Научная статья на тему 'Система персонажей в жанровой структуре книги Д. С. Мережковского «Лица святых от Иисуса к нам»'

Система персонажей в жанровой структуре книги Д. С. Мережковского «Лица святых от Иисуса к нам» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
231
61
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
МЕРЕЖКОВСКИЙ / СИСТЕМА ПЕРСОНАЖЕЙ / ЖАНРОВАЯ СТРУКТУРА / ДОКТРИНА "ТРЕТЬЕГО ЗАВЕТА" / THE DOCTRINE OF THE "THIRD PRECEPT" / MEREZHKOVSKY / THE SYSTEM OF CHARACTERS / GENRE STRUCTURE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Атрохин Андрей Михайлович

В данной статье на материале одной из поздних книг писателя «Лица святых от Иисуса к нам» рассматривается функция и роль религиозно-философских построений Мережковского в создании системы персонажей романа и ее связь с жанровой системой.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The System of Characters in the Genre Structure of D. S. Merezhkovskys Novel The Faces of Saints from Jesus to Us

This article is devoted to analysing D. S. Merezhkovsky's religious and philosophical schemes in his later novel "The Faces of Saints from Jesus to Us".

Текст научной работы на тему «Система персонажей в жанровой структуре книги Д. С. Мережковского «Лица святых от Иисуса к нам»»

А. М. Атрохин. Система персонажей в жанровой структуре книги Д. С. Мережковского.

14. Там же. С. 124.

15. Афанасьев А. Н. Указ. соч. Т. 1. М., 1865. С. 361.

16. Тихонравов Н. С. Сочинения. М., 1898. С. 181.

17. Федотов Г. П. Стихи духовные: русская народная вера по духовным стихам. Paris, 1935. С. 79.

18. Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу: в 3 т. М., 1865. Т. 1. С. 485.

19. Федотов Г. П. Указ. соч. С. 105.

УДК 821.161.1-34

А. М. Атрохин

СИСТЕМА ПЕРСОНАЖЕЙ В ЖАНРОВОЙ СТРУКТУРЕ КНИГИ Д. С. МЕРЕЖКОВСКОГО «ЛИЦА СВЯТЫХ ОТ ИИСУСА К НАМ»

В данной статье на материале одной из поздних книг писателя «Лица святых от Иисуса к нам» рассматривается функция и роль религиозно-философских построений Мережковского в создании системы персонажей романа и ее связь с жанровой системой.

This article is devoted to analysing D. S. Merezh-kovsky's religious and philosophical schemes in his later novel "The Faces of Saints from Jesus to Us".

Ключевые слова: Мережковский, система персонажей, жанровая структура, доктрина «третьего завета».

Keywords: Merezhkovsky, the system of characters, genre structure, the doctrine of the "third precept".

Внимательное изучение прозы Дм. Мережковского позволяет прийти к выводу о синтезе двух, казалось бы, взаимоисключающих тенденций его творческого метода: с одной стороны, это стремление к искусственной схематичности, главным образом религиозно-философского толка, с другой - это попытка проникнуть в психологическую глубину характера. Далеко не всегда, как полагают исследователи, этот синтез был органичным, но следует признать, что, обращаясь к описанию исторической личности, писатель не ограничивался только степенью достоверности тех или иных персонажей, помещенных в контекст эпохи, но и пытался преодолеть неизбежную в таких случаях статичность характера, обнаруживая в нем внутренний психологический конфликт, вечный и вневременный по своей сути. Именно такую задачу ставил писатель - философ и историк, продумывая замысел одного из главных и последних произведений эмигрантского периода - книги «Лица святых от Иисуса к нам» [1].

