CC BY
18
СИСТЕМА ПРОСТРАНСТВЕННЫХ ПАДЕЖЕЙ В СОВРЕМЕННОМ УДМУРТСКОМ ЯЗЫКЕ: литературный язык уя диалекты
Л. Л. КАРПОВА,
доктор философии по специальности «Уральские языки», старший научный сотрудник Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения Российской академии наук
Н. В. КОНДРАТЬЕВА,
доктор филологических наук, доцент,
профессор кафедры общего и финно-угорского языкознания ФГБОУВПО «Удмуртский государственный университет» (г. Ижевск, РФ)
В удмуртском языкознании лингвистическая традиция изучения падежной системы начинается с первых грамматик [18; 27] и неразрывно связана с исследованием данной лексико-грамматической категории в общефинно-угорском контексте [13; 17 и др.]. Специальному изучению отдельных падежей и групп падежей пермских языков посвящены труды многих ученых, в частности, Е. С. Гуляева [4], Р. Бейкера [22], Г. А. Некрасовой [16], Н. В. Кондратьевой [9-11], в которых освещается семантика падежей, рассматривается генезис значений и падежных морфем. Несмотря на наличие серьезных разработок по падежам пермских языков, в научной литературе до сих пор не получило должного освещения функционирование падежей в удмуртском диалектном континууме. С учетом вышесказанного данное исследование посвящено описанию особенностей функционирования пространственных падежей в диалектах северноудмуртского языкового ареала. Особое внимание уделяется специфическим явлениям, свойственным в основном северноудмуртским диалектам и/или имеющим в них ограниченное распро-
странение. Фактический материал анализируется и интерпретируется в контексте удмуртского языкового диалектного ландшафта.
Система словоизменения литературного удмуртского языка представлена 15 членами падежной парадигмы, среди которых разграничиваются 8 субъектно-объектных (номинатив, аккузатив, генитив, аблатив, датив, каритив, инструмен-таль, адвербиаль) и 7 пространственных падежей (инессив, иллатив, элатив, эгрессив, пролатив, терминатив, ап-проксиматив). Однако для современных диалектов может быть характерно как увеличение количества членов парадигматического ряда, так и его сокращение, прежде всего за счет расширения/сужения системы пространственных падежей.
Количество пространственных падежей в диалектах варьируется от 5 до 13. Во многих периферийно-южных и некоторых южных говорах оно имеет тенденцию к сокращению за счет замещения аппроксимативных форм послеложными конструкциями [8, 117]): удм. лит. гурт-лань 'в сторону деревни, по направле-
© Карпова Л. Л., Кондратьева Н. В., 2014
нию деревни' > кукм. гурт пала 'тж'. Минимальное количество пространственных падежей представлено в парадигме склонения имен красноуфимского говора, где наряду с аппроксимативом отсутствует и элатив, функциональная нагрузка которого передается формами пролатива: шо карти ¡ъктиж 'он вернулся из города Красноуфимска' [8, 118; 15, 96-97]. Имеются также ареальные колебания и в плане частотности употребления тех или иных падежных форм. В частности, в северных диалектах и некоторых периферийно-южных говорах (кукморском, буйско-таныпских и др.) значительно реже, чем в литературном языке, употребляется терминатив; его заменяет эквивалентное сочетание имени существительного с послелогом до-роз', дыроз' 'до' [8, 118]): удм. лит. бак-чаозь 'до огорода'; валозь 'до лошади' > б.-тан.: бакча дыроз' 'тж'; вал дыроз'
с ?
тж .
Для северноудмуртских диалектов характерна тенденция к увеличению числа падежей, что связано с развитием серии вторичных приблизительно-местных падежей с н'-евым признаком, возникших в результате секреции послелогов с основой дин'- 'у, около, при, возле'. Ареал их распространения ограничивается нижнечепецкими говорами (слободским, косинским) [19, 167; 21, 285-286], среднечепецким диалектом и говорами северо-западной части Кезского района [6, 86-88; 14, 201]. В верхнечепецких говорах аналогичные падежные формы отсутствуют: им соответствуют конструкции с послелогами с основой дин'- (эшэ дин'э 'к своему другу', эшэ дин'ыс' 'от своего друга').
