CC BY
140
Гневашева Анна Александровна аспиране кафедры теории, истории культуры и музеологии Института истории, Новосибирский Государственный Педагогический университет
(38341) 2-47-54, 8-953-873-0224 e-mail: mifologiya@gmail.com
СИНТОИСТСКИЙ РИСОВОДЧЕСКИЙ РИТУАЛ В СИСТЕМЕ ЯПОНСКОЙ ЭТНИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ
В современной науке возрастает интерес к исследованию этнической культуры как интегрального качества этноса и фактора, обеспечивающего его целостность, способность к автономному устойчивому развитию. Один из вариантов определения сути взаимоотношений исследуемых феноменов предлагается в концепции Н. В. Исаковой, согласно которой этническая культура представляет собой сердцевину культуры этнической общности, а ядром её самой является традиционная этническая культура (также бытующая в современный период). Исследователь подчёркивает системообразующую роль последней по отношению ко всей культуре и жизнедеятельности этноса в целом [Исакова 2001: 132, 144].
Использование приведённой модели позволяет рассматривать синтоистский рисоводческий ритуал в качестве важнейшего фактора, определяющего специфику японской этнической культуры, так как он является одним из наиболее значимых элементов культуры традиционной. Исходя из понимания этнической культуры как целостного системного образования, исследуемое явление целесообразно рассматривать на уровне трёх её базовых cфер: жизнеобеспечения, соционормативной и гуманитарной 1 - что позволит уточнить его место в данной системе. В настоящей статье предпринимается попытка обзорного анализа рисоводческого обрядового комплекса синто в аспекте его взаимосвязи с общественной структурой, системой мифологоритуальных представлений и некоторыми явлениями художественной культуры
японцев.
1
Указанные уровни культуры этнической общности соответствуют материальному, социальнополитическому и духовному уровням культуры общества [Исакова 2001: 105].
К настоящему моменту в российской науке еще не проводились обобщающие исследования рисоводческого обрядового комплекса синто. Ряд работ классиков отечественного японоведения, затрагивающих некоторые аспекты интересующего нас предмета, служат опорой для дальнейших изысканий.2 Значительно более детальное и разностороннее освещение феномен
-5
рисоводческого ритуала получил в работах японских историков и этнографов , Исследование письменных памятников, содержащих сведения о сельскохозяйственных обрядах древности, позволяет составить представление об истоках рисоводческой обрядовой практики 4.
Подчеркнём, что понятие «рисоводческий ритуал» как таковое не используется в научной литературе, и в каждом конкретном случае учёными используются термины, отражающие суть определённого культурноисторического этапа в классификации данного явления, а также ракурса его рассмотрения.5 В силу этого понятие «рисоводческий ритуал», предлагаемое нами, призвано объять широкий круг феноменов, включающий всё многообразие явлений рисоводческого цикла, начиная от древнейших крестьянских обрядов и заканчивая современными храмовыми церемониями.
На базовом уровне особенности этнической культуры обусловлены её тесной взаимосвязью с образом жизни этнических общностей. Эта взаимосвязь закрепилась в синтетическом понятии «хозяйственно-культурный тип», понимаемом как исторически сложившийся комплекс особенностей хозяйства и
2
Исключительную важность представляют труды Н. И. Конрада, в которых впервые были исследованы земледельческие ритуальные истоки традиционного японского театра, проанализированы структура и содержание некоторых рисоводческих обрядов древности. Исследования в этой области были продолжены А. Е. Глускиной, представившей важнейшие этнографические сведения об обрядности второй половины XX столетия. Отдельные грани проблемы нашли отражение в трудах С. А. Арутюнова, Р. Ш. Джарылгасиновой, Н. И. Иофан, С. Б. Маркарьян, Э. В. Молодяковой, В. А. Пронникова, Г. Е. Светлова, Г. Г. Стратановича, Н. И. Фельдман.
