CC BY
39
ФИЛОЛОГИЯ
УДК 801.82
СИНТАКСИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ГРЕЧЕСКОЙ ПОЭТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ В ТЕКСТЕ СЛАВЯНО-РУССКОГО РУКОПИСНОГО ПРОЛОГА XVI в.
© 2012 г. И.Ю. Абрамова
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
Поступила в редакцию 11.12.2011
Анализируются синтаксические средства греческой поэтической системы в славяно-русском рукописном Прологе XVI в. Автор приходит к выводу, что, скорее всего, элементы поэтического синтаксиса греческого языка являются клише с более раннего текста, потому копируются автором механически с целью удержать язык Пролога в рамках традиции написания произведений подобного жанра.
Ключевые слова: Пролог, греческая поэтическая система, синтаксис, церковнославянский язык, го-меотелевтон, гомеоптотон, Г оргиева схема.
Объектом данного исследования является славяно-русский Пролог XVI в.
Пролог, сборник кратких житий святых и других текстов поучительного содержания, расположенных в календарном порядке, один из интереснейших и чрезвычайно распространенных на Руси памятников, по словам Л. Левшун [1], представляет собой энциклопедию всей древней славянской литературы.
С самого начала Прологи на русской почве начинают отходить от традиции написания византийского образца, что и обусловливает их особое положение в системе жанров древнерусской литературы. Двойственное положение Пролога по отношению к византийскому образцу обусловливает и двойственность его языка.
Во-первых, Прологи на Руси имеют двойную ориентацию: c одной стороны, Пролог создается для церковных нужд и, следовательно, может считаться принадлежностью собственно церковной литературы. С другой же стороны, автор, создавая назидательную часть Пролога, стремится переработать догматические положения, представленные в сочинениях отцов церкви, и дать читателю конкретные нравственные рекомендации на доступном ему языке. Такая двойная коммуникативная задача не могла не отразиться на языке Прологов.
Во-вторых, в силу составного характера Пролога часть его языковых средств заимство-
вана из других произведений, однако немалая часть языковых средств источников была заменена на более актуальную для составителей Пролога. В отличие от большинства произведений церковнославянской письменности во многих проложных статьях описываются бытовые ситуации, что и давало повод их редакторам видоизменять язык, ориентируясь на народную основу.
Несмотря на то что при создании Прологов механизм ориентации на образцы играл важную роль, «не все укладывалось в общие места, и там, где языковые стереотипы не работали или где они требовали существенной адаптации, пишущему приходилось подыскивать нужные средства выражения», что обусловливало интерференцию книжных и некнижных языковых средств [2, с. 225; 229]. Главным признаком такой средней нормы написания является широкая вариативность разных по происхождению элементов: черты живого языка проникают в книжные тексты и употребляются наряду с традиционно книжными формами.
Немаловажную роль в выборе языковых средств играет и жанровая принадлежность текста. По словам В.М. Живова, «непосредственным ориентиром для книжника и источником используемых им трафаретов оказывается не столько весь корпус прочитанной им литературы, сколько тексты того же «жанра», что и создаваемый им» [3, с. 37-38].
Что касается жанра житий, входящих в Пролог как основная его часть, то он принадлежит к числу «высоких» жанров, имеющих церковный, конфессиональный характер. В иерархии жанров средневековой литературы, предложенной
Н.И. Толстым, агиографическая литература занимает третье место после конфессиональнолитургической и гимнографической. Это обусловливается высокой степенью сакральности текстов этого жанра, их функцией в церковном ритуале и книжным языком, который, по словам
Н.И. Толстого, эволюционировал в наименьшей степени [4, с. 168-170]. Житие находится в непосредственной связи с основным корпусом текстов, что требует от писца употребления стандартной разновидности церковнославянского языка.
Несомненно, что церковнославянский язык Прологов сформировался под влиянием греческого, поэтому тема отражения греческой системы языка в нем очень актуальна.
В вопросе влияния греческого языка на синтаксис церковнославянского существуют противоположные точки зрения.
Все исследователи синтаксиса древнеславянских евангельских текстов приходили к выводу, что тождество структур греческих и славянских фраз наблюдается настолько регулярно, что любая мысль о случайности совпадений должна быть отброшена. Большинство авторов, писавших по проблематике синтаксиса первых славянских переводов, полагало, что можно прямо говорить о «заимствованном синтаксисе». «Сличение древних церковнославянских переводов с греческими оригиналами показывает их полную зависимость от этих последних, рабскую во многих случаях подражательность, и поэтому нужно быть очень осторожным при характеристике того или другого явления в древнецерковнославянском синтаксисе» [5, с. 300].
