CC BY
139УДК 821.161.1
ГРНТИ 17.07.51
В. В. Высоцкая
Символика цветовых сочетаний в романе М. Булгакова
«Белая гвардия»
Прямые и ассоциативные цветообозначения в романе «Белая гвардия» выполняют характеризующую функцию, при этом один цвет может восприниматься по-разному в зависимости от ситуации и характеризуемого лица. Каждый цвет выполняет также роль символа, а их соединение или распад воспроизводят динамику событий. Особенно важная роль принадлежит трехцветию, составляющему императорский штандарт и присутствующему в романе в зашифрованном виде. Изменение в положении города приводит к трансформации каждого из трех цветов и, в конечном счете, к распаду символа. С вступлением петлюровских войск на смену скрытому трехцветию приходит государственный символ -желто-голубой флаг, составляющие которого присутствуют в тексте романа как эксплицитно, так и в виде ассоциации.
Ключевые слова: роман «Белая гвардия», цвет, ситуативная оценка, символика, трехцветие, монархия, двуцветный флаг.
Valentina Vysotskaya
Symbolism of Color Combinations in the Novel "White Guard" by М. Bulgakov
Direct and associative color terms in the novel "White Guard" perform a characterizing function, while one color can be perceived differently depending on the situation and the person being characterized. Each color also plays the role of a symbol, and their combination or disintegration reproduces the dynamics of events. In novel especially important role belongs to the three-color, which constitutes the imperial standard and is present in the novel in encrypted form. The change in the position of the city leads to the transformation of each of the three colors and, ultimately, to the disintegration of the symbol. With the entry of the Petliura troops, the state symbol, the yellow-blue flag, whose components are present in the text of the novel, both explicitly and in association, comes to replace the hidden tricolor.
Key words: the novel "White Guard", ^lor, situational assessment, symbolism, tricolor, monarchy, bicolor flag.
Все члены семьи Турбиных являются приверженцами монархии, и эта позиция прямо высказывается в семейном кругу в присутствии друзей. Кро-
© Высоцкая В. В., 2019 © Vysotskaya V., 2019
ме того, монархические убеждения подкрепляются присутствием в доме Турбиных цветовых маркеров, совпадающих с цветами императорского дома - белого, черного и золотого цветов.
Сочетание этих цветов появляется как в характеристике обитателей дома, так и в описании интерьера:
белые зубы пианино, рыжебородый Валентин и черные нотные закорючки;
белая рукавица, бронзовая лампа и черные часы;
белые нашивки на погонах Николки и рыжеватая голова Елены в черном просвете;
белая крахмальная скатерть, золотые чашки и черно-испуганные глаза Елены.
Цвета монархического флага концентрируются в сцене ужина, на котором пьют за здоровье императора, надеясь на восстановление самодержавия. Преобладающими цветами выступают золотой и белый, которые символизируют жизнь, славу, свет, благо, чистоту: золотой остров, золотые пушки на погонах, золотая Елена, золото рукояти, белое вино, белизна скатерти, серебряные листья. Черный цвет как символ тревоги хотя и присутствует, но выражен неявно, чтобы не нарушать приподнятую атмосферу, поэтому обозначается разговорами о прибытии черных сенегальцев, упоминанием часов, а также сходными по звучанию словами в сочетаниях четыре огня и чертова кукла.
Сочетание двух цветов - ассоциативно черного и белого - при известии Шервинского о якобы спасшемся императоре (После этого известия в столовой наступило гробовое молчание. Николка горестно побелел) дополняется золотым (золотые граненые стрелы, золотой серп Елены) и дважды упомянутым глаголом царствовать (царствовало молчание; царрр-ствуй на славу). Далее сочетание черного и белого в доме (черная щель, черные полосы, черный потолок, белая стена, бледный Мышлаевский, белые руки, застелили белым) переходит в спальню Алексея (черный сон, германское (белое) вино, начало светать бледно), а сочетание черного и золотого - в спальню Елены (черная печаль и черные пятна окон, которые кажутся гробовыми, рыжеватая Елена, рыжая, золотая Елена). Все три цвета объединяются в один символ сходными размышлениями сестры и брата о Тальберге, офицере генерального штаба, бегство которого стало первым знаком распада.
С развитием событий каждый из трех цветов проходит свой путь, образуя сочетания с другими красками, обособляясь от них или преобразуясь в иные оттенки.
