CC BY
41
УДК 94(470.6):304
СИСТЕМА ЗДРАВООХРАНЕНИЯ В КОЛХОЗНОЙ ДЕРЕВНЕ ЮГА РОССИИ 1930-х годов: ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ
© 2010 г. Т.А. Самсоненко
Сочинский государственный университет туризма и курортного дела, Sochi State University of Tourism and Hospitality,
ул. Советская, 26а, г. Сочи, 354000, Sovetskaya St., 26a, Sochi, 354000,
university@sutr.ru university@sutr.ru
Рассматриваются вопросы формирования системы медицинского обслуживания населения сел и станиц Дона, Кубани и Ставрополья в условиях «колхозного строительства» 1930-х гг. Подчеркивается, что негативные характеристики данной политики (прежде всего, неэквивалентный обмен между городом и деревней, изъятие у колхозов максимально возможного количества произведенной продукции) отрицательно сказывались на состоянии и функционировании медицинских учреждений деревни.
Ключевые слова: коллективизация, колхозы, здравоохранение, здравотдел, фельдшер, лекпом, больница, амбулатория, хата-родильня.
The author considers a matter of medical service formation for the population of villages and stanitsa of Don, Kuban and Stavropol regions under conditions of «collective farm construction» in 1930s. It is emphasized that though collectivization itself stimulated the development of village health service system, negative characteristics of such policy (first and foremost , non-equivalent town - village barter, confiscation of collective farm produce as much as possible) unsatisfactorily told upon the condition and functioning of village medical institutions.
Keywords: collectivization, collective farms, public health service, health protection department, medical attendant, lekpom, hospital, out-patient department, maternity peasant's cottage.
Масштабная форсированная модернизация, осуществленная в СССР на протяжении 1930-х гг., была призвана осовременить не только сферу производства, но и культуру, быт, самосознание советского общества. В частности, именно в это время впервые в отечественной истории по государственной инициативе и в государственных же масштабах началось формирование системы здравоохранения. Повсеместно в городах и селах осуществлялось строительство больниц, амбулаторий, фельдшерских пунктов, родильных домов. Мероприятия по формированию системы медицинского облуживания населения с наибольшей четкостью и контрастом были заметны в подвергнутой коллективизации российской деревне, где никогда ранее не происходило ничего подобного. По существу «колхозное строительство» при всех присущих ему негативных характеристиках являлось важным условием формирования сельской системы здравоохранения. В том числе различные медицинские учреждения создавались на протяжении 1930-х гг. в селах и станицах Дона, Кубани и Ставрополья, отнесенных правительством СССР к числу регионов, подлежащих коллективизации в первую очередь.
В региональной южно-российской историографии такой аспект проблемы коллективизации, как формирование и функционирование сельской системы медицинского обслуживания населения, практически не рассматривался (если не считать общих констатаций, что при советской власти «в широких масштабах развернулась борьба за ликвидацию инфекционных заболеваний, снижение смертности и повсеместную организацию медицинских учреждений» [1, с. 251 -252]). Данное обстоятельство придает указанной теме не только научно-теоретическую, но и очевидную практическую актуальность. Ведь непродуманные и крайне непопулярные в российском обществе попытки реформирования советской модели здравоохранения и социального обеспечения наглядно демонстрируют пагубность игнорирования полезного исторического опыта. В частности, представляется вполне разумным и целесообразным сохранение полезных наработок колхозной системы в деле медицинского обслуживания сельских жителей, что в свою очередь возможно лишь по итогам осуществленного специалистами-историками обстоятельного анализа.
