Синтез науки и культуры на рубеже веков Текст научной статьи по специальности «Прочие социальные науки»

КУЛЬТУРА В СИСТЕМЕ ИНТЕГРАЦИИ

В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПРАКТИКЕ

УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ

ЯГ*'

Ю. А. КОНДРАТЕНКО, старший преподаватель кафедры культурологии МГУ им. Н. П. Огарева

СИНТЕЗ НАУКИ И КУЛЬТУРЫ НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ

Современная ситуация в нашем об-естве не позволяет игнорировать сильнейшее воздействие экономической сферы жизни на культуру и науку — слишком сильно переплетение соединительных нитей между этими объектами. Целый ряд проблем привлекает наибольшее внимание ученых. Это — изменение структуры и мышления культуры в современных условиях; уровни взаимодействия науки и культуры; изменения в системе научного познания и, как следствие, новые цели и задачи образования.

Если рассмотреть имеющиеся социокультурные концепции состояния общества и культуры XX в., то можно заметить наиболее общие черты, их объединяющие. Так, массовая культура напрямую связана с массовым потреблением, в рамках которого рыночные отношения приводят к росту самостоятельности индивида, процессам социальной приватизации, разрывающим традиционную связанность человека с семьей, личности — с различными группами. Общество потребления выдвигает на первый план сферу досуга с ее эстетизацией повседневной жизни, коммодификацией (превращением в товар) различных сфер жизни культуры. В этих условиях про-

цессы глобализации производства и массовая коммуникация ведут к глобализации культуры, в рамках которой индивид стремится к потреблению продукции, имеющей всемирное признание на рынке. Так рождается потребительская культура.

Появление предпринимательской культуры с ее принципами индивидуальной инициативы, опорой только на свои

9

силы стало следствием проведения консервативной политики в экономике ряда стран Запада. Постфордистские тенденции в управлении производством, основой которых являются система гибкой специализации и командный дух в компаниях, привели к формированию такого типа организационной культуры, который способствует идентификации индивида и его потребностей с целями и задачами производственного коллектива (см.: Аберкромби Н. и др. Социологический словарь. Казань, 1997). Пример тому дает система взаимоотношений работников и управленцев в японских компаниях, основанная на заботе руководителя о коллективе, что, в свою очередь, заставляет каждого заботиться о благе предприятия.

Все эти процессы отражают явление, свойственное мышлению постмодернист-

© Ю. А. Кондратенко, 1998

ской культуры, — фрагментаризацию ее элементов. И экономическая сфера лишь усиливает это явление. Вместе с тем возникает и обратная тенденция, когда культура становится одним из условий существования экономической сферы жизни. Любые социальные изменения в наших условиях получают культурную мотивацию. Культура, подобно мотору, ведет к общественным изменениям и развитию. Экономические процессы все более зависят от воздействия социокультурных условий, факторов, использования их в производстве, распределении, обмене, потреблении. В этом контексте возрастает роль такого элемента духовного производства, как наука. Каково же сейчас реальное соотношение науки и культуры? Ответ на этот вопрос необходимо искать не в их противопоставлении, а во взаимодействии.

Научное знание создало в XX в. уникальную ситуацию, в которой оно обрело статус профессии. Отныне наука перестала быть плодом интеллектуального творчества в тиши кабинетов, превратившись в сферу обслуживания потребностей общества. В связи с этим в начале века М. Вебер отмечал: „В настоящее время отношение к научному производству как профессии обусловлено прежде всего тем, что наука вступила в такую стадию специализации, какой не зналЬ прежде, и что это положение сохранится и впредь“ (Наука как призвание и профессия / / Самосознание европейской культуры

XX века. М., 1992. С. 130). Прогресс

науки, базирующийся на интеллектуальных технологиях, привел к усилению позиций технократов и профессионалов. Автоматизация исключила человека из производства, а компьютеризация автоматизировала интеллектуальные усилия и контроль. Все это делает экономику и науку столь взаимозависимыми, что создается ситуация, описываемая в социологии применительно к постфордистской системе производства: с одной стороны, слой работников поляризуется на сверхспециалистов и неквалифицированный обслуживающий персонал, а с другой — формируется открытая система постоянной переквалификации (см.: Аберкромби Н. и др. Указ. соч. С. 1~— 2, 234). Эти процессы нашли свое отражение и в культуре, оказывая влияние на ее

мышление в целом и отдельные социальные группы (от семьи до половозрастных и профессиональных объединений).

