CC BY
63
ББК Ю21+ЮЗ УДК 651.01+355.01
В.Н. Усов
СИСТЕМОГЕНЕЗ РЕФЛЕКСИВНОГО МЕХАНИЗМА САМОСТОЯТЕЛЬНЫХ УПРАВЛЕНЧЕСКИХ РЕШЕНИЙ
В настоящее время в области исследований рефлексивного управления на концептуальном уровне противоборствуют друг с другом три основных подхода: гуманитарный (В.А. Лефевр,
В.Е. Лепский, Ю.А. Шрейдер и др.), системомыс-ледеятельностный (Г.П. Щедровицкий, О.С. Анисимов, Г.Г. Копылов, В.Г. Марача, В.М. Розин и др.) и натуралистический (В.В. Дружинин, Д.С. Конторов, А.В. Карпов, Ю.Д. Красовский и др.) [1, с. 143—154; 2, с. 157—188; 3, с. 4—5; 4, с. 6—33; 5, с. 5—23]. С позиции первого из них фундаментальная роль рефлексии в рефлексивном управлении заключается в «механизме выбора» [6—8], с позиции второго — в «механизме ликвидации разрывов деятельности», т. е. в «механизме связи», «организации деятельности» [9—11], с позиции третьего — в «механизме обратной связи» [12, с. 169—175; 13, с. 302—356; 14, с. 240]. Ясно, что такая противоречивость не только не способствует пониманию самого рефлексивного управления, но и его эффективности. Преодолеть столь существенные методологические расхождения, по-видимому, можно лишь вернувшись к философским истокам понятия «рефлексия». Цель статьи — показать: как реализуется основополагающая функция философской рефлексии в процессе выявления рефлексивного механизма самостоятельных управленческих решений. Формирование его смыслового образа здесь называется системогенезом.
Системогенез рефлексивного механизма самостоятельных управленческих решений осуществляется в прикладном аспекте рефлексивного взаимодействия субъекта с объектом, в процессе творческого воспроизведения фундаментальных предпосылок управленческой деятельности. Чтобы раскрыть содержательный смысл этого сложного процесса необходимо ответить на такие вопросы, как: что такое рефлексивный механизм вообще?, какова его особенная, т. е. человеческая форма? и как он действует конкретно — в процессе принятия решений? Философское осмысление ответов на них осуществляется в онтологическом, гносеологическом и собственно методологическом аспектах указанного систе-могенеза.
Вместе с тем, в процессе системогенеза рефлексивного механизма осуществляется и процесс имманентного самоопределения самой рефлексии, являющейся его исходным пунктом. Причем наибольшая полнота её смысла достигается именно в результатах генезиса в каждом из выделенных ас-
пектов, а также в их взаимосвязи. Этимологически первоначальное значение этого термина, как известно, произошло от позднелатинского геАехю, что переводится как «обращение назад».
Формально «рефлексия» производная от «рефлекса» — «рефлекс-и-Я» [15, с. 91]. И если «рефлекс» означает отражение иного, то рефлексия — отражение своего иного, в пределе — отражение своей собственной противоположности. В этом смысле она включает в себя самоотнесенность, т. е. обращение к своему основанию. Все «вещи» возникают из своего иного и исчезают в своем ином. Свое иное, как раз, и является их основанием, причем как исходным, так и конечным. Отражение иного своего иного есть возвращение основания к самому к себе (Хайдеггер). Содержательные определения понятия «рефлексия», как видно, возможны с различных точек зрения. Однако они не исключают основополагающего значения формального.
Поскольку процесс рефлексии также имеет свое начало и завершение, системогенез ее механизма в предельном случае имеет тройственный ритм: нерефлексивная (дорефлексивная) стадия — рефлексивная стадия (именуемая рефлексией первого порядка) — саморефлексивная (надрефлексивная) стадия (где речь идет о рефлексии второго и следующих порядков). Рефлексивный механизм является результатом этого процесса. В своей наиболее развитой форме, аккумулирующей в снятом виде все предыдущие, он выступает просто как рефлексия рефлексии. Но эта абстракция предполагает бесконечное многообразие его конкретных форм: понятие понятия, мышление мышления, память памяти, сознание сознания, наука о науке, кибернетика кибернетики, коммуникация коммуникаций, управление управлением и т. д. Отсюда естественно возникает необходимость представлять его и на конкретно-всеобщем, т. е. мировоззренческом уровне.
В онтологическом аспекте рефлексия и её механизм изучены сравнительно слабо. Наиболее перспективным здесь в настоящее время считается синергетический подход. Так, утверждая, что подлинное понимание существа рефлексии лежит в онтологии, — том универсальном основании, на базе которого возникает и развивается психика, С.А. Шаров толкует её как основополагающий механизм самоорганизации человека. Причём он пишет: «рефлексивный механизм — это самоорганизация интенциональ-
ной психической активности, которая осуществляется на различных уровнях психики (сознания, бессознательного) для достижения в процессе взаимодействия человека с миром синергизма, она проявляется в простраивании и связывании границ, их организации в ходе движения к основаниям собственной деятельности» [16, с. 88]. Однако системогенез рефлексивного механизма, фактически отождествляемый с самой рефлексией, им не представлен. Вместо него он говорит об этапах развертывания этого механизма, о реализации его функций. Не находится он и у других авторов исследующих проблему [14, с. 61—66].
Акцент на производящей активности рефлексивного механизма усматривается и в «онтологических» представлениях радикальных конструктивистов. Все самоорганизующиеся системы наделяются ими креативностью, проявляющуюся в их способности создавать свою собственную окружающую среду. Рефлексивные свойства этих систем у них выражаются понятиями: «самоот-несённость», «самореферентность», «рекурсив-ность» и т. п., а действие рефлексивного механизма толкуется как проявление «автологики», как «аутопоэзис» [17—21].
