CC BY
1094
14. Известия по Казанской епархии. 1873. №11. С.328-330. ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.1. Д.286.Л.
2, 345.
15. Подсчитано по данным ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.2. Д.36. Л.311-314, 472; Национальный архив Республики Татарстан (НА РТ). Ф. 4. Д.5240. Л.51-52.
16. ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.2 .Д.67. Л.499; НАРТ. Ф.4. Оп. 1. Д.5361. Л.5-6.
17. Подсчитано по данным ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.2. Д.2. Л.37-80.
18. НА РТ. Ф.4. Оп. 62. Д.36. Л. 144-317; ЦГА ЧР. Ф.225. Оп.1.Д. 117. Л. 1-361.
19. Руководственные для православного духовенства указы Святейшего Правительствующего Синода, 1721- 1878 гг. М., 1879. № 90.
20. Михайлов С.М. Отчего чуваши давятся и какие правительство должно принять меры для предупреждения этого явления //Марийский археографический вестник. 2003. № 1 (№> 13). С. 160; НАРТ. Ф.4. Оп.82. Д.212. Л.401-579; ЦГА ЧР. Ф.225.0п.1.Д.257. Л.2-319.
21. НА РГ. Ф.4. Оп. 1. Д.5238. Л.16, 24, 29-30, 65-66, 69-73, 91-94, 121-122, 127-128, 141143.
ЕВДОКИМОВА АНЖЕЛИКА НИКОЛАЕВНА родилась в 1976 г. Окончила Чувашский государственный университет. Аспирант кафедры источниковедения и архивоведения, ассистент кафедры средневековой и новой истории Отечества. Занимается изучением истории христианизации чувашского народа. Имеет 6 публикаций.
И.А. ЛИПАТОВА, А.И. НАЗАРОВА
СКАЗКИ «ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ» КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ МЕНТАЛЬНОСТИ ВОСТОКА
Существует много способов освещать историю. Можно излагать факты политической истории (возникновение и распад государств, войны и т.п.) или сосредоточивать свое внимание на анализе социально-экономических явлений в обществе, можно изучать историю духовной культуры, описывать быт и нравы общества; устанавливать, что же двигало отдельным человеком, как и людскими массами на протяжении истории, что заставляло их поступать именно так, а не иначе. Ответ на этот вопрос ищут в изучении глубинных форм человеческой культуры и человеческого сознания - в ментальности.
Это слово теперь часто используют в культурологической литературе. Говорят о ментальной настроенности разных эпох, разных народов, разных социальных групп. Сам термин «ментальность» был активно введен в оборот в исторических исследованиях французской школы «Анналы» (Марк Блок, Люсьен Февр, Жак Ле Гофф и др.), рассматривавшей ментальность западноевропейского средневековья на широкой источниковедческой базе и происходит от латинского слова mens - ум, мышление, образ мыслей, душевный склад.
В течение нескольких десятилетий ментальность как научная проблема у нас почти не исследовалась, во всяком случае, ее изучение было сведено к минимуму. Официальный глас прошедшей эпохи, безусловно, негативно оценивал подобные исключения. В последние годы особенно отчетливо видны признаки изменения ситуации. Их можно видеть в появлении пока еще немногочисленных книг, статей и даже сборников статей об отдельных сторонах традиционной ментальности. В целом в отечественной историографии проблемы истории ментальности пока мало освещены и потому представляют широкие возможности для поиска.
Так как сказки «1001 ночь» [1] исследовались в качестве источника по истории ментальности Востока, необходимо иметь в виду, что Восток представляет собой древнейший культурный котел, в котором потоки народов переселялись, смешивались и вытесняли друг друга. На этом пространстве имеются все стадии культуры от почти первобытных айну до достигших высочайших культурных верши китайцев. Поэтому в восточных материалах имеется смешение, которое чрезвычайно затрудняет исследование. И чтобы облегчить себе труд, возьмем ту территорию на Востоке, которая более всего затрагивается в сказках «Тысячи и одной ночи» - Арабский халифат во время его расцвета. Эго огромные территории от Инда до Пириней, от Кавказских гор до Южной границы Сахары.
Отсюда и ограничение хронологии исследования. Полем изысканий будут конец УШ-ХШ вв. - время существования арабского мусульманского государства. Этот четырехсотлетний период, начиная со второй половины VIII в. и до начала XIII в., был наиболее плодотворным в истории средневековой арабо-мусульманской культуры.
