CC BY
337
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2015. № 1
ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА Н.К. Гарбовский,
доктор филологических наук, профессор, директор Высшей школы перевода (факультета) МГУ имени М.В. Ломоносова; e-mail: [email protected]
СИСТЕМОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ НАУКИ О ПЕРЕВОДЕ. ТРАНСДИСЦИПЛИНАРНОСТЬ И СИСТЕМА НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ
В статье предлагается системологическая модель науки о переводе, которая могла бы интегрировать научные знания об этом явлении, полученные на протяжении долгого периода эмпирическим и теоретическим методами в рамках разных научных дисциплин.
Принятие системологической модели науки о переводе и системный подход к исследованию перевода, систематизация научных данных о переводе могли бы свидетельствовать о выходе этой науки к новой парадигме системной трансдисци-плинарности.
Ключевые слова: наука о переводе, системология, трансдисциплинарность.
Nikolai K. Garbovsky,
Dr. Sc. (Philology), Professor, Director of the Higher School of Translation and Interpretation, Lomonosov Moscow State University, Russia; e-mail: [email protected]
SISTEMOLOGICAL MODEL OF TRANSLATOLOGY: TRANSDISCIPLINARITY AND THE SYSTEM OF SCIENTIFIC KNOWLEDGE
The author offers a systemological model of translatology that could integrate scientific knowledge about translation accumulated over a long period of time through empirical and theoretical methods within various scientific disciplines. Accepting the aforementioned model and the systemic approach to studying translation, as well as the systematization of scientific data about it, could testify to the fact that translatology has reached a new paradigm of transdisciplinarity.
Key words: translatology, systemology, transdisciplinarity.
Вступление
XXI век ознаменовался новым всплеском интереса исследователей, преподавателей и переводчиков-практиков к проблемам переводческой деятельности. Многочисленные научные конференции, форумы и конгрессы, методологические семинары и школы, новые теоретические и профессиональные журналы, по-свящённые переводу, позволили более пристально взглянуть на
эту разновидность когнитивной деятельности человека, требующую особых компетенций.
Массовое обращение к переводу как к объекту научного изучения всё более настоятельно ставит вопрос о методологии исследований на современном уровне этой науки.
Нередко заявляемая междисциплинарность (интердисциплинар-ность) науки о переводе (переводоведения) свидетельствует о том, что она приобрела относительную самостоятельность и развивается, опираясь на подходы, методы разных научных дисциплин, используя их категории и понятия, стараясь интегрировать данные разных дисциплин при изучении такого сложного общественного явления, как перевод. Но если попытаться придумать название этой науки, в котором бы отражалась её междисциплинарность по модели таких междисциплинарных наук, как астрофизика, линг-вокультурология, психолингвистика биохимия и др., где взаимное проникновение наук очевидно, при том что продолжают существовать самостоятельно астрономия, физика, психология, биология, химия, лингвистика, культурология, то наверняка мы столкнёмся с непреодолимыми трудностями. 'Социопереводоведение', 'пере-водолингвистика', 'психопереводоведение'? Понятно, что каждое исследование, проводимое при таком междисциплинарном подходе, будет освещать лишь одну группу аспектов изучаемого объекта и не даст комплексного знания о нём. Разумеется, подобные подходы — серьёзный шаг вперёд по сравнению с монодисциплинарным подходом. Но нельзя отрицать того, что многие новые данные, полученные методами разных дисциплин, в этой науке прирастают через конъюнкцию. Поэтому вопрос о том, является ли современная наука междисциплинарной или многодисциплинарной (мультидисциплинарной, плюридисциплинарной), остаётся открытым.
В начале 70-х гг. прошлого века швейцарский психолог Ж. Пиаже обосновал идею развития кооперации в науке, которая должна привести научное знание к состоянию трансдисциплинарности: «Enfin, à l'étape des relations interdisciplinaires, on peut espérer voir succéder une étape supérieure qui serait "transdisciplinaire", qui ne se contenterait pas d'atteindre des interactions ou réciprocités entre recherches spécialisées, mais situerait ces liaisons à l'intérieur d'un système total sans frontières stables entre les disciplines» [Piaget, 1972, p. 170]1.
1 Наконец, можно надеяться увидеть, как стадии междисциплинарных отношений придёт на смену более высокая стадия, которая будет «трансдисциплинарной» и которая, не удовлетворяясь достижением взаимодействия и взаимопонимания между специальными исследованиями, разместит эти связи внутри некой системы, без устойчивых границ между дисциплинами (перевод с фр. мой. — Н.Г.).
От эмпиризма к теории
Всякое научное знание в своём развитии проходит обычно три стадии: эмпирическую, ограничивающуюся классификацией и обобщением опытных данных, промежуточную, когда формируются первичные теоретические модели, и, наконец, теоретическую стадию, когда возникает и развивается теория объекта, сумевшая ухватить его суть в огромном множестве проявлений.
Наука о переводе, как и всякое научное знание, также прошла в своём развитии несколько стадий, прежде чем превратиться в научную дисциплину, имеющую свой объект и предмет, сформировавшую собственную понятийно-терминологическую систему и предполагающую, что на смену одной научной парадигме может прийти другая.