Коллективизация стала важным фактором развития сельской системы здравоохранения, так как только вследствие реализации данной политики государство смогло с наибольшей эффективностью использо-
вать ресурсы деревни и возможности крестьян, объединенных в колхозах. Однако, судя по имеющимся в нашем распоряжении документам, в рамках самой сплошной форсированной коллективизации (конец 1929 - начало 1933 г.) мероприятия по созданию на селе медицинских учреждений проводились бессистемно и далеко не столь активно, как на протяжении последующих лет. В первой трети 1930-х гг. во многих коллективизированных селах и станицах юга России не было амбулаторий и фельдшерских пунктов (не говоря уже о больницах), ощущался острейший дефицит медперсонала. В основном действующие медучреждения концентрировались в наиболее крупных сельских населенных пунктах (особенно в районных центрах), совхозах и МТС. Данное обстоятельство объяснялось тем, что в период коллективизации представители власти заботились в первую очередь о повсеместном формировании колхозов и о выполнении ими сельхозкампаний, налогов и госпоставок; социальные вопросы деревни отходили на второй план. Кроме того, большинство коллективных хозяйств отличались крайней организационно-хозяйственной слабостью, обусловленной как уско-ренностью их создания, так и завышенными налого-во-заготовительными планами, обязательными к выполнению. Не следует упускать из виду характерные для периода коллективизации социальную нестабильность и конфликтогенность, не лучшим образом сказывавшиеся на процессах складывания сельской системы медицинского обслуживания.
Через полтора года по завершении сплошной форсированной коллективизации, в мае 1934 г., пленум Азово-Черноморского крайисполкома по докладу краевого отдела здравоохранения (крайздравотдела) принял постановление: «Поднять дело здравоохранения - насущнейшая задача края». Было решено охватить коллективизированную деревню сетью врачебных пунктов «исходя из следующих расчетов: больница должна быть в районе деятельности МТС, в каждом крупном совхозе [кроме того], врачебная амбулатория в остальных совхозах и на 3 - 4 колхоза, а также в каждом отделении совхоза и крупном колхозе средний медперсонал» [2]. В рамках принятого решения Азово-Черноморский крайком ВКП(б) в июле того же года поручил начальнику крайздравотдела Донскому «представить предложения об организации в крупных МТС края врачебных пунктов для обслуживания медпомощью колхозов района деятельности МТС» [3].
Собственно в этих решениях не содержалось практически ничего нового, так как и раньше медицинские учреждения создавались на селе исходя из вышеизложенных расчетов. Показательно, однако, что представители власти на юге России в 1934 г. напоминали непосредственным исполнителям уже известные принципы организации медицинской сети, признавая по сути ее неудовлетворительное состояние (не случайно задача оптимизации здравоохранения характеризовалась как «насущнейшая»).
Прежде чем осветить вопрос функционирования сельской системы здравоохранения в колхозных селах и станицах Дона, Кубани и Ставрополья, необходимо отметить, что в конкретно-исторических условиях 1930-х гг. перед ней порой возникали довольно специфические задачи. Так, сельским медикам нередко приходилось оказывать помощь людям, отравившимся некачественной пищей, поскольку другой просто не имелось из-за царивших в то время голода и разрухи. Например, в августе 1933 г. в больницу Морозовского района Северо-Кавказского края поступили восемь местных колхозников, у которых развилась гангрена ног. Осмотрев больных, врач логично предположил, что причиной стало «отравление от систематического употребления в пищу ржаного хлеба, зараженного спорыньей» [4].
Приходилось медикам проводить и освидетельствование колхозников, временно утративших трудоспособность из-за систематического недоедания. Целью осмотра являлось при этом не столько назначение лечения (ибо у колхозов зачастую не было основного «лекарства» для голодавших крестьян - пищи), сколько вынесение вердикта о том, должен или нет человек идти на работу. Известный кубанский историк В.В. Криводед, родившийся в селе Львовском нынешнего Краснодарского края и ребенком переживший голод 1932 - 1933 гг., вспоминал, как к ним домой «заходил фельдшер и приглашал родителей на работу. И осмотрев их, он убедился, что здоровье родителей еще слабое и решил, что им надо еще недельку побыть дома» [5].
Помимо задач, обусловленных спецификой эпохи «великого перелома», медицинские учреждения коллективизированной деревни юга России занимались профилактикой заболеваний, оказанием помощи больным и пострадавшим, родовспоможением и проч. В частности, под руководством медицинского персонала проводились профилактические мероприятия по борьбе с малярией: нефтевание заболоченных местностей, хинизация населения. Разумеется, они имели разную степень эффективности, самым существенным образом зависевшую от местных условий.
Более того, источники позволяют говорить не только о различной степени эффективности функционирования сельских медучреждений в 1930-х гг., но о наличии в данной сфере негативных и позитивных тенденций. Негативные особенно были заметны в первой половине 1930-х гг., т. е. в наиболее тяжелый период для подвергнутой коллективизации российской деревни и, в частности, для сел и станиц Дона, Кубани и Ставро-
полья. Напротив, во второй половине рассматриваемого десятилетия в связи с постепенной нормализацией обстановки в деревне и организационно-хозяйственным укреплением колхозной системы негативные тенденции в работе сельских врачебных пунктов постепенно уступили свои позиции тенденциям позитивным.
