CC BY
7
УДК 271.2
doi:10.37614/2307-5252.2021.1.20.005
«СКАЗКИ ОБ ИСПОВЕДИ»: К ВОПРОСУ О ПОКАЯННОЙ ПРАКТИКЕ МОНАШЕСТВУЮЩИХ ОЛОНЕЦКОГО УЕЗДА В ПЕТРОВСКУЮ ЭПОХУ1
Ю. Н. Кожевникова
Национальный парк «Водлозерский», Петрозаводск Аннотация
В статье впервые рассматриваются «сказки» об исповеди монашествующих Олонецкого уезда — особые документы, составленные настоятелями мужских и женских монастырей края и содержащие сведения о том, как была организована процедура исповеди монашествующих в Петровскую эпоху. Исследование предваряет краткий обзор законодательства, регламентировавшего сроки исповедания грехов и выбор духовника в Русской Православной Церкви. Сделан вывод о важной информационной значимости представленных документов для изучения особенностей монастырской исповедной практики в Олонецком уезде в первой четверти XVIII века. Ключевые слова:
монашеская исповедь, исповедная практика, православные монастыри, Олонецкий уезд, Петровская эпоха
"SKAZKI ABOUT CONFESSION": ON THE QUESTION OF THE CONFESSIONAL PRACTICE OF THE MONKS OF THE OLONETS UYEZD IN THE PETER THE GREAT ERA
Yulia N. Kozhevnikova
National Park "Vodlozersky", Petrozavodsk
Abstract
The article deals with the "skazki' (documents) about the confessions of the monks of Olonets Uyezd (County) for the first time. These are special documents compiled by the superiors of male and female monasteries of the region and contain information about how the procedure for confessing monks was organized in the Peter the Great era. The study is preceded by a brief overview of the legislation regulating the terms of confession of sins and choosing a confessor in the Russian Orthodox Church. The conclusion is made about the important informational significance of the presented documents for studying the features of monastic confessional practice in Olonets Uezd (County) in the first quarter of the XVIII century. Keywords:
monastic confession, confessional practice, Orthodox monasteries, Olonets Uyezd (County), Peter the Great era
Введение
По каноническим правилам Православной Церкви регулярное участие в таинстве исповеди считается непременной важной обязанностью каждого христианина. Для монашествующих — тех, кто добровольно избрал себе трудную «жизнь покаяния», — искреннее исповедание греховных помыслов и деяний становилось неотъемлемой частью монашеской стези и всегда имело особое значение в ежедневной борьбе со страстями.
1 Статья подготовлена в рамках реализации проекта «Петр Великий и его эпоха в исторической памяти народов Карелии» по гранту РФФИ «Петровская эпоха» на 20202022 гг., проект № 20-09-42034.
Отечественные исследователи не раз обращались к вопросу о покаянной дисциплине в Русской Православной Церкви и определяли ее особенные черты. Авторитетные специалисты по церковной истории А. И. Алмазов и С. И. Смирнов подробно изучали письменные источники, в первую очередь постановления Вселенских и поместных соборов и законодательные акты российского правительства, регламентировавшие исполнение таинства исповеди, анализировали духовническую деятельность монашествующих среди мирян [Алмазов, 1894; Смирнов, 1913]. Современные историки уделяют особое внимание реформаторским нововведениям Петра I в исповедной практике и их последствиям, привлекая новые архивные документы по отдельным регионам Российского государства [Алексеева, 2015; Постников, 2016].
На материалах приходского делопроизводства Олонецкой епархии М. В. Пулькин исследовал вопросы, связанные с церковным покаянием в XVIII веке (организация исповедного учета в сельских и городских приходах, отношение мирян к исповеди, преследование уклонявшихся от регулярного исповедания грехов перед священником) [Пулькин, 2010, 2019]. Покаянная практика в мужских и женских обителях Олонецкого уезда, однако, ранее никем не рассматривалась. Данная статья продолжает цикл работ по изучению монастырей и монашества края в первой половине ХУШ века [Кожевникова, 2019-2021].
