Переходный период развития национального государства и права всегда стимулирует огромное количество проблем как теоретического, так и практического свойства. Конечно, вряд ли будет справедливым отождествлять содержание и динамику переходных процессов в отличающихся по многим критериям государствах, но выявление ряда важных общих закономерностей трансформации юридических и связанных с ними политических основ бытия конкретного народа - одна из первоочередных задач современной теории права и государства.
«Переходная ситуация отличается беспрецедентной неоднозначностью, разнонаправленностью и неустойчивостью протекания процессов и событий. В такой обстановке приобретает особую актуальность проблема понимания свойств и механизма перехода от одного качественного состояния государства к другому. Российскую же государственность ХХ столетия можно признать непрерывным процессом переходности... Основным содержанием современной российской действительности снова выступает процесс перехода» [1, с. 3].
Принимая разработанную в современной социологии теорию процессов общественного развития, включающую концептуализацию последовательно сменяющих друг друга «узловых точек» -«устойчивое развитие», «стабильное развитие», «кризисное состояние», «состояние катастрофы» и «распад», - в отношении переходных состояний в государственно-правовой сфере, их комплексного, системного изучения важно отметить следующее:
1) переходные процессы, идущие в сфере права и организации институтов государственной власти и управления по своей направленности, содержанию и скорости могут не совпадать с аналогичными явлениями в социально-экономической, идеологической, духовной и иных областях жизнедеятельности социума: возможны «забегания вперед», т.е. реализация модели опережающего развития, когда вначале создается новая управленческая структура и соответствующее ей юридическое обеспечение, а затем только начинается экономическая или идеологическая реформа. Такая ситуация оптимальна, но она может иметь место исключительно на начальном этапе кризисного состояния государственности, когда разворачивание разного рода деструктивных явлений еще позволяет проведение изменений в системе властно-управленческих институтов и отношений, отраслях национальной правовой системы, правоприменительном процессе и т.п. В условиях же катастрофы государства политико-правовая организация либо изменяется параллельно с социальноэкономической сферой и необдуманно быстрыми темпами, либо, вообще, становится «тормозом» для необходимых изменений в экономике, многообразных социальных отношениях и т.п.;
2) сохраняющиеся властно-управленческие структуры вынужденно функционируют в условиях состояния юридической аномии , возникающей в силу действия множества деструктивных факторов различной природы (экономической, социальной, политической, духовной), но в формально-правовом измерении проблемы по причине естественно возникающих в ходе обновления нормативного массива пробелов в законодательстве, снижения степени преемственности в развитии правовых отраслей и институтов, нарастание в публичной сфере так называемого индивидуального правового регулирования - конкретные правовые отношения в управленческой деятельности, обгоняющие «встречный» правообразовательный процесс, еще не получившие должной фиксации в нормативноправовых актах, но являющиеся в то же время составной частью правового порядка в государстве переходного типа . На этом, юридико-аномическом фоне ряд прежних управленческих форм и способов разрушаются, некоторые (соответствующие моменту), наоборот, сохраняются и принимают значительно больший размах (например, «телефонное право», «семейственность» во властных структурах, коррумпированность чиновников и т.п.), но, несомненно, возникают и новые «квазиправовые» схемы, реализуемые при формировании управленческих структур и их функционировании (в федеративном государстве на федеральном и региональном уровнях), например, национально-клановое влияние на принимаемые решения, фактическое слияние власти и
«Представляет собой исторически переходное кризисно-катастрофическое состояние общественных и личностных структур, когда одни морально-правовые регуляторы уже не действуют, а другие, сменяющие их, еще не действуют» (Бачинин В.А., Сальников В.П. Философия права. Краткий словарь. СПб., 2000. С. 18).
Согласимся с В.В. Сорокиным в том, что «правопорядок нельзя сводить лишь к «законопорядку», «нормопорядку» (Сорокин В.В. О проблеме «неправа» в переходный период // Новая правовая мысль. 2003. № 1. С. 14).
бизнеса в ряд приоритетных отраслей экономики, закрытые, по сути, «партийные списки» или «кадровые резервы» и т.п.
