Научная статья на тему 'Сказание о Юрии Святославиче и Иулиании Вяземской: летописные, фольклорные и авторские версии'

Сказание о Юрии Святославиче и Иулиании Вяземской: летописные, фольклорные и авторские версии Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
257
37
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Сказание о Юрии Святославиче и Иулиании Вяземской: летописные, фольклорные и авторские версии»

В. В. Кузнецов (Торжок)

Сказание о Юрии Святославиче и Иулиании Вяземской: летописные, фольклорные и авторские версии

В 1406 г. смоленский князь Юрий Святославич, изгнанный литовцами из своего княжества, получил от великого князя Владимирского и Московского Василия Дмитриевича в удел город Торжок. Соправителем Юрия был вяземский князь Симеон Мстиславич, владения которого также были захвачены Литвой. Юрий воспылал страстью к жене Симеона Иулиании1 и, отвергнутый ею, убил ее мужа и ее саму. После этого он бежал в Золотую Орду и там или в одном из монастырей Рязанской земли окончил свои дни. Такова суть события, о котором пойдет речь в статье.

Различные по объему сообщения о трагедии, произошедшей в Торжке, есть во многих русских летописях. Для примера приведем свидетельство Софийской второй летописи как наиболее пространное.

Князь Юрьи Святославич прииде <...> на Москву и би челом великому князю Василью Дмитриевичу въ службу, и князь велики дасть ему половину Торжьку, а другую половину князю Семену Вяземскому. И уязви въ сердце диаволъ Юрья плотным хотениемъ на княгиню на Семенову, он же уби тамо князя Семена Мьстисловича Вязямского, взят бо на ложе княгиню его Ульяну, хотя быти с нею, онъ же ляже с нею, она же вземши ножь, удари его в мышку, он же возъярися, уби князя ея, а еи повеле отсещи руки и ноги и в реку воврещи, и бежа сам к Орде, не моги трьпети срама и горкаго безвремянья и бесчестиа, и студа [ПСРЛ, т. 6, вып. 2, 2001, стб. 22-23].

На основе летописных данных в 1560-1563 гг. для «Книги царского родословия» (так называемой Степенной книги) было написано сказание «О великом князе Юрьи Святославичи Смоленьском и о князе Семионе Мьстисла-вичи Вяземском и о княгине его Ульяне, иже мученически сконьчася» (далее — Сказание) [ПСРЛ, т. 21, 2-я пол., 1913, 444-446]. Автором его, как и всей Степенной книги, был протопоп Благовещенского собора Московского кремля, духовник Ивана Грозного Афанасий (в миру Андрей). Он принадлежал к литературному кружку митрополита Макария, участвовал в его обширных мероприятиях и в 1564 г. сам стал митрополитом Московским и всея Руси [Покровский 1988, 73-78].

Главной целью Степенной книги было доказать, что прошлое Руси — результат деятельности русских князей, кульминацией которой стало возвышение князей московских. Поскольку смоленский князь Юрий Святославич был родственником московского князя Василия Дмитриевича, злодеяние,

1 Здесь и далее мы употребляем церковнославянскую форму имени княгини, прославленной Церковью как святой. В письменных источниках встречаются другие формы: Иульяния, Ульяния, Ульянья, Ульяна.

совершенное им в Торжке, совершенно не соответствовало замыслу Степенной книги. Если все летописи явно осуждают князя-убийцу, то автор Сказания пытается как-то обелить его: Юрий идет на преступление не по своей воле — его толкает дьявол; автор подробно рассказывает о раскаянии князя, его тяжелом душевном состоянии и стремлении к добродетельной и богоугодной жизни.

Сказание бытовало в XVII — XVIII вв. в рукописях как самостоятельное произведение. За это время оно утратило то назначение, которое имело в составе Степенной книги, и было переработано. Славист М. О. Скрипиль, единственный ученый, посвятивший исследованию Сказания отдельную работу, выделяет две переделки первоначальной редакции памятника [Скрипиль 1940, т. 4, 160-175].

Одна из переделок — вторая редакция — озаглавлена так: «Сказание о убиении святаго князя Симеона Мстиславича Вяземского и целомудренной его княгини Иулиании, и о князе Юрии Смоленском». В центре внимания автора уже не Юрий Святославич, а история убийства, но и рассказ о нем сильно сокращен. Вместе с тем сведения о судьбе Юрия после совершения убийства занимают почти треть текста. Поэтому скорее всего автора не менее, чем трагедия в Торжке, интересует прижизненное воздаяние, которое Юрий получил за совершенный грех.