Воспроизведение фундаментальных предпосылок рефлексивного механизма, конечно, есть творческий процесс. Однако речь здесь всё-таки идёт о творческом воспроизведении объективных закономерностей его системогенеза. Поскольку в онтологическом аспекте рефлексия является способностью систем отражать свои собственные действия, её механизм должен объяснять каким образом это осуществляется. Вполне очевидно, что такая способность присуща не всем, а лишь наиболее развитым из них. Связывая её с формированием самоорганизующихся систем, следует иметь в виду и то, что их генетическими предпосылками являются системы замкнутые и открытые. Среди множества такого рода объектов самым развитым, из известных, оказывается человек. Его привилегированное место в мире научно выражает антропный принцип. Системогенез рефлексивного механизма в его универсальном смысле таким образом совмещается с антропосоциогенезом. На этот факт впервые обратил внимание, по-видимому, П. Тейяр де Шарден [22, с. 136— 150]. В этом процессе действительно обнаруживаются реальные содержательные предпосылки представленной выше его (системогенеза) формальной схемы. Способом выявления онтологических оснований универсального (всеобщего) рефлексивного механизма, в таком случае, становится именно философская рефлексия.
Соответственно основным формам человеческой активности представленным антропосоцио-
генезом, таким образом можно выделить три материальные системы отражения: поведенческую, деятельностную и автокоммуникативную. Первая из них стала онтологическим основанием широко распространённой в науке натуралистической методологии бихевиоризма [23, с. 75—98], вторая, — также довольно распространённого деятельностного подхода [24, с. 56—65].
Поведенческая система отражения является непосредственно замкнутой. Схематично она выражается так: Б О, где О — объективные условия окружающей среды, «объект»; Б — субъект как биологическое существо. В классической науке механизм (способ) отражения в такой системе представлялся образом «рефлекторной дуги» (Р. Декарт, И.П. Павлов), в современной науке (физиологии, психологии) он представляется образом «рефлекторного кольца» (Н.А. Бернштейн, П.К. Анохин). Причём функциональная замкнутость рефлекторного кольца считается относительной. Оно «замкнуто только в морфофизиологическом смысле; с точки же зрения детерминации отражения оно, наоборот, разомкнуто — оно разомкнуто в «точках встречи» с объектом» [25, с. 23]. Таким образом, в по-веден-ческой системе отражения возникают два цикла: прямой (О 8 О’) и обратной
(Б -*~0 Б’) связи. Эта бифуркация постоянно
ставит её субъекта перед предметным выбором
(8 г=^01)- Формы его реализации разнообразные,
но принцип один: или — или1. Осуществление второго сценария, где исходным пунктом является активный субъект, со временем порождает деятельностную систему отражения.
Деятельностная система отражения является открытой и опосредствованной [26, с. 111—112;
24, с. 58; 25, с. 140, 144; 27, с. 173]. Её онтологическая схема такова: Б ср О, где Б — субъект деятельности; ср — средство или способ деятельности; О — объект деятельности. В развернутом виде то же: Б —ср —► О -► ср’-^-Б’. Механизм отражения субъектом объекта в этой системе является рефлексивным. Рефлексия выступает здесь как способ (форма) деятельности, т.е. как способ воспроизведения исходного единства субъекта с объектом, как способ их опосредствования, как способ их взаимной — прямой и обратной — связи.
Существенный недостаток деятельностной системы отражения заключается в том, что его объективное, предметное содержание всегда оказывается под вопросом. Оно всегда ограничено мыследеятельностью, рефлексией. Эта ограни-
1 О рефлекторном выборе говорили И.П. Павлов,
Э. Торндайк, Н.А. Бернштейн, П.К. Анохин и др. П.К. Анохин определял его как форму принятия решений [29, с. 92—95, 107—124, 336—391, 392—399].
ченность выражается как ограниченность инт-роспекционизма, ментализма, философского идеализма. Её преодоление требует надрефлек-сивной позиции, рефлексии над самой рефлексией. Такая позиция и рефлексия обнаруживаются в автокоммуникативной системе отражения — наиболее совершенной форме самоорганизующихся систем. Здесь важно заметить, что «открытость системы — необходимое, но не достаточное условие для её самоорганизации: т. е. всякая самоорганизующаяся система открыта, но не всякая открытая система самоорганизуется, строит структуры» [28, с. 8].
В процессе автокоммуникации, очевидно, происходит замыкание открытой системы человеческой деятельности и опосредствование непосредственного2. Но авторефлексия и есть самореф-лексия т. е. рефлексия над рефлексией и поэтому возвращающая назад — в нерефлексию, в рефлекторное отражение. Способом (механизмом) этого возвращения является обратная связь, причём как положительная, так и отрицательная. Отсюда саморефлексия подразделяется на производящую и воспроизводящую. Схема автокоммуникативной системы отражения такова:
Ср
где 8 — субъект; О — объект; Ср — средство или способ действия; стрелками указаны направления производящей и воспроизводящей самореф-лексии.
Функция обратной связи в автокоммуникативной системе отражения неоднозначная. Конечно, объективно представленная в положительных и отрицательных результатах действий субъекта, она является способом его самодетер-минации. Но она выступает и как средство самоорганизации, формирования самой этой системы, и как способ самореализации её субъекта, что выражается в его саморазвитии, творчестве, в полагании идеальных целей. Соответственно, саморефлексия выступает не только как механизм самой обратной связи, но и как механизм взаимной связи, и как механизм выбора. В последнем случае она действительно обнаруживает (раскрывает) свои всеобщие природные основания.
В.А. Лефевр, формулируя закон саморефлексии, пишет:«Субъект стремится создавать такие об-
2 Такое единство опосредствованного и непосредственного X. Плеснер определяет как закон [30, с. 137—146].