3 Cм. работы Сода Осами, Орикути Синобу, Усио Митио, Утида Рурико, Янагита Кунио и др.
4 Это, прежде всего, летописно-мифологические своды «Кодзики» («Записи о деяниях древности», 712 г.), «Нихон сёки» («Анналы Японии», 720 г.), законодательный свод «Тайхо: рицурё:) (701-702 гг.), «Древние фудоки» («Описание земель и обычаев», 713-733 гг.), а также «Энгисики» («Свод обрядов периода Энги», 947 г.)
5 Так, Н. И. Конрад употребляет по отношению к рисоводческому ритуалу, бытовавшему в Японии в первой половине XX века и ранее, термин «представление». А. Е. Глускина использует понятие «обрядово-игровое действо», «земледельческое» либо «магическое представление», определяя это явление как народное театральное искусство. Японские исследователи (Янагита Кунио, Усио Митио, Эмико Онуки, Курахаяси Сёдзи, Вака Моритаро, Иида Митио и др.) достаточно часто используют термин мацури, который зачастую заменяется словом синдзи («церемония»), сайрэй («религиозная церемония») что, на наш взгляд, более адекватно отражает суть современного типа явления.
культуры, характерный для народов, обитающих в определённых естественногеографических условиях, при определённом уровне социально-экономического развития [Левин, Чебоксаров 1955: 4].
При анализе японского рисоводческого ритуала необходимо учитывать его преемственный характер по отношению к культурным традициям народов Восточной и Юго-Восточной Азии, возникновение и развитие которых во многом было обусловлено хозяйственно-культурным типом «рисоводство». Факт проникновения на японские острова заливного рисоводства в I тыс. до н. э. [см. Пейрос И. И., Шнирельман 1989: 27] имел серьёзные культурноэкономические последствия. Относительно предмета нашего исследования наиболее существенным моментом стало складывание локальных земледельческих сообществ, что способствовало формированию специфических обрядовых форм, уникальных для каждой общины.
Подчеркнём особую роль рисоводства как источника мифотворчества земледельческих народов Восточной и Юго-восточной Азии 6. Связанный с проникшей на японские острова культурой заливного рисосеяния мифологоритуальный комплекс ассимилировал в себе черты местных культов и со временем значительно видоизменился. Его своеобразие обусловлено развитием в русле синтоистского внехрамового ритуала (мацури), основные элементы которого оформились уже в рамках древней земледельческой общины. В основе ритуала лежала традиционная троичная структура, которая включает в себя встречу, или «спуск», божества (ками), пребывающего в обычное время на небе, его почитание и проводы. Коллективный рисоводческий обряд становится основным содержанием религии раннего периода, впоследствии оформившейся в религиозную систему синто.
На наш взгляд, одним из ключевых в понимании ряда сторон земледельческого мифолого-ритуального комплекса японцев, является образ Богини-Матери. Наиболее распространённым олицетворением данного образа является Мать риса (Душа риса). По указанию Янагита Кунио, древние японцы
6 Культ риса, основанный на одушевлении самого злака и сакрализации связанных с ним
объектов (рисовое поле, вода, сельскохозяйственные животные и орудия труда), занимает центральное место в традиционной календарно-праздничной системе балийцев, бирманцев, вьетов, корейцев, кхмеров, китайцев, лао, малайцев, тагалов, тай.
верили, что в каждом зёрнышке риса живёт душа, которая требует исполнения особых ритуалов. Молотьба зёрен традиционно производилась непосредственно перед употреблением, чтобы избежать потери Души риса [Янагита 1982: 166]. По мифологическим представлениям, покровительницей земледелия считается верховное божество синтоистского пантеона Аматэрасу оо-ми-ками, имеющее ярко выраженные черты Богини-матери. В контексте настоящей темы интерес представляет процесс становления аграрного культа Аматэрасу и обретения им взаимосвязи с системой императорской власти.
