CC BY
187
Змеева О.В. Кавказцы на Кольском Севере: к проблеме трансформации этнической идентичности / под ред. П.В.Федорова, Ю.П.Бардилевой, Е.И.Михайлова // Живущие на Севере: вызов экстремальной среде: сб. статей. Мурманск: МПУ, 2005. С. 50-54.
Измоденова Н.Н. Стратегии миграционного поведения населения Мурманской области / под ред. ВППетрова, И.А.Разумовой // Население Кольского Севера в период социальных трансформаций: проблемы и практики культурной адаптации Апатиты, 2008. С. 60-68.
Кириллова Е. Вынужденные переселенцы в России: надежды
и реальность. URL: http: //www.migrocenter.ru/science/science012.php
Киселев А.А. Очерки этнической истории Кольского Севера. Мурманск: МГПУ, 2009. 145 с.
Киселев А.А. Родное Заполярье. Очерки истории Мурманской области (1917-1972 гг.). Мурманск: Мурманское книжное издательство, 1974. 512 с.
Михайлов Е.И. Миграционные процессы в истории формирования населения Европейского Севера России в ХХ веке: дис. ... канд. истор. наук (специальность 07.00.02). Мурманск, 2004. 222 с.
Разумова И.А. Северный «миграционный текст» постсоветской России // Этнокультурные процессы на Кольском Севере. Апатиты, 2004. С. 5-21.
Сведения об авторе
Сулейманова Олеся Анатольевна,
аспирант Кольского научного центра РАН
Suleymanova Olesya Anatolyevna,
Post-graduate of the Kola Science Centre RAS
УДК 393.1:316.52
И.А.Разумова, Л.А.Барабанова
СИТУАЦИЯ ПОГРЕБЕНИЯ И ПОХОРОННЫЙ РИТУАЛ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ИНСТИТУТОВ
Аннотация
Статья посвящена социологическим аспектам изучения ситуации и ритуалов погребения в России. Предмет рассматривается с точки зрения теории социальных практик и конструктивистского структурализма. Обсуждаются проблемы взаимодействия семьи, государства, церкви, ритуальных служб с учетом исторической динамики. Выявлены основные поля взаимодействия участников погребения.
Ключевые слова:
ситуация погребения, социальный институт, ритуальные практики, история гражданских ритуалов.
I.A.Razumova, L.A.Barabanova FUNERAL SITUATION AND RITUAL
THROUGH THE PRISM OF INTERACTION BETWEEN SOCIAL INSTITUTIONS
Abstract
Some sociological aspects of «funeral situation» studies and funeral rites on the base of Russian materials are discussed in the article. The subject is examined from the social practice theory and structural constructivism points of view. The author observes different problems of interaction between family, church, state and ritual services taking history dynamics into consideration. Essential fields of their interactivity are exposed.
Key words:
funeral situation, social institution, ritual practice, history of civil rituals.
Статья выполнена при финансовой поддержке Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре» по проекту «Погребально-мемориальная культура «советских» городов в XX - начале XXI вв.».
Ситуация погребения: некоторые социологические ракурсы
При всем неослабевающем исследовательском внимании к проблемам смерти человека, ее осмыслению и оформлению в разных культурах, к социально-психологическим аспектам и историческим контекстам погребальных обрядов, очевидно, что социологическая традиция (без сомнения, наличествующая и авторитетная) уступает в этом философской и антропологической. Обобщающие работы английских и американских социологов убеждают в том, что исследования смерти имеют прямое отношение ко всем областям социального знания [Howarth, 2007; Walter, 2008 etc.]. «Хотя смерть биологична, универсальна, все человеческое в ней - значения, ритуалы, обычаи, институты - состоят из социальных реальностей, определенных и сделанных реальными через мысль и действие» [Charmaz, 1980: 5]. Как справедливо отмечает российский философ Д.В.Матяш, «многие исследователи предчувствуют начало новых поворотов в социогуманитарном знании, связанных с признанием того, что тему смерти и смертности человека нельзя элиминировать при решении не только философско-антропологических, культурологических, религиозных, но также социально-философских и социологических проблем. Фундаментальное «присутствие» смерти в структуре и ритмах социальной жизни, в архитектонике социальных институтов априори признают многие исследователи» [Матяш, 2003: 92].
Конкретные эмпирические исследования, выполненные на российском материале, пока немногочисленны, хотя и достаточно интересны. Активизация разработки данной тематики наблюдается в последние годы. В содержательном отношении исследования можно разделить на две категории. В одних (преимущественно философских и социологических) рассматриваются социальные аспекты феномена смерти: его концептуализация разными категориями людей, влияние на поведение и т.п. Отношение к смерти может рассматриваться как индикатор отношения к жизни, и с этой точки зрения были, например, выявлены и сопоставлены на основе социологического опроса позиции студенческой молодежи в России и США [Лаврикова, 2010]. Страх смерти в современном обществе выступает основанием для манипулирования формами социального поведения, что позволяет переместить фокус исследования данного феномена из психологической сферы в социально-политическую [Ильясов, 2010].
Исследования другой категории (этнографические, социально-антропологические) направлены на изучение собственно погребения - системы обрядовых действий по захоронению тела человека после его смерти в соответствии с обычаями и традициями этнических и конфессиональных общностей.
В контексте смерти «ситуация похорон может быть охарактеризована как нарушение соответствия между социальным и биологическим состоянием человека, физическая смерть не равносильна социальной. Для того чтобы человек стал мертвым и в социальном плане, необходимо совершить специальное преобразование, что и является целью и смыслом погребального ритуала» [Байбурин, 1993: 101]. Исторические трансформации и вариативность ритуальных погребальных сценариев
в значительной мере детерминируются совокупностью социальных факторов, которые не сводимы только к этноконфессиональным различиям. А.Я.Гуревич, анализируя и критикуя фундаментальную, очень популярную антропологическую концепцию Ф.Арьеса, в которой предложена историческая типология отношения человека к смерти [Арьес, 1992], справедливо утверждал, что «представления о смерти и в особенности связанные с нею ритуалы имели немалое отношение к социальной стратификации, и игнорировать эту связь - значит неверно истолковывать и самые установки в отношении к смерти, которые существуют в том или ином обществе» [Гуревич, 1993: 246]. Он же указал на то обстоятельство, что социальные катаклизмы новейшей истории, масштабы массовой гибели людей «не могли не наложить отпечатка на ментальность людей ХХ в.», поэтому «более пристального внимания заслуживал бы вопрос о том, почему сейчас тема смерти приобрела такую беспрецедентную актуальность» [там же: 257].
Смерть и погребение составляют кризисную ситуацию (событие), прежде всего, для семейно-родственной группы, а также других социальных общностей, к которым был причастен умерший: локальной, профессиональной, дружеской и прочих - вплоть до общенациональной и международной, если речь идет о связанных с властью, широко известных, отличившихся общественными и культурными достижениями «знаковых» личностях. Кризисное событие требует адаптации, а следовательно, мобилизации различных социальных ресурсов (психологических, культурных, экономических и пр.) общностей разного уровня. Ритуальные сценарии, включающие определенные роли их участников, выполняют регулятивную и социально-стабилизирующую функции. Вместе с тем погребение не может рассматриваться исключительно в качестве ритуальной деятельности, поскольку оно включает сугубо прагматические или слабо ритуализованные действия, связанные с оформлением документов, решением финансовых, организационных, хозяйственных проблем.