разцы поведения, чтобы установить и сохранять подобие между самим субъектом и его моделью себя» [31, с. 67]. Эта «рефлексивная метафора» представляет собой общий принцип регуляции и у человека, и у животных [31, с. 64]. Механизм генерации (моделирования) образов себя универсален и не зависит от культуры, к которой принадлежит субъект [32, с. 36]. Как таковой, он является «автоматом» выбора [32, с. 34, 37, 39—40;
33, с. 49—50].
Однако субъект автокоммуникации таким образом выбирает: 1) предметный результат своих действий; 2) сам способ действия; 3) источник действия, т. е. самого себя. Следовательно, он выбирает и свою собственную позицию в данной конкретной ситуации. В зависимости от исходного (соответственно и конечного) пункта рефлексия подразделяется на:
1) предметную рефлексию (О...О’);
2) операциональную рефлексию (ср...ср');
3) ценностную рефлексию (Б...Б’).
Внутри каждой из них также выделяются основания самой рефлексии над рефлексией.
В гносеологическом аспекте указанного сис-темогенеза философская рефлексия выступает как способ выявления уникальных (специфических) познавательных оснований рефлексивного механизма принятия человеком решений. Такими основаниями являются знания. Соответственно, в человеческой психике выделяются три уровня формирования этого механизма: бессознательный, сознательный и уровень самосознания. Поскольку «психика представляет собою особый аппарат управления поведением, управления действиями во внешней предметной среде» [34, с. 321—322], постольку данное подразделение обусловливает его совершенствование и развитие.
Емкость понятия «бессознательного» у человека существенно отличается от понятий и форм бессознательного отражения эволюционно предшествующих живых существ. Хотя оно в снятом виде включает и их в себя. Соответственно психоаналитической традиции различаются два его типа: 1) досознательное или подсознательное и 2) надсознательное или сверхсознательное. Именно второй тип является специфически человеческим. Существенно расширяются и формы бессознательного механизма принятия решений человеком. Среди них: безусловные и условные рефлексы, инстинкты, установки, автоматизмы, архетипы, стереотипы, привычки, навыки, обычаи, традиции..., все то, что в широком смысле называется рутиной. Сюда же относятся и такие социальные явления, как подражание авторитетам и интуиция. Различие досознательного и надсознательного среди них заключается в том, что первые выражают объективные законы и закономерности в естественно необходимых спо-
собах действия, а вторые — в искусственно созданных схемах, алгоритмах, программах..., т. е. в правилах действия.
Роль лежащего в их основании рефлекторного механизма принятия решений в жизнедеятельности человека также двойственная. 3. Фрейд говорил о ней как о борьбе двух начал: «инстинкта смерти» и «инстинкта жизни». В определенном смысле этот механизм выражает зависимость человека от природы, его подчиненность естественной необходимости. С другой стороны, он же определяет путь освобождения от этой зависимости в направлении слияния с природой в культуре, очеловечивании природы в культуре.
Уникальность бессознательного в человеческой психике заключается в отсутствии знаний [35, с. 201]. Бессознательное всегда является в формах непосредственного отражения бытия, а знания (включая и так называемое непосредственное знание) всегда опосредствованы сознанием. Последнее возникает благодаря рефлексии как способу осознания или со-знания. Без сознания невозможно знание и, наоборот, без знания невозможно сознание [36, с. 251—255]. Возникновение того и другого обусловлено превращением непосредственного отражения в опосредствованное. Само же выделение сознательного из бессознательного обусловливается переходом от рефлекторного к рефлексивному механизму принятия решений.
Сознательное принятие решений осуществляется всегда на основе рефлексивного механизма. Сознание рефлексивно по существу [35]. Рефлексия как со-знание — это процесс непрерывного различения субъективного и объективного с помощью знания [35, с. 199]. Знание здесь — способ (средство) этого различения. «Способ, каким существует сознание и каким нечто существует для него, это — знание. Знание есть его единственный акт... его единственное предметное отношение» — писал К. Маркс [37, с. 165]. Ясность сознания — ясность этого различения. Итак, знание в осознании выполняет роль способа, метода, средства рефлексии. Но ее предметом может быть все. По мнению А.Н. Леонтьева, «сознание — рефлексия субъектом действительности, своей деятельности, самого себя» [25, с. 150].
Сознательное рефлексивное различение субъективного и объективного достигается в деятельности — путем их отождествления в деятельности или деятельностного отождествления [35, с. 39]. Причем деятельностное опосредствование субъектом объекта выступает как акт выявления объективного в субъективном [27, с. 188], предметного в операциональном [38, с. 150—151; 39; 40, с. 246—252], т. е. как акт рефлексивного обращения объективного в субъективное, предметного отражения в операциональное знание,
выражающего интенциональную природу со-зна-тельного отношения субъекта к объекту. И каждый акт такой «рефлексивной абстракции» [38, с. 150—151; 40, с. 246—252], т. е. каждый акт осознания расширяет границы еще не осознанного, открывает его новые горизонты [41, с. 86]. Таким образом, рефлексия включает в себя не только отражение и преобразование объекта, — о чем пишет В.А. Лекторский [36, с. 266—272], — но и его оценку, которая проявляется в интерпретации действительности сквозь призму операциональной схемы знаний.
Вместе с тем, сама эта операциональная схема оказывается неосознаваемой [36, с. 251—255;
42, с. 252—254].
