Ситуационные представления как основание синтеза объяснения и понимания Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 165 П. В. ВЕКЛЕНКО

Омская академия МВД России

СИТУАЦИОННЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ КАК ОСНОВАНИЕ СИНТЕЗА ОБЪЯСНЕНИЯ И ПОНИМАНИЯ_________________________________

Статья посвящена когнитивному и мировоззренческому потенциалу ситуационных представлений, оказывающих значительное влияние на современные философские и научные дискурсы.

Ключевые слова: ситуация, объяснение, понимание, система, смысл, интроспективная онтология.

Понятия «объяснение» и «понимание» не только отражают ключевые процедуры исследовательских программ «наук о природе» и «наук о культуре», но и могут быть рассмотрены в качестве методологических принципов или руководящих идей, определяющих логику естественнонаучного и гуманитарного познания. В рамках данной статьи будет предпринята попытка рассмотреть эти принципы в чистой, эталонной форме с целью фиксации наиболее важных аспектов противоречия «объяснение — понимание» и выявления возможностей его преодоления на концептуальном уровне посредством использования ситуационных представлений. В этой связи целесообразно выдвинуть положения предварительного характера, в частности:

1. В рамках данной статьи ситуационные представления рассматриваются не в качестве методики case studies, сложившейся в западной эпистемологии и предназначенной для анализа конкретных ситуаций, а как набор концептов, характерных, прежде всего, для неклассической онтологии и оказывающих значительное влияние на теорию и методологию познания как естественных, так и гуманитарных наук, но не воплотившихся в строгих, целостных теоретических формах.

2. Рассмотрение противоречия между исследовательскими программами естественных и гуманитарных наук потребует обращения к его крайним, антагонистическим формам и обострению смежных противоречий, а именно, «субъектная ориентация — стремление к объективности», «отражение — конструирование», «естественнонаучное — гуманитарное». Некоторый радикализм необходим для выявления глубинных оснований отличия «науки» от «ино-науки» и, соответственно, для поисков предпосылок к синтезу.

Перейдем к решению поставленных задач и детально рассмотрим принцип объяснения, для чего обратимся к его популярному определению: «Объяснение — главная познавательная операция всех естественных наук (от физики до биологии, геологии и географии), заключающаяся в том, что любое природное явление, его свойства, изменения и пр. трактуются как прямое следствие «слепо» действующих материальных причинных взаимодействий в соответствии с определенными законами природы» [1]. Анализ данного определения позволяет сделать следующий вывод — принцип объяснения применим к специфической «предметной среде»: процедура объяснения осуществима лишь в том случае, если предмет познания сконструирован на экстраспектив-

ном онтологическом материале и соответствует следующим параметрам:

1. Упорядоченность, наличие всеобщих, устойчивых (повторяющихся) связей, обнаружение и фиксация которых на уровне закона (теории) позволяет соответствующим образом интерпретировать частные (конкретные) природные явления. Объяснение есть «подведение» частного случая, события под охватывающий закон или закономерность [2]. Упоминание о «законах природы» и «причинных взаимодействиях» свидетельствует о том, что онтологическим основанием объяснения является убежденность в упорядоченности мира природы, как объекта естественнонаучного исследования: «Человек, слуга и истолкователь природы, столько совершает и понимает, сколько постиг в порядке природы делом или размышлением, и свыше этого он не знает и не может» [3]. Упорядоченность природы раскрывается в процессе естественнонаучного познания как системность, детерминизм, повторяемость, устойчивость, предсказуемость. Упорядоченность природы, развивающейся по определенным законам, а также стремление объяснять бесконечность явлений и процессов на основе уже открытых законов и принципов, свидетельствует об эссенциализме естественнонаучной программы, ориентации наук о природе на всеобщие и устойчивые связи.

Объяснение «природных явлений» осуществляется на основе предшествующего познания «законов природы», дается ответ на вопрос «Почему?», что является переходом от общего (фундаментального) знания к частному знанию о конкретном природном объекте или процессе. Объяснение, таким образом, дедуктивно: «объяснение (в широком смысле) понимается как дедуцирование объясняемого (экспла-нандума) из объясняющего (эксплананса). Экспланан-дум представляет некоторый факт или закон, нуждающийся в объяснении, а эксплананс — закон или совокупность (систему) законов, из которых логически выводится экспланандум» [4]. Кроме того, объяснение возможно благодаря предшествующему эмпирическому этапу в деятельности субъекта научного познания — наблюдению, эксперименту, измерению, систематизации фактов, тому, что можно назвать индуктивным следованием, которое необходимо для формирования научной теории или закона. При этом объяснение теоретически ограничено, поскольку то, что не «вписывается» в рамки «уже открытых законов природы» — необъяснимо.

