CC BY
34
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2016. №2(44)
УДК 82-2
СИНТЕЗ ДОКУМЕНТАЛЬНОГО И ХУДОЖЕСТВЕННОГО В ОБРАЗЕ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО ГОРОДА НА МАТЕРИАЛЕ ТОЛЬЯТТИНСКОЙ ДРАМАТУРГИИ
© Лариса Тютелова
THE SYNTHESIS OF NON-FICTION AND FICTION IN THE IMAGE OF A PROVINCIAL TOWN (BASED ON THE TOLYATTI DRAMA)
Larisa Tyutelova
The article is devoted to the theme of a provincial town in the plays set in the place, whose image is based on real life experiences of Tolyatti dramatists.
Firstly, the study of interactions between fiction and non-fiction in the image of a town reveals typological connections of Levanov and Klavdiev's plays with the works of "New Drama" at the turn of the 20th century, which solve the problem of a relatively autonomous existence of a person in the surrounding world due to a new type of the character and the action.
Secondly, the work with the image of a town in the Tolyatti drama determines the features of the dramatic space in the plays by Levanov and Klavdiev. It contains the codes of a provincial life, which are differently used by the reader/spectator. For certain recipients a dramatic image is a space reproduced as something extremely specific and accurate. For others it is a generalized model of a provincial world.
In any case, the stage space is an intersection of several planes: both temporal (past - present - future) and real/irreal. Their emergence depends on the ability to individually perceive and evaluate the events of the hero and of the one who, in the paratext, "expands" the dramatic space, not limited by either the framework of the stage, or the present dramatic moment. The inner experience of the reader/spectator plays an equally important role. Spatial details, documentarily and accurately reproduced, "introduce" him into a dramatic world, allow accepting it as a genuine one and involve him in the process of resolving contradictions of life, which constitute the conflict basis of the dramatic action. Its essence is an attempt to overcome the contradictions of life by substituting the present for the past or the future, equally impossible in the present.
As a result, documentary spatial images and details, as well as specific phonetic, lexical-semantic and compositional peculiarities of a dramatic speech in the verbatim drama, appeal to real life experiences that leave a trace in a person's inner world. Without them the dialogue with the author is impossible in the modern drama, neither is a joint resolution of the problems both of provincial life and life in general.
Keywords: dramatic space, provincial town, temporary planes, Tolyatti drama, Levanov, Klavdiev.
Работа посвящена теме провинциального города в пьесах, местом действия которых становится пространство, чей образ создается на основании реальных жизненных впечатлений тольяттинских драматургов.
Исследование взаимодействия документального и художественного в образе города, во-первых, позволяет выявить типологические связи пьес Леванова, Клавдиева с произведениями «новой драмы» рубежа XIX-XX столетий, в которых благодаря созданию нового типа героя и действия решается проблема относительно автономного существования человека в окружающем его мире.
Во-вторых, в результате работы с образом города в тольяттинской драме определяются особенности драматического пространства пьес Леванова, Клавдиева. Оно содержит в себе коды жизни провинции, по-разному используемые читателем / зрителем. Для одних реципиентов драматический образ - предельно конкретное, документально точно воспроизведенное пространство. Для других - обобщенная модель провинциального мира.
В любом случае сценическое пространство - место пересечения нескольких как временных (прошлое - настоящее - будущее), так и реальных и ирреальных планов. Их возникновение зависит от способности индивидуально воспринимать и оценивать происходящее как героя, так и того, кто в паратексте «разворачивает» драматическое пространство, не ограниченное ни рамками сцены, ни настоящего драматического момента. Не менее важную роль играет внутренний опыт чита-
теля / зрителя. Документально точно воспроизведенные пространственные детали «вводят» его в драматический мир, позволяют принимать его как подлинный и вовлекают в процесс разрешения жизненных противоречий, которые составляют конфликтную основу драматического действия. Его суть - попытка преодоления жизненных противоречий подменой настоящего прошлым или будущим, в равной мере невозможными в настоящем.
В итоге документальные пространственные образы и детали, подобно тому как специфические фонетические, лексико-семантические и композиционные особенности драматической речи в вер-батимной драме, апеллируют к оставившему след во внутреннем мире личности реальному жизненному опыту. Без него невозможен диалог с автором в новейшей драме, совместное с ним решение проблем жизни не только провинции, но и жизни как таковой.