Дальнейшее смещение акцента с личности Юрия происходит в третьей редакции Сказания: она называется «Повесть о благоверной княгине Иулиании, супружнице великого князя Симеона Мстиславича Вяземского». Как уже видно из заглавия, ее автора интересует только благоверная и целомудренная княгиня Иулиания. Он убрал из первоначальной редакции Сказания все, что не относится к любовной трагедии в Торжке, и написал новое окончание в стиле агиографических произведений. В нем рассказывается о том, как некий больной крестьянин, идя по берегу реки, увидел тело Иулиании, плывущее против течения, и услышал исходящий от него голос княгини, просившей похоронить ее тело в Спасо-Преображенском соборе Торжка, что и было исполнено. Именно эта редакция стала основой официального жития святой, постепенно пополняясь посмертными чудесами.

Трагическая история Иулиании и ее мужа была хорошо известна в Торжке. Она отражена как в авторских поэтических произведениях, так и в устном народном творчестве. Далее рассмотрим, как связаны авторское и фольклорное восприятие этой истории.

Предание об Иулиании, бытовавшее в Торжке и содержащее фольклорную интерпретацию новоторжской трагедии, зафиксировал С. Сухаржев-ский и включил в составленные им «Заметки о городе Торжке» [Сухаржевский 1862, 13-18] свой авторский пересказ истории. Поскольку текст Сухаржевского больше никогда не публиковался, приводим его полностью.

В 1405 г. начал Торжком править Юрий вместе пополам с князем Семеном Мстиславичем Вяземским.

Теперь необходимо сказать несколько слов о самом Юрии. Bсе рассказы, которые я имел случай слышать о нем, хотя излагались на разные манеры, но сущность их была одна и та же.

По преданно, князь Юрий был человек гордый с людьми низшими по званию и подобострастный к высшим, человек, который для исполнения какого бы

то ни было своего замысла решился бы на все возможное; наконец человек он был не богобоязливый, страстный, любивший чрезвычайно роскошь и притом человек жестокий.

Симеон Мстиславич был друг и утешитель Юрия в горести, разделял вместе с ним изгнание и всюду следовал за Юрием. У Симеона была жена Ульяна, по словам летописцев, а также и по устным преданиям, женщина молодая, красавица собой, но чрезвычайно нравственная, богобоязливая, тихого и кроткого характера и страстно любившая своего супруга.

Симеон Мстиславич как друг Юрия имел некоторое над ним влияние, но и этого человека он стал удалять от себя. Юрий прельстился красотою Ульяны и старался и в ней возбудить нежные к себе чувства, но так как при Симеоне ему все-таки было не ловко, он стал посылать его в Москву и в дpугие места, давая поручения, для исполнения коих Симеон должен был уезжать надолго.

Во время отсутствия Симеона, Юрий старался внушить Ульяне, что муж ей изменяет, что он гораздо скорее мог бы возвратиться, а между тем, передавая свои чувства, старался всеми силами соблазнить ее. Но она не верила ему и с терпением переносила разлуку с человеком, которого горячо любила, и когда Симеон возвращался, рассказывала ему, что говорил ей Юрий о его долгом отсутствии. Симеон начал подозревать Юрия в нарушении его ceмейного счастия. Он старался отклонять от себя поручения, по которым он долго должен был быть в отлучке. В тоже время он в таком виде представил жене своей Юрия, что она поклялась не принимать его и стараться избегать даже встречи с ним. Юрий знал все действия Симеона и втайне желал ему вредить, а между тем не оставлял своих преступных замыслов и решился во чтобы то ни стало достигнуть своих целей.

На левой стороне Тверцы, за городом, жил колдун. К этому колдуну является однажды один молодой купец, который был ограблен на дороге; он хотел узнать похитителей своего имущества и потому обратился к колдуну. Когда купец рассказывал про свое несчастье, вдруг они увидели подехавшего к дому князя Юpия. Купец, не желая встретиться с ним, залез под печь.

