CC BY
123
УДК 378(075-8):811.112.2-373 ББК 81.432.4-3Я73
СИНЕКДОХА В ДИСКУРСИВНОМ АСПЕКТЕ
| Н.М. Наер
Аннотация. Статья посвящена исследованию стилистического приема синекдохи в дискурсивном аспекте в свете теорий Факонье, Тернера, Ричардса, Харъюнга в терминах теории концептуальной интеграции. Синекдоха рассматривается на фоне других стилистических приемов: метонимии, метафоры, гиперболы - в структурных, семантических и образных параметрах традиционного и новейшего функционально-лингвистического анализа с целью их разграничения и выделения экспрессивной значимости, интенсивности, эмоциональной насыщенности, образности и эстетической ценности, а также пейоративной и мелиоративной оценки на примерах русской и немецкой художественной речи.
Ключевые слова: синекдоха, дискурсивный аспект, гетерогенность, антономазия, гипербола, парадоксальность, оболочка и содержание, слияние ментальных пространств.
352
SYNECDOCHE IN DISCURSIVE ASPECT
| N.M. Nayer
Abstract. The article deals with the research of synecdoche as a stylistic device in the discursive aspect with respect to the theoretical basis of Fauconnier, Turner, Richards, Harjung and terms of conceptual integration theory. The synecdoche is differentiated against other stylistic devices, metonymy, metaphor, hyperbole, in the structural, semantic and imagery parameters of the traditional and new functional analysis principles to demonstrate the span of each and show expressivity, intensity, emotional value, imagery, and esthetical value, the pejorative and ameliorative evaluation as well.
Keywords: synecdoche, discursive aspect, heterogeneity, antonomasia, hyperbole, paradoxicality, vehicle and tenor, blending of mental spaces.
Судя по всему, мало кого сегодня волнует проблема синекдохи. Между тем, явление это весьма примечательное как в семантическом, так и в стилистическом плане. Словари, справочные издания и учебники стилистики, как правило, упоминают ее среди
прочих тропов, уделяя ей несколько строк, как средству иносказания, основанному на соотношении количественных факторов и их взаимосвязанности (большее вместо меньшего или меньшее вместо большего; часть вместо целого и целое вместо части) и сопрово-
ждая подобные «дефиниции» примерами типа рабочие руки, ну и народ и т.п., примерами вполне адекватными, хотя и кочующими из издания в издание, поскольку они, видимо, уже утвердились в узусе, если не в системе языка, и стали привычными. Впрочем, иногда отнесение того или иного иллюстрируемого явления к этой разновидности тропов представляется спорным, по всей видимости, вследствие того, что оно основано на каких-то смежных факторах. Так, в Поэтическом словаре А.П. Квятковского [1, с. 16] в пушкинских строках «Скажите, скоро ль нам Варшава // Предпишет гордый свой закон?» Варшава рассматривается как синекдоха, поскольку Варшава — это часть Польши; но отношения здесь не пространственные, а символи-зационные: топоним Варшава символизирует польские власти (антономазия). А «Сто раз вам повторять?» скорее, гипербола, нежели синекдоха, причем гипербола языковая и выразительное средство языка. Действительно, количественный фактор присутствует и в гиперболе, и в синекдохе, но это — различные ракурсы количественности: гипербола — это намеренное преувеличение, а синекдоха — это осмысление одного количества в терминах иного, основанное, в широком смысле слова, на концептуальной сложности.
Фактор смежности не без оснований рассматривается как важнейший тропообразующий принцип и для синекдохи. Недаром ее часто позиционируют как разновидность метонимии [2; 3]. Однако при этом упускается из виду одно существенное обстоятельство: если подлинная метонимия основывается на подлинной смежности, то в основе синекдохи лежит количественное противопоставление и, как следствие, крайняя разобщенность (большее —
меньшее, множественное — единичное, часть — целое). В синекдохе особенно остро ощущается парадоксальность отношения понятий, вовлекаемых в структуру образа. Даже в клишированных образованиях, таких как рабочие руки, образ в которых давно утрачен, парадоксальность, если задуматься, присутствует, хотя носители языка ее и не ощущают: требуется ведь не руки, а те, кто этими руками способен выполнять определенную работу (в русском языке — рабочие руки или даже рабочая сила). Конечно, парадоксальность свойственна в различной степени и другим тропам [4], при условии значительной удаленности источников образности друг от друга. Но, быть может, в хорошей авторской синекдохе она ощущается особенно остро (об этом ниже). Впрочем, в типовых синекдохи-ческих построениях парадоксальность может и вовсе отсутствовать.