Низкая эффективность функционирования сельской системы здравоохранения на юге России в первой половине 1930-х гг. нередко объяснялась тем, что медучреждений просто не было во многих сельских населенных пунктах. В тех же селах и станицах, где имелись больницы, амбулатории, фельдшерские пункты, результативность их деятельности снижалась дефицитом лекарств и материальных средств, нехваткой персонала или же его недостаточной подготовкой, а то и халатностью. Сказывалось и зачастую пренебрежительное отношение руководителей местного звена, в том числе представителей колхозной администрации, к своим обязанностям по обеспечению здоровья колхозников. Это были основные факторы, от которых зависела результативность деятельности медицинских работников и медучреждений в колхозной южно-российской деревне.
В первой половине 1930-х гг. созданные на селе учреждения здравоохранения нередко бездействовали, так как у государства не хватало денежных средств и медикаментов. Один из таких случаев описала в марте 1934 г. колхозница Кобылянская из станицы Ленинградской Павловского района Азово-Черноморского края в критическом письме, направленном ею в редакцию краевой газеты «Молот». В осенне-зимний период, писала она, на дверях станичной амбулатории чаще всего висела доска с объявлением: «Амбулатория закрыта из-за отсутствия топлива». Когда же двери этого медучреждения все-таки открывались, медработники не могли оказать нуждающимся существенной помощи из-за отсутствия лекарств и самых необходимых материалов: «Когда амбулатория работает, то и тогда больным не легче. Нет керосина и спирта. Нужно уколы делать - принеси все свое. Мне лично несколько раз приходилось приносить керосин, чтобы подогреть воду, чтобы прокипятить инструмент». Сотрудники редакции «Молота» не только подтвердили справедливость этих слов, но и добавили, что сходное положение наблюдалось и в станице Ку-щевской [6].
Не менее серьезно на функционировании сельских учреждений здравоохранения сказывались профессиональные и морально-этические качества медперсонала. В частности, комиссия Анапского райкома ВКП(б) Азово-Черноморского края, обследовавшая в начале 1934 г. колхоз им. Ковтюха того же района, констатировала, что, хотя «оборудование имеющейся [здесь] амбулатории недостаточное, но снабжение медикаментами - бесперебойное». Тем не менее амбулатория практически бездействовала, так как отношение местного фельдшера по фамилии Гайдамак к нуждам колхозников было «чиновнически-бюрократическим» [7]. Весной того же года Вешенский райком ВКП (б) Азо-во-Черноморского края, указывая, что «со стороны райздравотдела проявляется почти полное бездействие в организации медицинско-санитарного обслуживания
[колхозных полевых] бригад», требовал от медработников «развернуть работу по санитарно-гигиеническим мероприятиям» [8].
Добавим, что в коллективизированной деревне, отличавшейся высоким уровнем социальной напряженности, медицинские работники иной раз сознательно саботировали выполнение своих обязанностей и не желали лечить тех, кого считали своими врагами. Наиболее ярким примером в данном случае является Кубань. Сюда в 1933 г. правительством СССР были направлены несколько десятков тысяч демобилизованных красноармейцев и членов их семей для расселения в ряде местных станиц, население которых в конце 1932 г. было полностью или частично выселено в северные районы Советского Союза по обвинению в «кулацком саботаже хлебозаготовок». Естественно, что кубанцы восприняли красноармейцев как пособников сталинского режима и на первых порах отнеслись к ним резко отрицательно. Причем неприязнь выражали не только рядовые колхозники или единоличники, но даже представители местного руководства, местные служащие и в том числе медработники.
Представители местной (в частности, колхозной) администрации игнорировали просьбы больных или травмированных переселенцев о помощи. Так, в колхозе им. Политотдела ст. Ленинградской Павловского района красноармеец-переселенец Индус страдал малярией и ревматизмом ног. Его жена просила председателя колхоза Яценко дать лошадь и телегу, чтобы довезти больного мужа в больницу, до которой было 7 км, «но Яценко жене Индуса категорически отказал. Жена вынуждена была везти мужа на тачке, в то время, как Яценко раскатывал на колхозных лошадях по личным делам» [9].