Церковное и светское законодательство о покаянной практике
Каким образом законодательство регулировало общую покаянную практику? В Русской Православной Церкви до середины XVII века верующие были полностью свободны в выборе духовного отца (то есть действовал принцип «покаяние вольно есть»). Затем церковная власть запрещает монахам исповедовать мирских людей, особенно женщин. Об этом говорится в поучениях московского патриарха Иосифа (1642-1652 годы): «Заповедаемъ же священноинокомъ не пртмати мгрскихъ людей мужей и жонъ на исповедь, якоже священная правила повелевают, точт нужды ради да исповесть, сиречь смертнаго ради часа, аще несть м1рскаго ¡ерея, и кроме сего да не наречется къ таковымъ духовникъ, паче же къ женамъ, да не помышлешем на нихъ соблажняется, ибо дiяволъ женами брань творитъ мнихомъ и святителемъ» (цит. по: [Смирнов, 1913: 37]).
В первой четверти XVIII века, когда ужесточается политика российского правительства в отношении Русской Православной Церкви, появляется немало предписаний светского законодательства, касающихся покаянной дисциплины. В 1722 году совместным указом Правительствующего Сената и Святейшего синода вводилась обязательная исповедь у своего приходского священника [ПСЗ I. Т. 6, № 4052]. Покаяльная семья, ранее представлявшая исповедников, добровольно сплоченных вокруг одного духовного отца, отныне превращалась в «церковно-административную единицу» и по территориальному признаку объединяла приходских людей одной церкви.
Как пишет знаток канонического права А. И. Алмазов, строго установленные сроки для исповедания грехов долгое время отсутствовали [Алмазов, 1894: 366-367]. Предполагалось, что «духовные дети» находятся в постоянном общении со своими наставниками и регулярно «очищают совесть» перед ними. Во второй половине XVII века, после судьбоносных решений Московских поместных соборов 1654-1656 годов, направленных по воле
патриарха Никона (1652-1666 годы) на исправление богослужебных обрядов и книг, духовные власти стремятся законодательно упорядочить покаянную дисциплину и ввести для нее четкие нормы. Отказ от исполнения христианского долга исповеди отныне считался главным признаком принадлежности человека к числу «старолюбцев», поэтому посещаемость богослужений и регулярность «явки на исповедь» стали контролироваться епархиальным начальством [Алмазов, 1894: 370]. Согласно постановлениям Большого Московского собора 1666/67 года необходимым становится исповедание грехов мирянами перед духовником не менее четырех раз в год [Алмазов, 1894: 367]. Однако правило о четырехкратной за год исповеди, объявленное духовными властями, повсеместно не выполнялось верующими [Смирнов, 1913: 198].
Частью масштабной церковной реформы Петра I стало введение государственного контроля над частотой исполнения таинства исповеди. Именным указом от 8 февраля 1716 года требовалось «всякаго чина мужеска и женска пола людямъ объявить, чтобъ они у отцевъ своихъ духовныхъ исповедывались повсягодно» [ПСЗ I. Т. 5, № 2991]. Напоминание о необходимости ежегодного исповедания грехов повторялось в «Духовном Регламенте» [ПСЗ I. Т. 6, № 3718]. Другим именным Петровским указом, опубликованным 17 февраля 1718 года, приходские священники обязывались подавать начальству «ведомости о неисповедовавшихся» [ПСЗ I. Т. 5, № 3169]. Об этом же говорилось в синодском постановлении от 7 марта 1722 года [ПСЗ I. Т. 6, № 3914]. Позднее, 16 июля 1722 года, Сенат совместно с Синодом издают указ, по которому епархиальные архиереи должны были запрашивать у приходского духовенства специальные книги с записями обо всех исповедниках1 и причастниках в местной общине [ПСЗ I. Т. 6, № 4052]. Такие документы стали называться духовными росписями, или исповедными книгами [ПСЗ I. Т. 10, № 7226]. Кроме того, за «небытие у исповеди» для мирян законодательно вводились денежные штрафы [ПСЗ I. Т. 5, № 3169; Т. 6, № 3732, № 3914].