Зародившись в форме разрозненного эмпирического знания много веков тому назад, наука о переводе нашла свою теоретическую основу и методологию лишь в середине ХХ в. в лингвистике, когда соссюровские идеи о языковой системе, о структуре языка получили своё развитие в новых лингвистических теориях, претендовавших на почти математическую точность.
Разумеется, в своём стремлении понять и объяснить сущность перевода как особого вида интеллектуальной деятельности гуманисты разных веков, ораторы и поэты, богословы и философы, литераторы и литературные критики, применяли различные подходы и методы анализа, позволявшие заполнить ту или иную «клеточку» в мозаичной картине донаучных представлений о переводческой деятельности. Многочисленные трактаты, написанные в разные периоды двухтысячелетней истории размышлений о переводе, представляют собой весьма ценный материал для понимания того, какие требования предъявляло общество к результатам труда переводчиков, какие аксиологические категории доминировали в тот или иной период в оценке перевода, как сами переводчики понимали свою задачу, какие советы и рекомендации давали они своим коллегам.
Дж. Стейнер, автор книги «После Вавилона» [см.: Steiner, 1978], предложивший различать в истории перевода четыре периода, полагал, что первый период — период отчётливо выраженного эмпиризма — начался с рассуждений Цицерона о том, как он переводил, точнее, перелагал речи греческих ораторов Эсхина и Демосфена и работы Горация «Поэтическое искусство» и заканчивается комментариями Фридриха Гёльдерлина, немецкого поэта начала XIX в., к собственным переводам Софокла (1804).
Второй период Стейнер называет этапом теории и герменевтических разысканий. Начало этого периода Стейнер связывает
с именами Александра Фрейзера Тайтлера, автора очерка о принципах перевода (Alexander Fraser Tytler "Essay on the Principles of Translation"), вышедшего в Лондоне в 1792 г., и Фридриха Шлеер-махера, чья работа о переводе (Friedrich Schleiermacher "Ueber die verschiedenen Methoden des Uebersetzens"), появилась в 1813 г. В этот период вопрос о природе перевода рассматривается в более широком контексте теорий о взаимодействии сознания и языка. Эта эра определения сущности перевода и философско-поэтиче-ской теории, во время которой складывается уже и историография перевода, завершается блестящей, но лишённой, по мнению Стейнера, научной строгости книгой французского писателя и переводчика Валери Ларбо «Под покровительством Св. Иеронима» (Valery Larbo "Sous l'invocation de St-Jeröme"), вышедшей в 1946 г.
Третий период, современный, начинается в сороковые годы появлением первых статей по теории машинного перевода. Начало этого периода Стейнер связывает с именами русских и чешских учёных, которые, унаследовав, по его мнению, идеи формализма, пытались применить лингвистическую теорию и статистические методы к исследованию перевода. В этот период предпринимаются попытки установить соответствие между формальной логикой и моделями языковых трансформаций. Период отмечен интенсивными научными разысканиями в области перевода. Выходит множество публикаций о переводе. Появляются работы по теории перевода А. Фёдорова, Р.-А. Броуера, Арроусмита и др. По мнению Стейнера, этот период в той или иной степени продолжается и до настоящего времени: логический подход, построенный на оппозициях, а также контрастивный, литературоведческий, семантический и сравнительный методы, наметившиеся и развившиеся в работах 40—50 гг. XX столетия, успешно применяются и в настоящее время (нужно иметь в виду, что книга Стейнера вышла в 1975 г.). Но с начала 60-х гг. акцент в разысканиях в области теории перевода несколько смещается, начинается новый, четвёртый период.
Начало четвёртого периода Стейнер связывает с «открытием» статьи о переводе Вальтера Бенжамина (Walter Benjamin "Die Aufgrabe des Uebersetzers"), а также с популярностью экзистенциалистских идей Хайдеггера и Гадамера. Это направление он определяет как герменевтическое. Наступает период почти метафизических разысканий в области письменного и устного переводов, угасания надежд на возможности автоматического перевода, стычками «универсалистов» с «релятивистами». Перевод оказывается полем сражения лингвистов.
В это же время перевод выходит за пределы круга интересов лингвистики и становится объектом междисциплинарных научных исследований, оказываясь на стыке антропологии, психологии со-
циологии, а также таких смежных дисциплин, как этнолингвистика и социолингвистика. Классическая филология, сравнительное литературоведение, лексическая статистика, этнография, социология уровней языка, формальная риторика, поэтика, грамматический анализ смыкаются для того, чтобы прояснить суть акта перевода и механизмы «межъязыковой жизни», заключает Стейнер [Steiner, 1978, p. 226]2.
Если взглянуть на периодизацию, предложенную Стейнером, сквозь призму истории научного знания, то второй период можно рассматривать как промежуточную, стадию, когда формируются первичные теоретические модели.