С другой стороны, при таком подходе неизбежны трудности при переводе с оригинала, которые разрешаются в церковнославянском разнообразными способами. Как отмечают некоторые исследователи, именно в силу этого нельзя говорить о полном совпадении способов выражения грамматических и синтаксических конструкций. По словам Е.М. Верещагина, «разительное совпадение синтаксических структур греческих и славянских текстов объясняется ...не воздействием одного языка на другой, не калькированием, а тем важным психолингвистическим феноменом, согласно которому при двуязычии некоторые языковые модели обеспечивают произведение речи на двух языках» [6, с. 160].
К XVI веку Прологи, без сомнения, начинают отходить от традиции канонической книжной речи, в них, как в особом жанре, все больше проявляются черты гибридного языка. Причем, как показал анализ августовского Пролога XVI в., процесс «второго южнославянского влияния» архаизирует язык данного памятника лишь частично. В связи с этим важно исследовать синтаксис памятников, чтобы ответить на вопрос, насколько авторы Прологов XVI в. стремятся сохранить книжную традицию в написании, ориентированную в синтаксисе прежде всего на греческий язык.
Основу церковнославянского синтаксиса составляет тот набор конструкций, который выработался в результате переводов с греческого и был представлен в основном корпусе книжных текстов. Церковнославянский язык воспринял множество оборотов и конструкций книжного греческого синтаксиса. Многие конструкции, будучи по происхождению синтаксическими кальками с греческого, употребляются затем и в оригинальных церковнославянских текстах; тем самым они оказываются неотъемлемой частью церковнославянского языка.
Традиционно отмечают следующие греческие синтаксические конструкции, усвоенные церковнославянским языком: 1. Дательный самостоятельный. 2. Сочетание причастия и глагола в личной форме. 3. Субстантивация причастий. 4. Действительное причастие в винительном падеже после глаголов восприятия. 5. Сочетание личной формы глагола выти и причастия. 6. Accusativus cum infinitive. 7. Мко+инфи-нитив+дат.п., восходящая к ’ юоте+инфини-тив+вин.п. 8. Еыти+инфинитив+дат.п., восходящая к ’ Ecmv+инфинитив+вин.п. 9. 6же+ин-финитив, восходящая к т о+инфинитив.
10. Субъект в пассиве: отъ+род.п., восходящая к 'ило+род.п. 11. Мн.ч. ср.р. прилагательных и местоимений в обобщенно-субстантивированном значении [7; 8].
Исследование показало, что из всех перечисленных конструкций в Прологе встречаются:
1. Дательный самостоятельный: и единою же ему шедшу (л. 562 (15), бывшю же гонению на христианы (л. 569 (29); и пришедшю же царю (л. 532 (69) и т.д.
2. Сочетание причастия и глагола в личной форме: увидевъ варварскт воевода глаголемыи хаганъ пршде (л. 562 об. (16); и се слышавше повержеся (л. 565 (21); чюдодеиствовавъ мертвеца воскреси (л. 569 об. (30) и т.д.
3. Субстантивация причастий: продающии же донесоша ко антупату (л. 562 (15); и скон-чася реченое о немъ (л. 1 об. (32) и т.д.
4. Действительное причастие в винительном падеже после глаголов восприятия: и видевши же персы бывшее (л. 563 (17); яко видя я изнемогающа (л. 567 (25); и видя его смущена (л. 3 об. (36) и т.д.
5. Сочетание личной формы глагола быти и причастия. Исследование показало, что данная конструкция несколько трансформируется в тексте Пролога. В целом нами было обнаружено три разновидности такой трансформации: а) личная форма глагола быти + причастие в страдательном залоге прошедшего времени: и при-веденъ бы... и б1енъ быстъ... и затворен бысть (л. 564 об. (20); бе стрекаемъ (л. 3 (35); б) связка быти опущена, и краткое действительное причастие в прошедшем времени употребляется самостоятельно: и призвав родителя ихъ и въпрошавъ я (л. 562 (15); и облобызавъ ихъ (л. 562 (15); и от уности предавъ блуду (л. 562 (21) в) быти стоит в форме краткого действительного причастия прошедшего времени + причастие: во всякои добродетели воспитанъ бывъ (л. 563 об. (18); ятъ же бывъ (л. 563 об. (20).
6. Субъект в пассиве: отъ+род.п., восходящая к 'ило+род.п.: отъ благоверну рожъся родителю (л. 563 об. (18); и никоея же пользы пр1а от них (л. 1 об (32).
Однако все отмеченные примеры носят единичный характер и обусловлены, вероятно, тем, что Прологи являются самостоятельным жанром, очень важным в иерархии жанров древней письменности, что ведет к их особой синтаксической структуре, не повторяющей особенностей иных текстов. Отмеченная выше высокая степень сакральности данного сборника обусловливает то, что автор обращается к незыблемой традиции написания классического канонического текста. В синтаксисе это отражается особенно отчетливо в обращении к каноническим греческим конструкциям. Кроме того, некоторые части назидательной составляющей Пролога не были самостоятельны, что приводило к копированию не только их содержания, но и конкретных языковых средств.