Для монашествующих существовали отдельные правила, касавшиеся выбора духовника и сроков исповедания грехов. По студийскому уставу2, принятому во второй половине XI века преподобным Феодосием Печерским в основанной им киновии (общежительном монастыре), исповедь чернецов происходила в храме на каждой утрене: ее принимал игумен, «врачуя каждого подобающим образом» [Смирнов, 1913: 22]. В последней четверти XIV века в Троицком монастыре преподобного Сергия Радонежского впервые появляется особая должность духовника. В больших многобратственных обителях могло быть несколько духовников, и каждый инок свободно выбирал из них духовного отца, как, например, в Соловецком и Тихвинском монастырях в первой половине XVII века [Смирнов, 1913: 26-28].
Со второй половины XVII века правила постепенно становятся более строгими из-за раскола в обществе на «новообрядцев» и «старолюбцев». Одно из постановлений Большого Московского собора 1666/67 года предписывало монашествующим «поновляться» (каяться) у своего настоятеля или общего монастырского духовника и не ездить в другие обители для «очищения совести»:
1 Исповедник — тот, кто пришел на исповедь.
2 Студийский устав был составлен в начале XI века преподобным Феодором Студитом, настоятелем Студийского монастыря в Константинополе.
«1еромонахомъ и монахомъ имети отца духовнаго своего монастыря архимандрита или игумена, исповедоватися у него, или кого искусна священника того монастыря архимандритъ или игуменъ соборне изберетъ и повелитъ быти духовникомъ, у того исповедатися. А во иномъ монастыри отца духовнаго не имети» [цит. по: Смирнов, 1913: 28].
В первой четверти XVIII века в «Прибавлении к Духовному регламенту», с одной стороны, оговаривается добровольный характер монашеской исповеди: «Да не понуждаетъ настоятель брат1ю приходити къ себе на исповедь, понеже такое исповедаме будет притворное» [ПСЗ I. Т. 6, № 4022]. С другой стороны, монах отныне не имел права самостоятельно избирать себе духовного наставника и учителя, так как духовник был единым и общим для всех братьев: «Быть в монастыре единому общему духовнику честному и предъ епископомъ свидетельствованному ¡еромонаху» [ПСЗ I. Т. 6, № 4022]. При этом на общего духовника накладывалась дополнительная обязанность открывать тайну исповеди в особых случаях: «и тотъ бы иногда сказывалъ Настоятелю, аще какое злое в брат1и вкоренилося обыкновеме» [ПСЗ I. Т. 6, № 4022].
В середине 1722 года среди прочих петровских нововведений для монашествующих объявили строжайший запрет покидать свои обители без письменного разрешения от настоятеля и посещать другую епархию — без «подорожной» от правящего епископа. По особому указанию Петра I, всем монахиням, кроме игумений, нельзя было «исходить из монастыря» ни по какой причине. Монахи же могли по благословению настоятеля бывать «в гостях» не более четырех раз в год и ездить «во грады и веси» только ради «общей потребы». Таким образом, подвизавшиеся в разных монастырях священники-монахи и их чада, связанные узами духовничества, оказывались разлучены. «Честные и трезвенные старцы», о которых говорится в «Прибавлении к Духовному Регламенту», могли отсутствовать в небольших монашеских общинах, и тогда само исповедание грехов перед общим духовником становилось формальным.
Жесткие предписания по сроку исповедания деяний и помыслов монахом перед своим духовником в законодательных актах допетровского времени отсутствуют. Предполагалось, что при вступлении в братию новоначальный вверяет себя руководству духовного наставника и «открывает ему тайны своего сердца» не менее одного раза в неделю. По крайней мере, именно об этом говорится в приложении к первому печатному изданию Номоканона при Большом Требнике (Киев, 1620): «иже (монашествующий. — А. И.) не извещает деян1я и помыслы своя духовному отцу на всяку седмицу, да запретится дней пятьнадесять» [цит. по: Алмазов, 1894: 398]. К концу XVII века встречаются отдельные указания духовенства о монашеской исповеди во все четыре поста, а также рекомендация для иеромонахов, чтобы «безъ исповеди въ чреду входить не дерзали» (то есть не приступали к богослужению). Об этом пишет архимандрит Гавриил (Домецкий) из Симонова монастыря в «Учении всегдашнем монастырском» в 1683 году [Алмазов, 1894: 399].