Рефлексивный механизм предметного осознания и сознания в своей сущности является формальным [43, с. 344—349]. Такая «рефлексия может остаться лишь формальной, лишь противополагающей непосредственное и опосредствованное, не связывая их через рассмотрение процесса развития вещи» [43, с. 345—346]. Сознательное принятие решений предполагает нахождение способов этих решений, т. е. способов решения проблем (задач) и нередко сводится к ним [44; 34, с. 323—324; 45, с. 360; 46, с. 565, 567—570]. Поэтому и его рефлексивный механизм в определенном смысле предстает как формальный. Однако роль этого механизма в жизнедеятельности человека неформальная. Он позволяет человеку использовать познаваемые законы и закономерности, дает ему власть над природой и другими людьми, освобождает его от естественной и общественной необходимости.
Принятие решений человеком на уровне самосознания осуществляется также с помощью рефлексивного механизма. Однако здесь он обретает творческий характер. В самосознании, т. е. сознании сознания реализуется саморефлек-сия. Как способ самосознания она представляет собой процесс непрерывного отождествления субъективного с объективным. Р. Декарт выразил его принципом: «Я мыслю, следовательно, я существую»[47, с. 44]. Таким путем человек осознает свою свободу [48, с. 44]. Можно сказать — получает для себя «фантастическую свободу», поскольку в духовном внутреннем мире человека возможно все. В этом смысле саморефлексия является источником творчества. Синергетический эффект ее наложения сознания на сознание приводит к образованию субстанционального знания, способного к самодвижению и саморазвитию по собственной логике. Следуя этой логике, человек может обрести свободу в духовном мире, но в реальном ее потерять.
Утверждая себя как сознательное существо в реальном мире, он выделяет свое место в нем. В таком случае его самосознание выполняет функ-
цию целеполагания, механизмом которого является та же саморефлексия. Как сказано выше, в сознании осуществляется рефлексивное обращение непосредственного предметного отражения в операциональное знание. Последнее вновь подвергается предметному отражению и т. д. В самосознании осуществляется рефлексивное обращение самого операционального знания в цель. Причем это происходит не путем выделения объективного в субъективном, а путем субъективного выбора из объективно представленных операциональных возможностей. Но цель является в образе предметного результата действия, что нередко дает повод для ее отождествления с предметным знанием. В действительности, выбранная цель направляет отражательную деятельность не только на предмет, но и на ее способ, и на ее источник, заключающийся в потребностях субъекта. В данном случае оказывается также существенным фактическое совпадение акта выбора цели с принятием решения как способа действия [49, с. 82; 50 с. 144—146, 752—753, 761— 766]. Таким образом, принятие решения, очевидно, является творческим актом самосознания, в котором непосредственно выражается переход от бессознательного к сознательному (С.Л. Рубинштейн), от незнания к знанию (Л. Витгенштейн), от неявного знания к явному знанию (В.А. Лекторский), от неопределенности к определенности (Дж. Нейман, О. Моргенштерн).
Образ цели, естественно, имеет свою специфику. В отличие от того, что есть, он фиксирует то, что должно быть. Специфика знания внутри само-сознания этим образом представляется идеальностью.
Как цель саморефлексии рефлексивный механизм принятия решений тоже является должным образом. Его знание представляется в самосознании идеально. И именно поэтому он обретает реальную нормативную способность управлять. Саморефлексия позволяет уточнить высказанный Ф. Бэконом тезис: «знание — сила». В определенном смысле знание становится: во-первых, направляющей силой; во-вторых, организующей силой; в-третьих, регулирующей (побуждающей) силой. Что и реализуется в управленческой деятельности.
В аспекте самодетерминации (саморегулирования, самомотивации) человеческой деятельности свобода представляется самостоятельностью. В принятии решений ее обеспечивает саморефлексия. Как механизм принятия решений она раскрывает творческие способности человека. Человек выражает свою самостоятельность творчески. Принятие решений на уровне самосознания становится творческим актом.
Если сознательное принятие решений лежит в основе управления всей предметно-практичес-
кой деятельностью человека, то принятие решений на уровне самосознания является основанием управления всей его духовной (умственной) деятельностью, включая и управление самим процессом подготовки и принятия решений. Последнее является необходимым условием обретения им самостоятельности.
Философско-методологическая рефлексия над процессом принятия решений выявляет их предельные методологические основания [51, с. 4— 29]. Ее творческий характер, как сказано, наиболее ярко выражается в самосознании. Здесь она определяет предпосылки и степень самостоятельности субъекта принятия решений, т. е. формирует структуру рефлексивного механизма принятия решений и выделяет уровни его развертывания в человеческой деятельности.
Логику осознания оснований принятия решений в истории философии можно представить последовательностью категорий: «цель — средство — результат». Аристотель, заложивший в своей «Никомаховой этике» основы современной теории принятия решений, утверждал в качестве их фундаментального принципа целесообразность. Критерием целесообразности он считал «середину» между противоположными действиями. У Канта в качестве методологических оснований принятия решений определяются практические принципы. Они выступают в роли средств регулирования поведения людей. Кант подразделяет их на субъективные максимы и объективные императивы. Среди последних важнейшую роль у него играет «категорический императив», имеющий своим условием и основанием свободу. Следующий шаг в осознании оснований принятия решений сделали представители шотландской школы морали (середина XVIII — начало XIX в). Они «отказались рассматривать поведение людей на основе разного рода априорных идей и предвзятых мнений. В противовес этому они стали объяснять их поступки и поведение исключительно теми результатами, к которым они приводят» [52, с. 57]. Основатель школы утилитаризма И. Бентам выдвинул в качестве критерия принятия решений баланс удовольствий и страданий. Логический синтез трех выделенных оснований принятия решений был осуществлен в 1944 г. математиком Джоном фон Нейманом и экономистом Оскаром Моргенш-терном [53]. Они создали классическую теорию рационального выбора в экономике в условиях неопределенности и риска. Критерием такого выбора у них является принцип ожидаемой полезности, определяющий значение целевой функции.