Ключевые слова: драматическое пространство, провинциальный город, временные планы, то-льяттинская драма, Леванов, Клавдиев.
В конце XX века в русской драматургии появилось несколько школ, определивших развитие отечественной драматургии, а сейчас, можно сказать, и театра XXI столетия. Одной из таких школ является тольяттинская, главой которой называют Вадима Леванова.
Тольяттинской эта школа является не только потому, что Самарская область - место рождения драматургов и начала их творческого пути, место, где авторы нашли своего зрителя, свою дискуссионную площадку (театральный центр «Го-лосова, 20», фестиваль «Майские чтения»), но и место, где разворачивается действие пьес, открывших путь драматургам на сцены и экраны России.
Подходя к решению проблемы пространства драматического действия современной новейшей драмы, к которой относится и тольяттинская, стоит вспомнить, что она имеет тесные связи с «новой драмой» рубежа XIX-XX веков, максимально проблематизировавшей отношения человека с окружающим его миром. Если психологическая пьеса XIX века разрабатывает проблему зависимости человеческого характера от формирующей его среды и в то же время относительной его автономности, то «новая драма» занимается поиском выхода из ситуации невозможности автономного существования в мире и одновременной невозможности существования в нем. Отсюда и проблема драматического пространства в «новой», а впоследствии и новейшей драме.
Обозначить суть и особенности этой проблемы и пути ее решения отечественными драматургами позволяет исследование взаимодействия документального и художественного в образе города, созданного тольяттинскими драматургами. Этот образ возникает благодаря содержанию разговоров драматических персонажей и реализации действия в рамках конкретной сценической площадки, и в тольяттинской драме он является предельно конкретным. По замечанию Т. В. Журчевой, «стремление конкретизировать мир в его городских реалиях, в его природных
реалиях характерно именно для тольяттинских драматургов. Они осознают себя не только и не столько в абсолютно условном сценическом пространстве, они осознают себя в реальном мире» [Журчева, с. 197-198].
При этом стоит заметить, что долгое время драме пространственные образы, тем более конкретные, не были интересны. Так, в XVШ веке, в момент рождения в качестве национальной, русская драма даже на уровне разговоров героев к реальному бытовому пространству была более чем равнодушна. В соответствии с эстетикой классицизма его образ не мог возникнуть в трагедии, рисующей идеологический мир, но и в комедии достаточным оказывалось указание на то, что действие разворачивается в имении героев, чьи характеры и поступки мало зависят от того, где именно происходят драматические события.
Только драма XIX столетия стала внимательно относиться к окружающей героев среде, поскольку демонстрировала зависимость поведения героя от того, где именно оказывается персонаж. А потому она стала создавать образы, которые вслед за М. М. Бахтиным стоит назвать хроното-пическими. Они свидетельствуют о рождении совершенно нового драматического действия, развитие которого зависит не от реализации основных особенностей характера, способного смоделировать комическую или трагическую ситуацию, а от возможности события, определяемого как результат пересечения пространственно-временных границ субъектом действия, что наиболее ясно смогла выразить только драма рубежа XIX-XX веков. Именно пьесы А. П. Чехова, Л. Андреева, русских символистов по-настоящему оказались новыми и своим героем, и своим конфликтом, и своим действием.
Новодрамовский герой демонстрирует относительную зависимость от мира и настоящего момента его развития благодаря способности пребывать не только в точке реального настоящего, но и благодаря усилиям воображения и
памяти - в пространстве между реальным и ирреальным миром, между настоящим и прошлым, между настоящим и будущим. В западной традиции его предложено называть «персонажем-перекрестком» [Тпаи, БиЬог, с. 15].
С этим персонажем мы имеем дело и в толь-яттинской драме, о чем и свидетельствуют особенности ее хронотопов.