Князь Юрий вошел и, не видя никого в комнате, начал просить у колдуна, чтобы тот научил его как склонить Ульяну на неверность к мужу. Колдун дал Юрию зелья, научив, чтобы он подговорил прислужницу Ульяны влить это зелье в какое-нибудь питье. Князь, довольный советом, взяв зелье, отправился. Купец же, по уходе князя, тот час вылез из-под печи и побежал объявить обо всем слышанном княгине. Ульяна в благодарность за такую преданность заплатила купцу довольно щедро и тем покрыла его убытки. Услышав о таком умысле Юрия, она стала чрезвычайно осторожна, удалила от себя прислужниц, которых могла заподозрить, оставив около себя самую преданную.

Между тем Юрий услал Симеона в Москву с поручением, думая обделать дело во время его отсутствия. Но как он ни старался подговорить прислужницу Ульяны, но все ему не удавалось, а потому он отправился опять к колдуну за советом.

Ульяна имела обыкновение гулять вечером по той дороге, по которой уезжал муж ее; колдун научил Юрия спрятаться за куст, и когда Ульяна подойдет близко, то советовал ему выскочить из-за куста, бросить ей в лицо порошку, которым он снабдил Юрия, и перебежать ей дорогу. Колдун уверял Юрия, что если он исполнит это, то Ульяна полюбит его и отдастся ему. Колдун объяснял это так, что когда Юрий бросит порошок и попадет в глаза, то этим он покажется в глазах Ульяны

необыкновенно красивым; тем, что он перебежит ей дорогу, пересечет таинственную связь, соединяющую Симеона с Ульяною, и что последняя с этих пор только и будет думать о Юрии.

Княгиня тот же вечер отправилась гулять с девушкой. Юрий сидел уже за кустом и дожидался ее. Княгиня шла задумавшись, опустив голову на грудь. Когда она стала подходить к кусту, где сидел Юрий, он выглянул. Ульяна увидела и, испугавшись, отшатнулась назад. Служанка спросила ее: что, змея? Змея! отвечала княгиня и бросилась бежать домой.

Юрий был взбешен неудачей, но тем не менее желание осуществить задуманное делалось все более и более; он решился в ту же ночь без посредства колдуна привести в исполнение свой умысел. Для того чтобы быть смелее, он созвал своих приятелей и начал с ними пить. В самом разгаре попойки вдруг является Симеон.

У Юрия не было и в мыслях, что Симеон может приехать в эту ночь, а потому это неожиданное появление раздражило Юрия и он встретил Симеона укорами за то, что он возвратился, не исполнив всех поручений. Тогда Симеон объявил, что действительно он приехал нарочно ранее, чем могли ждать, для того чтобы самому увидать, что делается в его отсутствии. Этого было достаточно, чтобы окончательно вывести из терпения Юрия и без того рассерженного неудачами и к тому же пьяного. Он бросился было на Семеона и хотел убить его, но сын его Федор удержал. Юрий приказал схватить Семеона и, заковав его, посадил в подполье.

Когда настала ночь, он отправился к дому Ульяны. Княгиня не спала. Юрий влез в ее комнату чрез отворенное окно. Ульяна хотела убежать, но он удержал ее; она начала просить о пощаде; но когда он не хотел слышать ее молений и когда она увидела, что они не помогают, то приняла грозный вид и сказала: «Почто, княже, всуе подвизаешся и вотще сие неподобное дело делаешь; ты знаешь, княже, что мужа имею, и како можно мне честное это ложе осквернити? лучше умру, нежели таковое дело сотворю. А если ты не оставишь своего помышления, то уязвен будеши от меня». Но он не внимал ее словам, проникнутый одной страстью, которую хотел удовлетворить. Он крепко обнял Ульяну, но она вырвалась из его страстных объятий, схватила нож и ударила его в мышцу. Тогда чувство самосохранения взяло верх; князь изменился в лице и начал угрожать Ульяне смертью, но она все-таки была непреклонна и соглашалась скорее умереть, чем изменить мужу. В это время послышался шум, и Юрий, испугавшись, выскочил в окно. Дорогой, идя домой, он решился убить Симеона, думая, что когда его не будет в живых, то Ульяну скорей можно склонить согласиться на его желание.

Возвратясь домой, он велел призвать Симеона, и когда тот не хотел отвечать, то Юрий выхватил свой меч и отрубил ему голову; наконец он взял эту голову и опять отправился к Ульяне, а когда его не пускали, то велел слугам своим разломать дверь и ворвался в комнату к княгине. Он снова начал уговаривать ее, но когда она все-таки не соглашалась, то он показал ей голову Симеона; пораженная этим, она, не помня что делает, бросилась стремительно на Юрия, чтоб отнять у него голову своего мужа, но Юрий думая, что она хочет убить его, выхватил меч и одним ударом убил ее.

