CC BY
83
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 2 (293).
Филология. Искусствоведение. Вып. 74. С. 100-104.
СИНТАКСИЧЕСКИЕ КЛАСТЕРЫ КАК РЕЧЕВОЕ СРЕДСТВО ОТРАЖЕНИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ В РОМАНЕ ДЖ. ДЖОЙСА «УЛИСС»
Анализируются синтаксические кластеры, которые в дискурсивной ткани романа Дж. Джойса «Улисс» оказываются идеальной формой конструирования повседневности как открытой системы, предполагающей актуализацию повседневного опыта персонажей.
Ключевые слова: синтаксические кластеры, перечисление, модернистское повествование, повседневная реальность.
Переполненный «фактами» о банальных, рутинных элементах ежедневного опыта незаурядного человека, роман «Улисс» в истории литературного модернизма выступает эксплицитным оправданием бессобытийной повседневности. Каталогизируя опыт восприятия действительности, переживаемый персонажами в течение одного дня, Дж. Джойс предпринимает попытку воссоздать реальность особого момента в жизни Дублина 1904 г., априорно признавая разницу между обычным событием и художественной репрезентацией, которая, как правило, видоизменяет это событие в нечто экстраординарное. Автор моделирует модернистский текст посредством бесконечного акцентирования когнитивного внимания читателей на лишенной ярких событий и неконтролируемой повествователем повседневности.
Исследователи художественного творчества Дж. Джойса отмечают, что день 16 июня 1904 г. становится своеобразной точкой отсчета стремительного проникновения повседневной жизни в ткань литературного произведения. Роман «Улисс», в котором запечатлено джойсовское видение этого дня, является первым модернистским произведением, который детально документирует непроизвольное проявление повседневной современности как особой гносеологической и аксиологической композиции объективного мира в художественном дискурсе [3. С. 59; 4. С. 29].
Это произведение предстает своеобразным «мостом», объединяющим символическое и воображаемое видение мира. Оно маркирует эстетический сдвиг от классического к модернистскому эксперименту в литературе, предполагающему конфликт традиционного порядка и нового видения мира, конфликт художника, пытающегося придать форму хаосу. В результате персонажи романа оказываются неспособ-
ными к радикальным действиям, они сосредоточены на своем внутреннем мире.
Речевым способом указания сосредоточенности персонажей на своем внутреннем мире предстают в романе элементы повседневного дискурса, которые могут быть рассмотрены в качестве символов подлинного антропологического опыта. Как показали наши наблюдения, в функции подобных элементов в модернистском повествовании Дж. Джойса частотно используются синтаксические кластеры, формируемые синтагматическими скоплениями парадигматических единиц. Данные речевые образования выделяются нами на основании общего семантического компонента «каузация изменения эмоционального состояния», относятся к классу синтетических каузативов, в которых значение каузативности не имеет «выхода» в синтаксическую сочетаемость.
В лингвистике термином «кластер» обозначают «последовательность, цепочку языковых элементов, которыми могут быть звуки (вокальный кластер) или части речи (глагольный кластер) [1. С. 171-172]. В тексте модернистского романа речевые кластеры отражают тенденцию к примитивизации речи, к активизации в ней спонтанных проявлений, высокоавтоматизированных компонентов (окказиональных клише). На синтаксическом уровне это проявляется в снижении тщательности в «считывании грамматических обязательств» в ходе моделирования диалогического высказывания, в появлении логически незавершенных фраз, в простом соположении смысловых групп (вместо их синтаксического сочетания). В когнитивное сознание персонажей инкорпорирован механический элемент, являющийся основой выживания в воображаемом мире.