В период Яёй (300 г. до н. э. - 300 г. н. э.) рисоводческий ритуал становится неотъемлемой частью системы управления земледельческой общиной, поддерживающей авторитет её главы. К началу этого периода религиозная практика населения японских островов предположительно приняла шаманистический характер, и на прежнюю горизонтальную космологию эпохи Дзёмон (11 000—300 гг. до н. э.) наложилась вертикальная ось шаманского мира. По Мацумаэ Такэси, в рисоводческих обрядах периода Яёй почиталось мужское божество Аматэру (южноазиатское по происхождению), которое впоследствии трансформировалось в верховное божество синтоистского
п
пантеона - Аматэрасу . По мнению Орикучи Синобу, первоначально императорский ритуал урожая был обращён не к Аматэрасу, а к другим божествам «производства и воспроизводства» [Орикучи 1975: 236-237]. Е. М. Пинус возводит этимологию слова Аматэрасу к малайскому языку, что даёт основание связывать этот культ с верованиями народов Юго-Восточной Азии. [Пинус 2002: 66]. Некоторые учёные связывают культ Аматэрасу с
шаманизмом, пришедшим с территории Китая. Как отмечает западный исследователь синто У. Тэодор, «в конфуцианских классических работах Китая мы находим упоминания религиозных практик принесения очистительной жертвы, изгнания нечистой силы, шаманизма, совпадающих с практикой раннего синто» [Theodore 1974: 310]. Указанные авторы придерживаются мнения об относительно позднем (конец V века) включении божества
Учёный предполагает, что в период Дзёмон культ Аматэру бытовал у племён ама - обитателей прибрежных областей полуострова Исэ, а с приходом рисосеяния функция этого божества моряков была переосмыслена как божества-охранителя полей (см. об этом: [Ермакова 2002: 412]).
Аматэрасу в официальный пантеон в качестве предка императора, отрицая его изначальную взаимосвязь с аграрным культом.
Таким образом, культ Аматэрасу является довольно синкретичным по своему генезису. Зародившись среди коренного населения японских островов, с приходом рисосеяния он приобретает черты рисоводческой обрядности, а затем, посредством корейского влияния, утверждается при императорском дворе, соединившись с культом императора. При этом важно отметить не только отведение центрального места Аматэрасу оо-ми-ками в качестве предка императора, но и утверждение её в качестве аграрного божества.
Помимо закрепления божественного статуса правителя, древний рисоводческий ритуал входил в состав процедуры передачи императорской власти (Онамэсай, Ниинамэсай). Согласно источникам, данная процедура имела четыре этапа. Это митамасидзумэ - так называемое «омоложение души» (либо «усмирение души»), синсэн (или кёсэн) - предложение нового урожая риса новым императором ками (Аматэрасу и другим божествам плодородия), наорай - товместная трапеза между императором и божествами; утагэ, трапеза среди людей, обозначавшая празднование, которое проводится императором. В отношении личности императора древний ритуал урожая (Онамэсай, Ниинамэсай) представляется важным личным и политическим обрядом перехода, который имел целью обновление его души и политических полномочий.
В этой связи обратим внимание на значение понятия мацури, которое является одной из центральных категорий синто и в рамках современной японской культуры обозначает как храмовое служение, так и массовое празднество с религиозной подоплёкой. Однако, японские исследователи (Мицуя Сигэмацу, Андо Сэйдзи, Орикучи Синобу) интерпретируют раннее использование термина мацури в ключе понятия осукуни но мацуригото. Эта фраза записывается тремя иероглифами, обозначающими «еду», «страну» и «общество» («государство») и понимается как страна, в которой производится пища для божеств. В этом ключе продовольствие (рис) и его производство представляются основной функцией государственной системы, реализуемой посредством рисоводческого ритуала.
Сложившаяся в древний период концепция единства религиозного обряда и управления государством питала культ императора на протяжении всей японской истории. Она была унаследована раннегосударственными образованиями, а затем объединённым японским государством, которое начало складываться в VI веке. Во второй половине эпохи Токугава (1603-1867) на основе этих представлений сложилась специфически японская концепция государственной общности (кокутай), а в 1868 г. был законодательно закреплён принцин «единства ритуала и управления» (саисэй итти). Восприятие императора как воплощения божества, вступающего в общение с ками посредством исполнения обрядов (прежде всего, рисоводческих), вплоть до сегодняшнего дня составляет основу синто.