Сценическое пространство тольяттинской драмы может быть оформленным достаточно лаконично и в то же время оно максимально «раздвинуто» автором благодаря тому, что в него своего читателя драматург вводит не вслед за героем, а в вслед за тем, кому принадлежит голос в авторской ремарке:
Действие происходит в старом доме. Некоторые комнаты его еще вполне пригодны для жилья, там вполне тепло и нет трещин в стенах. Некоторые -полные развалины, с провалившимся потолком и обрушенным полом. На стенах некоторых комнат - географические карты, исписанные орфографически-неверной похабщиной. Мусор путешествует из комнаты в комнату, самовоспроизводясь и множась в геометрической прогрессии. Иногда лампочки в старых патронах вспыхивают со щелчком. Иногда гаснут. Иногда окна закрывает тень [Клавдиев, с. 1].
Вводящий в авторский мир читателя / зрителя субъект обладает своим видением и оценкой пространства (часто как сценического, так и вне-сценического), где будет разворачиваться действие пьесы:
Смирнов сидит один в уголку на табуреточке <...> с закрытыми глазами, чуть-чуть приподняв лицо вверх, словно подставив его под струйки ветра, втекающие в распахнутое окно <...> Если б Смирнов открыл глаза, он увидел бы в окно небо - чистое, обманчиво синее. А еще он увидел бы клочковатое белое облако, медленно и сонно перемещающееся по небу, - слабенькому ветерку не по силам, или просто лень, влачить его... [Леванов. Отель «Калифорния», с. 1].
Читатель попадает в вполне реальный мир, по отношению к которому герои начинают занимать позицию даже не отстраненного наблюдения, а игнорирования. Они его, по сути, не замечают, как и не замечают людей, их окружающих. Собственно, воссоздается новодрамовская ситуация погруженности персонажа в мир собственных проблем, отсюда постоянное возвращение к одним и тем же темам и неспособность откликнуться на обращенные к герою реплики.
Решаемые действующими лицами проблемы - проблемы бытовые, но возведенные в ранг бытийных. Невозможность их решения приводит к
бегству в мир, сконструированный сознанием персонажей. Он начинает появляться благодаря самым незначительным деталям, но деталям вполне реальным, осязаемым. Благодаря этому и замещающий реальность мир так же конкретен, как и тот, что воссоздан усилиями автора на сцене.
Читатель / зритель, вошедший в авторский мир, перестает замечать моменты пересечения границ двух миров, что, вероятно, и нужно автору. В итоге возникает иллюзия подлинности происходящего на сцене. А благодаря апеллированию к индивидуальному опыту читателя / зрителя эффект подлинности усиливается. Детали реального жизненного пространства объединяют жизненный опыт и автора, а потому часто - его героев, и читателя / зрителя. Детали не могут быть фантазийными, случайными. Драматургам необходимо документальное подлинное свидетельство эпохи.
Это может быть пространственная деталь, как звонок, например:
Я помню, у нас на двери был звонок механический, который нужно было поворачивать, как заводную игрушку, за такую штучку, крутишь ее, и раздается треньканье [Там же, с. 10].
Это может быть и более значительный образ - двора:
Мне там нос сломали! На катке. Однозначно! (Смеется.) Коньками. Тогда были такие локальные войны двор - на двор, район - на район.» [Там же, с. 13];
магазина:
Я вот таким салажонком был, а помню все отличным образом, потому что голодный был, а в магазинах запах стоял такой ... сытный. Были бочки! И водка - три шестьдесят две! [Там же, с. 4-5];
берега реки:
Летом в начале. Нет - в мае! Однозначно! Мы с мужиками уселись на «Дне», на бережку, на бревнышке. Волгу видать, водичка плещется, теплынь, благодать, одним словом говоря! Бутылочка у нас, по-моему, «Столичная» была, и три банки трехлитровые с пивом. (Зажмурился от удовольствия воспоминания.) Дебаркадер на волжских волнах покачивается, «омики» к нему причаливают с отдыхающими. А мы водочку кушаем, пивко, опять же, свежайшее. Че-хонькой вяленой, прозрачной, с жирком, сырками «Дружба», мы это дело закусываем, колбаска по два восемьдесят ломтиками на газетке... <...> Это было что-то нечто! [Там же].
Эти детали - своеобразные коды, позволяющие расшифровывать авторский замысел. И при всей их документальности, позволяющей апеллировать к опыту человека, живущего в Тольятти или Самаре, они воспринимаются и как универсалии художественного мира, создающие образ провинциального города как такового.