Между тем в городе сделалась тревога; Юрий, услышав шум на дворе и не желая, чтобы его застали на месте преступления, отрубил у мертвой княгини ноги и руки, выбросил их как и остальное тело в реку Тверцу, а сам выскочил в окно, пробрался, как-то, домой, и с несколькими боярами, прежде чем всё разъяснилось в городе, ускакал из него.

Стоит обратить внимание на слова Иулиании, которыми она пытается отговорить Юрия от задуманного им злодейства. Они полностью (с поправкой на язык) совпадают с ее словами в Сказании из Степенной книги.

Таблица 1. Иулиания отказывает Юрию

Сказание Текст С. Сухаржевского

По чьто, господине, всуе подвизаешися и яко вотьще cиe неподобное дело умыш-ляеши, еже не иматъ быти? Веси, господине, яко мужа имамъ. И како мощьно ми честное его ложе осквернити? Уне ми есть умрети, нежели таковое неподобное дело сотворити. Аще ли не останешися сего осквернения, уязвенъ отъ мене имаши быти. Почто, княже, всуе подвизаешся и вотще cиe неподобное дело делаешь; ты знаешь, княже, что мужа имею, и како можно мне честное это ложе осквернити? лучше умру, нежели таковое дело сотворю. А если ты не оставишь своего помышления, то уязвен будеши от меня.

Затруднительно сказать, в том ли причина совпадения, что информант Сухаржевского знал текст Сказания, или это результат авторской корректировки новоторжского предания. О том, что Сухаржевский сверял фиксированный им материал с летописными источниками, он сам пишет в своей публикации: «Предание это имеет чрезвычайно много общего с известиями летописцев» [Сухаржевский 1862, 17].

По-видимому, первое авторское и поэтическое осмысление новоторж-ской трагедии — часть поэмы А. М. Бакунина2 «Торжок», написанной в начале XIX в. [Бакунин 2001, 118-129].

Для автора событие, произошедшее в Торжке в начале XV в., скорее часть занимательной истории этого города и истории России в целом. Оно описывается как авантюрное приключение, любовный треугольник (пусть и с кровавым завершением), где есть добродетельный муж, целомудренная красавица-жена и злодей-соблазнитель.

Отношение А. М. Бакунина к истории Иулиании и ее осмысление им, возможно, красноречиво проиллюстрируют написанные им портреты ее героев.

Князь Юрий

Но по привычке к самовластью Высоких чувств не постигал — И тайною князь Юрий страстью К княгине вяземской пылал. Лицо морщинами покрылось, Чело — печали серебром, Но сердце юное в нем билось, И бес таился под ребром.

Князь Симеон

В младых годах уже примерный Умом и статью молодец,

2 Имение Бакуниных Прямухино находится в 30 км к западу от Торжка.

Князь Вяземский был друг сей верный,

Души высокий образец.

Его литовцы уважали (?! — В. К.)

И так любили вязьмичи,

Что мог бы, лежа на печи,

Княжить на Вязьме без печали.

Княгиня Иулиания

Княгиню ж Бог Ножки прекрасные,

Такую дал, Ручки атласные,

Что стар и мал, Грудь лебединая,

Увидив раз, Стать голубиная,

С княгини глаз Поступь свободная,

Свести не мог. Ловкость природная,

Личико белое — Резвость нешумная,

Яблочко зрелое, Беседа умная,

Алые щёчки, Голос — свирель.

Розы листочки, <...>

Очи сокольи, Как соловей под гусли пела.

Брови собольи, Восторгом пламенным дыша,

Губки — малина, Во всех движеньях и поступках,

Краше кармина, Суждениях, речах и шутках

Кости слоновыя Ее светилася душа.

Зубы белее, Как ангел Божий хороша...

Кудри шелковые, <...>

Снежная шея, И одного любила мужа

И пряники ему пекла.

История Иулиании стала для А. М. Бакунина фоном для манифестации своих философско-этических взглядов и гендерных установок. Ср., например:

И сладко б жизнь их (Иулиании и Симеона. — В. К.) протекала,

Когда б поболее ума,

Чем совести, вдвоем имели,

А эта совесть — ох, беда! —

Помехою во всяком деле

И не годится никуда.