Изменилось отношение к научному знанию в обществе. Интеллектуалисти-ческая рационализация не служит более росту знаний относительно жизненных условий, так как сегодняшняя наука постигает лишь фактические связи, а не смысл мира. В людях крепнет убеждение, что стоит захотеть — и можно узнать обо всем (см.: Вебер М. Указ. соч. С. 134). Развитию этой тенденции способствует и культура, в которой духовная жизнь становится духовным производством. Но наблюдается и обратное движение, когда научное знание влияет на культуру, определяет ее сознание. Сйерхкругозор, сверхинформированность лишает человека потребности в глубинной систематизации, сменяясь поверхностным потреблением, превращая и самого человека в „продукт потребления“ (Гуревич П. С. Культурология. М., 1996. С. 31). Как пишет М. Вебер, количественный рост знаний ведет к чувству усталости от жизни, обесценивая сам смысл ее конечности. Более того, и культурная жизнь тоже становится бессмысленной. Примером тому служит продукция массовой культуры, где насилие, страх, смерть воспринимаются как нечто обыденное. Интересно в этой связи утверждение испанского ученого Эрнесто Сабато, что цель изменения современного образования — не просто человеческая его ориентация, а стремление научиться вновь удивляться Вселенной, ценить ее жизнь (см.: Сабато Э. Умение уди-

вляться // Курьер ЮНЕСКО. 1990. Октябрь. С. 8).

Естественно, что изменения подобного рода в интеллектуальной деятельности породили новые проблемы и в сфере образования. В частности, в современной реформе российской школы основой новой концепции выступают процессы гуманизации и гуманитаризации. Новые образовательные стандарты стремятся уделить достаточно места гуманитарным дисциплинам, но, как это ни парадоксально, исходят из старого представления об узкой специализации, тогда как новое знание требует не продуцирования, а обобщения. Цикл гуманитарных наук

должен восприниматься как цепь взаимосвязанных дисциплин, интегрирующих и создающих базу мышления, цель которого — охватить мир в целом. Таким образом, возникают все те же вопросы о качественной стороне полученного знания (неподготовленность) и количественной его стороне (отсутствие интереса к накоплению информации).

Немаловажным фактором в современном образовании становится знание как товар на мировом рынке потребления. „Утечка мозгов“, особенно в современной России, воспринимается как утрата интеллектуального потенциала. Тем более, что в данной ситуации мировой рынок не удовлетворяет наши внутренние запросы, а, наоборот, существует за наш счет. В 1994 г. потенциал трудовой эмиграции в нашей стране составил 7 — 8 % от трудоспособного населения.

От отъезда каждого специалиста Россия несет убыток порядка 300 дол. США, и потери эти трудновосполнимы (см.: Ба-лацкий Е. В. Внешняя трудовая миграция // Весгн. РАН. 1994. Т. 64. № 10. С. 873 — 874). Указанные причины вызывают замедление развития приоритетных направлений экономики, науки и техники, а также ведут к потере наиболее культурной и подготовленной части общества, старению нации. Существует и проблема „внутренней эмиграции”, то есть ухода из основной сферы деятельности в более высокооплачиваемые.

Культура обладает способностью проектировать научные открытия, их начинают воспринимать как данность, им не удивляются, более того, их ожидают. Именно так воспринимается ныне по-истине революционный прорыв в области биотехнологии (генная инженерия, клонирование), информатики и микроэлектроники (виртуальная реальность), космонавтики и других наук. Массовая культура своей продукцией поддерживает в нас желание покорить космические пространства, победить старение и рак, рождая спрос на это в обществе, требующий удовлетворения в потребительской экономике. Наука начинает отвечать новому спросу, коммерциализируя свои предложения.