Обращаясь к изучению народной культуры, сталкиваешься с неразработанностью и проблематики и источников - сам их поиск и отбор представляют собой новую задачу, интересную и нелегкую. Дело не в том, что источников немного. Нужно только выяснить, что именно считать источниками для изучения данного предмета, то есть найти эти источники среди памятников хорошо известных специалистам, но обычно не привлекаемых в интересующих нас целях. Народы сохранили свою жизненную силу, воплощенную в тех бесхитростных на первый взгляд произведениях, которые в основных сюжетных линиях сохранились до наших дней. Передавая потомкам свою культуру, народы Востока тем самым хранили ту неразрывную нить времени, которая связывает прошлое с будущим. Фольклор был их исторической памятью, утрата которой была равносильна смерти народа.
Таким образом, сказка - произведение и хранилище народной ментальности, то есть его (народа) исторической памяти, психологии, мировоззрения -всего того, что порой называют национальным характером.
Известно, что разработка вопросов, связанных с изучением ментальности, требует либо новых подходов к известным историческим источникам, либо
привлечения нетрадиционных материалов. В данном случае народные сказки, как неотъемлемый элемент народной культуры вполне подходят в качестве источника по истории ментальности.
В настоящее время во многих областях исторической науки широко применяются новейшие количественные методы исследования. Эго вызвано прежде всего большим интересом историков к использованию математических методов, обеспечивающих более глубокое и всестороннее изучение исторического процесса, а также появлением компьютеров, имеющих значительный объем памяти.
Однако в последние годы наряду с традиционным классическим анализом содержания документов историки начали активно применять и количественные, формализованные методы анализа. «Ядро» количественных методов, используемых для анализа содержания текстовых источников, составляют приемы статистики. Суть их сводится к тому, чтобы найти такие легко подсчитываемые признаки, черты, свойства документа (например, частота употребления определенных действий и терминов), которые с необходимостью отражали бы существенные стороны содержания. Тогда качественное содержание делается измеримым, становится доступным точным вычислительным операциям. Результаты анализа становятся более объективными.
Данная работа не претендует на полноту анализа и носит сугубо поисковый характер. Ее база - небольшой корпус (48 сказок). Это может вызвать ряд ошибок, в частности выпадение из поля зрения некоторых типов сказок. Вместе с тем для выполнения задач работы такая выборка кажется репрезентативной.
Выявление 48 наиболее популярных сказок из сборника производилось с учетом датского ученого Ирме Эструпа. Он дал прямое логическое завершение всего того, что было сделано его предшественниками по изучению данных сказок, поэтому выборка на основе его классификации считается вполне оправданной.
Использованную литературу можно охарактеризовать лишь как вспомогательную. Это труды, посвященные филологическому исследованию сказок «1001 ночь» (И. Эструп, М. Герхардт), вопросам ментальности (А. Я. Гуревич, М. Блок, Ж. Ле Гофф), проблемам устного народного творчества (Е. М. Мелетинский, В. Я. Пропп, Э. Б. Тайлор), а также сборники статей под редакцией И. Д. Ковальченко и Б. М. Клосса, которые специально посвящены вопросам применения математических методов в исторических исследованиях [2-11].
Цель работы - воссоздание некоторых элементов ментальности народов Востока (арабов, персов, индусов) с использованием в качестве источника сказок «Тысяча и одна ночь» в переводе М. Салье.
Книга «Тысяча и одна ночь» - гигантский свод, который стал известен в Европе с начала XVIII в., когда в 1704 г. в книжной лавке Барбен в Париже вышла небольшая книжка, успех которой превзошел самые смелые ожидания ее издателей. Своей огромной популярностью в Европе сказки «Тысячи и одной ночи» в значительной степени обязаны таланту их первого переводчика А. Галлана. Перевод Галлана познакомил европейцев не со всей «Тысячью и одной ночью» - он заключает в себе лишь начальную часть известного нам теперь сборника.
Сейчас совершенно ясно, что «Тысяча и одна ночь» не явилась творением какого-либо одного автора. Части этого удивительного памятника складывались и шлифовались в течение многих столетий, и лишь к ХУ1-ХУИ вв. свод сложился в том виде, в каком он известен современному читателю.
