CC BY-NC-ND
22
Р.Н. Штембульский
СИСТЕМАТИЧЕСКОЕ «ЭСТЕТИЧЕСКОЕ» СООБЩЕНИЕ: СПЕЦЭФФЕКТЫ «РЕАЛЬНОСТИ»
В статье выдвигается гипотеза, что в современных условиях интенсивной информатизации «эстетическое впечатление» от полученного сообщения подменяется спецэффектами красоты. Такое впечатление, как принято считать, привносится автором сообщения, или, по крайней мере, его получателем. Данные спецэффекты появляются в канале «сообщение-адресат», и подмена «инициируется» самой семиотической системой. Она функционирует как особый защитный механизм против множественного (неоднозначного) прочтения. Получатель сообщения увлекается эффектами поверхностной красоты, что блокирует возможность разнообразной его интерпретации.
Ключевые слова: эстетическое, эффекты, сообщение, адресат, красота, система, структура, код, технические средства.
1
В заключении своей статьи «Эффект реальности» Ролан Барт выдвигает тезис о возможности «радикального пересмотра всей многовековой эстетики "изображения"»1. При этом именно эстетическое становится причиной, по которой не только слово «изображение», но и слово «реальность» употребляются в тексте Барта в кавычках, указывая таким образом на специфический эффект (спецэффект) реальности. Барт пишет:
Истина этой иллюзии в том, что «реальность», будучи изгнана из реалистического высказывания как денотативное означаемое, входит в него уже как означаемое коннотативное; стоит только признать, что известного рода детали непосредственно отсылают к реальности, как они тут же начинают неявным образом означать ее2.
© Штембульский Р.Н., 2009
К такому выводу автор приходит, двигаясь от характерного для реалистической литературы XIX в. подробного описания фрагментов и сцен реальности. Барт ставит вопрос о целесообразности подобных отступлений от основного повествования, что свидетельствует о вполне классическом (в том числе и среди семиотиков) понимании эстетического как иррационального и избыточного3. При этом автор напоминает, что в одном из важнейших течений западноевропейской культуры - риторике - такое описание «отнюдь не выводилось за рамки смысловых категорий, и ему приписывалась цель, вполне признанная литературой как социальным институтом»4. Цель эта - «красота»; на протяжении долгих веков описание выполняло эстетическую функцию5 (здесь и далее курсив мой. - Р. Ш.).
Актуальность проблемы заостряется еще и тем, что с некоторыми уточнениями6 «сюда же относится и нынешнее развитие технических средств, форм и институтов, порожденных постоянной потребностью удостоверяться в дополнительности "реального"»7.
2
В свете приведенных цитат складывается основная проблематика данной статьи: спецэффекты, «красота» и технические средства, которые выступают своего рода рамкой, ограничивающей выдвигаемые ниже предположения. Интеграция эстетического, цель которого «красота», в семиотическую структуру коммуникативного сообщения наиболее очевидно, как мы считаем, проявляется именно на фоне действия современных технических средств интенсивной репрезентации и коммуникации. Речь идет о популярных телеканалах и интернет-сайтах, супермаркетах, о пространстве музеев и центров столиц, о компьютерных программах и т. п. Обнаружение в этом контексте спецэффектов и «красоты» позволяет нам выдвинуть следующую гипотезу: «эстетическое впечатление» от полученного сообщения, которое, как принято считать, привносится автором, или, по крайней мере, переживается читателем, подменяется спецэффектами красоты, встроенными в канал «сообщение-адресат». Такая подмена, как мы считаем, инициируется самой семиотической системой, чьи коды встроены в данное сообщение. Система формирует своего рода защитную реакцию на разнообразные и непрогнозируемые прочтения сообщения. Получатель сообщения увлекается этими спецэффектами, что блокирует для него возможность множественных прочтений сообщения.
Здесь проявляется достаточно известная коллизия двух «источников» - сообщения/системы и автора. Однако читатель ока-
зывается также в интересной и парадоксальной ситуации. Здесь мы будем опираться на работу Умберто Эко «Отсутствующая структура»8. Рассмотрим, как формируются условия этой парадоксальной ситуации с точки зрения семиотической трактовки эстетического сообщения.