Г. Саймон, проводивший в своих научных исследованиях демаркацию естественного и искусственного, в области принятия решений предложил разделять все задачи (проблемы) на зак-
рытые и открытые. Классическая теория, по его мнению, имеет дело лишь с задачами закрытого типа. Данная им классификация нашла признание среди ученых. Одним из первых ее поддержал Ю. Козелецкий. В своей психологической теории принятия решений он, также как и Г. Саймон, уделил главное внимание задачам открытого типа [54, с. 288—289]. Различие между открытыми и закрытыми задачами принятия решений, по мнению авторов, принципиальное. «Первые предполагали развитие процессов гипотезо-строения и других проявлений, характеризующих мышление в условиях «решения проблем» (problem solving). Вторые предположительно актуализировали процессы «принятия решений» (decision making) как выборы субъекта при заданной системе альтернатив в условиях неопределенности критериев или отсутствия «правильного» решения» [55, с. 9]. К закрытому типу задач Ю. Козелецкий относит многие формальные, конвенциональные и алгоритмические. Они решаются на низших уровнях административного управления или в ходе управления технологическими процессами. Задачи открытого типа, — утверждает он, — как правило, новые и неконвенциональные. Они представляют второй — высший уровень управления.
Подразделение задач (проблем) принятия решений на закрытые и открытые в работах Г. Саймона, Ю. Козелецкого, других авторов, вполне согласуется с двумя основными способами человеческого существования (реактивным и рефлексивным), о которых писал C.JI. Рубинштейн. Оно вполне согласуется также с представленными выше онтологическими и гносеологическими характеристиками рефлекторного и рефлексивного механизмов принятия решений. Все это дает основания предположительно выделить еще один тип (и уровень) задач принятия решений—синергетический. В них, очевидно, решается проблема целеполагания, т. е. осуществляется сама постановка задач открытого типа. Синергетические задачи присущи различным критическим ситуациям. Они требуют подлинно творческого подхода.
Три указанных типа задач (проблем) принятия решений — закрытые, открытые и синергетические —являются реальными предпосылками струк-турообразования рефлексивного механизма в аспекте развития самостоятельности субъекта. Показательными в этом плане могут быть работы психологов и педагогов. Ими выделяются: копирующий, воспроизводящий и творческий уровни самостоятельности. Копирующий уровень соотносится только с результатами деятельности, с готовыми образцами; воспроизводящий дополняется средствами решения определенных задач (проблем); а творческий, кроме всего этого, характеризуется целеполаганием, т. е. самой поста-
новкой задач (проблем). Конкретизируя критерии только подразделения, Л.В. Жарова называет их низким, средним и высоким уровнем развития самостоятельности [56, с. 28—30].
Развертывание рефлексивного механизма принятия решений в процессе осознания (специальной) управленческой деятельности схематично можно представить так:
На уровне оснований:
1. Даны (заданы) цель и средство. Задача принятия решения заключается в том, чтобы определить конкретный результат действия. Эта задача относится к закрытому типу.
2. Дана (задана) цель. Задача заключается в нахождении средств (путей) её достижения. Она относится к открытому типу. После её решения необходимо определить конкретный результат действия, т. е. решить задачу закрытого типа.
3. Данные отсутствуют. Изначально необходимо поставить цель. Затем требуется найти пути её достижения (задача открытого типа) и, далее, определить конкретный результат (задача закрытого типа). Такой тип задач принятия решений является синергетическим.
Логический синтез всех трех оснований (ц + ср + рез-т), как сказано, осуществляется в рациональной теории принятия решений.
На уровне теории три определенных этапа конкретизируются:
1. Рациональная теория принятия решений, представленная в категориях «цель — средство — результат», является образцом одномерного управленческого мышления.
2. Двухмерное управленческое мышление представляется производящей (ц — ср — рез-т) и воспроизводящей (рез-т—ср — ц) рефлексией. В первом случае возникает нормативная теория принятия решений, во втором — дескриптивная.
3. Трехмерное управленческое мышление в категориях «цель — средство — результат» дает три концептуальных подхода:
а) исходным и конечным пунктом рефлексии является цель (ц — ср—рез-т — ц’). Этот подход лежит в основе «целевого управления»;
б) исходным и конечным пунктом рефлексии является средство (ср — рез-т — ц — ср’). Такой подход оказывается основой «управления по отклонениям»;
в) исходным и конечным пунктом рефлексии является результат (рез-т- ц — ср — рез-т’). Данный подход образует основу «управления по результатам».
Они, соответственно, конкретизируются в функционально-деятель-ностном, системном и ситуационном подходах. Их концептуальный синтез выражается в синергетическом подходе.
На концептуальном уровне в настоящее время вырабатываются различные управленческие
подходы. Все они находятся в русле синергетического. Концепция рефлексивного управления формируется также на этом уровне.
В культурно-историческом контексте системо-генез рефлексивного механизма предстаёт как аспект культурогенеза. В этом плане философская рефлексия выступает как универсальный способ осознания процессов подготовки и принятия решений в различных областях человеческой деятельности. Соответственно обыденному, теоретическому и метатеоретическому уровням отражения бытия можно выделить три её основные формы: 1) единичную, 2) особенную и 3) всеобщую.
Единичная форма философской рефлексии присуща обыденному сознанию. Принятие решений здесь осуществляется на основе эмоций, рассудка и воли. «Эмоциональное решение — пишет О.К. Тихомиров — это всякое предпочтение, выбор, которое строится, прежде всего, на основе эмоциональных механизмов. Брак по любви может служить примером того случая, когда «выбор» строится на основе эмоциональных процессов (в отличие от брака «по расчёту»)» [49, с. 81]. Брак по расчёту, очевидно, является примером рассудочного принятия решения. Волевые решения, по мнению О.К. Тихомирова, имеют место в ситуациях конфликта противоположных тенденций. Развивая мысль автора, его можно проиллюстрировать решением Ю. Цезаря «разрубить Гордиев узел». Своеобразный сплав эмоций, рассудка и воли выражается понятием «мудрость». Мудрое решение в определенном смысле есть результат философской рефлексии. Его образцом стало описанное в Ветхом завете Библии решение царя Соломона. Мудрое решение противопоставляется глупому.