3) соотношение законности и целесообразности в переходный период и в практическом, и в теоретическом ракурсе проблематизируется иным образом, нежели в условиях политико-правовой стабильности, характеризующейся полнотой правовых норм и принципов, высокой степенью эффективности их реализации и применения, преемственностью властно-управленческих институтов. В переходном государстве медленно или, наоборот, быстро (зависит от конкретики ситуации) отмирают исчерпавшие себя формы правового (как и идеологического) воздействия на управленческие структуры, «очищая» место для новых, возникновение которых затруднено хотя бы в силу очевидной незавершенности поиска модели их формирования, развития и функционирования, что свойственно типологической неопределенности переходных правовых и политических систем. Однако и абсолютное следование принципу «целесообразности» (например, «революционной целесообразности) неоправданно в силу того что последняя не имеет постоянного содержания по причине спонтанного, чаще всего хаотического хода проводимых в том или ином государстве реформ, низкого уровня их научной концептуализации и неопределенности целей. Метод «проб и ошибок» не может быть надежной основой для принятия обоснованных (правовых) решений в переходный период развития национального права и государства. Причем идея господства целесообразности над законностью и соответствующая ей правоприменительная практика в управленческой сфере одинаково опасна при различных подходах к определению субъектов законности, имеющих место в современном правоведении .
4) нормативный массив в период переходной государственности и правовой системы переходного типа, как правила, нарастает (это связано и со стремлением новых, пришедших к власти элит к быстрому обновлению законодательства, и с неопределенностью целей разного рода реформ, неясностью их возможных перспектив, и с иными факторами), но законность при этом ослабляется, многие ранее, казалось бы, устойчивые ориентиры правомерного поведения и граждан, и чиновников разрушаются либо существенным образом деформируются, поэтому «главная задача переходного периода состоит в восстановлении элементарной законности. Это необходимый первый шаг к созданию правового государства. В наших условиях пришла пора создавать в стране эффективно действующую полицейскую систему. Она неизбежно будет далека от совершенства, но зато создаст реальную основу для укрепления элементарного правопорядка, восстановления утраченного контроля государства над обществом, борьбы с преступностью и коррупцией в особенности»**.
* В свое время М.С. Строгович утверждал, что «законность едина и она одинаково обязательна для всех - и для органов власти, и для граждан». (Строгович М.С. Проблемы общей теории права // Избранные труды. М., 1990. Т. 1. С. 111). Н.В. Витрук считает иначе, в частности он ограничивает законность сферой действия органов государства, полагает, что она «обращена к должностным лицам государственного аппарата и общественных организаций, но не относится к гражданам» (Витрук Н.В. Законность: понятие, защита и обеспечение / Общая теория государства и права. Академический курс. Т. 2 // Отв. ред. М.Н. Марченко. М., 2001. С. 508-509).
Мартышин О.В. Несколько тезисов о перспективах правового государства в России // Государство и право. 1996. № 4. С. 13. Правда, в литературе имеют место и другие мнения относительно специфики полицейского государства в переходный период. В частности, Н.И. Матузов писал: «Парадокс нынешней ситуации состоит в том, что, с одной стороны, политика “твердой руки”, сильного (эффективного) государства после длительного безволия власти оказалась востребованной обществом, а с другой, - она вызывает у людей чувство известной тревоги, настороженности, особенно, когда речь идет о “порядке”. Ощущается как тоска по “спасителю отечества”, “просвещенному авторитаризму” (ибо все устали от анархии и безответственности), так и страх от возможных последствий таких желаний. Слишком живы в народе воспоминания о нашем недавнем прошлом, когда многое вершилось именно под флагом незыблемой “социалистической законности”, а еще ранее -“революционной законности”... Если признать, что демократия - это “диктатура закона”, то окажется что полицейское государство - самое демократическое. Идея “диктатуры закона” должна служить гарантией для граждан от произвола прежде всего самого государства» (Матузов Н.И. Актуальные проблемы российской правовой политики // Государство и право. 2001. № 10. С. 12).
5) в ходе свойственной переходному периоду модернизации юридических форм государственного управления происходит изменение баланса публичных и частных интересов. Освобождаясь в рамках демократизации и либерализации национальной правовой политики от явного преобладания потребностей государства над интересами общества и личности, часто происходит явный перекос в сторону господства частноправовых начал и принципов, которые либо просто переносятся на публичную сферу, либо сознательно выдвигаются на первый план в тех видах деятельности, где ранее они напрочь отсутствовали (например, в правоохранительной практике). В условиях же нестабильности и нарастания хаотических политико-правовых тенденций суждения типа «нам следует перестроить нашу правовую систему так, чтобы в ней на основе Конституции утвердился бы приоритет частного права, чтобы не гражданин существовал для государства, а государство - для гражданина» [2, с. 14] представляются нереализуемыми на практике идеализациями, имеющими, к тому же, деструктивный в плане реанимации правового порядка и законности характер. Вряд ли может состояться и предлагаемый Е.Е. Тонковым диспозитивно-личностный подход, который, возможно, адекватен для стабильной правовой и политической системы*. Укреплению публичноправовых способов регулирования во властно-управленческом институциональном пространстве не должны препятствовать неуместные здесь диспозитивно-договорные компоненты, эти общественные отношения не являются их предметом.