Наибольший интерес для нас будет представлять трансформация канала «сообщение-адресат» как стратегия, направленная на самосохранение системы и блокирование ее модернизации (реструктурации). Это может быть система групповой идентичности, существующие культурные порядки или «язык Соссюра» (langage). Далее мы постараемся несколько расширить перспективу семиотического рассмотрения, обращаясь к модели «структура -слово - событие», разработанной Полем Рикёром как раз в полемике с семиотикой и структурализмом9. После необходимых терминологических уточнений мы увидим, что модель Рикёра включает не только фазу порождения сообщения, на чем в основном сосредоточен Эко, но также крайне важное для нас возвратное движение сообщения. Перспектива и возможность такого движения от получателя к семиотической системе и должны, как мы считаем, «мотивировать» систему к производству защитных эффектов.
3
Научная карьера Умберто Эко, как известно, начиналась с исследований средневековой эстетики, а первое увлечение остается навсегда (это отмечает сам автор в своих известных рекомендациях к написанию дипломной работы). Судя по последним публикациям Эко («История красоты» и «История уродства»), это действительно так. По существу, именно опора на эстетическое в одной из ключевых работ Эко позволяет ему обнаружить Отсутствующую Структуру. Раздел «Эстетическое сообщение»10 уже в самом начале «Отсутствующей структуры», по существу, приводит автора к основным выводам его работы, которые он лишь подкрепляет «появившимися тогда исследованиями Деррида и Фуко (Делёз еще не опубликовал своего "Различия и повторения")»11.
Раздел «Эстетическое сообщение» Эко начинает с обращения к «известной классификации функций сообщения, предложенной Р.О. Якобсоном и принятой среди семиотиков». Там же Эко пишет:
Сообщение обретает эстетическую функцию, когда оно построено так, что оказывается неоднозначным и направлено на самое себя, т. е. стремится привлечь внимание адресата к тому, как оно построено12.
Если неоднозначность сообщения угрожает трансформировать его в шум, то самонаправленность («авторефлективность сообщения», по терминологии Эко), по-видимому, гарантирует внимание адресата к еще неясному, но уже интересному сообщению. Эко не учитывает тем не менее ситуацию «безразличного восприятия», когда адресату достаточно лишь факта получения сообщения, привлекательного своей «красивостью» (грубо говоря, «непонятно, но приятно»). Важно подчеркнуть, что такая привлекательность не имеет какой-либо рациональной или прагматической обусловленности: по существу, мы имеем дело с кантовским «незаинтересованным созерцанием». С методологической точки зрения дополнительная информация, как предполагается, изначально заложенная в эстетическом сообщении, просматривается на всех его уровнях -от физических носителей до идеологических ожиданий13. По существу, это то, что в классической эстетике называют «целостностью произведения», когда все составляющие, от замысла до формальных элементов, объединяются единой линией композиционно-смыслового решения14. В семиологическом ракурсе такая конструкция сообщения трактуется как «что-то вроде сети изоморфных соответствий, которая и составляет специфический код данного произведения»15.
Появление такого кода имеет принципиальное значение еще и потому, что он оказывается некой сетью-ловушкой, оплетающей сообщение (произведение) и удерживающей его от мозаичных нагромождений, распада. В эстетическом сообщении наряду с общим кодом конвенциональной системы «вырисовывается» еще и особенный, неповторимый код - авторский «идиолект»16, который не улавливается в конфигурациях основного кода (терминология Эко). Естественно, что авторский идиолект мы не знаем заранее, а потому имеем дело с ситуацией, постоянно открытой для интерпретаций и перепрочтений (к чему и призывает нас Эко в работе «Шесть прогулок в литературных лесах»).
Здесь, таким образом, помимо известных проблем ограничения интерпретаций или «смерти автора», следовало бы еще задаться вопросом о том, как соотносятся авторский и основный коды, существующие в одном сообщении? Должно ли это «раздвоение» (своеобразная семиотическая шизофрения) непременно приводить к противостоянию кодов?