Особенная форма философской рефлексии над процессами подготовки и принятия решений представлена прагматизмом. Он определяется как метод решения проблем, возникающих в различных жизненных ситуациях. Наиболее чёткое выделение и характеристики отдельных этапов такой рефлексии находятся в работе Дж. Дьюи. Анализируя акт рефлексивного мышления, он различает «пять отдельных логических ступеней: (I) чувство затруднения, (II) его определение и определение его границ, (III) представление о возможном решении, (IV) развитие путём рассуждения об отношениях представления, (V) дальнейшие наблюдения, приводящие к признанию или отклонению, т. е. заключение уверенности или неуверенности» [57, с. 60]. Автор пишет, что и началом, и концом этого процесса является наблюдение. Между ними осуществляется: «(1) вывод, представление или предположение объяснения или разрешения; (2) рассуждение, развитие отношений или открытых связей, на почве следствий представления или предположения»
[57, с. 64]. Таким образом, весь процесс подготовки и принятия решений предстаёт как бы в двух измерениях: 1) как решение проблем и 2) как процесс выбора из этих решений. Уверенность, возникающая в результате принятия решения, в прагматизме означает готовность действовать, т. е. определённую установку.
Всеобщая форма философской рефлексии над процессами подготовки и принятия решений представляется в таких направлениях, как философия жизни, феноменология и экзистенциализм. Здесь мы видим профессиональное осмысление собственно философских проблем принятия решений. Причём в философии жизни это осуществляется с точки зрения бессознательных переживаний, в феноменологии — с точки зрения индивидуального сознания, а в экзистенциализме — с точки зрения самосознания индивида. Так, А. Бергсон рассматривает процесс принятия решения как свободный выбор из проблематичных возможностей в аспекте переживания внутреннего времени. В этом плане его критерием становится весь жизненный путь человека. Э. Гуссерль уделяет особое внимание источнику сомнительных ситуаций, сознательному конституированию проблематичных возможностей как предпосылке всякого выбора. Ж.П. Сартр исследует сам акт принятия решения, выявляет специфику экзистенциального выбора как выбора человеком себя, своего отношения к миру, определяет его свободу и ответственность. А. Шюц, проанализировавший все эти позиции философской рефлексии над процессом принятия решений, представил его механизм в наиболее целостном виде. На его размышлениях по данному вопросу следует остановится подробнее.
«В любое время жизни, — пишет А. Шюц, — мы считаем само собой разумеющимся, что частью нашего жизненного мира мы можем манипулировать, изменять и преобразовывать нашими действиями». Но это возможно, только если эти действия действительно выполнимы, имеются доступные средства, которые, будучи управляемы, приведут к определенным целям. «И теперь может потребоваться исчерпывающая взаимосвязь тематических, интерпретативных и мотивационных релевантностей, чтобы установить цели, которые необходимо достигнуть, найти возможный способ действий, необходимый для осуществления данного состояния дел, выбрать изо всех возможных способов действия выполнимые, поскольку цели доступны нам, и, наконец, изо всех выполнимых действий выбрать наиболее соответствующие данным обстоятельствам» [50, с. 346]. Взаимосвязь трех систем релевантности он представляет следующим образом (см. рисунок).
Тематическая релевантность, по А. Шюцу, конституирует предмет (объект) как проблема-
Мотивационные Интерпретативные
релевантности релевантности
Взаимосвязь трех систем релевантности по А. Шюцу [52, с. 292]
тичный. Она дает ответ на вопрос: Что? Интерпретативная релевантность позволяет ответить на вопрос: Каким образом действовать? Она имеет значение и функции методологии. Мотивационная релевантность представляется мотивами «для» (для того, чтобы) и «потому-что». Каждая из них может стать отправным пунктом изменений в двух остальных. Между релевантностями устанавливается двусторонняя рефлексивная связь [50, с. 255—292]. Таким образом, очевидно, он представляет рефлексивный механизм подготовки и принятия решений.
Переориентация внимания философии с фундаментальных проблем на прикладные при ее историческом переходе от классического к неклассическому этапу привела к рефлексивному оборачиванию и в понимании механизма принятия решений. На первом плане оказалось не осознание его сути, а осознание его роли в управленческой деятельности. Переосмысливание философской рефлексии в этом плане привело к возникновению рефлексивного управления. Однако ее методологический потенциал не был исчерпан. Наоборот, для нее открылись новые перспективы.
Литература
1. Щедровицкий, Г.П. Методологический смысл оппозиции натуралистического и системодеятельностного подходов // Г.П. Щедровицкий. Избранные труды. — М • Шк. Культ. Полит. 1995. — С. 143—154.
2. Щедровицкий, Г.П. Рефлексия в деятельности (Предисловие А. А. Пузырея)/Г.П. Щедровицкий//Вопросы методологии. Архив номеров (1991—1995 гг.). — С. 157—188 // http://www.circle.ru/arcliive/vm/nom.
3. Лепский, В.Е. От редактора/В.Е. Лепский//Рефлексивные процессы и управление. — 2001. — Т. 1. — № 1. — С. 4—5 // http://www. reflexion.ru.
4. Лепский, В.Е. Научное и социокультурное значение рефлексивного движения в России: материалы круглого стола 5 марта 2001. Институт психологии РАН / В.Е. Лепский, А.В. Брушлинский, В.И. Панов и др. // Рефлексивные процессы и управление. — 2001. — Т. 1. — № 1. — С. 6—33 // http:// www.reflexion.ru.