Исследователи отмечают преемственный характер императорского ритуала урожая по отношению к крестьянскому. Так, Н. И. Конрад упоминает бытовавший в крестьянской среде «Праздник пробы нового хлеба (риса)» (Ниинамэ-но мацури), к которому был приурочен обряд мухороги - «Славление амбара». 8 Одной из целей данного действа, заключавшегося в пении и пляске, было освящение нового амбара, а также нового урожая риса [Конрад 1978: 318]. Однако, к началу периода Хэйан (794-1185), ритуал был формализован и достаточно сильно отличался от крестьянских земледельческих обрядов. [О:пик 1993: 47].
Помимо императорской и крестьянской, исследователи выделяют также и храмовую форму бытования рисоводческого ритуала. Это связано с объективным процессом перемещения обрядов, до определённого момента бытовавших только в крестьянской среде, на территорию храма. Говоря о разделении храмовой и крестьянской (фольклорной) форм ритуала, А. Р. Садокова отмечает, что первая включала в себя строго регламентированное представление на храмовом поле, вторая, имея практически тот же сценарий, сопровождалась различными развлечениями и играми, в которых прослеживаются черты фаллического культа [Садокова 2001: 71-72]. Однако, в силу взаимопроникновения этих форм, с нашей точки зрения, более уместно
Упоминание о данном обряде встречается в «Нихонги», хроника Кэнсо (Кэнсоки).
говорить о разделении обрядов, с точки зрения места их проведения, на городские и деревенские, что позволяет увидеть разницу в степени сохранности
9
традиции.
В целом, японский рисоводческий ритуал представляет собой весьма сложное и многогранное явление в силу высокой степени региональной обусловленности. 10 Этнографическая пестрота и разнообразие форм локальных обрядов обуславливают трудность классификации и выявления единых закономерностей бытования и развития. Единственная стабильная особенность, которую нам удалось выявить при изучении различных типов обрядов, это сохранение структуры традиционного синтоистского ритуала мацури. В одлу своего преемственного характера, японская рисоводческая обрядность по своей сути сходна с аналогичным обрядовым комплексом, бытующим в областях распространения заливного рисоводства. Он представляет собой коллективный труд на поле в музыкально-танцевальном либо чисто музыкальном (как правило, песенном) оформлении, направленный на обращение к божествам плодородия. Особенностью ритуала посадки риса является ведущая роль девушек либо молодых женщин. Ключевым моментом и важнейшей типологической чертой таких действ становится ритуальная имитация посадки риса, либо всего процесса его возделывания.
В действительности, как в прошлом, так и в наше время многие рисоводческие действа японцев представляют собой не столько сакральное, сколько художественное осмысление сельскохозяйственных обрядов в танцевально-песенной форме.11 Иные обряды по-прежнему сохраняют форму сельскохозяйственных работ, проходящих в поле (в настоящее время чаще всего в храмовом пространстве или вблизи храма) и сопровождаемых ритуальными действиями.12
Так, существует большое количество храмовых земледельческих представлений с эротическим культом и игровыми моментами, а деревенские полевые обряды зачастую проходят при участии местных храмов.
10 Среди рисоводческих обрядов древности, зарождавшихся в различных регионах Японии, выделялись следующие основные виды: та-ути - «полевые работы», связанные с выращиванием риса; та-асоби - «игры на поле»; тауэ-синдзи - «магическая посадка риса»; тауэ-одори - «танцы, исполняемые во время полевых работ»; онта-мацури - «праздник на священном поле»; харукува-мацури - «праздник весеннего рыхления»; дэнгаку-мацури - праздник сельских плясок». [Глускина 1979: 228-230].
11 например О-тауэ-мацури, проводимые в храмах Химэсака-канатиана и Накаяма, преф. Окаяма
12 О-Тауэ-синдзи храма Сумиёси-тайся, г. Осака и т. п.