В «Отсутствующей структуре» мы найдем лишь тезис, что художественная критика связывает эстетическое сообщение с «нарушениями норм». Эко прямо указывает на «дестабилизирующее» действие авторских идиолектов, что непременно должно работать на «создание ситуации неоднозначности»17. Однако вряд ли
авторский код способен целиком перекрыть (сокрыть) основной: скорее мы имеем дело с функциональным конфликтом. Вспомним хотя бы о том, что называется «структуралистским бессознатель-ным»18 и что должно говорить нам о закрытости и недосягаемости кодов - как общего, так и авторского. Противостояние двух кодов, вероятно, реализуется в гибких и амбивалентных формах, иначе мы имели бы дело или с чем-то крайне оригинальным (понятным лишь самому автору), или крайне тривиальным (относящимся к рутинной повседневности).
«Всякое произведение искусства, - пишет Эко, - ставит под вопрос код, тем самым его возрождая»19. Действительно, любое сомнение выявляет именно то, в чем сомневаются, и это есть не только сомнение, но и определенное утверждение. История культуры дает нам многие образцы того, как авторский идиолект, первоначально вызывающий сомнения и подозрения, с течением времени превращается во что-то очень знакомое и близкое. При этом «опасный» идиолект вызывает всевозможные имитации и подражания, а иногда и институализируется, приходя к «систематическому состоянию». С другой стороны, первоначальное нарушение основного кода способно «воссоздавать его целостность», реконструируя его через выявление «невообразимых ходов, о которых и не подо-зревали»20.
Теперь, когда прояснились принципиальные моменты в отношениях между двумя кодами, мы должны ввести позицию адресата, который, ничего не подозревая о кодах, все еще остается увлеченным привлекательностью эстетического сообщения. Здесь и обнаруживается парадокс ситуации. Адресат, оставаясь «привязанным» (привлеченным) к полученному сообщению, вместе с тем не перестает испытывать подозрения по отношению к нему. По существу, именно такое состояние описывает в своей недавней работе «Под подозрением» Борис Гройс21.
Скорее всего, наилучший способ разрешения затруднительного положения, в котором оказывается получатель сообщения с эстетической функцией, следует искать в самой этой функции, или, точнее, в том, что называется «красота»; приведенные в начале статьи слова Ролана Барта указывают и на это. В таком случае мы должны ограничить поле нашего рассмотрения такими сообщениями, цель которых - производство «красивого» (с ощущением «эстетического»).
Такое ограничение (сужение) разрешает затруднительное положение адресата тем, что для него теперь нет необходимости -в отличие от семиолога Умберто Эко - «разбираться в том, как устроено полученное сообщение». Понятно, что речь здесь идет
об известном тезисе насчет «снижения активности» субъекта22. В имплицитной форме подобный тезис просматривается и в «Отсутствующей структуре» Эко - например, через указания на различные идеологические подоплеки кодов23. Тем не менее задачи, на которые указывает сам автор, имеют все же методологический характер и касаются формирующейся на наших глазах новой семиологической дисциплины. Более отчетливо конфигурацию стратегии по ограничению эстетическим канала «сообщение-адресат» можно увидеть в известной работе Поля Рикёра «Конфликт интерпретаций»24.
4
Здесь, разумеется, следует сделать краткие терминологические пояснения. «Событие» - это акт, в котором осуществляется сообщение (Рикёр говорит о фразе). Сам акт при этом оказывается актом дискурса25. «Структура» суть то, что со времен Соссюра называется языком (langage, словарь плюс учебник грамматики). «Слово» - инициатор акта перехода (дискурса) от структуры к событию; это знак, переходящий из потенциального «словарного» состояния в употребление во фразе (событие). В модели «структура - слово - событие» различие между «структурой» и «системой» не принципиально26. При экстраполяции этой модели на отношения «сообщение - адресат» «событием» будет получение адресатом сообщения, а «фразой» - само сообщение, которое составлено из «слов» (знаков), актуализированных из «системы». Аналогом «системы» Рикёра является «основной код» У. Эко (конвенциональная система культуры27), «противостоящий» авторскому идиолекту как компоненту персональной, личной культуры.
