CC BY
56
УДК 159.9:61+616.89
ЕЛ. НИКОЛАЕВ
СИСТЕМА СЕМЕЙНЫХ И ДУХОВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ ПРИ ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЗАДАПТАЦИИ
Социальная сущность семьи ни у кого не вызывает сомнений. Формируемые в семье с ранних детских лет ценностные ориентиры на долгие годы оказываются определяющими для человека, а потому тесно связаны с его адаптивными возможностями и состоянием здоровья. Так, семья может способствовать формированию позитивных личностных ценностей и быть полноправной частью лечебной бригады [10]. Однако нередки случаи, когда за счет психологического давления и препятствий в проявлении чувств и удовлетворении важных потребностей в семье возникает выраженное психическое напряжение [4]. Именно тогда ценности семьи нуждаются в определенной «инвентаризации», а сама семья - в психотерапии [9, 11].
Духовные взгляды также относятся к числу наиболее важных факторов, которые помогают структурировать опыт, взгляды, поведение человека, его отношение к здоровью и болезни [7]. До недавнего времени вклад духовного мировоззрения и религиозных убеждений в клинические проявления психических и поведенческих расстройств недооценивался, несмотря на очевидность того, что духовная система семьи во многом определяет ее основы, начиная с отношения к браку и заканчивая вопросами воспитания детей [6, 8]. Основополагающая роль духовных факторов в жизни многих семей [5], неизучен-ность взаимосвязей между системой семейно-духовных ценностей и уровнем психической адаптации личности ставит вопрос о важности глубокого рассмотрения данной темы.
Материал и методы исследования. Обследовано 916 человек, обратившихся в состоянии психической дезадаптации за психотерапевтической и медико-психологической помощью. В соответствии с международными критериями [2] у них установлены различные нозологические формы пограничных психических расстройств (ППР) - невротические (связанные со стрессом) и соматоформные расстройства, органические непсихотические расстройства, расстройства зрелой личности и поведения у взрослых, аффективные непсихотические расстройства, другие поведенческие синдромы. К критериям исключения отнесены: психотический характер расстройств и различные формы умственной отсталости.
Социокультурная характеристика обследованных определялась по национальности родителей, указанной в анкете. У испытуемых из групп этнических русских и этнических чувашей оба родителя были русскими или чувашами, соответственно. Биэтническая группа, смешанная по своему составу, объединяла испытуемых, один из родителей которых был по национальности русским, дру-
гой - чувашем. Четвертую группу составили те обследованные, которые, имея родителей-чувашей, идентифицировали себя с русскими. Она была определена как дизэтническая.
Для предотвращения появления систематических ошибок путем сопоставления с опытной группой по основным социодемографическим признакам из 717 человек общей популяции населения Чувашской Республики в возрасте от 18 до 65 лет была сформирована контрольная группа. В нее вошли работники промышленности, сельского хозяйства, экономики, предпринимательства и бизнеса, образования, науки и высшей школы, культуры, здравоохранения, транспорта и связи, торговли и бытового обслуживания, служащие государственных и силовых структур, а также учащиеся, студенты и неработающие. Все обследованные контрольной группы в момент обследования находились вне лечебных учреждений, не имели определенных жалоб на состояние здоровья, и по клиническим критериям не относились к категории больных психическими и поведенческими расстройствами.
В качестве инструмента сбора данных применялась «Социокультуральная анкета», разработанная автором, состоящая из 42 закрытых вопросов, охватывающих демографические данные; вопросы об этнической, языковой, религиозной принадлежности, особенностях семейного воспитания, системе жизненных ценностей, отношении к здоровью и болезни.
Статистическая обработка включала в себя анализ качественных признаков в области точности оценки долей, который производился при помощи г-критерия для пропорций [1, 3].
Результаты исследования и их обсуждение. Общая оценка демографических характеристик больных ППР показывает, что среди них преобладают женщины (64,0%); городские жители (85,0%); лица со средним (28,7%), средним специальным (31,2%) и высшим (24,7%) образованием; состоящие в браке (47,5%) и холостые (30,7%); уроженцы города (57,0%); неработающие (20,8%), занятые в промышленности (17,5%), а также учащиеся и студенты (15,7%).