Сравним, например:
Die Stasi mußte an Hoffmanns Darschl ihren persönlichen 5 Jahresplan abgearbeitet haben [5, с. 229].
Der Kopf ging voraus in den Hof [5, с. 269].
Jahrhunderte werden auslöffeln, was ein Hitler eingebrockt hat [5, с. 360].
Все это — «логические» синекдохи, то есть построенные на логическом основании: соответственно, целое вместо части, часть вместо целого, неопределенно продолжительное вместо конкретно ограниченного во времени. Такие же прозрачные отношения можно наблюдать и в следующем примере из романа Симона Урбана "Plan D".
Das Fleischgesicht lächelte. Intelligent. Entschlossen. Weitsichtig. Besonnen. Gebildet [5, с. 265].
Часть вместо целого. И в силу этой гетерогенности сочетающихся лекси-
353
1 / 2016
Преподаватель
ВЕК
ческих единиц возникает напряженность, а вслед за ней стилистическая информация, в частности, умеренно эмоциональная и образная.
Как и все другие тропы, синекдоха легко вписывается в любую теорию тро-пообразования — от отживающей свой век (века!), или уже отжившей, теории переноса значения до современных, по сути своей интеракционных, теорий взаимодействия «оболочки & содержания» (vehicle & tenor [6]), взаимодействия лексических значений [7] или слияния ментальных пространств [8]. В терминах последней (теории концептуальной интеграции) механизм порождения тропов видится универсальным столкновением неких различных сущностей, в каждом случае, на своеобразном основании. И если по основанию синекдоха близка к метонимии, то в общем концептуальном плане и та, и другая мало чем отличается от метафоры. К тому же нередко один троп конвертируется в иной - ср., Страна голосует (из газет): страна голосует - стране приписывается функция, свойственная человеку, что есть персонификация, то есть метафора, но страна голосует (целое вместо части: голосуют избиратели, граждане страны) - это синекдоха.
Обобщенность механизма тропо-образования не снимает, конечно, семантически и стилистически значимых различий. Помимо уже отмечавшихся, синекдоха едва ли не регулярно отличается присутствием фактора оценочности: количественные противопоставления оценочны по своей природе; в терминах концептуальных моделей обычные формы синекдохи могли бы быть представлены как МНОГО - ХОРОШО, МАЛО - ПЛОХО; ЦЕЛОЕ - ВАЖНЕЕ, ЧАСТЬ -МЕНЕЕ ВАЖНА; РОДОВОЕ ПОНЯ-
ТИЕ - СУЩЕСТВЕННО, ВИДОВОЕ -МЕНЕЕ СУЩЕСТВЕННО и т.п.
Еще одна характерная черта, свойственная многим тропам - семантическая гетерогенность тропеическо-го слова и слова актуализатора, отличает синекдоху. Она обычно и порождает ощущение парадоксальности. Относительно следующих двух контекстов, при учете всех упомянутых параметров, можно утверждать, что
1) часть оказывается важнее целого и
2) целое лишь повышает существенность, значительность, статус части.
Краем глаза он [Лужин] видел ноги столпившихся, и его почему-то особенно раздражала, пара дамских ног в блестящих серых чулках. Эти ноги явно ничего не понимали в игре, непонятно, зачем они пришли... [9]. Его зарыли в шар земной, А был он лишь солдат, Всего, друзья, солдат простой, Без званий и наград [10]. (Выделено мной. - Н.Н.)