Упорядоченность мира природы практически с неизбежностью приводит к выводу о его разумном

ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 6 (102) 2011 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ

ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 6 (102) 2011

устройстве — при этом не имеет значения, какая именно сущность является «метафизическим олицетворением» этой разумности — антропоморфный Демиург или саморазвивающаяся материя. Созерцание разумом исследователя «разумности» природы, приводит к абсолютизации рациональности, к «научному панлогизму»: «Следует совершать разложение и разделение природы, конечно не огнем, но разумом, который есть как бы божественный огонь» [3, с. 53]. Ограниченный разум человека, в силу сходства с Разумом Вселенским, способен «улавливать» крупицы истины — постигать законы рационального устройства природы, отражать вечное, неизменное и всеобщее, что впоследствии открывает саму возможность объяснения.

2. Объективность, вещность, «бессловесность». Принцип объяснения как «главная познавательная операция всех естественных наук», как стержень особой методологии и познавательный стандарт, был разработан в ходе изучения природных явлений и процессов, которые рассматривались и рассматриваются как «безгласные вещи», т.е. «монологически» (М. М. Бахтин). Изначально стандарт научного освоения «естества» не предполагал ценностного к нему отношения — сострадания, покровительства, восхищения или благоговения. Первая в истории науки и актуальная поныне установка по отношению к «началу страдательному», к «объекту» — препарировать, устраивать «судебное разбирательство», покорять, извлекать все, что необходимо ради «блага человеческого». В определенном смысле объяснение авторитарно, т.к. является беспристрастным, безразличным предписанием предмету познания определенного соотношения с законом или теорией.

Если рассмотреть объяснение не с точки зрения содержания самой его процедуры, а как некую мировоззренческую доминанту, то безразличие к предмету познания, а впоследствии и предмету преобразующей, практической деятельности, приводит к эксплуататорскому, потребительскому его восприятию. Отношение к человеку, обществу, как к «вещам», — это не просто «грех метафизики» (М. М. Бахтин), это корень чудовищных преступлений.

Перейдем к анализу принципа понимания и вновь обратимся к распространенной дефиниции: «Понимание — главная познавательная операция гуманитарных наук, вытекающая из того, что любой материализованный продукт человеческой деятельности рассматривается как воплощающий в себе определенный замысел, цель его создателя; в таком случае «понять что-то» — значит, проникнуть в смысл произведенного человеком, ответить на вопросы «зачем?», «для чего?» оно сделано, какую функцию выполняет, какую реализует в себе ценность и т.д.» [1, с. 718]. Принцип понимания также ограничен предметной средой, которая, однако, сконструирована на основе интроспективной онтологии. Рассмотрим основные параметры предмета познания гуманитарных наук:

1. Аморфность, неустойчивость, уникальность. Понимание в «чистом виде» есть отказ от объективной истины как отпечатка или отражения упорядоченности окружающего мира на поверхности разума, отказ от всеобщего и устойчивого и ориентация на единичное и нестабильное. В гуманитарном знании отчетлива следующая тенденция: истина субъективна, она есть конструкция, плод самого разума. Известная со времен античных авторов оппозиция «истина — мнение» в гуманитарных науках имеет

весьма ограниченную область действия — в современной культуре в целом указанные противоположности слились воедино: «Какие-то мнения могли руководить поступками людей не меньше, чем реальные факты, будучи при этом подвержены таким внезапным изменениям, которые факты претерпевать не в состоянии. Так, Галапагосские острова могли быть объявлены адом, а всего мгновение спустя — раем, а Юлий Цезарь почитаться то государственным деятелем, то, чуть погодя, мясником... и так далее, и так далее» [5]. В связи с этим программное положение гуманитарных наук может быть выражено следующим образом: человек не получает, не открывает «готовых», объективно существующих истин, он создает истину по собственной мерке и проживает ее. Таким образом, проникновение в сферу субъективных, неповторимых истин, путешествие во внутренний мир субъекта и есть понимание. Субъект выступает в роли генератора смыслов и в то же время создателя особой, неповторимой реальности, что позволяет говорить об ориентации гуманитарного знания, на единичное и уникальное и в то же время неуловимое, неустойчивое, поскольку богатство внутреннего мира субъекта, его «говорящего бытия» включает аморфное, текучее, находящееся на границе сознания и бессознательного. В этом отчетливо проявляется влияние психоаналитической традиции на канон понимания, действующий в современном гуманитарном знании. Понимание, таким образом, может быть рассмотрено как прорыв в принципиально неупорядоченный, в естественнонаучном смысле, а порой и вовсе иррациональный мир — «это бытие никогда не совпадает с самим собою и потому неисчерпаемо в своем смысле и значении» [6].