Анализ особенностей семейной сферы позволяет определить взаимосвязи многих параметров, в том числе - порядка рождения ребенка. Как установлено, среди больных и здоровых преобладают старшие по рождению дети (33,9 и 40,8%), затем идут младшие (29,6 и 28,5%), средние (26,5 и 19,6%) и единственные (10,0 и 11,1% соответственно). Больные ППР реже являются старшими (е=2,816; р=0,005), а чаще - средними детьми в семье (2=3,206; р=0,001). Это справедливое в отношении средних детей соотношение максимально выражено в возрастной группе после 30 лет (2=4,152; р=0,0001), среди жителей села (2=4,516; р=0,0001) и этнических чувашей (2=3,736; р=0,0001). Больше всего единственных детей отмечено в биэтнической группе, меньше -среди этнических чувашей (2=4,075; р=0,0001). В дизэтнической группе они вообще отсутствуют.
В большей части родительских семей больных и здоровых ответственность за принимаемые решения принадлежала матери, в меньшей - отцу. Эта тенден-
ция не зафиксирована в родительских семьях больных мужчин и больных в возрасте после 60 лет, в семьях которых власть принадлежала мужчине.
В плане межэтнических различий можно отметить, что в родительских семьях этнических русских и чувашей, в сравнении с представителями биэтни-ческой и дизэтнической групп ответственность в большей степени принадлежала отцу (2=1,999; р=0,046), нежели матери (2=2,167; р=0,030).
В собственной семье больных ППР ответственность за принимаемые решения сосредоточена в руках женщины гораздо чаще, чем у здоровых (2=3,153; р=0,002). У больных эта тенденция чаще регистрируется в оценке со стороны женщин (2=6,528; р=0,0001).
Не удивительно, что эгалитарные позиции супругов в семьях больных встречаются реже, чем среди здоровых (2=6,009; р=0,0001). Они распространены в каждой второй семье больных в возрасте 18-19 лет (2=4,900; р=0,0001) и только в каждой пятой семье больных 40-49 лет. Большее доминирование мужа определяется в семьях представителей дизэтнической группы (2=2,033; р=0,042).
Взаимоотношения больных ППР со старшими и родителями характеризуются большей конфронтационностью (2=2,885; р=0,004), меньшей зрелостью и уважением (2=2,853; р=0,004). Причем эти параметры в большей степени выражены среди жителей города (2=3,038; р=0,002 и 2=3,312; р=0,0001) и имеют тенденцию к возрастному снижению.
Установлено, что этнические русские в большей степени склонны к зрелым уважительным отношениям со старшими (2=2,079; р=0,038), а этнические чуваши - к избеганию прямой конфронтации (2=3,068; р=0,002). В то же время, если у этнических чувашей и в биэтнической группе на второй после уважительного отношения позиции находится стремление к избеганию прямой конфронтации, то у этнических русских и представителей дизэтнической группы второй после стратегии уважительного отношения является стратегия прямого противостояния со старшими и родителями.
Взаимоотношения в семьях больных ППР в отличие от семей здоровых характеризуется низким уровнем доброжелательности (2=10,031; р=0,0001), высокой конфликтностью, наличием у трех из четырех больных (77,6%) явных и скрытых семейных проблем. Конфликты возникают достоверно чаще во взаимоотношениях с супругами (2=7,214; р=0,0001), родителями (2=3,056; р=0,002) или со всеми членами семьи (2=5,555; р=0,0001). Причем мужчины чаще расценивают свои семейные отношения как доброжелательные (2=5,401; р=0,0001). Более высокий уровень конфликтов возникает: у женщин в сфере взаимоотношений с супругами (2=2,016; р=0,044), у представителей биэтнической (2=3,089; р=0,002) и дизэтнической групп (2=2,523; р=0,012) в отношениях с родителями.