Золотой цвет в доме Турбиных уплотняется в благородный коричневый, где в шкафах книги, пахнущие старинным шоколадом; в комнате Елены коричневая икона, а в церкви, где отпевали мать Турбиных, коричневый святитель Никола. Коричневые лики возникают позже в описании крестного хода при вступлении Петлюры в город. Здесь изображение ликов на хоругвях сочетается с таинственными золотыми словами, но затем происходит упрощение образа упоминанием коричневых до пят костюмов хора и дальнейшая профанация в описании коричневых, с толстыми икрами скоморохов, которые «неслись, приплясывая и наигрывая на дудках, на старых фресках на стенах». Расширение локуса за пределы церкви приводит к изображению ассоциативно коричневого и его окончательной вульгаризации: в кафе «Максим» пахло жженым кофе, «в рядах над строем курилась махорка», и даже у Козыря-Лешко, полковника петлюровской армии, «воняло махоркой от владельца красных прыщей». Некое подобие благородства, связанное с коричневым цветом, сохраняется еще в квартире у Лисовича, где Василиса и Карась пьют «славный коньяк Шустова».
Желтый цвет может вызывать как позитивные, так и негативные эмоции. Гёте в своей теории света связывает желтый цвет «в его наивысшей чистоте» с природой светлого начала [2]. Положительные ассоциации вызывает лучисто-желтый цвет, ему противостоят отталкивающе яркие и пронзительно-резкие тона [4, с. 65]. В романе «Белая гвардия» желтый цвет проявляется в двух версиях - как профанация золотого и как символ болезненности.
В городе желтый цвет еще встречается в сочетании с золотым: в салоне мадам Анжу сохранились остатки прежней мирной жизни в виде золотых слов «Шик паризьен», но появились с приметы, отражающие новые военные реалии в виде плаката желтого картона с надписью «Героем можешь ты не быть, но добровольцем быть обязан»; там же располагаются офицеры в золотых пушечных погонах и желтый ящик с телефонными трубками; в сцене похорон за желтыми гробами следуют священники в золотых ризах; на улицах золотопогонных офицеров провожают липкими взглядами, но в городе еще густопогонно (скрытое обозначение золотого), а возле гимназии, крытой желтой николаевской краской, мелькают желтые полушубки и военные фуражки; за гетманскими столами сидят люди с гнилыми желтыми зубами и золотыми пломбами, и наконец, в связи с вывеской на углу Миллионной упоминается золото в сочетании с негативно окрашенным словом «ржавая».
В то время, когда в городе стали заметными признаки разложения, вульгарной яркости и фальшивого блеска, в описаниях появился оранжевый цвет и оттенки желтого, напоминающие золотой: золотистый жир балыков, золо-
тистые блондинки, рыжеватые сибирские меха, оранжевый свет. Желтый цвет как позитивный, мирный присутствует в описании трамваев с желтыми соломенными пухлыми сиденьями, а по контрасту упоминаются желтые чемоданы как символ бегства.
Охватившая многих людей стихия перемещений привела в дом Турбиных неизвестного, в изображении которого присутствуют желтый и коричневый цвета: «Видение было в коричневом френче, коричневых штанах-галифе и сапогах с желтыми жокейскими отворотами <...> зубы глядели кривые и желтые». Желтый цвет в этом описании входит в дом как нечто чуждое и незнакомое, но со временем Ларион становится близким семье Турбиных, поэтому соединяется с благородным коричневым, и символом этого слияния становится место, куда поместили Лариона, а именно, книжная с тисненными золотом книгами, пахнущими старинным шоколадом. Неизвестный с желтыми отворотами появляется одновременно с раненым Алексеем, который вносит в дом желтый болезненный, присутствующий в описании худого желтоватого тела, в возможном, по мнению доктора, нагноении в ране и в желтых струнах боли, но, несмотря на болезнь и общую тревогу, у Турбиных по-прежнему блестит желтый паркет.