2. Субъективность, выразительность, смысловая продуктивность. Понимание как попытка проникновения во внутренний мир «человека-создателя», постижения «замыслов и целей», в отличие от объяснения, диалогично, поскольку человек рассматривается не как «безгласная вещь» или «начало страдательное», ему позволяется «высказаться» в качестве «деятельного начала», «генератора смыслов», «творца». Онтологическая (точнее сказать — онто-антропологическая) предпосылка понимания — человек и есть бытие, до него, после него и за пределами видимого им горизонта нет никакого бытия. Соответственно, основа понимания — субъектная ориентация, а объект исследования гуманитарных наук — «выразительное и говорящее бытие» [6, с. 411].

Как и объяснение, «рафинированный» принцип понимания может быть рассмотрен в качестве мировоззренческой доминанты и подвергнут критике. Внутренний мир человека или субъективная реальность в процессе освоения характеризуется тенденцией к превращению в гипертекст — замкнутое на самом себе повествование без начала и конца, которое может прочитываться из любой точки благодаря бесконечности смысловых вариаций. Гипертекст как объект научного исследования или художественного познания создает впечатление бездны, тщетности всех попыток отыскания универсалий, общечеловеческих ценностей, элементов абсолютной истины, что порождает как ценностный, так и гносеологический релятивизм. Данные формы релятивизма пронизывают культуру постмодерна: от этических воззрений до попыток «выбросить как устаревший хлам идеи классической философии, связанные с выяснением всеобщих (трансцендетальных) условий познавательного отношения человека к миру, с выяв-

лением горизонта универсальных ценностей познания, с моделированием субъекта познания как познающего человечества (а не как “ социального атома", погруженного в сугубо индивидуальный “жизненный мир".)» [7]. Последовательно реализуемый принцип понимания делает человека мерой всех вещей, тем самым лишая человечество всех остальных мер, ориентиров и истин.

Рассмотрение объяснения и понимания целесообразно дополнить замечаниями общего характера:

1. Любая модель познания, представленная набором гносеологических конструктов и соответствующих им методологических предписаний, опирается на онтологические представления, которые могут быть отрефлексированы в качестве таковых пользователями данной модели или определять процесс познания в качестве неотчетливого для сознания, но «действующего» начала — установки. Простейший, и в то же время яркий, пример взаимосвязи онтологии, теории познания и «рабочей» модели познания имеется в идеализме Платона, где указанные элементы связаны настолько, что могут быть рассмотрены в качестве целостной системы. Гипостазиро-вание «общих понятий» в автономно существующий мир идей, сотканный из прекрасных и совершенных истин, порождает интерпретацию познания как созерцания идеальной реальности, результаты которого подверглись забыванию в процессе перевоплощения человеческой души. В данном случае граница между онтологией и теорией познания прозрачна, а производные от концепции врожденного (априорного) знания модели познавательного процесса длительное время применялись в исследовательской практике, обнаруживая преемственность по линии платонизм— средневековый реализм — картезианский рационализм — кантианство.

2. И объяснение, и понимание имеют ограниченную область применения и не могут изучаться в отрыве от специфической предметной среды, в рамках которой они выступают эффективными и допустимыми (с этической точки зрения) инструментами научного познания.

3. Предмет познания есть категория гносеологии, которая отражает одну из предпосылок процесса познания: исследованию предшествует определение параметров исследуемой реальности или конструирование, на основе онтологических представлений, предмета для приложения усилий познающего разума.

4. В основе предметной среды, в рамках которой «работает» принцип объяснения — экстраспектив-ные (от лат. ех1;га8рес1;ю — смотрю извне) онтологические представления. Предмет изучения естественных наук — объективная, вещная упорядоченная реальность, при этом познание рассматривается преимущественно как отражение и характеризуется стремлением к объективности.

