CC BY
110
СИМВОЛИКА ЦВЕТА В ПОВЕСТИ В.Я. ЗАЗУБРИНА ЩЕПКА »
SYMBOLICS OF THE COLOUR
IN THE NARRATIVE A CHIP BY V. YA. ZAZUBRIN
O.A. Хасанов
O.A. Khasanov
Русская литература 20-х годов XX вена, В.Я. Зазубрин, повесть «Щепка», символика цвета, литература и революция, красный террор, семантика цвета, двойственность восприятия революционной эпохи.
В статье рассматривается поэтика прозы В.Я. Зазубрина в аспекте символики цвета на примере повести «Щепка» (1923). Раскрывается значение цвета в создании образной системы литературного произведения. Высказывается суждение о том, что использование цветовой символики писателем-коммунистом обусловлено влиянием модернистской эстетики начала XX века. Анализ «цветового строя» повести помогает прояснить идею, проблематику литературного произведения, авторскую позицию, художественную манеру писателя.
За последнее десятилетие интерес к жизни и творчеству писателя В.Я. Зазубрина заметно увеличился. О Зазубрине говорят как о «загадочном писателе, которого одно время у нас в стране почти вовсе забыли, но, слава Богу, он возвращается в отечественную культуру» [Румянцев].
Большой вклад в популяризацию творческого наследия Зазубрина внес новосибирский литературовед В.Н. Яранцев, опубликовавший в 2009-2012 годах исследование о писателе сначала в журнальном, а затем в книжном варианте [Яранцев, 2012]. Известный деятель Рунета В.Б. Румянцев, главный редактор портала «ХРОНОС: Всемирная история в Интернете», говорит о пользе чтения произведений В.Я. Зазубрина, особо обращаясь к тем «заводным ребятам, у которых руки чешутся - пострелять бы»: «Пусть посмотрят на последствия гражданской войны. <...> Пусть постигают безупречную логику
The Russian Literature in the 20s of the 20th century, V.Ya. Zazubrin, the narrative A Chip, symbolics of the colour, Literature and Revolution, the red terror, semantics of the colour, the duality of perception of the revolutionary epoch.
The article considers the poetics of V.Ya. Zazubrin's prose in the aspect of the symbolics of the colour based on the example of his narrative A Chip (1923). The article reveals the role of the colour in the creation of an image-bearing system of this literary work. The author of the article expresses an idea that the usage of the colour symbolics by the communist writer is stipulated by the influence of the modernist aesthetics at the beginning of the 20th century. The analysis ofthe colour system ofthe narrative helps to clarify the idea and the problems of this literary work, the author's position and his manner.
революции, ту логику, по которой самый активный и пламенный революционер с неизбежностью оказывается на плахе» [Румянцев]. Эти слова свидетельствуют об актуальности проблем, поставленных В.Я. Зазубриным в 20-х годах XX века, и побуждают обращаться к внимательному изучению творческого наследия писателя.
В историю советской литературы Владимир Яковлевич Зубцов (1895-1937), избравший себе писательский псевдоним «Зазубрин», вошел прежде всего как автор первого большого художественного произведения о Гражданской войне. Роман «Два мира» (1921), написанный в городе Канске, рассказывал о борьбе двух миров, красных партизан с белогвардейцами-колчаковцами, и получил положительные отзывы первых лиц Советского государства. «Для душ сильных, революционных или склоняющихся к революции, роман будет крепким призывом», - писал нарком просвещения
<
m
Щ
I %
С и
о
ь
X
к
W m H
о
Рч < ^
о ^
о о ^ h о Q
£
W H
S о
Рч
w
о §
X
а «
«
и w
V
S
ь
l-ч
<с
ri w с
« S
д
H
и
W PQ
A.B. Луначарский [ЛНС, 1972, с. 355], а В.И. Ленин сказал о «Двух мирах»: «Конечно, это не роман, но хорошая книга, нужная книга и страшная книга» [Цит. по: Яновский, 1988, с.140]. Подобные высказывания «высоких» советских руководителей на долгие годы закрепили за Зазубри-ным славу большевистского писателя, задали определенный угол восприятия всего его творчества и вместе с тем ограничили возможность иного прочтения его произведений.