В квартире Лисовича желтый проявляет себя как неприятный или агрессивный и здесь он сочетается с другими цветами, в частности, с зеленым: возбуждающий у Василисы тошноту испорченный зеленый сыр как предчувствие обморока в зелени кабинета при обыске соединяется с желто-восковым лицом, отливавшим фиолетовым, у одного из бандитов, и с медными позеленевшими пуговицами у другого грабителя. В то же время в квартире Турбиных привезенная Ларионом желто-зеленая пачка денег, похожая на яичницу с луком, вызывает позитивные чувства у Елены, и к тому же сочетанию отсылают цвета канарейки, которая, по словам Лариона, никому не делает зла.
Желтый в сочетании с красным образует рыжий цвет, который выступает как крайне зловещий в характеристике преследователя Николки и присутствует в разных вариантах: рыжая борода; рыжебородый; рыжий Нерон; рыжий; желто-рыжий, медная борода, рыжий дворник. Контрастом к этому негативно окрашенному восприятию рыжего служит успокоительно действующий на Елену голубоглазый Карась «в рыженьком френче», где определение рыженький в форме деминутива придает ему оценочно-ласкательный оттенок. Таким образом, восприятие цвета меняется в зависимости от того, кого и в какой ситуации он характеризует. Рыжебородый Валентин в обстановке дома противопоставлен рыжебородому дворнику, преследующему Николку, а сочетание рыжего и серо-голубого в описании
немцев имеет враждебный характер, который усиливается агрессивно торчащими усами, но такое же сочетание в изображении Карася создает ощущение домашности и надежности.
Два других цвета императорского штандарта - белый и черный - также меняют свои характеристики в зависимости от ситуации и от того, кого или что этот цвет характеризует.
Белый цвет означает чистоту, благо, здоровье, очищение, жизнь [5, с. 56] и является символом воплощенной полноты жизни [1, с. 110].
Слово белый в различных грамматических формах насчитывает в тексте романа 102 употребления. Кроме прилагательного «белый» в романе используются наименования и признаки, связанные с представлением о белом цвете, а именно:
существительные снег, сугроб, метель, лед, свет, скатерть, белье, рубашка, простыни, подушка, сахар, зубы, бумага, бинт, вата, марля;
прилагательные меловая, бледный, снежный, заиндевелый, сахарный, светлый, белесый, напудренный, крахмальный.
Несмотря на позитивные коннотации, связанные с белым цветом, в романе этот цвет в ряде случаев сопутствует обстоятельствам, враждебным человеку. Это, как правило, природные явления (снег, сугроб, мороз, метель), которые создают опасность, угрозу, требуют преодоления преграды и сочетаются со словами гроб, могила, завал, увязать, заваленный, погребенный.
Ср.: Метель, темнота и сугробы съели ее [фигуру. - В. В.] и замели все следы; борясь со снегом, он одолевал и одолевал террасы; нарыл себе прикладом гроб; тыкался в холодном визге метели, как слепой; прорвал снеговую преграду; в сторожке, <> заваленной наглухо белым снегом; погребенный под мохнатым снегом.
Белый цвет присутствует в романе чаще всего как природный, который может быть праздничным, рождественским, а может быть губительным для человека; неприродный белый также проявляет себя по-разному - как символ чистоты или как бледность, сопутствующая болезненности.
Черный цвет символизирует страдание, несчастье, зло, отсутствие удачи, колдовство, смерть [5, с. 58]; Андрей Белый определяет черный цвет в общем смысле как символ небытия, хаоса [1, с. 110].
Слово черный и его дериваты встречаются в романе почти в два раза чаще, чем белый, а именно 199 раз. Наряду с прямым наименованием цвета соответствующим прилагательным, в романе используются ассоциативные обозначения черного цвета, среди них:
существительные ночь, тьма, темнота, мрак, траур, тень, мгла, нагар, железка, провал;
прилагательные угольный, чернильный, безлунный, железный, чугунный, гробовой, траурный, мрачный, похоронный, смуглый, ослепший, темный, бездонный, полночный.
Большую группу слов, косвенно обозначающих черный цвет, представляют названия оружия: пистолет, браунинг, пушка, пулемет и мн.др.
При изображении природных явлений, домашней обстановки или внешности персонажа часто используются оба цвета - черный и белый, и хотя в целом преобладает черный цвет, соотношение между ними в разных частях романа меняется и определяется отображаемой ситуацией.