В социально-антропологическом ракурсе погребение рассматривается как соответствующая социальная практика. Данное понятие и обосновывающая его теория практик в настоящее время выполняют интегрирующую роль в социо-гуманитарном знании: «С одной стороны, практика (или практики) все чаще фигурирует в качестве основной категории в антропологии, философии, истории, социологии, политической теории, теории языка, литературной теории - и в этом смысле формируется некоторая общая для социальных наук парадигма. С другой стороны, для каждой дисциплины характерен свой, отличный от других способ включения этих понятий в исследовательскую традицию, свой способ концептуализации» [Волков, Хархордин, 2008: 12]. Социальная практика понимается как система воспроизводящихся, устойчивых и преемственных ситуативных действий определенных социальных субъектов, взаимодействующих друг с другом [Гидденс, 2003: 69-70, 501].
Погребальные практики чаще всего описываются и исследуются с точки зрения процессуальной - как сценарий, который развертывается в виде последовательных обрядовых действий. При этом каждый элемент сценария может быть, в свою очередь, предметом специальных сравнительных штудий (это нередко и успешно делается). В таких исследованиях, как правило, присутствует вопрос о соотношении «традиционных» и «новационных» элементов обрядности, структур погребения, атрибутов и т.п. Традиционные и современные элементы часто идентифицируются исследователями интуитивно или базируются на сведениях о происхождении отдельных деталей обряда, а также на изофункциональности архаических и модернизированных
обрядовых реалий, текстов и прочего. На наш взгляд, изучение процедур погребения сквозь призму теорий социального действия и социальных практик позволяет несколько иначе подойти к вопросу о динамике погребального комплекса в той или другой культуре. Погребение может быть рассмотрено как ситуация взаимодействия социальных агентов и институтов при осуществлении соответствующих действий.
В современной российской социологии сосуществуют различные методологические подходы к теории практик и соотношению практики и социального института. С точки зрения одного из подходов, социальные практики, отождествляемые также с «обычаями», относят к «частным» («неглавным») институтам, которые находятся «внутри главных институтов», а сами институты выступают лишь формами социальной практики [Добреньков, Кравченко, 2000: 145-146]. Мы придерживаемся другой позиции, которая была высказана Т.И.Заславской: «Социальные практики представляют собой конкретные формы функционирования общественных институтов, общей же формой реализации каждого института служит < . .> совокупность соответствующих социальных практик. Институты, как всякая сущность, глубже и устойчивее форм своей реализации, поэтому практики могут меняться, не затрагивая их сущности. Напротив, преобразование институтов неизбежно сопровождается изменением практик, причем последнее служит самым надежным критерием подлинных институциональных сдвигов» [Заславская, 2001: 7]. Таким образом, институциональные изменения, динамика взаимодействия между институтами, перераспределение между ними тех или иных функций определяют содержательные и структурные изменения практик - и повседневных, и ритуальных. В свою очередь, трансформации практик свидетельствуют о переорганизации общественных структур.
При использовании концепции конструктивистского структурализма можно представить ситуацию погребения как функционирующее пространство социальных отношений или «социальное деление, объективированное в физическом пространстве» [Бурдье, 2005: 51]. В этом социальном пространстве взаимодействуют различные агенты, прежде всего, институты и организации, призванные осуществлять известную деятельность. Социальное пространство понимается, в соответствии с концепцией П.Бурдье, как комплекс отношений, объединяющих и разделяющих агентов символически и физически. В ситуации погребения разделение участников происходит в соответствии с характером и степенью их прижизненного сопричастия с умершим, т.е. формальных или неформальных, опосредованных или непосредственных, межличностных, родственных или иных отношений с ним. Символическая и физическая дифференциация действующих субъектов выражается в разделении функций, определении статусов и ролей, степени вовлеченности в ситуацию и т.д.
Участники погребения
Если рассматривать ситуацию погребения в российском обществе, то ведущими социальными институтами, которые в ней участвуют, следует признать институты семьи и родства, государство и церковь.
Институт семьи является ключевым в осуществлении погребения, семья взаимодействует со всеми организациями и социальными институтами, которые участвуют в процессе подготовки и проведения захоронения. Смерть человека является событием исключительной значимости в первую очередь для родственников.
Традиционный обряд погребения предполагает тесное взаимодействие между институтами церкви и семьи, а также активное участие в нем соседской общины. Представители соседской сельской общности выполняли функции приготовления тела покойного к погребению (омовение, одевание, чтение молитв, копка могилы, приготовление гроба и др.) и фактически на всем протяжении обряда. Церковь выполняла
важную роль в преддверии смерти (соборование) и вступала в активное взаимодействие на заключительном этапе похорон - непосредственно перед погребением и после него (служение панихиды). Хорошо известные по этнографической литературе и сохраняющиеся в отдельных случаях ритуальные правила, которые регламентируют поведение членов семьи покойного, стали менее актуальными с течением времени по мере ослабления роли соседской общины в организации погребения. Близкие родственники сами могут выполнять те действия, которые согласно мифо-ритуальным нормам являются для них нежелательными, поскольку, во-первых, предполагают непосредственный контакт с мертвым телом, во-вторых, требуют активных действий, противоречащих ритуальному статусу тех, кто ближе всего к умершему. Необходимые действия вместо родных осуществляют определенные лица из числа окружающих (их отбор может производиться также на основе традиционных предписаний, касающихся возраста, статуса и др.) [Байбурин, 1993:194-201]. Так, омовение тела в традиционном обряде совершали, как правило, посторонние: женщины, люди пожилого возраста, часто лица из числа малоимущих [Кремлева, 2005: 520-521]. Для такого распределения обязанностей находятся и рациональные психологические обоснования, и этические мотивировки. В реальных обстоятельствах, особенно городских, большая часть физических, организационных и прочих забот ложится на плечи самих членов семей, особенно если учесть, что посредническая роль религиозно-церковных общин для большинства из них исключается.
Новое посредническое пространство сформировалось благодаря развитию сферы ритуальных услуг. На сегодняшний день семья может частично или полностью передать свои полномочия по организации и проведению похорон другим субъектам или вовсе отказаться от них, тем самым перекладывая свои функции на государственные, негосударственные коммерческие и общественные организации. Их деятельность пока мало исследована. Одним из немногих исключений является специальная работа М.Э.Елютиной и С.В.Филипповой, в которой авторы выделили и проанализировали тенденции развития внутреннего потенциала сферы похоронной отрасли. К основным направлениям они отнесли коммерциализацию, дифференциацию, профессионализацию ритуальных услуг, усиление стратифицирующей функции похоронного дела [Елютина, Филиппова, 2010].