5. Лепский, В.Е. Становление стратегических субъектов: постановка проблемы / В.Е. Лепский // Рефлексивные процессы и управление. — 2002. — Т. 2. — № 1. — С. 5—23 // http://www.reflexion.ru.
6. Лефевр, В.А. Формула человека: Контуры фундаментальной психологии / В.А. Лефевр. — М.: Прогресс, 1991. — 108 с.
7. Шрейдер, Ю.А. Искусственный интеллект, рефлексивные структуры и антропный принцип / Ю.А. Шрейдер // Вопросы философии. — 1995. — № 7. — С. 163—167.
8. Розов, М.А. От зерен фасоли к зернам истины / М.А. Розов // Вопросы философии. — 1990. — № 7. — С. 42—50.
9. Щедровицкий, Г.П. Проблемы методологии системного исследования. Избранные труды / Г.П. Щедровицкий.— М.:Шк.Культ. Полит., 1995. — С. 155—196, 281—298,485—495.
10. Анисимов, О.С. Стратегическая форма рефлексивного управления в контексте ситуации в России / О.С. Анисимов // Рефлексивные процессы и управление. — 2001. — Т. 1. — № 1. — С. 73—87 // http:// www.reflexion.ru.
11. Розин, В. Онтологические, направляющие и организационные схематизмы мышления / В. Розин // Методический и игротехнический альманах «Кентавр». —
1998. — Выпуск 20 // http://www.circle.ru/kentavr/nom.
12. Дружинин, В.В. Проблемы системологии (проблемы теории сложных систем) / В.В. Дружинин, Д.С. Конторов. — М.: Сов. радио, 1976. — 296 с.
13. Красовский, Ю.Д. Управление поведением в фирме: эффекты и парадоксы (на материале 120 российских компаний): практическое пособие /Ю.Д. Красовский. — М.: ИНФРА-М, 1997. — 368 с.
14. Карпов, А.В. Психология рефлексивных механизмов деятельности / А.В. Карпов. — М.: Институт психологии РАН, 2004. — 424 с.
15.Гордеева, Н.Д. Роль рефлексий в построении предметного действия / Н.Д. Гордеева, В.П. Зинченко // Рефлексивные процессы и управление. — 2002. — Т. 2. — № 2. — С. 90—105 // http://www.reflexion.ru.
16. Шаров, А.С. Онтология рефлексии: природа, функции и меха-низмы / А.С. Шаров // Рефлексивные процессы и управление. — 2005. — Т. 5. — № 1. — С. 71—92 // http://www.reflexion.ru.
17. Цоколов, С. Дискурс радикального конструктивизма / С. Цоколов. — 2006 // http://www.circle.ru/ biblio/lib/13/print.
18. Матурана, У. Древо познания / У. Матурана, Ф. Варела — М.: Прогресс-Традиция, 2001. — 224 с.
19. Луман, Н. Формы помощи в прогрессе изменения общественных условий/Н. Луман//http://www.nir. ru/socio/scipubl/sj/sjl-001hm/html/.
20. Луман, Н. Понятие риска / Н. Луман // http:// www.sociologika.ru/ luman /pdt.
21. Луман, Н. Понятие общества. Проблемы теоретической социологии / под ред. А.О. Бороноева. — СПб., 1994. — С. 25—42 // http://studlib.ru/article /а-114.html.
22.Шарден, П.Т. Феномен человека / П. Тейяр де Шарден. — М. : Гл. ред. изд. для зарубежных стран изд-ва «Наука», 1987. — 240 с.
23. Лефевр, В.А. Ментализм и бихевиоризм: слияние? / В.А. Лефевр // Рефлексивные процессы и управление. — 2004. — Т. 4. — № 1. — С. 75—98 // http:// www.reflexion.ru.
24. Лекторский, В.А. Деятельностный подход: смерть или возрождение? / В.А. Лекторский // Вопросы философии. — 2001. — № 2. — С. 56—65.
25. Леонтьев, А.Н. Избранные психологические произведения: в 2 т. / А.Н. Леонтьев. — М. : Педагогика, 1983,—Т. 2, —320 с.
26. Швырев, B.C. О деятельностном подходе к истолкованию «феномен человека» (попытка современной оценки) / B.C. Швырев // Вопросы философии. — 2001, —№2,—С. 107—115.
27. Ильенков, Э.В. Диалектическая логика: очерки истории и теории. — 2-е изд., доп. / Э.В. Ильенков
— М.: Политиздат, 1984. — 320 с.
28. Князева, Е.Н. Синергетика как новое мирови-дение: диалоге И. Пригожиным / Е.Н. Князева, С.П. Курдюмов / Вопросы философии. — 1992. — № 2. — С. 3—20.
29. Анохин, П.К. Избранные труды. Философские аспекты теории функциональной системы / П.К. Анохин. — М.: Наука, 1978. — 400 с.
30. Плеснер, X. Ступени органического и человека / X. Плеснер // Проблема человека в западной философии: переводы / сост. послесл. П.С. Гуревича; общ. ред. Ю.Н. Попова. — М.: Прогресс, 1988. — С. 96—151.
31. Лефевр, В.А. Закон само-рефлексии: возможное общее объяснение трех различных психологических феноменов / В.А. Лефевр // Рефлексивные процессы и управление. — 2003. — Т. 3. — № 1. — С. 64—73 // http:/ /www. reflexion.ru.
32. Лефевр, В.А.Функции быстрой рефлексии в биполярном выборе / В.А. Лефевр, Дж. Адамс-Веббер // Рефлексивные процессы и управление. — 2001. — Т 1. — № 1. — С. 34—46 // http://www.reflexion.ru.
33. Розов, М.А. От зерен фасоли к зернам истины / М.А. Розов // Вопросы философии. — 1990. — № 7. — С. 42—50.
