уже отмечалось выше, отглагольное образование типа «бег», как любое другое существительное, традиционно характеризуется грамматическим значением предметности, которое находит свое выражение в морфологических и синтаксических свойствах этой части речи. Такими свойствами, общими для всех существительных, являются
грамматические категории рода, числа и падежа, синтаксическое функционирование преимущественно в качестве подлежащего и дополнения.
В то же время уже в XIX в. обращалось внимание на морфологические последствия глагольного происхождения отглагольных субстантивных образований. А. X. Востоков считал, что «в существительном отглагольном теряется означение времени настоящего и прошедшего, принадлежащего причастиям идеепричастиям, но сохраняется вид глагола, например читание, прочтение, читывание» [13]. М.М. Покровский усматривал в подоб-ногорода образованиях совмещенные (но не отсутствующие) следы / переходных и непереходных глаголов. Ср: удаление - удалить, / (удалять) и удалиться (удаляться) [14]. Отмечается также, чтособытийная семантика, свойственная номинализациям, соотносима сосью времени, благодаря чему имена действия способны формировать номинативные предложения (Давка. Собрание. Погрузка.) [15]. Именноморфологическая невыражен-ность в существительном грамматических значений, генетически присущих глаголу, отличает девербативы от глагольных форм, в том числе причастий идеепричастий, применительно к которым идет речь о соответствующих морфологических категориях [16].
В исследуемых нами отглагольных образованиях типа «бег» практически всегда находят отражение такие характеристики глагола, как видовая (аспектуальная), залоговая и временная (темпоральная), которые отличаются большой гибкостью, подвижностью и продуктивностью [17] и имеют скрытый характер. Рассмотрим особеткювтк ик фувдщ-ноккрвшшня, представленные в лингвистических исследованиях.
На наш взгляд, особый интерес представляют работы, в которых утверждается, что рассматриваемые нами образования (девербативы) наследуют видовые значения тех глаголов, которыми они мотивированы [18]. Так, Т.Д. Сергеева отмечает влияние значе-ниявида производящего глагола на семантику и суффиксальную оформленность производного имени и приходит к следующему выводу: образованная от глагола несовершенного вида «именная лексема сосредотачивает в себе, кроме понятия конкретного действия, и значения его незавершенности,
повторяемости, т. е. категориальное значение несовершенного вида глагола» [19]. Для группы имен, образованных от глаголов совершенного вида, характерно совмещение в именной лексеме значений «процесса действия» и «результата действия».
Отражению видовой семантики посвящена и статья Э. Коссаковской «Вид в отвлеченных названиях действия (на материале романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»)». По ее мнению, видовое значение могут выражать только девербативы, являющиеся «чистыми nomena actionis (NA), передающие длительный вид. Построение предложения, в котором вместо nomen actionis употребляется мотивирующий глагол, может показатьсяи-скусственным, но потенциально возможным и иллюстрирующим видовое значение имени, т. к. предложенная ... трансформацияяв-ляется равноценной по содержанию с исходным предложением. См.: Молчание на балконе... нарушала только песня воды в фонтане (люди молчали на балконе); прокуратор подвергает его заключению (прокуратор заключает Иешуа в Кесарии) и т. д.» [20]. Ука-зываетисследователь и на существование «деривационных видовых понятий, т. н. конфигураций» [20], которые в отличие от пер-вичныхдевербативов выражают недлительный вид. Например: полноемолчание настало в колоннаде (все замолчали); он выразил на своем лице удивление (он удивился) [20].
Таким образом, вид отвлеченных названий действий сохраняет характеристики мотивирующего глагола. Причем, Т.Д. Сергеева подчеркивает, что при словообразовании имена проявляют избирательность в отношении суффиксов (словообразовательных формантов): глаголы несовершенного вида, в основном, образуют имена с суффиксами -ние, - тие, - ение (отрицание), от глаголов совершенного вида чаще образуются существительные с суффиксом -к- (поддержка). Это позволяет ей сделать вывод: «семантические отношения глаголов разных видов и производных имен довольно последовательно оформляются грамматически» [19].