Процесс перерастания магически-обрядовой формы в форму художественную, отмечаемый отечественными и японскими исследователями рисоводческого ритуала (Н. И. Конрад, А. Е. Глускина, Усио Митио, Иида Митио и др.), в целом представляется закономерным для развития подобных явлений в рамках современной культуры. А. Е. Глускина связывает начало данного процесса с перемещением обряда на территорию храма, что было связано со стремлением синтоистской церкви усилить влияние на народные массы (скорее всего, имеется в виду время распространения буддизма на территории Японии) [Глускина 1979: 266]. Японский этнограф Усио Митио отмечает, что, только начиная с эпохи Токугава (1600 - 1868 гг.) крестьянский рисоводческий обряд начинает «обрастать сложностями», что и превращает его в зрелище. Однако, с точки зрения исследователя, именно в таком театрализованном зрелище часть обрядов обрела законченную форму, что явилось наиболее успешным способом их сохранения [Усио 1986: 67].
В связи с этим подчеркнём, что термин «ритуал» применительно к исследуемому феномену, функционирующему в рамках современной культуры, употребляется нами до некоторой степени условно. Имеющий место процесс постепенной утраты ритуалом его первоначального смысла и, отчасти, значимости, к настоящему времени привёл в Японии к формированию особых религиозных храмовых действ, направленных на привлечение большого
13
количества людей и направленных на поддержание туристской индустрии. Безусловно, этот признак свидетельствует в пользу определенного внедрения светского в сакральное в содержании данных обрядов. Тем не менее, с нашей точки зрения, основополагающим, смыслообразующим и формообразующим фактором японского рисоводческого обрядового комплекса вплоть до настоящего времени остается именно религиозно-ритуальная составляющая.
В плане взаимосвязи исследуемого феномена с гуманитарной сферой этнической культуры необходимо отметить его исключительное значение для формировании традиционного культурного наследия японцев. В рисоводческой обрядовой практике берёт начало большинство традиционных видов искусства, таких как театр, танец, музыка, изобразительное искусство. Ярким примером
13 в качестве примера приведём сатокагура, бытующее около 900 лет в местечке Юсухара на о. Сикоку.
подобной взаимосвязи является процесс возникновения традиционного японского театра, сформировавшегося в недрах синкретического религиознообрядового действа. Ритуал явился формообразующим началом ранних театральных форм, на первоначальном этапе развития которых зрелище не отделялось от религиозной службы либо существовало в виде мистерий. Известно, что в целом такая особенность характерна для всего традиционного азиатского театра, который справедливо может быть назван «ритуальным театром» в силу своего синкретического характера.
Характерной особенностью японской культуры в указанном аспекте является одновременное сосуществование в её пространстве явлений, возникших в различные исторические периоды. Так, на основе земледельческой обрядности в середине эпохи Хэйан (794-1185) сложилось профессиональное искусство земледельческих представлений дэнгаку, которое впоследствии оказало значительное влияние на формирование театра Но (ногаку). При этом, как это свойственно ретардационному типу японской культуры, каждое из возникавших явлений не вытесняло хронологически более раннее. В силу этого дэнгаку до настоящего времени бытует в некоторых районах Японии наряду с ногаку.
Исследование синтоистского рисоводческого ритуала показывает, что «перетекая» в иные художественные формы либо соприкасаясь с ними на протяжении своего существования, он при этом не утратил устойчивости своей структуры, которая сохраняется практически неизменной с древности вплоть до настоящего времени. В то же время в современной культуре наблюдается и обратная тенденция, когда отдельные компоненты традиционных видов искусства, долгое время развивавшихся независимо, сознательно включаются в пространство храмового рисоводческого ритуала как наиболее эффективного механизма сохранения и трансляции культурного наследия японцев. Так, в орбиту этого явления попадают отдельные элементы синтоистской мистерии кагура, танцевальных представлений дэнгаку, театрального искусства ногаку, «львиного» танца сисимаи и других знаковых явлений традиционного культурного наследия.
Обзорный анализ рисоводческого обрядового комплекса позволяет сделать вывод о его основополагающей роли в формировании системы японской этнической культуры, что дает основания считать его важнейшим культурообразующим фактором (в то время как рисоводство явилось фактором ресурсообразующим). Признание этого факта в качестве исходного предоставляет нам возможность рассматривать рисоводческий ритуал в качестве ядра данной системы, которое структурирует и организует её на всех уровнях, начиная от общественного устройства и заканчивая художественной культурой.