Доля бездетных среди больных ППР меньше, чем среди здоровых (2=3,196; р=0,001). Бездетных достоверно больше среди представителей биэтнической (2=3,571; р=0,0001) и дизэтнической групп (2=3,761; р=0,0001). Установка больных на количество детей в семье отражает их большую, чем у здоровых, нацеленность на однодетную семью (2=2,965; р=0,003). Эта тенденция особо ярко
выражена у жителей города (2=2,098; р=0,036). Половозрастной анализ показывает, что в течение репродуктивного периода установки больных на однодетную семью сменяются настроем на семью, состоящую из двух и более детей. Этнические чуваши в меньшей степени, чем представители других этнических подгрупп, нацелены на семью с одним ребенком (2=2,242; р=0,025) - 80,0% из них считает необходимым иметь не менее двух-трех детей.
Изучение особенностей воспитания больных ППР в родительской семье показывает, что они достоверно чаще растут в атмосфере беспрекословного подчинения (2=5,185; р=0,0001) и ограничения самостоятельности (2=6,142; р=0,0001). Воспитание этнических русских характеризуется максимальной гиперопекой (2=2,700; р=0,002) и отсутствием поощрения соперничества между детьми, которое больше свойственно для семей представителей дизэтнической группы (2=2,277; р=0,023).
В целом более трех четвертей больных ППР (так же как и здоровых) ретроспективно оценивают родительский стиль воспитания как адаптивный и гармоничный, что более характерно для жителей села (2=2,722; р=0,006), мужчин (2=2,726; р=0,006) и больных в возрасте 40-49 лет (2=1,978; р=0,048).
Приоритеты системы жизненных ценностей больных ППР в целом совпадают с иерархией ценностей здоровых. Прежде всего, это - брак и семья, затем -работа, карьера и материальное благополучие. Общественное признание как у тех, так и у других находится на последнем месте. Тем не менее больные гораздо больше нацелены на благополучие в семейной жизни (2=3,795; р=0,0001). Успехи в карьерном росте (2=2,665; р=0,008) и материальном обеспечении (2=2,096; р=0,036) волнуют их в меньшей степени.
Как выяснилось, ориентиры на материальное благополучие (2=7,416; р=0,0001) и общественное признание (2=2,485; р=0,013) более актуальны для больных в 18-19 лет. Значимость приоритета семьи и брака максимально осознается в 20-49 лет (2=3,314; р=0,0001) этническими чувашами (2=3,369; р=0,0001) и в биэтнической группе (2=1,941; р=0,052). Этнические русские в сравнении с этническими чувашами более ориентированы на достижения в области карьеры (2=2,644; р=0,008).
Оценка собственного экономического статуса больными ППР отличается от таковой у здоровых. В частности, она характеризуется тем, что больных чаще, чем здоровых, устраивает свое материальное положение (2=5,691; р=0,0001). При этом у них реже возникают ощущение нехватки денег и желание обладать их большим количеством (2=6,362; р=0,0001).
В большей мере расценивают свое материально-экономическое положение как благополучное сельские жители (2=4,576; р=0,0001). Горожанам свойственно наличие остро осознаваемых материальных проблем, требующих решения (2=3,450; р=0,0001).
Как показывает исследование, большая удовлетворенность своим экономическим статусом определяется в возрасте 18-19 лет (2=4,577; р=0,0001), неудовлетворенные материальные потребности - в 40-49 лет (2=2,539; р=0,011), несоот-
ветствие между материальными потребностями и экономическими возможностями - в 30-39 лет (2=2,183; р=0,029). Этнические русские лидируют среди тех, кого вполне устраивает свое материальное положение (2=2,879; р=0,004), представители дизэтнической группы осознают свою обеспеченность, но имеют большие потребности (2=2,617; р=0,009), среди этнических чувашей больше тех, кто живет на грани фактической бедности (2=2,220; р=0,026).
Ярким показателем организации духовного сознания человека является его отношение к религии. Показательно, что 70,4% больных ППР являются верующими - данная позиция явно превышает аналогичный показатель здоровых (2=2,479; р=0,013). Степень веры не претерпевает существенных изменений в различные возрастные периоды и при равных уровнях урбанизации. Вместе с тем выявлено влияние гендерного фактора - женщины являются верующими чаще, чем мужчины (2=5,791; р=0,0001).