В русской истории размышлений о переводе эмпирическая стадия науки о переводе переходит в промежуточную стадию, предшествующую построению собственно теории перевода к началу XX в. Обобщение эмпирического опыта в области переводческой деятельности набирает критическую массу, т.е. становится достаточным для возникновения первичных форм теоретизации, для построения первых теоретических конструктов [см.: Гарбовский, 2011].
На этой стадии наука о переводе всё ещё сохраняет прескрип-тивный характер.
Ко второй стадии становления и развития научного знания можно отнести с достаточной степенью условности издательский проект «Всемирной литературы» М. Горького и теоретические работы К. Чуковского, Н. Гумилёва, А. Фёдорова, Ф. Смирнова, И. Каш-кина и др., составившие литературоведческую парадигму в отечественных исследованиях перевода.
Третий и четвёртый периоды, по классификации Стейнера, можно уже охарактеризовать как теоретическую стадию, когда возникает и развивается теория объекта. Эта теория описывает и объясняет сущность объекта, реализующуюся в огромном множестве проявлений.
Лингвистическая парадигма и идея междисциплинарного подхода
к изучению феномена перевода
На начальном этапе теоретической стадии развития науки о переводе доминирующей оказалась лингвистическая парадигма.
Точными методами, предложенными структуралистами, в тот период соблазнились не только исследователи перевода, но и учёные, изучавшие человека. Французский философ и антрополог
2 Периодизация Стейнера оказывается уязвимой для критики. Так, М. Балляра настораживает даже не столько историческая неопределённость классификации Стейнера, так как тот оперирует относительно точными датами, сколько её безапелляционность [Ballard, 1992, p. 17—18].
Клод Леви-Стросс на конференции антропологов в Блумингтоне в 1952 г. заявлял: «В течение одного или двух веков в науках о человеке и обществе было принято рассматривать мир точных и естественных наук как рай, куда доступ навсегда запрещён. И вот лингвистике удалось приоткрыть дверь между этими двумя мирами... антропологи же настойчиво обращаются к лингвистам, полагая, что они могут стать их проводниками и помочь им избавиться от неясностей, видимо неизбежных при слишком тесной близости к конкретным и эмпирическим явлениям» [Леви-Стросс, 2001, с. 75].
Доминирующая в науке о переводе лингвистическая парадигма не отрицает и иных подходов к изучению объекта, что выражается в понятии междисциплинарности этой науки, очевидной ещё в начале теоретической стадии. Даже А.В. Фёдоров — апологет «лингвистического разреза» в теории перевода — ещё в 50-е гг. ХХ в., когда было необходимо отстоять только зарождавшуюся лингвистическую парадигму в науке о переводе, признавал, что «вопросы перевода могут рассматриваться с различных точек зрения» [Фёдоров, 1953, с. 12].
Лингвистический подход к изучению феномена перевода полностью соответствовал структуре классической науки, которая «занималась главным образом проблемами с двумя переменными (линейными причинными рядами, одной причиной и одним следствием) или в лучшем случае проблемами с несколькими переменными» [Берталанфи, 1962, с. 26].
Основатель общей теории систем Берталанфи приводит в качестве классического примера механику: «Она даёт точное решение проблемы притяжения двух небесных тел — Солнца и планеты и благодаря этому открывает возможность для точного предсказания будущих расположений звёзд и даже существования до сих пор не открытых планет. Тем не менее уже проблема трёх тел в механике в принципе неразрешима и может анализироваться только методом приближений. Подобное же положение имеет место и в более современной области физики — атомной физике [75]. Здесь также проблема двух тел, например протона и электрона, вполне разрешима, но, как только мы касаемся проблемы многих тел, снова возникают трудности. Однонаправленная причинность, отношения между причиной и следствием, двумя или небольшим числом переменных — все эти механизмы действуют в широкой области научного познания. Однако множество проблем, встающих в биологии, в бихевиоральных и социальных науках, по существу, являются проблемами со многими переменными и требуют для своего решения новых понятийных средств» [см.: Берталанфи, с. 26].
В науке о переводе тот или иной факт переводческого решения объяснялся как следствие лингвистической асимметрии, хотя, уже
на этапе становления лингвистической теории перевода было ясно, что лингвистическая асимметрия не является препятствием для перевода. Р. Якобсон не без оснований утверждал, что «весь познавательный опыт можно выразить на любом существующем языке» [Якобсон, с. 364]. В то же время он соглашался с тем, что «на уровне межъязыкового перевода обычно нет полной эквивалентности между единицами кода, но сообщения, в которых они используются, могут служить адекватными интерпретациями иностранных кодовых единиц или целых сообщений» [там же, с. 362].
Возможно, в этом и состоит парадокс перевода: полной эквивалентности нет, а адекватность интерпретации достигнута. Но констатация этого парадокса недостаточна для научного представления о феномене перевода. Узость границ лингвистики, однонаправленная причинность были изначально очевидны.