Дистрибуция новых падежей ограничена существительными и местоимениями со значением «лицо», в связи с чем они имеют узкую семантику, характеризующуюся выражением пространственно-посессивных отношений. Они обозначают не просто местонахождение около кого-(чего-)либо, движение по направлению к кому-(чему-)либо и т. д., а «нахождение в доме (домашнем очаге, жилище,
в пределах усадьбы), который принадлежит кому-либо, направление движения в дом (жилище), принадлежащее кому-либо, и т. д.» [14, 194].
Относительно происхождения падежных форм с элементом -н'- существуют разные мнения. Например, А. И. Емельянов [5, 123] предполагал, что формант -н'э глазовского диалекта восходит к послелогу, образовавшемуся от имени существительного ин 'место' + падежное окончание. Мы придерживаемся точки зрения исследователей, объясняющих происхождение показателя -н'-на базе послелогов с основой дин'- 'у, около, возле, при', которые, в свою очередь, сформировались от имени существительного дин' 'основание, комель; близость, околица' [2, 236; 21, 287; 26, 50, 135-136].
В среднечепецком диалекте, как показывает анализ собранного языкового материала, -н'-евый признак систематически встречается в четырех падежах, чаще всего в инессиве и иллативе, реже в элативе, эгрессиве. Примеры-предложения: Кач. сос'эдн'э гинэ вэтлоз. '[В дом] к соседу только сходит [он]'; Пыш. тан' нош къццъ кэ пъриз, кол'аосн'ън, вълдъ. 'Вот снова куда-то исчез [он], в [доме] Коли [находится], наверно'; Деб. кал' эшэн'ъс'эн мон сойэ пумитай. 'Только что в [доме] друга своего я его встретил'; Деб. вал 'аосн 'ъс' къцэ кэ тодмотэм ад'ами потиз. 'Из [дома] Вали какой-то незнакомый человек вышел' [6, 87].
Что касается приблизительного про-латива и приблизительного терминати-ва, то примеров на их употребление в наших текстовых записях фольклорного и повествовательного характера не обнаружилось. Однако в материалах, собранных по специальному словнику-вопроснику по определению ареала распространения отдельных явлений, наличие этих падежных форм фиксируется. Некоторые примеры: Чурив. сос'эдн'оз' 'до соседа', сос'эдн'ыт'и 'у соседа', Ник. ад'амин'оз' 'до человека', ад'амин'ы-т 'и 'у человека'. Данный факт свидетельствует, как нам кажется, о вполне реаль-
ном функционировании приблизительного пролатива и приблизительного термина-тива в среднечепецком диалекте. В ниж-нечепецких говорах зафиксировано также пять форм приблизительно-местных падежей: приблизительно-местный, прибли-зительно-входный, приблизительно-исходный, приблизительно-отдалительный, приблизительно-переходный [21, 285-286].
В фольклорных текстах по среднече-пецкому диалекту, записанных в конце XIX и начале XX столетия [3; 23-25], в материалах лингвистической экспедиции Удмуртского института истории, языка и литературы УрО РАН [ЛЭ 1929], а также в работах исследователей при-чепецких диалектов [2, 228-241; 12, 218-227] из приблизительно-местных падежей главным образом встречаются приблизительный инессив и приблизительный иллатив, в единичных случаях - приблизительный элатив. Некоторые примеры: одиг-огзыце [3, 73] 'друг к другу', т1т1хпт [23, 114] 'у своей матери', иагтаИхпе [24, 139] 'к своему тестю', минням [ЛЭ 1929, 55] 'к нам', адямине [12, 224] 'к человеку', староверньын [2, 236] 'у старовера', староверньысь [2, 236] 'от старовера' и т. д. В диалектных источниках и работах более позднего периода отмечаются формы и других падежей с -н'-евым признаком. В частности, в материалах диалектологических экспедиций студентов Удмуртского государственного университета [ДЭ 1980; ДЭ 1983; ДЭ 1983а; ДЭ 1988; ДЭ 1995] по сред-нечепецкому региону кроме указанных двух приблизительно-местных падежей зафиксированы падежные формы с формантами -н'ыс', -н'ыс'эн, -н'ыт'и, -н'оз'. Правда, следует указать, что в текстовых записях эти последние четыре падежа, как и в наших личных собраниях, практически не встречаются, их наличие в том или ином населенном пункте фиксируется в основном в словарных статьях экспедиционных материалов, собранных по специальной программе-вопроснику.