Закономерно, что подавляющее большинство верующих исповедует православие (93,4%). Приверженцев ислама - 2,1%. Остальные 4,5% приходятся на другие традиционные и нетрадиционные для страны конфессии. Новые религиозные группы и традиционные языческие верования в незначительной степени распространены среди больных в возрасте 18-29 лет. Представители дизэтнической группы достоверно реже относят себя к православным (2=2,112; р=0,034) и чаще являются последователями мусульманского вероучения (2=3,176; р=0,001).
Доминирующей (63,4%) формой выражения религиозных убеждений у больных ППР, как и у здоровых, является вера «в душе», которая проявляется внутренней убежденностью в существовании ирреальной всемогущей силы и не сопровождается соблюдением внешних религиозных ритуалов.
Максимально выраженное в возрасте 18-19 лет (13,9%) игнорирование религии к возрасту 50-59 лет снижется в четыре раза, а после 60 лет - возрастает. Более частое (2=3,622; р=0,0001) обращение к религии как средству помощи в критических ситуациях наблюдается в период 30-39 лет, когда это происходит с каждым третьим больным ППР.
Соблюдение религиозных обрядов больными имеет связанную с возрастом тенденцию к неуклонному росту и находит максимальное выражение почти у каждого пятого после 60 лет (2=3,812; р=0,0001).
Определенную роль играет и гендерный фактор. Так, если женщины чаще обращаются к религии в ситуации жизненного кризиса (2=3,219; р=0,001), то мужчины больше склонны игнорировать религию как источник действенной помощи (2=4,129; р=0,0001).
Семьи больных ППР чаще, чем семьи здоровых, моноконфессиональны (2=2,684; р=0,007), в их составе реже встречаются неверующие (2=2,674; р=0,007). Такая ситуация характерна прежде всего для семей сельских жителей (2=5,826; р=0,0001 и 2=3,8365; р=0,0001) и максимально выражена у больных в возрасте 18-19 лет (2=6,293; р=0,0001 и 2=14,278; р=0,0001 соответственно). При этом моноконфессиональные семьи преобладают в биэт-
нической группе (z=3,185; p=0,001), гетероконфессиональные - в дизэтнической (z=3,574; p=0,0001) и совершенно отсутствуют в биэтнической группе (z=3,574; p=0,0001).
Несмотря на более высокий уровень общей религиозности и семейной моноконфессиональности у больных ППР гораздо реже, чем у здоровых, выражены осознаваемые религиозные предпочтения при формировании семьи (z=2,503; p=0,012). В меньшей степени они характерны для городских жителей (z=3,639; p=0,0001), мужчин (z=3,075; p=0,002) и представителей биэтнической группы (z=2,589; p=0,01). Внутренняя установка на учет религиозного фактора в семейных отношениях начинает прочно доминировать в сознании больных в возрасте после 30 лет (z=2,303; p=0,021).
Распространенность мистической настроенности среди больных ППР, характеризуемой верой в приметы и суеверия, не превышает ее распространенности среди здоровых, однако отмечены ее более высокие значения у женщин (z=3,724; p=0,0001).
Причем мистическая настроенность не имеет достоверной связи с возрастом и местом проживания, а ее уровень значительно выше у этнических чувашей (z=2,146; p=0,032) и в дизэтнической группе (z=6,533; p=0,0001).
Уровень магической настроенности, определяемой наличием веры в колдовство, сглаз, порчу, у больных ППР более выражен, чем уровень мистических взглядов (z=6,017; p=0,0001). Тем не менее он не превышает аналогичный показатель здоровых. К тому же имеются определенные возрастные особенности -максимально низкий уровень регистрируется у больных моложе 20 лет, а максимальные значения - до 49 лет (z=3,348; p=0,0001). Магическая настроенность в большей степени характерна для этнических чувашей и минимальна у представителей биэтнической группы (z=4,406; p=0,0001).
В качестве основного источника магической настроенности больные ППР, так же как и здоровые, рассматривают «влияние окружающих». Однако больные в большей мере, чем здоровые, убеждены в существовании порчи и колдовства в результате собственного «опыта» (z=3,312; p=0,0001), который у 20-29-летних больных парадоксально «богат», а после 60 лет - минимален (z=2,347; p=0,019). Причем мужчины и этнические русские гораздо в большей степени, чем женщины и этнические чуваши, находятся в этом вопросе под влиянием средств массовой информации (z=2,335; p=0,020 и z=2,724; p=0,0001 соответственно).