<...>

Два рода есть любви на свете: Одна — сочувствие небес И с чистой совестью в совете, Другая — настоящий бес. <...>

Что для того цветы родятся, Чтоб мошечки сосали мед, И добродетель — вешний лед, И нечего ее бояться. Но целомудрие — притворство

Или невольное покорство Самодержавию мужей. <...>

И как весело так жить, Где любезность не боится Злоязычия людей И победами гордится Умной муж жены своей.

Фрагмент произведения, посвященный Иулиании (где говорится о почитании княгини как святой) оканчивается весьма красноречиво и с ее историей уже совсем не соотносится.

Смеются лютеры над нами За нашу веру во святых, А невесть что городят сами, И Мезмер — чудотворец их. Ума в отсутствии глубоком Из пальцев льется благодать, И, чтобы сделаться пророком, Ложися поскорее спать.

В общем, история Иулиании, Симеона и Юрия в поэме А. Бакунина представляет собой пересказ фабулы Сказания или, что более вероятно, жития св. мчц. Иулиании, завернутый в поэтическую вуаль русской усадебной культуры.

Совершенно иное авторское, но уже церковно-историческое, прозаическое осмысление новоторжской трагедии XV в. обнаруживается в статье протоиерея В. Ф. Владиславлева, опубликованной в 1883 г. в газете «Тверские епархиальные ведомости» [Владиславлев 1883, № 23, 695-713; №24, 731-745].

В ней говорится, что

Иульяния была дочь благочестивых и знатных родителей; отец ее, Максим Данилович Гостомыслов, принадлежал к числу великокняжеских бояр и новгородцами поставлен был наместником в городе Торжке; но там в 1391 году был убит за приверженность его к великому князю московскому Василию Дмитриевичу. Супруга его Мария Никитишна не могла пережить смерти своего мужа и через несколько месяцев после его убиения от тоски и горя предала дух свой Богу. Умирая, она поручила четырехлетнюю дочь свою Иульянию брату своего мужа Феодору Даниловичу, который и заступил для малютки место отца и воспитывал ее в духе истинного благочестия [Владиславлев 1883, № 23, 696].

Действительно, в летописях говорится, что в 1393 (а не в 1391) г. «убиша новоторжьци доброхота великого князя новоторжьца Максима на Велик день» [ПСРЛ, т. 6, 1853, 123]. Однако Максим назван боярином только в поздней Никоновской летописи; о том же, что он был новгородским наместником в Торжке, ни в летописях, ни в иных исторических источниках ничего не говорится. Фактов, подтверждающих, что он имел отца по имени Даниил, нет, но в отцы ему Владиславлев мог приписать Данилу Кузмина, который упоминается в новгородских летописях под 1358 г. как один из строителей церкви Две-

надцати Апостолов и с Торжком никак не связан [ПСРЛ, т. 4, 1848, 63]. Фамилию отца Иулиании автор образовал от имени первого полулегендарного новгородского посадника или старейшины Гостомысла [ПСРЛ, т. 3, 2000, 471; Азбелев 2007, 61-87].

Статья Владиславлева представляет интерес по двум причинам. Во-первых, неизвестно, изложенная в статье информация о новоторжском происхождении Иулиании — плод творчества автора или пересказ каких-то не дошедших до нас новоторжских преданий либо письменных свидетельств, также нам неизвестных.

Во-вторых, новоторжская биография Иулиании прочно утвердилась в ее житии, издававшемся довольно большими тиражами в конце XIX — начале XX вв. Но что здесь первично — статья Владиславлева или тексты жития, основанные на фольклорных новоторжских текстах, — тоже вопрос.

Как бы то ни было, именно новоторжское происхождение святой отражено в поэме «Улиания» новоторжского поэта В. М. Чуфарина3, опубликованной, что важно отметить, год спустя после статьи В. Ф. Владиславлева [Чуфа-рин 2010, 77-94]. В поэме Симеон впервые увидел Иулианию и влюбился в нее во время тушения пожара в Торжке. В этом произведении (на его художественных достоинствах нет возможности останавливаться) просматриваются некоторые параллели с преданием об Иулиании, записанном С. Сухаржевским. В поэме Юрий просит служанку Иулиании Анну устроить встречу княгини с ним. В конечном счете именно она толкает Юрия на преступление, называя мужа Иулиании Симеона главной помехой в осуществлении блудных замыслов смоленского князя и в принципе их одобряя:

Так слушай, князь: Семен — помеха. Пока он здесь, не жди успеха: Все жены крепки при мужьях, Без них и верность наша — прах. А честь что пух: от дуновенья Всё разлетается в мгновенье. Придумай князя удалить, Тогда ты сможешь победить.