Помимо огромной эстетической ценности этих двух синекдох, они интересны еще и тем, что в них находят отражение все упоминавшиеся параметры, некоторые из которых, правда, получают своеобразное преломление. Внешне и та, и другая -классические образцы: 1) часть целого, 2) целое вместо части. Они поддаются толкованию соответственно в рамках любой из упоминавшихся систем интерпретации иносказания.
«Ноги явно ничего не понимали», «зарыли в шар земной»: ноги - vehicle, дама - tenor; земной шар - vehicle, могила - tenor, ноги - словарное значение, дама - контекстуальное; шар земной - словарное, могила - контекстуальное; ноги - вводное пространство источника, дама - вводное простран-
ство цели; шар земной - вводное пространство источника, могила - пространство цели. А это еще раз подтверждает мнение о том, что различные методики интерпретации иносказания, при всех принципиальных теоретических различиях, взаимообрати-мы, и предпочтение может отдаваться той или иной методике в зависимости от конкретных целей исследования. Соответственно, можно утверждать также, что лексические единицы ноги и шар земной употребляются в иных значениях, представляют собой в этих контекстах вторичные номинации. Сочетания слов ноги не понимали и зарыли в шар земной - семантически ге-терогенны. А это и порождает очевидную парадоксальность, которая и является источником сильнейшего эмоционального эффекта. Впрочем, это лишь одна сторона происходящего процесса.
Другая, притом более существенная, — прагматическая и стилистическая сущность явления. Ведь синекдохи Набокова и Орлова - не для красного словца; в них заложен глубокий смысл, прагматическое намерение и стилистический потенциал. И та, и другая отражают отношение (в первом случае персонажа, Лужина, а косвенно и писателя: во втором случае — поэта) к описываемым событиям, а с авторской точки зрения — к их субъектам и объектам. И отношение это (оценка) выражается не автологическими, а образными средствами, что неизмеримо повышает потенциал воздействия (ср. в дама ничего не понимала в игре его и его зарыли в могилу оценка присутствует и здесь: в первом случае она совершенно очевидна; что касается второго, то сам акт похорон всегда сопряжен с оценочными ассоциациями, но это совсем другие оценки в плане выражения авторского
отношения и воздействия на адресата — вялые, безразличные оценки). Парадоксальность обоих образов поражает. И происходит это не само собой. С точки зрения стилистической здесь срабатывает механизм эффекта обманутого ожидания, правда, у Набокова он в известной степени подготовлен (его почему-то особенно раздражала пара дамских ног), но и несмотря на это обстоятельство весьма впечатляющ, у Орлова он абсолютен. Помимо этого, однако, парадоксальный характер синекдо-хической образности Набокова и Орлова складывается за счет глубинного семантического преобразования.
Если подойти к анализируемым контекстам с позиций концептуальной модели (ЦЕЛОЕ — ВАЖНЕЕ; ЧАСТЬ — МЕНЕЕ ВАЖНА), что, надо полагать, находится в соответствии с логикой наивной картины мира, то оказывается, что модель нарушается. Дама для Лужина как бы и не существует, в его поле зрения находятся раздражающие его ноги, они — «носители интеллекта», в силу этого совершенно не адекватного премудростям шахматной игры, а значит, только они и важны, то есть: ЧАСТЬ 355 ВАЖНЕЕ ЦЕЛОГО. Отсюда проистекает уничижительная оценка целого (эфемерной дамы); так осуществляется пейоративная оценка подразумеваемого персонажа. Используемая синекдоха, таким образом, служит прагматической цели снижения ценности объекта, презрительного к нему отношения. Несколько иную картину представляет собой синекдоха Орлова: несопоставимое гиперболическое соотнесение могилы с земным шаром (интенсификация модели) неизмеримо повышает ее ценностный статус и метонимически — статус солдата; а прагматическое намерение поэта сводится именно к возвеличива-
1 / 2016
Преподаватель
ВЕК
356
нию подвига солдата в Отечественной войне (и это синекдоха), и достигается этот эффект крайне неожиданным и чрезвычайно эффектным способом. Синекдоха Набокова работает на понижение, на пейоративную оценку, синекдоха Орлова — на повышение, на мелиоративную оценку.