34. Гальперин, П.Я. К анализу теории Ж. Пиаже о развитии детского мышления / П.Я. Гальперин, Д.Б. Эльконин // Жан Пиаже: теория, эксперимент, дискуссии: сб. статей/ сост. и общ. ред. Л.Ф. Обуховой и Г.В. Бурменской; предисл. Л.Ф. Обуховой. — М. : Гарда-рики, 2001, —С. 296—324.
35. Михайлов, Ф.Т. Общественное сознание и самосознание индивида/Ф.Т. Михайлов. —М.: Наука, 1990, —222 с.
36. Лекторский, В.А. Субъект, объект, познание /
B.А. Лекторский. — М. : Наука, 1980. — 359 с.
37. Маркс, К. Экономическо-философские рукописи 1844 года / К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. 2-е изд. — М.: Изд-во политической литературы, 1974. — Т. 42. —
C. 165.
38. Пиаже, Ж. Теория Пиаже / Ж. Пиаже // Жан Пиаже: теория, эксперименты дискуссии: сб. статей / сост. и общ. ред. Л.Ф. Обуховой и Г.В. Бурменской; предисл. Л.Ф. Обуховой. — М. : Гардарики, 2001. —
С. 106—157.
39.Пиаже, Ж. Роль действия в формировании мышления. / Ж. Пиаже // Жан Пиаже: теория, эксперименты дискуссии: сб. статей / сост. и общ. ред. Л.Ф. Обуховой и Г.В. Бурменской: предисл. Л.Ф. Обуховой. — М.: Гардарики, 2001. — С. 199—224.
40. Пиаже, Ж. О природе креативности / Ж. Пиаже // Жан Пиаже: теория, эксперименты дискуссии: сб. статей / сост. и общ. ред. Л.Ф. Обуховой и Г.В. Бурменской; предисл. Л.Ф. Обуховой. — М.: Гардарики, 2001. —С. 243—252.
41. Дубровский, Д.И. Проблема идеального/Д.И. Дубровский. — М.: Мысль, 1983. — 228 с.
42. Пиаже, Ж. Аффективное бессознательное и когнитивное бессознательное / Ж. Пиаже // Жан Пиаже: теория, эксперименты дискуссии: сб. статей / сост. и общ. ред. Л.Ф. Обуховой и Г.В. Бурменской; предисл. Л.Ф. Обуховой. — М. : Гардарики, 2001. —
С. 252—261.
43. Давыдов, В.В. Жан Пиаже о роли действий в мышлении / В.В. Давыдов // Жан Пиаже: теория, эксперименты дискуссии: сб. статей / сост. и общ. ред. Л.Ф. Обуховой и Г.В. Бурменской; предисл. Л.Ф. Обуховой. — М.: Гардарики, 2001. —С. 333—352.
44. Ришар, Ж.Ф. Ментальная активность. Понимание, рассуждение, нахождение решений / Ж.Ф. Ришар. — М.: Институт психологии РАН, 1998. — 282 с.
45. П.Я. Гальперин и Ж. Пиаже: два подхода к проблеме психического развития ребенка // Жан Пиаже: теория, эксперименты дискуссии: сб. статей / сост. и общ. ред. Л.Ф. Обуховой и Г.В. Бурменской; предисл. Л.Ф. Обуховой. — М.: Гардарики, 2001. — С. 352—367.
46. Бурменская, Г.В. Неопиажизм: попытки интеграции теории Пиаже и информационного подхода в исследованиях Ж. Паскуаль — Леоне и Р. Кейса / Г.В. Бурменская // Жан Пиаже: теория, эксперименты дискуссии: сб. статей / сост. и общ. ред. Л.Ф. Обуховой и Г.В. Бурменской; предисл. Л.Ф. Обуховой. — М.: Гардарики, 2001. — С. 564—572.
47. Декарт, Р. Разыскание истины / Р. Декарт. — СПб.: Азбука, 2000. — 288 с.
48. Лекторский, В.А. Эпистемология классическая и неклассическая / В.А. Лекторский. — М.: Эдитори-алУРСС, 2001, —256 с.
49. Тихомиров, O.K. Принятие решения как психологическая проблема / O.K. Тихомиров // Проблема принятия решения: сб. статей. — М.: Наука, 1976.
— С. 77—82.
50. Шюц, А. Избранное: Мир, светящийся смыслом / А. Шюц. — М. : Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. — 1056 с.
51. Хабермас, Ю. Демократия. Разум. Нравственность. (Лекции и интервью. Москва, апрель 1989 г.) / Ю. Хабермас. — М.: Наука, 1992. — 176 с.
52. Рузавин, Г.И. Теория рационального выбора и границы её применения в социально-гуманитарном познании / Г.И. Рузавин // Вопросы философии. — 2003, —№5,—С. 57—70.
53. Нейман, Дж. Теория игр и экономическое поведение / Дж. Нейман, О. Моргенштерн; пер. с англ. под ред. и с доб. Н.Н. Воробьева. — М. : Глав. ред. физико-мат. лит, изд-ва «Наука», 1970. — 707 с.
54. Козелецкий, Ю. Психологическая теория решений / Ю. Козелецкий. — М. : Прогресс, 1979. — 504 с.
55. Корнилова, Т.В. Психология риска и принятия решений: учебное пособие для вузов / Т.В. Корнилова. — М.: Аспект Пресс, 2003. — 286 с.
56. Жарова, Л.В. Учить самостоятельности: книга для учителя (Пособие для студентов пединститутов и учителей ) / Л. В. Жарова. — М.: Просвещение, 1993.
— 203 с.
57. Дьюи, Дж. Психология и педагогика мышления. (Как мы мыслим.) / Дж. Дьюи. — М.: Лабиринт,
1999, — 192 с.