Региональные научные центры не остаются в стороне от этого дела. Так, в нашей республике проблемы взаимодействия света, человека и природы иссле-

дуются НИИ „Человек и свет“, институтом светотехники разработана люстра Чижевского, известность приобрел ожоговый центр на базе медицинского факультета. Фундаментальные исследования, ранее интересовавшие только государство, становятся объектом интересов всего общества, частных фирм, требуют создания новых технологий, котирующихся на рынке. И быстрее всего этот процесс протекает в сфере конверсионных программ.

Учитывая интерес человечества к таинственному и необъяснимому, наука стремится охватить ныне даже те явления, которые ранее относились к области иррационального. Так рождается научный интерес к нетрадиционной медицине, к многомерности пространства, начинается поиск в области биоэнергетики. Естественно, что при этом давний спор физиков и лириков разрешается в пользу авторитетности естественных наук и техники. Мышление культуры, даже на обыденном уровне, обретает черты сциентизма и техницизма.

Начиная с 50-х годов и наука, и техника тоже обретают новый стиль, основанный на игре ума. Одной из особенностей мышления, появляющейся благодаря техническим открытиям, становится влияние точного знания на гуманитарную науку, формирующее новые направления: структурализм, конструктивизм, функционализм. Вместе с тем антропо-центричное гуманитарное знание порождает новый неклассический тип мышления, уводящий от узкой специализации к широкому взгляду на мир и постановке нового ряда эпистемологических проблем. Отличает новое направление достаточно широкое и размытое проблемное поле исследований. И единственное, что очерчивает его, — особая сфера интересов (человек).

Идея синтеза гуманитарного знания — следствие появления антропологии, базирующееся не на простом заимствовании данных смежных дисциплин, а именно на слиянии их методов и проблем. Последнее обстоятельство делает антропологию открытой для новых проблем, терпимой к иным направлениям в науке. Плодотворным выступает здесь и синтез методологий со структурно-функциональными исследованиями, количественными и иными методами. Ярким об-

разцом такого успешного исследования служат социально-историческая демография, структурная и историческая антропология. Однако при этом не очевиден возврат к позициям, которые отвергались изначально. Вероятнее всего, это поиск точек соприкосновения для постановки новых вопросов, но уже не на макро-, а на микроуровне, со смещением акцентов с общественных глобальных отношений в сторону малых структур и исследованием индивидуально-типиче-ского.

Во многих странах новое научное направление приобрело статус и авторитет. В России, Франции, Германии, США действуют институты человека (НИИ „Человек“ в Москве, Центр нормальных исследований в Париже и др.). Ученые консолидируют свои усилия и вокруг журналов: „Анналы“ (Франция), ..Человек“ и „Одиссей“ (Россия).

Неклассический стиль мышления, отсутствие жесткой терминологии порождают скорее многообразие, а не путаницу, открывают возможности для интерпретации, так как отсутствие четкости не означает полного непонимания различных концепций. Тем самым парадоксальность нового стиля мышления проявляется здесь вновь, так как новое рождается из, казалось бы, традиционного взгляда на исследованные проблемы, но лишь перенос центра исследования отличает данный подход.

Такая несвязанность жесткими рамками и является методологическим принципом направления. Здесь традиционное рождает новое, а вопрос порождает новый вопрос, а не ответ. Открытость дает жанровую и стилистическую свободу гуманитарному мышлению. Все это, в рамках толерантности культуры XX в., делает антропологию не закрытой, а открытой для идей, концепций, позволяя под ее эгидой вырабатывать принципы нового мышления XXI в. Именно на этой базе в середине нашего столетия стала складываться наука о смысле и сущности культуры как особой сферы бытия — культурология. Ее потенциал основан на интеграции данных практически всех гуманитарных дисциплин, что открывает новые возможности для познания мира в его единстве.