В частности, образы Блюма и Молли эффективно вырисовываются в момент, когда данные персонажи ощущают эмоциональные
сдвиги, позволяющие им избежать тщетных или опасных соприкосновений с объективной действительностью. Так, Блюм постоянно «включает» механизм, возвращающий его в реальную действительность: (1) “Well, I am here now... Must begin again those Sandow’s exercises. On the hands down. Blotchy brown brick houses. Number eighty still unlet. Why is that? Valuation is only twenty-eight... To smell the gentle smoke of tea, fume of the pan, sizzling butter. Be near her ample bedwarmed flesh. Yes, yeas [5. С. 73-74]. В данном случае поток сознания персонажа моделируется техникой механического перечисления, формирующей синтаксические кластеры.
Роман конструируется автором таким образом, чтобы читатель постоянно актуализировал собственный опыт восприятия повседневной действительности. Репрезентация повседневного опыта как банального, рутинного становится одной из доминирующих авторских целей, которая на речевом уровне произведения маркируется синтаксическими кластерами, ассоциируемыми в читательском когнитивном сознании с детализированной фиксацией того, что необходимо сделать в данный момент, или того, что не следует забыть в повседневной деятельности. Более того, синтаксические кластеры отражают несобытийность, отсутствие сюжета, предполагающего какое-либо развитие событий.
Ю. Лотман приводит в качестве примера «текстов без сюжета» календарь и телефонный справочник, признавая, что литературное повествование отличается тем, что в нем наблюдается сознательное нарушение художественной техники механического перечисления [2. С. 256-257]. Учитывая тот факт, что Дж. Джойс активно задействует технику моделирования бессюжетного текста, мы должны понимать роман «Улисс» как авторскую попытку породить художественное повествование из непосредственного созерцания повседневной бессобытийности.
Ю. Лотман рассматривает прием механического перечисления в качестве «закрытой» системы, через которую язык маркирует то, что лежит как в рамках, так и вне рамок знания. Для Дж. Джойса перечисление - это не столько система с жесткими ограничениями, сколько художественный способ внедрения в ткань модернистского повествования фундаментальной незамкнутости повседневной жизни. Перечисление в «Улиссе», как правило, указывает на то, что существует вне того, что в него вклю-
чается. И в этом отношении роман нарушает конвенции конструирования перечисления, оформляя синтаксические кластеры в виде парадигматических скоплений несовместимых в объективной реальности, но привычно совместимых в когнитивном сознании персонажа понятий, качеств или действий.
На уровне модернистского повествования Дж. Джойса мы рассматриваем синтаксические кластеры как реализацию авторской попытки «записать» подробную историю одного дня Дублина - начиная с того, что употребляет в пищу Блюм и заканчивая географическими особенностями города. Синтаксические кластеры «населяют» каждую главу «Улисса», порождая модернистский метафорический резонанс, всегда устанавливая контекстуальную «реальность» времени и места повествования. Они непосредственно реконструируют повседневный опыт Блюма как рядового дублинца. В частности, первое предложение главы «Калипсо» («Calypso») моделирует описание Блюма именно посредством синтаксического кластера: (2) “Leopold Bloom ate with relish the inner organs of beasts and fowls. He liked thick giblet soup, nutty gizzards, a stuffed roast heart, liver slices fried with crustcrumbs, fried hencods’s roes. Most of all he liked grilled mutton kidneys which gave to his palate a fine tang of faintly scented urine” [5. С. 55]. Детализируя то, что любил употреблять в пищу персонаж, данный синтаксический кластер также указывает на приземленность Блюма, порождая контраст с идеализмом Стивена. Подобный синтаксический кластер, не повествуя о динамичных событиях, сосредоточивает читательское внимание на восхищении персонажа, поедающего пряные блюда, отражает в подтексте повествования избыточность еды, неумеренность персонажа, потребляющего ее.
Избыточность и неумеренность, согласно нашим наблюдениям, в модернистском дискурсе Дж. Джойса являются прагматической основой художественного представления повседневного события в статике как «экстраординарного», моделируемого посредством синтаксического кластера. Данные фундаментальные для повествования характеристики остраненно воспринимаются читателем.
