CC BY
127
№ 3 (21) МАРТ 2012
дискуссия |
журнал научных публикаций %
Н. П. Жилина, д-р филол. наук, профессор, кафедра истории русской литературы, Балтийский федеральный университет имени Иммануила Канта, г. Калининград, Россия, [email protected]
СИМВОЛИКА СМЕРТИ В ПЬЕСЕ Ф. ШИЛЛЕРА «РАЗБОЙНИКИ»
Пьеса Ф. Шиллера «Разбойники», опубликованная драматургом в 1781 г., быстро ставшая хорошо известной и в скором времени переведенная на другие языки, по общему признанию, оказала большое влияние на европейское литературное сознание. Центральный конфликт драмы выдвигал на первый план проблему свободы личности в условиях общественного неравенства и тирании. Отстаивая индивидуальную свободу и борясь против несправедливого социального устройства, главный герой пьесы Карл Моор решается отвергнуть не только юридические нормы, но и нравственный закон, став атаманом шайки разбойников. Таким образом, в этом произведении Шиллера получила свое новое воплощение тема разбойничества, имевшая давние традиции в европейском фольклорном и литературном сознании — особую популярность она приобретет немного позже, когда в произведениях писателей-романтиков -
утвердится образ благородного разбойника, движимого стремлением восстановить социальную справедливость и покарать общественное зло. Однако «джентльмен-разбойник» далеко не всегда обладал только идеальными чертами, и отношение писателей к этому персонажу, а также к разбойничеству как жизненному явлению подчас было неоднозначным. Сложностью авторской позиции отличается и пьеса Шиллера, что находит свое проявление не только в сюжетно-композиционном своеобразии,
Центральный конфликт драмы выдвигал на первый план проблему свободы личности в условиях общественного неравенства и тирании.
структуре конфликта и системе персонажей, но и в мифопоэтических образах этого произведения, воплощающих в себе определен_ *
ную символику.
Важнейшим мифопоэтическим образом, встречающимся буквально в каждом произведении о разбойниках и несущим существенную смысловую нагрузку, является образ леса. В драме Шиллера главный герой Карл Моор, покаявшийся в своих прежних проказах, но отвергнутый, как он считает, отцом, принимает предложение своих товарищей стать во главе шайки и уходит вместе с ними в Богемские леса, откуда они затем совершают набеги на город. Необходимо отметить, что в мифопоэтических представлениях древних «лес — одно из основных местопребываний сил, враждебных человеку ... через лес проходит путь в мир мертвых»1. В пьесе Шиллера лес полисемантичен: в сознании Карла Моора он противопоставлен - городу, как пространство внешней и внутренней свободы — локусу духовной неволи, где царствуют фальшь и лицемерие, погоня за богатством и привилегиями. Однако по прошествии времени герой начинает понимать, что, покинув город и тем самым освободившись от пут
* Поскольку литература тесно связана с мифологией, художественные тексты нередко включают в себя как мифологические (принадлежащие сугубо мифам), так и мифопоэтические (относящиеся не только к мифам, но и к объективной реальности) образы — о них и пойдет речь ниже.
дискуссия
журнал научных публикаций
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
социальной неволи, он обрел лишь жалкое подобие свободы: безраздельно повелевая жизнью огромного числа людей, готовых в любой момент умереть за него, будучи настоящим властелином их душ, он одновременно стал и их пленником, невольником данного им обещания никогда не покидать это сообщество. Возникает другая оппозиция «лес — дом», где лес оказывается для разбойника Моора топосом мрака и безысходности, а дом — пространством любви и спасения. Не случайно прощение отца и любовь его невесты Амалии представляется Карлу единственной возможностью вырваться из того тупика, в который он сам себя загнал. Потеряв самых близких людей, он уходит навстречу гибели, принимая это как возмездие за все содеянное им и надеясь снискать высшее прощение своей добровольной жертвой.
Функционально значимую роль играет в разбойнических сюжетах и образ реки, являющейся, как правило, важнейшей частью пейзажа. В то же время этот художественный образ сохраняет свойства, присущие ему с древности: как известно, в мифопоэтическом сознании река является границей, отделяющей мир живых от мира мертвых2. В драме Шиллера один из членов разбойничьей шайки, избежавший смерти на виселице благодаря помощи товарищей, спасается, переплыв реку. При этом чрезвы-
чайно важен факт, о котором в пьесе подробно рассказывается: для спасения своего товарища разбойники поджигают город со всех сторон, что приводит к многочисленным жертвам. Не случайно Карл Моор, как подчеркивает автор, «очень серьезно» произносит, обращаясь к спасенному: «Роллер, ты дорого обошелся»3. В дальнейшем именно эта ситуация становится своеобразным толчком к прозрению и раскаянию главного героя.