В Петровскую эпоху частота монашеского исповедания грехов четко определялась государством в «Прибавлении к Духовному Регламенту» (1722 год): «четырежды въ годъ исповедатися и пр1общитися Святымъ Тайнамъ должны въ четыре посты святые: подобало бы и множае, понеже сими совершеннейшее жит1е славится» [ПСЗ I. Т. 6, № 4022]. Первичный контроль над монашеской «явкой на исповедь» возлагался на настоятелей монастырей. Как и приходские священники, они составляли специальные ведомости со списками исповедников
и представляли их начальству в начале каждого года. За «небытие у исповеди» и за «сокрытие небытейщиков» также полагались штрафы, однако их размеры в законах не оговоривались. Денежная сумма определялась по решению правящего епископа.
«Сказки об исповеди» из монастырей Олонецкого уезда
Итак, в конце 1721 года новгородский архиепископ Феодосий (Яновский) впервые затребовал от настоятелей епархиальных монастырей точные данные о том, кто из монашествующих у кого «очищал совесть» в прошедший год. Составленные тогда особые документы — так называемые сказки со сведениями об исповедниках и причастниках — сначала были отправлены заказчику1 Олонецкого уезда, которым в те годы был настоятель Александро-Свирского монастыря архимандрит Кирилл, а оттуда в архиерейский разряд в Великий Новгород. В фонде Александро-Свирского монастыря Архива Санкт-Петербургского института истории РАН сохранились такие «сказки», поступившие в феврале 1722 года из семи обителей Олонецкого уезда: двух женских (Вознесенский и Брусненский монастыри) и пяти мужских (Муромский и Юрьегорский монастыри, Высокоезерская, Петропавловская Лобанова и Лужандозерская пустыни) [Арх. СПбИИ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 11/12. Л. 191-202 об.].
К концу первой четверти XVIII века в Олонецком уезде существовали два женских монастыря — Вознесенский в устье реки Свирь и Никольский Брусненский на острове в юго-западной части Онежского озера. Общину Вознесенского монастыря в 1721 году возглавляла монахиня Агафия (Карсакова), постригавшаяся в Старо-Ладожском Успенском монастыре и три года назад назначенная строительницей. В монастырской церкви вместе с дьячком Прохором Ивановым служил белый священник Александр Яковлев, однако, как следует из поданной «сказки», он принимал исповедь только у одиннадцати монастырских работников (сам клирик и его жена Екатерина исповедовались у священника Тимофея Никифорова из Гежесельгской волости). Четыре монахини Екатерина, Антонида, Маремьяна и Марфа отсутствовали в обители: в то время они находились в Новгороде «за нуждами для челобитья» и «во исповеди быть не сподобились» [Арх. СПбИИ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 11/12. Л. 191-193]. Все остальные одиннадцать монахинь, включая строительницу (келарь Василиса, казначея Феодора, Маремьяна, Улита, Анна, Фотиния, Пелагия, Ираида, Евдокия, Варвара), открывали свои деяния и помыслы перед одним духовником — 67-летним иеромонахом Мануилом из соседней Пятницкой Кедринской пустыни в Южном Прионежье.
Личность иеромонаха Мануила заслуживает отдельного внимания. Несомненно, он пользовался большим духовным авторитетом среди жителей селений Мегорского, Оштинского и Важенского погостов-округов в Южном Прионежье. Почтенный старец не боялся нарушать грозный петровский запрет на монашеские постриги, объявленный в 1723 году, и продолжал постригать в монашество мужчин и женщин в конце 1720-х — первой половине 1730-х годов [Кожевникова, 2021: 32]. Так, в том же Вознесенском монастыре при другой настоятельнице схимонахине Александре в 1728 и 1732 годах он «против указу» облачал в иноческие одежды монахинь Максимиллу и Надежду [Кожевникова,
1 Заказчики осуществляли контроль над духовенством в своем округе (уезде).