В агиографической своей части Пролог несколько свободней от сдерживающих рамок традиционного греческого синтаксиса. Здесь мы обнаружили такую типичную для народноразговорного типа русского литературного языка конструкцию, как цепное нанизывание, о функциях которой мы скажем позже.
Поэтические средства синтаксиса греческого языка исследовались многими учеными, однако, на наш взгляд, самый весомый вклад в разработку данной проблемы внес С.С. Аверинцев [9]. Он описал целый ряд поэтических средств,
входящих в синтаксическую систему греческого языка. В своем исследовании мы будем опираться именно на его работы, поскольку не имеем доступа к оригинальным греческим Прологам.
Среди средств поэтического синтаксиса греческого языка он особенно отмечал приемы, способствующие ритмизации текста. Ритм как принадлежность прозаического текста, ощущаемая на слух, но больше даже обращенная к разуму, в ранневизантийской литературе часто строится не на основе фонетического сходства слов, а на основе идентичности их грамматических форм. Эта ритмизация, порождающая торжественность речи, создается использованием приемов гомеотелевтона (созвучия окончаний) и гомеоптотона (равнопадежья) [9]. Часто эти приемы совмещаются. Аверинцев С.С. отмечает, что вслед за ранневизантийскими наставниками так стали писать и древнерусские книжники, отмечая особенно творчество Епифания Премудрого:
И о сем прилежно думаше и гадаше, и иска-ше и пыташе, кого изискати, и изъбрести, и избрати, и послати епископа в Пермь (гомеоте-левтон);
Но преже о сем всехъ молю, елико в писмена сия приницающихъ, и разгибающихъ, и почита-ющихъ, и послушающихъ, и внимающихъ, и раз-сужающихъ (гомеоптотон).
Как показал анализ, исследуемый Пролог не обнаруживает последовательности в употреблении данных приемов ритмизации текста. Ритмически организованные периоды встретились нам лишь в назидательной части Пролога, однако и они немногочисленны, например: овогда влачим бе и биенъ и жгомъ и оклеветаемъ и уничижаем (л. 566 об. (24); та бо явися обиди-мымъ помощница печалнымъ заступница и скорбящимъ утешение и болящимъ целительница правовернымъ утвержение апостоломъ похвала мученикомъ крепость (л. 13 (55) и др.
Последняя особенность сближает текст Пролога с агиографическими текстами Епифания Премудрого, что в целом доказывает мысль о том, что синтаксические поэтические средства книжно-славянского типа языка заимствованы из греческого. Вместе с тем следует отметить, что рифмоидные периоды, основанные на рав-нопадежье, в епифаньевской прозе служат необходимым структурным элементом, организующим весь текст Жития в целом. На наш взгляд, отмеченные в Прологе примеры не отражают подобного построения текста, скорее, употребление подобного рода усложненных конструкций - дань традиции. Эта мысль под-
тверждается еще и тем, что примеры подобного построения встретились в таких устойчивых по структуре и языку в силу своей каноничности фрагментах текста, как Слова и Поучения Иоанна Златоуста. Житийные же фрагменты отражают иное представление о построении текста, что, без сомнения, связано с самим назначением проложных Житий: дать краткую информацию о жизни святого в день его памяти. Здесь ритм задает такой элемент народноразговорного синтаксиса, как конструкция цепного нанизывания: персянинъ родомъ оглашенъ от урия некоего християнина и яже о Христе навыкъ оставивъ же отечество и притяжание и прииде во град Нисивии и получи святое крещение и во мнишеское одение облечеся и т.д. (л. 561 (13).
Цепное нанизывание, на наш взгляд, выполняет в данном случае две функции: во-первых, выступает как средство связности текста и, во-вторых, как средство ритмизации его за счет повторяемости союза «и».
Ритмизации прозаических текстов служат также риторические вариации на тему одного и того же слова, построенные на основе античного приема «Горгиевой схемы» [9]. Целые периоды текста строятся русскими книжниками с использованием данного приема. Например, можно вспомнить вариации на тему «един» в известном периоде из «Жития Стефана Пермского»:
А перьмскую грамоту единъ чернець сло-жилъ, единъ съставилъ, единъ счинил, единъ калогеръ, единъ мнихъ, единъ инокъ, Стефанъ, глаголю, присноименимыи епископъ, единъ во едино време, а не по многа времена и лета, якоже и они, но единъ инокъ, единъ въ едине-ньи уединяяся, единъ уединенъ, единъ единого Бога на помощь призываа, единъ единому Богу моляся и глаголя...