В предании Юрий пытается подговорить служанку Иулиании влить полученное им у колдуна приворотное зелье в какое-нибудь питье княгини. Этот колдун из предания угадывается в знахаре из поэмы, призванном излечить Юрия от любовного недуга:

Какой-то знахарь издалека К больному князю привезен, И говорят, что князь жестоко Болезнью лютой поражен.

Полное соответствие текстов предания и поэмы Чуфарина обнаруживается в словах Иулиании, сказанных служанкам по поводу домогательств Юрия.

з Сведения о В. М. Чуфарине и публикацию его текстов из собрания ВИЭМ (Всероссийского историко-этнографического музея) см. здесь: [Новоторжский сборник 2010, 75-111].

Таблица 2. Сравнение Юрия со змеей

Поэма Текст С. Сухаржевского

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

И обнял князь ее, целуя... Княгиню девушки зовут. — «Пусти!..» Бежит она. Встречают Ее служанки: «Что с тобой?» — «Змея, змея там!.» — Провожают Ульяну в княжеский покой. Княгиня тот же вечер отправилась гулять с девушкой. Юрий сидел уже за кустом и дожидался ее. Княгиня шла задумавшись, опустив голову на грудь. Когда она стала подходить к кусту, где сидел Юрий, он выглянул. Ульяна увидела и, испугавшись, отшатнулась назад. Служанка спросила ее: что, змея? Змея! отвечала княгиня и бросилась бежать домой.

Когда Иулиания уподобляет князя Юрия змее, это отсылает к тексту Сказания, где «целомудренному благоумию» Иулиании позавидовал «древний враг дия-вол, Еввин запинатель», что указывает на источник этой фразы в библейском тексте о соблазнении Евы дьяволом в образе змея.

Главное, что объединяет поэму В. М. Чуфарина и предание в записи С. Сухаржевского, — место преступления и последовательность его совершения: Юрий на пиру убивает Симеона, а затем вламывается в покои Иулиании. Во всех редакциях Сказания сцена пира отсутствует; установить же последовательность двойного убийства по летописным свидетельствам и по Сказанию вообще затруднительно, зато в предании и поэме она прописана довольно четко: сначала от меча Юрия погибает Симеон, затем Иулиания. Правда, в поэме не сказано о том, что ей Юрий отрубил руки и ноги.

В то же время в поэме можно найти параллели с третьей редакцией Сказания, где говорится об обретении тела Иулиании и о его погребении в Спа-со-Преображенском соборе Торжка. Этого эпизода в предании нет. Примечательно, что В. М. Чуфарин в поэме ссылается на «забытой древности преданье».

Таблица 3. Обретение тела Иулиании

Поэма Сказание, третья редакция

В народе есть одно сказанье, Забытой древности преданье, Идет из рода в род оно И церковью освящено: Отшельник некий в сновиденьи Услышал свыше глас святой: — «Иди в Торжок для погребенья Иулианы молодой. Речные воды вверх теченья Ее прах чистый принесут; Ее, приявшую мученья, Пусть при соборе погребут». Послушный гласу Провиденья Поведал старец чудный сон, И вот чудесное явленье Тогда свершилось: принесен Иулианы прах водами Вверх по теченью. Узнают О том священники, с крестами И по некоему времени некто христианин раз-слаблен, имя ему Бог весть, идяше по брегу реки Тверды и обрете святое тело, пловуще по реки Тверцы вверх, противу речных быстрин. И видя человек той преславное чудо, и нападе на него трепет и ужас, и убояша зело, и стояше на месте том изумлен, и не можаше с места того двигнутися. И в той час бысть ему от святаго тела исцеление, и от разслабления избавлен бысть. <...>. И глас бысть ему от святаго тела: Человече Божий, иди, не убо-яся, во град Торжок в соборную Преображения Господня церковь и возвести протопопу с братиею, чтоб мое грешное тело отсюду взяли и погребли б в реченной соборной церкви на правой стороне у полуденных дверей. <...> И по известию человека того, града Торжка соборной протопоп с братиею <...> пришед на место, обретоша святое тело благоверной княгини Иулиании, плавающе в Тверцы реки близ брега, от града Торжку поприще едино.