Однако не следует забывать, что Владимир Зазубрин как писатель формировался в культурной среде Серебряного века и не избежал влияния модернистских течений конца XIX - начала XX века.
Через два года после романа «Два мира» Зазубриным была написана повесть о красном терроре под названием «Щепка» (1923), более шестидесяти лет пролежавшая в архивах. Публикация ее в «перестроечную эпоху» имела эффект разорвавшейся бомбы, достаточно прочитать критические отзывы той поры. К примеру, исследователь А. Фоменко пишет, что зазубрин-ская «Щепка» «лучше объясняет всю послеоктябрьскую историю страны и, в частности, репрессии 20-30-х годов, чем тонны и километры публицистических обличений "сталинизма" вообще и лично "великого вождя" [Фоменко, 1989, с. 16]. По нашему мнению, Зазубрин в повести не собирался «обличать» существующий порядок, но он как писатель-коммунист, преданный революционным идеалам, стремился честно выразить свое отношение к «тягчайшей работе», которая проводилась чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и шпионажем.
Если в романе «Два мира» изображалась борьба «двух миров» во время Гражданской войны, то в «Щепке» мир «красных» уже победил и вершит расправу над побежденным миром «белых».
«На дворе затопали стальные ноги грузовиков» [Зазубрин, 1990, с. 34]. С первой же фразы, которой начинается зазубринская «Щепка», чувствуется неумолимая «железная» поступь организации, возглавляемой «железным Феликсом», товарищем Дзержинским. «...A автомо-
били стучали на дворе. И все в трехэтажном каменном доме знали, что подали их для вывозки трупов» [Там же]. Здание Губернской чрезвычайной комиссии, где осуществляется «красный террор», располагается в белом трехэтажном доме, экспроприированном большевиками у купца Иннокентия Пшеницына (фамилия которого -Пшеницын - говорит о достатке, белом хлебе, а имя - Иннокентий - о невинности, невиновности). Когда, въезжая в белый подъезд купеческого дома, серый грузовик с чекистами «в кроваво-черном поту крови и нефти <...> топает тяжелыми стальными ногами, белый каменный трехэтажный дом дрожит» [Зазубрин, 1990, с. 52-53].
С первой страницы повести задается цветовой ряд: бледный, переходящий в белый, черный, красный. Эти три цвета доминируют в повести, и они как цвета на революционных плакатах несут основную смысловую нагрузку. Антрополог Виктор Тэрнер считал, что цвета, входящие в триаду: красный, белый, черный - символизируют основные формы универсального человеческого опыта. «К числу древнейших символов, созданных человеком, - пишет В. Тэрнер, -принадлежат три цвета, ассоциирующиеся с продуктами человеческого тела, выделение которых сопровождается повышенным эмоциональным напряжением. <...> Цветовая триада белое-красное-черное представляет архетип человека как процесс переживания наслаждения и боли» [Тэрнер, 1983, с. 101-102].
В повести Зазубрина белый цвет символизирует старый уклад, прежнюю жизнь, которая должна уйти, умереть. «Как политический символ белый цвет - это цвет мира, согласия, свободы, священности. <...> Белые, выступившие против Советской власти, избрали этот цвет для того, чтобы подчеркнуть чистоту тех идей, за которые они борются» [Бабайцев, 2007, с. 59].
Белый цвет - не только цвет Белой гвардии, воевавшей против советской власти, но и цвет русских берез - в сопоставлении с красным революционным цветом становится символом смерти: «Уставший Срубов видел целую красную реку. В дурманящем тумане все покраснело. Все, кроме трупов. Те белые. <...> Трупы не
падают - березы белоствольные валятся. <...> Сбрасывают чекисты белые бревна в красную реку» [Зазубрин, 1990, с. 47].
Белый и красный цвета, являясь символами двух миров: старого и нового, антагонистичны друг другу. Герой повести Андрей Срубов интуитивно чувствует, что нельзя проводить резкую черту между Старым и Новым, между Белым и Красным. Ведь он, сын доктора медицины, воспитан на ценностях дореволюционной эпохи, но время требует четкого деления на «своих» и на врагов.