Неодинаковая частотность употребления, с одной стороны, приблизительного
инессива и приблизительного иллатива соответственно с формантами -н'э, -н'ын и, с другой стороны, приблизительного элатива, приблизительного эгрессива, приблизительного пролатива и приблизительного терминатива соответственно с формантами -н'ыс', -н'ыс'эн, -н'ыт'и, -н'оз', по-видимому, обусловлена различием в частотности выражаемых ими отношений.
Интересно высказывание Р. Бейкера относительно характера функционирования н '-евых падежей в северноудмурт-ских говорах. Обращаясь к материалам Т. И. Тепляшиной [21, 283-292], исследователь задается вопросом: что представляют собой четыре других падежа с формантами -н'ыс', -н'ыс'эн, -н'ыт'и, -н'оз', выявленные ею в нижнечепецких говорах в дополнение к двум признанным падежным формам с показателями -н'э, -н'ын, - выступают ли они как реликтовое явление процесса трансформации послелогов с основой на дин'- в падежное окончание или функционируют реально? Не имея возможности привлечь дополнительный материал из других удмуртских говоров для разрешения поставленной проблемы и опираясь лишь на имеющиеся сведения, Р. Бейкер тем не менее полагает, что падежные формы на -н'э, -н'ын - «аллатив II» и «абес-сив II» - возможно, возникли раньше, чем остальные приблизительно-местные падежи с формантами -н'ыс', -н'ыс'эн, -н'ыт'и, -н'оз' [22, 173-174].
Нельзя оставить без внимания и тот факт, что параллельно с падежными формами с элементом -н'- в среднечепецком и нижнечепецком диалектах функционируют послеложные конструкции с послелогами с основой дор-, например: Ук. кузой-эн соос лыкти.зы мужикэ доры. 'Вдвоем ('парой') они пришли к моему мужу'; Кож. тин' оз' пийэ улиз с'эстрайэ дорын. 'Вот так мой сын жил у моей сестры'. Наиболее часто использование аналитической конструкции с послелогом дор-наблюдается на месте возможных форм употребления приблизительного элатива, приблизительного эгрессива, приблизи-
тельного пролатива и приблизительного терминатива.
Приблизительно-местные падежи кроме северноудмуртских диалектов встречаются также в бесермянском наречии [20, 184]. Наличие локальных падежей с элементом -н'-, образованных от послелогов с основой на дын-/дин-, отмечается и в коми-пермяцких диалектах [1, 138-140]. По мнению Р. Бейкера, процессы разрушения послелогов и вследствие этого образования новых падежных формантов с элементом -н'-, наблюдающиеся в северноудмуртских и южнокоми-пермяцких говорах, происходили в каждом из этих языков параллельно и независимо друг от друга [22, 198]. Следовательно, развитие в удмуртских и коми-пермяцких диалектах приблизительно-местных падежей из послелогов с основой удм. дин'-, кп. дын-/дин- представляет собой позднее явление.
В большинстве удмуртских диалектов приблизительно-местным чаще всего соответствуют послеложные конструкции с послелогами, образованными от основ дор- и дин'- 'у, около, возле, при', например: юж., сред. эшэз доры, вч. эшэз дин'э 'к другу своему'.