В произведениях о разбойниках нередко встречается также другой образ, непосредственно связанный с подземным миром, — образ ворона, который в мифологических представлениях народов Европы по-лисемантичен: он «обладает значительным кругом функций, связывается с разными элементами мироздания (подземным миром, землей, водой, небом, солнцем). <...> Как трупная птица черного цвета с зловещим криком ворон хтоничен, демоничен, связан с царством мертвых и со смертью ..., выступает вестником зла. Поскольку ворон в поисках пищи копается в земле, он связан с нею; как всякая птица ворон ассоциируется с небом»4. Многофункциональность этого образа проявляется и в том, что ворон может восприниматься не только как мудрая вещая птица, но и первопредок — демиург, создавший свет, или культурный герой, добывший для человека огонь5. Такой полисемантичностью этот образ наделен и в библейской мифологии.
В пьесе Шиллера образ ворона реализуется в двух семантических вариантах. Один из них совпадает с традиционными народными представлениями: о «карканье голодных воронов, десятками сидевших» на трупе казненного преступника, вспоминает один из разбойников, чудом избежавший этой же участи; «дикое карканье воронов» (как и полночное уханье филинов) упоминается и в описании лесной чащи, в глубине которой в мрачном подземелье заброшенной башни томится старый граф фон Моор, заключенный туда своим сыном Францем. Обреченный на голодную смерть, старик остается в живых благодаря помощи одного из своих подданных, тайком приносящего ему еду:
«Герман. Поднимись наверх, ты, горемыка, обитатель башни!.. Твоя трапеза готова.
№ 3 (21) МАРТ 2012
ДИСКУССИЯ .
журнал научных публикаций %
<...>
Голос (из башни). Кто там стучится, а? Это ты, Герман, мой ворон?
Герман. Да, я Герман, твой ворон. Поднимись к решетке и ешь. <...>
Что, вкусно?
Голос. Я до смерти проголодался! Благодарю Господа, посылающего мне ворона в пустыню ради моего пропитания!..»6.
В данном случае Шиллером используется реминисценция из библейской легенды, согласно которой пророк Илия, спасаясь от преследования, должен был по повелению Господню бежать в пустыню, где поселился у источника и питался тем, что приносили ему вороны (3 Цар. 17). Таким образом, в этом фрагменте ворон выступает в функции спасителя, действуя в рамках той же сюжетной оппозиции «жизнь — смерть».
Описывая разбойников, авторы обычно указывают, что жилищем для них служит какая-нибудь уединенная избушка или — чаще всего — пещера в лесу. Тем самым в художественном пространстве произведения возникает локус подземного мира, который в древнем мифологическом сознании всегда ассоциировался с царством мертвых7. Как указывает В. Н. Топоров, пещера — «естественное жилище для существ хтонического типа», которые «высматривают свою жертву из пещеры как из окна иного мира, царства смерти»8. В драме Шиллера локус подземелья выполняет особую функцию: он возникает в связи с персонажем, казалось бы, не имеющим никакого отношения к явлению разбойничества. Это младший сын графа фон Моора Франц, не пожелавший смириться с первородством Карла, красивого и обаятельного старшего брата, по закону наследующего все состояние и любимого Амалией, внимания и любви которой со всей силой и страстью добивался сам Франц. Младший сын употребляет самые разные способы, чтобы достичь своей цели: он оговаривает брата перед отцом и становится единственным наследником. Чтобы ускорить момент обретения власти над графством, он заключает
Герой начинает понимать, что, покинув город и тем самым освободившись от пут социальной неволи, он обрел лишь жалкое подобие свободы.
обрекая на голодную смерть. Узнав об этом злодейском поступке, выражают удивление даже разбойники, не раз запятнавшие себя кровью невинных жертв: «Вот это дьявольская штука! А говорят, мы — негодяи! Нет, черт возьми! До этого мы еще не дошли!». Поражен таким преступлением своего младшего брата и разбойник Моор: «Это злодеяние, от которого покраснеет и самый грех. Перед ним содрогнется людоед. До них дьявол не додумался бы во веки вечные»9, — говорит он с гневом и горечью. Страшную разбойничью суть натуры своего молодого хозяина отчетливо понял старый слуга, на протяжении многих лет преданно и верно служивший своим господам и решивший уйти куда глаза глядят, только чтобы уклониться от поручения Франца и не стать убийцей его старшего брата. Таким образом, заглавие пьесы можно отнести не только к тем действующим лицам, которые получили именование разбойников в соответствии с юридическим законом, но и к персонажу, для которого разбой и убийство стали способом жизни, хотя на протяжении долгого времени это остается скрытым от большинства окружающих.