Подобно другим произведениям народной литературы, «Тысяча и одна ночь» явилась продуктом деятельности многих поколений профессиональных повествователей и переписчиков и какого-либо определенного автора и даже составителя не имеет. Вот почему и язык ее не одинаков, в одних местах он чуть ли не высококлассический, в других - почти простонародный; вот почему и деление сборника по ночам, и порядок сказок в разных списках разные; вот почему одни и те же мотивы и даже одни и те же сказки повторяются в разных ночах «Тысячи и одной ночи» частенько, иногда даже с буквальной точностью. Однако авторы отдельных рассказов сборника, независимо от степени художественного дарования, сознательно или бессознательно подчинялись в своем творчестве коллективно выработанным нормам и творили в духе общей традиции. Это придает пестрому составу материала книги известную целостность и делает собрание единым в художественном отношении произведением.
Большинство восточных сказок - новеллистические, на втором месте стоят волшебные, и последнее место занимают сказки о животных, кумулятивные и др.
Выдержанная сказка начинается особой формулой, которую исследователи называют сказочным зачином. Он всегда неопределенного характера: «Дошло до меня, о счастливый царь...» [12]. Больше половины сказок «Тысяча и одна ночь» начинаются именно этим зачином. Сам сказочный рассказ обычно открывается завязкой - конфликтом. Заканчивается сказка всегда развязкой.
На основе изучения восточных сказок можно выявить следующие черты восточной ментальности. Важное место в определении ментальности имеет выяснение проблемы главного героя. Идеальная личность в сказках отражается в облике положительного героя, он становится центральной фигурой сказки. Идеальный герой - выразитель общественного идеала, а его счастливая судьба - средство реализации народного идеала. Антигерой, в свою оче-
редь, выступает как носитель неприемлемых, осуждаемых человеческих качеств.
В целом 85,4% всех главных героев восточных народных сказок (волшебных и бытовых) - мужчины, 10,4% - женщины и 6,3% - дети. Причем возраст мужчин в сказках преобладает средний - 50%, молодые люди (до 30 лет) становятся главными героями в 39,6% и лишь в 10,4% - старики.
Наиболее популярные социальные типажи выглядят следующим образом: купцы (33,3%), ремесленники (27,2%), султаны и их дети (18,7%), путешественники (12,5%). Подсчеты осложняет то, что на протяжении многих сказок герой меняет свое социальное положение (например, Аладдин, который из сына портного становится зятем султана; или Али-Баба, который из дровосека превращается в купца). Это доказывает то, что социальная мобильность на традиционном Востоке, кроме кастовой Индии, весьма заметна, ее не сравнишь с сословной замкнутостью в феодальной Европе. Вчерашний раб нередко становится всесильным эмиром, бедняк - высокопоставленным чиновником-интеллектуалом в системе правящей бюрократии.
Что касается облика антигероя, то женщинам здесь уделяется гораздо больше внимания (29,1%), это, как правило, жены-колдуньи или старухи-сводницы. Дети так же могут являться носителями отрицательных качеств (6,3%). Мужчины здесь (66,7%) представляют шестерку наиболее популярных социальных типов: ремесленник - 22,7%, вор, разбойник - 18,5%, царь, султан - 16,5%, визирь - 16%, ифрит, дух - 13,4%, купец - 12,9%. Относительно их возраста можно сказать следующее: 50% - люди среднего возраста, 29,1% молодежь до 30 лет и 18,7% - старики.
Исходя из данных математико-статистического анализа, можно сделать вывод, что наиболее оптимальным социальным типом является купец. Это поощрение коммерческой жилки в характере главного героя объяснимо. Роль транзитной торговли, включая мореплавание, была необычайно большой. Трансарабская торговля способствовала возникновению и расцвету ряда арабских городов, таких, как Мекка, которые стали в середине I тысячелетия крупными торговыми центрами. Вчерашний кочевник, сегодняшний купец, являлся пассионарием по отношению к земледельцу-крестьянину. Крестьянин не желает перемен, он опасается их. Купец и тем более ремесленник, да и весь городской быт тесно связаны с рынком. Именно здесь широкий простор для инициативы, предприимчивости, деловой энергии.
С точки зрения исторической социологии личности большое значение для установления поведенческих типов имеют межличностные взаимоотно-пяения.