Помимо количественной разницы в системе пространственных падежей литературного удмуртского языка и диалектов собранные диалектные материалы позволяют говорить и о наличии семантических колебаний в дистрибуции конкретных падежных форм. Семантическое варьирование падежных форм в литературном языке и диалектах может стать объектом специальных научных изысканий, здесь же мы ограничимся лишь несколькими примерами на материале северноудмуртских диалектов. Так, в среднечепецком и нижнечепецком диалектах встречаются отдельные случаи употребления форм эгрессива в функции элатива, например: сч. - Гул. гуртъс'эн нуллим с'ийон. 'Из деревни носили еду'; Кож. кал' гинэ ул'чаъс'эн пъри. 'Только что с улицы зашел [я]'; нч. - кировыс'эн лыктим. 'Мы приехали из Кирова'; ми чолаыс'эн лыктэм муртйос. 'Мы люди,
прибывшие из Круглова'. Использование формы эгрессива в функции элатива, по-видимому, объясняется близостью этих падежей с точки зрения выражения аблативных значений. В отличие от элатива, который тоже обозначает место, откуда исходит действие, словоформа в эгрессиве более конкретно указывает на место, как бы выделяя его.
В нижнечепецких говорах форма -ыс'эн, по материалам Т. И. Тепляшиной, употребляется также на месте литературного инессива на -ын: та виыськысен толон султим. 'Мы проснулись вчера в эту пору' (лит. та виын толон султИм) [19, 168].
В ярском говоре среднечепецко-го диалекта пролатив может выступать в функции инессива, например: Дзяк. д'эрэвн'аыт' умой вэрало. 'В деревне ('по деревне') хорошо говорят'; Ел. ми пинал дырйа ул'чаыт' шудылим с'а.ко шудонэн. 'Мы в детстве на улице ('по улице') играли в разные игры ('во всякую игру')'. Как показывают примеры, использование пролативных форм на месте инессивных отмечается при реализации значения места, пространства, в пределах которого происходит движение (данное значение присутствует в семантической структуре обоих указанных падежей). В других удмуртских диалектах подобное явление не отмечается.
Определенные различия между удмуртским литературным языком и диалектами обнаруживаются на уровне фонетического оформления падежных показателей. В частности, в диалектах большим разнообразием морфоноло-гических вариантов характеризуются маркеры пролатива. В системе современного литературного языка указанный падеж может оформляться суффиксами -етИ/-этИ, -ытИ, -тИ. В южных, периферийно-южных и срединных говорах пролативный показатель представлен вариантами -(й)эти, -ти, имеющими ареальный характер распространения. В отличие от этого в северноудмуртской диалектной зоне отмечаются следующие маркеры пролатива: -(э)т'и, -(ы/ъ)т'и,
-(ы/ъ)т', -(э)т', -ки, употребление которых не представляет единства в говорах. Для верхнечепецких говоров характерна тенденция к использованию форманта -(э)ти: Алек. губэчти пис'ай-а, ма.р-а, вэтлэ. 'По подполью кошка, что ли, ходит'; Пол. бакчаэти пырын но уд бы.гат тон иван дин'э. 'По огороду и зайти не сможешь ты в дом Ивана'. В нижнече-пецких говорах отмечается функционирование суффикса -(э)т'и: шурэт'и 'по реке', коркат'и 'по дому' [19, 163]. Что касается среднечепецкого диалекта, то в ярском и глазовском говорах обнаруживаются все варианты пролатив-ного показателя: -(э)т'и, -(ы/ъ)т'и, -(ы/ъ)т', -(э)т', -ки. Юкаменскому говору указанного диалекта свойственно в основном употребление вариантов -(э)т'и, -(ъ)т'и: яр., глаз. ул'ча(э)т'и ~ ул'ча(ы)т'и ~ ул'ча(э)т' ~ ул'ча(ы)т' ~ ул'чаки; юк. ул'ча(э)т'и ~ул'ча(ъ)т'и 'по улице'. Как показывают данные по се-верноудмуртским диалектам, в верхне-чепецких говорах в отличие от среднече-пецких и нижнечепецких не происходит палатализация согласного т суффикса пролатива. Пролативный маркер ярско-го и глазовского говоров -(ы/ъ)т' возник из формы на -(ы/ъ)т'и путем выпадения конечного гласного и. Вариант -ки, по мнению большинства исследователей, произошел от суффикса -ти, который, в свою очередь, образовался путем слияния с пространственным значением и лативным -I (< *-]) [7, 65; 10, 196; 11, 93-99].