Синтез — это прогресс как науки, так и культуры, вплетающий научную рабо-

ту в динамизм бытия. Научное открытие сегодня устаревает быстро (через 10, 20, 40 лет), и тогда «... всякое совершенное исполнение замысла в науке означает новые „вопросы“, оно по своему существу желает быть превзойденным» (Вебер М. Указ. соч. С. 133). Подобно искусству XX в., наука стремится к обретению нового мироощущения, нового абсолюта. И удовлетворяют ее не просто формальные логические подходы, а чувственно-раци-ональный тип осмысления, обращенность к человеку. Причем критерием прогресса становится соответствие общественного развития подлинной природы человека потребностям, интересам личности. Именно из этого исходили в своих идеях ученые-мыслители нашего времени А. Эйнштейн, В. И. Вернадский, А. Д. Сахаров и др. Уход от жесткой специализации к созданию синтетического знания проявился и во многих естественных науках. Продуктивнее всего оказались разработки физиков и астрофизиков (в теории элементарных частиц и Космоса), экологов и биологов (в концепциях разумной Вселенной, ноосферы), представителёй ряда других наук. Именно из этой попытки синтеза родились синергетика и теория информационных систем.

Заметным фактором начиная с 80-х годов становится и информационная сфера, подталкивающая науку к созданию новых средств накопления и передачи информации, что не может не найти отражения и в мышлении культуры. Простая игра ума уже не обходится без технического оснащения. Но при этом не может возродиться и технократический стиль мышления. Скорее, это новый разум с тремя компонентами — естествен-но-научным, гуманитарным и техническим. Так информационная техника превращается в элемент, а не средство прогресса. Она создает сферу мышления, параллельную человеческой, хотя в настоящий момент пока и не слитую с ней в единое целое.

В мире, где человек оказался над бытием, позволяя себе вольно обращаться с познанием его сути (что составляло особенность постмодернистского способа познания), где, казалось бы, человек остался один на один с собой, ему на помощь пришла техника, став его час-

тью, его смыслом. При этом человечество перестало чувствовать себя одиноким в своем одиночестве на планете. Искусственный разум в культуре будущего, вероятно, займет достойное место в бытии мира, став одним из главных компонентов культуры.

Таковы лишь некоторые аспекты взаимодействия культуры и науки в современных условиях рынка. Можно отметить, что их взаимодействие сейчас столь велико, что определяет и предопределяет мышление эпохи, создавая базу для XXI столетия.

Н. И. БОЯРКИН, зав. кафедрой народной музыки факультета национальной

культуры МГУ им. Н. П. Огарева, профессор

О КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ ВОПРОСАХ ИНТЕГРАЦИИ МУЗЫКАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

Проблемы подготовки высокообразованных, толерантных к этническим традициям специалистов для музыкальной культуры — наиболее острые в области современного художественного воспитания и образования. Их актуальность определяется задачами сохранения и развития национальных культур, гармонизации межэтнических отношений в Российской Федерации.

Сложившаяся в России практика подготовки специалистов по классическим музыкальным направлениям — теоретиков и исполнителей — зарекомендовала себя в мировой педагогике в качестве одной из высокоэффективных образовательных систем. Вместе с тем она оказалась малоэффективной для специальностей, в которых роль регионально-этнического духовного компонента особенно важна и ответственна. Это касается руководителей народно-певческих коллективов, специалистов по народному пению и инструментам, этномузыкознанию и музыкальной композиции.

Попытки реформирования музыкального образования с целью более полного удовлетворения кадрами многообразных культур народов России, предпринятые в 1930-е и 1960-е годы, имели положительные результаты для русской культуры и культур титульных народов союзных республик бывшего СССР, а также для некоторых автономных республик (Татария, Башкирия и др.), в которых исторически сложились разные типы учебных заведений, ведущих подготовку по нескольким направлениям: образование, самодеятельное и профессиональное творчество.

Показателен в этом отношении опыт многоуровневой системы подготовки кадров для музыкальной культуры Республики Татарстан. Система может быть представлена следующим образом: музыкальная школа, музыкальное училище — консерватория; средняя музыкальная школа для одаренных детей при консерватории — консерватория; школа (музыкальная, общеобразовательная) — инсти-

© Н. И. Бояркин, 1998