Черный цвет в повести несет семантику смерти. Василий Кандинский в трактате 1910 г. «О духовном в искусстве» пишет: «Черный цвет внутренне звучит, как Ничто без возможностей, как мертвое Ничто после угасания Солнца, как вечное безмолвие без будущности и надежды. <...> Черный цвет есть нечто угасшее, вроде выгоревшего костра, нечто неподвижное, как труп, ко всему происходящему безучастный и ничего не приемлющий. Это как бы безмолвие тела после смерти, после прекращения жизни» [Кандинский, 1992, с. 73].
Атмосфера страха и отчужденности передана в «Щепке» черным цветом. «<...> Мать Сру-бова, бледная старуха с черными глазами, в черном платье и в черном платке, варила кофе, вызывала сына из столовой и в темной прихожей шепотом говорила:
-Андрюша, Ика Кац расстрелял твоего папу, и ты сидишь с ним за одним столом» [Зазубрин, 1990, с. 68].
Также Зазубрин использует черный цвет в ахроматических портретах чекистов, выделяя при этом значимые детали яркими красками (красный занавес, на фоне которого стоит Срубов; голубые глаза Яна Пепла). Чекист Ян Пепел «в черной кожаной тужурке, в черных кожаных брюках, в черном широком обруче ремня, в черных высоких начищенных сапогах, выбритый, причесанный, посмотрел на Срубова упрямыми, холодными голубыми глазами» [Там же, с. 58]. «Срубов быстро, упругими широкими шагами вышел на подмостки сцены. Высокий, в черной коже брюк и куртки, чернобородый, черноволосый, с револьвером на боку, на красном фоне
занавеса, он стал как отлитый из чугуна» [Зазубрин, 1990, с.71].
Красный цвет в повести - это не только символ революции, цвет пятиконечной звезды и революционного знамени, но и цвет крови жертв «красного террора». Работа чекистов в сознании главного героя представляется механическим заводом по уничтожению врагов революции. «Видит Срубов во сне огромную машину. Много людей на ней. <...> Вращаются диски в кровавой массе. <...> Сырое красное тесто валится под колеса, втаптывается в землю. Чекисты не отходят от ножей. Автоматические диски-ножи не поспевают резать. <...> И валится, валится под машину красное тесто» [Зазубрин, 1990, с. 66]. В снах и болезненных видениях главного героя, в «откровениях» о Революции красный цвет доминирует. «А потом, когда ночь, измученная красной бессонницей, с красными воспаленными глазами, задрожала предутренней дрожью, кровавые волны реки зажглись ослепительным светом. Красная кровь вспыхнула сверкающей огненной лавой» [Там же, с. 48].
Если белый цвет в сознании главного героя антагонистичен красному, то серый цвет, наоборот, синонимичен. Серый цвет присутствует в описаниях будничной работы чекистов: происходит буквальная реализация метафоры «серые будни»: «На серых стенах серый пот. В углах белые ажурные кружева мерзлоты. <...> Серые деревянные квадратики паркета. <...> Отсчитал шестьдесят семь серых, сбился. <...> На полу серые, на стенах белые - вывески отделов. <...> Двое в серых шинелях ловко надевали трупам на ноги петли, отволакивали их в темный загиб подвала» [Там же, с. 34-41]. «Вообще же служба в Чека красно-серое, серо-красное. Красный и Белый, Белый и Красный. И бесконечная путаница паутины - третий год» [Там же, с. 77].
Красный и серый цвета - непременные атрибуты Революции, которую Срубов представляет в образе русской широкозадой беременной бабы [Там же, с. 51]. «Срубов видел Ее каждый день в лохмотьях двух цветов - красных и серых. И Срубов думал. Для воспитанных на лживом пафосе буржуазных резолюций - Она красная и
<С £
С т
о
ь
к ^
м т н о
Рч
о ^ о о
О Й
3
м н к о
Рч
м
0
1
к
а
«
о м
V
к
ь
1-4
<с «
м с
X
н и
щ м
в красном. Нет. Одним красным Ее не охарактеризуешь. Огонь восстаний, кровь жертв, призыв к борьбе - красный цвет. Соленый пот рабочих будней, голод, нищета, призыв к труду - серый цвет. Она красно-серая. И наше Красное Знамя -ошибка, неточность, недоговоренность, самообольщение. К нему должна быть пришита серая полоса. Или, может быть, его все надо сделать серым. И на сером красную звезду. Пусть не обманывается никто, не создает себе иллюзий» [Зазубрин, 1990, с. 64].