5. В основе предметной среды, «поддающейся» пониманию — интроспективные онтологические представления (от лат. т1;го8рес1;ю — смотрю изнутри), в соответствии с которыми предмет познания гуманитарных наук — есть субъективная, нестабильная и аморфная реальность. Процесс познания — выработка, конструирование смыслов на основе взаимного обогащения внутреннего мира субъекта познания и изучаемой им субъективной реальности.

6. В действительности субъект познания, так или иначе, использует и объяснение и понимание. «Сейчас становится все более ясным, что операции объяснения и понимания имеют место в любых научных

дисциплинах — и естественных, и гуманитарных — и входят в ядро используемых ими способов обоснования и систематизации знания» [8]. Тем не менее концептуальная основа синтеза или, по крайней мере, преодоления антагонистического противоречия между объяснением и пониманием и, отчасти, естествознанием и знанием гуманитарным, а также соответствующими типами культуры, не представляется достаточно ясной.

Следуя по ранее заданному курсу на рассмотрение теории познания и моделей познания, используемых в практике научного исследования, в единстве с их онтологической основой, попытаемся обозначить возможность компромисса. Обеспечить гармоничное сосуществование объяснения и понимания, как принципов исследования и мировоззренческих доминант представляется возможным путем разрешения противоречия «объективизм — субъективизм». Другими словами, требуется синтезирующий онтологический базис, в рамках которого «вещная» и «говорящая» реальности, объективное и субъективное рассматриваются в качестве необходимых и несводимых друг к другу форм бытия. С учетом данного требования представляется плодотворным использование ситуационных представлений — в поддержку данного тезиса представим следующие аргументы:

1. Ситуация есть стечение обстоятельств, выделяемое в качестве такового среди прочих «фоновых» или «малозначительных» событий. Познающий субъект в силу собственной ограниченности не способен рассматривать и постигать все бесконечное многообразие процессов и состояний. В ходе реализации познавательного отношения к миру субъект следует принципу «разделяй и властвуй» — фокус его внимания с неизбежностью отграничивает в потоке бытия «значимое» от «незначимого», останавливается на совокупности условий, обладающей практической или познавательной ценностью и игнорирует несущественное. Подобно тому как «материя» открывается познающему субъекту в «материальных объектах» и не дается в «чистом виде», так и мировоззренчески и идеологически нейтральное «бытие» постигается лишь в «ситуациях». Ограниченность субъекта, интенциональность познающего разума, оборачивающаяся избирательностью познания, делают «ситуацию» гибким инструментом междисциплинарных исследований, понятием предельной степени обобщения.

2. Ситуация есть единство объективного (обстоятельств, независящих от субъекта) и субъективного (смысла, проецируемого на обстоятельства субъектом). Если для естественных наук и для классических философских систем бытие возможно до субъекта и без субъекта, как бесконечная система систем, то для гуманитарных наук и неклассических (постмодернистских) философских построений бытие возможно только как некая связь субъекта с миром, неизбежным продуктом которой является смысл. И первое, и второе положения «укладываются» в пространство значения концепта «ситуация». Ситуация есть компромисс между экстраспективным конструктом «система» и интроспективным концептом «смысл», поэтому постижение бытия «в облике» ситуации на уровне достаточном для выполнения задач, стоящих перед наукой, невозможно одними лишь средствами понимания или одними лишь средствами объяснения. С одной стороны, ситуация, как совокупность обстоятельств есть система и может быть подвергнута описанию и объяснению как

ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 6 (102) 2011 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ

ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 6 (102) 2011

структура в статике и динамике во множестве внешних и внутренних взаимосвязей — с другой, ситуация как смысловая реальность может быть проинтерпретирована посредством герменевтических процедур понимания. В итоге и объяснение, и понимание — необходимые предпосылки для постижения сущности ситуации, контроля над ситуацией и воспроизводства ситуации.

3. Двойственность ситуации как онтологического конструкта согласуется с известным со времен И. Канта положением теории познания о нерасторжимом единстве субъективного и объективного в процессе познания и структуре его результатов, а также современными представлениями о «познании-конструировании», противопоставляемом архаичному «познанию-отражению». Даже современная фундаментальная физика как последний оплот объективизма, включает в себя признание фактора субъективности, обозначенного понятием «наблюдатель». «Наблюдатель» как неотъемлемый элемент «ситуации», находящийся в ценностной, познавательной или предметно-преобразующей связи с объективными условиями жизнедеятельности, приобретает не только статус познающего субъекта, привносящего элемент личностного в структуру знания, но и объекта познания, генерирующего смыслы и проецирующего их на обстоятельства, что предопределяет развитие событий и их исход. Тем самым расширяются представления о структуре познавательного процесса, о всепроникающем, всеохватывающем действии личностного, субъективного, смыслового.