В поэме Гомера «Илиада», послужившей одной из интертекстуальных матриц для «Улисса», художественная техника перечисления объектов отражает важные для коллективного самосознания и национальной идентичности
древних греков явления. Например, перечисление кораблей в начале поэмы имплицитно подразумевает следующие утверждения: это то, что произошло в действительности, это те, кто участвовал в важном событии. Аналогичным образом в «Улиссе» воссоздается историческая точность момента повествования: синтаксические кластеры, формируемые перечислением фактов, событий, действий, подчеркивают «встроенность» когнитивного сознания Блюма в дискурсивную ткань ирландской истории. Когда Стивен и Блюм беседуют ночью в хижине кэбмена, их разговор касается работы и нации. Блюм определяет патриотизм как (3) “all creeds and classes” [5. С. 644]. Стивен отвечает: “Count me out” и приходит к заключению: (4) “We can’t change the country. Let us change the subject” [5. С. 645]. Мысль Стивена оформляется посредством синтаксического повтора, формирующего соответствующий кластер.
Многие перечисления фактов, событий, действий, формирующие в «Улиссе» синтаксические кластеры, способствуют развертыванию модернистского повествования, при этом не наблюдается унификации перечисляемых сущностей, подведения их под единый знаменатель. Читатель не может выделить самое главное в перечислении. В результате само повествование выходит из-под контроля рассказчика, определяется субъективной сферой персонажа. В частности, в главе «Цирцея» (“Circe”) список вещей, распределяемых «телохранителем» Блюма, включает (5) “loaves andfishes...cheap reprints of the World’s Twelve Worst Books” [5. С. 485]. Косвенно данный синтаксический кластер указывает на то, что не все написанное обладает особой ценностью, некоторыми письменными трудами можно даже пренебрегать.
Некоторые синтаксические кластеры отражают реалии, находящиеся вне рамок текстуального мира - события, к которым читатель не имеет доступа или даже не подозревает, что таковые имели место в действительности. Приведем пример перечисления предметов обсуждения Блюма и Стивена по дороге домой (6), предметов на кухонном столике Блюма (7): (6) “Music, literature, Ireland, Dublin, Paris, friendship, woman, prostitution, diet...the Roman catholic church, ecclesiastical celibacy, the Irish nation, Jesuit education, careers, the study of medicine...” [5. С. 666]; (7) “... a chipped egg-cup containing pepper, a drum of table salt, four conglomerated black olives in oleaginous paper,
an empty pot of Plumtree’s potted meat, an oval wicker basket bedded with fibre and containing one Jersey pear...” [5. С. 675]. Хотя подобные перечисления характеризуются точностью и завершенностью (создается эффект, что текст сообщает читателю все, о чем говорили между собой персонажи, или то, что Блюм видит на своем кухонном столике), становится очевидным, что в обоих случаях может быть добавлено бесконечное множество компонентов с сохранением соответствующего прагматического эффекта. В примере (7), в частности, предметы округлой формы символизируют тело Молли, о котором постоянно думает Блюм, но к данным предметам могут быть добавлены и другие, которые будут реализовывать указанную символьную функцию.
В смысловом плане каждый синтаксический кластер сосредотачивается вокруг того, что непосредственно не упоминается в перечислении, но косвенно подразумевается: в примере (6) указывается на то, что Стивен и Блюм достигают согласия в диалоге; в примере (7) сообщается, что поменялось количество предметов и порядок их расположения после свидания Молли с Блезисом. Факт, сигнализируемый присутствием коробки Блезиса. То, что эксплицитно не сообщается синтаксическим кластером, составляет предмет размышлений Блюма. Неявно выраженные звенья кластеров содержат важную для читательской интерпретации модернистского повествования информацию.