2021: 32]. Об этом незаурядном человеке сохранились скудные сведения в документах Новгородской духовной консистории. В 1722 году при составлении ведомости о монашествующих Кедринской пустыни иеромонах Мануил сообщал о себе, что до принятия монашеских обетов его звали Михаилом, принадлежал «чину церковническому Олонецкого уезда» [ГАНО. Ф. 480. Оп. 1. Св. 5. Д. 80. Л. 7]. Постригался в 1718 году в новгородском Юрьеве монастыре, которым в то время управлял архимандрит Аарон (Еропкин), будущий епископ Корельский. Строителем Кедринской пустыни Мануила назначили в 1720 году. Добавлю, что в 1736 году в наказание за незаконные монашеские постриги его отправили «под начал» к строителю иеромонаху Матфею Введенского Островского монастыря на реке Оять. Позднее он сумел бежать от приехавшего за ним архиерейского подьячего Ивана Хамантова, который должен был доставить провинившегося монаха в Великий Новгород [ГАНО. Ф. 480. Оп. 1. Св. 29. Д. 358. Л. 25 об.].
Вернемся к «сказкам об исповеди». В небольшом Никольском Брусненском монастыре, как сообщает его строительница монахиня София, все шесть монахинь (их звали Матрона, Кирика, Мая, Варвара, Анна и Агафья) исповедовались в Великий пост перед общим духовным отцом — иеромонахом Лаврентием, совершавшем богослужения в единственной монастырской церкви во имя святителя Николая. Наемные работники с женами ходили на исповедь к своему приходскому священнику Иоакиму Иванову, служившему в Георгиевской церкви соседней Шелтозерской волости [Арх. СПбИИ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 11/12. Л. 197-197 об.].
Строитель мужской Высокоезерской пустыни (в Южном Прионежье) монах Савватий писал архимандриту Кириллу о том, что он сам и остальные шестеро монахов (казначей Антоний, келарь Филарет, Илия, Лаврентий, Нифонт, Леванид) «во исповеди были» у своего духовника иеромонаха Феодосия, который подвизается вместе с ними в одной обители. Все исповедники накануне исповеди постились и после нее причащались Христовых Тайн [Арх. СПбИИ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 11/12. Л. 199-199 об.].
Интересные подробности читаем в «сказке», посланной в Александро-Свирский монастырь строителем Муромского монастыря (на восточном побережье Онежского озера) иеромонахом Кириллом [Арх. СПбИИ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 11/12. Л. 200-201]. Помимо него, в монашеской общине в тот год находился второй иеромонах по имени Исайя, семидесяти лет, который и принимал исповедь у строителя. Далее иеромонах Кирилл сообщает о том, что в Великий пост 1721 года он исповедовал и причащал всех муромских монахов, включая своего духовника отца Исайю (двенадцать человек), и троих работников. Также к нему в Муромский монастырь для «очищения совести» приезжали его духовные дети из Гакукской волости — служивший в Покровской церкви приходский священник Феодор Иванов с женой Пелагеей и его помощник дьячок Иван Аввакумов. К прибывшему в обитель в Великий пост гакукскому священнику для исповедания грехов подходили трое монастырских работников, бывших его прихожанами.
Любопытен факт принятия исповеди муромским строителем у троих трудившихся в монастыре крестьян вопреки запретам, действовавшим с середины XVII века. По-видимому, мужчины «мирского чина» Михий Мелентьев, Феофан
Тихонов и Денис Ульянов, которые «поновлялись» перед иеромонахом Кириллом, пришли издалека и не имели возможности в «четыредесятницу» навестить своих приходских священников.
В Петропавловской Лобановой пустыни, находившейся на юго-восточном побережье Онежского озера, «сказку» вместо строителя Аврамия (Свечина) составил иеромонах Сильвестр. По его сведениям, все четверо монахов — казначей Адриан, Сергий, Феодосий, Зосима — добросовестно постились, «во исповеди были» у него и «по достоинству причащались». Духовником же иеромонаха Сильвестра являлся иеромонах Гедеон из соседней Троицкой Лужандозерской пустыни, куда он и ездил на исповедь [Арх. СПбИИ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 11/12. Л. 201-202].