Для Рикёра ключевым моментом является переход от структуры к событию, однако не менее интересным представляется движение в обратном направлении - от события к структуре (точнее, процесс возврата слова-знака в систему, язык, культуру). Рикёр неустанно повторяет: «Употребление, или использование [знака], находится на пересечении языка и речи». Согласно его концепции, слово (взятое как знак речи) значительно больше и одновременно значительно меньше фразы: «...слово - это называние, в то время как фраза - это говорение, причем слово... позиционирует себя во фразе». Непрекращающаяся жизнь слова обеспечивается его уникальной способностью: «Обретая новое употребление - как бы незначительно оно ни было, - слово возвращается в систему»28.
Таким образом, слово (знак) одной стороной обращено к своему словарному истоку, «сохраняя след» того, откуда оно вышло и куда непременно должно возвратиться (оказываясь частичкой структуры, укорененной в сообщении); другой своей стороной слово обращено к будущему событию, собственной актуализации в сообщении. Непрекращающаяся жизнь слова обеспечивается, как было только что сказано, его уникальной способностью возвращаться обратно в систему.
Каждый случай такого возврата Рикёр называет «проекцией полисемии»29. «Фрагмент реальности», который слово затягивает обратно в систему, и есть то новое значение, с которым возвращается старое слово. Так, выкристаллизовывая эту «инородную частичку» в своих «структурных решетках», система архивирует и накап-ливает30. И этот обмен действительно стоит эпитета: Рикёр употребляет выражение «чудесное явление», которое предстает как процесс «соперничества двух различных факторов - экспансионистского фактора и фактора перегрузки»31.
Таким образом, система проявляет способности масштабироваться, принимая все новые и новые значения. Подобная стратегия со стороны системы, по всей видимости, выступает как определенная компенсация или контрнаступление против «экспансионистских устремлений (желаний)» слова, несущих угрозу перегрузки (перезагрузки?) и модернизации системы. Здесь, как и в случае двух кодов, мы снова должны поставить вопрос о противостоянии. Действительно ли экспансия слова противостоит экспансии системы?
По всей видимости, в нормальных (традиционно-повседневных) ситуациях проблема противостояния никогда не проявляется полностью. Иначе это привело бы или к разрушению «структурной решетки» системы от перегрузки смысловой проекцией знака, или к стагнации дискурсивных пространств из-за тотальной гегемонии структурных порядков, устремленных к нормализации и архивированию. Рикёр пишет: «Экспансия и, соответственно, перегрузка прерываются взаимным ограничением знаков внутри системы»32. Эту ограничивающую деятельность Рикёр и называет упорядоченной полисемией.
Так, противостояние трансформируется в «желание расширяться», которое одновременно возникает в двух «противоположных» лагерях («слово» и «система»), но при этом оно скрывается за употреблением, использованием, актуализацией знака. Здесь мы должны исключить трактовку «желания системы» в духе всевозможных конспирологий и теорий заговора, хотя бы кратко указав на соответствующие контексты. Это позволит нам также проявить
крайне интересную и важную взаимосвязь, возникающую между «желанием» и референциальной отсылкой, с которой мы начинали статью.
В «Конфликте интерпретаций» Поля Рикёра понятия «система», «реальность» и «желание» действительно тесно связаны, но здесь мы встречаемся с известными трудностями перевода. Дело в том, что немецкое слово «Bedeutung» (в работе Готлоба Фреге «Ueber Sinn und Bedeutung», «Смысл и соотнесенность») Рикёр связывает с английским «reference», ссылаясь на специальное исследование Питера Гича и Макса Блэка33. Поэтому у Рикёра мы читаем: «Соотнесенность - Bedeutung - укореняет наши слова и наши фразы в реальности»34. Дэвид МакФадьен35 в частной беседе с нами утверждал, что английское слово «reference» имеет важный оттенок неосознанного желания36. При этом семиотическая отсылка, как известно, является указанием на предмет, который отсутствует в момент использования знака, замещающего этот предмет. Именно этот смысл, как мы полагаем, несет в себе французское «désir» («желание»), употребляемое Полем Рикёром37.
Значит, важно не только имеющееся у системы «желание расширяться», но и определенная «технологическая бессознательность» системных операций. Напомним в этой связи, что «структуралистское бессознательное» Поль Рикёр иронически обозначает как «кантовское категориальное, комбинаторное бессознательное; конечный порядок - или конечность порядка, который сам этого не осознает»38.