Не менее показательны отношения между залоговой и субстантивной семантикой.
«Залоговость - это признак, сопутствующий глаголу и не входящий в круг категорий, признаки которых описывают суб-стантив. Но достаточно даже беглого взгля-
да, чтобы заметить, что несовместимость эта основана не на возможности / невозможности реализации показателей морфологического уровня», - пишет В.М.°Григорян [21]. «Соотношения между категориями залоговое и субстантивности лежат в глубоких сферах грамматического поведения слов и их внутренних закономерностей как системы форм и значений» [21].
В аспекте соотношения залоговое и субстантивности интересны наблюдения Н.Ф. Кошанского, который отметил следующую тенденцию: «Какого падежа требует глагол, тот же падеж нужен и существительному, имеющему с ним общий корень...: Шутка и шучунад кем? Забота и забочусь о чем? Решимость и решаюсь на что?» [22]. При этом Н.М. Григорян указывает, что «в случаях с заботой (отзабочусь) и решимостью (от решаюсь) существительное сохраняет не только потенцию управления, но и его залоговые функции» [21].
На эту особенность обращал внимание и Г.О. Винокур в статье «Глагол или имя? (Опыт стилистической интерпретации)». Исследователь подчеркивал факт наличия в ха-рактеристикеотглагольного имени (в качестве примеров рассматривались дериваты типа «выветривание») признака залога [21].
При явлении соответствия одного из значений производящего глагола с дериватом (именем) можно говорить о явлении залоговой омонимии, рожденной процессом частеречной трансформации. Так, В.М. Григорян в статье «Соотношение категорий субстантивности и залоговости» обращает внимание на факт формальной невыраженности залогового признака и совпадения нескольких залоговых функций в пределах одной субстантивной формы. По его мнению, это обстоятельство позволяет вывести, по крайней мере, два предположения. Во-первых, вероятно, можно думать, что субстантивный дериват обладает словообразовательной способностью заимствовать залоговые свойства основы; во-вторых, можно высказать более далеко идущую гипотезу: субстантиву принципиально не чуждо значение залога. Представленные в работе словообразовательный и этимологический анализы некоторых существительных, изначально являющихся отглагольными, например «смерть», «смысл» и под., подтверждают, что некоторые словообразовательные
форманты (препозитивное с-) «восходят к показателю залоговости, привнося в существительное семантику самонаправленности события (Он умер своей смертью)» [21]. Приведенная исследователем ссылка на «Этимологический словарь русского языка» М. Фасмера указывает, что «смерть» - от непереходного действия, как нечто, принадлежащее субъекту (своя, ествественная). Аналогичные взаимоотношения наблюдаются в существительном «смысл» [21].
Как известно, залог тесно связан с синтаксической структурой предложения. Поэтому факт выраженной семантики залогово-сти не может не отразиться на синтаксическом поведении слова, на его управляющих потенциях. В этом плане представляют интерес явления, имплицирующие субъектнообъектную направленность семантики существительного, в отглагольных именах типа «свет, ответ, привет, завет, навет». Наиболее ярко отражается субъектно-объектная направленность действия, эксплицитно передающая через глагольное значение, в конструкциях типа «А дружит с В» и «дружба А с В». В них, с точки зрения В.М. Григоряна, можно говорить об альтернативе: либо верно, что залоговый признак глагола принципиально может заимствоваться его дериватом - глагольным именем, и, как следствие, давать о себе знать в пределах всей субстантивной системы того же смыслового круга, либо предположение о транспозиционных возможностях глагольной категории залога неверно [21]. Нам ближе мнение о заимствовании глагольным именем залогового признака исходного глагола.