Вместе с тем, кластеры моделируют художественные события как не поддающиеся описанию посредством обычных языковых средств. Например, в тексте задается вопрос о том, что происходит, когда Блюм заваривает чай для себя и Стивена не совсем в обычной форме: (8) “What concomitant phenomenon took place in the vessel of liquid by the agency of fire?” [5. С. 673]. В данном случае обнаруживается противопоставление между действительным опытом персонажа и языковыми средствами описания этого опыта: происходит «дефамилиаризация» обычного в том смысле, в котором понимал это явление В. Шкловский. Читатель призван извлечь факт кипения воды из необычного метафорического сочетания. Как указывает К. Лоуренс, подобные языковые средства отнюдь не характеризуют упрощенность обычных домашних событий; в данном случае наблюдается разрыв между объективной реальностью и языковыми средствами ее
текстовой репрезентации в модернистском художественном дискурсе [6. С. 186-187].
Как представляется, стилевой плюрализм романа «Улисс» также предстает средством подчеркивания данного разрыва. В тексте создается эффект того, что никакой отдельно взятый стиль не является достаточным для отражения реалистичных событий, любой стиль трансформирует реальность. В данном отношении роман стилизует некоторые повседневные и популярные речевые модели, которые достаточно часто обрамляются в синтаксические кластеры. Подобная авторская техника повествования выявляет отсутствие единого стилистического подхода в представлении повседневности, обычности. Вот как Стивен рисует в воображении объявление для магазина канцтоваров, которое мысленно видится персонажем как драматическая сцена между мужчиной и женщиной: (9) “Solitary hotel in mountain pass. Fire lit. In dark corner young man seated. Young woman enters. Restless. Solitary. She sits. She goes to window. She stands. She sits. Twilight. She thinks. On solitary hotel paper she writes. She thinks. She writes. She sighs. Wheels and hoofs. She hurries out. He comes from his dark corner. He seizes solitary paper. He holds it toward fire. Twilight. He reads. Solitary” [5. С. 684]. Синтаксические кластеры воссоздают комическую и не поддающуюся здравой логике сцену. Читатель не понимает, почему женщина что-то пишет или почему напряжение между участниками сцены достигает накала. В данном случае также наблюдается опущение важных в смысловом отношении звеньев информации, которые восстанавливаются читателем с учетом знания языка пьес Г. Ибсена, для которого характерна подобная манера повествования.
Ф. Моретти утверждает, что язык романа «Улисс» отрицает авторитарный стиль. Каждый литературный стиль повествования является своеобразным «эквивалентом» в том смысле, что предстает произвольным, «ирреле-вантным» в процессе интерпретации объективной реальности или как формализация литературного языка. Исследователь признает невозможность системы языка адекватно отражать повседневные события. «Стили-шифтеры»,
задействованные в романе для моделирования потока сознания, подчеркивают несостоятельность какой-либо разновидности рефлектирующего языка, его «фундаментальный провал» в репрезентации повседневной реальности.
Данный «провал», с другой стороны, оборачивается успехом: авторское признание дистанции между словом и событием - это то, что частично обеспечивает роман безграничной энергией и особым очарованием [7. С. 206].
Синтаксические кластеры способствуют конструированию модернистского стиля изложения, который адекватно отражает повседневную действительность, вводит умеренную литературную трансформацию объективной действительности в попытке предотвратить деконтекстуализацию событий и объектов от своего естественного окружения. Данные кластеры, особенно в главе «Итака» («Ithaca»), поддерживают художественную трансформацию повседневного бытия в литературный язык и, соответственно, обычный опыт в поэтический феномен, культивируемый персонажами романа.
Другими словами, роман «Улисс» привлекает внимание читателей именно актуализацией несостоятельности системы языка удержать «зеркальное» качество уравниванием способов интерпретации объективного мира с желанием изменить этот мир. Дж. Джойс показывает, как язык трансформирует реальность посредством придания синтаксическим кластерам поэтической функции. Например, описание того, чем восхищается Блюм, превращается в своеобразную поэму, моделируемую синтаксическим кластером, основанным на перечислении. Ср.: (10) “.the noxiousness of its effluvia in lacustrine marshes, pestilential fens, faded flowerwater, stagnant pools in the waning moon ” [5. С. 672]. Это не язык Стивена, а драматическая вариация его, другой «голос».