С развитием похоронного бизнеса многие функции семьи в подготовке покойного к процессу погребения перешли к таким организациям, как морг и ритуальная служба. С точки зрения этнографов этот процесс свидетельствует о сужении сферы бытования традиционного обряда. С социологической точки зрения происходит перераспределение функций между участниками ритуала и включение в него новых социальных субъектов. Это явление стало заметнее, когда взгляд исследователей обратился к городским похоронным практикам. Так, по материалам, собранным в 1970-е гг. в Удмуртии, Л.С.Христолюбова заключает: «Похоронные обряды в городе по сравнению с селом соблюдаются в значительно меньшей степени, так как здесь сужена сфера их бытования: обмывают и одевают умершего в морге посторонние люди; в копании могилы родственники тоже не принимают участия, так как на кладбище есть рабочие-могильщики. Не приходится выбирать и место для погребения на кладбище, его отводит администрация кладбища. Значит, традиционные обряды могут быть выполнены и выполняются, когда гроб с телом покойника находится дома, при его выносе, а также на кладбище при самом погребении» [Христолюбова, 1984: 93]. Из этого явствует, что приоритет семьи и родственников сомнению не подвергается и соблюдение традиции ассоциируется исключительно с действиями родственной общности и пребыванием покойного в домашнем пространстве - в полном соответствии с тем, что обряды перехода
в имеющихся классификациях рассматриваются как «семейные». Сходное мнение недавно высказала А.Соколова: «В ходе реформирования системы ЗАГС и развития похоронного дела создаются условия, при которых тело покойного непосредственно после установления факта смерти попадает в морг, где без участия родственников проводится его подготовка к похоронам. Из всех похоронных забот родственникам остается только заказать обивку для гроба, цветы и венки. Таким образом, важнейшая часть похоронного обряда проходит как бы «без покойника», что нарушает структуру и смысл похоронного обряда как обряда перехода» [Соколова, 2011: 187-188]. Думается, что этот вывод несколько прямолинеен. Во-первых, нужно принять во внимание, что в доме и в поведении родственников могут соблюдаться или не соблюдаться известные ритуальные действия, правила как при пространственном отдалении тела умершего, так и в присутствии покойника. Вопрос в том, насколько родственники следуют канону, знают его и стремятся поддержать. Во-вторых, нужно учесть, что в любом случае осуществляется взаимодействие членов семьи с посредническими организациями и в процессе этого взаимодействия тоже возможны разные сценарии поведения со стороны и тех, и других. Стандартизованные манипуляции с телом умершего осуществляются в «другом» пространстве (по отношению к домашнему) и «другими» лицами (профессионалами). Это, безусловно, трансформирует ту часть погребения, которой, по ритуальному сценарию, соответствуют традиционные домашние процедуры обмывания, обряжения, прощания с домом и некоторые другие. Вместе с тем сохраняются многие обережные предписания поведения членов семьи, обращения с предметами в доме (квартире). Предположительно, при перемещении тела покойного из домашнего пространства может повышаться значимость его вещей и других «символических заместителей». Очевидно, с усложнением траектории «последнего пути» может усложняться и система ритуальных регламентаций. Вполне правомерно считать, что структура обряда меняется с появлением новых агентов. Однако изменение пространственных параметров погребального ритуала само по себе еще не влечет за собой изменения его смысловой нагрузки. Деритуализация (десемиотизация) погребения является результатом действия иных причин. Важными в данном случае являются когнитивные контексты семейной деятельности, идеология членов семьи, их психо-эмоциональное состояние, влияние ближайшего окружения и другие факторы большей частью субъективного свойства. Наконец, решение о том, в какой мере участвуют в погребении посреднические организации в конечном счете принимают родственники. В этом отношении заслуживают внимания ситуация, проанализированная А.Соколовой на примере Владимирской и Тульской областей, и ее наблюдения, касающиеся факторов распространения сферы деятельности подобных организаций в сельских местностях (реформирование системы ЗАГС, развитие похоронного дела).
Участие института церкви в погребении определяется семейными культурными установками и является ее выбором. Особую категорию составляют воцерковленные семьи, у которых вопрос выбора не возникает, поскольку они целиком и полностью руководствуются канонами церковной жизни. Рассматривая современные формы погребения в сельских местностях России и сопредельных регионов с точки зрения практикуемой обрядности, этнографы в самом общем виде разграничивают три типа ритуала: 1) гражданский погребальный ритуал; 2) смешанный светско-религиозный; 3) религиозный ритуал [Устинова, 1980:145; Носова, 1993:129 и др.]. По их заключению, «наиболее широкое распространение в сельской местности имеет традиционный народный обряд с сохранением религиозных элементов» [Носова, 1993: 129]. Не очень понятно в этой связи, что имеется в виду под «традиционным народным обрядом». Очевидно, к этой категории относятся наиболее устойчивые симбиотические комплексы, которые представляют разновидности второго типа.
Изучение семейных (и индивидуальных) стратегий проведения погребения представляет особый интерес. Современные данные свидетельствуют о том, что сама ситуация смерти и погребения при всех структурно-семантических трансформациях ритуальных практик, изменениях идеологических контекстов и т.п. продолжает создавать специфическое «энергетическое поле», т.е. условия, в которых все происходящее наделяется исключительными символическими смыслами. В этом поле нередко меняются установки в отношении соблюдения традиционных, в том числе религиозных, норм. Этнограф, которая описывала погребальный обряд в городах Латвии в советский период (1970-е гг.), осторожно заметила, что «встречались случаи, когда, несмотря на высокий социально-культурный уровень опрошенных и их отрицательное отношение к религии, соблюдался религиозный ритуал. И наоборот, человек нерелигиозный мог быть похоронен по религиозному ритуалу, если его семья считала это необходимым» [Устинова, 1980: 147].
Исследовательница связала такое поведение участников погребения прежде всего с последним желанием умершего. Как известно, выполнение последнего желания, устных завещаний относится к числу непреложных правил поведения родных и близких. В то же время в мотивации действий здесь следует разграничить позиции по отношению к вере: а) членов семьи; б) покойного родственника (объекта ритуала). Соблюдение религиозного обряда в случае «последнего желания» бывшего атеиста можно рассматривать как знак традиционного «отдания долга» покойному и исключительного уважения к нему. Сходным образом мотивируются аналогичные действия безрелигиозных родственников по отношению к умершему верующему. Различие состоит в том, что в первом случае происходит явное нарушение канонических правил (и фактически - обман священнослужителей), если только перед смертью не было совершено крещение. Совсем другой случай представляет ситуативное «обретение веры» членами семьи в контексте смерти близкого человека. Соблюдение религиозных предписаний, продиктованное кризисной ситуацией, не является редкостью. Закономерно, что в пореформенный период оно стало широко распространенным в результате укрепления позиции и социального престижа РПЦ. Появление большого числа религиозных неофитов в 1990-е гг. привело к тому, что к настоящему времени церковное погребение или включение его элементов в ритуал являются, скорее, нормой, а светское погребение едва ли не тяготеет к исключительности.