«Парные синтагмы» - близкие, сопрягаемые в сравнении слова, соединенные попарно [10], или «парные соединения, сходные по значению слов» [11], - также служат цели усиления экспрессии, цели абстрагирования понятия. Они носители символического значения, «которое требует раскрытия путем уточнений в расширяющем контексте» [10, с. 200]. Тавтологические повторы и цепи однокоренных слов воспринимаются современниками как абсурдное нагромождение лексем, не меняющее ничего в структуре текста. Однако это не так, потому что такие повторы и нагромождения слов служат, по мнению Д.С. Лихачева, цели абстрагирования текста. Вместе с тем высказывается мнение,
что парные синтагмы выполняют в сакральном тексте смыслообразующую функцию, т.к. служат одним из дополнительных средств углубления смысла текста [12, с. 67-81; 13, с. 32-46]. Повторяемость для средневекового человека -основной мировоззренческий принцип, своеобразный знак вечности: духовное повторяемо и циклично, материальное - тленно и преходяще. Часто тавтологические сочетания становятся конструктивным элементом целого периода, формируя его сложный рисунок.
В исследуемом Прологе встретились единичные случаи употребления тавтологических сочетаний: она же възрадуясь радостию великою (л. 12 (53); яко же и в темнее пещере свеча просвещаетъ (л. 563 (79); въ день судныи осу-дишася (л. 539 об. (84). Однако количество и сам «набор» подобных сочетаний не дает оснований полагать, что автор, используя их, ставит перед собой задачу, подобную той, о которой мы говорили выше. Скорее всего, данные выражения являются клише с более раннего текста, потому копируются автором механически. Однако это всего лишь предположение, поскольку сама история бытования Прологов на Руси не изучена, и потому мы не имеем ясного представления об их первоисточниках и, соответственно, не можем судить об их языке.
Итак, исследование показало, что хотя рукописный Пролог XVI в. и содержит некоторые элементы поэтического синтаксиса греческого языка, однако эти элементы, скорее всего, призваны удержать язык Пролога в рамках традиции написания произведений подобного жанра.
Список литературы
1. Левшун Л.В. История восточнославянского книжного слова XI-XVII вв. Минск, 2001. 352 с.
2. Живов В.М. Автономность письменного узуса и проблема преемственности в восточнославянской средневековой письменности // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов. Краков, 1998 год. Доклады российской делегации. М.: 1998. С. 212-247.
3. Живов В.М. Язык и культура в России XVIII века. М.: Школа. 1996. 591 с.
4. Толстой Н.И. Отношение древнесербского книжного языка к старославянскому языку // Толстой Н.И. История и структура славянских литературных языков. М., 1988. С. 164-173.
5. Грунский Н.К. Очерки по истории разработки синтаксиса славянских языков. Юрьев, 1910. Т. 2. 339 с.
6. Верещагин Е.М. Из истории возникновения первого литературного языка славян. Переводческая техника Кирилла и Мефодия. М.: Изд-во МГУ. 1971. 256 с.
7. Иером. Алипий (Гоманович). Грамматика церковнославянского языка. М.: 1991. 271с.
8. Ремнева М.Л. История русского литературного языка. М.: Изд-во МГУ. 1995. 400 с.
9. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Coda. 1997. 343 с.
10. Колесов В.В. Древнерусский литературный язык. Л.: Изд-во ЛГУ 1989. 295 с.
11. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука. 1979. 352 с.
12. Клименко Л.П. Структура и семантика конструкций стилистической симметрии в сакральных текстах // Актуальные вопросы русистики и общего языкознания: Сб. науч. тр., посв. М.А. Михайлову.
Н. Новгород, 1999. С. 67-81.
13. Клименко Л.П. Тематическая организация парных сочетаний в Псалтири// Чтения, посвященные дням славянской письменности и культуры: Мат. регион. науч. конф. Чебоксары, 20-21 мая 2000. Чебоксары, 2000. С. 32-46.
SYNTACTIC MEANS OF THE GREEK POETIC SYSTEM IN THE TEXT OF THE SLAVIC-RUSSIAN HANDWRITTEN PROLOG OF THE 16th CENTURY
I.Yu. Abramova
We examine syntactic means of Greek poetic system in the Slavic-Russian handwritten Prolog of the 16thcentury. As a result of the research, the author comes to the conclusion that apparently the elements of poetic syntax of Greek are cliches of an earlier text, therefore they are copied by the author mechanically in order to keep the language of Prolog in the framework of the tradition of writing works of this genre.
Keywords: Prolog, Greek poetic system, syntax, Church Slavonic, homeoteleuton, homeoptoton, Gorgias' scheme.