В начале 70-х гг. прошлого столетия, т.е. через двадцать лет после выхода в свет «Введения в теорию перевода» Фёдорова, советский лингвист, посвятивший немало работ исследованиям переводческой деятельности, А.Д. Швейцер, определяя статус науки о переводе, отмечал, что «общая теория перевода является междисциплинарным направлением, лингвистическим в своей основе, тесно смыкающимся с сопоставительным языкознанием, психолингвистикой, социолингвистикой, этнолингвистикой, лингвистической географией. По сути, — продолжал Швейцер, — речь идёт о приложении лингвистической теории к конкретному виду речевой деятельности — переводу. Поэтому можно охарактеризовать общую лингвистическую теорию перевода как отрасль прикладного языкознания» [Швейцер, 1973, с. 16.].
Иначе говоря, междисциплинарность науки о переводе понималась как переплетение разных лингвистических дисциплин в рамках так называемой «макролингвистики». Теория перевода продолжала втискиваться в рамки лингвистической науки на правах не слишком почитаемой «новой» родственницы.
Если ещё в 70-е г. наука о переводе рассматривалась главным образом как прикладная отрасль науки о языке, то уже в конце ХХ в. сомнений в том, что она является наукой междисциплинарной, практически не было.
В.Н. Комиссаров отмечал, что «переводоведение в целом — это, несомненно, особая научная дисциплина, имеющая многие интердисциплинарные аспекты. Лингвистика может описать и объяснить целый ряд важнейших факторов, определяющих характер и результаты перевода, но она не может раскрыть всю многогранность этого сложного вида человеческой деятельности» [Комиссаров, 1999, с. 5]. В то же время Комиссаров полагал, что «современное языкознание преодолело столь ограниченное (опи-
сание различных языковых систем. — Н.Г.) понимание своего предмета» [там же], поэтому «при макролингвистическом подходе лингвистическое переводоведение может заниматься проблемами, традиционно считавшимися нелингвистическими» [там же]. Иначе говоря, наука о переводе оставалась, в понимании исследователя, отраслью лингвистики, но сама лингвистика расширила сферу своих интересов за счёт предметов других научных дисциплин.
В то же время социальный статус перевода как общественно значимой деятельности требовал изучения с привлечением научного аппарата социологии. Особенности поведения и психического состояния устных переводчиков, работающих, как правило, в условиях жестокого стресса, привлекли к переводу внимание психологов. Необходимость научной разработки специальных методов обучения переводу, направленных на формирование специфического переводческого билингвизма, сделали перевод объектом дидактики и методики.
Выход за рамки лингвистики для объяснения переводческих решений не представлял собой чего-то принципиально нового. Цицерон в своём известном пассаже, объясняя, почему текст его перевода получился именно таким, а не иным, говорил, что переводил не как переводчик, а как оратор [см.: Гарбовский, 2004, с. 69]. Бл. Иероним, отвечая на несправедливую критику своего перевода, говорил о том, как избранный им метод перевода соответствовал типу получателя текста: «он стал неотступно просить меня, чтобы я для него перевёл письмо на латынь и изъяснил как можно точнее, чтобы легче было понять; ведь он совсем не знал греческого. Я выполнил его просьбу: позвал писца и быстро продиктовал перевод, снабдив его краткими примечаниями на полях, разъясняющими смысл каждой главы. Поскольку он очень настаивал, чтобы это было мною сделано лишь для него одного, то и я со своей стороны потребовал хранить список в доме — как бы случайно о нём не стало широко известно» [см.: Гарбовский, Костикова, 2009, с. 14].
Швейцер, говоря о состоянии науки о переводе в конце ХХ в., отмечал, что прошедшие годы охарактеризовались «последовательным преодолением лингвистического и литературоведческого "изоляционизма" в изучении перевода и развитием тенденции к выработке интегрированного и многомерного подхода к анализу перевода» [Швейцер, 1999, с. 21]. По мнению исследователя, «стимулом для такой методологической ориентации послужили расширение горизонтов самого языкознания, его отказ от "сепаратистских" традиций, установление тесных связей с другими науками и появление новых "дефисных" (hyphenated) направлений, способствующих взаимообогащению языкознания и ряда смежных дисциплин» [там же].
Как ни парадоксально, но и в этом утверждении о междисциплинарном характере теории перевода отчётливо прослеживается лингвистическая доминанта. Швейцер видит причину междисцип-линарности науки о переводе не в том, что она преодолела рамки лингвистики, а в расширении горизонтов языкознания. Иначе говоря, не наука о переводе расширила свои границы, а сама лингвистика вышла за пределы изучения системных явлений в языке и обратилась к речи, особенности порождения и восприятия которой обусловлены не только собственно лингвистическими, но и культурными, социальными, психологическими, эстетическими и другими факторами.
Комиссаров и Швейцер ссылались на мнение американского лингвиста и исследователя проблем перевода Ю. Найды, высказанное им в работах, опубликованных в конце ХХ в. [см.: Бе Waard, №ёа, 1986; Nida, 1991], о том, что в различные теории перевода можно свести к четырём основным подходам: филологическому, лингвистическому, коммуникативному и социосемиотическому [см.: Комиссаров: 1999, с. 5; Швейцер, 1999, с. 22].