Таким образом, сравнив особенности дистрибуции пространственных падежей в современном литературном удмуртском языке и его диалектах, можно выделить следующие различия: а) на уровне фонетического оформления падежных маркеров; б) с точки зрения количественного состава словоизменительной парадигмы; в) на уровне семантического наполнения отдельных членов парадигматического ряда. Указанные различия обусловлены прежде всего экстра- и интралингвистическими факторами развития исследуемого язы-
ка, поскольку система склонения в удмуртском языке складывалась на протяжении нескольких столетий в результате влияния факторов, восходящих к разным хронологическим периодам.
Поступила 14.05.2014
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
а) языки и диалекты:
б.-тан. - буйско-таныпский говор
удмуртского языка, вч. - верхнечепецкие говоры удмуртского языка, глаз. - глазовский говор среднечепецкого
диалекта, кп. - коми-пермяцкий язык, кукм. - кукморский диалект удмуртского языка, лит. - литературный язык, нч. - нижнечепецкие говоры (нижнечепецкий
диалект) удмуртского языка, сред. - срединные говоры удмуртского языка, сч. - среднечепецкие говоры (среднечепецкий
диалект) удмуртского языка, удм. - удмуртский язык, юж. - южноудмуртские диалекты, юк. - юкаменский говор среднечепецкого диалекта,
яр. - ярский говор среднечепецкого диалекта;
б) населенные пункты:
Алек. - д. Александрово, Гул. - д. Гулеково, Деб. - с. Дебы, Дзяк. - д. Дзякино, Ел. - с. Елово, Кач. - д. Качкашур, Кож. - д. Кожиль, Ник. - с. Никольское, Пол. - с. Полом, Пыш. - с. Пышкет, Чурив. - д. Чуривыл;
в) источники:
ДЭ 1980 - Материалы диалектологической экспедиции студентов Удмуртского государственного университета, Глазовский район. - Ижевск, 1980.
ДЭ 1983 - Материалы диалектологической экспедиции Удмуртского государственного университета, Глазовский район. - Ижевск, 1983.
ДЭ 1983а - Материалы диалектологической экспедиции студентов Удмуртского государственного университета, Ярский район. - Ижевск, 1983.
ДЭ 1988 - Материалы диалектологической экспедиции студентов Удмуртского государственного университета, Ярский район. - Ижевск, 1988.
ДЭ 1995 - Материалы диалектологической экспедиции студентов Удмуртского государственного университета, Балезинский район. - Ижевск, 1995.
ЛЭ 1929 - Материалы лингвистической экспедиции. - Научно-отраслевой архив Удмуртского института истории, языка и литературы УрО РАН. Д. 338. - Ижевск, 1929.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК -
1. Баталова, Р. М. Коми-пермяцкая диалектология / Р. М. Баталова. - М. : Наука, 1975. - 251 с.
2. Вахрушев, В. М. Об особенностях говоров
северного диалекта удмуртского языка // Записки. - Ижевск, 1959. - Вып. 19. -С. 228-241.
3. Гавриловъ, Б. Произведешя народной словесности, обряды и поверья вотяковъ Казанской и Вятской губернш. - Казань, 1880. - 189 с.
4. Гуляев, Е. С. Происхождение падежей с элементом сь в коми языке // Историко-филологический сборник. - Сыктывкар, 1960. - Вып. 5. - С. 131-160.
5. Емельянов, А. И. Грамматика вотяцкого языка / А. И. Емельянов. - Л. : Изд-во Ленингр. вост. ин-та, 1927. - 160 с.
6. Карпова, Л. Фонетика и морфология среднечепецкого диалекта удмуртского языка / Л. Карпова. - Тарту, 1997. - 224 с.
7. Карпова, Л. Л. Среднечепецкий диалект удмуртского языка : Образцы речи / Л. Карпова. - Ижевск, 2005. - 581 с.