Изучение отношения к самоубийству в здоровой популяции показывает, что суицид рассматривается здесь как недопустимый поступок каждыми тремя из четырех. Аналогичный показатель у больных ППР значительно ниже (64,3%), что свидетельствует о большей распространенности суицидальных тенденций среди больных (z=5,130; p=0,0001). Так, каждый пятый больной считает, что самоубийство может стать реальным выходом из кризисной ситуации, что в два раза чаще, чем среди здоровых (z=6,154; p=0,0001). При этом уровень суицидальной готовности достоверно выше у больных, прожи-
вающих в городе (2=3,576; р=0,0001). Степень неприятия суицидального поведения минимальна в 18-19 лет (рис. 1) и увеличивается с возрастом, достигая максимума после 60 лет (2=2,776; р=0,006). К тому же представители ди-зэтнической группы чаще, чем этнические чуваши (2=2,099; р=0,036), рассматривают суицид как потенциально возможный жизненный поступок.
Отношение больных ППР к лицам, страдающим психическими заболеваниями, более адекватное, чем у здоровых (2=6,970; р=0,0001), они реже проявляют к ним негативные реакции (2=6,798; р=0,0001). У больных старше 60 лет уровень толерантного отношения к психически больным снижается (2=3,084; р=0,002), а негативизм - возрастает (2=2,080; р=0,068).
В ситуации жизненного кризиса больные ППР в сравнении со здоровыми чаще ориентированы на помощь со стороны родственников (2=5,632; р=0,0001) или психологов и психотерапевтов (2=8,591; р=0,0001) и реже опираются на собственные силы (2=10,334; р=0,0001).
Возможный поступок
Вынужденная мера
Недопустимое
поведение
18-19
лет
20-29
лет
30-39
лет
40-49
лет
50-59
лет
старше 60 лет
Рис. 1. Отношение к суициду у больных ППР в различные возрастные периоды (%)
Опора на внутренние ресурсы (2=2,650; р=0,008) и помощь специалистов (2=2,151; р=0,031) в большей мере свойственна сельским жителям, поддержка со стороны родственников - жителям города (2=2,650; р=0,008). Мужчины также больше ориентированы на самостоятельное решение проблем (2=2,191; р=0,028), а женщины - на помощь специалистов (2=2,159; р=0,031).
Как видно из рис. 2, с возрастом у больных уменьшается восстребован-ность помощи ближайшего социального окружения (родственников и друзей), возрастает потребность в помощи со стороны специалистов и вера в собственные возможности. Более высоким уровнем опоры на помощь друзей и отсутствием обращений за духовной помощью к священнослужителям характеризуются представители дизэтнической группы 2=2,971; р=0,003).
Собственные силы
Родственники
18-19
лет
20-29
лет
30-39
лет
40-49
лет
50-59
лет
старше 60 лет
ДРУЗЬЯ
Специалист
Рис. 2. Основной источник помощи в критической ситуации у больных ППР в различные возрастные периоды (%)
При тяжелом заболевании больные ППР больше склонны обращаться к услугам официальной медицины, чем здоровые (2=6,217; р=0,0001), меньше полагаются на резервные возможности собственного организма (2=5,029; р=0,0001) и духовную силу религии (2=3,907; р=0,0001). С возрастом растет обращаемость к официальной медицине, а вера в собственные силы уменьшается. У больных старше 60 лет религия, экстрасенсы, целители и собственные силы уже больше не рассматриваются как возможный источник помощи в борьбе с заболеванием. Если у женщин, этнических чувашей и представителей дизэтни-ческой группы на втором месте после официальной находится народная медицины, то у мужчин, этнических русских и представителей биэтнической группы эту позицию занимают собственные силы организма.
Подводя итог проведенному анализу, можно отметить, что ППР взаимосвязаны с рядом социально-демографических и этнокультурных факторов, в числе которых важнейшую роль играют характеристики, затрагивающие сферу семейных отношений и духовного мировоззрения. Изучение особенностей их соотношения помогает допустить следующий патогенетический механизм развития психической дезадаптации при ППР.