Точно так же поступали и некоторые работники медицинских учреждений, расположенных в станицах Кубани. Например, врач Борщев из ст. Джерелиевской откровенно демонстрировал свое неприятие переселенцев. Апрельской ночью 1934 г. к нему привезли дочь одного из красноармейцев, сломавшую ногу. Вместо того, чтобы оказать оперативную помощь несчастной девушке, Борщев, даже не выходя из дома, через окно осведомился, идет ли у пострадавшей из раны кровь и, «получив ответ, что кровь не идет, сказал: "Привезите завтра, успеет"» [10].
С Борщевым была солидарна в своем пренебрежении к нуждам красноармейцев-переселенцев группа врачей и фельдшеров Староминского района во главе с начальником райздравотдела Чуевым. Люди на Кубани сильно страдали от малярии, поражавшей и местных жителей, не говоря уже о приезжих, не адаптированных к местным природно-климатическим условиям. Но врачи Староминского района формально относились к оказанию помощи заболевшим красноармейцам. Чуев прямо советовал подчиненным: «На переселенцев меньше переводите хины, у них кровь такая, на которую хинин не действует». Врач Панасюк, будучи согласным со своим шефом, во время осмотра заболевших переселенцев в одном из колхозов «допустил пренебрежение и бездушие к людям, с собой ничего не
привез, даже термометра. Характерно, что температуру измерял двумя пальцами под мышкой больного и часть тяжелобольных признал здоровыми, не оказав никакой помощи, проделав это в какие-либо 8 - 10 минут, пропустив через себя до 60 человек переселенцев» [11].
Руководству Азово-Черноморского края, куда до сентября 1937 г. входила Кубань, было известно об отрицательном отношении части кубанских медработников к лечению красноармейцев-переселенцев. Учитывая сложившуюся ситуацию (а также и недостаточную численность квалифицированного медицинского персонала на Кубани), Азово-Черноморский крайком ВКП(б) в октябре 1934 г. направил в 15 кубанских районов для помощи переселенцам 60 врачей и 105 студентов-медиков, а также выделил 401 кг хинина, 2 тыс. кг рыбьего жира и другие лекарственные средства [12].
Положение в сфере медицинского обслуживания жителей колхозной деревни юга России стабилизировалось, а затем изменилось к лучшему только во второй половине 1930-х гг. Именно в этот период в связи с либерализацией государственной аграрной политики (в частности, смягчением налогового бремени на колхозное крестьянство), последовавшим за этим укреплением «колхозного строя» и нормализацией социальной обстановки в деревне, появились возможности для реального развития сельской системы здравоохранения. Количество медучреждений в селах и станицах Дона, Кубани и Ставрополья заметно выросло. В частности, в Краснодарском крае с 1937 по 1939 г. численность врачей повысилась с 1295 до 1762 человек, число сельских больниц увеличилось со 146 до 151 (а коек в них - с 3365 до 3789); работало 203 сельских аптеки [13,с. 525]. В 1940 г. только в южных районах Ростовской области имелось 132 больничных учреждения против 35 в 1913 г., численность больничных коек увеличилась с 340 до 1700 [1, с. 252 - 253].
Пристальное внимание представители власти уделяли в данное время развитию на селе учреждений акушерства, гинекологии и педиатрии. Дело в том, что вследствие «великого перелома», унесшего жизни сотен тысяч советских граждан, в стране заметно снизилась рождаемость. По данным статистики, в досоветской России в 1896 - 1900 гг. итоговая рождаемость реальных поколений составляла 5,23 живорождения на одну среднестатистическую женщину, в 1926 - 1930 гг. - 2,20, в 1931 - 1935 гг. - 2,15, в 1936 - 1940 гг. - лишь 2,01 живорождения [14], т. е. в 2,5 раза меньше, чем в дооктябрьский период. Конечно, эти негативные демографические тенденции серьезно беспокоили правительство СССР, чем и объяснялось его возросшее внимание к проблемам медицинской помощи беременным женщинам, роженицам, молодым матерям, детям.