Главный герой служит Революции по-рыцарски преданно и самоотверженно, являясь в то же время «самым обыкновенным человеком с большими черными человечьими глазами. А глазам человечьим мало красного и серого, им нужно красок и света. Иначе затоскуют, потускнеют. У Срубова каждый день - красное, серое, серое, красное, красно-серое. Разве не серое и красное - обыски - разрытый нафталинный уют сундуков, спугнутая тишина чужих квартир, реквизиции, конфискации, аресты и испуганные перекошенные лица, грязные вереницы арестованных, слезы, просьбы, расстрелы - расколотые черепа, дымящиеся кучки мозгов, кровь» [Там же, с. 64].
Уставший от своей «тягчайшей работы» председатель Губчека устраивает своеобразный «праздник», вопреки серым будням, - и тогда в повести в первый и единственный раз появляется многоцветие. Оно возникает в сцене освобождения заключенных в 6 главе, где Срубов на правах главного в Губернской чрезвычайной комиссии отпускает заключенных по домам.
«- Через час вы будете освобождены.
Радостью огненной, сверкающей блеснули сто двенадцать пар глаз. <...> И Срубов захмелел от хмельного дыхания близкой весны, от хмельной звериной радости ста двенадцати человек. Расперли грудь большие, набухшие радостью огненные клубы слов. Рассыпались солнечным, слепящим дождем искр <...>, забегали колющими красными, синими, зелеными огоньками.
-Товарищи, Революция - не разверстка, не расстрелы, не Чека. <...> Революция - братство трудящихся» [Там же, с. 71].
Многоцветие символизирует жизнь, в то время как отсутствие цвета, ахроматизм, - разрушение и гибель. Показателен в этом смысле эпизод, где синий цвет «убивается» ахроматической гаммой (белый и черный цвета со всеми оттенками серого между ними): «<...> Высокая блондинка. Распущенными волосами прикрылась до колен. Глаза у нее синие. Брови густые, темные. Она совсем детским голосом и немного заикаясь:
- Если бы вы зн-знали, товарищи... жить, жить как хочется...
И синевой глубокой на всех льет. Чекисты не поднимают револьверы. У каждого глаза -угли. А от сердца к ногам ноющая, сладкая истома. <...> Стало тихо. <...> Запах крови, парного мяса будил в Срубове звериное, земляное. Схватить, сжать эту синеглазую. <...> Когтями, зубами впиться в нее. <...> А потому - решительно два шага вперед. Из кармана черный браунинг. И прямо между темных дуг бровей, в белый лоб никелированную пулю» [Там же, с. 47].
Синий цвет в повествовании сближается с ахроматическими цветами и становится символом смерти. «Из угла поручик Снежницкий показывал всем синий мертвый язык» [Там же, с. 37]. «На дворе в молоке тумана рядами горбились зябко-синие снежные сугробы. В синем снегу, лохмотьями налипшем на подоконники, лохмотьями свисавшем с крыш, посинели промерзшие белые трехэтажные многоглазые стены» [Там же, с. 48]. «Потом, когда выше бортов начали горбиться спины трупов, стынущие и синеющие, как горбы сугробов, тогда брезентом, серым, как туман, накрывали грузовик. <...> Глубоко увязая в синем снегу, <...> грузовик уходил за ворота» [Там же, с. 48-49].