Проблема конфликта - одна из основных в оценке ментальности, которая подразумевает различные способы его преодоления - через конфронтацию или компромисс - в зависимости от типа конфликта: социального, внутрисе-
мейного, сверхъестественного - и других обстоятельств. Естественно, что конфликт - завязка сюжета большинства сказок (92,9%), причем в одной сказке их может быть несколько, как и способов их разрешения. Актуальность различных типов конфликтов такова: наиболее популярны социальные (37,5%) и бытовые (22,9%), затем семейные (20,8%), сверхъестественные (18%) и военные (6,2%). При этом восточная ментальность весьма оригинально подходит к способу преодоления конфликта: преимущество отдается хитрости (39,5%), но часто прибегают и к конфронтации (33,5%) или компромиссу (14,5%), а вот тенденция разрешить спор через ожидание очень редка (12,5%). Инициатором конфликта, как правило, выступает антигерой (68,8%) и реже зачинщиком становится герой сказки (31,2%).
Такая ситуация вполне объяснима. Хотя на первый взгляд кажется парадоксальным преобладание социальных конфликтов над сверхъестественными и военными. Рядовой житель Халифата был социально не защищен как от посягательства на его собственность (которой было немного), так и на его жизнь. Законы шариата оправдывали любой произвол не только верховного правителя, но и местных властей. Кроме того, все время существования арабо-мусульманского государства сопровождалось постоянными именно социальными восстаниями, что не могло не оставить свой отпечаток в сказках.
На основе материалов народных сказок можно определить характер таких явлений, как дружба, обман, стыд, случай.
Дружба не является обязательным элементом восточных сказок (18,8%), причем ее отличительной особенностью является ее избирательный характер. Отсюда напрашивается вывод о том, что чувство коллективизма является характерной чертой восточной ментальности. В этом отсутствии индивидуализации персонажей отразились корпоративные представления средневекового общества, в котором личность еще не выделилась из сословия и не воспринималась в индивидуальном своеобразии.
Обман встречается в сюжетах 68,7% сказок. Причем в большинстве случаев (36,8%) он имеет позитивный характер. Здесь явно прослеживается восхищение ловкими проделками и умелыми плутнями, восторг от находчивых, остроумных ответов, пристрастие к комическому, грубовато-непристойному («Рассказ о воре и простаке», «Сказка о рыбаке» и др.) [13-14].
Стыд - явление в восточных сказках достаточно частое (37,5%). Чувство стыда является характерной чертой мусульманской морали, что кажется парадоксальным, если учитывать частоту обмана. «Только тогда совершай какой-либо поступок, если не чувствуешь угрызений совести» или «совесть -часть веры», - так взывает пророк Мухаммед к общечеловеческому чувству совести. Наверное, поэтому главный герой не боится раскаяться в совершенном поступке, что порой помогает ему избежать заслуженного наказания («Шут султана») [15].
Случай влияет на ход сказки в 62,5%. Да и сами сказки пронизаны духом фатализма. Рок, предопределение, упование на судьбу - вот во что верят главные герои сказок. Представление о том, что человека на каждом шагу подстерегают непредсказуемые повороты судьбы, соответствовало повседневному опыту жителей Ирака, Сирии, мамлюкского Египта и других областей исламского мира, постоянно страдавших от произвола властей, политической и экономической нестабильности. Вера в возможность счастливого поворота фортуны, благого случая, в котором реализовалась, согласно представлениям средневекового мусульманина, воля всемогущего Аллаха.
Если говорить о положении человека в Халифате и его месте в общественной жизни, то первое место здесь занимает законовед (29,5%), который знает Коран и все предписания ислама «...и позвали мы законоведа, чтобы он научил нас законам ислама и правилам веры» [16]. Их уважали, и общение с ними считали за благо, так как существовала тесная связь между правом и религией. Влияние религии на общественную и частную жизнь на Востоке было более значительно, чем в странах христианской Европы, где гражданское, уголовное и государственное право не зависят от церкви и где законы издавались светской властью.
Большим уважением пользовались врачи и лекари (27,5%) «...и тогда я позвал лекаря, и он стал за мной ходить и постарался вылечить» [17]. Купцы также пользовались большим почетом (23,6%), что подтверждает вывод, сделанный ранее. Ремесленник имеет далеко не самый высокий рейтинг (19,4%), но более низкое общественное положение занимали крестьяне.