Можем ли мы теперь сказать, что система и знак, система и сообщение, закодированное - хотя и частично - по правилам данной семиотической системы, действуют сообща? Если знак (который в процессе его употребления следует рассматривать как дискурс) развивается по правилам системы, значит, он выступает своеобразным агентом, поставляющим новые значения для системы. Вероятно, именно это и позволят системе реализовать свои экспансионистские «замыслы» по превращению пространства реальности в собственные символические провинции. Конечно, система при этом всегда рискует лопнуть от перегрузки, если слово спроецирует чрезмерно масштабные или новые «смыслы». Но ведь как раз для такого случая вырабатываются более технологичные, более гибкие виды памяти и форматы записи в архивы, что действительно дает возможность системе масштабироваться, эффективно усваивая все новые и новые проекции смыслов. При этом меняются не только технологии (например, дискета, CD, DVD, «флешка»), но также значительно повышается эффективность порождения и трансляции (репрезентации) дискурса (сотовая связь, гипер-
маркеты и т. п.). Здесь впору вернуться к высказанному нами выше предположению о снятии (разрешении) - через эстетизацию -подозрений в отношении полученного сообщения, а также отметить и освобождение адресата от необходимости разбираться в устройстве такого сообщения (У. Эко).
5
Итак, сообщение с эстетической функцией в силу своей неоднозначности (авторский «идиолект») действительно представляет определенную угрозу для системы конвенциональных установлений. Однако, как было показано, высокотехнологичная система способна сквозь актуализацию знаков укореняться в сообщении и его контролировать. В таком случае автореференциальность сообщения, выступающая с точки зрения получателя как эстетическая привлекательность, и есть тот компонент, который привносится уже не кодами авторского идиолекта (как полагает Эко), но кодами основными, конвенционально разделяемыми.
Однако при переходе структуры в событие (когда слово становится фразой в акте дискурса) системность знаков, казалось бы, должна утрачиваться, и если это так, то система оказывается уже не способной оказывать какое-либо влияние на получателя, поскольку фраза просто оказывается несистемной. Тем не менее, поскольку слово после каждого употребления во фразе возвращается обратно в систему, канал «структура - слово - событие» остается открытым в оба направления.
Такая открытость, во многом обусловленная «технологизиро-ванным желанием» системы расширяться, действительно может приводить к тому, что Ролан Барт называет референциальной [reference] иллюзией, исключающей реальность из денотативного уровня высказывания и переводящей ее на уровень коннотаций. Означаемое как бы замещается референтом, который напрямую смыкается с означающим - возникает «эффект реальности». При этом происходит явный семиотический сбой: дискурс включает «высказывания, гарантированные одним лишь референтом»39. Интересно, что Умберто Эко обнаруживает подобные «эффекты реальности» в сообщениях с эстетической функцией: «Мы склонны считать, что все, что мы видим в произведении, в нем действительно есть»40.
Такое замещение буквально прямым (индексным) указанием на объект, по существу, приводит лишь к прочтению того, что лежит на поверхности. Примечательно, что оба автора, характеризуя
механику референциальных подмен внутри символических конструкций, используют сходные метафоры: Ролан Барт говорит о «непрерывно вращающемся турникете»41, Умберто Эко - о «веере кон-нотаций»42. Обе метафоры явно указывают на некую мерцающую (динамическую) иллюзорность - «слепое» механическое (технологическое) вращение, которое создает иллюзию движения, но проецирует на поверхности лишь траекторию окружности.
В условиях технологически повышенной репрезентации, сталкиваясь с неоднозначным, но при этом авторефлексивным сообщением, мы не можем от него отделаться, а потому и обращаемся ко всему, что в нем видим. Понятно тогда нежелание адресата разбираться в только что полученном «красивом» сообщении, но смотреть лишь на то, что видно невооруженным глазом, увлекаясь «красивыми» спецэффектами.
Так «эстетическое» в сообщении (произведении) парадоксальным образом играет и против самого автора произведения, наивно желающего вложить в него нечто возвышенное. Современное искусство это хорошо понимает, но понимают это и медиа, технологически ассимилировавшие то, что за ненадобностью оставило искусство.