4. Ситуационные представления способны стать основой для формирования более совершенной модели познаваемой реальности, т.к. в ситуации не только «объективные обстоятельства» становятся причинами других «обстоятельств», но и порождают «субъективные смыслы» и, кроме того, «субъективные смыслы» детерминируют появление новых «смыслов» и новых «объективных обстоятельств». В результате складывается более сложная предметная среда, освоение которой возможно с учетом широкого спектра причинных и непричинных видов детерминации — о причинении как таковом, а также информационном, целевом причинении, статистической детерминации. Вполне возможно, что ситуационные представления в познании могут послу-

жить средством преодоления механицистских, вульгарно материалистических и прочих редукционистских «призраков».

Таким образом, ситуационные представления в познании не исчерпываются методикой исследования конкретных ситуаций, в перспективе возможно появление «общей теории ситуаций» и производного от неё «ситуационного метода познания» [9, 10], что, безусловно, повлияет и на философскую картину мира в целом, и на теорию познания в частности.

Библиографический список

1. Философия науки / под ред. С. А. Лебедева. — М. : Академический проект, 2004. — С. 717.

2. Фон Вригт, Г. Х. Логико-философские исследования / Г. Х. фон Вригт. - М. : Наука, 1986. - С. 53-60.

3. Бэкон, Ф. Новый органон / Ф. Бэкон // Антология мировой философии. В 2 т. Т. 2 . — М. : Мысль, 1970. — С. 12.

4. Баженов, Л. Б. Иерархическая структура объяснения и статус феноменологических теорий / Л. Б. Баженов // Философия науки. — М., 1998. — Вып. 4. — С. 84.

5. Воннегут, К. Галапагосы / К. Воннегут. — М. : Аст, 2003. — С. 9.

6. Бахтин, М. М. К методологии гуманитарных наук / М. М. Бахтин // Эстетика словесного творчества. — М. : Искусство, 1979. — С. 410.

7. Порус, В. Н. Гносеология в ретроспективе и перспективе / В. Н. Порус // Эпистемология. Философия науки. — 2004. — Т. II. № 2. — С. 73.

8. Ивин, И. И. Ценности и проблема понимания / И. И. Ивин // Полигнозис. — 2002. — № 4. — С. 137.

9. Ситуационные исследования / под ред. Н. М. Солоду-хо. // Вып. 1: Ситуационный подход. — Казань : Изд-во КГТУ, 2005. — 188 с.

10. Ситуационные исследования / под ред. Н. М. Солоду-хо. // Вып. 2: Типология ситуаций. — Казань : Изд-во КГТУ, 2006. — 152 с.

ВЕКЛЕНКО Павел Васильевич, кандидат философских наук, заместитель начальника организационнонаучного и редакционно-издательского отдела. Адрес для переписки: е-шаіі: mvdfilosof@yandex.ru

Статья поступила в редакцию 22.03.2011 г.

© П. В. Векленко

Книжная полка

Румянцева, О. Г. Метаморфозы разума в европейской культуре: к философским истокам современных проблем образования / О. Г. Румянцева. - М. : Прогресс-Традиция, 2010. - 648 с. -ISBN 978-5-89826-362-1.

Книга посвящена ключевому для понимания европейской культуры процессу — осознанию человеком опосредствующей активности мысли и последующим метаморфозам этого осознания. Фундаментальным моментом этой активности разума выступила его открытость к своему предмету как иному для мысли. Открытость разума также значительно изменялась в истории культуры. Ведь этой открытостью предмет мысли как иное впервые конституируется в качестве бытия, а мысль — в качестве ответственной за бытие, от которого она себя отличает как от иного. Именно осознание открытости к иному как истоку собственного — открытости, присущей культуре как таковой, — является характерной чертой европейской культуры от Античности до эпохи модерна и лежит в основе европейского типа культурной преемственности, реализованного в институтах образования. В книге исследуется, как кризис европейского разума проявляет себя в проблемах современной культуры, в особенности образования, а также способы разрешения этих проблем на основе осознания фундаментального характера понимания разума как открытости к иному для всей европейской культуры.