© Атрохин А. М., 2009

Книга Д. С. Мережковского «Лица святых от Иисуса к нам», заявленная как продолжение трилогии «Тайна Трех» (по причинам финансового характера ее части «Павел. Августин», «Франциск Ассизский», «Жанна д'Арк и Третье Царство Духа» выходили в течение 1938 г. отдельными книгами), стала последним законченным циклом писателя, вышедшим при его жизни [2]. Соответственно, помня, что еще в автобиографии, прилагаемой к своему первому дореволюционному собранию сочинений, Мережковский охарактеризовал себя как «человека одной книги», всю жизнь продумывающего и углубляющего одни и те же беспокоящие его идеи, можно утверждать, что «Лица святых» явились итогом всего творчества Мережковского. Если до «Лиц святых» большинство эмигрантской и иностранной читающей публики воспринимало Мережковского сквозь призму его доэмигрантских произведений, то с выходом этой книги стало ясно, что в творчестве писателя наступил новый период, который открывал неожиданные грани его творчества.

Заслуживает внимания тот факт, что для подведения итогов своего творчества Мережковский выбрал типичный для его художественной системы жанр художественной биографии, как бы давая понять, что история эпохи может быть прочитана сквозь призму личности. Поэтому в принципе выбора персонажей для этой книги автор руководствовался собственными критериями историчности. Следует отметить, что историчность в понимании Мережковского является суммой двух концепций: мифологичности, которая для писателя означала господство над человеческим обществом, и историей сверхчеловеческих, божественных или демонических сил [3]. И, несмотря на то что подобный подход всегда был характерен для его публицистики и художественных произведений, Мережковский периода эмиграции все больше пытается отыскать в истории и современности божественные силы, которые способны выступить против сил зла. Еще одной особенностью историзма Мережковского является его вера в эволюцию человеческой души, в ходе которой человечество должно неизбежно прийти к совершенному состоянию и наступлению Третьего Царства Духа. Композиция «Лиц святых» во многом была предопределена этими религиозно-философскими воззрениями позднего Мережковского. Во-первых, само расположение биографий отсылает нас к определившей все позднее творчество писателя триаде Бог Отец -Ветхий завет (в «Лицах» представлены Павлом и Августином как наиболее «патриархальными» святыми в концепции Мережковского); Бог Сын -Новый завет в («Лицах» это Франциск Ассизский, который, по мнению Мережковского, наи-

Литературоведение

более полно воплотил в жизни новозаветное учение Христа, но еще не до конца перешел в «Третье Царство Духа»), и Св. Дух (Мать, божественное женское начало) - Третий завет, представленный в «Лицах» Жанной д'Арк, святой не столько прошлого, сколько настоящего и будущего [4]. Она не только как личность порвала с окостеневшей официальной исторической церковью и ее временем, ограниченным материальными принципами государством, переходя в новую Церковь Духа, но и деятельно призвала всех к такому же переходу. Во-вторых, во многом определяющим для структуры «Лиц» стал дуализм, который в период эмиграции у Мережковского только усилился. Постоянные противопоставления (например, Павла - Петру и позже неизвестному автору Апокалипсиса, Августина - язычникам, еретикам да и самому себе в различные периоды жизни, Франциска - Иоахиму и Франциска - Католической церкви, Жанны - «людям с хвостами» (безбожникам средневековья и нового времени), Жанны - институционной церкви), встроенные в контекст произведений, часто не несут никакого дополнительного художественного и биографического значения, но зато являются своеобразным указателем на определенные, не высказываемые прямо в тексте теоретические и историко-философские взгляды Мережковского. При этом стоит отметить, что подобный дуализм не является чем-то статичным, призывая к активнейшей борьбе против зла (что ярко выражено в жизнеописаниях персонажей). Таким образом, можно утверждать, что персонажи «Лиц святых» подобраны Мережковским исходя именно из этой концепции. Но при этом возникает вопрос: какой принцип был положен писателем в основу выбора главных персонажей книги? Почему из всех христианских святых приоритетными стали именно апостол Павел, Блаженный Августин, Иоахим Флорский, Франциск Ассизский, Жанна д'Арк и Тереза из Лизье (Тереза Мартен)? В первую очередь нужно отметить, что все названные святые в определенной степени объединяют между собой Восточную и Западную церковь. Так, общие для обеих конфессий святые Павел и Августин (здесь интересно отметить, что, хотя Мережковский и включил Августина в книгу о святых, но в тексте он везде именует его так, как принято в православной традиции - «блаженным») соседствуют с католическими святыми Франциском, Жанной д'Арк и Терезой Лизьеской, которые, в свою очередь, стоят рядом с Иоахимом Флорским, не признанным ни православием, ни католичеством. Кроме того, все они жили в периоды коренной смены исторических эпох, когда одна цивилизационная формация переходила в другую: Павел - во время слияния разнообразных местных культов и ре-