Рассмотрим соотношение белого и черного цвета в доме Турбиных. В начале романа при описании дома встречается примерно одинаковое количество этих цветообозначений - как прямых, так и ассоциативных. Автор показывает два слоя ощущений в доме, который объединяет как семейство Турбиных, так и их друзей. В верхнем слое простая человеческая радость от тепла, света и безопасности, а во втором, поглубже - беспокойство и огорчения.
Первый слой маркируют атрибуты, обозначающие «красоту и прочность жизни»: уютные белые зубы пианино и черные нотные закорючки; белая крахмальная скатерть и черные стенные часы; белое вино и черные аккорды.
Во втором слое - печаль и тревога: белый гроб матери и улетающий в черное небо бог; замерзший Мышлаевский с белыми, заиндевевшими бровями и черно-испуганные глаза Елены, взволнованной отсутствием Тальберга; горестно побелевший Николка и Алексей, которому снится черный сон.
В равновесии находятся также синонимы или ассоциативные обозначения белого и черного цвета: елочный дед, сверкающий снегом и счастьем и мрачный рокот церковного прощания; ослепительная печка и темная книжная; бледные кавалерийские погоны и вороненое дуло.
После ранения Алексея изображение дома Турбиных также содержит примерно равное количество употреблений, обозначающих белый и черный цвета. Эти характеристики используются при описании людей или бытовых предметов, однако белый цвет как напрямую, так и ассоциативно связан с болезнью и разрушением: белая меловая Анюта; лицо [Турбина. - В. В.] было бледно синеватой бледностью; искромсанная рубаха; забинтованная рука; белые осколки посуды; черное чужое пальто; черные чужие брюки; черная подкладка; черные папки; черное штатское; черный плат; черный шандал; черный, как уголь, Ларион; черное пространство; темненькая штора; траурный флаг.
В дальнейшем количественно преобладающим становится слово черный, отражая состояние тревоги в доме Турбиных в связи с событиями в городе: черный костюм; черный револьвер; черный ход; черный силуэт; черная дверца; черные изъедины; черная шапочка; чугунная душа; почерневшее лицо; черные баки; черные глаза; печальная чернота; черная спальня; мрачные глаза.
В употреблениях белого цвета превалирующими становятся маркеры страха: белыми губами, белые лица, бледнея, побледнела.
Таким образом, к концу романа изначально существовавшее в доме Турбиных равновесие между черным и белым сдвигается в сторону черного, а обозначения белого цвета меняют свою семантику от белого, как светлого, сверкающего и радостного, к белому как болезненному и разрушительному.
Соотношение белого и черного цвета в городе также меняется с развитием событий. В начале романа город, еще оберегаемый войсками, сохраняет равновесие между черным и белым.
В главах 4 и 5 черный цвет передается через названия предметов (черные балки, черные окна, черный мех) и природные явления (черная гуща небес; черная мгла). Ассоциативные наименования черного цвета включают как название оружия (пушки, винтовки, пулеметы, снаряды), так и синонимы (темные дали; мрачное подземелье; темная лента реки).
Белый цвет присутствует в природных пейзажах и в характеристиках людей, и через их противопоставление автор отмечает необычные для города признаки. С одной стороны, город, прекрасный в морозе и тумане; сады, отягченные белым, нетронутым снегом; электрический белый крест в руках Владимира. С другой стороны, заполнившие город белые закокаиненные проститутки, бледные развратницы, хрящевато-белые тенора и до белого утра гремевший тарелками клуб «Прах». Признаки тревоги автор показывает через свет, который начинал загораться в городе с четырех часа дня и сверкал до самого утра, наводя на мысль о «страшном и суетном электрическом будущем человечества».
Это статичное описание города в 6 и 7 главах сменяется динамичным изображением событий с быстрой сменой места действий, которые разворачиваются попеременно в салоне мадам Анжу, на улице, в гимназии, во дворце и в доме Турбиных. Здесь существенно возрастает частотность слова черный (35 употреблений), в то время как слово белый, включая его производные, используется всего 13 раз.
Белым цветом маркированы приметы прошлой мирной жизни: белые занавеси на окне; белая простыня; белые колпаки на поварятах; белый бок зда-
ния музея; белые палаты; белый султан; белая голова; белоголовая фигурка; белые печи; белые огни; белый щит с выключателями; белели дуговые шары.