Что касается собственности, то здесь наблюдается следующая картина. Главный герой является богатым в 62,5%, а бедным - в 37,5%. К богатству в сказках, несмотря на его преобладанием над бедностью, отношение достаточно спокойное. Достаточно напомнить, что к эпохе великих географических открытий на рубеже ХУ-ХУ1 вв. именно богатый Восток представлялся полунищим европейцам сказочным царством роскоши - да и действительно восточные города и резиденции правителей были богаты. А ведь богатство -это объективный показатель развития и процветания страны. Конечно, не стоит преувеличивать: богаты были отнюдь не все. Но не было и чересчур кричащей имущественной разницы. Главное же было в том, что каждый имел столько, сколько ему положено, соответствовало его положению в государстве и обществе. Зарвавшиеся же собственники, нарушавшие эту неписаную норму, обычно сравнительно легко ставились на место. Никто из восточных собственников никогда не мыслил себя иначе как покорным власти подданным, даже если он ворочал миллионами. Известно, что любой выходец из простолюдинов, став богатым (разумеется, это не относится к тем, кто шел вверх по административной лестнице, обретая с каждой ее ступенью законную новую порцию престижа и прилагавшееся к нему в строгом соответст-
вии с рангом богатство), больше всего заботился о престиже. Понятие «время - деньги», столь характерное для любого, связанного со свободным рынком предпринимателя, на Востоке не существовало и не могло там появиться. Зато желание уподобиться тому, кто имеет престиж, было постоянно действующим импульсом.
Герой восточных сказок видит счастье в удаче, делах в 56,2% сюжетов, в 52% случаев герой довольствуется богатством («Али-Баба и 40 разбойников»), в 50% радуется здоровью, в 18,7% видит счастье в победе. Счастлив в 12,5% человек знатный, но не от рожденья, а от заслуг («Сказка о рыбаке») [18-19], что вполне согласуется со сделанным ранее выводом.
Таким образом, восточная сказка сообщает характерные для народной ментальности отношения между людьми. В целом межличностные отношения характеризуются отсутствием индивидуализации и сильным корпоративным началом. Значительное место занимает обман, который порой переходит дозволенные границы, и чтобы не пострадать герою приходится искренне раскаиваться в содеянном. Именно через хитрость или, в крайнем случае, через конфронтацию видят сказочные представители восточного народа выход из конфликтной ситуации. Впрочем, как следует из сказок, успешное преодоление конфликта кроется больше в личности героя, нежели в выборе наиболее подходящего способа.
В сюжетах 62,6% сказок действие происходит в пределах Арабского халифата, причем из них в 35,4% в Багдаде. В 22,9% за его пределами, но в странах-соседях (например, в Византии, Китае, Индии). В 14,5% сюжетов место действия не указано: «...отправился в какую-то страну» («Сказка о купце и духе») [20]. Такое «домоседство» не является характерной чертой ментальности, хотя путешествие в период средневековья было опасным и длительным предприятием. Опасным, так как разбойники были почти неотъемлемым признаком дороги: «...мы всмотрелись в них и видим -
это...разбойники на дороге...» («Рассказ о носильщике и трех девушках») [21]. Длительным, так как средства передвижения были не в лучшем состоянии, чем пути. «Кто въезжает в море - пропал, кто покидает его - рождается вновь...в путешествии нет безопасности...», - так учит главного героя отец в « Рассказе об Аджибе и Гарибе» [22]. Такая мобильность героев восточной сказки вполне объяснима. Собственность как материальная или психологическая реальность была почти неизвестна на средневековом Востоке: «бедность и богатство не что иное, как тень призрака». Каждый человек имел над собой кого-то обладающего более мощным правом, кто мог насильно лишить его не только имущества, но и жизни.
Кроме того, здесь оказывает большое влияние географическое положение и особенности политического устройства страны. Для рядового жителя халифата, государства, созданного путем военных завоеваний, соседнее наместничество - уже чужая страна. Отсюда и тип путешественника - либо мелкий
ремесленник («Маруф - башмачник»), либо купец («Синдбад - мореход», «Сказка о купце и духе») [23-25]. Намеки на раздробленность содержатся в 25% сказок - это те случаи, когда герой за одну ночь строит свой дворец напротив дворца какого-нибудь правителя («Волшебная лампа Аладдина») или когда в пределах владений какого-нибудь халифа обнаруживается ранее заколдованный город («Сказка о рыбаке») [26].