Как показывают наши изыскания, до настоящего времени весь спектр обрядов рисоводческого комплекса Японии характеризует многообразная сакральная символизация, сообщая ему - с учетом преемственности с континентальными традициями рисоводчества - неразрывную связь с синтоистскими верованиями. Именно сопряжённость с синто как основой японской традиционной культуры, сохраняющей свою актуальность и в современную эпоху, обусловила центральное положение рисоводческого ритуала в системе культуры этнической.
В ходе анализа явлений рисоводческого обрядового комплекса в аспекте современной синтоистской храмовой практики, мы пришли к выводу, что он представляет собой своеобразный результирующий феномен, соединяющий в себе, помимо собственно культовой практики, наиболее значимые формы традиционной художественной культуры японцев. Несмотря на преемственный характер японского рисоводческого ритуала, он представляет собой абсолютно уникальное и самобытное явление, этническое своеобразие которого, определяется, прежде всего, уникальностью комбинации универсальных, присущих ряду народностей компонентов друг с другом и со специфически-национальными компонентами, а также особым семантическим наполнением ритуального текста, обусловленным культурным контекстом его развития.
Таким образом, эти явления и в современных социокультурных условиях сохраняют ярко-самобытный облик в качестве одного из важнейших факторов своеобразия японской этнической культуры.
БИБЛИОГРАФИЯ.
1. Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии. М.: Наука, 1981. 393 с.
2. Глускина А.Е. Заметки о японской литературе и театре: (Древность и средневековье). АН СССР. Ин-т востоковедения. М.: Наука, 1979. 296 с.
3. Ермакова Л.М. Храмовый комплекс Исэ и архаические верования // Синто -путь японских богов. - Т.1. Очерки по истории синто. СПб: Гиперион, 2002. С. 409-423.
4. Исакова Н. В. Культура и человек в этническом пространстве. Новосибирск: Изд-во МОУ ГЦРО, 2001. 344 с.
5. Конрад, Н.И. Избранные труды: литература и театр / Н.И. Конрад; отв. ред. М.Б. Хсапченко. - М.: Наука, 1978. - 462 с.
6. Левин М. Г., Чебоксаров Н. Н. Хозяйственно-культурные типы и историкоэтнографические области (К постановке вопроса) // Советская этнография: 1955. С. 3-17.
7. Пейрос И. И., Шнирелъман В. А. Происхождение рисоводства и проблема междисциплинарных лингвоархеологических исследований // Становление региона: интеграционные процессы в Юго-Восточной Азии. М: Наука, 1989. С. 27-28.
8. Пинус Е. М. Аматэрасу // Мифы народов мира: энц. в 2 т., Т2. С. 493
9. Садокова А.Р. Японский фольклор (В контексте мифолого-религиоз. представлений). М.: ИМЛИ РАН, 2001. 256 с.
на японском языке:
10. Орикучи Синобу. Онамэсай но хонги (Значение онамэсай) // Собрание сочинений Орикучи Синобу, 32 т., т. 3. Токио: Чу:коронся, 1928. 410 с.
11. Усио Митио. Оотауэ-но сюдзоку то тауэ ута (Земледельческие обычаи и обрядовые песни при посадке риса). Т.2. Мэйтё-сюппан. Токио, 1986. 506 с.
12. Янагита Кунио. Комэ но чикара (Сила риса) // Собрание сочинений Янагита Кунио, 36 т., т. 14. Токио: Цукума Сёбо, 1982. 258 с.
на английском языке:
13. Oonuki-Tierney Е. Rice as self (Рис как сущность). New Jersey: Princeton University Press, 1993. 170 с.
14. Theodore de Barry Wm. Japanese religion (религия Японии) // An introduction to Japanese civilization (Знакомство с японской цивилизацией). Columbia Univer. press, NY&L, 1974. 622 с.