Слово черный упоминается и в связи с персонажами, и в описании города. В первом случае этот цвет является главной и единственной характеристикой безымянных людей, которые могут терять телесность, превращаясь в тень, или сливаться в толпу. Ср.: черные усики; черный голосок; черный офицер; черные фигурки; по мостовой шло много людей в черных пальто; чернела толпа, черные колониальные войска; три чернейшие тени, часовые зачернели.
При изображении городских улиц и строений доминируют названия предметов, а определение «черный» и синонимичные наименования дополняются негативными ассоциациями, связанными с ощущением опасности, такими, как тьма, ночь, темнота, провал, пасть, яма, подвальный, умершая, печальный: черная туча; черные трубы; черная жижа; черные окна; черный просвет, чугунный черный Владимир; черная пасть подвального хода; черные дали, ведущие к Москве; угольная надпись; темнота коридора; печальное пение; провалы тьмы; угольная тьма; тревожная ночь.
Несмотря на явное преобладание черного цвета, в городе еще существуют два места, где черному цвету противостоит белый, - гимназия и дом Турбиных, в которых сохраняются духовно-культурные и семейные ценности. В доме Турбиных это серебряные погоны в тьме ящика, белые занавеси в гостиной, чистая простыня на кушетке и чернильный прибор на письменном столе с книгами. В гимназии - черные окна и снег на крыше и на кронах каштанов; сверкающий Александр с белым султаном на треуголке, а за ним черная туча штыков.
В то же время отмечается неестественность в сочетаниях белого как отражения мирного и домашнего и черного - разрушительного: рядом с белым зданием музея развороченная яма; под гимназическими каштанами, покрытыми белым снегом, торчат тупорылые мортиры; из окна гимназии виден бульвар в белых огнях и черная умершая громада университета.
В главах 8, 9, 10 и 11 еще существует противостояние между белой армией и петлюровцами, но белые уже уступают свои позиции. Соответственно, снижается количество употреблений слова «белый», и в четырех главах их насчитывается всего восемь - в качестве определения (белые хатки, Белый Гай, белое вино, белая марля, белое здание музея, белый глазетовый гроб, белый снег) и как показатель страха (Взвизгнул Фельдман. Стал не темным, а белым). Маркером страха служит также слово «бледный», причем степень
страха возрастает: капитан Плешко был бледен; Плешко стал еще бледнее; бледность Плешко стала неименной.
Как и в предыдущих главах, ассоциативными показателями белого служат слова снег и снежный, но снег уже теряет свою белизну: безлунный, темный, предрассветный снег. Сам город изображается потухшим, без огней, и это ощущение неживого города подкрепляется его изображением на карте как огромного черного пятна, а также соседством слова «черный» со словом «гробовой»: «тряслись черные шлыки гробового цвета с позументом и гробовыми кистями». Общее состояние неясности и темных предчувствий выражает также преобладание черного цвета в описаниях бытовых предметов (черный кофе; черные перчатки; черный жилет; шляпа с черным крылом; черная шинель; черная клетка; черное безотрадное окно) и в ассоциациях (темное ущелье; непроницаемая завеса; ослепшие окна; мертвенный переулок; траурные глаза; похоронный голос). Кроме того, в романе насчитывается 206 упоминаний различных видов оружия. Количество употреблений в разных главах зависит от изображаемой среды и минимально в пределах дома, а максимально в топосе города.
Наибольшее количество - 55 употреблений - приходится на 10 и 11 главы, где показаны последние бои в Городе. В 12 главе оружие уже проникает в дом Турбиных, как бы заполняя его пространство в болезненных сновидениях Алексея: Тяжелая, нелепая и толстая мортира в начале одиннадцатого поместилась в узкую спаленку, а также метафорически возникает в гл. 14: Мышлаевский, словно гильзы из винтовки, разбросал партнерам по карте.
К концу романа количество упоминаний оружия уменьшается как в изображении дома, так и в описании города, но поскольку оружие может быть как средством нападения, так и средством защиты, то символом агрессивности при вступлении петлюровских войск становится черный цвет, поэтому захват города изображается как насилие черного над белым: хрустел снег под тысячью кованых копыт; кованые боты уминали снег; по всем дорогам зачернело, зашевелилось, захрустело.