Стремясь стимулировать рождаемость, снизить детскую смертность и укрепить институт семьи, ЦИК и СНК СССР в июне 1936 г. приняли постановление «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родиль-
ных домов, детских ясель и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и о некоторых изменениях в законодательстве о разводах», согласно которому, в частности, предусматривалось расширение сети родильных домов [15]. Реализация данного постановления принесла определенные плоды. Если в Азово-Черноморском крае в 1935 г. насчитывалось только 12 акушерских пунктов и 75 роддомов на 208 коек, то в 1937 г. - уже 207 акушерских пунктов и 275 роддомов на 806 коек [16]. В том же 1937 г. Азово-Черноморский край был разделен на Ростовскую область и Краснодарский край, и в каждой из этих новообразованных административно -территориальных единиц строительство акушерских пунктов и роддомов продолжилось. В частности, только в Краснодарском крае в 1939 г. число мест в сельских роддомах равнялось 1984 [13, с. 525], что более чем в 2 раза превышало показатели Азово-Черноморского края, хотя в его границах, напомним, до сентября 1937 г. объединялись и Кубань, и Дон.
Подчеркнем, что в сфере акушерства определенную роль сыграли и коллективные хозяйства. На колхозы и на кассы взаимопомощи колхозников (КОВК) возлагались задачи помощи беременным, роженицам, молодым матерям. Не всегда эти задачи выполнялись должным образом (в 1933 г., например, представители власти на юге России констатировали, что «слабо налажено обслуживание беременных женщин-колхозниц» [17]). Однако по мере хозяйственного развития целый ряд коллективных хозяйств озаботился положением будущих матерей и занялся строительством собственных акушерских пунктов, которые именуются в источниках колхозными родильными домами или хата-ми-родильнями. Если в колхозе были такие акушерские пункты, колхозницам, готовым разрешиться от бремени, уже не нужно было добираться до ближайшего роддома, иногда за многие километры.
Любопытно, что в принятом в марте 1936 г. постановлении СНК РСФСР «О колхозных родильных домах» отмечалось, что лидерами в создании таких заведений являются Азово-Черноморский и СевероКавказский край, а также Воронежская область и Куйбышевский край. Причем здесь же подчеркивалась важная роль колхозных родильных домов в деле оказания помощи роженицам и предусматривался ряд мер по усилению темпов их строительства и обеспечения квалифицированными специалистами [18].
Впрочем, даже во второй половине 1930-х гг. ситуация в сфере здравоохранения в селах и станицах юга России была далекой от идеала. Во-первых, количественные параметры сельской системы медицинского обслуживания все еще не обеспечивали своевременного и повсеместного удовлетворения потребностей жителей колхозной деревни. Так, к январю 1938 г. в Краснодарском крае было 149 сельских больниц, располагавших 473 койками: это значит, что на 1000 жителей села приходилось всего лишь по 2,1 больничных места [13, с. 59]. Да и хаты-родильни имелись далеко не во всех колхозах. Например, в 1940 г. в Ростовской области из 1845 колхозов хаты-родильни имело лишь 101 коллек-
тивное хозяйство, и было в них лишь 591 место [19]. То есть это были крошечные заведения, не рассчитанные на обслуживание более или менее значительного количества колхозниц.
На селе во второй половине 1930-х гг. по-прежнему ощущался острый дефицит квалифицированного медперсонала. Далеко не все выпускники медицинских институтов и училищ были готовы связать свою профессиональную карьеру с деревней из-за неудовлетворительных материально-бытовых условий жизни и деятельности. В мае 1938 г. Ростовский облисполком, заслушав постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О распределении оканчивающих высшие учебные заведения на 1938 г.» от 4 марта 1938 г., принял собственное, довольно обширное постановление, посвященное молодым врачам. Облисполком констатировал, что со стороны райисполкомов, горсоветов, райгорздравов и сельсоветов «проявляется недостаточная забота о врачах, работающих в районах и едущих на село, что повело к большой текучести врачебных кадров в сельских местностях». Далее отмечалось, что в связи с прибытием в села и станицы области молодых врачей выпуска 1938 г. и врачей-шефов из городов, необходимо «райисполкомам и сельсоветам создать товарищескую обстановку приезжающим молодым врачам и обеспечить встречу на вокзалах прибывающих с предоставлением транспорта для перевозки их до места работы». Также местным властям следовало приготовить для молодых специалистов квартиры с освещением, отоплением, «самой необходимой обстановкой», создать фонды для снабжения молодых врачей «основной медицинской литературой», обеспечить для них бесплатную выписку газеты «Медицинский работник» и не менее двух медицинских журналов [20].