Примечания
1 Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Сост., общ. ред. Коси-ков Г.К. М.: Прогресс; Универс, 1994. С. 400.
2 Там же.
3 См., напр.: Моль А. Теория информации и эстетическое восприятие. М.: Мир, 1966. С. 197-201, 207.
4 Барт Р. Указ. соч. С. 393-394.
5 Там же.
6 Уточнение касается вводного «предположим» (Esto), что, как пишет Барт, всегда подразумевается «в зачине всякого классического текста (то есть подчиненного правдоподобию в его древнем смысле)». Там же. С. 399.
7 Там же. С. 398. Слова Барта относятся к фотографии; сегодня мы скажем о «телевидении высокой четкости» (HD TV).
8 Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб.: Симпозиум, 2004. 544 с.
9 Этот контекст узаконивает и одновременно ограничивает переход от семиотических установок Умберто Эко к философии Поля Рикёра. Интересно также и то, что сам Эко в «Отсутствующей структуре» значительное внимание уделяет критике онтологического структурализма Леви-Строса.
10 См. соответствующую главу в работе У. Эко.
11 Там же. С. 9.
12 Там же. С. 98.
13 Там же. С. 104.
14 Отсюда и возможность реставрации: «Когда эстетика утверждает, что целостный облик произведения искусства можно угадать даже в том случае, когда оно неполно, разрушено, попорчено временем, это объясняется тем, что код сохранившихся слоев произведения позволяет восстанавливать код отсутствующих частей, провидя их» (Там же. С. 106). В свете этого положения особенно интересно выглядит трактовка Юргеном Хабермасом идей Жака Деррида о «письме», хранящем следы прошлого: «В катастрофическом контексте перегруженности субстрат письменного знака - единственное, что не поддается распаду. Написанный текст обеспечивает слову, которое мимолетно, преходяще в слабой передаче голосом, долговечность; истолкование должно предшествовать расшифровке. Часто текст до такой степени поврежден и разорван, что интерпретаторам последующих поколений совершенно закрыт доступ к его содержанию. Но и от непонятного текста остается обозначение, остается знак - материя остается жить как след исчезнувшего духа». См.: Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М.: Весь мир, 2003. С. 176.
15 Эко У. Указ. Соч. С. 105. Курсив Эко.
16 Там же. С. 106.
17 Там же, сноска 63.
18 Следует обратить внимание на следующую, вполне программную, методологическую установку Эко: «Как только язык начинают понимать как некую силу, действующую за спиной человека, как "сигнификативную цепь", которая строится в соответствии с собственными вероятностными закономерностями, онтологический структурализм (уже не структурализм) перестает быть методологией изучения культуры и превращается в философию природы» (Там же. С. 32).
19 Там же. С. 118. Здесь все же следует указать, что сообщение с эстетической функцией - это не только произведение искусства. Эстетическое вовсе не обязательно проявляется лишь в таких произведениях, как специально подчеркивает Эко (Там же. Гл. 1. 5). Об этом же говорит и Моль, отмечая, что Оскар Уайльд несколько «...упрощал вопрос, сводя эстетическую информацию лишь к искусству в собственном смысле слова». См.: Моль А. Теория информации... С. 204.
20 Эко У. Указ. соч. С. 118.
21 Гройс говорит о «темном субмедиальном пространстве», которое как бы незримо просвечивает сквозь видимую медиальную поверхность, но которое никогда не означено и в этом смысле всегда «под подозрением» (см.: Гройс Б. Под подозрением. Феноменология медиа. М.: Художественный журнал, 2006. 200 с.). Потому здесь и встает вопрос и о доверии к эстетическому, и о подозрении: от простого «что-то здесь не так!» и «излишней» многословности и/или эмоциональности до «субмедиального подозрения» Гройса.
22 Борис Дубин связывает эту тенденцию с выходом литературы на рынок массового потребления (см.: Дубин Б.В. Интеллектуальные группы и символические формы. Очерки социологии современной культуры. М.: Новое издательство, 2004. С. 29). Е.В. Волкова отмечает: «Речь может идти об особом психологическом эффекте, при котором признаки активности остаются за границами ее осознанности для воспринимающего субъекта» (см.: Волкова Е.В. Произведение искусства в сфере художественной культуры. М.: Искусство, 1979. С. 181).