В обоих случаях имеет место также и конвертация речевых актов: формально высказывания эти ноги ничего не понимали в игре и его зарыли в шар земной являются репрезентативами, на самом деле это косвенные экспрес-сивы. А их экспрессивность (как стилистическая категория) характеризуется высокой степенью интенсивности, эмоциональной насыщенностью и прозрачной образностью.
Блестящие образцы синекдохи Владимира Набокова и Сергея Орлова свидетельствуют о высокой эстетической ценности этого известного всем приема, нетривиальные образцы которого, однако, не так уж часто встречаются в литературе, по-видимому, потому, что не каждый, да и не всегда на это способен. Этим, видимо, и объясняется «прохладное» отношение стилистики к синекдохе.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Квятковский, А.П. Поэтический словарь [Текст] / А.П. Квятковский. - М.: Советская энциклопедия, 1966. - 375 с.
2. Harjung, J.D. Lexicon der Sprachkunst [Text] / J.D. Harjung. - Muenchen, 2000. - 478 c.
3. Тимофеев, Л.И. Словарь литературоведческих терминов [Текст] / Л.И. Тимофеев, С.В. Ту-раев. - М.: Просвещение, 1974. - 509 с.
4. Мороховский, А.Н. Стилистика английского языка [Текст] / А.Н. Мороховский, О.П. Воробьева, Н.И. Лихошерст, З.В. Тимошенко. - Киев: Вища школа, 1991. - 241 с.
5. Urban, S. Plan D [Text] / S. Urban. - btb Verlag Frankfurt am Main, 2011. - 382 р.
6. Richards, I.A. The Philosophy of Rhetoric [Text] / I.A. Richards. - New York: Oxford University Press, 1950.
7. Гальперин, И.Р. Очерки по стилистике английского языка [Текст] / И.Р. Гальперин. - М.: Изд-во литературы на иностранных языках, 1958. - 459 с.
8. Fauconnier, G. Blending as a Central Process of Grammar [Text] / G. Fauconnier, M. Turner // Conceptual Structure Discourse and Language. - Stanford, 1996. - Рр. 113-130.
9. Набоков, В. Защита Лужина [Текст] / В. Набоков. - М.: Фолио, 2001. - 39 с.
10. Орлов, С. Верность [Текст] / С. Орлов. -М.: Советская Россия, 1977. - 25 с.
REFERENCES
1. Fauconnier G., Turner M., "Blending as central process in grammar", in: Conceptual Structure Discourse and Language, Stanford, 1996, pp. 113-130.
2. Galperin I.R., Ocherki po stilistike anglijskogo yazika, Moscow, Izdatelstvo Literatury na In-ostrannykh Yazykhah, 1958, 459 p. (in Russian)
3. Harjung J.D., Lexicon der Sprachkunst, Munchen, 2000, 478 p.
4. Kvyatkovsky A.P., Poetichesky Slovar, Moscow, Sovetskaya Entsiklodepiya, 1966, 375 p. (in Russian)
5. Morokhovsky A.N., Vorobyova O.P., Lik-hosherst N.I., Timoshenko Z.V., English Sty-listics, Kiev, Vishcha Shkola, 1991, 241 p.
6. Nabokov V., Zashchita Luzhina, Moscow, Pholio, 2001, 39 p. (in Russian)
7. Orlov S., Vernost, Moscow, Sovetskaya Ros-siya, 1977, 25 p. (in Russian)
8. Richards I.A., The Philosophy of Rhetoric, New York, Oxford University Press, 1950.
9. Timofeev L.I., Turaev S.V., Slovar Literatu-vedcheskikh Terminov, Moscow, Prosvesh-cheniye, 1974, 509 p. (in Russian)
10. Urban S., Plan D, btb Verlag, Frankfurt am Main, 2011, 382 p.
Наер Нина Михайловна, кандидат филологических наук, профессор, кафедра немецкого языка, Институт филологии и иностранных языков, Московский педагогический государственный университет, nina.m.nayer2012@gmail.com Nayer N.M., PhD in Philology, Professor, German Language Department, Institute of Philology and Foreign Languages, Moscow State University of Education, nina.m.nayer2012@gmail.com