При этом важно подчеркнуть, что пространственные образы тольяттинской драмы, как большей части пьес и документального, и недокументального современного театра, - социально заряжены. С ними сопряжен негативный опыт человека как прошлого, так и настоящего, о чем говорят и приведенные выше примеры. Причиной тому в пьесах Леванова, Клавдиева видятся особенности истории города, существовавшего более двух тысяч лет, затопленного во время строительства Куйбышевской ГЭС в середине 1950-х годов и вновь возведенного с нуля, на пустом месте.
Персонажи тольяттинской драмы сопротивляются пустоте. Личное, частное пространство героя заполняет ее и объединяет не только действующих лиц пьесы, но и читателя / зрителя. А потому любая вольность автора при работе с деталями реального пространства заставляет почувствовать ту грань, которая отделяет авторскую фантазию от документа, как это происходит в пьесе Леванова «Парк культуры им. Горького». В ней действие разворачивается в одном из парков Куйбышева (ныне Самары):
За большим окном унылый зимний пейзаж: одинокая ворона на обледеневшем черном дереве, бронзовый бюст А. М. Горького, засыпанный снегом, сугробы. Пасмурно. Изредка за окном пробегают лыжники, иногда люди в купальных костюмах - очевидно, из группы закаливания [Леванов. Парк культуры им. Горького, с. 1].
Но в одной из реплик героя иллюзия подлинности авторского пространства разрушается. Герой видит Горького «в тюбетейке» [Там же, с. 21].
Опора на общий жизненный, а часто - эмоциональный опыт героя и читателя / зрителя позволяет автору работать на уровне подтекста, выводить из-под плана банальной бытовой истории план экзистенции, задающий в пьесе темы жизни и смерти, судьбы, выбора, предопределенности.
И еще немаловажная роль документальных точных свидетельств в тольяттинской драме состоит в том, что читатель / зритель, убежденный в подлинности представленных воспоминаний,
подлинным считает и пространство будущего, в которое герой стремится всеми силами попасть.
Но чаще всего настоящее - переход в будущее, которого не может быть. И в этом уже заключаются особенности решений проблем современности тольяттинскими авторами. Пространство будущего иллюзорно, как в настоящем иллюзорно и пространство прошлого:
Там, в Калифорнии на берегу атлантического океана <...> есть великолепное здание из черного мрамора и слоновой кости, огромная башня из полированных бивней мамонтов и убиенных слонов. <...> И это не просто, ночлежка, дом колхозника, гостиница с рублевыми нумерами, с клопами и тараканами или пятизвездочный отель со швейцарами, боями в лифтах и горничными, похожими на мерилин. Это такое место, <. > куда все стремятся, но почти никто не может попасть, потому что это - рай [Леванов. Отель «Калифорния», с. 7].
Герои бегут в никуда. И если в «новой драме» это «ничто» было сопряжено с прошлым, в котором память и фантазия, сохраняя очертания прошедшего, снимают все значимые его противоречия, то в тольяттинской драме прошлое, в которое бегут герои, не является реальным. Так, левановский Смирнов в финале «Отеля „Калифорния"» просит прощение за то, что не случилось в жизни, но о чем он на протяжении всего действия пытается вспомнить. А потому жизнь оказывается никчемной. А альтернатива ей все равно лишь то, что также не существует - образ левановского отеля «Калифорния», образ, возникший благодаря песне «Hotel California» группы Eagles (игалс) из одноименного альбома, выпущенного в 1976 году. Причем там это, скорее всего, образ наркотического видения.
В итоге можно сказать, что в недокументальной новейшей драме, в частности тольяттинской, возникает тенденция, противоположная той, что характеризует собственно документальную драму, в частности вербатимную, в которой используется техника, предполагающая записывание реальных ответов интервьюеров. Реальный документ, представляющий частную жизнь, воспринимается в документальной драме как художественно обобщенный, представляющий не реальное, а вероятное (отсюда безымянность и ти-пажность персонажей). В недокументальной драме вероятное, благодаря деталям реального жизненного пространства, апеллирующим к личному опыту читателя / зрителя, начинает восприниматься как реальное, подлинное, почти документальное.