Джойсовский реализм, отражаемый синтаксическими кластерами, проливает свет на творческий процесс того, как повседневное бытие становится литературным явлением, поддающимся рефлексии. Неуловимый повествователь - сознание романа - опережает наблюдения как персонажей, так и читателей, обеспечивает комментарий разворачиваемых событий и речевых способов репрезентации данных событий в дискурсивной ткани модернистского романа.
Некоторые из объектов, актуализируемых в синтаксических кластерах, приобретают особую литературную значимость, поскольку они периодически упоминаются в процессе повествования по воле неуловимого рассказчика: картофелина в кармане Блюма, брусок мыла для Молли, прелести греха (“sweets of Sin”) и
так далее. Упоминаемые в нескольких главах романа, данные объекты становятся лейтмотивами модернистского повествования, принуждают читателей извлекать особый смысл из факта, из неоднократного упоминания.
Реалистическая манера письма Дж. Джойса была навеяна техникой зеркального отражения объективного мира, присущей Г. Ибсену. В романе «Улисс» отражательная функция проявляется в виде нескольких «зеркал», каждое из которых, обладая подражательным характером, характеризуется собственным уникальным «отражением». Знаменателем, унифицирующим эпизоды перечисления фактов, событий, действий, становится в романе остраненное восприятие повседневной жизни. Синтаксические кластеры в дискурсивной ткани романа оказываются идеальной формой конструирования повседневности как открытой системы, предполагающей актуализацию повседневного опыта персонажей. Однако для Джойса желание представить повседневный опыт как экстраординарный, ранее не испытанный, не является самоцелью, поскольку язык, согласно модернистскому видению, всегда видоизменя-
ет то, что он репрезентирует. Язык предстает оптимальным материалом для радикального эстетического производства лишь симулякров, что и подтверждается частотным функционированием синтаксических кластеров в романе «Улисс».
Список литературы
1. Комлев, Н. Г. Словарь иностранных слов. М., 2001. 459 с.
2. Лотман, Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1996. 464 с.
3. Butler, Ch. Joyce and the Displaced Author // James Joyce and Modern Literature. Cambridge, 1982. P. 54-71.
4. Gibson, A. Joyce’s Revenge. History, Politics, and Aesthetics in Ulysses. Oxford : Oxford University Press, 2002. 237 p.
5. Joyce, J. Ulysses. L., 1985. 720 p.
6. Lawrence, K. The Odyssey of Style in Ulysses. Princeton, 1981. 353 p.
7. Moretti, F. Signs Taken for Wonders. L., 1988. 297 p.
Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 2 (293).
Филология. Искусствоведение. Вып. 74. С. 104-109.
Л. П. Ковальчук
НАУЧНАЯ ПАРАДИГМА И СТРУКТУРНАЯ КОМПОЗИЦИЯ СКАЗОЧНОГО ДИСКУРСА
Раскрываются культурные ценности сказочного дискурса, рассматриваются основные характеристики народной сказки, к которым относятся языковая и образная метафоричность, особое соотношение фантазии и реальности, нестандартные формы пространственно-временного членения и трехчленность. Особое внимание уделяется композиционным приемам.
Ключевые слова: народные сказки, сказочный дискурс, метафора, композиционные приемы.
История культуры на всем ее протяжении родная сказка, наряду с языком и искусством, соотносилась со сказочным наследием древно- составляет автономную символическую форму сти. Сказочный дискурс, несмотря на свою ви- культуры, отмеченную особой модальностью, димую простоту восприятия и доступность, за особым способом символической объектива-многовековую историю превратился в универ- ции чувственных данных, эмоций. сальное хранилище закодированной информа- Сказочный дискурс в той или иной фор-ции, которое помогает человеку, прежде всего ме иллюстрирует особенности первобытного ребенку, усвоить культурные ценности. На- мышления. Человек - существо индивидуаль-