Средневековый житель Аравии сопоставляет себя со всем остальным миром и измеряет его своим собственным масштабом, а эту меру он находит в самом себе, своем теле, своей деятельности. Человек здесь физически становится «мерой всех вещей», и прежде всего земли. Мир не представлялся многообразным и разнородным. Человек был склонен судить о нем по собственному маленькому, узкому мирку. Так, где бы ни происходило действие сказки (в Византии, Египте, Индии или Китае), ничего не меняется: ни форма управления, ни одежда, ни ландшафт («Сказка о горбуне») [27]. О внешнем мире поступала лишь случайная, отрывочная и подчас недостоверная информация. Рассказы купцов и паломников о виденном в далеких странах обрастали легендами и фантастически окрашивались («Сказка о Синдбаде - мореходе») [28]. Географический горизонт был одновременно и духовным горизонтом мусульманского мира. Реальностью был мусульманский мир. Именно применительно к нему главный герой определяет и все остальное человечество, и свое место по отношению к другим. Отсюда, пустыня ему представляется сумерками, море - искушением, а дорога - поиском.
Неточность, приблизительность - характерная черта не одних только пространственных мер. Вообще в отношении ко всему, что следовало выразить в количественных показателях - меры веса, объема, численность людей, даты и т.п., царили большой произвол и неопределенность.
Что касается отражения времени в сказках, то 68,8% сюжетов охватывают длительный промежуток времени от нескольких дней до нескольких лет (как правило, волшебные); кратковременные события разворачиваются в 31,3% сказок (главным образом в морально-бытовых).
Действие 58,4 % сказок происходит в далеком прошлом: «...в древние времена и минувшие века и столетия...» [29], 41,6% сюжетов описывают события настоящего ко времени повествования. А вполне четкое разграничение между прошедшим, настоящим и будущим становится возможным только тогда, когда «... линейное восприятие времени, сопряженное с идеей его необратимости...» [30] становится доминирующим в общественном сознании. Таким образом, время в сказках «Тысяча и одна ночь», это не что-то оторванное от происходящих событий. Здесь вполне конкретно прослеживается хронологическая связь событий.
Существенным аспектом времени является счет поколений. Определив принадлежность лица к тому или иному поколению или установив их после-
довательность, получали вполне удовлетворявшие представления о связи событий, ходе вещей и обоснованности правовых притязаний. «Знай, что...отец моего отца умер и оставил десять сыновей, и мой отец был между ними и он был старшим из них...и моему отцу достался я...» («Рассказ врача-еврея») [31]. Таким образом, сказочный герой выступает как реальный носитель связей, соединяющих настоящее с прошлым и передававшим их в будущее.
Временем измеряется и длина пути (числом дней плавания на корабле или движения по суше). Большой точности для определения расстояния не требовалось. Когда же упоминаются меры длины пути, оказывается, что эти меры не соответствуют какой-либо фиксированной, стандартной единице.
Хорошо известно что арабо-мусульманская семья являлась патриархальной. Приобрести жену считает своим долгом всякий сказочный герой, так как намеренное безбрачие считается тяжким грехом. Да и сказка начинается с того, что кто-то женится и лишь потом идет завязка сюжета. В этом отношении интересно противопоставление с русской сказкой, где сначала происходят все события, и лишь в конце главный герой получает жену и полцарства в придачу.
Предпочтение, как правило, отдавалось родственным бракам (37,5 %). Однако встречались браки смешанных типов (29,1%), где в выигрыше оказывался именно жених, а не невеста. Это происходит в тех случаях, когда в сеже нет продолжателей по мужской линии.
Как известно, в исламе очень строга мораль. Но это, по всей видимости, не слишком предостерегает сказочных героев, так как внебрачные отношения встречаются здесь достаточно часто (54,1%). Это объясняется несколькими причинами. Во-первых, в мусульманских странах не хватает женщин. Казалось бы - парадокс, но тут все дело в главной особенности брачных отношений в исламе - в полигинии. Каждый гарем, в котором хотя бы две жены, это минипопуляция, замкнутая, изолированная внутри всей популяции мусульманского общества. И в этой минипопуляции как раз женщин избыток, а мужчин - недостаток.