В «сказке», подписанной лужандозерским строителем монахом Гавриилом, говорится о том, что упомянутый выше иеромонах Гедеон недавно пришел в их пустынь из Тихвинского монастыря. Можно предположить, что его духовный сын монах Сильвестр был пострижеником той же мужской обители в Тихвине и перебрался в Лобанову пустынь во второй половине 1721 года. Духовником монашеской общины Лужандозерской пустыни был местный иеромонах Константин; он исповедал и причастил всех монахов во время Великого поста. «Новоприбывший» же иеромонах Гедеон побывал «во исповеди» у своего духовного отца, тихвинского иеромонаха Никодима [Арх. СПбИИ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 11/12. Л. 202-202 об.].
К сожалению, «сказка» из Троицкого Юрьегорского монастыря, располагавшегося в Пречистенском Водлозерском погосте-округе «подле каргопольского рубежа», не отвечает на вопрос о том, кто же исповедовал и причащал местную братскую общину. Документ был послан к настоятелю Александро-Свирского монастыря от имени монаха Саввы. По всей видимости, это келарь Савватий, упоминаемый в списке монахов Юрьегорского монастыря за 1726 год [Кожевникова, 2017: 89]. Он пишет о том, что нужными для начальства сведениями не располагает («кто исповедывался и кто не исповедывался, сказать ничего не ведаю»), а строитель монах Матфей находится в Каргополе по неотложным монастырским делам [Арх. СПбИИ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 11/12. Л. 198-198 об.].
Заключение
Как следует из рассмотренных «сказок», в мужских и женских монастырях Олонецкого уезда бытовал сложившийся до принятия петровских нововведений обычай обязательного ежегодного исповедания в течение Великого поста, который всегда считался самым подходящим временем для духовного очищения и приготовления к принятию особенных даров Божиих.
Благодаря сохранившимся «сказкам об исповеди» известно, что в монастырях Олонецкого уезда в первой четверти XVIII века четко придерживались древнерусского правила, по которому монашествующим не разрешалось исповедоваться и причащаться у приходских священников [Смирнов, 1913: 29].
Выяснилось, что в первой четверти XVIII века монашествующие Олонецкого уезда могли иметь духовников в других монастырях, «как в старину», что противоречило постановлениям Большого Московского собора 1666/67 года. При переходе монаха из одной обители в другую связи с духовным отцом
не обязательно прерывались. Таким образом, в монашеской среде отчасти сохранялось другое правило древнерусской церкви, которое допускало перемену духовника только в двух случаях: «за его смертью» или «за его отбытиемъ» [Алмазов, 1894: 453]. Пример духовничества старца Мануила из Кедринской пустыни свидетельствует о том, что покаяльная семья конкретного духовника могла состоять из его пострижеников из разных монастырей, как мужских, так и женских.
«Сказки об исповеди» из фонда Александро-Свирского монастыря являются важным источником для изучения исповедной практики монашествующих Олонецкого уезда в первой четверти XVIII века. Эти редкие документы дают возможность: узнать местные традиции, сложившиеся к тому моменту; открыть имена монастырских духовников, принимавших исповедь; рассматривать духовные связи, существовавшие между разными монашескими обителями края в Петровскую эпоху1.
Список сокращений
ГАНО — Государственный архив Новгородской области
ПСЗ I — Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое
СПбИИ РАН — Санкт-Петербургский институт истории Российской академии наук
Список источников
Архив СПбИИ РАН. Ф. 3. Оп. 1. Д. 11/12.
ГАНО. Ф. 480. Оп. 1. Св. 5. Д. 80.
ГАНО. Ф. 480. Оп. 1. Св. 29. Д. 358.
Полное собрание законов Российской Империи. Собрание первое: С 1649 по 12 декабря 1825 года. СПб., 1830. Т. 5, 6, 10.