Контрастное изображение черного на белом фоне дает графически зримое представление о большом количестве людей, о подавляющей силе, а также создает ощущение разора, потери и смятения: Конные точки собрались в ленту и, захватив всю ширину шоссе, стали пухнуть, чернеть, увеличиваться и покатились на Най-Турса; от силы начали чернеть белые пути к городу; Соборный двор, топтанный тысячами ног, звонко, непрерывно хрустел.
Таким образом, происходящая с развитием событий трансформация каждого из трех цветов императорского флага приводит к искажению, а затем и к уничтожению самого символа. В городе сочетание черного, белого и золотого, как олицетворение монархии, еще встречается в следующих ситуациях.
1) В связи с упоминанием офицеров, защитников Города:
- офицер черный, живой + золотые пушечные погоны + белая голова - в салоне мадам Анжу, где Алексей Турбин признается в монархизме;
- черный кавалерист с траурными глазами + (золотая с черным) георгиевская ленточка и (золотые) полковничьи погоны + снежные сугробы - о Най-Турсе;
- железные двери, пулеметы, как знак черного + крест и георгиевская лента + белый глазетовый гроб, бледные юнкера, снежная улица - в отряде Николки;
- большая винтовка (знак черного) за спиной кадета в серой шинели с белыми погонами и золотой буквой «В» на них - у последнего, опоздавшего защитника Города.
2) Как атрибуты прошлой, уже уходящей жизни:
- лакированные (черные) сапоги, револьвер + золоченые стулья, зеркала в тусклых рамах с коронами, золотые и золоченые залы + серебряные газыри, платиновые коронки, обеленная комната, марля, бинт - во дворце;
- черные глаза, черный подол + золотые шляпки гвоздиков + белый лицом Турбин; черный с баками + золотые эполеты + бледная кисть; черный жилет + эполеты + белая зефирная сорочка - в трех описаниях квартиры Рейсс;
- черный ход + Золотые ворота, присыпанные снегом + кусок белого бока музея - это то, что увидел Алексей во время бегства;
- черный шандал + толстый золотой + белый стеарин - в связи с визитом врача к больному Алексею.
С изменением ситуации в городе монархические символы и атрибуты прежнего образа жизни постепенно исчезают, и для обозначения этого процесса автор вводит разные показатели. В первую очередь это сорванные погоны, которые остаются на снегу после бегства юнкеров, брошенное или спрятанное оружие, а также документы, сожженные в печи. Завершает мотив утраты описание часовни, где Най-Турс лежит во френче без погон, но с георгиевской лентой, которую Николка скрытно уложил под его рубаху. Схороненная лента как часть трехцветия дополняется природными явлениями черного и белого цвета: была ночь, снег, и звезды крестами и белый Млечный путь.
В доме Турбиных после поражения белой армии произошли перемены, которые фиксируются автором как сторонним наблюдателем: с печки стерта надпись «Да здравствует самодержавие», портрет наследника вынесен за пределы дома и исчезли погоны (и погоны уплыли куда-то и растворились в метели за окнами). Кроме этих внешних перемен, которые являются следствием предпринятых персонажами действий, наблюдается изменение в авторских описаниях. Самое существенное для героини и поэтому часто повторяемое определение «Елена золотая» отсутствует в третьей части романа. Это определение по-прежнему остается характеристикой Елены, но не упоминается автором, поскольку исчезает как часть монархического символа, и автор, солидаризуясь с персонажами, оставляет его в скрытом виде. С потерей надежды на восстановление самодержавия слово золотой употребляется в описании дома Турбиных только в связи с религиозной символикой (золотой венчик и золотая косынка над ликом богоматери, лампадочка в золотой решетке), оставляя героям опору в православии.
В городе определение золотой концентрируется в сцене вступления петлюровских войск с параллельным описанием серебряного с золотом крестного хода с золотыми ризами, золочеными древками и золотыми полотнищами и торжественного марша пеших и конных полков с золотыми галунами на шапках и золотыми кисточками на шлыках, которые «ослепительно резанули глаза восхищенного народа».