Как можно судить по имеющимся данным и наблюдаемой практике, церковь в ситуации погребения выполняет, в основном, консультативную функцию (разъяснение семье правил православного погребального обряда) и отпевание покойника. При этом наблюдается тенденция к использованию заочной формы отпевания. В силу известных обстоятельств к ней прибегали в советское время желающие похоронить умершего в соответствии с религиозным обрядом. В постсоветский период эта практика сохранилась и существует наряду с отпеванием в церкви. Церковью заочное отпевание не приветствуется, оно разрешено, скорее, как исключение: при отсутствии в данной местности храма, при невозможности найти останки умершего и т.п. Соответственно высказываются и священнослужители [Соколова, 2011: 194, прим.1]. Тем не менее население практикует заочное отпевание и в прочих случаях. По-видимому, эта форма предоставляет возможность своеобразного компромисса. Это компромисс между потребностями: с одной стороны, нужно соблюсти религиозные правила, с другой стороны, желательно облегчить организационные, физические усилия при проведении погребения и сократить финансовые расходы.
В ситуации погребения могут сталкиваться и ценности, и практические интересы представителей семейной общности, церкви и государства. Наблюдатели неоднократно отмечали, в частности, несоблюдение религиозных норм ритуала родственниками умерших неестественной смертью (самоубийц, опойц, утопленников). Как известно, церковь запрещает по канону хоронить самоубийц, делая исключение только для случаев, когда самоубийство явилось следствием расстройства рассудка. Тем не менее родственники идут на прямой обман священнослужителей (например, кого-то отправляют в церковь за освященной землей) [Носова, 1993: 138; Кремлева, 2001: 79]. Другим проблемным обстоятельством выступают установленные сроки погребения. Согласно церковному уставу и традиции умершего следует хоронить на третий день (включая день смерти). Одновременно существует запрет на погребение в праздничные дни. В императорской России к таким относились государственные «царские» дни, в связи с чем этнограф В.Смирнов отмечал: «Порядок хоронить на третий день, положенный церковью, не всегда соблюдается - покойником тяготятся, особенно в рабочую пору. Для духовенства этот установленный срок иногда представляет источник мучений: привезут покойника из деревни верст за 12, а между тем оказывается - «царский день» - хоронить нельзя. Тогда от живых достается и батюшке, и царю» [Смирнов, 1920: 10-11]. Противоречия между государственными и церковными календарными установлениями, с одной стороны, и реальными возможностями и практическими потребностями лиц, непосредственно занятых похоронами, с другой стороны, составляют только одну из ряда проблем, которые всегда были и создаются в ситуации погребения.
Этнографы, изучавшие похоронные обряды во второй половине ХХ в., неоднократно отмечали, что ориентация на церковный ритуал (обычно она рассматривается как показатель религиозности) коррелирует с признаком возраста участников: чем они старше, тем такая ориентация сильнее
[Устинова, 1980: 149; Носова, 1993: 130 и др.]. По нашему предположению, в пореформенный период ситуация изменилась, поскольку представителями старших возрастных групп стали люди, родившиеся и социализированные в советское время и воспитанные в советской идеологии.
Динамика погребальных ритуалов
История формирования в России обряда гражданских похорон, когда церковь не принимает участия в обряде, рассмотрена в содержательной работе Н.С.Полищук. Данный вид погребального обряда создавался в городской среде (интеллигенции, затем - рабочих). Истоки его усматриваются в общественных похоронах писателей демократического направления (первыми были похороны Н.А.Некрасова в 1887 г.). Окончательно обряд гражданских похорон-демонстраций сформировался осенью 1905 г., когда хоронили погибших революционеров. Н.С.Полищук отметила, что новый похоронный обряд бытовал в двух вариантах. Для одного из них (гражданские похороны) был характерен полный отход от церковного ритуала, в другом (так называемых полугражданских похоронах) сочетались церковный и гражданский ритуалы. С точки зрения адаптации ритуальных практик показательно, что на полугражданских похоронах церковный и гражданский ритуалы были строго разграничены. Так, по материалам Н.С.Полищук, на одних похоронах (в Серпухове) священник прошел часть пути: от фабрики до церкви, а от больницы до фабрики и от церкви до кладбища процессия шла без священника [Полищук, 1991: 32].
Как справедливо пишет А.Соколова, «если до революции такие обряды носили спорадический и протестный характер, то после революции 1917 г. это явление становится системным» [Соколова, 2011:189]. Заметим, однако, что рассмотренный
Н.С.Полищук тип обряда (похороны-демонстрации) представляет лишь ту разновидность гражданских похорон, которая имеет массовый общественный характер и связана с особым социальным статусом умершего. Такие похороны осуществляются в случаях смерти «выдающихся» людей, или коллективной гибели - при обстоятельствах, которые служат стимулом для выражения общественной скорби, или в особых ситуациях смерти одного человека, если сама по себе ситуация рассматривается как повод к демонстративным (политическим) действиям. В этом отношении традиция похорон-демонстраций, очевидно, обнаруживает известную преемственность по части ритуалистики. Тем не менее, по нашему мнению, общественные и частные похороны значительно различаются и отнюдь не только «количественными» показателями (состав субъектов-участников, численность процессии, пышность атрибутики и т.п.), хотя и по этим показателям может быть введены соответствующие шкалы для типологии обрядов.
Различия церковной и гражданской обрядности представляют обширную область специальных исследований. Отметим только некоторые из этих различий, в первую очередь, те, против которых возражает духовенство. Особенностью гражданского ритуала становится гражданская панихида, и ее масштабы, собственно, и могут рассматриваться в качестве одного из важнейших показателей значимости умершего. Как отмечал Ю.В.Бромлей, «в траурных обрядах, большую роль, чем в других, играют митинговые формы, а гражданская панихида представляет собой не что иное, как траурный митинг: одна за другой произносятся речи специфически траурного содержания. В отличие, однако, от другого рода собраний и митингов, здесь большую роль играет музыка» [Бромлей, 1981: 20]. Последнее обстоятельство также существенно. Музыкальное сопровождение противоречит церковному погребению. Вот как пишет об этом, например, священник Владислав Бибиков: «Совершенно неуместна при христианском погребении и музыка. В православном храме за богослужением музыка не употребляется, не нужна она и при погребении, которое представляет собой богослужебный обряд <...>, что может чувствовать душа, когда последний земной путь ее оглашается пронзительными звуками труб, так напоминающими рев адского пламени!» [Последний путь...]. В гражданском обряде сами музыкальные произведения и формы музыкального сопровождения, безусловно, выполняют социодифференцирующие функции, и этот элемент обряда заслуживает пристального изучения. В методических разработках, в частности, рекомендовалось на похороны выдающихся людей приглашать хоровые коллективы, инструментальные ансамбли [Браим, 1988: 22]. Похороны военнослужащих сопровождались траурной музыкой духового оркестра. Похоронный музыкальный репертуар был и является обязательной частью инструкций по проведению гражданского погребения. Еще одно «гражданское» нововведение касается широкого использования венков в похоронной атрибутике. С точки зрения священника «ношение во время погребальной процессии венков - обычай не православный. В наше время обилие цветов и венков при погребении служит чествованию земной жизни усопшего, питает тщеславие, гордость, вызывает у окружающих зависть и иные не подобающие чувства, а ведь во время последнего пути христианина нужно думать не о его заслугах, а молить Бога о прощении его грехов, которые при жизни вольно или невольно совершает каждый человек» [Последний путь...].