Во-вторых, в истории, никогда не было такого правила, которое хоть раз бы не нарушалось. Так же и здесь: чем суровее наказание (100 ударов плетьми), тем слаще запретный плод.
Строгая мораль касается лишь внешней стороны жизни общества. Внутри семьи допускается любое проявление беспредельной чувственности, но все это остается спрятанным от постороннего взгляда, завеса для которого приподнимается в сказках. Тут существует культ мужской сексуальности, часто гиперболизированной. Так, один из героев овладел за ночь сорока женщинами, по тридцать раз каждой [32].
Широко известно, что женщина в мусульманском обществе поставлена в неравноправное, приниженное положение по сравнению с мужчиной. В сказках это находит свое отражение. Но здесь также показана и другая сторона
жизни женщины. Как только она становится матерью, ей начинают оказывать уважение, так как «у матерей над детьми есть право кормления и воспитания» [33]. Только мать способна на истинную любовь, только она может окружить человека бескорыстной заботой и лаской, понять и разделить горести, облегчить страдания поэтому «рай под ногами матерей» [34].
Историки обычно изучают историю взрослых. История детей остается мало известной. Господство отца, мужа, хозяина в семье и в обществе приводило к тому, что все внимание уделялось мужчинам, их делам и занятиям. Сказки не являются исключением. Они не вызывают особого интереса. Про них все время упоминается вскользь. Мальчики (66,7%) все же преобладают над девочками (33,3%). И если они становятся главными героями, (что очень редко) то тут же вырастают. Однако о важности иметь детей в сказках упоминается обязательно: «У кого нет сына, о том не вспоминают» [35]. В сказках всячески поощряются деторождение, многодетность. Бесплодие женщины считается наказанием, огромным несчастьем, намеренная бездетность - тяжким грехом.
В данной работе были рассмотрены различные аспекты средневековой картины восточного мира. Этот обзор можно было бы продолжить и ввести новые темы. Можно было бы углубить и расширить анализ уже избранных категорий культуры, дав их более дифференцированно. Однако такого рода детализация или дальнейшее расширение круга вопросов может быть рассмотрена в специальных исследованиях.
Аспекты арабо-мусульманской картины мира, о которых речь шла выше, на первый взгляд могут показаться не связанными между собой. Однако их внимательное изучение обнаруживает взаимосвязь этих категорий. Их связь определяется прежде всего тем, что сам мир воспринимался людьми средневековья как единство, следовательно, и все части его осознавались как осколки целого и должны были нести на себе его отпечаток. Именно поэтому правильно понять смысл отдельных мировоззренческих категорий можно лишь в их единстве. Их следует рассматривать не изолированно, а в виде компонентов целостности.
Народная сказка показывает поведенческие стереотипы, принятые в том или ином обществе, содержит некоторые нормы семейно-бытового и общественного уклада народа. В сопоставлении с другими данными по истории ментальности, выводы, сделанные на основе изучения народных сказок, могут стать высокодостоверными, легко проверяемыми и объясняющими многие события и явления прошлого.
Литература и источники
1. Тысяча и одна ночь: Собрание сказок: В 8 т. / Перевод, вступительная статья и комментарии М. Салье; Под ред. И. Крачковского, со статьей М. Горького «О сказках» и с предисловием С. Ольднбурга. М.: ТЕРРА, 1993.
2. Эструп И. Исследование о 1001 ночи, ее составе, возникновении и развитии. М.: Лазаревский институт иностранных языков, 194. 120 с.
3. Герхард М. Искусство повествования. Литературное исследование «Тысячи и одной ночи». М.: Наука, 1984. 456 с.
4. Гуревич А. Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М.: ИНДРИК, 1993. 265 с.
5. Блок М. Антология истории, или Ремесло историка. М.: Наука, 1973. 232 с.
6. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада: Пер. с фр./ Общ. ред. Ю. Л. Бессмертного; Послесловие А. Я. Гуревича. М.: Прогресс- Академия, 1992. 372 с.
7. Меметинский Е. М. Герой волшебной сказки. М.: Изд-во вост. лит., 1958. 330 с.
8. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л: Изд-во Ленингр. ун-та, 1986. 366 с.
9. Тайлор Э. Б, Первобытная культура: Пер. с англ. М.: Политиздат, 1989. 573 с.