Знаменательно, что Комиссаров в результате анализа этих подходов отмечал: «Ю. Найда коротко характеризует каждый из этих подходов, и обнаруживается, что он занимается проблемами, большая часть которых входит в сферу интересов современной макролингвистики» [Комиссаров, 1999, с. 5].
Представляется, что наука о переводе должна иметь свой предмет, отличный от предмета лингвистической науки, а не подчинённый ему как часть целому. В противном случае теория перевода, оставшись в русле лингвистики, пусть, даже некой «макролингвистики», будет подстраивать свой предмет к предмету науки о языке, то расширяя, то сужая его, «выхватывая» при этом фрагментарные знания, полученные другими научными дисциплинами. Наука о переводе, разумеется, пользуется данными, полученными лингвистической наукой, приспосабливает её некоторые методы и некоторые модели для решения собственных задач, подобно тому, как пользуется, например, данными лингвистики теория психоанализа, интерпретирующая поведение человека через факты речи.
Междисциплинарность или многодисциплинарность?
Наука о переводе использует данные и методы и других научных дисциплин, а именно, культурологии, антропологии, этнографии, психологии, социологии, философии, логики, семиотики, герменевтики, теории коммуникации, кибернетики, информатики и других, что и позволяет предположить её междисциплинарный статус.
Всякое новое знание, при условии, что оно научно обосновано, позволяет полнее понять сущность объекта научного исследования. Поэтому пренебрежение ими нерационально. Вместе с тем не исключено, что подобные знания могут войти в науку о переводе лишь после очередного сочинительного союза и. Это свидетельствует о новом приращении научных данных, но вряд ли способно вывести собственно теорию перевода на новый уровень научного обобщения. А именно в таком обобщении и нуждается современная наука о переводе.
Признание междисциплинарного статуса теории перевода удобно для того, чтобы уйти от решения весьма сложного вопроса о том, что же является собственным предметом этой науки, ведь междис-циплинарность — это не что иное, как рассмотрение объекта сквозь призму предметов разных научных дисциплин. Но идёт ли речь действительно о междисциплинарном подходе или же более правильно будет определить такой подход как многодисциплинарный'? Разумеется, изучение перевода требует многодисциплинарного подхода, но подходы к изучению определённого объекта с позиций многих научных дисциплин и междисциплинарный статус того или иного научного направления суть вещи разные. Много-дисциплинарность характеризует некую научную область, определившую свой объект, но ещё не сформулировавшую свой предмет, так как каждая научная дисциплина, приступая к изучению определённого объекта, предполагает свой особый предмет.
Следует уточнить, что под объектом как конкретного научного исследования, так и научной дисциплины в целом понимается некая реальная сущность, подвергающаяся научному анализу, научной интерпретации и научному описанию. В нашем случае этой сущностью оказывается перевод как когнитивная деятельность, имеющая общественную обусловленность.
Предмет же отличается в эпистемологическом плане от объекта тем, что включает в себя лишь основные, наиболее существенные для данного исследования или научной дисциплины стороны объекта. Поэтому один и тот же объект оказывается предметом разного вида исследований, предметом разных наук. Если говорить о переводе как об объекте, то в этой области научных разысканий оказываются такие аспекты, как «лингвистика перевода», «философия перевода», «социология перевода», «психология перевода», «сравнительное литературоведение» и другие, которые, строго говоря, являются предметами соответствующих научных дисциплин.
Разумеется, феномен перевода может и должен изучаться с разных сторон, разными научными дисциплинами. Иначе говоря, многодисциплинарный подход к переводу как объекту изучения очевиден. Перевод — это когнитивная деятельность. Поэтому весь
комплекс когнитивных наук привносит новые данные, предлагает методы, которые могут применяться и для изучения перевода.
Состояние же междисциплинарности, характерное для всякого научного направления, покидающего лоно какой-либо научной дисциплины в связи с тем, что её границы стали слишком узкими, свидетельствует о зарождении новой научной парадигмы, основным методом которой оказывается уже не анализ, а синтез.
Именно синтез научных данных, полученных на предшествующем этапе развития науки, и является методологической основой междисциплинарности.
Нельзя не согласиться с мнением Швейцера, который, определяя состояние науки о переводе в конце ХХ в., писал: «Множественность моделей перевода отражает неединичность подходов к этому явлению, его междисциплинарный статус. Думается, что подлинно реалистическая картина этого сложного и многоаспектного процесса может быть получена лишь на основе интеграции различных, дополняющих друг друга подходов к его исследованию» [Швейцер, 1999, с. 30].
Изучение перевода как объекта разных когнитивных наук позволило накопить немало весьма полезных научных данных об этом феномене, которые, видимо, могут быть интегрированы в единое научное знание.
Попытки такой интеграции, на мой взгляд, знаменуют зарождение, пока весьма робкое, новой научной парадигмы в науке о переводе, которая может быть определена как системологическая.