И обе эти тенденции позволяют предположить, что документальное в новейшей драме -
это представленный реальный человеческий опыт, оставивший след во внутреннем мире личности. И его подлинность утверждается не только специфическими фонетическими, лексико-семантическими и композиционными особенностями драматической речи, но и возможностью соотнесения с эмоциональным, личным и социальным опытом читателя / зрителя и совпадения или шокового несовпадения с ним.
Тем более это верно, если согласиться с утверждением И. М. Болотян, что в вербатимной драматургии как в современном варианте документальной драмы «единицей документальности является неизмененность речевого образа рассказчика. Главное для В.-пьесы - отразить социально адекватно личность человека, который говорил» [Болотян, с. 83]. Поэтому в вербатимной пьесе происходит «документация способов высказывания» [Якубова, с. 38].
И в тольяттинской драме происходит «документация» пространственных деталей. Благодаря им осуществляется «вход» в авторский мир, и восприятие всего происходящего в нем как подлинного, и осознание конфликтности отношений человека с миром, которую можно лишь попытаться преодолеть через замещение реальности настоящего прошлым и будущим. Это настоящее и будущее - результат работы сознания, а потому конфликты современной драмы в ее тольят-тинском варианте так и остаются неразрешенными.
Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ «Волжские земли в истории и культуре России» № 15-14-63-003.
Список литературы
Болотян И. М. Вербатим // Новый филологический вестник. 2011. № 2 (17). С. 81-88.
Тютелова Лариса Геннадьевна,
доктор филологических наук, профессор,
Самарский национальный исследовательский
университет имени академика
С. П. Королева,
443086, Россия, Самара,
Московское шоссе, 34
largenn@mail.ru
Журчева Т. В. Пространство города // Современная драматургия. 2008. № 4. С. 196-199.
Клавдиев Ю. Дождь за стеной. URL: http ://www. theatre-library. ru/authors/k/klavdiev (дата обращения: 29.04.2016).
Леванов В. Отель «Калифорния». URL: http://www.theatre-library.ru/authorsMevanov (дата обращения: 29.04.2016).
Леванов В. Парк культуры им. Горького. URL: http://www.theatre-library.ru/authorsMevanov (дата обращения: 29.04.2016).
Якубова Н. Вербатим: дословно и дотекстуально // Театр. 2006. № 4. С. 38.
Triau C., Dubor F. Monologuer: Pratiques du discours solitaire au théâtre // Presses universitaires de Rennes. 2009. 1 vol. Pp. 7-17.
References
Bolotian, I. M. (2011). Verbatim [Verbatim]. Novyi filologicheskii vestnik, No. 2 (17), pp. 81-88. (In Russian)
Iakubova, N. (2006). Verbatim: doslovno i dotekstu-al'no [Verbatim: Verbatim and Documented]. Teatr, No. 4, pp. 38. (In Russian)
Klavdiev, Iu. Dozhd' za stenoi [Rain behind the Wall]. URL: http://www.theatre-library.ru/authors/k7 klavdiev (data obrashcheniia: 29.04.2016). (In Russian)
Levanov, V. Otel' «Kaliforniia» [Hotel "California"]. URL: http://www.theatre-library.ru/authorsMevanov (data obrashcheniia: 29.04.2016). (In Russian)
Levanov, V. Park kul'tury im. Gor'kogo [Gorky Park of Culture]. URL: http://www.theatre-library.ru/authors/ l/levanov (data obrashcheniia: 29.04.2016). (In Russian)
Triau C., Dubor F. (2009). Monologuer: Pratiques du discours solitaire au theater [Monologue: Practices of Monological Discourse at the Theatre] // Presses universitaires de Rennes. Vol. 1. Pp. 7-17. (In French)
Zhurcheva, T. V. (2008). Prostranstvo goroda [The Space of the City] // Sovremennaia dramaturgiia. No.4. Pp. 196-199. (In Russian)
The article was submitted on 06.05.2016 Поступила в редакцию 06.05.2016
Tyutelova Larisa Gennadievna,
Doctor of Philology, Professor,
Samara National Research University,
34 Moskovskoe Shosse,
Samara, 443086, Russian Federation.
largenn@mail.ru