Семантика желтого цвета в повести «Щепка» также негативна. Появившийся в 1 главе как цве-тообозначение полушубка коменданта («Комендант тоже надел полушубок. Только желтый») этот цвет усиливается к концу повести, подчеркивая безумие происходящего и, как следствие, душевную болезнь главного героя, его сумасшествие: «Желто-красный, клейкий, вонючий студень стоит под ногами» во время расстрела
(1 глава); «слюной тягучей, кроваво-сине-желтой, теплой тянутся на веревках трупы» (2 глава); во время разговора Срубова с женой Валентиной «стекла домов стали серыми с желтым налетом» (4 глава); «желтые, жирные, голохво-стые крысы огрызали крепкими зубами, острыми красными язычками» вылизывали кровь расстрелянных (8 глава); Срубов на допросе у Каца: «Срубов худой, желтый, под глазами синие дуги. Кожаный костюм надет прямо на кости. Тела, мускулов нет. Дыхание прерывистое, хриплое. <...> Рвет Срубов бороду. Зубы стискивает. Глазами огненными, ненавидящими Каца хватает. <...>
- Понял ты, дрянь, что я кровью служил Революции, я все ей отдал, и теперь лимон выжатый» (11 глава).
«Желтый <...> связан с безумием, - пишет о негативной символике желтого цвета профессор Л.Н. Миронова. - Андрей Белый исследовал произведения Гоголя и нашел, что по мере усугубления душевной болезни писателя в его прозе нарастает количество цветовых образов, связанных с желтым и зеленым. <...> Поэты и прозаики конца XIX и начала XX в. <...> часто употребляют образы золота или желтого в негативных смыслах (грусть, отчаяние, грехопадение, болезнь)» [Миронова, 2003, с.75].
Желтый цвет также символизирует измену, предательство, обман. В европейской традиции Иуду, предавшего Христа, изображали в желтой одежде, во Франции желтый - знак обманутых мужей. «Обманутым мужем» в конце повести ощущает себя и Андрей Срубов. Лучшие годы жизни отдал он Революции, а Она, «любовница великая и жадная», его предала. «Все взяла - душу, кровь и силы. И нищего, обобранного отшвырнула. Ей, ненасытной, нравятся только молодые, здоровые, полнокровные. Лимон выжатый не нужен более» [Зазубрин, 1990, с. 87].
Таким образом, в цветовой символике «Щепки» отразилась двойственность восприятия революционной эпохи как героем повести Андреем Срубовым, так и самим автором. По мнению исследователя E.H. Проскуриной, именно неразрешенность конфликта двух мировоззре-
нии - «прежнего, основанного на христианскои традиции, и нового, в основании которого лежит социалистическая система ценностей» [Проскурина, 2002, с. 159] - определила трагизм творческой и личной судьбы писателя Зазубрина.
Библиографический список
1. Бабайцев A.B. Политический символизм цвета // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. 2007. № 3. С. 56-62.
2. Зазубрин В.Я. Щепка. Повесть о Ней и о Ней // Зазубрин В.Я. Общежитие. Новосибирск: Кн. изд-во, 1990. С. 34-91.
3. Кандинский В.В. О духовном в искусстве. М.: Архимед, 1992 112 с.
4. Колесникова Р.И. Рукописи не горят// Повесть
B.Я. Зазубрина «Щепка» и ее судьба: материалы к изучению курса русской литературы XX века. Красноярск: СФУ, 2007. С. 64-71.
5. Литературное наследство Сибири (ЛНС) / ред. H.H. Яновский. Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1972. Т. 2.
6. Миронова Л.Н. Цвет в изобразительном искусстве. Минск: Беларусь, 2003. 151 с.
7. Проскурина E.H. Конфликт двух миров в творческой судьбе В.Я. Зазубрина // Сибирь. Литература. Критика. Журналистика. Памяти Ю.С. Постнова. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2002. С. 159-174.
8. Румянцев В.Б. Литературная зазубрина. URL: http://www.hrono.info/text/2003/rum_ zazub.html
9. Тэрнер В. Символ и ритуал. М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1983. 277 с.
10. Фоменко А. Наша Родина Революция? // Литературная Россия. 1989. 8 дек. (№ 49).
C. 16-17.
11. Яновский H.H. Писатели Сибири: избр. ст. М.: Современник, 1988. 494 с.
12. Яранцев В.Н. Зазубрин. Человек, который написал «Щепку». Повесть-исследование из времен, не столь отдаленных. Новосибирск: РИЦ НПО Союза писателей России, 2012. 752 с.
<С
ч tí m
о
ь
к Щ
w m н о
Рч <
о ^ о о
О Й
EÍ W
н S о
Рч
W
0
1
к %
о
W V S
ь
1-4
<с п
W
с
S
X
н
U