8. Кельмаков, В. К. Краткий курс удмуртской
диалектологии : Введение. Фонетика. Морф ология. Диалектные тексты. Библиография / В. К. Кельмаков. - Ижевск : Изд-во Удм. ун-та, 1998. - 386 с.
9. Кондратьева, Н. В. Межкатегориальные связи в грамматике удмуртского языка (на материале падежа прямого объекта) / Н. В. Кондратьева. - Ижевск : Изд-во «Удм. ун-т», 2010. - 247 с.
10. Кондратьева, Н. В. Категория падежа имени существительного в удмуртском языке / Н. В. Кондратьева. - Ижевск : Изд-во «Удм. ун-т», 2011. - 256 с.
11. Кондратьева, Н. В. Формирование падежной системы в удмуртском языке / Н. В. Кондратьева. - Ижевск : Изд-во «Удм. ун-т», 2011. - 154 с.
12. Лыткин, В. И. Некоторые особенности глазовского диалекта / В. И. Лыткин, Т. И. Тепляшина // Записки. - Ижевск, 1959. -Вып. 19. - С. 218-227.
13. Майтинская, К. Е. Историко-сопоста-вительная морфология финно-угорских языков / К. Е. Майтинская. - М. : Наука, 1979. - 263 с.
14. Максимов, С. А. О вторичных пространственных падежах в удмуртском языке // Проблемы удмуртской и финно-угорской филологии : межвуз. сб. науч. тр. - Ч. 2.
Языкознание. Фольклор и краеведение. -Ижевск, 1999. - С. 193-208.
15. Насибуллин, Р. Ш. Наблюдения над языком красноуфимских удмуртов // О диалектах и говорах южноудмуртского наречия : сб. ст. - Ижевск, 1978. -С. 86-151.
16. Некрасова, Г. А. Система L-овых падежей в пермских языках : происхождение и семантика / Г. А. Некрасова. - Сыктывкар, 2002. - 168 с.
17. Серебренников, Б. А. Историческая морфология пермских языков / Б. А. Серебренников. - М. : Изд-во АН СССР, 1963. -392 с.
18. Сочиненгя, принадлежащая къ грамматикЬ вотскаго языка. Въ СанктпетербургЬ при Императорской Академи наукъ 1775 года // Первая научная грамматика удмуртского языка. - Ижевск, 1975. - С. 15-113.
19. Тепляшина, Т. И. Нижнечепецкие говоры северноудмуртского наречия // Записки. -Ижевск, 1970. - Вып. 21 : Филология. -С. 156-196.
20. Тепляшина, Т. И. Язык бесермян / Т. И. Тепляшина. - М. : Наука, 1970. - 288 с.
21. Тепляшина, Т. И. О новых удмуртских падежах // Congressus Quintus International Fenno-Ugristarum. Turku 20.-27. VIII. 1980. Pars VI : Dissertationes sectionum : Phonologica et morphologica, syntactica et semantica. - Turku, 1981. - S. 285-292.
22. Baker, R. The Development of the Komi Case System. A Dialectological Investigation / R. Baker. - Helsinki, 1985. - 266 p.
23. Wichmann, Y. Wotjakische Sprachproben (= JSFOu 11). I : Lieder, Gebete und Zaubersprüche. - Helsingfors, 1893. - XX + 200 S.
24. Wichmann, Y. Wotjakische Sprachproben (= JSFOu 19). II : Sprichwörter, Rätsel, Märchen, Sagen und Erzählungen. - Helsingfors, 1901. - IV + 200 S.
25. Wichmann, Y. Wotjakische Chrestomathie mit Glossar / Y. Wichmann. - Helsingfors, 1901. - V + 134 S.
26. Wichmann, Y. Wotjakische Chrestomathie mit Glossar. Anhang : Grammatikalischer abriss von D. R. Fuchs. Zweite, ergänzte Auflage / Y. Wichmann. - Helsinki, 1954. - X + 167 S.
27. Wiedemann, F. J. Grammatik der wotjakisch-en Sprache nebst einem kleinen wotjakisch-deutschen und deutsch-wotjakischen Wörterbuche / F. J. Wiedemann. - Reval, 1851. -390 S.