23 Умберто Эко пишет: «В мире знаков семиология раскрывает мир идеологий, нашедших свое выражение в уже устоявшихся способах общения» (см.: Эко У. Указ. Соч. С. 38).
24 См. раздел «Структура - слово - событие» в кн.: Рикёр П. Конфликт интерпретаций. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково поле, 2002. 624 с.
25 См. раздел «Речь как дискурс» в той же работе.
26 О разъяснениях Рикёра относительно терминов «структура» и «система» см.: Там же. С. 124-125.
27 Эко пишет: «... В тот миг, когда семиология устанавливает факт наличия кода, значение уже не есть психологическая, онтологическая или социологическая данность: это факт культуры, который описывается с помощью системы отношений, устанавливаемой кодом и усваиваемой данным сообществом в данное время» (Эко У. Указ. Соч. С. 79, курсив Эко).
28 Там же. С. 136.
29 Там же. С. 137.
30 В том случае, если мы рассматриваем отношение «структура-событие» как движение информационных сообщений, тезис о том, что информация - это единственный ресурс, который увеличивается от его использования, оказывается вполне оправданным.
31 Там же.
32 Там же.
«Термины "bedeuten" (нем. "значить, означать", "иметь значение") и "bedeutung" (нем. "значение") обычно употребляются как "mean" (англ. "значить, означать") или "meaning" (англ. "значение"). Такое употребление распространено в немецких работах, которые цитирует Фреге, и сам он, указывая на цитаты, употребляет эти термины в том же самом значении. Однако в английском языке принято употреблять "meaning" в значении, которое у Фреге соответствует "Sinn" (нем. "смысл"), а не "Bedeutung". Расселовские "indicate" (англ. "показывать, указывать") и "indication" (англ. "указание, признак") не подходят, т. к. "indicate" предпочтительнее употреблять для "andeuten" (нем. "намекать, давать понять"; "предвещать"). То употребление, которое мы здесь приводим, достаточно верно отражает мысль самого Фреге. Философская же терминология, такая как "referent" (терм. "референт"), "denotation" (терм. "денотат") или "nominatum" (лат. "называть"), могла бы дать неверное представление о стиле Фреге» (перевод мой. - Р. Ш. Приводится по изданию: Geach P., Black M.
33
Translations from the Philosophical Writings of Gottlob Frege. N. Y.: Philosophical Library, 1952. IX, Glossary). См. также разъяснения терминологических затруднений с "reference": Эко У. Указ. соч. С. 62-65; Рикёр П. Указ. Соч. С. 107; Сос-сюр Ф. де. Курс общей лингвистики. Екатеринбург: Уральский университет, 1999. С. 375 (комментарий издателей), а также работу C.K. Ogden, I.A. Richards "The Meaning of Meaning".
34 Рикёр П. Указ. Соч. С. 136.
35 David MacFadyen - доктор филологических наук, профессор и заведующий кафедрой славянских языков Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе (UCLA).
36 Жак Деррида в работе «Голос и феномен» переводит немецкое «bedeutung» на французский язык как «vouloir-dire» (буквально - «хотеть сказать»). В.И. Молчанов анализирует полемику, возникшую вокруг этого перевода, в работе: Молчанов В.И. Одиночество сознания и коммуникативность знака // Логос. 1997. № 9. С. 5-24.
37 См., напр.: Ricoeur P. Philosophie de la volonté. Le volontaire et L'involontaire. Aubier, 1963. P. 95.
Рикёр П. Указ. соч. С. 65. Интересно, что именно на этот тезис Рикёра будет ссылаться Эко, проводя обширную критику идей Клода Леви-Строса (см.: Эко У. Указ. соч., гл. 3. III). Барт Р. Указ. соч. С. 399.
40 Эко У. Указ. Соч. С. 118.
41 Ролан Барт пишет: «Никогда не надо забывать о том, что миф - это двойная система... Можно сказать, что значение мифа представляет собой некий непрерывно вращающийся турникет» (Барт Р. Указ. соч. С. 88).
42 Эко У. Указ. Соч. С. 107.
38
39