Влияние государства на похоронную сферу распространяется после революции 1917 г. Оно осуществляется опосредованно - через изменение законодательной базы в отношении актов гражданского состояния, лишение церкви ее статуса, политики в области культуры, идеологической работы, реформирования системы коммунального хозяйства в городах. Декретами СНК РСФСР от 17 и 18 декабря 1917 г. регистрация актов смерти из ведения церкви была передана местным советам. В 1919 г. (неудачная попытка), а затем в 1922 г. в Москве начинает действовать первый крематорий [Лебина, 1999: 99-102]. Согласно подписанному В.И.Лениным декрету о порядке захоронений на кладбищах, религиозные похоронные обряды допускалось проводить по желанию родственников и близких умершего за их собственный счет. Все государственные и ведомственные расходы по похоронам выделялись на проведение только гражданских похорон [Руднев, 1979: 13]. Таким образом, в борьбе с религиозными практиками государство использовало не только правовые и идеологические, но и экономические рычаги. Все эти мероприятия и инициативы власти способствовали постепенному внедрению в жизнь новой ритуалистики - процессу сложному, длительному и неравномерному, так как традиционная культура в целом и переходные ритуалы в особенности имеют свойство высокой сопротивляемости новшествам, тем более привносимым извне. Деятельность по созданию новых социалистических обрядов, в соответствии с изменениями политико-идеологической линии власти то активизировалась, то затухала. С конца 1950-х гг. она стала рассматриваться в качестве одного из важных вопросов атеистического воспитания [Соколова, 2011:188-190].
О попытках наполнить погребальный обряд новыми смыслами свидетельствуют тексты многочисленных методических разработок. Авторы одной из таких работ (которые, впрочем, достаточно стереотипны даже на уровне текстов) указывают, что обряд похорон «не следует считать полностью сложившимся и неизменным. Учитывая местные условия, прогрессивные традиции, по усмотрению организаторов можно вносить изменения - и в сам обряд, и в его символику, и в музыкально-хоровое сопровождение. Изменения эти должны гарантировать высокое идейное, психологическое и эмоциональное воздействие на участников церемонии» [Семейно-бытовые..., 1990: 123-124]. Таким образом, ритуал оказывается направленным в первую очередь на тех, кто провожает близкого в последний путь. В текстах рекомендаций основным объектом ритуальных действий становится не столько умерший, сколько некий Человек, который страдает в результате утраты и нуждается в поддержке. Смыслы ритуала тем самым включаются в иную мировоззренческую сферу: не религиозную, а гуманистическую (антропоцентрическую): «Человеку трудно быть наедине со своей скорбью <...>. Объединяя людей, обряд способствует тому, чтобы человек не чувствовал себя одиноким. Совершая советский похоронный обряд, человек ощущает свою связь с обществом, коллективом. Участвующие в обряде люди выражают ему свое сочувствие и поддержку, как бы берут на себя часть его ноши. Советский похоронный ритуал становится своего рода коллективным актом взаимного соболезнования, средством, помогающим заглушить скорбь, смягчить горечь утраты» [Угринович, 1975: 143].
Таким образом, в обряде гражданских похорон меняется функционально-смысловая нагрузка и вместе с ней структура ритуальной коммуникации. Традиционный религиозный обряд регламентирует отношения между семейно-локальной общностью, умершим и Богом. В случае гражданского ритуала последний коммуникант или отсутствует, или заменяется значимой социальной общностью (национально-государственной, корпоративной и т.п.), масштабу которой
соответствует статус покойного и его родственников. Не случайно символом наивысшей почести умершему является государственный флаг и решение о его использовании на похоронах принимают государственные инстанции. В ситуации противостояния государства и религиозных институтов проведение обряда по гражданскому образцу являлось знаком политической лояльности умершего и его семьи. Так, «после Великой Отечественной войны церемониалы гражданских похорон в литовских селах вырабатывались главным образом на похоронах народных защитников и жертв буржуазных националистов, в городах - на похоронах видных общественных деятелей, коммунистов» [Гедрене, 1981: 126].
В методических руководствах по проведению семейно-бытовых обрядов и праздников описаны поэтапно все действия организации похорон, связанные с их финальным этапом: проведением митинга, прощанием и похоронами. Для организации похорон создается специальная комиссия или выделяется организатор и распорядитель из работников коммунально-ритуальной службы. В функции организатора ритуала входит проведение обряда: помощь советами при оформлении места гражданской панихиды, ее проведение. Организатор выясняет, кто из друзей покойного может выступить с прощальным словом. Он принимает от организации или семьи покойного заказы, доставляет в указанное место похоронные символы и атрибуты, заказывает хор, оркестр, автотранспорт, организует приготовление могилы.
В обязанности комиссии входит:
• оповещение общественности о смерти человека, времени гражданской панихиды и захоронения,
• подготовка места, где будет проходить прощание с покойным и гражданская панихида,
• определение порядка несения почетного караула, назначение лиц, которые будут нести ордена, портрет, венки, гроб и др.,
• обеспечение музыкально-хоровым сопровождением [Семейно-бытовые..., 1990: 124-126].
Методические рекомендации по проведению гражданских похорон создавались научно-методическими центрами, комиссиями, советами по культурно-просветительской работе, советским обрядам и праздникам и подобными учреждениями и организациями, которые были подведомственны Министерству культуры РСФСР, таким же министерствам (или прямо Советам Министров) союзных и автономных республик СССР. Практические аспекты погребения, связанные в первую очередь с деятельностью кладбищ, находились в ведении Министерств коммунального хозяйства. Согласованность деятельности этих ведомств, история и практика их взаимодействия - сюжет неисследованный, но, очевидно, небезынтересный.
Закономерно, что обряд гражданских похорон по разработанным образцам утверждался преимущественно в городах. В сельской местности погребение дольше сохраняло условно «традиционный» характер в силу образа жизни, особенностей информационного пространства, неразвитости инфраструктуры и т.д. При отсутствии священников их функции в редуцированном виде выполняли лица старшего поколения из числа верующих и знающих необходимые правила. Вместе с тем следует отметить, что в советское время и непосредственно следующий за ним период проблема погребения остро стояла во многих городах. Созданных государством ритуальных служб не хватало, что приводило к очередям, нехватке похоронной атрибутики и др. В сфере погребальной практики, как и во многих других, рядовые российские граждане всегда полагались прежде всего на ближайшее социальное окружение и неформальные связи. «Монополия государства привела к тому, что в каждом городе существовало лишь по одному муниципальному
предприятию, оказывавшему ритуальные услуги населению. В результате этого предприятия не справлялись с «потоком умерших», их родственникам приходилось «отстаивать очереди» и приобретать ритуальную продукцию по «блату» или «через связи», что рассматривалось как нормальный и естественный выход из данной ситуации. Поддержка, получаемая благодаря использованию социальных сетей, в определенной степени защищала родственников умершего от разрушающей деморализации в процессе идентификации событий, связанных с проводами в последний путь [Елютина, Филиппова, 2010: 88].