Системология и трансдисциплинарность науки о переводе
Попытка «объять необъятное» и представить предмет теории перевода как совокупность предметов различных научных дисциплин делает его неоправданно расширенным, размытым, а следовательно, и операционно непригодным. Попытка разрубить этот гордиев узел и совместить необходимую широту взгляда с точно обозначенной предметностью могла бы состоять в том, чтобы не прибавлять друг к другу, а синтезировать предметы разных наук, изучающих перевод, выделив собственный предмет. Ведь именно таким путём выделяются новые научные направления. Но синтез различных предметов с целью построения единой теории объекта, способный привести к созданию новой научной дисциплины, требует системного подхода. Иначе говоря, наука о переводе должна синтезировать различные предметные стороны переводческой деятельности как некой системы.
В этом случае предметом теории перевода могла бы оказаться когнитивная деятельность переводчика, создающего иное, тогда
как цель его — создать нечто подобное. Противоречивость перевода, возникающая из столкновения «своего» и «чужого», поиск подобия в различном и различия в подобном можно объяснить, только синтезируя знания о переводе, накопленные разными науками в единое целое — систему, т.е. «в единство, в котором противоречия и противоположность сглаживаются или снимаются» [см.: Синтез: Философский энциклопедический словарь, 2010].
Объяснение этого противоречия на основе анализа порождающих его причин лингвистического, логического, социального, психического, исторического, культурного, этического, идеологического, нравственного, политического и другого характера и составляет предмет теории перевода.
Очевидно, что множество моделей, теорий перевода, отражающих и объясняющих тот или иной аспект этого сложнейшего явления, а также разрозненные, часто даже весьма интересные эмпирические наблюдения, полезные сами по себе для развития переводческой практики, нуждаются в синтезе для построения науки о переводе.
Синтез разных предметных граней, имеющий целью построение единой теории перевода, требует системного подхода. Тогда, прежде всего, сама противоречивая переводческая реальность будет представлена как системное явление, то есть как некая совокупность элементов, между которыми устанавливаются определённые типы связей и отношений, благодаря чему эта совокупность приобретает определённую целостность и единство со всеми присущими системе свойствами и отношениями.
Системологический метод интеграции научных знаний о переводе, накопленных разными научными дисциплинами, был предложен мной в начале XXI в. как возможный путь построения «методологического ствола» науки о переводе [Гарбовский, 2004, с. 218—246]. За прошедшее десятилетие убеждение в необходимости системного подхода к пониманию феномена перевода только укрепилось.
Системологическая парадигма науки о переводе строится на основе синтеза множества данных, воспринимаемых как нечто целое. Разумеется, синтезу как методу познания предшествует, а часто и сопутствует его антипод — анализ, который, разлагая целое на составляющие, постоянно подпитывает системологию новыми данными об изучаемом объекте.
В период всеобщего увлечения при исследованиях перевода лингвистической теорией, будь то микро-, макро- или просто лингвистика, а также тогда, когда перевод изучался с привлечением данных и методов иных научных дисциплин, нередко анализ оказывался не только методом исследования, но и самоцелью. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на преамбулы множества
работ (диссертационных, дипломных и др.), объектом которых оказывался тот или иной аспект перевода, где заявляется, что работа посвящена анализу тех или иных явлений... Это и определяло состояние науки о переводе, как некой суммы разрозненных данных, полученных в результате множества аналитических операций, осуществлённых с позиций лингвистики и некоторых других, научных дисциплин. Но выявление и анализ отдельных, пусть даже очень важных элементов не достаточен для понимания феномена перевода в его целостности. Важно установить системные связи и отношения между ними.
Научное достояние, сформировавшееся за прошедший период, весьма ценно для современной науки о переводе, так как составляет необходимую основу для того, чтобы эта наука сделала следующий шаг — перешла к синтетическому, системному осмыслению аналитических данных. И современная общая системология как метод научного познания способствует тому, чтобы наука о переводе вышла на новые рубежи.
Философия системы заявляет о новой, системологической, парадигме в научном познании [см.: Turchany, p. 19]. По мнению основателя современной общей теории систем Л. Берталанфи, си-стемология позволяет взглянуть на мир как на большую организацию [ibid.].
Методологическая ценность системного подхода к переводу состоит в том, что он позволяет ориентировать исследование изучаемого объекта на раскрытие его целостности и на анализ тех механизмов, которые эту целостность обеспечивают. При этом особое внимание уделяется выявлению многообразных типов связей как внутри самого сложного объекта, так и с окружающим миром, что позволяет в итоге свести разносторонние знания об объекте в единую теоретическую картину.
Системный подход, занимающий в современном научном познании одно из центральных мест, позволяет охватить более широкую познавательную реальность по сравнению с теми подходами, когда исследования сосредоточивались лишь на какой-либо одной предметной стороне объекта. Системный подход к переводу способен дать более полную и подробную теоретическую картину этого объекта по сравнению с отдельно взятым лингвистическим, литературоведческим или каким-либо ещё подходом.
В русле системного подхода не только предлагается новая схема объяснения механизмов, обеспечивающих целостность переводческой деятельности, но и разрабатываются такие типологии связей и отношений, которые представляют их как логически однородные. Это позволяет непосредственно сравнивать и сопоставлять между
собой все многообразные типы связей и отношений, выявляемых в переводческой деятельности, на единых основаниях.