Следует обратить внимание и на то обстоятельство, что переходное состояние современного общества, государства (государственности), всей политической и правовой системы, несомненно, в значительной мере отличается от их переходного состояния в прошлом. Например, Е.Н. Мощелков справедливо отмечает, что «современные переходные процессы имеют целый ряд характеристик, существенно отличающих их от аналогичных социальных сдвигов в прошлые века истории человечества» [3, с. 4]. Среди этих особых характеристик указывается, в частности, на то, что:
1) переходные явления и процессы в настоящее время имеют не локальный, как это было раньше, а глобальный характер;
2) различные угрозы, подстерегающие современное общество в переломную эпоху, создают объективные предпосылки (либо иллюзии последних) для объединительного процесса в правовой, политической, экономической, экологической и других общественных сферах, а также для выработки новых юридических и нравственных норм;
3) в переходный период на современном этапе развития общества неумолимо возрастают, по сравнению с прошлым, возможности активного вмешательства общества и человека в ход преобразовательных процессов в политико-правовой области социальных отношений.
Кроме того, следует заметить, что особая роль в переходном государстве и праве уделяется различного рода факторам социально-политического переустройства. К таким факторам относятся, во-первых, конструирование собственных правовых и политических институтов, соответствующих им управленческих структур; во-вторых, рецепция политических и правовых систем (подсистем) развитых демократических государств, в-третьих, формирование нового типа правовой, политической и управленческой культур на базе иного, ранее не имеющего места (либо уже утраченного) набора ценностей и приоритетов, а также переосмысление истории и традиций собственного народа.
В постсоветской России, например, формирование новой системы управления было связано, с одной стороны, со стремлением правящих элит к быстрому и часто механическому заимствованию западных управленческих моделей, а с другой - постигшие на этом пути (и вполне объяснимые)
*
«. диспозитивно-личностный подход - совокупность принципов и методов правового регулирования, означающая, что в процессе государственного управления гражданам в пределах установленных правовых ограничений обеспечиваются условия для реализации собственной социально-правовой активности и возможность свободно распоряжаться своими правами, психологическими и материальными ресурсами при выборе форм целесообразного поведения» (Тонков Е.Е. Модернизация юридических форм государственной деятельности. М., 2011. С. 171).
неудачи стимулировали интерес к ряду имперских реформ в системе государственной власти и управления, в частности, к опыту С.Ю. Витте, П.А. Столыпина и др. К началу 2000-х годов в научной и практической среде наблюдается даже идеализация проводимых в России в начале ХХ в. модернизационных изменений, культивирование имен и т.п.
Вообще, переходные процессы в развитии современной российской государственности, национального властно-управленческого и право-институционального пространства постепенно обретают внутреннюю логику и, что важно, свою собственную нормативно-правовую структуру. Тем более, что реформа политической, правовой и экономической систем предполагает управление и самой реформой. Вполне закономерно возникает вопрос об опережающем развитии, подготовке необходимой для любых преобразований культурно-социальной и профессиональной базы (мировоззрение социума, необходимый кадровый состав, соответствующие нормативно-правовые акты и др.).
Ситуация 90-х годов со всей ясностью показала, что правовые, политические и социальноэкономические реформы, а особенно реформы в системе управления* нужно планировать, последовательно и скрупулезно оформлять в систему норм, институтов и ценностей, регулировать возникающие при этом социально-политические кризисы и публично-правовые коллизии юридическими средствами, чтобы не утратить тот самый демократический вектор развития**, во имя которого, собственно говоря, страна и была вовлечена в глобальную трансформацию, серьезные потрясения цивилизационных основ ее существования.
Литература
1. Сорокин В.В. Общее учение о государстве и праве переходного периода. М., 2010.
2. Яковлев В.Ф. Выступление на III сессии Европейско-Азиатского правового конгресса // Российский юридический журнал. 2009. № 4.
3. Мощелков Е.Н. Переходные процессы в России. М., 1996.
* «Государственное управление - это юридически оформляемая деятельность по организации конкретного, системного взаимодействия всех ветвей государственной власти, направленная на осуществление конкретных практических воздействий на объекты управления государственной власти, в соответствии с ее социальным назначением» (Шапсугов Д.Ю. Теория права и государства. Ростов н/Д, 2001. С. 69).
** Учитывая, что «демократию могли всякий раз изобретать заново там и тогда, где и когда для этого имелись благоприятные условия» (Даль Р. О демократии. М., 2000. С. 15). Причем в различных вариантах, проектах демократической организации современного социума.