И с пеньем к берегу идут. Ея при храме погребают, Ея святою называют, И с той поры до наших дней Она — святыня для людей.

И взяша честное ее тело, и положиша в раку каменную, и принесоша е во град Торжок в соборную церковь, и погребоша святее тело в соборной церкви со псалмопением честно на правой стороне у полуденных дверей. И в той час от святаго тела бысть многим, людям исцеление просящим от нея с верою во всяких недузех и скорбех.

Далее В. М. Чуфарин развивает тему последующего раскаяния Юрия, обозначенную в Сказании и отсутствующего в предании, доводя ее до мрачного гротеска, характерного для его творчества:

В мир, населенный мертвецами Сошел он, чуждый для людей, Как хищник счастья и злодей. И всем чужда его могила, Никто не сжалился над ним; Как жил он грустно и уныло, Так умер, всеми нелюбим.

В каком же соотношении находятся Сказание об Иулиании из Степенной книги, его редакции, летописные свидетельства, церковно-историческая статья Владиславлева, житие Иулиании конца XIX — XX вв., фрагмент поэмы

A. М. Бакунина и поэма В. М. Чуфарина? С точки зрения художественного отражения описанного в них события — ни в какой.

Если разделить все тексты об Иулиании, ее муже и князе Юрии в соответствии с их происхождением — авторским или фольклорным, — то получим следующую картину:

— Фольклор: Новоторжское предание в записи С. Сухаржевского.

— Авторское творчество: Сказание из Степенной книги протопопа Афанасия, часть поэмы А. М. Бакунина «Торжок», поэма В. М. Чуфарина «Улиания».

Летописные свидетельства вряд ли можно отнести к фольклору или к авторскому творчеству (хотя у летописей был автор или авторы), но они, как отмечалось выше, стали источником для Сказания Степенной книги.

Возможно, что во второй и третьей редакциях Сказания, в статье

B. Ф. Владиславлева, в печатном житии Иулиании нашли отражение какие-то новоторжские предания, одно из которых было опубликовано С. Сухаржев-ским. Очевидно, что эта тема нуждается в дальнейшей разработке — не только и не столько в текстологическом, сколько в фольклорном аспекте.

ЛИТЕРАТУРА

Азбелев 2007 — Азбелев С. Н. Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли. СПб., 2007.

Бакунин 2001 — Бакунин А. М. Собрание стихотворений / Изд. подг. М. В. Строганов. Тверь, 2001.

Владиславлев 1883 — Владиславлев В. Ф. Святая благоверная княгиня Иульяния Вяземская, местно чтимая в городе Торжке // Тверские епархиальные ведомости. 1883. №23, 24.

Новоторжский сборник 2010 — Новоторжский сборник. Вып. 3 / сост. В. В. Кузнецов, М. В. Строганов, ред. М. В. Строганов. Торжок, 2010.

Покровский 1988 — Покровский Н. Н. А Афанасий (в миру Андрей), митрополит Московский // Словарь книжников и книжности Древней Руси: в 2 вып. / отв. ред. Д. С. Лихачев. Л., 1988. Вып. 2: Вторая половина XIV - XVI в. Ч. 1: А-К. С. 73-79.

ПСРЛ — Полное собрание русских летописей. Т. 3: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов / отв. ред. М. Н. Тихомиров; под ред. и с предисл. А. Н. Насонова; предисл. Б. М. Клосса. М., 2000; Т. 4: Новгородские и Псковские летописи: [Новгородская IV летопись; Псковская I летопись]. СПб., 1848; Т. 6: Софийские летописи. СПб, 1853; Т. 6, вып. 2: Софийская вторая летопись / под-гот. текста С. Н. Кистерева и Л. А. Тимошиной, предисл. Б. М. Клосса. М., 2001; Т. 21: Книга Степенная царского родословия, 2-я пол.: Ч. 2: [Степени 11-17] / [ред., текст подгот. П. Г. Васенко; указатель сост. С. В. Васенко]. СПб., 1913.

Скрипиль 1940 — Скрипиль М. О. Литературная история «Повести о Иулиании Вяземской» // Труды отдела древнерусской литературы Пушкинский Дом. Т. 4. Л., 1940.

Сухаржевский 1882 — Сухаржевский С. Заметки о городе Торжке // Архив исторических и практических сведений, относящихся до России. 1860-1861. Кн. 4. СПб., 1862. С. 1-20 (5-я паг.).

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.