Многообразие типов связей как внутри самой переводческой деятельности, так и по отношению к другим объектам реальной действительности с необходимостью предполагает синтез нескольких теоретических «расчленений».
Понятие системы имеет очень широкую область применения: практически всякий объект может быть представлен в теоретическом описании в виде системы.
Однако, описывая какой-либо объект как систему, следует определить, каким образом проявляются в нем основные системные признаки. Соответственно, если мы хотим представить в виде системы перевод, то должны будем проследить, как проявляются в нем основные признаки системы, а именно: целостность, структурность, взаимозависимость системы и среды, иерархичность, множественность описания.
Иерархичность, многоуровневость, структурность — это свойства не только строения системы, но и её поведения. Отдельные уровни системы обусловливают определённые аспекты её поведения, а целостное функционирование оказывается результатом взаимодействия всех её сторон и уровней. Важной особенностью большинства систем, особенно живых, технических и социальных, является передача в них информации и наличие процессов управления. К наиболее сложным видам систем относятся целенаправленные системы, поведение которых подчинено достижению определённых целей. Перевод входит в круг систем именно такого типа. Перевод всегда подчинён определённой цели, развёртывание всего процесса перевода и свойства возникающего в результате этого процесса продукта обусловлены его целью.
Если попытаться представить себе процесс переводческого преобразования исходного речевого произведения как системное явление, то нужно определить, обладает ли оно всеми перечисленными свойствами системы. В пользу системного подхода к переводу говорит уже то, что переводчик имеет отношения с речевыми произведениями, текстами. Тексты же сами по себе уже обладают определённой системностью.
Для методологии научных разысканий в области перевода чрезвычайно важно принятое общей теорией систем различение систем реальных и систем концептуальных [см.: ТигеИаиу, р. 19]. Ж. Пиаже полагал, что во всякой науке присутствуют четыре области: материальная, т.е. сам объект научной дисциплины, концептуальная, представляющая собой совокупность знаний, внутренняя эпистемологическая область, характеризующая познающего субъекта, а
также критику теорий, и производная эпистемологическая область, которая определяет эпистемологическую значимость результатов, достигнутых данной научной дисциплиной. В этом плане научное знание оказывается связанным не только с объектом, но и с субъектом познания, а все дисциплины оказываются взаимно зависимыми [см.: Bourguignon, 1912].
В самом деле, в свете системологии феномен перевода предстаёт в виде определённой системной когнитивной деятельности человека. Элементы этой деятельности связаны друг с другом системными отношениями, определяющими и характер её протекания, и конечный результат — текст перевода. Форма текста перевода и его содержание рождаются в ходе когнитивной деятельности переводчика как реакция не только на текст оригинала, но и на все иные факторы информационного, социального, психологического, исторического, экономического, этического, эстетического и другого характера, связанные между собой системными отношениями. Эта деятельность является системой реальной, подобной солнечной системе, живому организму, общественной организации, машине и т.п. Эта система существует независимо от наблюдателя, исследователя, стремящегося проникнуть в её суть.
Что же касается теории перевода, науки о переводе в целом, то она представляет собой концептуальную систему, некий идеальный конструкт, отражающий с большей или меньшей степенью приближения реальную систему. Разумеется, нет непреодолимой пропасти между переводом как реальной системой и наукой о переводе как системой концептуальной. Перевод как системная человеческая деятельность не может не реагировать на «внешние раздражители», в частности такие, как смена носителей, фиксирующих информацию — от глиняных табличек до компьютера, — в корне меняющих технологию переводческой деятельности и знаменующих реальные переходы к очередной новой стадии в истории перевода [см.: Костикова, 2011].
Теория перевода как концептуальная система фиксирует, изучает и описывает эти изменения настолько точно и подробно, насколько ей позволяет её уровень научного развития: от обрывочных эмпирических «зарисовок» через построение «моделей» к синтетическому представлению о переводе как о некой управляемой системе.
Системное представление науки о переводе как об организованном научном знании позволяет воспользоваться многими идеями, выработанными общей теорией систем, в частности идеей «чёрного ящика», обратной связи и реакции (feed-back).
Системологическая идея «чёрного ящика» в науке о переводе не нова. Р.К. Миньяр-Белоручев, отмечая, что особенность про-
цесса перевода, состоящая в «неуловимости» и «неосязаемости» его некоторых сторон побуждает исследователя «прибегать к методу «чёрного ящика», при исследовании процесса перевода, т.е. к измерению и сопоставлению данных на входе (исходный текст) и данных на выходе (переводной текст). Метод «чёрного ящика» уже позволил не только выйти за пределы лингвистики на эмпирическом уровне исследования, но и сделать перспективные для теории перевода выводы» [Миньяр-Белоручев, 1980, с. 8].
Метод обратной связи и реакции может быть, в частности, успешно использован для обоснования онтологического отличия устного перевода от письменного.