Во-вторых, качество медицинского обслуживания было зачастую неудовлетворительным из-за дефицита средств и медикаментов, халатного отношения медперсонала к своим обязанностям, невнимания местных властей к нуждам здравоохранения. В частности, Ростовский обком ВКП (б) признавал в октябре 1937 г., что в Целинском районе райисполком не занимался «вопросами быта и благоустройства», вследствие чего «в больнице до последнего времени имели место крупнейшие преступления, взяточничество, разложение врачебного персонала, преступное отношение к больным, повлекшее большую смертность». В период с 1 января по 14 июля 1937 г. в больницу поступило 553 больных, из которых умерло 36 человек, а из 56 детей умерло 16 [21]. Сходное положение складывалось в то же время в Чернышевском районе Ростовской области. Здесь, как мрачно отметил один из уполномоченных обкома, проверявший и положение в культурно-бытовой сфере, заболевшему нечего было надеяться на медицинскую помощь [22]. Подобные примеры были далеко не единичными во второй половине 1930-х гг., и не только на Дону, но и на Кубани, и на Ставрополье.
Можно с уверенностью констатировать, что коллективизация стала стимулом развития сельской системы медицинского обеспечения, охватившей в отли-
чие от предшествующих исторических эпох практически всю российскую деревню, в том числе села и станицы юга России. Негативы «колхозного строительства» замедляли темпы развития сельской системы здравоохранения и снижали эффективность ее функционирования. Но наряду с тем позитивные сдвиги в области медицинского обслуживания сельского населения в 1930-х гг. проявлялись достаточно отчетливо. В частности, в южных районах Ростовской области к 1938 г. смертность населения снизилась почти вдвое по сравнению с 1913 г. [1, с. 252]. Мероприятия 1930-х гг. при всей их противоречивости и неоднозначности стали базой для последующего развития здравоохранения деревни Дона, Кубани и Ставрополья.
Литература
1. Ростовская область за 40 лет / под ред. А.И. Гозулова, А.М. Левитова, П.Г. Шумилина. Ростов н/Д, 1957.
2. Молот. 1934. 21 мая.
3. Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИРО). Ф. 8. Оп. 1. Д. 44. Л. 9.
4. Там же. Ф. 166. Оп. 1. Д. 23. Л. 52.
5. Криводед В.В. История села Львовского на Кубани. Краснодар, 2002. С. 62.
6. Молот. 1934. 30 марта.
7. Государственный архив Ростовской области (ГАРО). Ф. р-1390. Оп. 7. Д. 462. Л. 5.
8. ЦДНИРО. Ф. 36. Оп. 1. Д. 38. Л. 49.
9. Там же. Ф. 166. Оп. 1. Д. 100. Л. 99.
10. Там же. Д. 180. Л. 38.
11. Там же. Д. 115. Л. 99 - 100.
12. Там же. Ф. 8. Оп. 1. Д. 58. Л. 24, 25.
13. Краснодарский край в 1937 - 1941 гг. Документы и материалы / гл. ред. А.А. Алексеева. Краснодар, 1997.
14. Захаров С. Модернизация рождаемости в России за 100 лет // Россия и ее регионы в XX веке: территория - расселение - миграции / под ред. О. Глезер и П. Поляна. М., 2005. С. 115 - 116.
15. Сокращенное собрание законов (ССЗ) СССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 13. С. 362 - 368.
16. Колхозница. 1937. № 6. С. 12.
17. ГАРО. Ф. р-1390. Оп. 7. д. 442. Л. 78.
18. ССЗ. Вып. 8. С. 214 - 215.
19. ГАРО. Ф. р-4034. Оп. 8. Д. 1. Л. 98.
20. Там же. Ф. р-3737. Оп. 2. Д. 35. Л. 1 - 2.
21. ЦДНИРО. Ф. 9. Оп. 1. Д. 12. Л. 6 об.
22. Там же. Д. 14. Л. 207.
Поступила в редакцию 5 марта 2009 г.