Регулирование сферы погребения
Основные положения о взаимодействии социальных институтов семьи и государства определены законом РФ «О погребении и похоронном деле», который был принят в 1996 г. и существует сейчас с учетом многочисленных поправок в редакции 2011 г. Данный закон регулирует взаимоотношения, связанные с погребением. В рамках данного закона погребение определяется как обрядовые действия по захоронению тела (останков) человека после его смерти в соответствии с обычаями и традициями, не противоречащими санитарным и иным требованиям. Погребение может осуществляться путем предания тела (останков) умершего земле (захоронение в могилу, склеп), огню (кремация с последующим захоронением урны с прахом), воде (захоронение в воду в порядке, определенном нормативными правовыми актами Российской Федерации).
На сегодняшний день семья может передать свои полномочия по организации и проведению похорон другим лицам или вовсе отказаться от них, тем самым перекладывая все свои функции или их часть на государство. Согласно закону погребение может быть совершено семьей умершего, его близкими, друзьями или иными лицами, взявшими на себя роль представителя умершего. В ситуации отсутствия близких или их «мотивированного» отказа от погребения государство обеспечивает право погребения путем переложения данной функции на организации, специализирующихся на похоронном деле. При этом государство берет на себя все материальные расходы по погребению умершего. При недостатке средств на погребение представители умершего могут обратиться в государственные службы за помощью по данному вопросу.
Государство устанавливает:
• гарантии погребения умершего с учетом волеизъявления, выраженного лицом при жизни, и пожеланий родственников;
• гарантии предоставления материальной и иной помощи для погребения умершего;
• санитарные и экологические требования к выбору и содержанию мест погребения;
• основы организации похоронного дела в Российской Федерации как самостоятельного вида деятельности [О погребении..., 2011].
В настоящее время государственная ритуально-похоронная сфера представлена структурами федерального, регионального и муниципального уровней. Это органы государственного управления, Росстрой (в составе Минрегиона России), Минэкономразвития России, служба Роспотребнадзор и ее территориальные органы в субъектах Федерации, Военно-мемориальная компания, в составе которой функционируют сервисные ритуальные организации и производственные подразделения, научные и проектные организации, учебные заведения. В целом, данная сфера на всех уровнях включает управленческие структуры, общественные объединения, предприятия и организации [Сюткин, 2009: 18-23].
Самое непосредственное отношение к ситуации погребения имеют следующие организации.
1. Морг - патологоанатомическое или танатологическое отделение лечебно-профилактического учреждения или центра судебно-медицинской экспертизы. Морг предоставляет следующие услуги:
• размещение тела покойного после смерти,
• установление факта и причины смерти покойного,
• подготовка тела покойного к погребению (бальзамирование, стрижка, бритье, омовение),
• облачение тела покойного в специальную одежду и его сохранение до погребения,
• выдача тела умершего родственникам,
• организация процесса прощания - начало комплекса ритуальных действий, завершающих погребение тела покойного.
Процесс прощания должен проходить в специальном зале пантеона (трупохранилища), но в настоящее время функции пантеона нередко выполняет морг. Это объясняется неразвитостью инфраструктуры ритуально-похоронной системы. При моргах, как правило, имеется небольшой зал, в котором происходит ритуал прощания.
Место выдачи свидетельства о смерти обычно находится рядом с местом сохранения тела покойного или в больнице. Свидетельство о смерти выдается работником медицинского учреждения.
2. ЗАГС - орган исполнительной власти, регистрирующий факт смерти и выдающий соответствующее свидетельство.
3. Организации, выплачивающие пособие на погребение.
Федеральный закон «О погребении и похоронном деле» (статья 10, пункт 2)
разграничивает организации, ответственные за выплату пособия на погребение, следующим образом:
• если человек был пенсионером и не работал, то пособие выплачивает орган, в котором умерший получал пенсию (чаще всего Пенсионный Фонд);
• если умерший пенсионер работал, то пособие выплачивается по месту работы;
• в случае, когда умирает несовершеннолетний, пособие выплачивается в организации, где работает один из родителей (членов семьи);
• если умерший не являлся пенсионером, но в то же время не работал, за пособием следует обратиться в органы социальной защиты населения по месту жительства;
• в случае рождения мертвого ребенка по прошествии 196 дней беременности за пособием также следует обратиться в органы социальной защиты.
4. Кладбище - градостроительный объект, имеющий собственные участки земли, на территории которого располагаются места захоронения тел (останков умерших) или кремированных останков (праха) умерших, а также административные и производственно-технические здания, дороги, водопровод и другие элементы инфраструктуры. Традиционно на территории кладбища располагаются религиозные сооружения.
Кладбище предоставляет следующие услуги:
• захоронение тел (останков) умерших,
• захоронение урн с кремированными останками (прахом) умерших,
• эксгумация останков умерших, урн с прахом умерших (после кремации),
• уход за местами захоронений,
• оборудование мест захоронений надмогильными сооружениями,
• техническое обслуживание и ремонт надгробных сооружений.
Кладбище находится в ведении органов местного самоуправления.
5. Организация, в которой работал умерший. В ситуации смерти работника как коммерческой, так и государственной организации размеры выплат в помощь семье регулируются коллективным договором организации. Также часто среди коллективов организаций собираются деньги в помощь семье умершего.
6. Организации, в которой работают члены семьи умершего. Такие организации, также на основании коллективного договора, могут производить выплаты семье работника, потерявшего близкого. Кроме того, ему нередко оказывают неформальную материальную помощь члены коллектива и руководство организации.
7. Похоронное бюро или ритуальная служба. Это отрасль хозяйства или ее субъекта, включающая деятельность по оказанию ритуальных, юридических, производственных, обрядовых и иных сопутствующих услуг, связанных с созданием и эксплуатацией объектов похоронного назначения, а также организацией и проведением похорон и кремаций.
В комплексе ритуально-похоронной сферы представлены организации и предприятия практически всех организационно-правовых форм, предусмотренных гражданским кодексом РФ:
• государственные и муниципальные предприятия, имеющие в своей основе кладбища и крематории,
• хозяйственные общества и товарищества, как правило, предоставляющие ритуальные услуги до кладбища, а также выполняющие функции специализированных служб по вопросам похоронного дела, нередко выступающие в роли управляющих компаний на кладбищах.
Во многих муниципальных районах и городских округах отсутствует возможность (в основном из-за нехватки финансовых средств) создания специализированных служб. Органы местного самоуправления в таких случаях наделяют хозяйствующих субъектов, осуществляющих деятельность на рынке похоронных услуг, статусом специализированных служб.