Анализ пьесы в мифопоэтическом ракурсе дает возможность отчетливо увидеть, что ее сюжетная основа восходит к евангельской притче о раскаявшемся и нераскаявшемся разбойниках. В этом плане важнейшую роль играет финальное событие — уход Карла Моора из шайки после смерти его отца и гибели невесты. Ставший атаманом разбойников для защиты обездоленных, в ходе событий он постепенно приходит к пониманию того, что его высокая цель - не может быть достигнута. Именно устами этого героя, отличающегося несомненным благородством и чистотой души, дается обобщающая характеристика разбойничества как явления жизни. Обращаясь к своим соратникам, он говорит: «Слушайте вы, злорадные исполнители моих варварских велений!.. Отныне я перестаю быть вашим атаманом. Со стыдом и ужасом я отбрасываю прочь кровавый жезл, под которым вы считали
своего отца в подземелье старинной башни, себя вправе совершать преступления и де-
дискуссия
журнал научных публикаций
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
яниями тьмы осквернять этот мир. <...> О я глупец, мечтавший исправить свет злодеяниями и поддержать законы беззаконием! Я называл это мщением и справедливостью. <...> Глупцы, обреченные на вечную слепоту! Неужели вы думаете, что смертные грехи можно искупить смертным же грехом? Неужели вы думаете, что стройность и порядок на свете выиграют от этого бесчестного разлада между ними?»10
Анализируя понятие границы между внутренним и внешним — в мировосприятии человека — пространством, Ю. М. Лотман пишет: «Если внутренний мир воспроизводит космос, то по ту сторону его границы располагается хаос, антимир, внеструктурное иконическое пространство, обитаемое чудовищами, инфернальными силами или людьми, которые с ними связаны. За чертой поселения должны жить в деревне — колдун, мельник и (иногда) кузнец, в средневековом городе — палач. "Нормальное" пространство имеет не только географические, но и временные границы. За его чертой находится ночное время. <...> В антипространстве живет разбойник: его дом — лес (антидом), его солнце — луна ("воровское солнышко", по рус-
ской поговорке), он говорит на анти-языке, осуществляет анти-поведение (громко свистит, непристойно ругается), он спит, когда люди работают, и грабит, когда люди спят, и т. д.»11. Границей между пространством и антипространством, миром и антимиром, космосом и хаосом является в сознании человека нравственный закон, по библейским представлениям заложенный в него в момент создания и реализуемый в душе через совесть.
Анализ мифопоэтического уровня в драме Шиллера «Разбойники» позволяет сделать вывод: символика смерти, воплощенная в рассмотренных мифопоэ-тических образах, имеет самое непосредственное отношение к явлению разбойничества, которое предстает как страшный грех братоубийства, оправдания которому не существует. Разбойничество (даже как противодействие человека социальному злу и несправедливости) обрекает его на отступление от нравственного закона и в конечном итоге приводит к духовной гибели. '
1. Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. М.: Сов. энциклопедия, 1991-1992. Т. 2. С. 49.
2. Там же. С. 374.
3. Шиллер Ф. Разбойники / Пер. Н. Славятинского // Шиллер Ф. Избранные произведения. М.: ГИХЛ, 1955. С. 115-248. С. 173.
4. Мифы народов мира. Т. 1. С. 245.
5. Там же. С. 245.
6. Шиллер Ф. Разбойники / Пер. Н. Славятинского // Шиллер Ф. Избранные произведения. М.: ГИХЛ, 1955. С. 115-248. С. 220.
7. Мифы народов мира. Т. 1. С. 51.
8. Там же. Т. 2. С. 311.
9. Шиллер Ф. Разбойники / Пер. Н. Славятинского // Шиллер Ф. Избранные произведения. М.: ГИХЛ, 1955. С. 115-248. С. 224.
10. Там же. С. 115-248. С. 247.
11. Лотман Ю. М. Семиосфера // Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек — текст — семиосфера — история. М.: Языки русской культуры, 1996. С. 163-300. С. 189.
Границей между пространством
и антипространством, миром и антимиром, космосом и хаосом
является в сознании человека нравственный закон, по библейским представлениям заложенный в него в момент создания и реализуемый в душе через совесть.