Наука о переводе как концептуальная система и переводческая деятельность как система реальная в разной степени и в разных проявлениях обладают всеми статическими, динамическими и синтетическими свойствами системы, такими, как целостность, открытость, внутренняя неоднородность, структурированность, функциональность, изменчивость со временем, существование в изменяющейся среде, эмерджентность ингерентность, целесообразность и др. [см. подробнее: Гарбовский, 2004, с. 218—246].
В общей системе науки о переводе находится место и для субъекта исследования, наблюдателя, который стремится увязать в единый пучок все нити отношений между наблюдаемыми явлениями с позиции трансдисциплинарности, и для результатов исследований, в плане их эпистемологической ценности для дальнейшего развития науки.
Пиаже, отстаивая идею трансдисциплинарности, признавал, что это была пока только мечта. Но он не находил оснований для того, чтобы отказывать этой мечте в осуществлении, указывая на две причины: поражение редукционизма, стремившегося свести высшее к низшему или наоборот, а также неполнота научных знаний тех или иных дисциплин, обусловленная отделением их друг от друга [см.: Piaget, 1972, р. 170]. Уточняя, какую область покрывает собой понятие трансдисциплинарности, Пиаже в первую очередь называл общую теорию систем или структур, связывая таким образом понятие трансдисциплинарности научного знания с его системностью.
Заключение
Таким образом, системологическая модель науки о переводе открывает новые перспективы для методологии этой науки. Преодоление изоляционизма первого периода и структурированность полученных и получаемых разными дисциплинами научных данных
в единой эпистемологической системе позволяют представить более полную и более объективную картину такого сложного явления, как перевод. Разумеется, такая картина не может быть составлена ни одним исследователем, ни даже научной группой. Она будет складываться в единое, внутренне неоднородное целое, меняться со временем в меняющейся среде и функционировать в общем научном пространстве.
Принятие системологической модели науки о переводе и системный подход к исследованию перевода, систематизация научных данных о переводе, получаемых разными научными дисциплинами, могли бы свидетельствовать о выходе этой науки к новой парадигме системной трансдисциплинарности.
Список литературы
Берталанфи Л. фон. Общая теория систем — критический обзор. // Исследования по общей теории систем: Сборник переводов / Общ. ред. и вст. ст. В.Н. Садовского и Э.Г. Юдина. М.: Прогресс, 1969. С. 23—82 // Bertalanffy, L. von. General System Theory — A Critical Review // General Systems. Vol. VII. 1962. P. 1-20. Перевод Н.С. Юлиной. http:// grachev62.narod.ru/bertalanffy/bertalanffy_1.html Гарбовский Н.К. Парадигмы науки о переводе // Проблемы современного переводоведения. СПб., 2011. СПбГУ: Филологический ф-т. С. 39-56. Гарбовский Н.К. Теория перевода. М.: Изд -во Моск. ун-та, 2004. Гарбовский Н.К., Костикова О.И. Исповедь великого переводчика, или Первый европейский трактат о переводе // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 22. Теория перевода. 2009. № 3. С. 3-36. Комиссаров В.Н. Общая теория перевода. Проблемы переводоведения
в освещении зарубежных учёных. М.: ЧеРо, 1999. Костикова О.И. История перевода: предмет, методология, место в науке о переводе // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 22. Теория перевода. 2011. № 2. С. 3-22.
Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Эксмо-пресс, 2001. Миньяр-Белоручев Р.К. Общая теория перевода и устный перевод. М.: Воен-издат, 1980.
Фёдоров А.В. Введение в теорию перевода. М., 1953.
Фёдоров А.В. Основы общей теории перевода. М., 1983.
Философский энциклопедический словарь, 2010.
Швейцер А.Д. Перевод и лингвистика. М.: Воениздат, 1973.
Швейцер А.Д. Междисциплинарный статус теории перевода // Тетради
переводчика. Вып. 24. М., 1999. Якобсон Р. О лингвистических аспектах перевода // Роман Якобсон. Избранные труды. М.: Прогресс, 1985. С. 361-368. Ballard, M. De Cicéron à Benjamin. Traducteurs, traductions, reflections. Lille, 1992.
Bourguignon, A. De la pluridisciplinarité à la transdisciplinarité. Centre International de Recherches et études Transdisciplinaires. http://ciret-transdiscipli-
narity.org/locarno/loca5c1.php — Dernière mise à jour: Samedi, 20 octobre 2012 11:39:53.
Nida, E.A. Theories of Translation // TTR. Vol. IV N 1. 1991. P. 19-32.
Piaget, J. Epistémologie des relations interdisciplinaire // OCDE. L'interdisciplinarité: problèmes d'enseignement et de recherche dans les universités. Paris: OCDE. 1972. http://www.fondationjeanpiaget.ch/fjp/site/textes/VE/jp72_ epist_relat_interdis.pdf
Steiner, G. Après Babel. Une poétique du dire et de la traduction. Trad. de l'angl. par Lucienne Lotringer. P. 1978 (Steiner G. After Babel. Oxford, OUP, 1975).
Turchany, G. La théorie des systèmes et systémiques. Vue d'ensemble et déféni-tions. http://www.prof-turchany.eu/culture/La_theorie_des_systemes.pdf