Неоднозначное мнение сложилось по поводу присутствия в отглагольных образованиях типа «бег» темпоральной (временной) семантики. Традиционно отмечается, что имена действия не способны морфологически выражать категорию времени. В сборнике научных трудов под редакцией М.Н. Ян-ценецкой «Семантические вопросы словообразования. Производящее слово», напротив, указывается, что «наиболее очевидно темпоральная семантика проявляется в синтаксических дериватах - именах действия» [23]. В главе, посвященной характеристике глагола как базы субстантивного словообразования, была выявлена способность «реагирования» имен действия на темпоральную семантику
глагола. Это «реагирование» проявляется... в двух аспектах: во-первых, в количественном плане, в самой возможности транспонирования глагольной семантики в имя действия, т. е. в способности / неспособности глаголов образовывать синтаксические дериваты, и, во-вторых, в «качественном плане, в способности имен действия выражать различные типы предельности» [23].
Наблюдения показали, что наиболее свободно образуют имена действия глаголы звучания речи (бормотание, ворчание), глаголы эмоционального состояния (горевание, страдание), глаголы речевого поведения (говорение, общение), глаголы мышления (думание, гадание), глаголы однонаправленного движения (езда, плавание, хождение, махание) [23]. «Эти глаголы имеют достаточновыра-женную семантику протекания и предельности. Значимой является активность субъекта действия, если субъект действия неодушевленный, пассивен, действие статично, имя действия не образуется. ... От результативных глаголов, имеющих эксплицитно выраженную предельность... имена действия образуются свободно, но их образование сопровождается сдвигом значения. Здесь необходимо подчеркнуть сложность и многообразие проявления темпоральной семантики в образовании синтаксических дериватов. Она проявляется в возможности или невозможности образования имени действия, в наличии или отсутствии семантического сдвига в производном, в зависимости транспонирования глагольной семантики в имя от некоторого «количества» предельности в семантике глагола» [23].
Таким образом, можно сказать, что грамматическое значение, обладая наибольшей степенью обобщения, определяет принадлежность слова к конкретной части речи. В отглагольных образованиях типа «бег» оно формируется на основе взаимодействия грамматического значения производящего (процессуальности) играмматического значения имени существительного (предметности). Наиболее четко глагольное грамматическое значение проявляется в образованиях процессуальной семантики (загадывание, завершение, истребление, отъезд, пляс, приземление, возврат 1, возврат 2, перемещение, разорение, увеличение и т. д.), менее в существительных вторичной семантики, сохра-
няющих семантические связи с глаголом (повреждение - действие и результат этого действия, расческа - действие и приспособление для совершения этого действия ИТ. д.). Но неизменным остается тот факт, что лексическая и грамматическая семантика исходных глаголов проявляется во всех отглагольных образованиях типа «бег», но только в различной степени.
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод: в лексико-грамматической структуре отглагольных образований типа «бег» присутствуют показатели двух частей речи -имени существительного и глагола. Совместимость лексической семантики глагола и субстантивной грамматической семантики является особенностью этих образований. Однако глагольная семантика находит и грамматическую поддержку со стороны категорий вида, залога и времени. Но при этом данные категории не имеют морфологическую выраженность в структуре слова, а носят скрытый характер. Многочисленные исследования лингвистов (А.Х. Востоков, М.М. Покровский, Н.Ф. Кошанский, Г.О. Винокур,
Н.Д. Арутюнова, В.П. Казаков, Т. Д. Сергеева, В.М. Григорян, Е.Н. Старикова, В.Н. Телия, И.П. Москалева, В.Н. Ярцева и т. д.) подтверждают тенденцию сохранения морфологических категорий мотивирующего глагола в отглагольных субстантивных образованиях.
1. Современный толковый словарь русского языка / гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб., 2004.
2. Шарандин А.Л. // Теория и практика преподавания русского языка. Тамбов, 1991. С. 6-23.
3. Авраменко В. Аспекты изучения взаимодействия лексики и грамматики. Киев, 1987.
4. Хворостин Д.В. Философский смысл гипотезы лингвистической. Режим доступа: http:// konf-csu.narod.ru/ze/articles/sapir-worf.htm. Загл. с экрана.
5. Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку. Режим доступа: http:// lingvolab.chat.ru/library/worf. htm. Загл. с экрана.
6. Карасик В.И. Язык социального статуса. М., 1992.