В состав хозяйствующих субъектов, действующих на данном товарном рынке, входят юридические лица и индивидуальные предприниматели, оказывающие весь комплекс услуг: по оформлению документов, необходимых для погребения, по предоставлению и доставке гроба и других предметов, необходимых для погребения, бальзамированию, перевозке тела (останков) умершего на кладбище, кремации, погребению, а также оказывающие отдельно некоторые из этих видов услуг. Так, например, услуги по бальзамированию оказывают индивидуальные предприниматели, работники юридических ритуальных фирм, моргов и патологоанатомических учреждений, что существенно затрудняет их выявление.
В ряде малых муниципальных образований (районах, районных центрах, поселках) специализированные организации по вопросам похоронного дела пока отсутствуют. Вопросы оказания ритуальных услуг и деятельности муниципальных кладбищ не представляются актуальными для местных администраций. Однако ситуация очень быстро меняется. В крупных муниципальных образованиях рынок ритуальных услуг давно является привлекательным для предпринимательской деятельности, и как следствие он подвергается жесткому регулированию со стороны органов местного самоуправления.
Заметим, что существуют региональные особенности организации данной сферы в разных субъектах РФ и они могут быть связаны с национальными погребальными традициями. Например, на территории Республики Ингушетия и Чеченской Республики хозяйствующие субъекты, оказывающие похоронные (ритуальные) услуги, в том числе услуги по погребению (захоронение, кремации), не выявлены. Данная ситуация объясняется тем, что каждая фамилия (род) или группа фамилий обладают своими родовыми кладбищами, население (представители рода) самостоятельно организует погребение умерших [Российский справочник...].
Таким образом, в ситуации погребения складываются различные конфигурации взаимодействия субъектов-участников этой деятельности. Взаимодействие институтов и организаций, участвующих в ней, можно представить в виде двух основных схем: с участием и без участия института семьи. Очевидно, что в нормативном случае семья занимает ключевое положение в системе коммуникаций и ее позиции во многом определяют характер погребения, его конкретную форму (схема 1). Даже в тех случаях, когда «все берут на себя» организации, они соотносят свои действия с интересами ближайших родственников покойного.
Схема 1. Взаимодействие институтов и организаций в ситуации погребения с участием института семьи
В случаях, когда семья отсутствует или в силу каких-либо причин исключается из участников погребения, ее функции может принять на себя один или несколько субъектов ближайшей социальной сети (схема 2). На схеме в качестве такого агента показана организация, в которой работал умерший, но ее место могут занимать или с ней кооперироваться иные участники. Без проведения конкретных эмпирических исследований все возможные варианты учесть сложно, но вполне ясно, что агентами такой сети могут быть представители: а) дружеской общности; б) соседской общности; в) любого общественного, любительского и т.п. объединения, в которое был включен умерший. Именно эти субъекты взаимодействия в отсутствие представителей семьи и родственников оказываются в «ядерной» позиции. Соответственно аналогичная сеть может быть у ближайших родственников покойного и ее представительство в кризисной ситуации свидетельствует о возможностях гражданской солидарности на «микроуровнях».
Схема 2. Взаимодействие институтов и организаций в ситуации погребения без участия института семьи
Поля взаимодействия
Внутри социального пространства в ситуации погребения формируются особые сферы практик, или социальные поля взаимодействия. Взаимодействие может выступать в формах сотрудничества или соперничества агентов. Предварительно выделим следующие социальные поля.
• Культурное поле. Это поле включает религию, идеологию, «неомифологию», обычное право, ритуальные сценарии (традиции). В культурном поле идет борьба между смыслами смерти и погребения человека: религиозными, «идейными», этническими и т.д. и соответствующими им разными традициями захоронения. В культурном поле борьба связана с осмыслением роли ритуала и его отдельных элементов, с их ценностью, т.е. агенты данного поля стремятся утвердить свое видение «правильных» похорон. Ярким примером этому является борьба советской власти с религиозным обрядом погребения - разработка и внедрение нового гражданского обряда. В культурном поле сталкиваются ценности различных этнических, конфессиональных, социальных общностей, поколений, а также локальные и субкультурные традиции.
• Экономическое поле связано в первую очередь с профессионализацией похоронного дела, а также с распределением расходов на погребение. В рамках экономического поля ведется борьба за ресурсы. Отрасль похоронного дела - это высокодоходный бизнес, за преимущественное право на занятие которым соперничают специализированные ритуальные службы между собой, а также с церковью. Об этом четко высказываются социологи: «Следует отметить, что увеличение количества ритуальных агентств и прибыльность похоронного дела привели к возникновению острой конкуренции между муниципальными, частными похоронными службами и церковью. Развитие рыночных отношений и конкурентной борьбы в сфере ритуальных услуг способствовали увеличению ассортимента ритуальной продукции,
расширению состава ритуальных услуг, повышению качества похоронного обслуживания населения и улучшению организации работы ритуальных агентств, заботящихся о своей деловой репутации. Однако институциональное укрепление рыночной системы регулирования сферой похоронного дела сопровождается появлением разного рода нелегитимных практик, связанных как с организацией похорон, так и с ранжированием мест захоронения» [Елютина, Филиппова, 2010: 94]. В это поле включается также «борьба за экономию». Поскольку погребение затратно, некоторые агенты стараются вложить в него по возможности меньше средств. Такая стратегия может характеризовать малоимущих или прагматичных родственников, нередко - организацию, в которой работал умерший (особенно у бюджетных учреждений на сей счет есть аргументированные оправдания). Происходит распределение затрат между субъектами, и оно касается не только денежных сумм, внесенных на похороны родственниками, соседями, друзьями, организациями и т.д., но и затраченных усилий, времени и прочего. Не исключается и такой «рыночный» вариант: кто больше получил наследство, тот и должен предоставить больше средств на похороны.
• Социально-статусное поле - арена соперничества за символический социальный капитал, связанный с общественным престижем. В этом поле определяются роли и статусы участников в соответствии с их значимостью, ведется борьба между агентами за признание, доверие. В ситуации погребения этот вид взаимодействия проявляется, в частности, в неформальной помощи родственникам умершего при организации похорон. Тот, кто затратил больше сил и средств на погребение, завоевывает прежде всего высокую нравственную репутацию. Он приносит своего рода «дар» (в том значении, которое это понятие имеет в социально-антропологической концепции дарообмена) и в качестве дарителя получает высокий социальный рейтинг. Другой аспект отношений связан с тем, что «внутри» погребальной ситуации, исключительной по символической значимости ее основного объекта (умершего), степень причастности к нему ранжирует участников: каждый стремится продемонстрировать свою большую, чем у других, близость к умершему. Для этого есть целый ряд специфических средств: количество и качество предпринятых усилий, организационные роли, занимаемые места (например, рядом с ближайшими родствениками), поминальные речи, характер выражения горя и т.д. Особое значение эта сторона взаимоотношений приобретает в случаях похорон известных лиц, уважаемых персон. Похороны предоставляют для демонстрации причастности к ним большие возможности.