Список литературы
Алексеева Н. В. Церковная реформа Петра I: новое в практике исповеди и покаяния // Ученые записки Череповецкого государственного университета. 2015. № 2. С. 35-39.
Алмазов А. И. Тайная исповедь в восточной православной церкви. Опыт внешней истории. Одесса: Типо-лит. Штаба Одесского военного округа, 1894. Т. 2. 463 с.
Кожевникова Ю. Н. «Монастырское» законодательство Петра I и монашество Олонецкого уезда в первой половине XVIII века // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. 2019. № 2 (179). С. 81-84. DOI:10.15393/uchz.art.2019.294.
Кожевникова Ю. Н. Монашество Олонецкого и Каргопольского уездов в эпоху «запретительных» указов // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. 2021. Т. 43, № 2. С. 28-35. DOI:10.15393/uchz.art.2021.581.
Кожевникова Ю. Н. Петропавловская Лобанова пустынь: предания о царских дарах // Словесность и история. 2020. № 2. С. 96-111.
1 Вопрос о том, насколько добросовестно монашество Олонецкого уезда соблюдало правило о четырехкратной монашеской исповеди, введенное в 1722 году «Прибавлением к Духовному Регламенту», пока остается открытым. Для его изучения потребуются новые письменные источники.
Кожевникова Ю. Н. Троицкий Юрьегорский монастырь и Юрьегорский приход // Святой преподобный Диодор Юрьегорский и созданный им монастырь. СПб.: Дмитрий Буланин, 2017. С. 20-149.
Постников А. Б. Исповедные росписи как источник по истории Псковской Церкви и духовенства в 1727-1762 гг. // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия II: История. История Русской Православной Церкви. 2016. Вып. 6 (73). С. 21-44. DOI: 10.153 82/sturII201673.21-44.
Пулькин М. В. Таинство покаяния в православных приходах севера Росии (XVIII — начало ХХ вв.) // Studia Humanitatis. 2019. № 3. DOI: 10.24411/2308-80792019-00009.
Пулькин М. В. Таинство покаяния: проблемы осуществления в XVIII — начале XX века (по материалам Олонецкой епархии) // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. 2010. Т. 4, № 2. С. 134-144.
Смирнов С. И. Древнерусский духовник. Исследование по истории церковного быта. М.: Синодальная тип., 1913. 872 с.
Сведения об авторе
Кожевникова Юлия Николаевна
кандидат исторических наук, ведущий специалист Национальный парк «Водлозерский», Петрозаводск
Yulia N. Kozhevnikova
PhD (History), Leading specialist of the National Park "Vodlozersky", Petrozavodsk
УДК 348(470)
с1о1:10.37614/2307-5252.2021.1.20.006
С. С. УВАРОВ И ЕГО НЕРЕАЛИЗОВАННЫЙ ПРОЕКТ УСТАВА САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 1819 ГОДА
И. С. Пустовойт, Т. Н. Жуковская
Институт истории Санкт-Петербургского государственного университета, Санкт-Петербург
Аннотация
В статье рассматривается важный и, как представляется, выпавший из поля исследований сюжет, который связан с разработкой проекта особого устава для Санкт-Петербургского университета в 1819-1823 гг. Этот проект был разработан лично С. С. Уваровым, бывшим тогда попечителем столичного учебного округа. Цель работы — реконструировать содержание утраченного проекта, в основу которого были заложены традиции немецкой свободной науки, по материалам его обсуждения в Главном правлении училищ. В этом эпизоде наглядно отразилось торжество религиозно-консервативных установок в политике Министерства народного просвещения, которые помешали осуществлению планов С. С. Уварова по «устроению» в столице империи университета европейского уровня, соединяющего учебную организацию по образцу немецких университетов, особенную факультетскую структуру и управление, более централизованное, чем то, что предусматривалось университетскими уставами начала XIX века. Ключевые слова:
С. С. Уваров, университетские уставы, контрреформы в просвещении при Александре I, Главное правление училищ, Санкт-Петербургский университет, управление университетами