лигий в единую религиозно-философскую форму эллинизма, Августин - во время завершения перехода христианства от одного из маргинальных мистериальных культов до всемирной религии с развитой системой философии и теологии, Иоахим Флорский - на заре средневековья с его крушением прежних эллинистических форм, но еще в отсутствие новых, Франциск Ассизский -в самом расцвете средневековой культуры, а Жанна д'Арк - уже в ее начавшемся закате и неминуемом наступлении нового времени. Св. Тереза из Лизье - по сути современница Мережковского - стала свидетельницей крушения на фронтах первой мировой войны прежней эпохи. Она была простой девушкой, рано умершей, и ее подвиг заключается, наверное, в первую очередь в том, что она сумела, оставшись самой собой, не отказавшись от своего личного опыта и от своей среды, подняться до уровня великих святых прошлого, стать ученицей Иисусовой в полном смысле этого слова, что отразилось в ее книге «История одной души», религиозность которой не была связана ни с одной церковной традицией. Воспитанница монастыря кармелиток, Тереза не впадала в экстатические состояния, у нее не было видений и каких-то особенных озарений, она просто жила, во всем, даже в своих неожиданных капризах, как-то необъяснимо оставаясь сама собой. Ее богословием и религией была ее личная жизнь. Именно то обстоятельство, что Тереза была свободна от какой бы то ни было церковной традиции и была «укоренена» только в Боге, открывшемся в Иисусе, и привлекло писателей круга Мережковского к ее жизни. Интересно и то, что в кругах русской эмиграции во Франции Тереза стала молитвенницей за православную Россию. Все они были свидетелями краха гуманизма и зарождения чего-то нового, пока еще непроявленного - то ли всемирной победы атеизма и краха всех институтов цивилизации погрязшей в безбожии Европы, то ли обращения (после веков господства просветительских доктрин) к Христу и Царству Божию.

В какой-то степени мы можем утверждать, что ответ на этот вопрос и пытался найти Мережковский, погрузившись в историю, к самым истокам современного мира, к первому святому -Павлу: («Первый святой - Павел; в нем первая точка пути от Иисуса к нам» [5]), а завершив свое исследование последней святой - Жанной («Всё явление Жанны мгновенно, как молния в ночи; но и этого мгновенного света достаточно, чтобы увидеть ... чем святая душа Франции, воплощенная в Жанне, могла бы спасти не только Францию, но и всю Европу» [6]).

Таким образом, круг истории, начавшейся с Христа, по закону циклического времени на нем же и замыкается, но в этом окончании уже не

Н. П. Крохина. А. Блок - К. Бальмонт: два поэтических синтеза

Он идет к людям, но само человечество возвращается к Нему. Этапы этого возвращения, его логика, его взлеты и падения реализованы писателем в стройной и продуманной системе персонажей, определяющей как жанр книги, так и семантику ее заглавия.

Примечания

1. Относительно концепции личности в доэмигрантском творчестве писателя см. Bernice Glatzer, Dmitri Sergeevich Merezhkovsky and the Silver Age: The Development of a Revolutionary Mentality. The Hague: Nijhoff, 1975.

2. Продолжение «Лиц святых...» (трилогия «Реформаторы») хотя и было закончено Мережковским, вышло уже после смерти под редакцией его секретаря В. А. Злобина, а трилогия «Испанские мистики» так и осталась незавершенной.

3. Подробнее о концепции мифа Мережковского см.: Балакин Ю. В. Античный миф и миф об античности в творчестве Д. С. Мережковского // Античный вестник: сб. науч. тр. / под ред. А. А. Елагиной. Омск: Изд-во ОмГУ, 2005. Вып. VII. С. 59-67.