• Политическое поле формируется вследствие того, что субъекты преследуют собственные политические цели. Определенные погребальные действия, а также само участие или демонстративное неучастие в похоронах могут быть средством выражения известной политической платформы и знаком принадлежности к ней. Погребение может выступать как политический акт - государственный, церковный, гражданский и т.д. В тех или иных контекстах оно является, например, действием гражданского неповиновения или, напротив, проправительственной акцией. Наглядным примером служат похороны'-демонстрации жертв революции 1905 г. По политическим и идеологическим мотивам государство либо хоронит погибших солдат открыто, торжественно и с воинскими почестями, либо не заботится об их захоронении. Это зависит от того, насколько оно желает представить гибель воинов как подвиг во имя Отечества. В известных случаях гибель военнослужащих свидетельствует о «позоре государства» или же привлечение внимания к их судьбе перестает соответствовать актуальным политическим интересам (как в случае отказа от почетного
захоронения солдат и офицеров, погибших в советско-финской войне 1939-1940 гг.). В свою очередь, организация погребения лиц, отверженных властью, просто участие в таком погребении способны свидетельствовать о политических взглядах участников, об их принадлежности к протестному «лагерю», а также служить знаком личной смелости, достоинства и т.п. Так было, например, на похоронах Б.Л.Пастернака, замечательно описанных в последней мемуарной книге В.А.Каверина «Эпилог». От участия в погребении поэта дистанцировались все официальные организации, власти не дали разрешения на въезд в страну сестре умершего, милиция не пропускала машины в дачный поселок, где происходили похороны; и все организовывали представители определенного круга интеллигенции - друзья, почитатели и единомышленники. Сам характер погребальной ситуации и состав участников определили особенности ритуального поведения и символизации скорбного события, когда «все любящие друг друга как бы старались объединиться» [Каверин, 2012: 399].
Список литературы
Арьес Ф. Человек перед лицом смерти: пер. с фр. / под общ. ред. С.В.Оболенской; предисл. А.Я.Гуревича. М.: Изд. группа «Прогресс» - «Прогресс-Академия», 1992. 528 с.
Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре: структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов. СПб.: Наука, 1993. 240 с.
Браим И.Н. Современные семейные обряды и обычаи (Материал в помощь лектору). Минск: Правление о-ва «Знание» Белорусской ССР, 1988. 24 с.
Бромлей Ю.В. Новая обрядность - важный компонент советского образа жизни // Традиционные и новые обряды в быту народов СССР. М.: Наука, 1981. С. 5-28.
Бурдье П. Социология социального пространства: пер. с франц. / отв. ред. Н.АШматко. М.: Ин-т эксперим. социологии; СПб.: Алетейя, 2005. 288 с.
Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. СПб.: Изд-во ЕУ СПб., 2008. 298 с.
Гедрене Р.К. Гражданские похороны в Литве // Традиционные и новые обряды в быту народов СССР. М.: Наука, 1981. С.125-134.
Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический Проект, 2003. 528 с.
Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М.: Индрик, 1993. 327 с.
Добреньков В.И., Кравченко А.И. Социология: в 3 т. Т.3: Социальные институты и процессы. М., 2000.
Елютина М.Э., Филиппова С.В. Ритуальные похоронные практики: содержательные изменения // Социологические исследования. 2010. N° 9. С. 86-94.
Заславская Т.И. О субъектно-деятельностном аспекте трансформационного процесса / под общ. ред. Т.И.Заславской // Кто и куда стремится вести Россию? Акторы макро-, мезо- и микроуровней современного трансформационного процесса. М.: МВШСЭН, 2001. С. 3-15.
Ильясов Ф.Н. Феномен страха смерти в современном обществе // Социологические исследования. 2010. № 9. С.80-86.
Каверин В.А. Эпилог: Мемуары. М.: Эксмо, 2012. 576 с.
Кремлева И.А. Похоронно-поминальные обряды у русских: связь живых и умерших // Православная жизнь русских крестьян XIX - XX веков. Итоги этнографических исследований. М.: Наука, 2001. С.72-87.
Кремлева И.А. Похоронно-поминальные обычаи и обряды // Русские. М.: Наука, 2005. С. 517-532.
Лаврикова И.Н. Молодежь: отношение к смерти // Социологические исследования. 2010. № 9. С. 134-136.
Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-1930 годы. СПб.: Журнал «Нева» - Издательско-торговый дом «Летний Сад», 1999. 334 с.
Матяш Д.В. Парадоксы манифестации идеи негации смерти в культуре // Философские науки. (М). 2003. № 3. С. 91-99.
Носова Г.А. Традиционные обряды русских: крестины, похороны, поминки. М.: ИЭА РАН, 1993. 254 с. (Российский этнограф. Альманах. № 6).
О погребении и похоронном деле: федеральный закон от 21 ноября 2011 г. № 331 // Официальный интернет-портал правовой информации. URL: www.pravo.gov.ru.
Полищук Н.С Обряд как социальное явление (на примере «красных похорон») // Советская этнография. 1991. № 6. С. 25-39.
Последний путь: о православном обряде погребения священник Владислав Бибиков / «Электронный проект “Православие”»: Таинства и обряды Православной церкви: Православный обряд погребения. URL: http://pravoslavie.ssau.ru/?page=32
Российский справочник ритуальных услуг. URL: http://www.ros-ritual.ru Руднев В.А. Советские праздники, обряды, ритуалы. Л.: Лениздат, 1979. 208 с. Семейно-бытовые обряды и праздники: Отд. ЗАГСа Совета Министров МАССР, министерство культуры МАССР, Респ. научно-методический центр народного творчества и культурно-просветительской работы Министерства культуры МАССР / сост. Л.Н.Сазонов. Саранск, 1990. 141 с.
Смирнов В.И. Народные похороны и причитания в Костромской губернии. Кострома: Тип. «Северный рабочий», 1920. 106 с.
Соколова А. Похороны без покойника // Антропологический форум. 2011. №15. С. 187-202.
Сюткин Г.Н. Основы ритуально-похоронного дела: учеб. пособие. М.: Альфа-М, Интра-М. 2009. 320 с.
Угринович Д.М. Обряды. За и против. М.: Политиздат, 1975. 175 с. Устинова М.Я. Семейные обряды латышского городского населения в ХХ в. (по материалам городов Латгале и Курземе). М.: Наука, 1980. 167 с.
Христолюбова Л.С. Семейные обряды удмуртов (Традиции и процессы обновления). Ижевск: Удмуртия, 1984. 128 с.
Charmaz Kathlene C. The social reality of death: Death in contemporary America. Reading, MA: Addison-Wesley, 1980. 335 p.
Howarth G. Death and dying: a sociological introduction. Cambridge: Polity Press, 2007.
Walter T. Sociology of death // Sociology Compass. 2008. № 21(1). P. 317-336. Сведения об авторах Разумова Ирина Алексеевна,
доктор исторических наук, главный научный сотрудник Центра гуманитарных проблем Баренц-региона Кольского научного центра РАН
Барабанова Лариса Александровна,
аспирант Кольского научного центра РАН
Razumova Irina Alekseyevna,
Dr.Sc. (History), Leading Research Fellow of the Barents Сєпіїє of the Humanities of the Kola Science Centre RAS
Barabanova Larisa Aleksandrovna,
Post-graduate of the Kola Science Centre, RAS