Государственным символом, сопровождающим вступление войск, является двуцветный желтый с голубым флаг. В отличие от монархического штандарта эта символика не нуждалась в сокрытии, однако автор изображает такое сочетание не только в явном, но и неявном виде. Впервые флаг появляется во второй части романа при описании полка Козырева («плат голубой, плат желтый, на древке» и «желто-блакитный прапор»), затем в третьей части, в связи с Петлюрой, где автор использует следующие обозначения: два двуцветных прапора; простреленное желто-блакитное знамя и жовто-блакитный прапор. Кроме того, соединение желтого с голубым или желтого с синим ассоциативно возникает в изображении уличной толпы (хлопцы в синих шароварах и девушки с соломенными венками на головах), в описании людей в церкви (серо-голубая завеса и сотни голов, как желтые яблоки), в сверкающих на голубом шелке золотистых буквах на знамени куреня имени Мазепы.
Синий цвет как часть двуцветия становится наиболее частотным в описании входящих в город петлюровских войск (в синих жупанах, в шапках с синими верхами шли галичане) и именно синие пятна на папахах стали для
Николки опознавательным знаком наступающей конницы. Синие хвосты упоминаются также в разговоре Николки с Ларионом:
- Явились эти петлюровцы с хвостами...
- Синие? - спросил Николка с любопытством.
- Нет, красные.
Взаимоотношение вступающих войск и многолюдной толпы автор изображает следующим образом: первой, <... > разрезав черную реку народа, пошла синяя дивизия. <...> за прапорами, мерно давя хрустальный снег, молодецки гремели ряды. Картина ухода войск включает те же краски, однако торжественности входа противопоставлена картина бегства, и здесь упоминается синяя гайдамацкая дивизия, черная даль, грязный снег и погребенные под снегом крыши. Негативная семантика глагола разрезать и связанная с ним идея разрушения воплощается в расправе куренного над человеком в черном разорванном пальто с лицом синим и красным. Волчья побежка куреня Козыря-Лешко отсылает к сцене грабежа Лисовича, где в одном из грабителей отмечаются волчьи черты, а обоснованием обыска стала неразборчивая синяя печать на смятой бумаге, заполненной химическим карандашом, вероятнее всего синим. Здесь еще присутствует сочетание двух цветов: голубые глаза Василисы, синее кресло, синий лоскут с позументом на волке и желтый шкаф.
В конце романа синий вещественный уступает место синему природному, такому синему, который, по выражению Кандинского, зовет человека в бесконечное, проявляя склонность к углублению, причем эта склонность делается интенсивной в более темных тонах [3, с. 68]. Такая особенность синего цвета представлена в описании ночного неба, где для изображения углубленного темного синего автор использовал сочетание «тяжелая синева небес».
Таким образом, цвет у Булгакова выполняет разные функции: характеризует человека, предмет или явление, имеет символический смысл, а также является действующим лицом, отражая развитие событий.
Список литературы
1. Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма. М.: Искусство, 1994. Т. II. 572 с.
2. Гёте И. В. К учению о цвете (хроматика) // Психология цвета. Сб. Пер. с англ. М.: Рефл-бук, К.: Ваклер. 1996. С. 281-349.
3. Кандинский В. О духовном в искусстве. М.: Архимед, 1992. 109 с.
4. Обухов Я. Л. Желтый цвет // Журнал практической психологии. 1997. №2. С. 65-79.
5. Тернер В. Проблема цветовой классификации в примитивных культурах // Искус-ствометрия. Методы точных наук и семиотики. М.: ЛКИ, 2007. С. 50-81.
103
References
1. Belyi A. Kritika. Estetika. Teoriya simvolizma [Criticism. Aesthetics. Theory of Symbolism]. Moscow: Iskusstvo, 1994. T. II. 572 pp.
2. Gete I.V. K ucheniyu o tsvete (khromatika) [To the doctrine of color (chromatic) Psikhologiya tsveta [The psychology of color]. Sbornik. Per. s angl. Moscow: Refl-buk, Kijev: Vakler, 1996. Pp. 281-349.
3. Kandinskii V. O dukhovnom v iskusstve [On the spiritual in art]. Moscow: Arkhimed Publ., 1992. 109 pp.
4. Obukhov Ya.L. Zheltyi tsvet [Yellow colour] Zhurnalprakticheskoipsikhologii [Journal of Practical Psychology]. 1997. №2. Pp. 65-79.
5. Terner V. Problema tsvetovoi klassifikatsii v primitivnykh kul'turakh [The problem of color classification in primitive cultures] Iskusstvometriya. Metody tochnykh nauk i semiotiki [Artmetry Methods of exact sciences and semiotics]. Moscow: LKI Publ., 2007. Pp. 50-81.