4. Кстати, интересно отметить и временное разделение персонажей: прошлое (Павел и Августин), пограничная эпоха (в романе этот переход символизируется Иоахимом Флорским), настоящее (Франциск Ассизский); на смену настоящему придет отменяющее время будущее. Наше ближайшее будущее воплощено в Терезе Лизьеской, а будущее - апокалипсическое, в котором исчезнет даже само время, - в романе Мережковского воплощено в Жанне д'Арк, причем то, что святая, представляющая это будущее, жила в прошлом, по Мережковскому, подчеркивает ее вне-временность.

5. Лица святых от Иисуса к нам. М.: АСТ, 2000. С. 7.

6. Там же. С. 430.

УДК 821.161.1-1

Н. П. Крохина

А. БЛОК - К. БАЛЬМОНТ: ДВА ПОЭТИЧЕСКИХ СИНТЕЗА

В поэзии К. Бальмонта и А. Блока предстают полярные образы искомого культурой Серебряного века целостного мироощущения - космогония и эсхатология целого.

K. Balmont's and A. Blokh's poetic works are analysed from the point of view of representing in them the polar images of the integral universe sought for by the Silver Age culture - the cosmogony and the eschatology of the entirety.

Ключевые слова: К. Бальмонт, А. Блок, Серебряный век, космогония, эсхатология целого.

Keywords: K. Balmont, A. Blokh, Silver Age, cosmogony, eschatology of the entiret.

© Крохина Н. П., 2009

Культуру Серебряного века пронизывают поиски целостного мироощущения, синтетического миропонимания, стремления постичь мир как целое. Как писал А. Блок, синтетичность «дразнит наши половинчатые, расколотые души» [1]. Эти поиски целостности определяют ключевые концепты эстетики эпохи: символическое и мифопоэти-ческое обоснование искусства, софийность искусства, красота как всеобщая связь всего со всем, музыка как сущность мира и др. Поиски целостности порождают расцвет поэтической культуры и её мифопоэтический строй. Основное содержание мифа - космогония и эсхатология. Эти полярные образы целого наиболее полно предстают в поэзии К. Бальмонта и А. Блока. Тяготение обоих поэтов к целостному мироощущению делает центральным и структурообразующим в их поэтических мирах образ стихии. Погружение в поток мировой жизни, всемирное чувство прежде всего осознаётся как приобщение к космической стихии в её различных проявлениях. Сравним космогонию стихии Бальмонта с эсхатологией стихии Блока.

Утраченную целостность К. Бальмонт искал в далёком прошлом, А. Блок - в будущем. «Непостижимо для нас древняя душа ощущает как единое и цельное всё то, что мы сознаём как различное и враждебное друг другу», - писал А. Блок (5, 36). Это изначальное единство человека со всеми природными стихиями, когда человек наделяет каждую своим лицом и нравом, образом и подобием человека, пытается возродить поэзия Бальмонта. Поэт говорит о своей отличительной цельности, стихийности, органичности. В записной книжке 1904 г. К. Бальмонт писал о рождении Поэта в своем творчестве, «стихийного гения» (1, 140) [2], причастного всем природным стихиям: «Огонь, Вода, Земля и Воздух -четыре царственные стихии, с которыми неизменно живет моя душа в радостном и тайном соприкосновении» (1, 7). По типологии М. Цветаевой он относим к «поэтам без истории», в противоположность лирике Пушкина или Блока; «что бы ни созидали (или разрушали) валы истории, - он слышит только свое», раскрывая свое природное «я», подобно органике поэзии Б. Пастернака [3]. Это поэзия, в которой «я» ощущает себя равновеликим миру. Поэт для него - вечный странник, близкий стихиям, первозданному единству с миром, с его мироприятием и «све-тослужением». Трудно назвать поэта Серебряного века, который бы так полно воплотил поиск синтеза, вдохновляясь «вещими речениями» древних народов и «горными вершинами» мировой культуры, которому «открылось, что времени нет». Наследник Пушкина и Достоевского, Бальмонт в высшей степени наделён «главенствующим свойством арийца - всемирный огляд, все-божие природы, всечеловечность» [4].

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.