10. Математические методы в исторических исследованиях / Ред. Ковальченко И. Д.
М.: Наука, 1972. 120 с.
11. Математика в изучении средневековых повествовательных источников / Отв. ред.
Б. М. Клосс. М.: Наука, 1986. 234 с.
12. Тысяча и одна ночь. Т. 1.С. 49.
13. Тысяча и одна ночь. Т.З. С. 72.
14- Тысяча и одна ночь. Т. 1.С. 49.
15. Тысяча и одна ночь. Т.8. С. 123.
16. Тысяча и одна ночь. Т.4. С. 541.
17. Тысяча и одна ночь. Т.4. С. 70.
18. Тысяча и одна ночь. Т.6. С. 320.
19. Тысяча и одна ночь. Т. 1, С. 49.
20. Тысяча и одна ночь. Т. 1. С. 22.
21. Там же. Т. 4. С. 152.
22. Там же. Т. 4. С. 12.
23. Там же. Т. 4. С. 15.
24. Там же. Т. 5. С. 370.
25. Там же. Т. 1. С. 22.
26. Там же. Т. 1. С. 49.
27. Там же. Т. 4. С. 333.
28. Там же. Г. 5. С. 370.
29. Там же. Т. 1. С. 60.
30. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. С. 32.
31. Тысяча и одна ночь. Т. 4. С. 381.
32. Там же. Т. 4. С. 215.
33. Там же. Т. 4. С. 107.
34. Еремеев Д. Е. Ислам: образ жизни и стиль мышления. М.: Политиздат, 1990.С. 166.
35. Там же. С. 41.
ЛИПАТОВА ИРИНА АЛЕКСЕЕВНА родилась в 1960 г. Окончила Университет дружбы народов им. П. Лумумбы. Кандидат исторических наук. Доцент кафедры всеобщей истории. Занимается изучением проблем социальноэкономического развития стран Азии и Африки.
НАЗАРОВА АННА ИГОРЕВНА родилась в 1978 г. Окончила Чувашский государственный университет. Занимается изучением вопросов ментальности народов Востока. __________________________________________________________
Г.А. НИКОЛАЕВ
ЭВОЛЮЦИЯ СРЕДНЕВОЛЖСКОЙ ДЕРЕВНИ РУБЕЖА XIX - XX ВЕКОВ В ЭТНИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ: ОБЩИЕ КОНТУРЫ ПРОЦЕССА
И великокняжескую Киевскую Русь Олега, и царскую Московию Ивана Грозного, и императорскую Россию Петра Великого непременно отличало одно общее качество - многонациональный состав их подданных. Это «родимое пятно» с перешагиванием страны с одного исторического этапа на другой лишь прогрессировало - держава становилась все более многоликой. Жизненное пространство России соткано из множества разной степени продвинутое™ культур. Со стародавних времен в ее лоне происходит их сложное взаимодействие. Каждый народ - особый мир. Образ жизни, обычаи, традиции, духовные ценности, поведенческий стереотип, мировосприятие. Все переплелось...
В изучении истории самого многочисленного сословия России периода капитализма взгляд через «оптику» национального не получил должную прописку. Важность же такого аспекта более чем очевидна. Буржуазная эволюция деревни, раскрытие масштаба, глубины, закономерностей и особенностей которой и есть одна из основных задач историографии, определялась в числе других и таким фактором, как этническая принадлежность ее жителей. Как луч света в водной среде, именно в социокультурном поле преломлялся вектор развития аграрной сферы в эпоху модернизации.
Объект нашего внимания - многонациональное крестьянство Казанской и Симбирской губерний. Разработка истории многоликого класса-сословия в региональном плане - необходимый этап в изучении этой сложной и практически неисчерпаемой темы. Такой подход позволяет выявить общие черты и особенности в эволюции деревни в разном этническом пространстве. Исследование охватывает отрезок времени с 90-х годов XIX в. по 1914 г. Нижний хронологический рубеж автор связывает с завершением промышленного переворота в стране. Ограничение исследования 1914 г. вызвано тем, что с началом первой мировой войны крестьянство было поставлено в особые условия, что может быть предметом отдельного разговора. Из широкого спектра вопросов для изучения выбраны наиболее важные блоки: этнодемографиче-ские процессы, эволюция землевладения и землепользования, динамика ос-