Находясь в состоянии психической дезадаптации и остро осознавая первоочередную необходимость семейного благополучия, больные ППР, тем не менее, не в состоянии строить зрелые гармоничные отношения с окружающими. Они легко идут на конфронтацию, в лучшем случае, игнорируя существование имеющегося конфликта вместо его конструктивного разрешения. Причины такого поведения могут лежать в недрах родительской семьи больных ППР, в которых, как правило, доминируют матери, не способные к равносторонним эгалитарным отношениям с супругом. В таких условиях воспитание детей чаще происходит по типу доминирующей гиперпротекции с установкой на подчинение и ограничение самостоятельности. Этому вполне благоприятствуют внутрисемейные обстоятельства, так как больные ППР растут и воспитываются в семьях, где
являются средними, нежели старшими детьми по порядку рождения. Такая внутрисемейная позиция в условиях дисгармоничного воспитания, скорее всего, способствует формированию личностной пассивности и зависимости.
Еще одним проявлением мировоззренческой противоречивости больных ППР также служит то, что, расценивая многие негативные события собственной жизни как результат определенных магических воздействий, они все же предпочитают обращаться за помощью к силам официальной медицины, которая имеет у них на начальных этапах большой авторитет. В связи с чем больные ППР ожидают более позитивных, нередко малообоснованных, эффектов от проводимого лечения, что лежит в основе последующих разочарований. В то же время незрелость, личностная пассивность и неверие в собственные силы заставляют их вновь и вновь обращаться за помощью к специалистам или близким, отношения с которыми часто нарушены и конфликтны, что замыкает собой патологический круг. Деструктивный выход из этого круга у больных ППР нередко происходит за счет суицидального поведения, готовность к которому среди них довольно высока. Причем аутоагрессия возникает у них импульсивно, как проявление неспособности найти в определенный момент времени альтернативные пути решения проблем.
Литература
1. Гланц С. Медико-биологическая статистика. М.: Практика, 1998. 459 с.
2. Международная классификация болезней (10-й пересмотр): Классификация психических и поведенческих расстройств. СПб., 1994. 304 с.
3. Петри А., Сэбин К. Наглядная статистика в медицине. М.: ГЭОТАР-МЕД, 2003. 144 с.
4. Эйдемижер Э.Г., Юстицкий В.В. Семейная психотерапия. Л.: Медицина, 1989. 192 с.
5. Josephson A.M. Formulation and treatment: integrating religion and spirituality in clinical practice // Child. Adolesc. Psychiatr .Clin. N. Am. 2004. Vol. 13, № 1. Р.71-84.
6. Lipe A.W. Beyond therapy: music, spirituality, and health in human experience: a review of literature // J. Music. Ther. 2002. Vol. 39, № 3. Р.209-240.
7. Lukoff D., Turner R., Lu F. Transpersonal psychology research review: Psychoreligious dimensions of healing // J. Transpers. Psychol. 1992. Vol. 24. P. 41-60.
8. Moncher F.J., Josephson A.M. Religious and spiritual aspects of family assessment // Child. Adolesc. Psychiatr. Clin. N. Am. 2004. Vol. 13, № 1. Р. 49-70.
9. Sayed M.A. Conzeptualization of mental illness within arab cultures: meeting challenges in cross-cultural settings // Soc. Behav. Person. 2003. Vol. 31, № 4. P. 333-342.
10. Yamamoto J. Psychotherapy in the Pacific Rim countries // Psychiatry Clin. Neurosci. 1998. Vol. 52. Suppl. S. P.233-2353.
11. Yilmaz A.T. Culturally sensitive psychotherapeutic interventions in a Crisis / Cultural Psychiatry: Euro-International Perspectives. Bibl. Psychiatr. Basel: Karger, 2001. № 169. P. 166-174.
НИКОЛАЕВ ЕВГЕНИЙ ЛЬВОВИЧ родился в 1968 г. Окончил Чувашский государственный университет. Кандидат медицинских наук, доцент факультета управления и психологии Чувашского государственного университета, главный психотерапевт Чувашской Республики. Область научных интересов - социокультурные исследования в психиатрии и психологии, психотерапия. Автор более 130 научных работ, в том числе нескольких монографий и учебных пособий.