7. Старикова Е.Н. Проблемы семантического синтаксиса. Киев, 1985.
8. Телия В.Н. // Аспекты семантических исследований. М., 1980. С. 215-239.
9. Степанова М.Д., Хелъбиг Г. Части речи и проблемы валентности в современном немецком языке. М., 1978.
10. Москалева И.П. Статус скрытых категорий в грамматике. Калуга, 1988.
11. Ярцева В.Н. // Типология грамматических категорий. М., 1975. С. 5-23.
12. АдмониВ.Г. // Филол. науки. 1961. № 3.
13. Востоков А.Х Русская грамматика. СПб., 1835.
14. Покровский ММ. // Избр. раб. по языкознанию. М., 1959.
15. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М., 1976.
16. Казаков В.П. // Филол. науки. 1993. № 3.
С. 102-106.
17. Болотова Е.В. // Многомерность языка и науки о языке: материалы Всерос. науч. конф. 2-3 июня 2001 г., г. Бирск (Республика Башкортостан). Бирск, 2001. Ч. 1. С. 27-29.
1S. Puzynina J. Nazwy czynnosci we wspolezesnym jezuku polskim. Warszawa, 19б9.
19. Сергеева Т.Д. // Вопр. языка и его истории. Томск, 1972. С. 10S-110.
20. Коссаковская Э. // Основные проблемы русской аспектологии. СПб., 2002. С. 114-11S.
21. Григорян В.М. // Русский язык: Проблемы грамматической семантики и оценочные факторы в языке (Виноградовские чтения XIX-XX). М., 1992. С. 3-11.
22. КошанскийН. // Тр. Об-ва любителей российской словесности при Имп. Моск. ун-те. М., 1S19. XV.
23. Семантические вопросы словообразования. Производящее слова / под ред. М.Н. Янце-нецкой. Томск, 1991.
Поступила в редакцию 10.02.2007 г.
О МОРФОЛОГИЧЕСКИХ СПОСОБАХ ВЫРАЖЕНИЯ ТЕМЫ ПРЕЗЕНСА И ТЕМЫ ПЕРФЕКТА В РОМАНСКИХ ЯЗЫКАХ (НА ПРИМЕРЕ ИТАЛЬЯНСКОГО, СТАРОПРОВАНСАЛЬСКОГО И ИСПАНСКОГО ЯЗЫКОВ)
И.Н. Миляева
Milyaeva I.N. On morphological methods for expressing Present tense-forms and Perfect ones in the Roman languages (exemplified by the Italian, Old Provencal and Spanish languages). The article deals with the revision of the traditional division of the Roman tense-forms into Present and Perfect ones. This division originated from Latin and expressed itself by means of morphological components. As a result, the analysis, conducted at the example of three Roman languages has brought the author to the conclusion that from the point of morphology such a division becomes less actual, as the usage of the specific perfect tense root is limited or is not used at all.
В данной работе мы поставили своей целью рассмотреть вопрос о способах и принципах классификации романских глагольных времен с точки зрения их морфологического строения и отношения к латинским глагольным темам. Мы рассматриваем только синтетические времена, поскольку применительно к аналитическим временам, сформировавшимся в романских языках, употребление понятий темы презенса и темы перфекта не слишком корректно и является анахронизмом. Между тем романские глагольные времена нуждаются в некой морфологической классификации: она необходима как для целей практического, прикладного характера (корректной и логичной подачи дидактического материала), так и при написании работ по
истории и сравнительно-сопоставительному анализу романских языков от начального этапа их формирования до наших дней.
В ряде работ по истории романских языков таких авторов, как Бурсье [1], Рольфе [2], Сергиевский [3], Тальявини [4] и др. [5-10], более или менее подробно рассматривается процесс становления романских глагольных форм и их глагольных флексий. Нельзя, однако, не отметить, что подача материала в этих работах происходит по принципу простого перечисления (например, сначала обычно описывается настоящее время индикатива и конъюнктива, потом имперфект индикатива, перфект индикатива и т. д.). Сначала даются времена темы презенса, потом темы перфекта, но это не более чем следование
